Отравленная душа (гет)

— Питер!

У входа в замок стояла невысокая миловидная девушка со светлыми, стриженными под каре, волосами и выразительными серо-зелеными глазами. Ральда Хиггс с факультета Рейвенкло.

Казалось, Хиггс ожидала именно его, об этом так же свидетельствовало её оживление, после того, как Питер с ней поравнялся. Хотел бы он знать, откуда Ральда была осведомлена о его вечерних вылазках на стадион.

— У меня есть к тебе просьба… — сказала она после приветствия.

Питер удивленно посмотрел на свою однокурсницу. Просьба? К нему?

— Какая?

— Кэтрин, моя напарница по зельям, попала в больничное крыло после… — она запнулась и покачала головой. — Впрочем, это неважно. У тебя, насколько я знаю, сейчас тоже нет напарника по зельям. Может, ты не откажешься быть в паре со мной?

Это было глупо, но Питер был польщен. Его всегда воспринимали как дополнение к Джеймсу, Сириусу и Римусу, а сейчас Хиггс выбрала именно Питера, а не кого-то из его друзей. И хотя этому была логичная причина, Питер не хотел обращать на неё внимания.

— Хорошо, Хиггс.

— И называй меня Ральда, — поморщилась она. — Не люблю, когда ко мне обращаются по фамилии.

— Конечно… Ральда.

— Тогда до встречи на зельях.

Питер не успел попрощаться, как она развернулась и ушла в замок.

Весь вечер образ светловолосой рейвенкловки не выходил из головы Питера. И все дело было в том, что она его выделила.

* * *

Ральда Хиггс перебывала в замешательстве. Она ловила себя на том, что ей нравится Питер Петтигрю — немножко неуклюжий, неуверенный в себе, тихий и не привлекающий много внимания. Было непонятно, как такой мальчик мог оказаться в компании Поттера и Блэка — самой большой головной боли всего преподавательского состава Хогвартса. Если бы не компания этих двоих, казалось, Питера не замечали бы вообще.

Но факт оставался неоспоримым: Ральде нравился Питер. Конечно, можно было отпираться, найти кучу отговорок, но она была рейвенкловкой, она не привыкла врать самой себе и закрывать глаза на очевидные факты.

Хиггс знала, что Питер тянется к ней и будет только рад стать больше чем однокурсник и временным напарником по зельям. Но были две небольшие проблемы. Первой проблемой был её младший брат Фозз Хиггс, он был гордостью родителей: слизеринец, пренебрежительно относился к магглорожденным и нашел себя в компании Снейпа и Мальсибера. И если второму было плевать что к чему, то первый питал откровенную антипатию к Питеру. И поэтому, под давлением этих двоих Фозз скорее всего расскажет дражайшим маменьке и папеньке с кем проводит время их старшая дочь. И не миновать тогда лекций о чистокровности, тупых гриффиндорцах и предателей крови. И что самое отвратительное, этим все может и не ограничится.

Вторая проблема заключалась в Римусе Люпине. Ральде он был непонятен. А еще, он её не недолюбливал. Люпин был как ребус, который невозможно было разгадать. Он много молчал, часто выглядел так, будто совершенно не спит по ночам, но при этом был спокоен как удав и всегда был предельно вежлив. Но в компании своих друзей Люпин преображался и вел себя раскованнее. Люпин тоже состоял в компании Поттера и Блэка, даже время от времени принимал участия в их безумных поступках. Но он скорее был совестью неразлучной парочки. Римус, в отличие от Питера, весьма гармонично смотрелся в их компании. И, конечно, староста мальчиков Гриффиндора не будет мешать другу налаживать свою личную жизнь, для этого Римус Люпин был слишком правильный и слишком тактичный. И, тем не менее, для Питера это могло стать проблемой.

Ральда Хиггс не просто так пыталась проанализировать все плюсы и минусы возможных отношений, она просто хотела решить для себя — стоит ли игра свеч? Визг миссис Хиггс, вразумительные речи мистера Хиггса, истерики младшего брата, неодобрительные взгляды слизеринцев, настороженность Люпина и в итоге всей их компании. Стоит ли?

Ральда вспомнила совместные посиделки с Питером в библиотеке (именно посиделки, изучения нового материала тогда почти не наблюдалось), работу на уроках по зельям, милые попытки Питера поухаживать за ней, добрую улыбку и немного нелепые шуточки.

Да, Питер Петтигрю ей нравится.

Да, все-таки стоит.

* * *

Сложно было сказать, чем рейвенкловка Ральда Хиггс не угодила Римусу. Она никогда ему не грубила, они и не общались почти, она была вежлива, не разбрасывалась проклятиями направо и налево, не морочила парням головы. В ней не было ничего такого, за что её можно было невзлюбить. Но что-то в этой девушке не нравилось Римусу. Возможно, всему виной было чутье оборотня? От Хиггс исходит какой-то холод. Римусу казалось, что она могла бы предать близкого ей человека, если бы это потребовалось, и сильно не побиваться по этому поводу. Гриффиндорский староста не любил предрассудки по поводу факультетов, но отрицать плохую репутацию Слизерина он не мог. И было что-то в Ральде от Слизерина. Люпин помнил, что она была чистокровной волшебницей и у неё был брат на два года младше её на Слизерине и, кажется, Римус видел его пару раз в компании Снейпа, что тоже не вызывало восторга.

Люпин постоянно себя одергивал и повторял, что нельзя мешать друзьям устраивать их личную жизнь, поэтому закрывал рот своему внутреннему голосу и молчал. Пусть и Питер получит свой кусочек счастья.

Но за Ральдой Хиггс он все равно будет присматривать.

От автора: письма, которые написаны в этой главе, это не вся переписка Питера и Ральды, просто писать письма на каждый заняло бы слишком много глав.

