Трудные времена (джен)

Раньше задержанных оставляли в аврорате, или в Министерстве, на нижнем уровне. Но после того, как Тёмный Лорд несколько раз освободил своих слуг, их стали сразу доставлять в Азкабан. Отсюда ещё не было побегов.

Наверху холодное январское утро, сильный ветер леденит тело. Здесь же, в чреве Азкабана, в извечной обители дементоров, тоже холод, но совсем иной. Холод, забирающийся в самую душу. И каждый раз спускаться сюда очень тяжело. Пусть даже знаешь, чего ждать. Тяжело и страшно.

Около камеры нет охраны, да и зачем она здесь? Дементоры не позволят пройти.. Ключ охранника лязгает в замке гоблинской работы. Говорят, что Азкабан защищён лучше Гринготтса, но это не так. В этой защите есть дыры. Рано или поздно из Азкабана совершат побег, если уж дилетант вроде меня сумел пронести яд и несколько артефактов сомнительного свойства… Хотя это только на этом уровне — в других местах, где сидят уже после суда, охрана строже.

Тесная камера, половину которой занимает узкая кровать. Увидев меня, лежащая на ней женщина медленно садится, отбросив назад густые чёрные волосы. Присаживаюсь рядом, на угол кровати, подальше от неё.

— Пришёл? — о, какой надменный тон… В этом Беллу не изменить…

— Да, Беллатриса, — достаю из внутреннего кармана мантии артефакты, проверяю ими кузину. Империуса на ней нет, как и следов прочих заклинаний и зелий подвластья… Задаю вопрос, который решит всё. — Скажи… это вы сделали? Это вы пытали Лонгботтомов?

— Разве это важно? — губы Беллатрисы расползаются в усмешке. Я жду ответа. Да, я помню её на акции устрашения, помню, что она делала. Но всему могут быть разные объяснения, Империус — простейшее из них.

— Ты сама пытала Лонгботтомов?

— Не веришь… Я всегда действовала сама, по свой воле, во славу моего Лорда, — чеканит Белла слова, а в её глазах разгорается огонёк пламени. Моя последняя надежда рушится. Кузина… чем же ты стала… — И когда он вернётся, он вознаградит нас! Мы пытались его найти! Мы одни! Он вернётся, и наградит нас. И покарает тех, кто отступился, усомнился в нём. И предателей! — мне становится не по себе от пронзительного взгляда угольно-черных глаз.

— Завтра суд. Либо пожизненное, либо поцелуй дементора… — достаю из кармана ампулу и протягиваю её Белле.

— Я ничего не боюсь, — Белла гордо вздергивает подбородок и отодвигает мою руку. — Я приму любой приговор во имя моего Лорда. Тебе, предатель, не понять.

Перед глазами всплывают картинки из недалекого прошлого. Знак Тёмного Лорда над пылающим домом, раздирающие уши вопли изнутри... Маленькая девочка с неестественно повёрнутой головой… Френк и Алиса Лонгботтомы, с потухшим взором, не узнающие никого…

— Да, мне этого не понять.

— Чистоплюй! Великие дела не делаются без крови. — Белла награждает меня презрительным взглядом. Я молчу. Да и что тут ответить? Не найду я слов, чтобы убедить её, это никому не под силу. Мы, Блэки, невероятно упрямые. Спор ради спора бессмыслен….

Внезапно Белла расплывается в улыбке — замечает мой значок члена Визенгамота:

— Решил податься в судьи… Дед устроил и Дамблдор, не иначе…

— Да, они помогли. Из-за войны много свободных мест…

— Забавно. Предал Тёмного Лорда из-за чистоплюйства и пошёл в шавки к режиму. Забыл всю грязь и мерзость Министерства, забыл всю кровь, что на нём… Ведь делать будешь не ты, делать будут другие…

Это бессмысленно. Зачем мне рассказывать про разницу между Лордом и Министерством? Зачем проводить какие-то поросшие мхом аналогии — например, с кухонным ножом, который режет колбасу, и случайно задевает палец, и мечом, созданным, чтобы рубить чужие головы. Зачем?

— Нет, не забыл. Арест сына поставит на карьере Крауча крест. После его отставки террор пойдет на убыль.

— Придет новый Крауч. Не сегодня, так завтра, — в глазах Беллы опять вспыхивает огонёк. Она говорила так со мной и раньше. Когда уговаривала присоединиться к Тёмному Лорду. — Ваше Министерство загнивает, становится похожим на зловонное болото! И этот старый безмозглый дурак и любитель грязнокровок… Глава Визенгамота! Регулус, наш мир погрязает в грязи! Тёмный Лорд обязательно вернётся. Он наведет порядок, раздавит министерских шавок, возродит былую славу волшебников…

— У меня все шансы возглавить Визенгамот через двадцать, может тридцать лет. И я наведу в этом гадюшнике порядок.

— Ты? — Беллатриса засмеялась. — Ты?! Ну… лёгкой дороги тебе. На Авалон. Жаль, что твои планы не исполнятся! Было бы крайне забавно посмотреть на то, как ты «наводишь порядок».

Смотрю на часы, отпущенное время истекает. Еще раз протягиваю Белле ампулу. Она смотрит на меня, вижу — что-то ещё хочет сказать, но потом встряхивает головой и берёт яд.

