Вариации на тему рококо (джен)

Уложив спать своего двухлетнего сыночка, Петунья заглянула в комнату племянника. Гарри сидел на подоконнике, завернувшись в одеяло, и сосредоточенно изучал что-то за окном. Хотя что он там видел в такой темноте, оставалось загадкой. Порой возникала мысль, что некоторые черты передались ребенку от крестного. К примеру, вот эта манера вечно сидеть на подоконниках, дико раздражавшая Петунью. Она тряхнула головой, прогоняя мысли о Блэке — нечего портить такой чудесный вечер.

— Ты почему не ложишься? — строго произнесла Петунья, поджав губы, отчего Гарри вздрогнул и тут же молниеносным движением оказался в кровати, скорчив послушную невинную физиономию. А вот это уже отцова черта — резко срываться с места со скоростью снитча.

Петунья покачала головой — не зная его, можно подумать: ангел, а не ребенок. Но ее подобными спектаклями не проведешь.

— Тетя, расскажи сказку, — попросил Гарри абсолютно тем же тоном, каким когда-то обращалась к Петунье с подобной просьбой его мать.

Каждым своим движением этот ребенок невольно напоминал Петунье тех, кто давно ушел из ее жизни. Она грустно улыбнулась, сразу потеряв всю свою суровость, как всегда, когда жестами, словами, интонациями Гарри до боли напоминал Лили, и присела рядом с племянником.

— Только если ты закроешь глаза и будешь лежать тихо-тихо, — голос ее по-прежнему звучал строго, и Гарри тут же выполнил требование.

— Жила-была когда-то девочка. Она была очень доброй, веселой и красивой...

— Она была волшебницей?

— Да, но до поры до времени она об этом не знала.

— Как это? — от удивления Гарри распахнул глаза, но, заметив недовольство тети, снова их закрыл.

— В ее семье ничего не знали о волшебстве и думали, что она обычная девочка. А еще у нее была старшая сестра. И вот однажды старшей сестре пришло письмо...

Высокая светловолосая девочка изучала странный пергамент, не веря своим глазам. Ее приглашали в школу волшебства Хогвартс. Разве может это быть правдой? Ведь волшебники бывают только в сказках! Наверняка — чья-то злая шутка. Да хотя бы этого оборванца, с которым дружила Лили и который вечно что-то болтал о волшебстве.

— А я тебе говорила, что Северус не врет! — раздался рядом торжествующий голос младшей сестры, заставивший Петунью вздрогнуть.

Она медленно перевела взгляд на Лили, с трудом оторвавшись от письма: та нетерпеливо подпрыгивала на месте, отчего в ее рыжих волосах искрами вспыхивали солнечные лучи.

— Он говорил только про тебя, — машинально возразила Петунья.

— Ну, значит, ошибся, — отмахнулась Лили. — А я всегда знала, что если я — волшебница, то ты — тоже. Иначе было бы несправедливо, правда?

И Петунья улыбнулась ей, начиная верить в реальность происходящего.

— Сестры никогда раньше не разлучались и очень скучали друг по другу.

— А куда поступила старшая?

— В Хаффлпафф.

— У-у, а я думал в Гриффиндор!

— В Гриффиндор на следующий год поступила младшая.

Петунья и не подозревала, что будет так скучать по сестре. Она писала Лили обо всем на свете, изливая свои впечатления. Школьная сипуха постоянно летала между Хогвартсом и Литл-Уиндингом туда обратно. А впечатлений было немало — Петунье казалось, что она попала в сказку, и поначалу даже боялась проснуться и обнаружить, что ничего не было.

К концу года она привыкла и освоилась, подружилась с однокурсницами. Но по-настоящему Петунья поверила в свою сказку, когда на следующий год в Хогвартс приехала Лили. На правах старшей она гордо знакомила сестру с чудесами замка и особенностями школьной жизни. Правда, Лили оказалась на другом факультете, но это не мешало им встречаться в свободное от уроков время. Довольно часто к ним присоединялся Снейп, и они представляли собой живое воплощение слов распределяющей шляпы о дружбе между факультетами. Им бы еще какого-нибудь равенкловца в компанию, и был бы полный комплект.

Петунья по-прежнему регулярно ругалась с Северусом по поводу и без, но скорее в силу привычки — она сумела сдружиться с угрюмым приятелем Лили. Всерьез они не ссорились, зато получали море удовольствия от своих перепалок.

— Девочка была очень общительной, в школе у нее появилось множество новых друзей.

— И среди них был мальчик, который играл в квиддич?

— Нет, — со смешком возразила Петунья, — тот мальчик ее неимоверно раздражал.

— Почему? — Гарри сел в постели, уставившись на тетю с недоверием, но под ее суровым неодобрительным взглядом лег обратно.

— Он очень старался произвести на нее впечатление, но способы выбирал для этого не самые удачные. И она считала его хвастуном и задавакой.

На третьем курсе местная звезда квиддича Джеймс Поттер вдруг обратил свое сиятельное внимание на Лили. Петунье ежедневно приходилось выслушивать ее жалобы о том, как он ей надоел. То, что на самом деле Джеймс ей нравился, понимали, кажется, все, кроме самой Лили.

А потом Лили поссорилась с Северусом. Петунья пыталась их помирить, но Лили и слышать ничего не желала. Нет, Петунья знала, что послужило истинной причиной ссоры, и не меньше Лили не одобряла круг общения Северуса. Но ей было его искренне жаль. В чем-то они были очень похожи — оба гордые, нелюдимые, с язвительным характером. А кроме того, Петунья прекрасно поняла то, чего так и не увидела Лили: Северус ревновал ее к Джеймсу и одновременно завидовал мародерской дружбе, что заставляло его раз за разом нарываться на неприятности.

Если бы Лили знала, что ее сестра продолжает общаться с Северусом, последовал бы грандиозный скандал. Но даже страх поссориться с ней не мог остановить Петунью: Северус давно стал ей дороже, чем просто друг. Однако для него существовала только Лили, и Петунья молчала, продолжая тайком встречаться с ним. Иногда ей казалось, что она ненавидит сестру за то, что Северус любит ее, за то, что ей самой эта любовь совсем не нужна. Хотя если бы Лили ответила Северусу взаимностью, Петунья, наверное, возненавидела бы ее еще больше. Но приступы зависти и ревности проходили, и Петунья начинала стыдиться своих чувств и мыслей.

Все терзания и сомнения прекратились внезапно. В то лето, когда Петунья закончила Хогвартс, она узнала, что Северус стал Пожирателем Смерти. Она тогда всю ночь прорыдала в подушку, а на утро выглядела Снежной королевой: холодной и равнодушной. Ни встревоженные родители, ни заботливая Лили так и не смогли от нее добиться, что случилось.

Именно в то лето сестры подружились с Мародерами.

Петунья провела рукой по встрепанным вихрам уснувшего племянника. И надо ж было, чтобы он унаследовал от отца эту неподдающуюся никакой расческе шевелюру, порой вызывающую у Петуньи желание постричь его если не наголо, то хотя бы коротким ежиком.

Этот худенький вихрастый мальчик — все, что осталось ей от погибшей сестры, — был постоянным напоминанием о ней. Тот страшный день она никогда не сможет забыть.

Петунья в оцепенении стояла перед разрушенным домом в Годриковой Лощине, не в силах сдвинуться с места. По лицу неудержимо текли слезы, которых она даже не замечала. Маленький Гарри, наплакавшись, уснул, и Петунья решилась оставить его на пару минут, наложив на свой дом все мыслимые охранные чары. К тому же Дамблдор заверил ее, что благодаря магии крови, в ее доме мальчику ничто не угрожает.

Как же так?! Сказка, восхитившая ее в детстве, вдруг обернулась кошмаром. Малышка Лили... почему это случилось именно с ней?!

Внимание Петуньи привлекла тень, шевельнувшаяся рядом с домом, и, сжав в руке палочку, она осторожно приблизилась.

— Северус? — Петунья мягко положила ему руку на плечо.

Он стоял на коленях, спрятав лицо в ладонях, и тихонько выл, как раненый зверь. От ее прикосновения он взвился в воздух и уставился на нее ошалелыми глазами, в которых ужас сменялся узнаванием и облегчением.

— Что ты здесь делаешь?

Он отвернулся, не удостоив ее ответом. Впрочем, так ли уж нужны были слова?

Ту ночь они провели вместе, отчаянно пытаясь заглушить боль потери в объятиях друг друга. А на утро Петунья обнаружила лишь записку на подушке: «Это я виноват в смерти твоей сестры».

Погасив ночник, Петунья тихонько вышла из комнаты Гарри и спустилась в гостиную.

Ее муж, сидевший у камина, задумчиво глядя в огонь, услышал ее шаги и повернул к ней голову, язвительно спросив:

— Он угомонился, наконец?

Петунья кивнула, тихонько вздохнув: он мог быть очень ласков с сыном, но неизменно холодно держался с ее племянником. Со стороны могло даже показаться, что он его ненавидит. И только Петунья знала, что это всего лишь результат загнанных в глубину души боли и чувства вины, которым не позволяют прорваться наружу и которые тем сильнее разъедают душу. Но он не выносил ни малейшего намека на сочувствие, и с этим приходилось считаться. Петунья села рядом, положив голову ему на плечо. В зеркале напротив она заметила, как дрогнули его губы, а в черных глазах мелькнуло что-то, но они тут же снова приняли отрешенно-равнодушное выражение. Однако Петунья достаточно хорошо его изучила, чтобы не обмануться деланным безразличием.

— Я давно простила тебя, Северус, — прошептала она и почувствовала, как он вздрогнул. — Дело осталось за малым — чтобы ты простил себя.

Джеймс читал «Ежедневный пророк», сидя на диване в гостиной. Точнее, пытался читать: он никак не мог сосредоточиться на газетном тексте, охваченный беспокойством за Сириуса. Тревожные предчувствия не покидали его ни днем, ни ночью, с тех пор как друг стал Хранителем тайны. Но в такие тихие вечера, когда Гарри уже спал, а Лили, тихонько напевая, мыла посуду на кухне, тревога возрастала стократно. Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не начать метаться по дому — дать хоть какой-то выход переполнявшим его эмоциям.

В третий раз перечитывая один и тот же абзац, он боковым зрением заметил вспышки заклятий в саду. Кинувшись к окну, он замер, почти не веря глазам: перед домом сражались Дамблдор и Волдеморт. Крикнув Лили, чтобы она спряталась вместе с Гарри, Джеймс схватил палочку и бросился на улицу.