Целый год непрерывного тихого и спокойного счастья. Да, Питер был счастлив, и это счастье украшало и даже как-то облагораживало его. С Ральдой он не чувствовал себя в тени своих популярных друзей, с ней он был сильнее, в нём просыпались мужские инстинкты защищать и оберегать свою хрупкую девушку. Именно с Ральдой он наконец-то почувствовал себя гриффиндорцем. Ральда только удивлялась таким переменам. И что сказать, ей было приятно осознавать, что это она так влияет на Питера.

Питер стал спокойнее относиться к своим непомерно активным друзьям. Поутихла зависть, что терзала юношу уже несколько лет. Нет, она не пропала совсем, но она уже не так часто поднимала свою уродливую голову. Теперь он тренировался летать на метле не из зависти к Джеймсу и желании чем-то быть похожим на друга, а потому что ему это нравилось. После экзамена по полетам на первом курсе, Питер редко садился на метлу. И не то, чтобы он плохо летал — а летал он посредственно — просто рядом с другом-охотником гриффиндорской команды по квиддичу он боялся летать, боялся, что его засмеют.

Доставать метлу он начал в начале третьего курса, когда отцу на работе выдали премию, и они с мамой захотели сделать сыну приятное. Поначалу Питер летал не часто и не рассказывал никому о своих тренировках (так Питер называл про себя свои полеты на метле). Потом узнал Римус, он всегда был очень наблюдательным, но не сказал ни Джеймсу, ни Сириусу о том, где время от времени пропадает Питер. Конечно, позже друзья узнали о его полетах и восприняли это не серьезно, иногда даже подшучивали над Питером, что очень задевало мальчика. Только Римус иногда одергивал друзей, и они его слушались.

Подшучивать над влюбленностью Питера друзья не стали, если не считать едкие замечания Сириуса, которые сильно задевали Питера и заставляли просыпаться зависти и злости на друга. Но все равно, теперь все было легче для Питера. Он любил, он летал, он менялся.

* * *

Седьмой год обучения подходил к концу. Экзамен за экзаменом приближался выпуск. Одни студенты уже знали, чем будут заниматься дальше, а другие лихорадочно соображала, что же им делать и куда деваться после выпуска.

Питер и Ральда расположились на берегу Черного озера и нежились в лучах майского солнца.

— Питер, ты уже решил, куда будешь идти дальше?

— Джеймс и Сириус собираются летом пройти ускоренный курс по подготовке авроров…

— Я же не о них говорю, Питер.

— Я, наверное, пойду с ними.

— А ты этого хочешь?

— Я… я не знаю. Нет, наверное, я не хочу, но сейчас не так много выбора.

— Аврорат не единственное место, где нужны кадры.

Питер неопределенно передернул плечами и решил отвести от себя разговор.

— А ты уже окончательно решила ехать в Грецию?

— Да, — Ральда глубоко вздохнула и перевела взгляд на черную гладь озера. — Я хочу написать книгу о магической Греции. Там много чего берет начало: первый известный анимаг, первый создатель василиска… патронус размером с гиганта, — на последнем Ральда усмехнулась, она всегда задавалась вопросом, вид какого существа принимал патронус Андроса Неуязвимого, но этот факт был утерян.

— И сколько ты планируешь там пробыть? — удрученно спросил Питер.

Перспектива расставания с любимой девушкой давила на Питера еще с начала экзаменов, но только теперь он отчетливо понял, что она скоро покинет Британию и они еще долго и долго не увидятся. Он расстроился еще больше, когда услышал ответ:

— Не знаю, Хвостик, — Ральда стала называть так Питера еще полгода назад, хотя так и не узнала, почему именно это прозвище ему дали друзья, но оно ей нравилось. — Мне очень сложно планировать что-то конкретно. И от меня не так и много зависит. Я еду с тётей в качестве её стажерки, моё пребывание в Греции почти полностью зависит от неё. Как минимум лето я проведу в Греции.

Питер поднял камешек с земли, встал и бросил в воду, пытаясь заставить камешек прыгать жабкой по воде. У него ничего не получилось и он, засунув руки в карманы и понурив плечи, молча смотрел на спокойную воду Черного озера. Ральда неслышно встала с земли, подошла к Питеру и обняла его со спины.

— Это же не навсегда, — тихо сказала она, но Питер уловил горечь в её голосе.

— Это может быть навсегда для нас.

Ральда знала, что Питер прав. Она рейвенкловка, она не может отрицать неоспоримый факт, что отношения по переписке долго поддерживать практически невозможно.

— Я буду часто тебе писать, — так же тихо сказала она, понимая, что это все не то. — Может, я отпрошусь у тёти Кассандры на пару дней в Британию.

— А давай я поеду с тобой? — воодушевился Питер. — Буду тебе помогать. И мы будем рядом?

Питер повернулся к ней и улыбался, в надежде, что она согласится.

— Питер, — осторожно начала Ральда, — я не могу. Моя семья против наших отношений, я не смогу упросить Кассандру взять тебя с нами.

Она не стала добавлять, что одна из причин, почему её тётя — Кассандра Уоррингтон — берет с собой племянницу в Грецию, это еще и то, что тогда племянница не сможет видеться с нежелательным для семьи гриффиндорцем.

— Тогда… я буду ждать от тебя писем.

— И ты будешь мне на них отвечать, Хвостик.

Девушка нежно улыбнулась Питеру и потянулась к нему за поцелуем.

* * *

«Милый Хвостик,

Ральда».

* * *

«Милый Хвостик,

Ральда».

* * *

«Милый Хвостик,

Ральда».

* * *

«Хвостик, милый,

Ральда».

* * *

«Милый Хвостик,

Ральда».

* * *

«Питер!

Ральда».

* * *

«Хвостик,

Ральда».

_________________________________

*Ральда называет родителей мистер и миссис Хиггс, когда зла на них. Воспитание не позволяет ей прямо оскорблять родителей, поэтому она показывает свою холодность таким обращением.

