Зов Крови (гет)

Знал бы ты, как возбуждает аппетит

Кто может обвинять меня?

Клайв Баркер, «Книга Крови V. Во плоти»

(перевод М. Красновой)

И, словно подтверждая ее запоздалую догадку, Вольдеморт равнодушно спросил:

— Хочешь узнать, где их могилы?

Девушка замерла. Все ее тело напряглось, мысли будто остановились — казалось, целый мир замер вместе с ней — а потом лихорадочно забегали в голове.

— Могилы? — прохрипела пленница. Голос отказывался повиноваться ей, губы не слушались, но она выдавила из себя эти три слога.

— Где их похоронили, грязнокровка, — беспристрастно продолжал темный волшебник.

Он отошел от решеток камеры, сделав несколько шагов по направлению к гриффиндорке — теперь ей требовалось бы запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Взгляд девушки почти что упирался в яркий синий сюртук.

Но не об этом были сейчас ее мысли. Даже такая опасная близость Вольдеморта и его холодное «грязнокровка» не волновали Гермиону.

Могилы.

Это значит, они мертвы. Мертвы! Их нет…

Ее глаза закрылись сами собой, по спине пошла мелкая дрожь, руки конвульсивно сжались в кулаки, но тут же разжались, словно не хватало сил.

— Я покажу их тебе, когда ты будешь в состоянии, моя маленькая ведьма.

Она не видела его лица, но слышала усмешку в его голосе. Легкая тень презрения.

— Я. Не. Твоя. — Шумно выдохнула девушка, не открывая глаз. На этот раз ее голос подчинился ей.

— Теперь ты принадлежишь мне, — как ни в чем не бывало ответил Вольдеморт. Он небрежно махнул волшебной палочкой. Его жест напоминал скорее отмашку, нежели мановение для заклинания.

Гермиона резко перевернулась на спину. Тело заныло. Правая рука, лежавшая сверху, по инерции откинулась назад и больно ударилась о стенку камеры. Девушка шумно выдохнула — ну вот, пытки уже начинаются.

— Никто никому не принадлежит, — пленница чувствовала, как мужчина нависает над ней. Открывать глаза, как и видеть этого ублюдка, этого убийцу, не хотелось. — Каждый принадлежит лишь сам себе, — сказала она твердо.

— Это неверно, — безапелляционно возразил волшебник. Его уверенность была непоколебимой; безразличие в голосе не делало его убеждение менее веским. Вольдеморта забавляла сама ситуация с этой горделивой гриффиндоркой. Но тем будет приятнее сломить ее. — Ты принадлежишь мне. И всегда принадлежала.

Тут девушка не выдержала. Распахнув веки, она грозно уставилась на него, всем своим видом показывая, что даже факт нахождения ее тут, в таком состоянии, в таком положении, ничего не меняет. Она сможет. Она сильная. Она гриффиндорка, в конце концов!

— Чтоб ты сдох! — вырвалось у нее свистящим хрипом. И миг спустя глаза Гермионы расширились от страха, когда до нее дошел весь смысл.

Но Темного Лорда, похоже, это совсем не волновало. Он стоял, склонившись над девушкой, самозабвенно рассматривая ее. Его синие глаза будто сковывала корка льда, скрывая все эмоции. Рот был растянут в тонкую полоску — казалось, что он сейчас усмехнется, но этого не происходило. Он внимательно наблюдал за ней, делая свои какие-то лишь ему известные выводы. Мужчина чуть повел носом, будто принюхиваясь.

— Родился — умер, какая ерунда, — наконец ответил он, выпрямляясь. — Но тебе следовало бы следить за своим языком, грязнокровка.

Она хотела возразить, послать его к чертям, плюнуть ему в лицо — сделать хоть что-нибудь, но девушка не могла пошевелиться. Заклятие? Гипноз? Или просто ОН, такой великий и ужасный, так на нее влияет? Мерлин! Страх накрывал ее новой волной, тошнота подступала к горлу. Она будто опомнилась: ее друзья мертвы. Мертвы. Их тела гниют в земле, и черви гложут их кости…

— Теперь никто не будет мешать тебе, спи.

— Где… могилы…

Оцепенение спадало. Его место снова занимала ярость.

Вольдеморт чуть приподнял левую бровь. Ну надо же! Хоть какие-то эмоции, хоть какая-то жизнь, усмехнулась Гермиона внутренне. Он стоял, словно статуя: руки по швам, в тонких пальцах правой руки зажата волшебная палочка. Но поза расслабленная — он хозяин здесь. И в холодных глазах ни тени чувств. И бледная мраморная кожа в этом угнетающем давящем свете.

Ведь он красив. Демонически красив.

