Другая жизнь (Un'altra vita) (гет)

Пролог

Кто мог бы предвидеть подобное?

Не я, определённо.

Я долгие годы боялась умереть.

А потом я просто знала.

Я была уверена в том, что скоро умру.

И я перестала бояться, хотя меня и жгла легкая тревога, вызванная постоянной неопределенностью и беспокойством за мою семью.

Порой бессонными ночами я представляла свою смерть. Удар кинжала в грудь, Avada Kedavra, может быть, яд. Это не было так уж важно. Если бы мне и пришлось страдать, то не долго.

Я представляла своё тело, прекрасное, лежащее в белоснежном гробу и… Нет, какой кошмар! Белый мне никогда не шел, в нём я всегда была похожа на привидение. Зеленый? Или фиолетовый? Что угодно за исключением белого и черного!

Я представляла любящие руки Люциуса, занятые мной, и слёзы сожаления и ностальгии, льющиеся из его глаз.

Когда мои отношения с Люциусом ухудшились из-за череды глупых поступков, каждый из которых был призван исправить последствия предыдущего, любящие руки, занятые моим телом, стали руками Драко.

О, небо! О чём я только думала? Не желаю же я, чтобы мой сын снимал залитое кровью платье с моего уже остывшего тела! Нет, никогда! Для этого есть эльфы, а он бы только выбрал самый красивый из моих комплектов, чтобы одеть меня: чулки, приличествуящая случаю обувь, колье, изысканные серьги, футляр для палочки, элегантные украшения для волос.

Эти мысли становились почти навязчивыми. Каждый раз я изменяла цветы, фасон платья, расцветку гроба, а траурный зал с завидным постоянством переезжал из одного крыла дома в другое.Рано или поздно я сделала бы свой выбор и высказала свои пожелания Драко.

Мои мысли ненадолго задерживались и на «внешних обстоятельствах». Будучи спокойной, я думала, что Драко справился бы в любом случае, что Люциус мог бы внезапно образумиться и позаботиться о сыне так, как никогда этого не делал. По крайней мере, я думаю, он делал недостаточно.

В депрессивном состоянии события в моём воображении развивались по сценарию куда более мрачному: Люциус, сходящий с ума от боли, и Драко во власти Тёмного Лорда, который пытает его, чтобы заставить убивать однокурсников и преподавателей.

Когда это, наконец, случилось, я почти испытала облегчение.

Драко был в Хогвартсе, и я небезосновательно полагала, что он всё сделает правильно и что Орден Феникса его защитит. Гарри Поттер был передо мной в долгу – он встанет на сторону Драко и поможет ему выпутаться из неприятностей.

Люциус арестован. Должно быть, его отправят в Азкабан. Сам напросился.

Только определившись с семейным положением дел, я перешла к анализу ситуации, в которой оказалась сама.

И тут меня накрыла волна негодования.

Кэрроу, мелкое пресмыкающееся, грязный червяк! После того, как он был нашим гостем, ясное дело нежеланным, но к которому всегда относились вежливо! После этого он не проявил не то, что деликатности, минимального уважения, оставив моё тело нетронутым.

Sectumsempra!

В МЕНЯ!

* * *

      Мое тело ужасно обезображено тремя длинными, глубокими ранами. Первая из них раскраивает мои правую щеку и шею. Платье разорвано, и на показ выставлена... нет, не моя не по годам красивая грудь, а разделяющая её на двое алая вертикальная полоса, рассечённые ребра и нечто тёмное, являющееся, я полагаю, печенью. Последняя из них почти отсекает мою левую руку, уходит куда-то глубоко в живот и заканчивается рваным разрезом на правом бедре.

       Даже позу нельзя назвать достойной. Застать меня в столь неизящном положении было практически невозможно, однако этой сволочи это удалось. Он ударил меня заклинанием в момент, когда я вставала с дивана, и я упала на бок с согнутыми ногами — платье задралось , слишком сильно обнажая бёдра. Почти отделённая от туловища рука лежит как попало, локтем вверх, вторая — подо мной. Кровь из раны на щеке заливает лицо и стекает с кончика носа в приоткрытый рот.

Удручающее зрелище.

     Видя меня в таком состоянии никто никогда не смог бы и представить, что некогда я была красива, элегантна, всегда сдержана и гордилась своим поведением.

Что остаётся красивой женщине, если отнять у неё её красоту? Даже то, что у меня отняли жизнь, по сравнению с этим второстепенно.

     За всем этим от моего внимания ускользает последнее оскорбление: китайский ковёр!

     То месиво из плоти из крови, что когда-то называлось моим телом, лежит на драгоценном ковре, и моя чистейшая кровь пачкает его, окрашивая светло-розовый с голубым узор в тёмно-красный цвет, растекаясь, пропитывая древний шёлк, и этим ничуть не отличаясь от вульгарной маггловской.

Все знали, что этот ковёр был моим любимым.

Все знали, как он мне дорог.

Это пощёчина, намеренное оскорбление, надругательство.

      Я никогда не уважала и не ценила ни одну из этих рабских душонок. Как бы то ни было, моё воспитание обязывало меня относиться к ним максимально заботливо — ни один благородный маг не может позволить себе игнорировать законы гостеприимства.

      Мои эльфы появлялись при первой необходимости и исполняли любое, даже самое маленькое их желание. Эти люди не только ели за моим столом, спали под моей крышей, наслаждались роскошью и комфортом, которые далеко не каждый из них мог себе позволить, но к ним ещё и относились, как к друзьям. В этом доме им была предоставлена полная свобода, хорошая компания,  развлечения и праздники, не всегда отвечающие моим вкусам.

       Я никогда не разрешала себе упрёков, хмурых взглядов, разговоров, которые могли бы быть неприятны. Ни разу я не позволила себе выразить неуважение, даже тогда, когда "гости" были абсолютными отбросами человеческого общества или вовсе за его гранью.

Фенрир Сивый.

Даже присутствие этого жуткого оборотня я вынесла с улыбкой на губах.

     А теперь мой любимый китайский ковёр, пропитанный кровью, с засохшими следами тёмной материи, о происхождении которой я предпочитаю не догадываться, остаётся только выкинуть.

                                                                        * * *

     После бесславно проигранной битвы за Хогвартс я вернулась домой, не пытаясь, к счастью, забрать с собой Драко. Я догадывалась, что он был в большей безопасности там, где он есть, и рассчитывала отправиться за ним после того, как убедилась бы, что ему ничто не угрожает.

      Я обнаружила, что в замке уже полно наших "гостей", которые собирали чемоданы так быстро, что "по ошибке" уносили и то, что им не принадлежало.

      Я лишь мельком взглянула на них. Какое мне дело до барахла, если я вот-вот буду свободна от всего того сброда, который слишком давно оккупировал мой дом и мою жизнь. Как крысы, бегущие с тонущего корабля, они метались по коридорам и лестницам, таская сундуки и свёртки. От всего этого шума и суматохи у меня заболела голова.

      Я приказала первому попавшемуся эльфу подать чай, не предлагая его никому конкретно. Я присела, ожидая, пока все уйдут и хаос, наконец, прекратится.

     Увидев, как приближаются близнецы Кэрроу, я решила, что они хотят со мной попрощаться, и почти уверилась в наличии у них хороших манер.

Какая глупость.

Смерть застала меня такой, какой я жила: с вежливой улыбкой на губах.

                                                                     * * *

     Министерские авроры, сопровождаемые парой членов Ордена Феникса, нашли моё тело несколько часов спустя. Я должна была догадаться, что они придут, учитывая, что наш дом был последним убежищем этого разрушившего мою семью полукровки с гипертрофированным эго.

     Когда он отправил меня проверить, действительно ли Поттер мёртв, я решила, что с его мозгом случилось тоже, что и с носом. Как, он думает, кто-то мог бы пережить Avada Kedavra?  На то оно и Убийственное проклятие, а не "сильно ранящее" или "возможно-убивающее".

     К счастью, в этот раз я ошиблась. Я не учла защиты, которой располагал Избранный. Когда я осознала, что он жив, единственное, что пришло мне в голову — «Лили Поттер смогла спасти своего сына». А я? Разве я люблю своего единственного сына меньше, чем она?

      Я не задумалась ни на мгновение. Я спросила у Поттера, в замке ли Драко, и, получив утвердительный ответ, поняла: всё, что я могу сделать для своего сына — сохранить жизнь тому, кто, по слухам, был единственным способным уничтожить Тёмного Лорда. Желательно до того, как тот начнёт воплощать в жизнь свой злодейский план, включающий в себя смерть ужасающего количества людей, среди которых легко может оказаться и мой сын, и создаст мир, в котором я бы не хотела жить.

     Сейчас я признаю, что возможное объявление Полукровки Лидером магического сообщества, Королём или кем там ещё он мог себя вообразить, не слишком бы повлияло на мою жизнь в оставшиеся десять часов. Тем не менее, даже будучи мёртвой, я не могу скрыть удовлетворения от того, что, благодаря этой маленькой лжи, спасла жизнь Гарри Потеру и Драко. А может, я спасла от горькой участи весь магический мир.

      Что ты на это скажешь, Лили Поттер?

      Пожалуй, из меня вышла мать немногим хуже тебя.

                                                                         * * *

      Мракоборцы повели себя куда более уважительно, чем я могла бы себе представить. Они с жалостью посмотрели на моё исполосованное тело и поспешили прикрыть его скатертью. Не идеально, конечно, но лучше, чем ничего.

      Гораздо лучше, чем ничего, сказала я себе, когда услышала голос Драко, громко кричащего на авроров, не желающих его пропускать.

Внезапно наступила тишина.

       Он вошёл в сопровождении одного из них. Посмотрел на ковёр, на пропитавшую его кровь, на пятна на скатерти. Он приблизился и хотел приподнять её, но этот огромный Кингсли Бруствер его остановил, удержав почти силой, и посмотрел на него, с грустью качая головой.

  — Кто это был?

      Голос Драко было не узнать. Это боль в чистом виде. Мой сын, единственный дорогой мне живой человек, страдает из-за меня, из-за моей смерти.

       Я думала, что меня осчастливит подобное доказательство любви, но теперь мне хотелось иметь сердце, чтобы почувствовать, как оно разрывается, или дыхание, чтобы его задержать. Что-то, что сделало бы реальным то, что я ощущаю. Но я из воздуха, а может, и из ничего. Я даже не могу утешить его. Не будь я уже мёртва, умерла бы сейчас.

— Мы не знаем, кто это был,  — раздаётся глубокий голос мужчины, всё ещё держащего Драко за плечи. — Скорее всего, кто-то из Пожирателей, живших здесь в последнее время, убил её из опасения, что она выдаст информацию. Недавно она разговаривала с Андромедой Тонкс. У нас есть основания предполагать, что она не поддерживала идеи Воландеморта. Она рассказала о шантаже и пытках, посредством которых убеждали сомневающихся. Наверное, сейчас бы она с нами сотрудничала. Мы никогда этого не узнаем.

? Мама... — долгая тишина, с трудом сдерживаемые слёзы.  Наконец, глубокий вдох, чтобы взять себя в руки:

? Меня арестуют?