Писем от Ральды не было уже три месяца, и Питер не находил себе места. Он был еще более рассеянным, чем обычно, он пропускал входящие сообщения, которые поступали в отдел связи аврората, что никоим образом нельзя было допускать. Грюм, заместитель главы аврората, уже не сдерживался и срывался на нового «недо-аврора», как часто за спиной называли Питера.

Письмо пришло в тот момент, когда Питер уже решился написать Кассандре Уоррингтон. Он находился у себя в маленькой однокомнатной квартирке в промышленной части Лондона, когда прилетела почтовая сова. Питер бросился к ней, на ходу хватая с кухонного стола печенье, забрал письмо и быстро вскрыл конверт.

«Питер, милый,

Ральда»

Помолвлена? Не приедет?

«…люблю…»

Помолвлена?!

«Прости меня…»

Письмо выпало из рук Питера, а он так и остался стоять посреди своей крохотной кухни. Казалось, что человек, который стоял в этой комнате две минуты назад полностью отличался от человека, который стоит в этой же кухне сейчас. Питер сгорбился и низко опустил голову, он словно стал ниже ростом.

«Жалкий Питер Петтигрю не достоин чистокровной волшебницы Ральды Хиггс».

«немного нелепый…» Нелепый, жалкий, недостойный…

«— Хвост! — Сириус довольно поднял палец в жесте «осенило». — Вот какое у тебя будет прозвище. Ну не Крысой же тебя называть.

— Сириус! — предостерегающий взгляд Люпина».

Крыса… Жалкая крысиная душонка.

«— Эй, Питти, уверен, что ты с нами? Я бы не хотел оказаться носом в мерлиновых подштанниках из-за тебя».

Никчемная, ни на что не способная крыса.

«Хвост и метла?! Да ты никак только-только с неё свалился».

«…спасает только Рий, я очень ему благодарна за это».

Он догадывался. Он знал.

«…не дай этому письму сломать тебя».

— Не письмо сломало меня, а вы все! — вдруг истошно заорал Питер, со всей силы закрывая только что открытые дверцы шкафа. — Ничтожество! — взвизгнул Петтигрю.

И именно сейчас, именно в этот момент, в этой комнате он был немного помолодевшей копией того, кто предаст лучших друзей. Потому что в этот момент его душа была безвозвратно отравлена. Завистью, злостью, ненавистью, местью и ложью. Вот это было настоящее настоящим Адским Пламенем, после которого от души остается лишь пепел.

* * *

Свадьба Джеймса и Лили была назначена на двадцать пятое мая, словно в насмешку Хвосту. Пара сияла, как две новогодние ёлки, они были невероятно счастливы и сегодня они закрыли дверь войне, что идет за границами их дома. Сегодня они разрешили себе расслабиться и провести один из лучших дней в своей жизни. Гостей было немного, лишь близкие им орденцы и друзья. Был Сириус с какой-то девицей из аврората, он бегал как заведенный, проверяя все ли в порядке, нет ли каких-нибудь недочетов, шафер, все-таки. Был Римус, который пытался утихомирить Сириуса, но после того как потерпел неудачу, был вынужден развлекать покинутую спутницу Сириуса. Были Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, которые не отходили друг от друга и все время держались за руки, будто сами только вчера поженились. Был и Дамблдор, который сразу принес свои извинения за то, что сможет остаться только на церемонию. Была Марлин МакКинон с женой своего брата Греттой и их четырехлетней дочерью, сам Валентин, скорее всего, остался на дежурстве в аврорате.

Было еще несколько человек, но Петтигрю старался держаться подальше одинаково от всех. Он был лишним на этом празднике жизни.

Хвост сидел на лавке, украшенной смехотворными белыми лентами, и злая ухмылка не сходила с его лица.

— Хвост! — Петтигрю вздрогнул от неожиданности. Ну естественно, ему очень не хватало сейчас Сириуса. — Чего прохлаждаешься? Мне нужна помощь в обустройстве нашему другу достойной свадьбы. Лунатик слинял вместе с моей прелестной спутницей, и я вынужден обратиться к тебе, — жизнерадостно проговорил Сириус и плюхнулся рядом с Хвостом на лавку.

Эта жизнерадостность бесила Петтигрю, а еще больше бесило то, что Сириус не просил помощи, а ожидал её как само собой разумеющееся.

— Не кривись, Питти, сам не в восторге. Не в обиду, — быстро добавил Сириус, — но из тебя в последнее время не лучший помощник.

Петтигрю никогда и никому этого не говорил, но он ненавидел, когда его называли «Питти», и сейчас это очень сильно его задело.

— Чего ты такой кислый, Хвост? — вдруг заметил Сириус. — За друга не рад, что ли? — последнее было сказано шуточным тоном.

«Не рад», — вдруг, сам себе признался Петтигрю.

— Ральда обручилась с другим и домой не вернется, — холодно ответил на вопрос друга Хвост.

— О!.. — Лицо Сириуса удивленно вытянулось, и он сочувственно потрепал друга по плечу.

Он по-настоящему сочувствовал Питеру, но после многолетних шуточек, подколок и язвительных замечаний, не мог найти подходящих слов. Сириус вообще не знал, есть ли на такие новости подходящие слова, кроме тех, что он потом сказал:

— Сочувствую, друг.

Петтигрю зло усмехнулся про себя: теперь он «друг». Ну конечно.

— Ну тогда… эм… сиди здесь, если хочешь… Оставлю тебя одного.

Сириус ушел, а Хвост так и не сдвинулся с места.

«Оставлю тебя одного.»

Ну что же вы, мнимые друзья, он всегда был один, разве вы не замечали? Это вы веселились*, это вы учились, это вы боролись. А он лишь учился, развлекался и, кажется, даже не боролся. Шляпа ошиблась с его, Петтигрю, факультетом. Для него вообще не существовало факультета в Хогвартсе.