Но едва сделав несколько шагов от двери, он наткнулся на невидимый барьер, не позволявший ему принять участие в сражении. Впрочем, он и не смог бы ничем помочь. Наверное.

Казалось, прошло несколько часов, хотя, может, и несколько минут — Джеймс совершенно потерял счет времени — когда Волдеморт качнулся и рассыпался в прах.

Первые мгновения Джеймс мог только смотреть на то место, где за секунду до того стоял Волдеморт, не до конца уверенный, не сон ли это. Но постепенно он начал понимать, что его все это время смущало в происходящем: как Волдеморт — да и Дамблдор, если уж на то пошло — нашел его дом? Он же под заклятием Доверия — его никто не должен видеть!

Джеймс медленно перевел взгляд на бледного, осунувшегося Дамблдора. Впервые в жизни он видел директора настолько откровенно уставшим.

— Что происходит?

— Джеймс... — Дамблдор помолчал немного, будто не решаясь продолжить. — Заклятие Доверия было разрушено — Сириус погиб.

— Что? — Джеймс отшатнулся назад, не веря своим ушам, и наткнулся на непонятно как оказавшуюся рядом Лили.

С потрясенным вздохом она сжала его руку. А Джеймс, не отрываясь, смотрел на Дамблдора. Это шутка такая? Сириус не мог погибнуть. Только не он! Но глубокое сострадание в глазах директора сказало ему больше, чем любые слова. Джеймс отчаянно замотал головой, не желая принимать новость. Одна единственная мысль билась в ставшей вмиг пустой голове: «Что же я наделал!»

И только на похоронах, глядя на бледное застывшее лицо лучшего друга, Джеймс окончательно осознал свою потерю. Какой же он идиот! Своими руками обрек друга на смерть!

«Прости, Сириус...»

* * *

Проснувшись в больничном крыле, куда его после всего отправил Дамблдор, Гарри не стал открывать глаза, чтобы к нему не начали приставать с расспросами. Он не был готов обсуждать случившееся на кладбище.

А он так надеялся, что ему не придется ни с кем сражаться! О дурацком предсказании, гласившем, что только Гарри сможет победить Волдеморта, родители рассказали ему после второго курса, когда в Тайной комнате он встретился с призраком Тома Риддла. Дамблдор, правда, был против, но родители настояли на том, что Гарри должен быть в курсе того, с чем ему рано или поздно придется столкнуться. Директор тогда еще сказал, что далеко не всегда пророчества сбываются, видимо, чтобы успокоить Гарри. И все это время он надеялся, что именно это не сбудется. Нет, правильно кто-то сказал: надежда — глупое чувство.

Против воли картины пережитого ужаса проносились перед внутренним взором.

Когда из палочки возродившегося Волдеморта вслед за Седриком, Бертой Джоркинс и стариком появилась тень высокого красивого юноши, Гарри сразу узнал его. Он помнил его по многочисленным фотографиям в семейном альбоме, по маминым рисункам. И хотя Гарри никогда не видел его в сознательной жизни, отец и дядя Ремус так часто рассказывали о нем, что казалось, будто он знает его не хуже их. Он всегда был для Гарри примером мужества и верности. Сириус Блэк, его крестный.

— Привет, Олененок, — улыбнулся он.

В этот момент Гарри почувствовал, как в сердце впервые в жизни вспыхнула жгучая ненависть: он знал, что отец до сих пор тоскует по погибшему другу, хоть и никогда не говорит об этом. Да и сам Гарри, наслушавшись рассказов родителей, всегда жалел, что ему не пришлось узнать крестного, пообщаться с ним.

— Приготовься, малыш, — услышал он тихий голос Сириуса, когда сил совсем не осталось, а палочка скользила в руках, готовая вот-вот вырваться. — Разрывай контакт и беги, мы задержим его на некоторое время.

Рядом раздался тихий вздох, и чья-то рука ласково провела по волосам Гарри. Над ним с тревогой в глазах склонилась мама. За ее спиной замер отец с нечитаемым выражением на лице.

— Я в порядке, правда, — поспешил их заверить Гарри, но, кажется, они не очень-то поверили.

Джеймс с Лили не стали расспрашивать сына ни о чем, узнав главное у Дамблдора, а остальное могло и подождать. Но Гарри сам решил рассказать: видимо, накопившиеся эмоции от пережитого потрясения требовали выхода.

Лили, замерев, сидела на кровати рядом с сыном, одной рукой стискивая его ладонь, а другую прижав к губам. В ее глазах смешались ужас, боль, сострадание, желание защитить, оградить... и растерянность. Джеймс и сам чувствовал, как в душе поднимается с трудом контролируемая буря эмоций. Почему это бремя, совершенно непосильное для ребенка, выпало на долю его сына?!

Гарри тем временем рассказывал, как из палочки Волдеморта появлялись призраки убитых людей и... Сириуса.

Джеймс вздрогнул, ясно представив себе эту картину.

— Он назвал меня Олененком, — с каким-то непонятным выражением добавил Гарри.

— Сириус всегда так тебя называл. Намекал на то, что твой отец — олень, — Лили невольно усмехнулась и покосилась на мужа, но улыбка ее тут же погасла.

«Олененок». Полузабытое прозвище всколыхнуло, казалось бы, давно ушедшую боль. Джеймс, как наяву, услышал голос друга, эти его неподражаемо ехидные интонации, в которых парадоксальным образом проскальзывала нежность. Нет, неправду говорят — время не лечит нисколько. Вопреки осознанию всего ужаса происшедшего, на мгновение Джеймсу невыносимо захотелось оказаться в тот момент на месте Гарри.

______________________

(1) «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин; 15:13)

Северус забрался на табурет, и в следующее мгновение профессор МакГонагалл надела ему на голову распределяющую шляпу, закрыв обзор. С замиранием сердца он ждал приговора, сам уже не зная, чего хочет больше — быть с Лили или все-таки оказаться в Слизерине.

— Зачем тебе Слизерин, малыш? — раздался в его голове тихий голос, от которого Северус чуть не подпрыгнул. — Ты совершенно не подходишь для этого факультета.

— Но... — Северус хотел было заспорить, но так ничего и не сказал.

А и правда — зачем ему Слизерин? Шляпа хмыкнула и объявила на весь зал:

— ГРИФФИНДОР!

* * *

Лили, открывшая Северусу дверь, выглядела расстроенной, испуганной, и, судя по покрасневшим глазам, она только что плакала.

— Что случилось? — спросил он с тревогой.

Она только мотнула головой, приглашая его в дом. В гостиной возле камина сидели Джеймс и Сириус, со столь несвойственным им мрачным выражением на лицах, что Северус запаниковал. Что ж такое происходит-то?! Друзья молча кивнули, не улыбнувшись и лишь мельком взглянув на него, после чего снова уставились друг другу в глаза. Северусу стало совсем нехорошо.

— Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?! — требовательно спросил он, нарушая их немой диалог. От волнения в голосе появились нотки раздражения.

Сириус одарил его непонятным взглядом, который живо напомнил тот момент, когда одиннадцатилетний Северус неуверенно устроился за гриффиндорским столом и тут же наткнулся на далеко не доброжелательные взгляды своих недавних попутчиков.

Поттер тогда смотрел на него с неприязнью и презрением, на его лице ясно читалось: «Как ТАКОЕ попало в Гриффиндор?!» А вот по высокомерному лицу Блэка невозможно было понять ничего. Лишь много позже Северус узнал, что весь этот надменный холодный вид — лишь маска, буквально с молоком матери впитанная привычка держать лицо, что бы ни случилось.

Северус тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Выражение лица Сириуса, точнее отсутствие всякого выражения, лучше любых слов говорило о том, что случилось что-то по-настоящему серьезное. Северус выжидающе уставился на друзей, требуя ответа. Первым нарушил молчание Джеймс:

— Меня недавно вызывал к себе Дамблдор...

С каждым словом его рассказа Северусу становилось все холоднее. Это какая ж сволочь умудрилась донести Волдеморту о пророчестве? Он тревожно обернулся на Лили, которая застыла рядом с мужем, словно бледное привидение. Как же ей, наверное, тяжело осознавать, что ее ребенок... Северус готов был сделать, что угодно, чтобы защитить и успокоить ее, но не знал, что.

Лили, дорогая девочка... Даже после того, как она вышла замуж за Джеймса и родила ему сына, Северус не переставал ее любить. Хотя никому никогда в этом не признавался. И ей в первую очередь.

— Дамблдор предложил воспользоваться Фиделиусом, — как сквозь туман донеслись до него слова Джеймса. — Я хочу, чтобы Хранителем был Сириус.

— Слишком очевидно, — поморщился Северус.

— Вот и я о том же! — Сириус победоносно посмотрел на друга.

— И что вы предлагаете? — Джеймс передернул плечами, сердито посмотрев на них.

Сириус хотел что-то ответить, но Северус его опередил:

— Надо запутать врага. Везде, где только можно, будем говорить, что Хранитель — я, в то время как им будет Сириус. Таким образом, охотиться будут на меня. Главное, чтобы как можно больше народу об этом услышало. Мы оба, конечно, спрячемся в надежных местах, но, если меня вдруг все-таки найдут, я при всем желании не смогу ничего сказать.

Сириус одобрительно кивнул. На некоторое время все замолчали, обдумывая предложенный план.

— Не нравится мне все это, — раздался недовольный голос Лили. — Почему бы просто не взять Хранителем Дамблдора? Он же предлагал.

— Потому что в Ордене есть предатель, — возразил Сириус. — И кто знает, вдруг этот предатель — в ближайшем окружении Дамблдора?

Лили насупилась, переводя встревоженный взгляд с одного на другого, не убежденная до конца. Но совместными усилиями они уговорили ее, что так будет лучше.

* * *

В качестве убежища для Сириуса нашли домик в ничем не примечательной магловской деревушке, на который они наложили все мыслимые и немыслимые охранные заклинания.

— Как все-таки обманчиво первое впечатление, — задумчиво выдал Сириус, когда Северус уже собирался уходить.

Тот глянул недоуменно, и он пояснил:

— Помнишь, когда мы познакомились в Хогвартс-экспрессе? Мы ведь с Джимом решили тогда, что ты трус.

— Из-за того, что я послушался Лили и ушел с ней? — хмыкнул Северус. Вопроса в его голосе почти не было.

Сириус кивнул:

— Нормальный мальчишка после моей реплики дал бы мне в морду. Ну, или хотя бы съязвил что-нибудь.

— А я ненормальный, — ухмыльнулся Северус.