? Малфой, ты Пожиратель. Конечно, тебя арестуют. Ты же понимаешь: за тобой числится покушение на убийство Альбуса Дамблдора. Хотя Гарри утверждает, что у него есть информация, которая может в корне изменить ситуацию. Я не знаю, о чём он. Всё, что я могу сказать на данный момент  — если ты никого не убил, то твой приговор будет относительно мягким. А если ты окажешься полезен, то можешь даже быть оправдан или получить условный срок. В любом случае, тебе придётся пойти с нами. Если, как я полагаю, убийцей твоей матери является один из тех, кто жил здесь в последнее время, мы должны не просто задержать тебя, а защитить.

       Отлично. Его защитят. Я не ошиблась. То, что члены Ордена — люди высокой порядочности, сыграет мне на руку, точнее, моему сыну.  По сути — это одно и то же. Я надеюсь, сам он сделает всё, что в его силах, чтобы освободиться как можно быстрее.

— Если всё, что ты говоришь*, верно, если моя мать была убита одним из тех, кто должен был только уважать её и благодарить... Если это правда, я потрачу всю свою жизнь на то, чтобы они понесли заслуженное наказание. Считай это обещанием и знай, что Малфой не даёт пустых обещаний.

Мужчина грустно смеётся:

? Посмотрим, юноша, посмотрим.

       Бруствер кажется умным, по крайней мере, он сразу понял, что со мной произошло. И он вроде бы неплохо относится к Драко. Этот человек не похож на простого солдата, возможно, он командир или скоро им станет.

       Драко увели прочь, как только появился колдомедик и молодая девушка — его ассистентка. Как она выносит это зрелище? Уже привыкла? Взгляд у нее не испуганный и не равнодушный, как у ее начальника — он полон печали и сострадания. Как бы то ни было, она делает снимки и перемещает труп в соответствии с указаниями, не показывая страха или отвращения.

       Закончив с фотографиями, они исследуют труп при помощи палочки и делают множество пометок о типе использованного проклятия, ранах и других вещах, которые мне кажутся совершенно неважными. Хотя, это их работа, что я в этом понимаю? Наконец, колдомедик заклинанием заставил раны затянуться, вернув моему телу если не приятный, то хотя бы человеческий вид.  Он приказал ассистентке попросить Драко отдать распоряжение эльфам, чтобы те занялись мной.

        Будто в этой цепочке указаний и правда была необходимость!

* Здесь Драко обращается к Кингсли именно на "Ты". Скорее всего, дело в том, что с момента Битвы за Хогвартс прошло меньше суток, Драко разбит и взвинчен, Бруствер же оказывает ему поддержку и предлагает защиту. Общаются эти двое на равных, без соблюдения субординации (прим. переводчика).

Теперь дела пошли лучше. Не совсем так, как я себе представляла, но уже лучше.

Эльфы отнеслись ко мне со всем уважением, к которому я привыкла: меня перенесли в ванну, где расчесали волосы, омыли, вытерли и смазали ароматными маслами моё тело, накрыв его затем белой тканью.

Драко выбрал для меня колдовской наряд: платье и мантию двух разных оттенков цвета перванш — одного из моих любимых и, к тому же, весьма уместного — чулки, подходящую обувь и несколько украшений из серебра. Он поместил мою палочку в футляр, положил его мне под руку и приказал самой опытной из наших эльфиек уложить мне волосы и сделать макияж.

Он окружил меня подобающим количеством цветов, разложив белые розы, агапантусы, несколько наперстянок, ветви мирта и лавра.

Элегантно, хотя и чувствуется мужская рука.

Сын смотрит на меня всю ночь, сидя на одном из диванов в Зале заседаний — здесь, в центре, стоит мой гроб. Он больше не плачет. Лицо застыло. Только я знаю, что так он борется с болью. Когда в детстве Люциус применял телесные наказания, выражение лица Драко было таким же.

Вокруг, на других диванах, разместились, отдыхая, мракоборцы, иногда переговариваясь вполголоса. Они сменяют друг друга каждые несколько часов, продолжая обшаривать жилые комнаты и другие уголки замка, до которых только могут добраться. Не думаю, что им удастся проникнуть в потайные комнаты или лабораторию.

На рассвете Драко переносит моё тело в сад и своими руками поджигает погребальный костёр.

Мы вместе смотрим, как огонь пожирает мои останки.

У нас за спиной Бруствер и пара авроров не спускают глаз с сына, пока другие, с Дедалусом Динглом во главе, завершают полноценный обыск имения. По крайней мере, они так думают.

Знаю, логично, что они наблюдают за Драко, он тоже был Пожирателем, но мне становится плохо, когда с сыном обращаются как с преступником.

Он меня не видит, значит, я даже не привидение. И нет способа связаться с ним, а мне так много нужно сказать ему.

Знаю — он умён, но слишком молод и импульсивен. Удастся ли ему договориться с победителями? Не займёт ли он ту же позицию, что и его отец? О, если так — это будет катастрофа! Он всегда боготворил отца и подражал Люциусу, но никогда не чувствовал себя равным ему.

Кстати, о равенстве. Я понимаю, что мне приходится поднимать взгляд, чтобы посмотреть сыну в лицо: он даже выше Люциуса. И красивее. Я уверена — девушки его обожают, он сможет выбирать...

Нет, не "выбирать". Это неправильный глагол.

Неправильный для нас, чистокровных, членов древних семейств. Мы не можем выбирать. Это не входит в число доступных нам привилегий. Также, как и любовь. Они принадлежат маглам, беднякам, полукровкам. У нас нет права ни на выбор, ни на любовь.

Драко женится на младшей Гринграсс, этой лицемерной курице, выращенной специально для того, чтобы очаровать богатого чистокровку. Будь у неё мозг, она и его бы использовала, чтобы водить окружающих за нос. Никто не знает этого лучше меня. Эта несчастная, глупая, лукавая девочка — совсем как я в её годы.

Значит, ничего не изменится? Новую Нарциссу будут звать Асторией, а Драко станет вторым Люциусом. От этой мысли желудок, которого, согласно логике, у меня нет, неприятно сжался.

Была война, и, хвала Мерлину, мы её проиграли! И всё впустую? Сколько нужно смертей, чтобы у чистокровного мага появилось право выбора? Что нужно разрушить, чтобы дать Драко возможность любить? Я становлюсь всё грустнее и начинаю думать, что будь он маглом или полукровкой, был бы намного счастливее.

И почему я не вышла за магла? Моя сестра это сделала и кажется такой счасливой! Её дочь тоже будет счастлива со своим оборотнем и этим странным ребёнком, который без конца меняет цвет глаз и волос. Мерлин! Если бы Люциус знал, что я его видела...

Гарри Поттер будет счастлив, все Уизли будут счастливы... нет, не все. Я слышала, как один из ранее живущих здесь говорил другому, что убил одного из мальчишек Уизли. Мне жаль бедняжку мать, но другие переживут боль и получат свою дозу любви и счастья.

Только мой сын должен будет жениться на глупышке, которую не любит, и произвести на свет наследника, которого тоже не будет любить. Почему? Это несправедливо. Боль нас не пощадила, а любовь нам недоступна. В чём тогда заключается наше превосходство? Каковы наши привилегии?

Мысли продолжают крутиться в голове, постепенно исчезая в расплывчатом тумане. Слова путаются, образы мерцают. Наверно, это огонь виноват. Пылающий огонь, до тла сжигающий моё тело, закручивает воздух вверх и гонит яростные прозрачные волны, на которые я чувствую себя всё более похожей.

Лёгкая.

Мне хочется танцевать в этом потоке и раствориться в нём. Всецело поглощённая им, забываю, где я нахожусь и кто рядом со мной.

Движение справа от меня привлекает внимание. Авроры схватили Драко и грубо тащат его прочь, хотя он и не оказывает никакого сопротивления.

Внезапно я очнулась, вспомнила абсолютно всё и я... не знаю точно, чувствую себя более устойчивой, наверно. На язык просится "плотной", но это смешно: я мертва, моё тело уничтожено, и эльфы собирают в урну пепел, в котором плоть смешалась с цветами, одеждой, палочкой и ещё Мерлин знает чем, сгоревшим за одно со мной.

Пытаюсь последовать за Драко, но его уже не видно. Они дезаппарировали?* Невозможно! Никто не способен сделать этого на территории мэнора, не будучи членом семьи.

Чем больше я отдаляюсь, тем острее чувствую, что истончаюсь и впадаю в забвение. Это опасно, я должна вернуться назад. Я больше ничего не могу сделать для сына, мне остается лишь надеяться. Возвращаюсь к замку и чувствую себя лучше. Странно: сад опустел. Эльфы быстро справились с уборкой. И хорошо.

Не нужно быть гением, чтобы понять: я могу существовать только здесь. Вот дерьмо. Упс! Хорошо, что меня никто не слышит. Я сказала нечто непростительно грубое. При жизни я бы так никогда не поступила.

В конце концов, всё не так плохо. Призраки часто привязаны к месту своей смерти, должно быть, и я тоже. Я привязана к поместью. О, да я могла бы умереть где-нибудь на железнодорожной станции, это было бы гораздо, гораздо хуже.

Это мой дом. Если и есть место, где я смогу увидеть тех,кого люблю, то это здесь. Драко вернётся. Может, даже Люциус... Я сейчас так зла на него, что лучше бы ему оставаться в Азкабане всю жизнь, потому что окажись он рядом со мной, я сделала бы всё, чтобы он обэтом пожалел.

Чем я пока могу заняться? Эльфы меня не видят, вряд ли я могу есть или пить, я даже книгу пролистать не могу! Зато можно обследовать мэнор сверху донизу, оценить причинённый ущерб и условия, в которых оказался дом, после того как дружки мужа, очаровашки-Пожиратели, сначала сделали из него гостиницу, а потом ещё и разграбили.

Сама не замечаю, как оказываюсь в Малой гостиной, семейной — это моё любимое место, здесь я провожу больше всего времени. Вид китайского ковра приводит меня в чувство. Только увидев его, весь в пятнах, я ощущаю рвотный позыв. Позыв... но это же невозможно! Я умерла. Я мёртвая. Я не могу есть, не могу читать, но меня может тошнить?

И нет несправедливости конца!

Порядком рассердившись, решаю начать проверку с комнат для гостей.

Ох!

Как интересно!

Мне больше не нужно подниматься по лестнице. Стоило мне промыслить «комната для гостей» и обнаружила себя в апартаментах, отведённых Лор... этому придурку Риддлу.

А что? Я умерла, он умер, могу я думать, что мне заблагорассудится? Эльфы тщательно наводят порядок там, где до этого уже поработали мои «гости», прибрав к рукам самое ценное.

Я ожидала грабежей и со стороны министерских авроров, а, в особенности, орденцев, но вынуждена согласиться с тем, что они повели себя честно. Эти люди гораздо более воспитаны и почтительны, чем многие родовитые чистокровные.

Если, конечно, забыть о том, что они утащили отсюда моего сына, точно он какой-то грязный преступник. Не думаю, что смогу простить это, но и объявлять вендетту не имеет смысла, учитывая, что я всё ещё менее материальна, чем самое захудалое привидение.