_________________________________________________________________________

*-лся- — Питер был всегда сам, друзья справлялись во всем без него. Это исключительно мнение Петтигрю в данный момент.

Год после свадьбы Поттеров прошел как в тумане. Петтигрю на работе рисковал несильно и практически не выходил на вызовы (надо сказать, его просто боялись отпускать на рейды, потому что на них Петтигрю часто приносил больше неприятностей, чем пользы, поэтому Грюм справедливо решил, что если Петтигрю будет в здания аврората, то безопаснее будет всем). Он и раньше не был активным работником, но сейчас вообще не проявлял ни к чему никакой инициативы. На работе на это не обращали внимания, потому что, во-первых, кроме школьных друзей (Хвост все чаще спотыкался и кривился на этом слове) он близко ни с кем не общался, и во-вторых, военное время брало своё: таких мрачных как Петтигрю в аврорате было три четверти работников. На угрюмые лица уже не обращали внимания. В конце недели составлялись списки погибших и пропавших без вести, покалеченных и сбежавших. Какие могут быть улыбки после этих списков? Было в отделе всего несколько человек, которые часто улыбались, острили и снова улыбались. Это были просто сильные и смелые люди, которые понимали — нельзя отчаиваться, на войне это может быть смертельно опасно. Джойси Кокс, аврор с пятилетним стажем, как-то заметил Грюму, что таким его коллегам нужно поднимать зарплату за их титаническую работу по поднятию боевого духа аврората. Аластор Грюм нахмурился на такое замечание, но промолчал.

Война достигла своего пика. Жертвы уже считали не единицами, а десятками. Было холодно в душе и холодно на улице, хотя на дворе стояло начало июня. Было холодно и страшно, а отчаяние все чаще пробивалось за бравадой ледяной отчужденности. В аврорате все чаще устраивали минуту молчания погибшим коллегам, друзьям, родственникам, знакомым и незнакомым жертвам войны. Эти минуты молчания одновременно подрывали и поднимали боевой дух. Грюм не мог их запретить. Даже если весь аврорат падет духом, он не мог запретить коллегам скорбеть. В такие минуты волшебники все отчетливей понимали, за что они борются.

Выпускники, которые еще год, два, три, пять лет назад были школьниками и детьми, теперь сражались плечом к плечу, с опытными магами против приспешников Лорда Волдеморта, которого все чаще стали называть Ты-Знаешь-Кто или Тем-Кого-Нельзя-Называть.

И все чаще сам Лорд «оказывал честь» участвовать в сражениях. Коллеги называли чету Поттеров и Лонгботтомов невероятными везунчиками. Впрочем, вряд ли на войне можно быть «невероятным везунчиком». Что Поттеры, что Лонгботтомы уже три раза встречались лицом к лицу с Волдемортом и при этом выходили из сражения без особых потерь. Нужно сказать, это поднимало боевой дух аврората. Но, к сожалению, или к счастью, работу в отделе хронике аврората пришлось покинуть сначала Алисе Лонгботтом, а потом за ней ушла и Лили Поттер, которая, в свою очередь, работала в отделе приготовления, определения и обезвреживания зелий. Причины, по которым обе миссис были вынуждены покинуть работу, были радостные — обе семьи ожидали пополнения.

Некоторые коллеги шутили, что аврорату нужны новые люди, но получив несколько недобрых взглядов от Джеймса Поттера (Фрэнк к таким шуткам относился спокойнее), замолкали и не осмеливались больше шутить на эту тему. Уже потом они понимали, что они сами не пожелали бы своим детям такого будущего — войны, боли, потерь, отчаяния.

В конце июня стало известно, что Лорд охотится за Поттерами. Причину, по которой он это делал, знали только они сами и Дамблдор. И теперь в доме Поттеров постоянно дежурили минимум по два аврора. Джеймс все время ругался с Грюмом, что такой защиты им с Лили не нужно было, что он способен защитить свою семью, что одного аврора (помимо самого Джеймса) будет достаточно. Джеймс не считал себя всесильным, но не мог видеть как погибают волшебники и магглы, зная, что если бы хотя бы один из авроров, что дежурили в доме Поттеров смогли выйти в рейд в тот или иной день, жертв было бы меньше. Но он не мог не понимать, что опираться лишь на свои силы было опасно и глупо, а пророчество, о котором рассказал Дамблдор и которое было причиной открытой охотой на него и Лили, глухо звучало у Джеймса в голове:

«Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда… рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда родится на исходе седьмого месяца…»*

Решение проблемы Поттерам подсказал Дамблдор. Заклинание Доверия. Тогда поднялся вопрос о Хранителе Тайны, и снова начались проблемы. В большей степени из-за Сириуса — он рвался стать Хранителем, но это было слишком очевидно, можно было сразу догадаться, кто является Хранителем Тайны Поттеров. Время шло, а спор не решался. В конце концов, Дамблдор снова пришел на помощь — он предложил себя в качестве Хранителя на время, пока они полностью не определятся. И Джеймс, скрепя сердцем, согласился.

Так прошел месяц, и тридцать первого июля родились два мальчика — Невилл Лонгботтом и Гарри Поттер. Гарри Поттер — мальчик, который еще не успел родиться, а за ним уже велась активная охота. Мальчик, которого в будущем будут называть Избранным.

* * *

Петигрю был ошеломлен и напуган, когда его сразу после аппарации сгребли за шиворот чьи-то руки и снова аппарировали с ним в темную грязную подворотню, где их ждал еще один человек, одетый в черную мантию с капюшоном скрывающим лицо.