— Оно и видно, — в тон ему протянул Сириус.

В следующую секунду оба расхохотались. Да уж, первое впечатление...

Возможно, Поттер с Блэком просто не обращали бы внимания на своего замухрышку соседа, тем более что он успел вызвать у них презрение во время знакомства в поезде. Зачем об такого руки марать? Но Северус, задним числом осознав, какое произвел впечатление, возжелал реабилитироваться и сам спровоцировал конфликт. А если учесть, что жить им приходилось в одной спальне... В те дни на несчастную гриффиндорскую башню обрушились настоящие сражения — яростные и беспощадные. Оставалось удивляться, как она выстояла и не развалилась по камешкам. Люпин пытался предотвратить драки, когда они были еще на стадии перепалки, но у него никогда не получалось. С того момента, когда заканчивались слова и начинались действия, он уже не рисковал вмешиваться. Петтигрю, тот и вовсе сразу съеживался в незаметный комочек, а если удавалось, исчезал с места разборок. И только безрассудная Лили не боялась вставать между ними. Впрочем, опять же безрезультатно.

Помимо открытых столкновений в ход шли и всевозможные каверзы, вроде запирания противника в ванной, подкладывания в постель ежей и лягушек, похищения предметов одежды и учебников, и так далее, и так далее. Фантазия у всех троих была богатая.

Самое же забавное в их противостоянии заключалось в том, что обе стороны стремились стать лучше во всем, в том числе в учебе. Учителя не знали, то ли радоваться потрясающим успехам этой троицы, то ли плакать от того, что кто-нибудь из них чуть ли не каждый день попадал в Больничное крыло. Их наказывали, снимали огромное количество баллов, назначали самые тяжелые и неприятные отработки. Не помогало ничего.

Все закончилось внезапно. В октябре в школу привезли гиппогрифов, и Северус решил тайком пообщаться с ними: у первокурсников гиппогрифы в программе не стояли. Эти звери всегда вызывали у него восхищение, но до сих пор ему ни разу не случалось увидеть их вживую. Ночью, когда Люпин и Петтигрю уже спали, а Поттер с Блэком, как всегда, где-то пропадали, он осторожно выбрался из замка и направился к загону с гиппогрифами. Но едва добравшись до него, Северус с раздражением обнаружил, что он не один такой умный. Раздражение усилилось, когда он понял, что умниками оказались Поттер и Блэк. Тут же привычно завязалась перепалка, в ходе которой кто-то додумался предложить соревнования в полете на гиппогрифах, чтобы выяснить, кто из них круче.

Это была совершенно безумная ночь, наполненная азартом, свистящим в ушах ветром и ощущением абсолютной свободы. Но самое безумное было то, что, едва не свернув себе шеи и заработав в итоге целый месяц отработок, мальчишки прониклись друг к другу уважением. С той ночи они перестали драться, хотя по-прежнему ехидно переругивались. Учителя смотрели на них с опаской, пытаясь понять, к чему приведет это странное перемирие. А когда еще некоторое время спустя они сдружились окончательно, вся школа вздохнула с облегчением. Но ненадолго...

Северус улыбнулся воспоминаниям и, уже выйдя из дома, в который раз от всей души порадовался, что жизнь свела его с такими друзьями. Только бы ничего не случилось, и все они пережили эту войну.

________________________

* Е.Птичкин — М. Пляцковский «Совершите чудо»

Едва Волдеморт рассыпался в прах, как Гарри оказался в чьих-то крепких объятиях.

— Больше никогда меня так не пугай, — услышал он глухой голос.

Гарри слабо улыбнулся Сириусу. Только сейчас он подумал о том, что пережили друзья, когда думали, что он умер. Он прижался к крестному, стараясь успокоить его: все закончилось, теперь все будет хорошо. Но тут же отстранился и принялся лихорадочно оглядываться, высматривая друзей. А те уже сами пробирались к нему с тревогой и облегчением на лицах. Кругом царила полная неразбериха: груды камней от обрушившихся стен, раненые, убитые, свои, враги — все измученные, в разодранных мантиях. Последние из оставшихся на ногах Пожирателей поспешили скрыться, пока победители не опомнились. Впрочем, на них никто не обратил внимания — слишком велика была радость победы.

Следующие несколько минут, а может и целый час, Гарри постоянно кто-то обнимал, тряс, поздравлял, так что он начал чувствовать себя тряпичной куклой. Пока Сириус, справедливо рассудив, что Гарри сейчас больше всего мечтает скрыться от всеобщего восторженного внимания, не устроил ему побег из Большого зала. «Что бы я без тебя делал?» — с благодарностью подумал Гарри, оставшись в одиночестве в гриффиндорской башне.

Да, им пришлось бы тяжело в поисках крестражей, если бы не помощь Сириуса.

Несколько месяцев назад.

Дом на площади Гриммо, который служил штаб-квартирой Ордена Феникса и где до тех пор Гарри бывал всего пару раз, стал отличным убежищем. Правда, он был мрачноват и там обитал противный полусумасшедший эльф Кричер, но с этим можно было смириться. Благодаря, как выражался Сириус, паранойе его отца, дом был надежно скрыт ото всех. Здесь можно было спокойно обдумать дальнейшие действия, сюда можно было быстро скрыться, если приходилось спасаться бегством, и здесь нашелся один из крестражей — медальон Слизерина. Сириус тогда, увидев записку из фальшивого медальона, аж в лице переменился. Не успел Гарри спросить, что случилось, как он, потрясенно прошептав: «Рег...» — бросился на второй этаж.

Ребятам оставалось только последовать за ним.

— Что происходит? — требовательно спросила Гермиона, недовольная тем, что чего-то не понимает.

Гарри с Роном, переглянувшись, только пожали плечами. Озарение пришло при виде таблички на двери комнаты, в которой скрылся Сириус:

Не входить

без ясно выраженного разрешения

Регулуса Арктуруса Блэка

Р.А.Б. Это было так просто, что даже не верилось. А уж когда Кричер по приказу Сириуса принес им медальон, Гарри подумал, что как-то очень легко у них все получается.

Правда, в последствии трудностей на их долю хватило, но и тут помощь Сириуса значительно упростила задачу. Взять хотя бы похищение чаши из Гринготтса, куда Сириус отправился один, решительно запретив им выходить из дома. Как оказалось, у него в банке был анонимный сейф, посещением которого он прикрылся, а потом просто заимперил провожающего гоблина, чтобы добраться до сейфа Лестрейнджей. И кстати, именно ему пришла в голову идея, что Волдеморт мог один из крестражей отдать на хранение Беллатрикс, что впоследствии и подтвердилось. Не будь с ними Сириуса, трое подростков потратили бы гораздо больше времени на поиски. Единственным минусом было то, что в конце Гарри пришлось просто сбежать от крестного, иначе тот ни за что не отпустил бы его на верную смерть.

Это было тяжелое время, полное постоянной тревоги за друзей и просто знакомых, за будущее, за успех их миссии. Оставалось только отчаянно, вопреки всему надеяться, что у них все получится, и утешаться воспоминаниями.

Лето 1995 года

Каникулы после четвертого курса стали самыми счастливыми в жизни Гарри, несмотря на тот ужас, который ему пришлось пережить при возрождении Волдеморта. Ведь он ехал в настоящий дом, где его ждали. В прошлый раз Гарри был здесь слишком недолго и не успел как следует все разглядеть.

Двухэтажный дом из красного кирпича находился в стороне от небольшого городка Кент. Сириус, весь тот год проведший в Хогсмите, чтобы быть поближе к Гарри, обустройством дома не занимался. Зато теперь они могли вместе приводить его в порядок. А по вечерам Сириус рассказывал Гарри о его родителях, об их школьных годах. Иногда к этим посиделкам присоединялся профессор Люпин. Гарри впервые в жизни почувствовал, что у него есть настоящая любящая семья, и был бы абсолютно счастлив, если бы не одно «но». Возрождение Волдеморта означало возобновление войны. Сириус часто исчезал, выполняя задания Дамблдора, иногда даже на несколько дней, на время своего отсутствия строго настрого запрещая Гарри выходить из дома. И хотя он говорил, что беспокоиться не о чем и задания эти совсем не опасные, Гарри не очень-то верил.

Перед началом учебного года Сириус подарил крестнику сквозное зеркало, объяснив, что когда-то они с Джеймсом пользовались такими, чтобы разговаривать во время отработок. Будто предчувствовал что. Потому что зеркало очень пригодилось, когда Гарри получил очередное видение от Волдеморта. Страшно подумать, чем все могло бы закончиться, если бы не было этой возможности связаться с Сириусом и Гарри сломя голову помчался бы спасать его. А так отделался легким испугом.

Вернувшись из школы в ставший родным дом, Гарри в который раз порадовался тому, как удачно все сложилось тогда на третьем курсе.

Лето 1994 года

Когда взошла луна и профессор Люпин начал превращаться, Гарри успел только порадоваться, что Рон догадался предложить запереть Петтигрю в клетке в крысином облике. Останься тот человеком, наверняка сбежал бы под шумок. А так — из клетки, обработанной предусмотрительным Люпином заклинанием неразбиваемости, деться ему было некуда.

На это лето Гарри все-таки пришлось вернуться к Дурслям, поскольку Сириусу предстояло еще доказать в суде свою невиновность. Процесс длился до самого сентября. Гарри страшно переживал, однако в суд его не пустили и вообще велели из дома не высовываться. Хорошо хоть Сириус держал в курсе, постоянно в письмах отчитываясь о том, как продвигается дело. Гарри даже на чемпионат по квиддичу не поехал, хотя очень хотелось. Но в данный момент ему было не до квиддича. Ну, почему для того, чтобы осудить невиновного хватило одного дня, а чтобы оправдать понадобилось два месяца?!

В конце августа, когда Гарри, сидя на кровати в своей новой комнате, размышлял о том, что надо бы наведаться в Косой переулок за учебниками, истошный визг тети Петуньи заставил его вздрогнуть. Сорвавшись с места, Гарри помчался вниз, чтобы узнать, что случилось. И чуть не налетел с разбегу на ехидно ухмылявшегося Сириуса, в небрежной позе стоявшего напротив тети. Выглядел он гораздо лучше, чем когда Гарри видел его в последний раз: все еще очень худой, но уже не напоминающий ходячего скелета. Сквозь изможденную маску, подаренную Азкабаном, начал проглядывать его истинный облик, пока еще едва заметно. Зато тетя Петунья выглядела... страшно. Исказившееся то ли от ярости, то ли от ужаса лицо, судорожно стиснутые руки и выражение крайней ненависти в глазах.