Должна признать, что и без моего присмотра эльфы справляются неплохо. Я-то думала, что столкнусь с халатностью Мерлин знает каких масштабов. Хотя ни наказать провинившихся, ни рассказать кому-то я всё равно неспособна.

Мне бы только хотелось иметь возможность попросить кого-то попытаться вычистить мой любимый ковёр.

* * *

Что-то идёт не так.

Я наблюдала за эльфами, убирающими в гостевом крылe, и хотела, чтобы кто-нибудь занялся китайским ковром, но вижу, что это уже сделали.

Когда?

И почему я нахожусь в Малой гостиной, если ещё не закончила осмотр комнат на верхних этажах? В самом деле, я знаю, что эльфы мэнора искусны и умелы, но нахожу невозможным привести в порядок, пусть и не до конца, такую деликатную вещь за столь короткое время.

Время.

Время идёт «не так».

Я смотрю в окно и вижу, что сад пожелтел и начал увядать. Я помню ещё тот розовый триумф, который можно наблюдать в мае каждый год, а сейчас редкие цветы, торчащие то тут, то там, смотрятся жалко на фоне оранжево-красного буйства шиповника.

Какой-то шум заставляет меня направиться в холл — нужно посмотреть, в чём дело. Вдруг какой-нибудь неуклюжий эльф...

Кабинет Люциуса. Звуки доносятся оттуда. Я вхожу и застываю в изумлении: за письменным столом сидит Драко. Когда он вернулся? Возможно ли, что его отпустили прежде, чем прошли разбирательства в Министерстве? Нет, конечно, нет. Всё так, как я и думала: время больше не работает. По крайней мере, для меня.

Драко выглядит неопрятно — лицо покрыто щетиной, а одежда измята. Мне бы стоило его упрекнуть, но я не могу. И ядаже не уверена, что хочу. Чего бы я действительно хотела, так это погладить его по голове, поговорить с ним, стереть с его лица горькую усмешку и тени вокруг глаз.

Он что-то пишет на длинном свитке. Встаю у сына за спиной, чтобы прочесть написанное его мелким убористым почерком, кладу руку ему на плечо, и он вскидывает голову, будто почувствовав прикосновение.

Совпадение, должно быть.

Читаю письмо. Оно ещё не дописано, но я уже его одобряю.

“Директору Школы чародейства и волшебства «Хогвартс»,

профессору Минерве МакГоннагал.

Возможно, Вы будете удивлены, получив это письмо, но прошу Вас: дочитайте его до конца, прежде чем предадите огню и сам пергамент, и мои надежды. Я знаю, что мои прежние поступки отнюдь не свидетельствуют в мою пользу, и не намерен искать им оправдания.

Могу лишь сказать, что ошибочность моих взглядов была продемонстрирована столь явно, что отрицать это стало невозможно, чем и было продиктовано моё дальнейшее поведение. Смерть моей матери и любимого крёстного, Северуса Снейпа, стала для меня горьким уроком.

Министерство магии и Визегамонт сняли с меня все обвинения. Я знаю, прошлого этим не изменить. И знаю, что просьба, которую я намерен изложить, Вам не понравится.

Я покусился на жизнь Альбуса Дамблдора, не зная, что он умер бы в любом случае, как видно из воспоминаний профессора Снейпа. И последнее ни в коей мере не умаляет моей вины. Я впустил в Хогвартс худших из Пожирателей, даже Фенрира Сивого, рискуя жизнью тех, кто учился вместе со мной.

Осознавая свою вину перед Вами и перед школой, я,тем не менее, прошу Вас зачислить меня туда снова, чтобы я смог завершить своё образование.

Я также вынужден признать, что не могу Вам ничего обещать. К сожалению, сейчас я ничем не лучше того человека, каким был год назад: я не стал смелее или заинтересованнее во благе других людей, я лишь лучше осознаю происходящее, я более печален и гораздо более одинок.

Я не прошу Вашего сочувствия — моя гордость не позволяет мне этого. Я прошу дать мне возможность достойно прожить жизнь, которая, кажется, сама по себе станет наказанием за совершённые ошибки.

Зная Вашу порядочность, я уверен, что Вы рассмотрите мою просьбу внимательно, не руководствуясь предрассудками.

Прошу сообщить о Вашем решении, каким бы оно ни было.

С уважением,

Драко Люциус Малфой”

О, сын! Ты хмуришься, и мне так хочется разгладить морщины на твоём лице.

Я растрогана тем, что Драко способен просить, не унижаясь сам и не унижая других, без высокомерия. Меня приятно удивило его решение закончить школу. Это же очевидно, как я сама до этого не додумалась?

Как давно он задумался о своём положении? И как давно свободен?

Внезапно осознаю: так, значит, и Северус мёртв.

Мысль об этом мелькнула ещё тогда, когда он не появился рядом с... с Риддлом. Но я сказала себе: должно быть, он в конце концов выбрал другую сторону. Я давно знала, что он ведёт двойную игру, но не было ясно, в чью пользу.

Бедный притворщик. Он не был честен с Тёмным Лордом, но он был честен со мной. Он был честен с моим сыном, защищал его и помогал, как только мог. Возможно, он был для мальчика лучшим примером, чем его отец, да и я тоже.

Когда родился Драко, я была очень молода и вела себя согласно тем обычаям и традициям, которые знала. Оглядываясь назад, я понимаю, что была не ахти какой матерью.

Ответственность за репутацию знатного рода, управление семейными делами, вынужденное материнство — слишком тяжелый груз для семнадцатилетней девушки, даже если она чистокровна и хорошо воспитана.

Я в долгу перед Северусом. Неоплатном.

* Дезаппарация — действие, обратное аппарации, апарированию. Всё зависит от того, находитесь вы в месте, которое покидают (дезапарируют), или в котором появляются (аппарируют). Аналогично понятиям "disappear" и "appear", или, если хотите, "come" и "go". (прим. переводчика)

Вся эта история с потерей чувства времени раздражает меня неимоверно. Поначалу речь шла о нескольких часах, теперь же стало ясно, что целые месяцы ускользнули от моего внимания. Сейчас осень или, по крайней мере, конец августа. Всё того же года, я надеюсь. Сколько времени Драко провёл в заключении?

В окно стучит какая-то сова — Драко торопится впустить птицу.

Разворачивает пергамент, начинает читать, и ехидная усмешка — точная копия отцовской — появляется на его лице.

Меня охватывает безудержное любопытство, но Драко сворачивает письмо и небрежным жестом бросает его на стол.

Он должен будет прочесть его до конца!

А сын спокойно отпускает сову, предварительно напоив и накормив, затем внимательно перечитывает письмо к МакГонагалл. Поднимается, потягивается, берёт свиток в руки... и снова откладывает. Проклятье! Как вообще возможно, что целые месяцы остались для меня незамеченными, а минуты ожидания кажутся бесконечными?

Драко направляется на кухню и зовёт домовика.

— Подай ужин, Оскар. Пусть всё будет готово к моему возвращению — я в душ.

— Конечно, хозяин. ‏‏‏Желаете чего-то особенного?

— Делай как знаешь, мне всё равно. — отвечает тот, будучи уже на полпути к лестнице.

Внезапно разворачивается, будто вспомнив о чём-то важном, заходит в кабинет, а через секунду появляется вновь, на ходу сворачивая послание в Хогвартс, и почти бежит по лестнице в сторону совятни.

Я за ним не следую — знаю, какой он шустрый.

Эльф, который уже накрыл на стол, тоже это знает.

Забыла, как его зовут.

А вот и Драко. Выглядит гораздо более прилично: побрился и переоделся. Прежде чем сесть за стол, он забирает, наконец, письмо из кабинета. Уж не собирается ли он читать за едой? Ещё как собирается. Где, спрашивается, его манеры?

Люциус бы быстро вправил ему мозги, да и я тоже... если бы только не сгорала от любопытства и желания узнать, кто ему написал и чем вызвана та саркастическая усмешка.

Снова оказываюсь у него за спиной. Наверно, от девушки? От Астории? Надеюсь, что нет: почерк отвратительный.

“Драко Малфою.

Сказать, что твоё письмо удивило меня, значит ничего не сказать. Возможно, самым правильным будет слово "потрясло". Никогда не думал, что сын Люциуса откажется от принятых договорённостейподобным образом. Пожалуй, яблоко упало от яблони слишком далеко.

Я уже не говорю о том, что малышка Астория разбита. Она согласилась выйти за тебя даженесмотря на тот позор, которым ты покрыл свой род, предав друзей семьи и фамильные принципы, а это говорит о том, что её чувства к тебе сильны и истинны.Как ты мог разбить ей сердце?

Знай, ты разбил сердце и нам, тем, кто уже полюбил тебя, как родного сына. Ты нашёл себе лучшую партию? Я не знаю ни одной чистокровной ведьмы того же возраста, что была бы богаче моих дочерей, да и найдись такая, она точно не может быть красивее.

Малфой, ты для меня умер. Если, конечно, ты уже не пожалел о своём нездоровом поступке и не собираешься умолять нас о прощении.

Теодор Гринграсс".

Катастрофа! Что натворил мой безмозглый сын? Возможно ли, что он действительно расторгнул помолвку, как следует из этого письма? И правда нашёл другую чистокровную?

Бедняжка Астория...

А он смеётся! Чем дальше читает, тем ему веселее. Милый мой сын, ты сошёл с ума. Невзгоды в конце концов сломали тебя.

Снова шум за окном, снова сова. Кажется, та же самая. Что ещё понадобилось Гринграссу? Птица улетает, а Драко разворачивает письмо и возвращается за стол.

" Дорогой Драко,

Всё прошло идеально. Не знаю, как тебя и благодарить — ты сделал меня самой счастливой девушкой в мире! Конечно, я ещё не знаю, как уговорю отца пообещать мою руку Энтони... Может, посоветуешь что-нибудь? Ведь ты так умен. И благороден.

Я так счастлива, что свадьбы не будет, что вышла бы за тебя на радостях!

Ха-ха-ха!

Когда отец ворвавался в мою комнату словно фурия и, размахивая письмом, спросил, знаю ли я об этом, я последовала твоему совету: прочла пару строк и залилась слезами. Поверь, я была безупречна, он купился!

Ему даже пришлось меня успокаивать, хотя единственным по-настоящему безутешным был он сам. Пусть он и утверждает, что любит тебя, как собственного сына, истинная причина расстройства — осознание того, что из его загребущих рук уплывает состояние Молфоев, которым он надеялся распоряжаться от имени наследника "ввиду его юного возраста”. Он не знает, с кем имеет дело, и я не стала открывать ему глаза. Ты простишь мне это, не так ли?

И снова, тысяча благодарностей!

Астория.

P.S.: Не отвечай мне сразу— не хочу, чтобы отец перехватил сову. Будет лучше, если завтра я пошлю тебе птицу Дафны: она не вызовет у него подозрений, потому что сестра уже уехала в Юридическую школу. Она говорит, что ты пообещал нанять её в качестве семейного адвоката по окончании обучения. Это правда?

Тори”.