Петтигрю сразу догадался что к чему. Тот-Кого-Нельзя-Называть считал, что Хвост — Хранитель Тайны Поттеров. Он был готов кричать, уверять и умолять поверить ему, что не он был Хранителем, и что он не знает, кто им является (что было правдой, Поттеры не хотели давать Лорду лишнего шанса), когда услышал насмешливый знакомый голос прямо возле своего уха:

— Ну привет, Хвостик, — Пожиратель, державший Петтигрю, отпустил его и опустил такой же, как и у второго мага, капюшон. Хост повернулся к обладателю голоса и замер, узнав этого человека.

— Ты рад меня видеть? — снова насмешливый тон.

— Хватит, Фозз! — резко оборвал младшего брата Ральды второй Пожиратель. — Мы не шутки шутить сюда пришли.

Хиггс на миг опустил взгляд, а затем снова повернулся к Хвосту.

— У нас к тебе есть занимательное предложение, Хвостик. Предложение, от которого ты сможешь отказаться, но мы бы тебе не советовали так спешить.

— К-какое?

Фозз посмотрел по сторонам, на что второй Пожиратель сказал:

— Я сканировал местность, поблизости ни одного мага. И поставил заглушающие чары и чары от магглов.

Фозз кивнул и уперся взглядом в Питера.

— А теперь скажи мне честно, Хвост, ты хочешь мести? — даже в темноте было видно, как опасно блестят глаза Хиггса.

— Какой мести? — испуганно спросил Хвост.

— Моей сестре, её мужу, всей моей семье. Блэку, Люпину, Поттерам. Всем.

Петтигрю ничего не понимал. Он думал, его будут пытать непростительными, а ему предлагали месть. Все смешалось в голове. Хвост старался отгонять от себя эти мысли, но он действительно хотел мести. Хотя сам считал это справедливостью. И хотел справедливости он уже давно, с того самого памятного дня, когда пришло последнее письмо от Ральды. Нет. Он хотел этого еще раньше. Хвост даже не помнил, когда это началось. Наверное, еще с первых курсов Хогвартса, когда стала копиться зависть. Год за годом она копилась в нём, отравляя, словно медленным ядом, его душу. Кусочек за кусочком, незаметно, чтобы не дать шанса и возможности перервать это. Ни шанса, ни одного крохотного шанса. Но затем, как гром среди ясного неба, появилась Ральда и она стала его противоядием. Она лечила его день за днём, неделя за неделей, слово за словом, поцелуй за поцелуем. А потом…

Петтигрю снова словно слышал все те ужасные слова**, что ему успели сказать за много лет. Они сливались сначала в какую-то какофонию звуков, они были яркими, больно яркими. А потом, Хвост начал отчетливее слышать в голове резкий презрительный голос: «Ты ничтожество, Крыса. Ни на что не способная крыса. Из тебя не может получиться даже посредственный волшебник. Даже как личность ты — никто... Крыса».

Откуда Хвосту было знать, что второй, оставшийся пока что для Петтигрю неизвестным, Пожиратель владел азами леггилименции. Петтигрю было слишком легко читать, он был словно открытая книга даже для такого слабого леггилимента как Мальсибер. Хвост был как комок нервов, на него стоит лишь слабо подуть, а он уже начинает визжать. Хвост был слишком легкой добычей. Такого как он нельзя было брать в свои ряды, его было слишком легко сломать, слишком легко переубедить. Но Темному Лорду нужно было добраться до Поттеров, и Хвост был, наверное, единственным шансом, который мог безоговорочно принести победу.

— Ну что, подумал, Хвост? — спросил Фозз.

— Чего вы от меня хотите?

— Сначала скажи, чего хочешь ты?

— Я…

Мальсибер снова надавил на сознание Хвоста и про себя подумал: «Слишком слабый».

— Я хочу, чтобы все пожалели о том, что не ценили меня! — сам себя удивив, выкрикнул Хвост.

Фозз криво улыбнулся:

— У тебя есть шанс заставить всех сделать это, — тихим, и при этом не менее заманчивым голосом, протянул Хиггс. — От тебя почти ничего не потребуется.

— А что конкретно от меня может потребоваться?

— Сущие мелочи. Мы расскажем тебе о них позже, если ты согласен нас выслушать.

Петтигрю помолчал, а затем нерешительно сказал:

— Я согласен.

— Отлично, Хвост. Тогда пойдем с нами, не в переулке же обсуждать такие важные вопросы. Да и разговор обещает быть долгим. У нас с моим другом, есть отличная идея где можно обо все поговорить. Идем?

Петтигрю снова колебался, но Мальсибер не дал ему шанса отказаться. Поэтому Хвост кивнул и спросил:

— Как мы будем добираться?

— Глупый вопрос, Хвост. Аппарируем, конечно.

Мальсибер и Хиггс схватили Хвоста за руки с обеих сторон и аппарировали.

* * *

Петигрю был в ужасе, когда понял перед кем он стоит, но Темный Лорд был почти добр к Хвосту. Петтигрю даже не подозревал, что за десять минут разговора Тот-Кого-Нельзя-Называть уже знал все больные места Хвоста, все его секреты и желания, все обиды, что он годами держал в себе. Лорд дергал Хвоста за ниточки, словно марионетку. Мальсибер был прав, Петтигрю был открытой книгой и даже не подозревал о том, насколько он уязвим.

Через полчаса разговора с Лордом, Хвост уже не считал его таким большим тираном, как он казался ему до этого. Через час, Петтигрю был свято уверен, что Лорд имеет хорошие и достойные причины для развязки этой войны. Через полтора часа Хвост склонялся к мысли, что маги переоценивают злодеяния Лорда.

А через два часа Хвост принял метку.

________________________________________

*Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Орден Феникса», РОСМЭН, 2006.

**подколки, шуточки над ним, письмо Ральды и др.

От автора: 1). О том, что среди друзей Поттеров появился предатель, стало известно «незадолго» до их гибели — автор по-своему истолковал это «незадолго», поэтому оно может отличаться от задуманого тётушкой Ро. 2). Нападение на Лонгботтомов Лейстранджами и Краучем мл. произошло где-то в конце 1981 — в начале 1982, уже после падения Волдеморта, но в автор сдвинул это событие на несколько месяцев раньше.