— Как-то недружелюбно ты гостей встречаешь, Петунья, — Сириус улыбнулся и подмигнул Гарри поверх плеча тети.

Тот радостно заулыбался в ответ:

— Тебя оправдали?

Сириус кивнул:

— Можешь идти собираться.

— Что значит собираться?! — взвилась отошедшая от шока тетя. — Ты какое право имеешь здесь командовать?! Уголовник!

— Уже нет, — весело возразил Сириус. — А право такое, что я являюсь крестным отцом и опекуном Гарри. И скажи спасибо, что я сегодня добрый. А то у меня прямо руки чешутся опробовать новую палочку, чтобы ты поняла, что нельзя так обращаться с родным племянником.

Пока тетя Петунья открывала и закрывала рот, пытаясь придумать, что ответить на подобную наглость, на шум из гаража прибежал дядя Вернон. Гарри не стал наблюдать за дальнейшими разборками — хотя было любопытно, — поскольку больше всего ему хотелось как можно скорее исчезнуть из этого дома.

Когда на следующий день они с Сириусом отправились в Косой переулок, Гарри старался запечатлеть в памяти каждую секунду этого волшебного дня. Самого волшебного в его жизни: это было... почти как с отцом.

* * *

Гарри долго еще ворочался в кровати: пережитые недавно ужасы не давали уснуть, снова и снова прокручиваясь в сознании. Эта битва оставила глубокий след в душах всех ее участников.

Когда же усталость все-таки победила и Гарри начал засыпать, сквозь полудрему он услышал мягкие шаги и почувствовал, как чья-то рука ласково провела по его встрепанным вихрам. Гарри слабо улыбнулся и окончательно провалился в сон.

Директриса приюта Памела Элройт внимательно изучила документы молодой женщины, которая хотела усыновить ребенка. С бумагами все было в порядке, да и сама женщина ей понравилась, так что Памела не колебалась ни минуты:

— К нам как раз поступил недавно новорожденный мальчик. В записке говорилось, что его зовут Том Риддл. Но вы, наверное, захотите дать ему свою фамилию, миссис Сандерс?

Миссис Сандрес согласно кивнула:

— Конечно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о том, что ребенок усыновленный. Но имя «Том» мне нравится.

* * *

Бракосочетание наследника древнейшего и чистокровнейшего семейства Блэк с полукровкой родственники жениха восприняли на удивление спокойно. Во всяком случае, скандала затевать не стали. Возможно, свою роль в этом сыграла вот уже несколько лет проводимая министром магии Томом Сандресом политика сближения с маглами. Правда, на саму свадьбу родственники не явились, что, в общем-то, новобрачных нисколько не огорчило. Учитывая, что жених еще в шестнадцать лет сбежал из дома, общаться с ними он особо не рвался. Единственным исключением (во всех отношениях) были младший брат Регулус и кузина Андромеда.

Кэтрин, в глубине души опасавшаяся, что родители Сириуса явятся-таки на свадьбу, смогла расслабиться только за праздничным столом, когда окончательно убедилась, что этого не случится. Миссис Вальбургу Блэк она видела всего один раз, но ей хватило. До конца жизни.

Ближе к ночи, когда бурное веселье немного поутихло и гости разбрелись по саду небольшими группками, Кэтрин огляделась в поисках своего новоиспеченного мужа и обнаружила его в компании лучшего друга. Кто бы сомневался. Сириус с Джеймсом что-то тихонько обсуждали, склонив друг к другу черноволосые головы. И Кэтрин поняла, что для полного счастья она должна немедленно выяснить один вопрос.

— Сириус, ты меня любишь?

Он недоуменно приподнял брови:

— А ты думаешь, я от нечего делать на тебе женился?

Кэтрин качнула головой:

— Нет, я имела в виду... насколько сильно?

Сириус чуть нахмурился, внимательно глядя на нее:

— С чего вдруг подобный интерес?

— Просто ответь, — Кэтрин нервно передернула плечами.

— Ладно. Я очень-очень люблю тебя. Как... — Сириус задумался, подбирая наиболее выразительное сравнение. — Как Джима!

— Что-о-о?!

Удивленно наблюдая, как вытягивается лицо жены, Сириус с запозданием осознал, насколько двусмысленно это прозвучало со стороны.

— Нет-нет, ты не поняла, — поспешно начал он оправдываться. — Я вовсе не имел в виду... Просто... Блин! Как же это объяснить!

— Ну уж, объясни как-нибудь! — Кэтрин сложила руки на груди, скептически хмыкнув.

Вот что-что, а объяснять Сириус никогда не умел, особенно то, что ему самому казалось очевидным.

— Слушай, это вовсе не то, что ты подумала...

— А что я подумала? — ехидно вставила Кэтрин.

Сириус протяжно вздохнул и предпринял новую попытку. Кажется, ему удалось-таки успокоить жену. После получаса сбивчивых объяснений.

Однако Сириус ошибался: Кэтрин не успокоилась — несколько минут спустя она уже жаловалась Лили:

— По-моему, он Джеймса любит больше чем меня!

Лили только усмехнулась:

— Привыкай, подруга. Меня тоже это по началу жутко раздражало. Но знаешь — проще смириться.

— Нет, ты не представляешь, что он мне заявил!

Услышав ее рассказ, Лили весело рассмеялась. В ответ на недоуменно-обиженный взгляд она пояснила:

— Я тоже как-то решилась на эту тему с Джимом поговорить. И он ответил мне точно в таких же выражениях. Я его чуть не убила тогда. Одно слово: близнецы сиамские, сросшиеся мозгом — они даже думают одинаково!

Молчаливый свидетель этого разговора не выдержал и фыркнул в свой бокал. Кэтрин насупилась и послала Ремусу обиженный взгляд. Нисколько не смутившись, тот совершенно серьезным тоном, но с озорными искрами в глазах предложил:

— А вы устройте шведскую семью.

— Рем!!! — в два голоса возопили обе девушки.

Ремус расхохотался, уже не сдерживаясь. Спустя секунду Лили с Кэтрин к нему присоединились.

* * *

— Значит так. Детское питание на второй полке. Подгузники в этом шкафу, одежда — в этом. Гулять обязательно каждый день. Укладывать спать после обеда. Все понятно?

Лили строго посмотрела на Джеймса и Сириуса, те театрально вздохнули. Лили с Кэтрин уже по сотому разу повторяли эти инструкции, но, похоже, так и не уверились, что мужья все поняли правильно.

— Да понятно все, чего тут непонятного? — слегка поморщился Сириус, заработал от Кэтрин суровый взгляд и тут же вытянулся по стойке смирно: — Есть, мэм! Все ясно, мэм!

— Клоун! — фыркнула она, изо всех сил стараясь не расхохотаться, чтобы не испортить педагогический эффект.

Увы, зря старалась — Сириус все просек, собака такая, и едва заметно усмехнулся.

Наконец, женщины покинули дом, оставив мужчин наедине с Гарри и Ариадной.

Все было хорошо, пока дети спали: Сириус и Джеймс сидели в гостиной, болтали и смотрели телевизор, который в доме появился по инициативе Лили. А потом проснулась Риа — дом огласил требовательный плач, который разбудил спавшего рядом Гарри, и последний присоединился к девочке. Сириус с Джеймсом поспешили к ним и попытались укачать детей, но они успокаиваться не собирались. Растерянные отцы носили их на руках, строили рожицы, пускали из палочки разноцветные клубы дыма — не помогало ничто.

— Знаешь, Сохатый, наверное, они хотят есть, — задумчиво изрек Сириус.

— Точно, — энергично закивал Джеймс. — Значит так: ты готовишь им еду...

— А почему это я? — возмутился Сириус.

— Потому что ты хоть как-то это умеешь. А я пока попытаюсь их успокоить.

С этими словами Джеймс забрал у друга дочь и подтолкнул его в сторону кухни. Сириусу оставалось только подчиниться. Под двойной детский рев он начал оглядываться на кухне. Так. Что там Лили говорила про детское питание? Кажется, на третьей полке. Там обнаружились горшочки и склянки, заполненные чем-то подозрительно напоминающим ингредиенты для зелий. Значит, все-таки на второй.

С облегчением обнаружив, наконец, банки с детским питанием, Сириус принялся изучать этикетку, пытаясь понять, что с этим делать. Все инструкции Кэтрин и Лили напрочь вылетели из головы. В этот момент плач, доносившийся из гостиной, смолк, и установилась блаженная тишина. Сириус уже хотел пойти посмотреть, как Джеймс добился такого потрясающего результата, но в последний момент решил, что успеет еще — сначала надо разобраться с едой.

Задача оказалась гораздо проще, чем представлялось поначалу: выяснилось, что все уже приготовлено и еду надо только подогреть. Правда, додумался до этого Сириус не сам: через камин связался с Андромедой, и она открыла ему глаза на сей факт, попутно похихикав над выражением лица кузена.

Когда Сириус вернулся в гостиную, он обнаружил, что посреди комнаты стоит величественный олень, с трудом там помещающийся, а дети усиленно пытаются на него забраться, карабкаясь по ногам. Ничего у них, конечно же, не получалось, но они не оставляли попыток. Олень терпел, только изредка встряхивал головой, рискуя зацепить рогами люстру. Сириус согнулся пополам от хохота. Джеймс тут же вернулся в человеческий облик и возмущенно уставился на друга. Потеряв живую игрушку, дети в ту же секунду заревели по новой. Друзья обменялись обреченными взглядами.

Если они думали, что самое сложное позади, то они глубоко заблуждались: Гарри и Риа, которые по идее должны были быть голодными, есть упорно отказывались. Что один, что другая упрямо отворачивались, сжимали губы, отпихивали ложку руками. Джеймс с Сириусом прыгали вокруг них, придумывали отвлекающие маневры, пытались заговорить им зубы, и в итоге целого часа мучений смогли скормить каждому по пол банки картофельного пюре. Остальная порция была в равной степени распределена на мордашках и одежке детей и мантиях отцов.

— Уф! — Джеймс театрально вытер лоб, без сил опустившись на пол.

— А ведь их теперь купать надо, — задумчиво произнес Сириус.

Джеймс посмотрел на него с ужасом. Почти натуральным. Но в следующее мгновение его физиономия просветлела, и он подскочил:

— Зачем купать? Волшебники мы или кто? Эванеско еще никто не отменял.