Нет, вы только посмотрите! Вовсе и не сумасшедший, просто нашёл способ освободить и себя, и подругу, теперь уже экс-невесту. Не знаю, что и думать. Меня расстроило столь неуважительное отношение, но дерзость вызвала лишь восхищение.

Он быстро доедает уже остывший ужин и идёт наверх. В этот раз отправляюсь за ним. Я боюсь снова потерять счёт времени.

На полу его комнаты стоит раскрытый почти собранный школьный сундук. Он ведь ещё не получил ответа директора, так почему уже приготовил вещи? Я что-то пропустила?

Оборачиваюсь и вижу, как молодой мужчина в одних боксёрах проводит рукой по груди и запускает пальцы в волосы. Очень сексуально.

О, небо! Прочь!

Я очутилась в гостиной на диване, с ногами на китайском ковре. Вскакиваю и отступаю на пару шагов.

Сумасшедший вечер!

Сначала я узнаю, что Драко разрывает помолвку, а предполагаемая невеста — его сообщница. Потом вижу сына полуголым и нахожу его сексуальным, а теперь ещё и это! Оказаться на том же месте в той же позе, что и в день моего убийства, — это уже слишком.

Если бы я могла выпить чашку чая! Мне это и правда необходимо, чтобы успокоиться.

Подхожу к камину и застываю буквально с открытым ртом: над камином, там, где когда-то царил огромный портрет моего свёкра, один из многих, развешанных по поместью тут и там, сейчас находится портрет поменьше, очаровательный, я его никогда не видела.

Мой портрет.

Внимательно рассматриваю изображение. Платье — последнее, что было на мне надето, то, в котором я была предана огню; в руках у меня венок из мирта и белых роз, волосы слегка присобраны, а лицо кажется молодым и мудрым одновременно. Я растрогана: о лучшем подарке я и мечтать не могла.

Стиль немного декадентский, но в целом смотрится очень грациозно. Он немного напоминает мне работы Данте Габриэля Россетти и его ученика-магла Бёрн-Джонса.* Только вот в их картинах не было жизни, это просто краски на холсте.

Должно быть, Драко попросил написать его, используя одну из моих фотографий.

Женщина на портрете улыбается и... смотрит на меня. Смотрит на меня приглашающе! Я приближаюсь ещё, ещё чуть-чуть, до тех пор, пока не смотрю в глаза Нарциссе с портрета совсем уж близко.

Не "в глаза", а "глазами". Я вижу глазами нарисованной Нарциссы.

Поворачиваю голову и осматриваюсь. В тусклом свете единственной горящей свечи комната кажется мне и чётче, и темнее одновременно. Ну, разумеется, моим "мёртвым" глазам свет не нужен, в то время как портрету...

— Тоже мне преимущество!

Кто это сказал?

— Кто это...

Закрываю рот ладонью. Я! Я сказала! И даже собственного голоса не узнала.

Я могу говорить! С портрета я могу говорить! А мёртвые способны упасть от радости в обморок? А портреты? А с чего бы мне, собственно, куда-то падать? Ну да, это хорошая новость, я смогу поговорить с Драко.

Мне хочется сказать ещё что-нибудь, просто чтобы услышать свой голос, но это нельзя назвать ни уместным, ни приличным. Если обеспокоенный шумом сын сойдёт вниз, то решит, что его мать не только мёртвая, но и сумасшедшая. Не стоит. Подожду до завтрашнего утра.

Утро наступает внезапно.

А какого, кстати, дня?

Драко, одетый в мантию, стоит перед портретом, у его ног лежит закрытый сундук. Сын прощается со мной, а я пропустила его слова мимо ушей.

— ... Мне хотелось бы писать тебе, мама, и получать письма в ответ. Я буду так одинок, что меня страшит момент, когда я переступлю порог этой школы. Для победителей я — Пожиратель, а для детей пожирателей — предатель. У меня не будет друга, способного сделать этот год легче.

Мне хотелось бы сказать: "Надеюсь, он пройдёт быстро", но на самом деле меня пугает и тот момент, когда у меня больше не будет ни убежища в этих давно знакомых стенах, ни цели завершить собственное обучение. Что я тогда буду делать? Нет больше того, кому было бы до меня дело, кто бы меня любил, у кого можно было бы спросить совета, — печальный вздох. — До встречи, мама. Обещаю, тебе не придётся стыдиться своего сына.

Он оборачивается, взмахом палочки поднимает в воздух сундук и клетку с совой, и идёт к выходу.

— Драко... — слетает с губ приглушённый вскрик, который он уже не слышит. Меня душит разочарование. Узнала, что могу говорить, и не сделала этого. Я позволила сыну уйти без материнского благословения.

Выхожу из портрета и смотрю в окно. Сад покрыт снегом.

Время снова ушло вперёд.

Облетаю замок. Он пустынен и тих. Эльфы забились в свою холодную комнатушку и почти постоянно спят.

Забавно, я начинаю думать, что не чувствовать время — большая удача, а иначе бесконечная тишина свела бы меня с ума. Решаю вернуться в портрет, где острее чувствую тепло, ощущаю мягкость платья, прикосновение свежих листьев к моей руке. Могу спать.

Это лучше пустоты снаружи.

_____

* Не могу сказать, был ли кто-то из художников магом, но оба они реальны, потому если есть желание посмотреть их работы — всемирная сеть вам в помощь. (прим.пер.)

Пробуждение было внезапным.

Я уже взяла себя в руки и способна ясно мыслить, но что-то меня беспокоит. Нет, не просто беспокоит. Меня буквально раздирает ощущение постороннего присутствия. Я смотрю в окно, но ничего не вижу: уже почти стемнело. Поворачиваю голову и скашиваю глаза так сильно, насколько это возможно, но мне не удаётся что-либо рассмотреть. Я чувствую себя беспомощной.

Как узнать, кто здесь? Ах, да! Как можно было забыть?

Волевое усилие — и желание оказаться снаружи буквально выбрасывает меня из картины.

Прислушиваюсь.

Никаких звуков. И всё же...

Я абсолютно уверена: в замке находятся несколько человек. И это странно, потому что существующие защитные заклинания не позволяют проникнуть кому-то, не являющемуся членом семьи, даже на прилегающие к замку территории.

На мгновение, только на мгновение я позволяю себе поверить, что это Драко. Но будь он здесь, то пришёл бы поздороваться, да и в любом случае, обретался бы в этом крыле дома. А по близости никого нет. Может, они в гостевых комнатах западного крыла? В них уже сто лет никто не живёт.

Жгучее желание узнать, где находятся визитёры, должно помочь.

Ну, почти.

Я оказываюсь перед закрытой дверью, из-за которой слышны крики и глухие стоны, будто кто-то испытывает жуткую боль. В памяти всплывают воспоминания о заклятии "Сruciatus", которым придурок-полукровка с лёгкостью разбрасывался направо и налево. Они кого-то пытают, без сомнения.

Ну уж нет, не в моём доме! БОЛЬШЕ НЕТ!

И в момент, когда я делаю шаг сквозь дверь, меня настигает её голос.

Капризный, певучий, высокий, раздражающий, внезапно срывающийся на крик, от которого бежит мороз по коже; в нём парадоксально сочетаются скука и насмешка.

Как когда она отрывала руки моим куклам.

Как когда она "случайно" до смерти замучила моего котёнка.

И она здесь.

Снова.

Глаза сами находят мучительницу раньше, чем я вижу её жертв.

Беллатрикс.

Вернулась? Но как? А я и правда поверила, что Молли Уизли её убила. В любом случае не ясно, как она проникла в поместье. Разве охранные чары были сняты?

Я смотрю на неё, как кролик на удава: Белла поигрывает палочкой. Плохо, очень плохо.

Ужасно.

Когда она получила палочку, всё стало только хуже. Ей даже лучше, чем прежде, удавалось скрывать собственную жестокость. Как могли не понять наши родители, что она сумасшедшая? Или они всё-таки знали и поэтому сбагрили её Лестрейнджам ещё до семнадцатилетия?

— Ну, разве не весело? — невыносимый тон, невыносимый!

— Нет... не весело.

Сдавленный, дрожащий голос доносится откуда-то из кучи тряпок на полу. Меня бросает в дрожь: он мне знаком!

Присматриваюсь.

Похоже, двое, в мантиях, тесно прижатые друг к другу.

— А мне нравится... Crucio!

Секунды становятся минутами. Пленники корчатся от боли, но друг от друга не откатываются. Мне удаётся рассмотреть женские ноги, тёмные волнистые волосы, ещё волосы, но светлые, снова ноги, длинные, полузакрытые мантией... Драко.

Эта стерва пытает Драко, мантикора её раздери!

Ох, слышала бы меня моя матушка!

К дьяволу!

Я имею право думать, что моя сестра — жестокая сумасшедшая стерва, и что я ВЫПЬЮ ЕЁ КРОВЬ, ЕСЛИ ОНА НЕМЕДЛЕННО НЕ СНИМЕТ КРУЦИАТУС С МОЕГО СЫНА!

Посеревшее от боли лицо Драко напоминает маску. Он молчит, стиснув зубы, и только кажется, что вздувшаяся на виске вена вот-вот лопнет. Он судорожно сжимает девушку, хватает её за волосы.

Я бросаюсь на ненормальную, что зовётся моей сестрой. Мной движет только одно желание — убить. Но всё, что получается — это заставить ту часто моргать, когда я прохожу её насквозь.

Вкладываю в немой крик всю свою ненависть. Белла не останавливается. Что ещё я могу сделать? Я знаю, что это бесполезно, но пробую схватить её за горло. Как мне хочется придушить этого бесчувственного монстра! Я концентрируюсь на лице, словно желая войти в рот. Белла будто задыхается и прерывает действие проклятия.

— Не надоело? Какого дементора тебе от меня нужно? — выплёвывает Драко.

— Никакого. Я развлекаюсь... — Снова! Она собирается сделать это снова!

Я опять бросаюсь в атаку, но на этот раз выходит только спровоцировать озноб. Ни оттаскать за волосы, ни выцарапать глаза, как мне того хотелось бы, не получается.

Падает. Нет, это не я. Драко подставил ей подножку.

— А ты права — это весело. — Заткнись, Драко! Эта сумасшедшая будет мстить. Мерлин! Мой сын такой же легкомысленный, как и Сириус! Кто еще, не имея возможности сопротивляться, стал бы насмехаться над чокнутой, которая вооружённа волшебной палочкой и пытает его?

Белла что-то вопит, но поскольку я сконцентрировала внимание на Драко, то смысла толком не разберу. Кажется, называет его глупым мальчишкой и что-то командует своим прихвостням. Те хватают обоих пленников и грубо тащат в самую грязную комнатушку в этом крыле. Я двигаюсь следом, крича и то и дело пролетая сквозь Упивающихся, которые тянут моего сына по полу, будто какой-то мешок с мусором. Я знаю, что это бесполезно, знаю. Но я так их ненавижу, что не могу удержаться!

— Руки прочь от моего сына, грязные свиньи! Не смейте его касаться, безмозглые твари!..

Один из них периодически отмахивается от меня, будто от мухи. Бросив Драко и ту, что с ним связана, в комнату, Упивающиеся заклинанием закрывают дверь и удаляются.