Итак, автор заранее просит прощение за эти небольшие AU и просит сильно тапками не кидаться :)

С того времени, как Хвост присоединился к Пожирателям, прошло больше полугода. Петтигрю был разочарован и напуган. Как оказалось позже, многие Пожиратели не питали к нему никаких тёплых чувств, ему не доверяли, но и не воспринимали всерьез. Постоянные насмешки преследовали Хвоста. С Волдемортом он больше не встречался, хотя и был этому рад, но его все равно это неприятно цепляло. Хвост чувствовал себя использованным, хотя, в сущности, не сделал ничего полезного для Лорда. Сказать о местонахождении Поттеров он не мог, полезной информации об аврорате и его работниках он предоставлял крохи, и в операциях Пожирателей он участвовать тоже не мог. Хвост ужасно боялся, что посчитав его ненужным, Волдеморт решит избавиться от него, но, видимо, Петтигрю еще зачем-то нужен был Лорду, если он до сих пор держал его в Пожирателях.

Петтигрю жалел, что присоединился к Волдеморту. Из-за этого он стал ужасно нервным, вечно ждал удара в спину и того, что в аврорате его раскроют и запекут в Азкабан. Хвост старался держаться подальше от Грюма, не без оснований полагая, что этот аврор, который жил под лозунгом «Никому нельзя доверять», может его очень быстро раскрыть. Из-за сильного чувства вины, он почти перестал общаться с друзьями, а когда кто-то из них вытягивал его на разговор, отводил глаза, запинался и старался уйти как можно быстрее.

Сегодня Хвост был особенно нервным. Он знал, что как раз сейчас должно состояться нападение на владельца лавки зелий Дойла МакКензи, но не мог никому этого сказать. Ему было не жаль того зельедела, он просто боялся. Хвост не любил такие дни, когда знал, что произойдет нападение, но не мог никому этого сказать. В такие дни ему еще отчетливее казалось, что его вот-вот раскроют.

И как назло, в коридоре он столкнулся с Римусом, который в последнее время был обеспокоен состоянием друга. Люпин перебирал в руках какую-то документацию, скорее всего отчеты за себя и Сириуса (второй просто катастрофически не любил бумажную тягомотину, что ему прощали за его успехи в аврорате), и задумчиво хмурился. Когда он поднял взгляд на того, с кем только что столкнулся в коридоре, лицо Римуса просветлело — он давно уже искал встречи с другом, который теперь его избегал, и хотел поговорить с Питером.

— Питер, ну наконец-то, — внимательно окидывая Петтигрю взглядом, Римус спросил: — Как ты?

Хвост немного нервно передернул плечом и ответил:

— Как обычно. Спешишь написать поскорее отчеты?

— Сириус снова что-то напортачил в документации, теперь приходиться исправлять. Я давно хотел с тобой поговорить…

— Можно потом, не хочу отвлекать тебя от дел. Прости, мне нужно вернуться на рабочее место, там сейчас никого нет, а вдруг поступит сообщение, Грюм тогда снова будет ругаться.

Петтигрю уже собирался развернуться и быстро уходить, как Римус положил руку другу на плечо, останавливая.

— Подожди. Там сейчас Стерджис. Если будет сообщение, он его примет.

Хвост затравлено оглянулся в сторону своего кабинета, но был вынужден остаться. Он не мог вечно бегать от Римуса, это выглядело еще подозрительнее, чем его подавленный вид на протяжении нескольких месяцев.

— Пойдем, выпьем кофе, — кивнул в сторону служебного кафетерия Римус и устало потер глаза. — Там можно спокойно поговорить.

Хвост обреченно кивнул и пошел за Римусом. В кафетерии почти никого не было, лишь два домовика сновали туда-сюда и постоянно что-то делали. После того, как Римус попросил у них два кофе, которые тут же появились перед ними на столе, домовики исчезли с их поля зрения.

— Питер, ты в последнее время очень подавлен. Я понимаю, сейчас все такие, но твоё настроение выделяется на фоне остальных. — Римус немного помолчал, то ли подбирая слова, то ли ожидая, что ему ответит друг. Петтигрю сам не знал, что сказать так, чтобы это не казалось подозрительным, и поэтому молчал, давая Римусу высказать свои предположения. И Римус все-таки продолжил: — Я слышал, что до Грюма дошли слухи о том, что среди нас… Что среди друзей Джеймса завелся предатель.

Римус опусти взгляд, но так и не дождавшись быстрого ответа, поднял взгляд на Петтигрю. Он выглядел все более затравленным и напуганным. Оба волшебника, сидящие за столом, думали практически об одном и том же: Римус думал, что Петтигрю считал его предателем, а Хвост уже хотел каяться Римусу в том, что это он.

Молчание, царившее за столом, затягивалось. Люпин решил, что неприятный разговор уже начат и затягивать его — лишь мучить и себя и друга, поэтому продолжил уверенным тоном:

— Я просто хочу, чтобы ты знал: Джеймс, Лили, Сириус и ты дали мне столько того, о чем я и мечтать не мог, что я никогда и ни за что не предам ни их, ни тебя. Вы все мне очень дороги. Я понимаю на чем основываются твои предположения, много оборотней сейчас на стороне Волдеморта, — на имени своего хозяина Петтигю дернулся, но Римус не обратил на это внимания. — Но я ни за какие земные блага к нему не присоединюсь и, тем более, не буду шпионить за друзьями, которые дали мне нормально детство.

Римус замолчал, ожидая ответа Хвоста. А Петтигрю захотелось заплакать от бессилия. Он чувствовал себя предателем, что потоптался по душе друга, который к нему всегда относился хорошо. Римус был самым лучшим из троих друзей-мародеров. Он был самым терпеливым к Хвосту и всегда был готов помочь. А сейчас Петтигрю собирался врать ему в глаза, зная, что возможно в будущем именно по его, Хвоста, подсказке может быть убит его школьный друг.