Вернувшись домой с полными руками подарков для всех, Лили с Кэтрин застыли на пороге, не в силах поверить своим глазам. Складывалось впечатление, что по дому прошелся неслабый ураган. Следы непонятно чего на стенах, разбросанные кругом игрушки и одежда, даже пара перевернутых кресел. И абсолютная тишина. Переглянувшись, подруги с опаской вступили в дом и отправились на поиски его обитателей.

— Что ж тут происходило? — пробормотала Лили.

И мужей, и детей они обнаружили на втором этаже — в детской. Сириус и Джеймс спали вповалку прямо на ковре, а между ними тихо играли Риа и Гарри, переговариваясь между собой на своем младенческом языке.

— Ма! — первым заметил их Гарри.

— Ма! Ма! — в свою очередь обрадовалась Ариадна.

Парни даже не пошевелились. Лили фыркнула, зажала себе рот руками, но не выдержала и звонко рассмеялась. В следующую секунду Кэтрин присоединилась к ней. Джеймс с Сириусом вздрогнули и проснулись. В первую очередь они с тревогой уставились на детей, но, убедившись, что с ними все в порядке, перевели взгляд на веселящихся девушек. У них при этом были настолько умилительно растерянные лица, что Лили с Кэтрин захохотали еще сильнее.

— Знаешь, Кэти, — задумчиво изрек Сириус, когда они успокоились. — Больше никогда в жизни я не скажу, что быть домохозяйкой легко.

Джеймс усиленно закивал, соглашаясь с другом.

Кто читал «Круги по воде», данную вариацию можно не читать.

_________________________________________________

Вернувшись поздним вечером из штаба Ордена, Сириус, не ужиная, рухнул в кровать, но отдохнуть ему не дали. Едва он начал засыпать, как раздался громкий настойчивый стук в дверь. Сириус попытался его проигнорировать — мало ли, может, его нет дома, постучат и уйдут — но гость не успокаивался.

— Сириус, я знаю, что ты дома. Открой, — совершенно отчетливо раздался голос... которого он не слышал уже почти три года.

Подпрыгнув, Сириус рванул к двери, распахнув которую, нос к носу столкнулся с взволнованным и каким-то взъерошенным Регулусом. Пару секунд он в ступоре изучал брата, ни слова ни говоря.

— Может, все-таки пригласишь войти? — несколько нервно усмехнулся тот. — Я уж не говорю о том, чтобы поздороваться. Или ты в Гриффиндоре все манеры растерял?

Сириус молча отступил, давая ему пройти, и Регулус с деланной небрежностью вошел в дом. Но маска скучающего аристократа быстро с него слетела, и он принялся с любопытством оглядываться.

— А неплохо тут у тебя. Уютно.

— Ты зачем пришел? — захлопнув дверь, Сириус остался стоять у входа.

— И это вместо: «Здравствуй, брат, я рад тебя видеть»!

Регулус скорчил до боли знакомую обиженную физиономию, в душе всколыхнулось море противоречивых эмоций. Захотелось сначала врезать ему как следует, а потом схватить в охапку и не отпускать никуда. Вместо всего этого Сириус устало произнес:

— Кончай выделываться. У меня и так был тяжелый день.

Регулус резко помрачнел и уставился себе под ноги. Молчал он долго и вдруг едва слышно произнес:

— Прости меня, Сириус. Ты был прав во всем. Я — дурак, что не послушал.

Сириус удивленно моргнул:

— Ты это сейчас о чем?

— О Темном Лорде, — Регулус поднял глаза, совершенно несчастные. — Ты даже не представляешь, до какой степени он безумен.

В голосе Рега звенело отчаяние и ужас. С чем же он таким столкнулся, что до него дошло, наконец? Сириус кивнул на кресло:

— Садись.

Достав бутылку вина, он протянул брату бокал. Подумал, налил и себе.

— Рассказывай.

И Регулус рассказал. О том, что такое крестраж, Сириус знал — не зря же он рос в семье Блэк — но никогда не думал, что может найтись безумец, который бы решился сотворить с собой подобное. А вот ведь нашелся.

* * *

В доме Поттеров царил переполох. Точнее, не во всем доме, а в одной отдельно взятой комнате: Гарри отправлялся в школу. Сам он все утро метался по своей спальне, в спешке собирая все, что еще не успел собрать. Процесс затрудняла Милли, которая прыгала вокруг него и без умолку что-то возбужденно щебетала. Кажется, о том, что он должен непременно — НЕПРЕМЕННО — сразу же ей написать, как там в школе. И вообще писать почаще. Ее синие глаза сияли не менее взволнованно, чем у самого Гарри. Будто это ее в Хогвартс отправляют, хотя ей до школы еще два года ждать. Гарри любил дочь крестного не меньше, чем родных сестер Лору и Глэдис, которые, кстати, благоразумно не путались у брата под ногами, но сейчас ему страшно хотелось, чтобы она исчезла из его комнаты и дала ему собраться.

Словно прочитав его мысли, в комнате появился Сириус и велел Милли спуститься вниз.

— Ну, па-а-ап! — возмущенно протянула она. — Я же помогаю Гарри собираться!

— По-моему, ты ему больше мешаешь, — усмехнулся он и, подмигнув крестнику, решительно выпроводил дочь из комнаты, не обращая внимания на ее попытки сопротивляться.

Оттого что Милли перестала мельтешить перед глазами, сборы пошли гораздо быстрее, и Гарри уже в последний раз проверял свой чемодан, когда к нему заглянула мама:

— Гарри, солнышко, ты готов?

Он кивнул и подхватил свои вещи, а мама взяла клетку с совой. Белоснежную полярную сову, которую Гарри назвал Хедвигой, ему недавно купили родители в Косом переулке — в честь начала учебы.

В гостиной собрались все, кроме дяди Ремуса, который отправился в Хогвартс заранее. «То есть профессора Люпина», — мысленно поправил себя Гарри. Пора уже привыкать к такому обращению, а то еще ляпнет на уроке.

Зато присутствовали дядя Рег и тетя Корделия с малышами Денебом и Эриданом; и, конечно же, тетя Марлин и Сириус — без крестного в жизни Гарри не проходило ни одно событие.

Неугомонная Милли успела забраться на подоконник и весело болтала ногами, поглядывая на окружающих. Эдвин, как всегда, рядом с Лорой — они все росли одной большой дружной семьей, но эти двое были прямо-таки неразлучны. Малышка Глэдис хвостиком ходила за мамой, стараясь принять участие во всем, чем та занималась. Мама смеялась, что вот у нее главная помощница растет, не то, что старшие.

После шумного и веселого завтрака провожать Гарри на вокзал отправились только родители и крестный с Милли. Последнюю изначально не собирались брать, но она так умоляла, что взрослые сдались. Прощаясь с ними на вокзале, среди шума и суеты отъезжающих студентов и провожающих их родителей, Гарри испытывал смешанные чувства. С одной стороны, не хотелось расставаться с семьей: родителями, сестрами, друзьями, которые, по сути, тоже были членами семьи. Гарри чувствовал, что ему будет ужасно их не хватать. С другой стороны — он ведь едет в Хогвартс, где его ждет немало интересного, таинственного, волшебного. Накануне папа с крестным (тайком от мамы) вручили ему совершенно потрясающую карту, которую давным-давно сделали сами. И Гарри уже предвкушал, сколько всего можно исследовать в замке с помощью этой карты. Скучать точно не придется!

Кроме того, он мечтал встретить в школе друзей — таких, как у папы: они ведь все познакомились именно в Хогвартсе.

В последний раз обняв всех по очереди — Милли при этом в сотый раз напомнила ему, чтобы не забыл сразу же написать, — Гарри забрался в красно-золотой поезд, помахал провожающим и открыл дверь первого попавшегося купе, обнаружив там рыжего долговязого мальчишку, в одиночестве сидевшего у окна.

— Привет. Можно к тебе?

— Заходи, — улыбнулся тот. — Я — Рон Уизли.

— Гарри Поттер, — Гарри кивнул новому знакомому и плюхнулся рядом.

Дав пронзительный гудок, поезд тронулся.

Нечто странное у меня написалось. Если что, я не виновата — оно само пришло.

_______________________________________

Открыв глаза, Лили смутно различила склонившееся к ней встревоженное лицо. Она заморгала, пытаясь собраться с мыслями и понять, что происходит. Над ней расстилалось ночное небо, и сверкали далекие огни звезд.

— Лили? — донесся до нее голос Сириуса. — Ты как?

— Н-нормально, — пробормотала она, сев и оглядываясь вокруг.

Позади Сириуса маячила громадная фигура Хагрида, который нервно топтался с одной ноги на другую, судорожно сжимая широкие ладони.

При виде руин, оставшихся от их с Джеймсом дома, воспоминания о случившемся обрушились на Лили. Волдеморт...

— Гарри!

— С ним все в порядке. Успокойся, — Сириус протянул ей сонно посапывавшего ребенка, которого, оказывается, держал на руках.

Видимо, переутомленный всеми свалившимися на него переживаниями, Гарри немедленно уснул, едва оказавшись на руках крестного. Лили с облегчением прижала к себе сына — тот только слегка пошевелился, но продолжил спать — и тут же встревоженно спросила:

— Джеймс?

Сириус вздрогнул, и на его лице отразилась такая боль, что Лили похолодела. Все стало понятно без слов. Качнувшись вперед, она уткнулась лбом Сириусу в плечо. Из глаз брызнули слезы. Джим... Как же так?! Сердце не желало смириться с этой потерей. Как же она будет без него? Сириус обнял ее, крепко прижав к себе, и от этого стало легче. Боль, разделенная пополам, казалась уже не такой душераздирающей.

— Э-м-м... думаю, надо сообщить Дамблдору, — раздался голос молчавшего до сих пор Хагрида.

Лили с Сириусом удивленно на него посмотрели: они почти забыли о его присутствии — в их общем горе посторонний свидетель казался чем-то чуждым и инородным. Сириус кивнул и предложил:

— Возьми мой мотоцикл — так будет быстрее.

Хагрид поспешил удалиться, неловко похлопав его по плечу. Лили с внутренней дрожью посмотрела в ту сторону, где когда-то находился вход в их дом, пытаясь среди обломков рассмотреть...

— Хочешь подойти? — правильно истолковал ее взгляд Сириус.

Лили кивнула, нервно сглотнув. Сириус забрал у нее Гарри и помог подняться.

Джеймс лежал у самого порога, бледный и какой-то умиротворенный. Глаза были закрыты. К счастью. Иначе она не смогла бы вынести погасшего взгляда этих глаз, в которых она привыкла видеть любовь, заботу и неизменную улыбку. Медленно опустившись рядом на колени, провела пальцами по бескровному лицу, по непокорным вихрам. Даже смерть не смогла их укротить...