— Здесь недалеко. Никаких надгробий. Никаких знаков. И ты, грязнокровка, никогда не узнаешь, ни где лежит твой великий Поттер, ни где твой любимый Уизли. Этот гнусный предатель крови, — волшебник сделал несколько шагов в сторону, и теперь девушка, куклой лежавшая на матраце, не видела его. — Ходить туда и оплакивать мертвецов строжайше запрещается, ты понимаешь… Но один раз я сделаю для тебя исключение. Кто-то же должен оценить благородство и снисхождение, которое им было оказано.

Зачем он все это сказал — гриффиндорка с трудом сдерживала себя. Если бы не боль в ее измученном теле, если бы она только могла…

— Ты идешь по газону, и всего в шести футах под тобой лежат они, — продолжал доноситься до пленницы равнодушный голос. — Знаешь, кто еще там похоронен, грязнокровка?

От его «грязнокровки» хотелось повеситься. Гермиона повернула чуть в сторону голову, чтобы видеть этого подонка. Он смотрел на нее, как на предмет мебели. Вещь. Изучающе… Повеситься захотелось еще больше.

— Вся мерзкая семейка Уизли, включая их недавние пополнения, — начал перечислять волшебник противным сладостным тоном, — этот оборотень. Люпин, так? Его сладкая женушка, Тонкс. Славные способности у нее были; жаль, что она отказалась от метки, — он пожал плечами равнодушно, но словно сожалея. Не о человеке, разумеется, а об утраченном магическом даре.

Она не верила своим ушам. Не хотела верить.

— Есть еще несколько авроров, но навряд ли ты их знаешь, грязнокровка, — он сделал неряшливый жест рукой, словно отмахнулся от назойливой мухи. Мужчина наблюдал за девушкой, смотря, как на нее действуют его слова. Наблюдал, как она ломается под тяжестью реальности.

А гриффиндорка отвергала ее. Глаза девушки закрылись, она опустила голову, прижавшись подбородком к груди. Попыталась перевернуться на бок, но не смогла.

— Ты была близка с ними, не так ли? Особенно с Роном Уизли. Ты была очень близка с ним, — насмехался над ней голос.

Но Гермиона не слышала его. Ее разум рисовал и рисовал картины страшной смерти ее друзей. Определенно, безумно страшной. Ей казалось, она слышит их крики, видит их кровь, их мучения…

— Когда ты проснулась в прошлый раз, именно Рон Уизли кричал в соседней камере. Но я уже наказал его, чтобы он не беспокоил твой сладкий сон, моя грязнокровка. Он уже мертв… — шептал Вольдеморт ей в самое ухо.

Девушка дернулась. Она чувствовала на своей шее мужское дыхание, его губы почти что касались ее.

— Сейчас никто не помешает тебе. Спи.

Темный волшебник поднялся, убирая волшебную палочку в карман сюртука и шелестя мантией.

Его забавляли слезы на лице гриффиндорки. Она была готова умереть вчера на той проклятой лужайке, так самозабвенно она собой жертвовала. А сейчас убивалась из-за своих жалких дружков. И это было так… по-гриффиндорски.

Он почти дошел до решетки, служившей в камере дверью, как она обратилась к нему сквозь рыдания:

— Скажи мне… как…

— Ты хочешь знать, как их убили, грязнокровка?

Вольдеморт был удивлен.

— Скажи мне… — хрипела девушка, силясь приподняться с койки.

— Позже, — сердито перебил ее мужчина. — Дам тебе думоотвод. Сама все увидишь.

Сердце болезненно сжалось, и пленница обессилено упала на матрац — вот почему он согласился рассказать ей?! Это было очередной пыткой. Это будет пыткой. Она ведь не сможет… Не сможет увидеть все это. Услышать — да, но смотреть…

— Почему…

Лорд снова обернулся на девушку, в его глазах мерцали красные гневные искорки, и это по истине было страшно — огненный красный на ледяном синем. Вопросы? Опять вопросы? Нужно было прямо там убить эту мерзкую вонючую грязнокровку!

Но мужчина быстро одернулся, взял себя в руки.

— Чтобы не осталось никого, кто несет в себе плохую кровь.

Гермиона в шоке распахнула глаза. Ее вопрос был риторическим, лишь унять боль в груди. Она не думала, что Вольдеморт ответит ей. Но он ответил.

— Моя кровь плохая, да?

Ну зачем она спросила это, ведь знала все наперед. Но ей нужно было что-то сказать, задержать волшебника еще ненадолго. Ей было так страшно. Смерть, казалось, дышала Гермионе в затылок.

Все мертвы. Все там, в могилах…

— Кое-что изменилось, — мужчина отворил решетку, выходя из камеры. — Когда ты проснешься в следующий раз, ты уже не будешь так слаба. Я пришлю за тобой своего преемника, — сказал он, уходя.

Решетка захлопнулась, и свет будто выключился. Камера погрузилась в темноту. А пленница — в свои страхи.

Кошмары ждали ее.