Петтигрю сжался и, заикаясь, сказал:

— Ты что, Римус, я никогда бы тебя не заподозрил в таком!

После этих слов Люпин заметно расслабился, а затем сказал:

— Я рад, что ты так не думаешь. Хотя я бы понял такие предположения, — удрученно закончил Римус.

В Петтигрю проснулось давно забытое желание пожалеть друга, подставить ему дружеское плечо и убедить всех, что его друг, Римус Люпин, не может быть предателем. Но этот благородный порыв был едва заметен, и на место ему пришло желание отвести от себя будущие подозрения. Римус только что дал Хвосту хорошую идею, как можно в будущем не попасть под подозрения.

* * *

Время шло, а Хранитель Тайны не менялся. Или Хвосту просто не говорили, что он изменился. В любом случае, у Лорда заканчивалось терпение. Он должен был добраться до этого ребенка. Темный волшебник не боялся маленького мальчика, про которого было пророчество, потому что это было смешно — мальчик, которому не было и года, не мог представлять угрозу для Лорда. Другое дело — слухи, которые пошли после этого пророчества. В небольшом кругу ребенка уже называли Избранным. Этот ребенок мог подорвать репутацию Волдеморта. От этого ребенка нужно было поскорее избавиться.

Ситуация усугубилась после инцидента с Лейстранджами и Крайчем-младшим. Нападение на Лонгботтомов было лишним. Лорд был в ярости, он не знал пощады и наказывал своих самых преданных приспешников, не зная жалости. После нападения на Лонгботтомов, Поттеров стали охранять еще активнее, а в обществе появилось тихое шептание о том, что Лорд Волдеморт боится ребенка, которому еще даже не исполнилось целого года.

Петтигрю был вне себя от страха. Он оказался меж двух огней. После нападения на Лонгботтомов, Грюм стал еще подозрительнее ко всем, и к Хвосту конкретно. Петтигрю старался подолгу не находиться рядом с заместителем главы аврората, и вообще избегал его общества, что заставляло опытного аврора держать Хвоста под ещё более внимательным взглядом. Со стороны Волдеморта тоже исходило сильное давление. Теперь Тёмный Лорд ввел общие собрания и по очереди у каждого узнавал его результаты в тех или иных операциях, и каждый раз останавливаясь на Хвосте, он сверлил взглядом своего незадачливого слугу и повторял одно — что Хвост подводит его ожидания. А Лорда разочаровывать чревато.

Так наступил конец июля восемьдесят первого года. Поттеры решили сделать Хранителем Тайны Сириуса. Джеймс, Сириус и Питер собрались в доме Поттеров на кухне. Лили с Гарри были наверху.

— Бродяга, ты в этом уверен?

— Безоговорочно, Сохатый. Все будут думать, что Хранителем Тайны являюсь я, а я не выдам вас, даже под угрозой смерти. Хвост, для тебя это не представляет почти никакой угрозы. Волдеморт будет уверен, что я — Хранитель Тайны, поэтому охота будет на меня. Даже если меня убьют, чары ослабеют, но не разрушатся, мы это устроим, поэтому все будут свято уверенны, что это результат того, что Хранитель убит, а то, что они не разрушатся, можно списать на очень сильную магию. В любом случае, за тобой не должно вестись охоты. Да и не подумают Пожиратели, что тебя сделали Хранителем. Не в обиду, Хвост, но тебя они посчитают слишком слабым для этой роли. А вот я на роль самоотверженного самоубийцы подхожу по всем параметрам. Но никто не должен знать о нашем разговоре, — Сириус переводил серьезный взгляд с Джеймса на Питера. — Даже Лунатик. Чем больше людей знают об этом, тем больше вероятность того, что план может не сработать. — Сириус уперся взглядом в Джеймса. — Лили тоже не должна этого знать, Сохатый. Это для её же блага. Её не должна постигнуть участь Фрэнка и Алисы.

Все сидящие за столом тяжело вздохнули, Джеймс и Сириус из сожаления об постигшей участи четы Лонгботтомомв и боли от того, что не смогли их уберечь, а Петтигрю — из-за боязни выдать себя.

— Все согласны? — Сириус обвел взглядом сидящих за столом.

Джеймс кивнул. Ему не хотелось подвергать такой опасности друзей, но на втором этаже Лили играла с их сыном, за которым велась охота. Джеймс должен всеми силами защищать свою семью. Своего сына и свою жену. Как это не было больно признавать, но он готов был пожертвовать друзьями, только бы Гарри и Лили были в безопасности. Сириус это понимал и сам был готов пойти на любые жертвы только бы огородить их от Волдеморта. Он считал Джеймса, Лили и Гарри своей семьей, потому что другой у него не было, а ради семьи можно пойти даже на смерть.

Петтигрю не знал как вести себя сейчас. Ему предлагали стать Хранителем. Ему хотелось кричать, чтобы ни Джеймс, ни Сириус не доверяли ему такую ношу, потому что он не сможет их уберечь, потому что он уже их предал, потому что он теперь Пожиратель. Но страх перед хозяином сковывал его. Он уже давно понял, что он сделает все, чтобы угодить Лорду, потому что нет дороги назад, он сжег все мосты, когда принял метку. Да, он хотел, чтобы все пожалели о том, что не ценили его, но тогда он не понимал на что идет ради этого. Только теперь он отчетливо понял, что его друзья умрут, что бы не говорил Лорд о пощаде, потому что Лорд Волдеморт не знает что такое пощада. Петтигрю было жаль даже маленького Гарри, которого практически не знал, потому что приходил к Поттерам крайне редко. Ему было жаль того мальчика наверху, чей веселый звонкий смех доносился к ним на кухню.