— Джим... — сдавленно всхлипнув, Лили уткнулась лицом ему в грудь и отчаянно взахлеб разрыдалась.

Сириус присел рядом, обняв ее одной рукой за плечи. Он был такой же бледный, как Джеймс, а в глазах стояли слезы. От ее плача проснулся Гарри и, увидев рыдающую мать, сам заревел. Лили постаралась взять себя в руки: беспокойство о сыне помогло справиться с собственной истерикой. И только одна мысль не давала покоя.

— Как же так? — пробормотала Лили. — Он же не должен был нас найти!

Сириус резко выпрямился, в его глазах полыхнуло пламя:

— Хвост!

Молнией в голове мелькнуло осознание — Питер предал их. Сириус вскочил, уже готовый броситься на поиски предателя, но Лили схватила его за руку.

— Стой! С ним без тебя найдется кому разобраться.

— Но...

— Пожалуйста, Сириус... — Лили умоляюще посмотрела ему в глаза, и он со вздохом подчинился.

Дамблдор появился, как всегда, внезапно. Выяснение всех обстоятельств много времени не заняло — директор воспользовался легилименцией, после чего устало вздохнул:

— Значит, Питер...

— Профессор, — вмешалась Лили, пока Сириус снова не загорелся идеей мести, — почему Волдеморт не убил меня? И как выжил Гарри?

— На первый вопрос у меня нет ответа, Лили, — слабо улыбнулся Дамблдор. — Сам теряюсь в догадках, почему он использовал не Аваду, а обычный Ступефай. А вот что касается Гарри... Его спасла твоя жертва: ты готова была отдать за него жизнь, и это сделало его неуязвимым.

Лили с Сириусом озадаченно переглянулись. Но обдумывать все это не было ни сил, ни желания — хотелось потерять сознание или хотя бы заснуть, чтобы исчезла ноющая боль в груди и ощущение невосполнимой потери. Словно прочитав ее мысли — а может, у него просто было такое же желание — Сириус предложил:

— Лил, не хочешь — ко мне? Отдохнешь хотя бы. Да и вообще — надо же тебе жить где-то, хотя бы первое время.

Лили кивнула, благодарно сжав его ладонь.

* * *

На день рождения Гарри выдался солнечный жаркий день. На небе ни облачка. Сам именинник испытывал свой подарок: на бешеной скорости носился по парку на новой метле. Правда, высоко не поднимался. Это было главным условием Лили, когда они с Сириусом дружно убеждали ее, что совсем не рано Гарри иметь настоящую метлу, а не ту игрушку, из которой он давно вырос. Летал он просто великолепно, выделывая в воздухе красивые круги и спирали, чем до боли напоминал Джеймса.

Сириус с Ремусом предпочитали спрятаться от летней жары под навесом на веранде, где о чем-то разговаривали, время от времени поглядывая на Гарри. Левитируя перед собой поднос с прохладительными напитками, Лили приблизилась к распахнутой настежь стеклянной двери и замерла, услышав голос Ремуса:

— Сириус, что с тобой происходит?

Лили навострила ушки — благо друзья сидели спиной к двери и не заметили ее возвращения, — этот вопрос и ее давно беспокоил. Сириус был для нее главной опорой все эти годы: заботился о них с Гарри, поддерживал, утешал, не давал потонуть в пучине отчаяния. Учитывая, что гибель Джеймса была для него потерей ничуть не менее тяжелой, чем для Лили, она боялась даже представить, каких сил ему все это стоило.

Они с Гарри так и остались жить в доме Сириуса, доставшемся ему от дяди Альфарда. Сначала переезжать никуда не хотелось, поскольку Лили жизненно необходим был рядом понимающий человек, который не дал бы ей сломаться. А кто лучше Сириуса подходил на эту роль? Потом как-то все привыкли к подобному положению вещей, и никто уже не задумывался о переезде. В любом случае, Гарри нужно было мужское влияние. И опять же — кто лучше крестного позаботится о нем?

Со временем, когда боль и тоска по Джеймсу начали отступать, а воспоминание о нем вызывало лишь светлую грусть, Лили осознала, что Сириус незаметно стал для нее гораздо ближе и дороже, чем просто друг. Однако сам Сириус будто отдалялся от нее — с каждым годом становился все сдержаннее и холоднее. И только когда он общался с Гарри, она видела его прежнего.

— Ты о чем, Рем? — раздался в ответ недоуменный голос Сириуса.

— Не делай вид, что не понимаешь! — сердито.

Тихий вздох. И вдруг безнадежное:

— Я не могу находиться с ней рядом. Ощущение, что схожу с ума. Когда она смотрит на меня, в голове мутится. Когда прикасается, хочется сгрести ее в охапку и поцеловать.

— Так в чем дело? — с искренним непониманием.

— Рем, — с осуждением. — Это же Лили. Жена Джеймса.

Лили вздрогнула, сердце заколотилось в груди, словно пойманная птица. Неужели? Огромных усилий воли стоило ей удержать в воздухе поднос, так и паривший рядом с ней.

— Бродяга! — измученно. — Джеймс умер. Вот уже пять лет как.

— Это ничего не меняет, — упрямо. И тут же обреченно: — Я чувствую себя предателем.

До Лили начал доходить масштаб проблемы. Сириус любит ее, но никогда ей об этом не скажет, поскольку она для него навсегда останется женой Джеймса. Неприкосновенной. И что с этим делать, она не имела ни малейшего понятия. Тряхнув головой, Лили решительно вышла на веранду, поймав почти откровенно испуганный взгляд Сириуса. Но она сделала невозмутимое лицо, будто ничего не слышала, и уловила его облегченный вздох.

— Мам, смотри, как я могу! — раздался радостный голос Гарри.

Повернувшись, Лили увидела, как сын, войдя в штопор, помчался вниз, но у самой земли резко развернул метлу и рванул обратно ввысь. Когда он затормозил, в его руке что-то блеснуло золотом. Лили чуть сердечный приступ не получила, наблюдая за этим представлением. Она уже хотела устроить сыну выговор, но раньше, чем она успела что-то сказать, Сириус крикнул:

— Молодец, Гарри, ловцом будешь!

Тот довольно заулыбался, страшно гордый собой, и у Лили не хватило духу портить его триумф.

* * *

Поворочавшись в постели, Лили поняла, что уснуть ей не удастся, и, накинув халат, спустилась в гостиную. И замерла на пороге, обнаружив, что там в полной темноте сидит на подоконнике Сириус, задумчиво глядя в окно, за которым в черном ночном небе мерцали звезды. Услышав ее шаги, он обернулся, на его лице промелькнуло какое-то странное выражение, но оно тут же стало непроницаемым.

— Лили? Почему не спишь? — спросил он, спрыгнув с подоконника.

Она пожала плечами:

— А ты?

Сириус в свою очередь пожал плечами и усмехнулся. Лили медленно приблизилась, не отрывая от него взгляда. Теперь она стояла так близко, что чувствовала его дыхание, видела, как дрожат его ресницы. Ощущение его близости кружило голову, заставляло забыть обо всем. Следуя порыву, она быстро подалась вперед и поцеловала его. Сириус вздрогнул и отшатнулся, но она не собиралась так просто сдаваться: шагнула следом и, вцепившись пальцами в плечи, начала покрывать быстрыми поцелуями его лицо. И, когда она снова коснулась его губ, Сириус не выдержал и ответил ей жадно и яростно, притянув к себе и стиснув в объятиях. По телу хлынула волна обжигающего удовольствия, и Лили совершенно потерялась в сияющем блаженстве, наслаждаясь сладостным ощущением его губ, его рук.

— Мам? — вдруг раздался звонкий детский голос.

Лили с Сириусом отпрянули друг от друга и ошеломленно уставились на стоявшего в дверях Гарри.

— Что случилось, солнышко? — спросила Лили, изо всех сил пытаясь выровнять сбившееся дыхание и успокоить бешено колотившееся сердце. И уловила едва слышный отчаянный вздох Сириуса: «Мерлин! Что я делаю?!»

— Я заснуть не могу. Сириус, расскажи мне сказку.

Лили бросила быстрый взгляд на друга: смятение на его лице быстро сменилось улыбкой, обращенной к Гарри.

— Ты почему босиком по дому гуляешь? — с деланной суровостью спросил он, подхватывая крестника на руки.

— Чтобы ты отнес меня обратно на руках, — с хитрющей миной заявил Гарри, крепко обняв его за шею.

Сириус усмехнулся и глянул на Лили, одними губами произнеся:

— Весь в отца!

Лили заулыбалась в ответ и последовала за ними на второй этаж.

Наблюдать за тем, как Сириус рассказывает Гарри сказку, было чрезвычайно забавно: он словно сам становился ребенком.

Когда Гарри уснул, Сириус ласково провел рукой по его взъерошенным вихрам, прошептав:

— Спокойной ночи, Олененок. Пусть в твоей жизни будут только счастливые сказки.

У Лили прямо слезы навернулись от этой картины. Ее сын потерял отца, зато ему невероятно повезло с крестным. И ей тоже. С Сириусом. Осталось только убедить его, что любовь к ней не есть предательство Джеймса.

Регулус крался по пустынному коридору к комнате брата, стараясь ступать как можно бесшумнее. Родители, скорее всего, уже спали, но мало ли. Коридор был погружен в вязкую темноту, которую время от времени разрывали квадраты лунного света, льющегося из высоких окон.

Каждое возвращение Сириуса из школы сопровождалось скандалом. Однако в этот раз была не обычная ссора — все было гораздо серьезнее. Регулуса сразу же отослали из гостиной, чего прежде не делали. Но крики, доносившиеся оттуда, он слышал даже в своей комнате.

Теперь старинный особняк погрузился в абсолютную тишину — ту жуткую, мертвую тишину, которая всегда приходила на смену бурным выяснениям отношений Сириуса с родителями. Точнее с матерью. Создавалось впечатление затишья перед бурей, и казалось, что должно произойти что-то по-настоящему страшное.

Регулус никогда не мог понять, почему Сириус постоянно все делает наперекор родителям. Даже если допустить, что он в чем-то прав... можно ведь действовать мягче и умнее. Одно слово — гриффиндорец!

Регулус замер рядом с дверью в комнату брата и прислушался. Та же нервирующая тишина. Небось, валяется сейчас на кровати, заложив руки за голову, и пялится в потолок. Хотя... вроде какой-то шорох, шаги...

Алохомора на дверь не подействовала. Впрочем, этого следовало ожидать.