А я остаюсь здесь, ошарашенная и слишком сильно задыхающаяся для того, у кого нет ни лёгких, ни мускул, ни сердца.

Растерянно смотрю на клубок тел, в котором наконец снова становится возможным различить лицо сына. А кто та, другая?

Прислушиваюсь к их разговору. Мне нужно понять...

— Грязнокровка, ты нашла другой способ от меня избавиться?..

Он сказал "грязнокровка". Значит, эта девушка ему не ровня, не та, кто мог бы его заинтересовать. Почему тогда он прижимается к ней? Или это она жмётся к нему? Не имеет значения.

— Не оставляй меня.

— Знай я, что ты будешь умолять, я бы гораздо раньше устроил визит вежливости к тётушке Беллатрикс.

— Не шути так! Ты же знаешь, она меня... ты знаешь.

— Знаю. Она пытала тебя. Я был в поместье. И в тот раз тоже. Я там был, Грейнджер. И, поверь, в тот момент я предпочёл бы находиться где угодно ещё. Мы и в этот раз не слишком легко отделались.

А, так вот кто она! Теперь я её узнала.

— Ты как? — почему это грязнокровку интересует его состояние?

— Наверно так же, как и ты.

— Значит, хреново.

— Встать сможешь?

— Не знаю.

Он говорит вежливо, так, будто они друзья. Какие у Драко могут быть с ней дела? Маглорождённая подруга Поттера, "мозг" Золотого трио. Гермиона Грейнджер. Моя сестрица была бы более чем счастлива сдать её Тёмному Лорду, и тот оценил бы жест по достоинству. Но безносый ещё более мёртвый, чем я. Она убьёт Грейнджер просто ради удовольствия.

Им, наконец, удалось улечься на кровати под видавшим виды одеялом. Почему Драко продолжает её обнимать? Между ними ведь ничего нет? Он больше не помолвлен и сейчас... "открыт для предложений". Уязвим. Если она достаточно хитра, то может даже — не дай Мерлин! — женить его на себе.

О чём я вообще думаю!? Белла позаботится о решении этой проблемы. Она не будет сама собой, если оставит грязнокровку в живых.

Со стороны кровати доносится шёпот.

— Прости. — Извиняется? Возможно, за то, что втянула его в эту историю. Точно, это она во всём виновата.

— Не стоит.

Не стоит? Да если этого не сделает Беллатрикс, я сама её прибью!

— Что этой чокнутой от тебя нужно?

— Понятия не имею.

— Она меня убьет?

— И меня заодно.

Что они такое говорят?

— То есть, это последняя ночь в нашей жизни?

— Возможно. Скорее всего, так и есть. — Нет, что он болтает!?

— Я знала, что рано или поздно случится нечто подобное. — Тишина. — Не думала, что скажу это, но я счастлива провести эту ночь с тобой. Ну, не то чтобы счастлива, однако... так лучше.

— Жаль, мы не сможем ещё раз заняться любовью. Мне слишком плохо.

— Когда это мы занимались любовью?

— Да откуда знаю? Может быть, каждый раз. Я не вижу особой разницы.

Что значит "и меня заодно"? Он просто её успокаивает. Не думает же он, что родная тётя может его убить. Она зла, конечно, но племянник, родная кровь... Или может?

Он говорит с этой маглой так нежно. "Заняться любовью". Значит, между ними и правда что-то есть. Как я могу беспокоиться о подобных вещах, когда мой сын находится в руках сумасшедшей и рискует жизнью?

Я должна разобраться, должна понять. Возвращаюсь в другую комнату.

Белла раздаёт указания:

— ...Разбудите эльфов, пусть приготовят поесть. И удостоверьтесь, что они останутся в замке.

— Мы можем снова закрыть их...

— Идиот! Зачем их закрывать? Они умеют аппарировать! Так, вы двое, завтра облазьте всё имение сверху донизу и проверьте, все ли помещения доступны. Я хочу быть в этом уверена прежде, чем убью предателя собственными руками. Естественно, после того, как запытаю и убью на его глазах потаскушку-грязнокровку...

— Беллатрикс, но он сказал, что...

— Макнейр, ты ему поверил! — самым мягким тоном, самым страшным — Да ты ещё глупее, чем я думала! Мой племянник — подросток на пике полового созревания, он бы и гоблина трахал, будь тот женского пола. Можно подумать, статус крови его остановит. Конечно, будь она гоблином, это оскорбило бы моё чувство прекрасного. Но у неё милая мордашка, так что... Их смерть будет очень романтичной.

Правда. Это правда. Она убьёт Драко.

И все усилия пойдут прахом. Всё, что я сделала — впустую. От моей жизни ничего не останется. Из-за этой мрази не останется ничего хорошего, ничего живого, ничего.

Дрянь! Кричу, кидаюсь на неё... и она пошатывается.

— Я устала и иду спать. Не вздумайте лезть ко мне с идиотскими вопросами.

Сейчас мне ясно то, о чём Драко догадаться не смог: его использовали, чтобы попасть в поместье. А Грейнджер, похоже, оказалась здесь случайно.

Моя сестра-мерзавка намерена вновь превратить замок в штаб-квартиру и проворачивать здесь свои тёмные делишки. Она считает себя в праве вломиться в лабораторию, пользоваться библиотекой, командовать эльфами. Она уверена, что знает этот дом, но ошибается. Её ждёт парочка неприятных сюрпризов.

К сожалению, прежде она успеет убить моего сына и стереть с лица земли всякую память обо мне.

Белла направляется в комнату на порядок лучше той, где закрыли Драко. Сбрасывает с себя свои тряпки, мало того, что чёрные, так ещё и вышедшие из моды. Худое тело покрыто сетью уродливых шрамов. Думаю, она больна. Её иссушает собственное безумие.

Она вытягивается на кровати, словно в гробу. Ах, если бы так!

Ненавижу!

Я метаюсь, бросаюсь на кровать, и постель начинает еле заметно вибрировать. Белла натягивает одеяло повыше и сильнее сжимает руки. У меня не получится причинить ей боль, но что-то я всё-таки могу. Мои усилия вознаграждены: занавески колышутся, дребезжат оконные стёкла. Белла резко разворачивается. Возвращаюсь назад, ныряю в постель. Туда-сюда, туда-сюда. Одеяло начинает шелестеть. Кажется, она дрожит. В конце концов, сжимается, принимая позу зародыша. Глаза её широко распахнуты.

Нет, сестрёнка, сегодня ночью ты спать не будешь. И, если это зависит от меня, в следующие ночи тоже.

Не в этих стенах.

Добро пожаловать в мой дом, Беллатрикс Лестрейндж.

Снова шум, крики.

Полный гнева голос Белатрикс срывается на визг.

Упивающиеся мечутся от окна к окну, от двери к двери, забрасывая их и главный вход «бомбардами» и прочими шумными заклинаниями. Идиоты. Они правда думали, что покинуть поместье будет легко? Выйти отсюда ничуть не проще, чем войти, если, конечно, вас не сопровождает член семьи... Драко!

Что с Драко?

Я бросаюсь туда, где он спал, но всё, что я нахожу на кровати — мятые простыни. Комната пуста.

Я знаю, что его нет в этом доме. Также как знаю, что перепуганные эльфы попрятались на чердаке, сжавшись под видавшим виды одеялом. Откуда мне это известно? Да понятия не имею!

Упивающиеся ещё с полчаса продолжают превращать дом в филиал ада на земле, а выдохшись, усаживаются на диваны в холе, притихшие и поверженные.

И вот тогда я замечаю его — труп, заброшенный в угол, как какая-нибудь старая тряпка.

Внезапно я ощущаю себя такой тяжелой и плотной, что просто невозможно, чтобы меня не видели. Я чувствую себя несчастной, грустной, даже хуже, чем мёртвой.

Я чувствую себя побеждённой.

Мне страшно смотреть на него, но я должна. Может быть, это не Драко. Тело только одно. Где грязнокровка?

Я должна надеяться на лучшее. Бросаю быстрый взгляд. Да нет, не похоже. Во мне разгорается надежда, и я как мантру повторяю слова: Это не Драко — это не Драко — это не Драко...

Присматриваюсь повнимательнее: лица не видно — оно почти полностью закрыто изношенной мантией, раскинутые в разные стороны ноги слишком коротки, а обувь на них дешёвая.

Это не одежда Драко.

Не Драко — Не Драко — Не Драко...

Из-под мантии виднеется прядь серых волос, почти неразличимая на первый взгляд.

Серых.

Поток воздуха проходит сквозь меня, словно вздох.

Не Драко! Не знаю, кто это, и знать не хочу! Главное — не мой сын.

В холле всё по-прежнему: дюжина неважно выглядящих мужчин в поношенных чёрных мантиях расположились на диванах для отдыха, но в их позах нет и следа расслабленности.

Только Белла мечется туда-сюда, как загнанный в клетку зверь. Её кожа посерела, безумные глаза бегают, а губы искривлены в злой, горькой усмешке. Я точно знаю, что три ночи она не сомкнула глаз. Что она сделала с моим сыном? Один из «коллег» Беллы поднимается и подчёркнуто уважительно обращается к ней:

― Прости, Беллатрикс, но разве ты не утверждала, что всё продумала? Мне кажется, дела идут наперекосяк.

― Молчи! Всё пройдёт так, как запланировано. Нам просто нужно найти верное контрзаклинание, чтобы разблокировать входы и выходы.

― Вот именно, ты сказала, что как только мы попадём внутрь, нам не о чем будет беспокоиться. Мало того, что мы не можем ни проникнуть в лабораторию, ни выйти отсюда, так ещё и эльфы куда-то подевались. Погреба пусты — мы уже три дня ничего не ели, а твой племянник исчез ещё раньше домовиков!

― Если бы вы, болваны, не умудрились оставить грязнокровке палочку, он бы не сбежал.

Значит, сбежал! Спасён! Мне хочется петь.

― Виноват Монтегью, он их обыскивал...

― И получил по заслугам!

― Но мы-то по-прежнему сидим голодом!

Беллатрикс останавливается перед говорящим и мерит его равнодушным взглядом:

― Avada Kedavra! Так лучше?

Тело падает на колени сидящих на диване, но те даже не шелохнулись, не говоря уже о том, чтобы сбросить с себя труп товарища. Знаю ли я его? Мне кажется, что уже видела, но имени не припомню. Их было так много...

Белла встаёт напротив главного входа и концентрируется. Попытается взломать защитные чары — это очевидно. Как, впрочем, и то, что у неё ничего не выйдет.

Я и на ногах чувствую себя прекрасно: у меня нет тела, вес которого нужно было бы поддерживать, но всё же предпочитаю сесть и насладиться представлением.

Поначалу Белла остаётся неподвижной, затем запрокидывает голову назад и поднимает руки, худые и узловатые.

От её красоты почти ничего не осталось. Она отощала, в спутанных волосах то тут, то там видны нити седых волос. Да ещё эта её глупая тяга к чёрному кружеву, которое совершенно ей не идёт...

Мерлин! Створка сдвинулась, появилась щель! Как такое возможно?!