Но выбор был сделан задолго до этого момента. Выбор был сделан, и пути назад нет.

— Ну что же, раз конструктивных возражений нет, приступим.

* * *

Питер сидел у себя в квартирке и боялся выходить даже из комнаты. Он не хотел выдавать местонахождение Поттеров, но не мог попросить помощи в аврорате, потому что если он это сделает, Пожиратели найдут его все равно, и тогда смерти не миновать. Сначала пыток, потом смерти. Петтигрю напоминал загнанную в угол крысу, хотя это было отчасти правдой. Когда к нему наведались Хиггс с Мальсибером, последние крохотные остатки надежды исчезли. Навсегда.

— Лорд хочет тебя видеть, Хвост, — сказал Мальсибер, внимательно вглядываясь Петтигрю в лицо.

Хвост затравленно глянул на своих сподвижников и кивнул, не смея перечить. Мальсибер смотрел на него как-то странно, будто зная что-то важное о Хвосте, и едва заметная тень улыбки просматривалась на его лице.

— Думаю, сегодня Лорд будет тобой доволен, — протянул Мальсибер.

Они аппарировали на виллу Крэбов, в которой в последние дни было пристанище Лорда. Они вошли в каминный зал, где перед камином стоял Волдеморт. Он не оборачивался на вошедших, а лишь задумчиво смотрел на огонь и вертел в руках палочку.

— Ты не хочешь рассказать мне что-то важное, Хвост? — голос Лорда был тихим, но он отчетливо прорезал тишину каминного зала. — Нужно сказать, я ожидал увидеть тебя раньше, но ты почему-то не спешил. — Лорд не спеша развернулся к Хвосту, с обеих сторон которого, немного в стороне, стояли Мальсибер с Хиггсом. Он перевел взгляд с Хвоста на Мальсибера, внимательно посмотрел второму в глаза и сказал, опустив взгляд на свою палочку, которую он все еще крутил в руках: — Очень хорошо.

Петтигрю сжался. Он уже знал о способности Лорда заглядывать в чужое сознание и понимал, что сейчас его ожидало наказание за то, что он не пришел с хорошими новостями раньше.

— Ты хотел скрыть от меня что-то, мой дорогой Хвост? — спокойно и с легким удивлением в голосе спросил Лорд.

— Н-нет, мой Лорд.

— А мне показалось иначе. Возможно, я неправильно понял твой поступок. Ты так считаешь?

Петтигрю не знал, что сказать. Он испуганно стоял и молчал, внимательно наблюдая за Лордом.

— Что же, мы поговорим о степени твоей преданности позже, а сейчас у меня есть дела поважнее. Итак, открой же мне Тайну.

Хвост склонил голову и подчинился.

Заклинание Доверия было разрушено.

* * *

В эту ночь многие праздновали падения Того-Кого-Нельзя-Называть, поднимали бокалы за Мальчика-Который-Выжил, ликовали, что смогли поймать одного из самых верных Пожирателей Лорда — Сириуса Блэка. Скорбели за погибшей четой Поттеров и за их жестоко убитым другом Питером Петтигрю. Эта была ночь наполнена радостью и скорбью одновременно. И никто уже не хотел докапываться до фактов о гибели Поттеров и предательстве Сириуса Блэка. Волшебный мир ликовал. Темный волшебник пал.

От автора: Изначально я не планировала дополнительного слова о Ральде, но мне захотелось, чтобы в этой истории было хотя бы одно светлое пятно.

Предупреждение: POV Ральды

Город Ираклион почти не изменился за девять лет, что мы здесь прожили. Только теперь я на его уже смотрю другими глазами, ведь знаю почти что каждый его интересный уголок. Поверить не могу, что я так быстро закончила свою книгу, экземпляры которой теперь лежат на полках в каждом магическом книжном магазине и в каждой магической библиотеке города. Здесь легче. Никаких предрассудков по поводу моей девичьей фамилии, да и мало кто знает, что я в девичестве Хиггс. Теперь я Ральда Старидас, преподаватель Истории магии в школе волшебства Трифорос, автор книги по истории магической Греции, жена Гликерия Старидаса и мать пятилетнего Майкла* и трехлетнего Алекса*.

Я часто задумываюсь о том, что на мне во многом лежит вина за то, что произошло с Питером. Он мне доверился, и он меня полюбил, а я сначала дала ему надежду, а затем втоптала в грязь его сердце.

Милый Хвостик, прости меня за то, что я сделала с тобой. Когда я узнавала новости из Британии, которые проходили жесткую фильтрацию сначала Хиггсов, а затем Кассандры и только потом доходили до меня, я не хотела верить, что Пожиратель Смерти Питер Петтигрю и мой милый Хвостик — это одна и та же особа.

Все-таки письмо сломало Питера, и я не могу перестать корить себя за это. Я разрушила жизнь человеку, который со временем мог стать хорошим супругом и отцом. Я видела это в нём, как вижу это в своём муже. Питеру просто нужно было дать раскрыться, попасть в нужную компанию. Он действительно был хорошим. Он был моим защитником на последнем курсе школы, хотя и сам этого не замечал. Питер был очень заботливым и милым, и никогда ничем меня не обидел.

Но я не могу вечно карать себя. У меня есть замечательный любящий муж и двое мальчишек, которые носятся по дому и, стоит только зазеваться, как слышишь очередной звон разбитой вазы, или видишь улепетывающего со всех лап Леса, нашего жмыра, которому мы так и не выбрали окончательного имени, колеблясь между Геркулесом и Ахиллесом. Я пишу вторую книгу об истории магической Греции и снова собираюсь на поиски материала.

Я не могу карать себя вечно, я слишком счастлива для этого.

Прости меня, Хвостик, но я тебя отпускаю.

_________________________________________________

*Майкл и Алекс — сокращенно от Михаила и Александра.