— Кричер! — позвал Регулус свистящим шепотом.

Эльф появился перед ним с легким хлопком и низко поклонился.

— Открой дверь!

Кричер начал возражать, что хозяйка запретила, но через пару минут Регулус смог его убедить и, велев ничего не говорить Вальбурге, отослал.

Осторожно заглянув в комнату, Регулус сначала подумал, что она пуста и успел удивиться, когда заметил Сириуса, высунувшегося в раскрытое окно.

— Ты что делаешь?

Сириус резко развернулся:

— Как ты вошел?

— Кричера попросил. Ты не ответил!

Сириус демонстративно хлопнул себя по лбу:

— Блин! Как это я не подумал! Хотя меня он, наверное, не послушался бы...

— Что ты делаешь?! — гораздо громче, чем следовало бы, повторил Регулус.

— Не ори — родителей разбудишь, — шикнул на него Сириус. — Сбегаю. Не видишь, что ли?

Регулус ошеломленно уставился на брата. Да, у него всегда были напряженные отношения с родителями. Но побег? Что же такое произошло сегодня в гостиной? И куда он собрался? Хотя — риторический вопрос. Конечно, к своему Поттеру.

— Зачем?

— Затем, что я не могу больше здесь жить.

Сириус передернул плечами и несколько мгновений пристально смотрел на брата. Регулус поежился: он знал этот взгляд.

— Пошли со мной, — неожиданно предложил Сириус. — Я не хочу оставлять тебя здесь одного.

Регулус удивленно замер: он не ожидал такого предложения. Сириус ведь давно отдалился от него. Те теплые доверительные отношения, которые были когда-то между ними, с каждым годом становились все слабее. Иногда Регулусу казалось, что это его вина, что он сделал что-то не так и заслужил неприязнь брата. Но уже в следующее мгновение он думал, что виноват Сириус, что он неправ в непреклонном отстаивании своих принципов: что бы там ни было, семья — превыше всего. И только сейчас, глядя на замершего у окна брата, смотревшего на него с какой-то отчаянной надеждой, Регулус задумался о том, а что на самом деле толкает Сириуса на это противостояние. Ведь оно нелегко ему давалось, и он страдал от бесконечных ссор и непонимания — Регулус видел это — но каждый раз все повторялось заново.

Словно почувствовав его сомнения, Сириус заговорил о Волдеморте, которого поддерживали родители, о начинавшейся войне, о гибнущих невинных людях. Регулус нахмурился и уставился себе под ноги. До сих пор он полностью разделял мнение родителей и большинства знатных семей Великобритании в том, что Волдеморт действует на благо волшебникам. Но Сириус рассказывал такое... Регулус с трудом мог в это поверить. Но ведь Сириус не станет врать, правда? А если так...

— Решай, Рег, — заключил Сириус свою пламенную речь, выжидательно уставившись на него.

Он так смотрел... Регулус вдруг отчетливо понял, что Сириус любит его, как прежде, что ничего на самом деле не изменилось. А ведь он начал в этом сомневаться и даже ревновал его к Поттеру. Регулус широко улыбнулся, посмотрев брату в глаза:

— Нет, Сириус, я останусь.

Сириус разочаровано вздохнул и отвел взгляд, и Регулус поспешил продолжить:

— Но не бойся — я никогда не встану под знамена Волдеморта. Я понял тебя. И знаешь, тебе ведь нужен свой человек в Слизерине, правда?

Сириус недоверчиво глянул на него и вдруг с улыбкой шагнул вперед и крепко обнял. Обняв его в ответ, Регулус почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он так боялся потерять брата, и вот получил доказательство того, что этого не случится. И Регулус дал себе слово, что никогда не подведет его.

В следующее мгновение Сириус отстранил его от себя, взяв за плечи.

— Будь осторожен, братишка, — тихо произнес он с тревогой в глазах.

Регулус кивнул, и Сириус перелез через подоконник, спустившись вниз по самодельной веревке из связанных кусков разорванной простыни.

— Ты тоже будь осторожен Сириус, — прошептал Регулус, глядя, как брат, в последний раз махнув ему рукой, решительно зашагал прочь.

* * *

Бледный, измученный и совершенно несчастный Ремус, будто через силу, рассказывал события прошедшей ночи, невидящим взглядом уставившись в полыхавший в камине огонь. Регулус стоял перед ним, в небрежной позе прислонившись к каминной полке, хотя сохранять невозмутимый вид с каждым словом Ремуса становилось все сложнее.

— Как он мог, Рег, скажи?! — Ремус поднял на него взгляд, но тут же, вздрогнув, отвернулся.

Регулус понял, что в точно такой же позе, как он сейчас, всегда замирал Сириус, когда нервничал. Он невольно усмехнулся: вот ведь воспитание! Закусив губу, Регулус прошелся несколько раз туда-сюда по гостиной и резко остановился перед Ремусом, заставив того снова поднять глаза.

— Ты серьезно в это веришь?

— А что еще остается? — безнадежно вздохнул Ремус — видно было, что борьба между сердцем и рассудком совершенно вымотала его. — Все факты...

— Да плевать мне на факты! — неожиданно рявкнул Регулус так, что Ремус дернулся. — Сириуса можно назвать кем угодно, но только не предателем!

В глазах Ремуса смешались сомнение, надежда, желание поверить и страх ошибиться. Регулус раздраженно передернул плечами. Он не понимал, почему Ремус верит им. Дамблдор, конечно, мудрый человек, но все-таки — человек, который, как и все, может ошибиться. А они столько лет дружили с Сириусом, кто как не Ремус должен бы знать его, знать, что он не способен на предательство! Тем более предательство Джеймса.

— Но Хранитель...

— Если все имеющиеся у нас факты, говорят против Сириуса, значит, мы просто чего-то не знаем, — твердо произнес Регулус, глядя прямо в глаза другу.

— И что ты предлагаешь? — неожиданно деловым тоном спросил Ремус.

Ну, наконец-то! А то Регулус уж начал бояться, что он, придавленный горем, совсем утратил способность рационально мыслить.

Добиться свидания с Сириусом оказалось неожиданно сложно. Крауч встал в позу и заявил, что столь опасные преступники не имеют право видеться даже с ближайшими родственниками. Регулус подключил к делу мать, не без сопротивления с ее стороны. А она, в свою очередь, нажала на нужные рычаги в светских кругах. И вот спустя неделю чудо свершилось — Регулусу позволили поговорить с братом.

Азкабан, даже не будь здесь дементоров, вызывал дрожь и страстное желание поскорее исчезнуть отсюда. Идя по мрачному холодному коридору, насквозь пропитанному сыростью и отчаянием, слыша доносившиеся со всех сторон жалобы, проклятия, стоны, крики, Регулус поклялся себе, что непременно вытащит брата из этого ада. Чего бы ему это не стоило.

В крошечной камере, единственным источником света в которой было едва заметное зарешеченное окошко под потолком, Сириус сидел на полу, уткнувшись лицом в колени. Когда Регулус вошел, он даже не пошевелился, только устало и как-то безнадежно произнес:

— Зачем вы опять пришли? Я же сказал, что виноват. Что еще надо?

Регулус озадаченно моргнул: кого он имел в виду? Неужели Дамблдор все-таки был здесь, пытался разобраться? И что значит «виноват»? Вслух же он спокойно ответил:

— Чтобы узнать, что случилось на самом деле.

Сириус резко вскинул голову, и Регулус внутренне содрогнулся: как же он изменился всего за несколько дней! Лицо осунулось, а аристократическая бледность кожи приобрела болезненный восковой оттенок. Но самым страшным были глаза: когда-то веселые, задорные, полные неистощимой жажды жизни, они стали пустыми и равнодушными. Лишь слабое удивление мелькнуло в них, пополам с недоверием.

— Рег?

— А ты думал, я так все оставлю? — нарочито небрежно бросил Регулус.

Сириус невесело усмехнулся и покачал головой — не поверил его показной беспечности. Ну и ладно — он, в общем-то, и не надеялся.

— Сириус, скажи, что случилось. На самом деле.

Несколько долгих мгновений брат смотрел на него в упор, будто решая, стоит ли что-то объяснять. Регулус терпеливо ждал, отчаянно надеясь, что он заговорит — ведь если Сириус не захочет, разговорить его не сможет никто.

— Ладно.

Сириус встал и, отвернувшись к покрытой плесенью стене, начал рассказывать. Медленно, словно каждое слово причиняло ему боль. Обхватив себя за плечи, в попытке унять сотрясавшую его дрожь. К концу его рассказа Регулус почувствовал почти непреодолимое желание порвать мерзкую крысу на мелкие кусочки.

— Почему ты не сказал этого Дамблдору? Хоть кому-нибудь?

— Зачем? — Сириус повернулся к нему, равнодушно пожал плечами. — Я ведь виноват: идея была моя.

— Идиот! — процедил Регулус сквозь зубы. — Теперь я понял, почему маман так злилась, когда ты поступил в Гриффиндор. Этот факультет пагубно влияет на умственные способности.

— Слизерин зато развивает. В определенном направлении! — не остался в долгу Сириус.

Не успел Регулус ответить на это что-нибудь в меру ехидное, как Сириус вдруг улыбнулся. Совсем как прежде. Почувствовав, как защипало глаза, Регулус часто заморгал и сжал кулаки.

— Я найду Петтигрю, Сириус. Обязательно найду — и вытащу тебя отсюда!

Когда профессор МакГонагалл объявила: «Поттер, Гарри!» — Северус вздрогнул и уставился на худенького вихрастого мальчишку, как две капли воды похожего на Джеймса. Наверняка такой же наглый и самоуверенный, как его отец. Подумать только: Северусу теперь постоянно придется видеть в классе эту ненавистную физиономию! Одно утешает — хотя бы деканом его быть не придется. Пусть Минерва с ним мучается — опыт у нее есть.

В этот момент, прерывая его размышления и нарушая затянувшееся молчание, распределяющая шляпа объявила:

— СЛИЗЕРИН!

Северус помотал головой, пытаясь прогнать наваждение: не может этого быть! Но шок на лицах окружающих подтверждал — не послышалось. Северус проводил тяжелым взглядом Поттера, неуверенно направившегося к слизеринскому столу. Вот тебе и «пусть Минерва разбирается»!