На миг Белла застывает в изумлении. Торжествуя, бросается к выходу, но на полпути останавливается — осторожничает. Упивающиеся окружают её и всей толпой приближаются к приоткрытой двери, но застывают в двух шагах от неё. Что произойдёт, если они выйдут? Чары и правда сняты?

Дверь резко распахивается, и дюжина Авроров врывается в холл. На то, чтобы одержать над Упивающимися верх, обезоружить и обездвижить, у них уходит не более пяти минут.

Я что-то пропустила. В чём дело? Как они попали на территорию? В тот раз, когда нашли моё тело, всё здесь было на распашку ― входы, выходы, но сейчас?

Я оборачиваюсь к лестнице, туда, куда смотрят Авроры.

Это он! Драко! Принимает поздравления и благодарности. Красив, в отличной форме и очень весел.

― ... Это было забавно! Вы бы видели: она так старательно пыталась снять защитные чары! — подходит к застывшей Беллатрикс — Здравствуй, тётушка! Как дела? Оказывается, твой племянник всё ещё умеет преподносить сюрпризы. Не знаю, увидимся ли мы снова, но не думаю, что буду по тебе скучать.

―Ну и змея же ты, Малфой.

― Естественно. А ты чего ожидал, Шрамоголовый?

― Чего это ты так на неё взъелся?

― Взъелся? Нет. Теперь мы в расчёте, только и всего. Она похитила и пытала меня и Грязнокровку, намеревалась меня убить, а я отправляю её в Азкабан до конца дней... Да, это меня устраивает.

―Гря... Гермиона? Она тут при чём?

― Мы были вместе, когда нас схватили. Если бы не её палочка, я бы тут не стоял. Мы аппарировали к окрестностям Хогвартса за миг до того, как эта ненормальная воплотила в жизнь своё намерение от нас избавиться.

А, кстати, что случилось с вашей горячей дружбой?

― Это долгая история.

― И я не хочу её слышать. Я спросил из вежливости.

― Малфой...

― Да знаю. Оставь.

― Как бы то ни было, твою помощь сложно переоценить. Ты сильно рисковал, аппарировав в Имение. Нужно было открыть двери и дать нам с этим разобраться.

― И пропустить всё веселье? Выражение лица Беллы, когда дверь открылась, было бесценно. К тому же, с палочкой в руке я способен продержаться какое-то время, а если бы меня окружили ― впустил бы вас немедленно.

― Надо думать, мы избавились от всех Упиванцев. По крайней мере, всех самых опасных. Спасибо.

― Не благодари, я сделал это не для тебя. У меня есть пара минут?

― Конечно.

Драко направляется в Малую гостиную, чтобы меня поприветствовать. Я улыбаюсь ему с портрета.

― Мама.

― Драко, счастлива вновь видеть тебя. Как ты?

― Отлично, спасибо.

― Я знаю, что произошло. Прости, я не могла тебе помочь.

― Ничего, мама, не беспокойся. Всё в порядке.

― Это радует. Так больно было знать, что ты в опасности.

― Надеюсь, ты не расстроилась из-за сестры.

― О чём ты? Она пыталась тебя убить. Да я придушила бы её собственными руками. Хм... Если бы они у меня были...

― Вот и хорошо. ― улыбается сын ― Мне не хотелось бы тебя расстраивать, но ты ведь понимаешь, что я не мог позволить ей оставаться на свободе и угрожать нам.

Угрожать тебе и...

― Драко, могу я узнать, в каких ты отношениях с грязнокровкой, о которой говорил с Поттером?

― О! — встряхнул он головой — Она не... Она — никто. Просто в школе она оказалась единственной, с кем я могу поговорить. Чаще всего мы ругаемся — она совершенно невыносима. Но, как бы отвратительно мне не было признавать это, у нас есть что-то общее. Может, это война, а может, то, что мы потеряли близких людей, но с ней у меня получается общаться... несколько своеобразно, конечно. Где-то в перерывах между очередным проклятием и «Stupefy».

― Тебе стоит избегать её. Это не самая подходящая компания. И потом — «Stupefy»? Она всё-таки девушка...

― Нет. Это не девушка, это Венгерская Хвосторога. Так или иначе, она получает от меня не больше проклятий, чем я от неё. Ты права, мне не стоит близко общаться с ней, да я этого и не делаю...

Немного помолчав, он продолжил:

― Дело в том, что для меня больше не существует «подходящей компании». ― и, глядя прямо на меня, ― Не стоит беспокоиться, мама. Она — никто. Прости, я должен идти.

― Храни тебя Мерлин, Драко.

Я следую за ним, не желая упускать ни секунды его присутствия.

— Эй, Шрамоголовый! Я готов. Когда я могу вернуться в школу?

— Когда угодно. Гиллиган тебя проводит. До встречи, Хорёк

— Мерлин избави! — и, обращаясь уже к тощему аврору, бросает, — Идем.

И он исчезает, а за ним и все остальные, каждый унося с собой по пришибленному «петрификусом» упивающемуся. Главный вход вновь закрывают, и щелчок двери знаменует собой начало нового сезона одиночества.

“Она — никто”, да? Смешно, право слово.

Мой сын по уши втрескался в маглорожденную. Какаягадость!

Могу я как-то воспрепятствовать этой... этому... я даже не знаю, как это назвать! Совсем не этого я хотела для Драко!

Да, я прекрасно помню: я хотела, чтобы у моего сына была возможность выбирать, возможность любить, но никогда даже представить не могла, что ситуация сложится подобным образом. У него есть... У него было так много чистокровных подруг, и что теперь?

Он ясно дал понять, «что теперь», ещё тогда, уезжая в школу. Враг для победителей, предатель для проигравших. У него больше никого нет.

Так я должна благодарить Мерлина за эту единственную подругу, хотя она и?.. О небо, мне даже думать об этом сложно.

По-прежнему ли важна чистота крови?

Что сталось с нашими традициями?

Я никогда не разделяла экстремистских взглядов Волан-де-Морта и его приспешников, включая и моего мужа. Мне не хотелось бы ничьих смертей, но не думаю, что готова «мешаться» с... людьми любого сорта.

Каков сейчас внешний мир?

Не думаю, что когда-нибудь это узнаю.

________

* Уважаемые читатели, приношу свои извенения за то, что был сделан такой долгий перерыв. На то были причины, есть они и сейчас. Да, обновления будут. Нет, не раз в полгода. Новые главы отбечены, но все еще требуют дополнительной вычитки. Поэтому, когда у моего редактора все наладится, они будут перезалиты.

Надеюсь на ваше понимание.

Vega_est.

Парадный вход открыт! Драко вернулся? Смотрю в окно: зелени на ветках нет — ещё не весна. Я не ждала его приезда раньше июня, а он здесь уже через несколько дней. Зачем?

Он не один — я слышу несколько голосов. Да, голос эльфа, которого он так любит. Дьявол, никак не могу запомнить их дурацкие имена!

— Хозяин! С возвращением! Буду счастлив исполнить ваши указания!

— Оскар, не сейчас. — Оскар! Вот как его зовут. — Пожалуйста, не будь ребёнком! Только один шаг. Кроме эльфов здесь никого нет.

— Я не могу! Ты говорил, не будет никакой необходимости...

— Я не прошу тебя здесь жить, только зайти!

— Не думаю, что смогу.

С ним девушка. Мерлин всеблагой, только бы не та грязнокровка!

— А если Элтанин внутри и ты ей нужна?

— Но там нет Элт... Ведь нет, правда?

— Не знаю-не знаю. Диди сказала, что аппарирует прямо в Мэнор. Чувствуешь, как на улице холодно?

— Не может быть! Ну ты и сволочь! Ты перенёс мою дочь в этот склеп, чтобы заставить меня войти? Мерлин, чем я это заслужила?

У девушки есть дочь? С какой стати Драко силком тащит в дом чью-то мать? И потом, что за выражения она себе позволяет?

Одно из достоинств невидимости: я могу удовлетворить своё любопытство, не показавшись при этом бестактной. Мерлин! Подтвердились мои худшие опасения! Это она, маглокровка, незамужняя мать к тому же. С этой немыслимой прической кто на ней женится?

А вот Драко красавец! Мог ли он стать ещё выше? Кажется, что за это короткое время он повзрослел, стал мужчиной. Невероятно привлекательным мужчиной, который по одному Мерлину известной причине теряет своё время, уговаривая войти в дом ненормальную маглу в легкомысленном наряде.

— Грязнокровка, ты планируешь простоять снаружи весь день?

— Думаю, да.

— Я пошёл. Мне еще устраивать праздник, организовывать реставрационные работы, говорить с домовиками, составлять меню...

— И причём здесь я?

— Ты всегда причём.

— Почему?

— Потому! Потому что без тебя я ничего не делаю, никуда не иду, мне скучно и вообще нехорошо!

Что за чушь несёт мой сын?

Он спускается на две ступени, подходит к маглокровке, обнимает и начинает её целовать. Она, ясное дело, не против. Ещё бы! Красоте Драко противостоять невозможно. Я не говорю уже о богатстве и социальном положении, которые, я уверена, не укрылись от её внимания. Драко берет эту девицу на руки, заносит в дом и закрывает дверь спиной, не прерывая поцелуя.

— Не бойся, — поцелуй — ты со мной, — ещё поцелуй — а раз так, то не важно, где.

— Хорёк, ты опять меня провёл.

— К счастью!

Я теряю терпение. Мне нужно понять, что происходит, однако мой сын, кажется, вовсе не собирается здороваться с матерью, занятый совместным «устным творчеством» с этой... леди.

— Ты ведь не откажешься от чая, Грейнджер?

— Не откажусь, Малфой.

— Оскар!

— Хозян, что Оскар может для вас сделать?

— Это Гермиона...

— Хозяин, Оскар знает, это госпожа, Пак говорил о ней, Оскар счастлив познакомиться с госпожой, это большая честь. Что Оскар может сделать для...

Я потираю лоб в замешательстве. В этот раз мимо меня прошло нечто очень важное.

— Чай, пожалуйста, и подай его в малую гостиную, — Драко обнимает грязнокровку за талию и ведёт её в мою гостиную. — Грейнджер, как ты смотришь на то, чтобы познакомиться с моей матерью?

— Твоей... Но разве она не?..

— Разумеется, она мертва. С её портретом.

— О-о-о. Но... я не... да ты сам знаешь! Что она скажет?

— Вот и послушаем. Что ты разнервничалась?

— Я ей не понравлюсь.

— В любом случае, она не сможет подмешать яда в твой суп, не так ли?

Смотрю на входящую пару с портрета. Он кажется таким увлечённым! Видно, она умеет использовать свои достоинства... немногие достоинства. Но Драко всегда был сдержанным, а не каким-нибудь болваном, которого можно очаровать...Чем? Чем, Моргана, ну чем она его взяла, я не понимаю! Она некрасива, вульгарно выражается. Поговаривали, она умна, но это не то качество, которое ищут в хорошей жене, ещё реже — в хорошей любовнице. А ребёнок? Действительно существует? Кто его отец?

Они уселись на диван и смотрят на меня.