— К тебе ещё придут родители, им подписали разрешение. Пожалуйста, постарайся поменьше расстраивать их…

— Конечно, — Белла вдруг притихает, скорее всего вспоминая мать, отца… Сейчас она кажется совсем нормальной. Кажется человеком.

— Прощай!

— Еще увидимся. Тёмный Лорд вернётся, — Беллатриса говорит таким тоном, словно речь идёт о восходе солнца. — И вознаградит нас. Мы станем к нему ближе, чем кто-либо. И я попрошу у него разрешения лично убить тебя!

…На следующий день состоялось заседание Визенгамота. Беллатрису, Рудольфа и Рабастана Лестрейнджей, и юного сына Крауча, вопреки ожиданию многих, приговорили к пожизненному заключению. Беллатриса ошиблась — это был последний раз, когда я её видел. А через несколько дней в Ежедневном Пророке появилась новость. В Азкабане, раскусив ампулу с ядом, умер Барти Крауч.

* * *

Сильный ветер кружит в воздухе упавшие листья. Ежусь от осеннего холода и закутываюсь в мантию. Сириус и Люпин прижались к биноклям. Нет, не из-за любви к магглам, просто забыли заклинание дальновидения. Приятно ощущать, что знаешь что-то, что не знает твой старший брат…

— Насколько прекрасна была Лили, настолько ужасны у неё родственники, — заключаю я, рассматривая через окно, как семейство Дурслей обедает. Племяннику положили меньше еды, чем сыну, хотя Дурсли отнюдь не бедствуют. Как же хочется применить к… этим существам Непростительные! Вначале второе, а потом третье.

Прости, Гарри, что мы не пришли раньше. Но если бы я знал, каково тут тебе, я бы плюнул на Дамблдора и примчался… Почему я не заглянул сюда раньше? Не проверил лично, не убедился сам, а поверил в сладкую сказку старого интригана?! Интересно, Лили там вцепилась ему в волосы или только наорала?

— Не представляю, как в одной семье смогли вырасти два настолько разных человека, — Люпин рассуждает вслух. Как он спокоен… Просто не видел ещё, где живёт Гарри. И не понял, что он не наказан за что-то, нет, это обычная трапеза в доме Дурслей.

— Я вот отлично представляю. Лили и Петунья они почти как Андромеда и Белла, — при имени Беллатрисы Сириус кривится. — Думаю, отдать Гарри Дурслям — это страшная ошибка. Разве была бы счастлива Дора у Лестрейнджей?

— Гарри надо немедленно забрать!

— Сириус, вспомни слова Дамблдора, — напоминает Люпин. — Тут безопаснее для Гарри. В доме ему ничто не угрожает.

— В доме да, но на улицу никто не накладывал чар, — возражаю я. — С тем же успехом Гарри можно поселить в любой другой дом и наложить на него заклятие доверия. Но главная опасность исходит не от остатков Организации, а от самого мальчика.

— Что ты имеешь ввиду?! — Люпин и Сириус одинаково впиваются в меня взглядом. Я пытаюсь подобрать слова… Это непросто. Как им солгать? Впрочем, скажу почти всю правду.

— В ту ночь Тёмный Лорд оставил Гарри не только шрам, но и часть… своей силы. Пока неизвестно, как она проявится. Дамблдор считал, что он будет просто очень одарённым волшебником, возможно, Гарри будет говорить на парселтанге, хорошо читать мысли или варить зелья.

— Как от этого избавится?

— Сжечь Гарри в адском пламени или погрузить целиком в яд василиска. Возможно, поможет заклятие «Авада Кедавра»…

— Регулус! — Сириус удерживается от удара в самый последний момент, возмущённо сверля меня взглядом. — Ты…

— Я говорю серьезно. И это обязательно сделают дети Гарри или его внуки. Когда он сам умрет. Но сейчас… Понимаете, у Тёмного Лорда было трудное детство. Он рос в приюте, никем не любим, возможно, его презирали, издевались над ним. Возможно… Я боюсь, что если Гарри будет воспитываться в похожих условиях, то та сила, которую он получил от Тёмного Лорда возьмёт верх над тем, что он взял от родителей.

— Дамблдор считал, что Гарри лучше расти тут, — неуверенно произносит Люпин.

— А ещё он считал, что Сириус Блэк предатель и должен гнить в Азкабане! — возражаю я. Чтоб их!.. Больше всего ненавижу эту слепую веру в авторитеты. Обжёгшись на Лорде, я уже ни в кого не верю. — Гарри надо забрать отсюда. Чем скорее, тем лучше! Ребёнок имеет право на нормальное детство.

— Мы поклялись Дамблдору, — Сириус стиснул кулаки.

— Вы поклялись, что не заберёте Гарри от Дурслей, что вы не потребуете у них право опеки, — напоминаю я слова клятвы. Наверное, на случай, если с Дурслями что-то случится, Дамблдор оставил небольшую лазейку, не став напрямую запрещать Люпину или Сириусу усыновлять мальчика… — Я возьму его к себе.

— Ты?!

— Да. А потом вы его заберете. Не от Дурслей. От меня.

Сириус заливается лающим смехом:

— Слизеринец!

— Гриффиндорец!