* * *

Учиться на Слизерине было тяжело: сокурсники презирали, как полукровку да еще и воспитанного маглами, Малфой после их не слишком приятного разговора перед распределением устроил бойкот, а декан откровенно ненавидел. Гарри чувствовал себя изгоем — и зачем только шляпа отправила его на этот факультет? На уроках он по возможности садился один: быть рядом с сокурсниками не хотелось — это было не только неприятно, но и небезопасно, — а остальные факультеты не стремились общаться со слизеринцем. Даже если это знаменитый Гарри Поттер. Особенно если это Гарри Поттер.

Так продолжалось, пока Гарри не заметил, что он не один такой одиночка. Лохматая шатенка с Гриффиндора — Гермиона Грейнджер, с которой он познакомился еще в поезде, тоже всегда сидела одна. Она была помешана на учебе, вечно читала что-нибудь объемное, а в разговоре сыпала умными цитатами. Видимо, это и отталкивало от нее остальных детей.

Однажды перед зельеварением, когда Гермиона сидела, как всегда, изучая учебник и не замечая — или делая вид, что не замечает — ничего вокруг, Гарри подошел к ее парте:

— Можно с тобой?

Гермиона вскинула на него удивленный взгляд.

— Садись, — она пожала плечами и снова уткнулась в книгу.

— Ты, наверное, все знаешь. Поможешь мне с зельями? — Гарри каким-то шестым чувством угадал, как можно наладить контакт с этой нелюдимой девочкой.

Она хмыкнула, но польщенно улыбнулась и кивнула.

Влетевший в класс профессор Снейп, увидев их за одной партой, даже споткнулся на мгновение, одарил злобным взглядом и прошипел:

— Не надейтесь, Поттер, что соседство с Грейнджер улучшит ваши скудные познания в зельях.

Нет, он точно его ненавидит. Понять бы еще, за что?

Подобное наплевательское отношение к традиционному противостоянию Гриффиндора и Слизерина не понравилось ни той, ни другой стороне.

— Грейнджер, ты совсем, да? Он же слизеринец! — возмущенно подлетел к ним на перемене рыжий Уизли.

— Ах, вот как? — Гермиона насмешливо прищурилась. — Значит, теперь уже не важно, что это знаменитый Гарри Поттер, с которым кое-кто так мечтал подружиться? А, Уизли?

Тот стал ярче собственных волос и забормотал нечто невразумительное о том, что она говорит чушь и ничего такого не было. Гермиона смерила его презрительным взглядом и повернулась к Гарри:

— Пошли!

Однако далеко им уйти не удалось.

— Такого я даже от тебя не ожидал, Поттер, — раздался сзади голос Малфоя, манерно растягивающий слова. — Спутаться мало того, что с гриффиндоркой, так еще и с грязнокровкой. Ты — позор нашего факультета.

Гарри не знал, что такое «грязнокровка», но по тому, как вспыхнула Гермиона, понял, что это было ругательство.

— Заткнись, Малфой! — рявкнул Гарри.

К огромному удивлению всех присутствующих он сказал это одновременно с подскочившим к ним Роном. Оба направили на Малфоя палочки. Тот, оглянувшись на своих неизменных телохранителей Крэбба и Гойла, чтобы убедиться, что его в случае чего есть кому защитить, издевательски произнес:

— Ой, как страшно, Уизли! Я прямо весь дрожу, — Малфой изобразил, что падает в обморок от ужаса. — Палочку-то, небось, тебе на распродаже покупали — подержанную?

Рон побагровел и скрипнул зубами. Однако проклясть Малфоя он не успел: из кабинета выглянул привлеченный шумом профессор Снейп.

— Что здесь происходит? — холодно осведомился он.

— Уизли с Поттером напали на меня, сэр, — тут же пожаловался Малфой.

— Что-о-о? Ты, слизняк!

Снейп смерил их равнодушным взглядом:

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора.

— Но, профессор, — попробовал Гарри восстановить справедливость, — Малфой первый начал.

— А для вас, Поттер, отработка, — словно не услышав его, продолжил Снейп. — И чтобы через пять секунд я никого здесь не видел.

А со Слизерина баллы не снял — только отработку назначил. Гарри был уверен, что учись он на другом факультете, баллы были бы сняты и с него. Он уже хотел высказать, что думает по этому поводу, но Гермиона схватила их с Роном за руки и потащила прочь из подземелий под торжествующим взглядом Малфоя.

— Вот гад! — возмутился Рон, когда они отошли достаточно далеко.

Гарри хотел уточнить, кого именно он имел в виду, но Гермиона его опередила. Резко остановившись, она повернулась к ним:

— Вот что, мальчики. Я, конечно, очень благодарна, что вы за меня вступились, но не стоило доводить дело до драки.

Гарри с Роном удивленно посмотрели друг на друга: они и не заметили, как превратились в союзников.

— А ты... ничего, оказывается, — пробормотал Рон.

Гарри улыбнулся:

— Друзья?

Рон смущенно кивнул и пожал протянутую руку.

— Мальчишки! — вздохнула Гермиона, театрально закатив глаза.

Они переглянулись и рассмеялись. Все трое.

После этого инцидента отношение к Гарри слизеринцев стало еще хуже: хоть в гостиную не возвращайся и ночуй в коридоре. Зато у него появились друзья, и он больше не был одинок, а это не могло не радовать.

В конце года Гарри раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, жизнь в слизеринских подземельях оказалась настолько тяжелой, что даже возвращение в дом тети уже не представлялось ужасным. С другой стороны, не хотелось расставаться с Роном и Гермионой — его единственными друзьями.

А после той части каникул, что Гарри провел в семье Уизли, возвращаться в школу расхотелось совсем. Однако второй год в Хогвартсе был полон неожиданных сюрпризов. Впервые Гарри порадовался, что его распределили в Слизерин: как бы иначе он смог подслушать Малфоя? А так — всего лишь надел отцовскую мантию-невидимку, и все дела! Правда, шпионаж не принес никаких результатов.

Но если Гарри следил за Малфоем, то и Малфой следил за Гарри. Увы, выяснилось это слишком поздно, когда пути назад уже не было.

— Опять героем хочешь стать, Потти? — прервал знакомый ехидный голос их спор с Локхартом в подземелье, ведущем к Тайной комнате.

— Ты как сюда попал? — в один голос спросили Гарри с Роном.

— Так же, как и вы! — презрительно усмехнулся тот. — Думаете, вы одни такие умные?

— Шел бы ты, Малфой... обратно, — Рон направил на него палочку.

— А то что, Уизли? Опять будешь слизняками плеваться?

— По-моему, нам всем следует вернуться, — вмешался в их перепалку Локхарт.

Мальчишки смерили его презрительным взглядом. Все трое. Осознав тот факт, что они хоть на что-то могут реагировать одинаково, они дружно скривились.

В результате потасовки с профессором Рон оказался по одну сторону обвала, а Гарри с Малфоем — по другую. Поняв, что раскопать проход не удастся, Гарри угрюмо покосился на Малфоя, пытаясь решить, что ему делать с неожиданной и нежеланной компанией. Но тот его опередил:

— Нечего так смотреть на меня, Поттер! Все равно от меня не отделаешься, даже и не мечтай!

Гарри хотел было возразить, но раздумал и, махнув рукой — мол, делай, что хочешь, — пошел вперед. Некоторое время они шли молча, но когда Гарри зашипел, приказывая двери открыться, Малфой не выдержал:

— Так ты правда наследник Слизерина?

— Не говори глупости, — отмахнулся Гарри: только разбирательств на эту тему ему сейчас не хватало.

— Тогда зачем ты сюда полез?

— Чтобы спасти Джинни.

— А ну да, ты ж у нас герой — всех спасаешь! — голос Малфоя так и сочился сарказмом.

Гарри только пожал плечами, подумал немного и предупредил:

— Кстати, будь готов в любой момент закрыть глаза — здесь живет василиск.

Малфой на мгновение застыл, приоткрыв рот, после чего пробормотал:

— Всегда знал, что ты — придурок, но не думал, что еще и больной.

— Чего ж ты увязался за мной такой здоровый? Давай — вали отсюда, — Гарри начал терять терпение: вот же навязался на его голову, как будто мало было проблем!

Малфой сердито посопел, ничего не ответил, но возвращаться почему-то не торопился. Правда, к безжизненной Джинни, обнаружившейся в просторном зале, следом за Гарри он не побежал — предпочел остаться в относительно закрытом месте. И весь разговор с Томом Риддлом слушал издалека, не выдавая своего присутствия. Увы, его убежище оказалось стратегически неверным: когда в зале появился василиск он пополз прямо на Малфоя. Тот заорал и бросился прочь — но куда ему было убежать от огромной змеи, ползающей с поразительной скоростью. Гарри заметался, не зная, что делать: оставить кого-то на съедение василиску он не мог, даже если этот кто-то — Малфой. Но как ему справится с царем змей, он тоже не знал. До тех пор, пока из шляпы, принесенной фениксом, не выпал меч. Гарри колебался только секунду, а потом кинулся наперерез василиску, уже почти догнавшему Малфоя, который споткнулся и рыбкой полетел по скользкому полу. Неожиданно на помощь пришел Фоукс — с яростным клекотом он налетел на змея, выклевывая ему глаза. Тот зашипел от боли, заметался, пытаясь достать птицу. Гарри, теперь не боясь встретиться со смертоносным взглядом, изловчился и вонзил меч в голову василиска. Малфой все это время так и лежал на полу, оцепенело наблюдая за битвой.

Только когда все было кончено: дневник уничтожен, призрак Реддла исчез, а Джинни пришла в себя, Малфой не свойственным ему серьезным и немного растерянным тоном произнес:

— Спасибо, По... Гарри.

Гарри устало улыбнулся, пожал протянутую руку:

— Всегда пожалуйста... Драко.

* * *

Конец третьего курса

— Стойте! — вдруг воскликнул Драко, когда поникшего Петтигрю уже хотели приковать к Рону и профессору Люпину. — Будет надежнее, если его превратить обратно в крысу и посадить в клетку. Так он точно не сбежит.

— Мыслишь, как истинный слизеринец, племянник, — усмехнулся Сириус, но с явным одобрением в голосе.

Драко в ответ гордо вскинул голову.

Когда взошла луна, и профессор Люпин начал превращаться, Гарри порадовался предусмотрительности друга. А когда на суде, пересматривавшем дело Сириуса, был представлен в качестве главного доказательства вполне себе живой Петтигрю, не раз горячо благодарил Драко, который в то лето часто гостил в доме, где поселился Гарри с крестным. Драко даже заявил однажды с показным раздражением:

— Слушай, еще раз начнешь меня благодарить, дам в нос!

Гарри засмеялся, но перестал надоедать другу. Жизнь налаживалась.