— Мама, счастлив снова тебя видеть. У меня есть важные новости.

— Эта радость взаимна, сын. У тебя всё хорошо?

— Более чем, мама. Я бы сказал, лучше, чем когда-либо. — Кажется, он полон энтузиазма. — Так, значит, новости хорошие.

Мой тон приводит его в замешательство.

— Очень. Надеюсь, ты оценишь их по достоинству. — Он стал осторожнее, возможно, догадавшись о причине моей холодности.

— Что же могло произойти за столь небольшой промежуток времени? ―Он замирает на пару секунд.

— Не такой уж и небольшой, мама. Мы не виделись год.

Прошёл год! Год! Вот почему мне показалось, что он изменился! Где он был всё это время? До июня в Хогвартсе, но потом...

— Год! И где ты был?!

Он, кажется, ошеломлён — смотрит на меня так, словно я внезапно сошла с ума. Нужно успокоиться. Я пожираю глазами полные чашки чая, стоящие на журнальном столике.

— В Лондоне. Ну и в Авст...

— В Лондоне?! И что ты там делал?! Где жил?!

Я должна собраться, должна взять себя в руки. Что он подумает о своей матери?

— В квартире недалеко от Кингс-Кросс, мама. Это не так уж важно. Разве тебе не интересно, с чем я пришёл?

— Ты же знаешь, мне интересно всё, что тебя касается, сын. Сейчас ты единственный, до кого мне ещё есть дело. — Боюсь, я догадываюсь, что за «хорошие новости» он принёс.

— Это не совсем так.

Что?

Он делает глубокий вдох и продолжает:

— Итак, ты ведь знаешь эту девушку, верно? Это Гермиона Грейнджер, — его взгляд очень нежен, — «мозг» Золотого трио, избавившего нас от Волан-де-Морта, самая умная ведьма поколения. И, по-моему, самая красивая. — Грейнджер опустила голову и покраснела, как маков цвет. Даже кажется, будто её смущают комплименты Драко. А она неплохая актриса. — Так вот, эта удивительная женщина, у ног которой, если бы она того захотела, мог лежать весь мир — моя жена. Мы поженились в Хогвартсе, в прошлом мае.

Ну вот. Я, конечно, предполагаланечто подобное, но от этого мне не легче. Ни капли. Я знала, что ему не стоило разрывать помолвку с Гринграсс, она хотя бы была из нашего круга, и он не попался бы в лапы маленькой выскочки-карьеристки. А он так радуется, будто заполучил редкий артефакт.

— Рада познакомиться с вами, миссис Малфой, — выдыхает моя, к несчастью, невестка.

— Не более чем я, дорогая. — Знаю, мой тон холоден, и ответила я скорее из вежливости, но я считаю, что она для Драко — несчастье, и ничего не могу с собой поделать. — Я бы сказала, это сюрприз, с вашего позволения. Ты не находишь, что было бы уместно поставить меня в известность, Драко? Это был бы достойный похвалы жест хорошо воспитанного человека.

— Прости, мама, это была чистая импровизация. Я должен был окольцевать её прежде, чем она передумает. Знала бы ты, как сложно её уговаривать!

— О, так если она не хотела...

— Не то чтобы не хотела, она хотела, но не знала об этом. Времени было в обрез, я вынужден был применить старые добрые слизеринские методы. Это прекрасная новость, но если ты готова проявить еще немного терпения, вот-вот появится Диди, которая доставит к нам второй сюрприз.

Мой сын — ненормальный. Говорит о браке с грязнокровкой, как о выигрыше в Турнире трёх волшебников. Знать не хочу, что это еще за “сюрприз”! Если он также хорош, как и первый, я могу захотеть умереть во второй раз.

В соседней комнате раздаётся глухой хлопок аппарации.

— А вот и она! — глаза Драко загораются, он направляется к двери, а маглокровка поднимает голову с выражением счастья на лице. — Позволь представить тебе Элтанин Гермиону Малфой, мою дочь!

Он поднимает передо мной младенца с закрытыми глазами без единого волоска на голове. Это может быть чья угодно дочь. Как он может быть уверен?.. Я смотрю на неё и не знаю, что сказать, как оправдать ожидания Драко, который полагает, что предъявляет мне бесценное создание, в то время как я в этом совершенно не уверена. Внезапно малышка широко раскрывает глаза и строго на меня смотрит. Мне становится ясно, как обезоруживающе она похожа на Драко в младенчестве: те же серые глаза, те же длинные пальчики, те же движения. Мерлин, это и правда его дочь! У Драко есть дочь, вопреки традиции семьи, где много поколений рождались единственно сыновья. И она великолепна. Она — моя внучка. Хотя и полукровка. У меня наконец-то получается заговорить.

— Она очень красива.

— Да. И очень любима. — Он прижимает малышку к себе, взгляд его светится всеобъемлющей нежностью. Люциус никогда так не смотрел ни на него, ни на меня.

Малышка продолжает смотреть на меня глазами, так невероятно похожими на отцовские. Я чувствую необходимость покинуть портрет, приблизиться, рассмотреть. И вот я снова воздух. Невидимая и лишенная возможности общаться. Но Драко об этом не знает, как не знает о временных «пробелах». Я должна буду сказать ему, рано или поздно.

Я приближаюсь, продолжая смотреть на ребёнка, а она — на меня. Я даже растерялась немного: пока Драко смотрит то на дочь, то на портрет, малышка не сводит глаз с меня.

Она меня видит!

Невозможно!

Я двигаюсь, вьюсь вокруг сына, и не знаю как, но она не теряет меня из виду. Когда Драко оказывается между нами, она поворачивает голову. Её глаза преследуют меня, и мне чудится в них упрек за то, что я сомневалась в ней. Как могла маглорождённая произвести на свет столь совершенное создание?

В то время как я совершенно потерялась в размышлениях о своей первой и, возможно, единственной внучке, Драко продолжает разговор:

— Вижу, она проделала это и с тобой, — о чём он? — Она тебя пленила. Все, кто видит её, долго не могут сконцентрироваться ни на чём другом.

Ах, об этом! Нет, надо с ним поговорить. Признаю, малышка — просто чудо. Я понимаю, что Драко её любит и что благодарен маглокровке, но разве не мог он выбрать более достойную мать для своих наследников? Нужно вернуться на портрет, тогда можно будет поговорить об этом. Он отдает ребёнка маглокровке и смотрит на меня напряжённо. Этот взгляд — немая просьба увидеть и понять.

— Я чувствую себя любимым. Я счастлив, мама. Если бы кто-то сказал мне, я бы не поверил. Гермиона совсем не похожа на ту, кого я всегда представлял, кого хотел бы видеть рядом с собой. И уж конечно она не мечтала обо мне. Но у нас не получилось игнорировать друг друга. Мы дрались, мы друг друга терпеть не могли и всячески портили друг другу жизнь. И всё же это она делает меня счастливым. Она меня покорила, и я добился её. Это не было просто, но стоило того. Пожалуйста, мама, не оценивай её по дурацким меркам чистокровных. Не оценивай её вообще. Люби её, как я, люби потому, что она сделала меня человеком лучшим, чем я был, за чудесную семью, что она дала мне; за лучшие дни и ночи моей жизни, за то, что сумела примирить меня с этим миром.

Моё сердце разрывается. Я ужасная, ужасная мать. Я сомневалась в нём, думала, что он позволил окрутить себя, обмануть, что онслабак. Беспокоилась о чистоте крови, до которой сейчас, быть может, никому нет дела, в то время как сын пытался донести до меня, что ему хватило смелости выбрать свой собственный путь, далёкий от проложенных для него троп, и он своими силами добился права быть счастливым. Я должна радоваться за него, а не пытаться решать, что для него хорошо, а что плохо. Правда в том, что я этого не знаю. Никогда не знала. Всматриваюсь в его глаза, в его спокойное лицо. Я не видела его таким с пяти лет. Он и правда счастлив. Не знаю, что такого в этой маглокровке, но она делает счастливым моего сына. Я должна полюбить её. Когда-нибудь.

Малышка начинает плакать, может, её нужно... Но что делает эта несчастная? Расстегивает рубашку, обнажает грудь и начинает кормить ребёнка, как какая-нибудь простолюдинка!

О, мои бедные нервы! Мой сын счастлив, я счастлива за него, но я точно должна любить вот эту вот?..

*не отредактировано*

— Люциус тоже будет: получил специальное разрешение. Разумеется, в сопровождении аврора и без палочки, но он сможет присутствовать на празднике.

Я не отвечаю — не знаю, что сказать. Я всё ещё очень зла на мужа. Как бы то ни было, мне хотелось бы снова его увидеть и понять, остались ли у меня к нему какие-то чувства. Да и были ли они вообще, или это только плод моего воображения. Я абсолютно уверена, что наши отношения никоим образом нельзя сравнивать с тем, что происходит между Драко и его женой.

А даже если и можно, и наши чувства и были такими же сильными, никто никогда не стал бы выражать их подобным образом. Сил моих больше нет на всё это смотреть!

Она совершенно невоспитанна и не имеет ни малейшего понятия о правилах приличия. Меня поражает, что Драко, который — я точно знаю — способен к железной самодисциплине, ведёт себя даже хуже. Её хотя бы оправдывает отсутствие подобающего воспитания.

Они невозможны!

Разве это необходимо — постоянно касаться друг друга? Не могут они ограничить территорию любовных игр стенами собственной спальни? Почему, куда бы я ни направилась, я должна натыкаться на эту парочку: и на диванах, и в саду, и везде? Эльфы от них шарахаются, рабочие над ними смеются, они заставляют краснеть от стыда портреты предков и постоянно ставят меня в неловкое положение.

А ещё они ссорятся! И не ограничиваются серьёзными разговорами, нет, а дерутся, как дети, хватаются за палочки, кричат, гоняются друг за другом.

Стоит ли упоминать, чем это всегда заканчивается?

Думаю, прежде стены замка не видели ничего подобного.

Это утомляет.

Я могла бы спрятаться в одной из дальних комнат, находящихся в стороне от всего этого бедлама, но не хочу так поступать — не услышу, как смеётся Драко. Несмотря на их отвратительное поведение, которое я не одобряю, каждый раз, когда я слышу смех сына, мне становится лучше. Я так редко слышала его, пока была жива!

Сейчас он смеётся каждый день. Смеётся глупым шуткам и самым нелепым вещам: угуканью Элтанин, гримасам, которые корчит его жена, и дурацким ситуациям, в которые они попадают где-то между очередной ссорой и неизбежной чередой поцелуев. Да-да, поцелуев.

Мерлин, как подростки.

Я не хочу упускать той лёгкости, с которой Драко бросает мне приветствие, проходя мимо портрета. Хочу быть рядом, когда он укачивает Элтанин, и видеть выражение его лица. И уж точно я не хочу отдаляться от этой чудесной ведьмочки, которая, я почти уверена, унаследовала от бабушки Певерелл способности Видящей.

Нужно будет сказать Драко.

* * *

— Что значит «красный»?

— Помпейский красный*. Грейнджер нравится.

— То есть, ты говоришь мне, что позволил выкрасить в красный цвет стены моего бального зала?

— Смерть не идёт тебе на пользу, мама. Прежде мне не приходилось повторять что-то по нескольку раз!

— Да я не могу в это поверить! Деревянная обшивка...

— Была слишком ветхой.

— Но... Красный!

— Будут декоративные элементы медно-зелёного цвета**.

— Тоже мне утешение. Если ты продолжишь в том же духе, потакая гря...

— Мама!

— Да, извини. Я просто боюсь, что ещё чуть-чуть, и Мэнор станет похож на паб, знаешь, одно из тех мест, куда магглы ходят напиваться.

— Когда мы закончим, я отнесу туда портрет, чтобы ты посмотрела. Думаю, тебе понравится, — сказал Драко, отсмеявшись.

— О, не утруждайся!

Я сама прекрасно справлюсь. Пойду и посмотрю. Сейчас же.

Зал не узнать — так он пуст и бел. Голые окна. Свет ослепляет. В воздухе витает пыль. Пол завален досками и строительным мусором. Несколько человек работают в тишине. Двое вверху, у потолка, чистят деревянный барельеф. Дерево, которое было тёмным столько, сколько я себя помню, оказывается светлым с незатейливыми красно-зелёными узорами. Какая-то ведьма занята начертанием над выходом в сад овала высотой до самого потолка.

* * *

Мне больше нет нужды оставаться снаружи. Почти стемнело. Все ушли.

Драко даже и не думал жить в фамильной резиденции. Он лишь реставрирует некоторые комнаты к празднику, на котором Элтанин будет представлена обществу. Почти каждый вечер все они уходят ночевать «домой» — так говорит Драко.

Почему его дом не здесь?

* * *

— В полоску? Ты хочешь повесить шторы в полоску?

— Почему бы и нет?

— Грейнджер, ты себя вообще слушаешь, когда говоришь? Надеюсь, Элтанин не унаследует твой эстетический вкус.

— Малфой, ты же знаешь: я в этом ничего не понимаю! Что ты донимаешь меня всей этой чепухой?

— Ну, использовать красную охру было хорошей идеей.

— Ах, вот как! А тот факт, что, заставив меня сотню раз выбирать то, до чего мне дела нет, ты согласился со мной только однажды, ни о чём тебе не говорит?

— Да не сделай я этого, был бы сущий кошмар! Ты понимаешь, что я представлял себе зал строгим и холодным, сейчас же обстановку можно назвать уютной и изысканной одновременно. А шторы... Шёлк цвета слоновой кости?

— Да, Хорёк. Так гораздо лучше, — отворачивается она и громко фыркает.

— Уверен, тебе понравится.

— Я тоже.

— Я заслужил поцелуй?

— Нет. Но я великодушна...

Опять! Мерлин, дай мне сил!

В конце концов и история с помпейским красным закончилась хорошо. Его заключили в большие прямоугольные настенные панели, окаймлённые цветом медной зелени. А сверху, вокруг овала, также выкрашенного в этот неяркий красный, обвились две зелёные змеи: распахнутые пасти, голова к голове, хвосты задраны вверх.

Драко умён, и вкус его безупречен. Он осчастливил жену, сохранил изысканную атмосферу и не забыл о традиционных семейных символах. Зал великолепен.

* * *

Я всё больше времени провожу, склонившись над колыбелью. Из малышки выйдет замечательная ведьма. Стихийные магические выбросы происходят постоянно, и взрослые не всегда их замечают. Сейчас я абсолютно уверена — она меня видит.

Я всё ещё считаю, что было бы лучше нанять кормилицу. Каждый раз, когда, не считаясь с присутствием посторонних, грязнокровка обнажает грудь, чтобы покормить ребенка, во мне поднимается желчь.

И всё же я понимаю. Я не настолько слепа, чтобы не замечать счастья в глазах этих двоих, когда они держат малышку на руках, и не настолько мертва, чтобы не распознать любовь и заботу в их стремлении удовлетворить каждую, самую малую её потребность. Драко настаивает на своём присутствии во время кормления, что кажется мне несколько глупым. Обняв жену, он смотрит на то, как дочка ест, словно на восьмое чудо света. Он сам её купает, даже сам меняет вонючие подгузники, уж простите за вульгарные подробности.

Я перестала судить.

Но они насколько счастливы, что это сбивает меня с толку. Когда-то я точно знала, что хорошо, а что плохо. Наше поведение подчинялось строгим правилам, которые мой сын и его жена откровенно игнорируют. Нет, им, разумеется, хорошо. Я никогда не видела Драко таким спокойным, и это не оставляет моё сердце равнодушным... Но меня пугает цена, которую ему придётся заплатить за маленькие радости. Возьмут ли его на карандаш? Утратит ли он — или уже утратил — своё положение в обществе? Сколько вреда причинит выбор, который он сделал?

Он организует бал. Это всегда было своеобразным испытанием: успех или провал праздника указывает на место, занимаемое семьёй в магическом мире. Я не видела списка приглашённых, и мне остаётся только надеяться...

* * *

Сегодня у меня перед глазами нет привычного дивана, журнального столика в восточном стиле и китайского ковра. Взгляд блуждает по прекрасно обставленному Красному залу: диваны цвета аворио, подушки — шампанского, шёлковые шторы — те самые; море цветов, минимум мебели. Безупречно.

Да, я довольна. Слышны раздражённые мужские голоса. Что происходит?

— Глупец! Да как тебе вообще в голову пришло всё поменять? То, что устраивало восемь поколений Малфоев, для одной маглокровки оказалось недостаточно? Вот, что я скажу: рядом с этой женщиной ты тупеешь. И думать не хочу, во что превратились спальни! — Этого стоило ожидать. Люциус нисколько не изменился.

Я будто задыхаюсь. Переживаю? Волнуюсь?

— Они остались прежними.

— Я удивлён. Значит, праздновать она желает непременно в красном зале, а как спать под зелёным балдахином — так сколько угодно?

— А она не спит.

— Как это «не спит»? Заставила тебя поменять комнату или больше не даёт?

— Что?

Да как может этот... Мой муж обговаривать столь личные вопросы в присутствии посторонних? Человек за его плечом — должно быть, тот самый аврор, о котором говорил Драко.

— Выскажусь яснее: жена лишила доступа к телу? Выкинула из своей постели?

Драко смеётся. Мне тоже смешно. Если бы Люц их видел!

— Мы занимаемся сексом не для того, чтобы зачать наследника. Возможно, тебе это покажется странным, но нам нравится. Очень. О том, чтобы спать отдельно, не может быть и речи.

— Ну и где же, Мерлина ради, вы спите?

— В Лондоне, в доме рядом с Кингс-Кросс.

— В Лондоне? Ты хочешь сказать, вы не живёте в поместье?

— Именно так.

— Эта ведьма лишила тебя последних мозгов! Это твой дом, он был им для всех Малфоев до тебя и будет для тех, кто останется после! Конечно, если твоя жена соблаговолит произвести на свет сына!

— Мне нет дела ни до поместья, ни до наследника! У нас есть дочь, которую мы обожаем, но если вдруг у нас будут другие дети, мы будем любить их также, кто бы это ни был — мальчик или девочка. И мы будем жить там, где нам больше нравится. Тема закрыта. У тебя больше нет права голоса, когда дело касается моих решений.

— Драко Малфой, где ты раньше прятал свои яйца?

Ой! — прикрываю рот ладонью — Как могла я выразиться так вульгарно? В присутствии Люциуса. И Драко. И незнакомого человека. Мерлин! Слишком много времени провела с этой взбалмошной парочкой. С кем поведёшься...

Люциус впервые смотрит на меня. Я ошиблась — он изменился. На его лице появились морщины, раньше их не было. Но он по-прежнему красив и элегантен, а его улыбка очаровательна. Мы не виделись почти два года. Прислушиваюсь к собственным ощущениям.

Я ничего не чувствую.

Я им любуюсь, мне интересно, чем он сейчас занимается, мне всё ещё хотелось бы быть рядом с ним на предстоящем празднике. Больше ничего. Ни волнения, ни желания. Возможно, потому что у меня больше нет тела? Или потому, что Большая любовь была не такой уж большой? Боюсь, мне никогда этого не понять.

Он кажется растроганным. Ах! Растроганный Люциус Малфой! Абсурд!

— Цисси, дорогая, не думал, что смогу тебя увидеть... Если я за что и благодарен нашему непутёвому сыну, так это за возможность вновь поговорить с тобой. — Неужели его глаза повлажнели?

— Я тоже рада тебя видеть. Ты хорошо выглядишь, совсем не похоже, чтобы ты только что вышел из тюрьмы.

И о чём я беспокоилась? Хорошие манеры вернулись ко мне сами собой, скрывая негативные эмоции, разочарование, злость, задетую гордость.

— О, это долгая история. На самом деле я не нахожусь в тюрьме, я в ссылке, уже около года... У нас ещё будет возможность поговорить об этом.

Вот как? Он втянул семью в худшую из возможных авантюр, убивал, пытал, проиграл войну и выкрутился? Живёт в ссылке, и, глядя на него, нельзя сказать, что он вынужден просить милостыню, или что его мучает ностальгия.

— Нам было бы гораздо проще общаться, если бы не твой amigo.

— Кого ты имеешь ввиду?

— Амикуса Кэрроу, ясное дело. Он был так любезен, что вывел меня из игры прежде чем оставить этот дом. И не аккуратной Avada, нет, Sectumsempra! Он в буквальном смысле меня разорвал!

— Но Амикус был в Хогвартсе, зачем было ему...

— О, он часто здесь появлялся. Думаю, у него кто-то был — любовница или любовник. «Попрощаться» со мной он пришёл в компании своей сестры, Алекто.

Люциус прячет лицо в ладонях.

— Он много раз был так близко, я мог бы убить его собственными руками... Если бы я только знал!

— Разве это имеет значение?

— Цисси, ты имеешь для меня значение. Ты — единственная, кого я когда-либо любил. Ты — мать моего ребёнка. Ты — та, на чьих руках я хотел бы умереть.

— О, глупости! Ты забывал об этом всякий раз, когда нужно было принимать решения, касающиеся всей семьи. Будь это действительно так, возможно, сейчас у тебя на хвосте не сидел бы аврор — извините, сэр — а я не говорила бы с тобой, глядя сверху вниз. Поверь, это сомнительное удовольствие.

— Цисси, признаю, я ошибался. Знай, я свято верил, что действую в твоих интересах, в интересах Драко. Я был уверен, что Риддл победит.

— И если бы это произошло, мы имели бы честь стать его слугами. Ты задумывался когда-нибудь, каким стал бы мир при Волан-де-Морте? Он, не колеблясь, пытал и убивал своих сторонников из-за пустяков, рядом с ним никто не мог чувствовать себя неприкосновенным. Ты в самом деле хотел для нас такого будущего?

— Цисси...

— Кстати, ты мог бы звать меня Нарцисса. «Цисси» мне никогда не нравилось.

— В самом деле?

— Люциус!

— Что? Я удивлён. Я звал тебя так всю жизнь, не могла ты раньше об этом сказать?

— Может и могла. Ты думаешь, что многое обо мне знаешь, а я никогда тебя не поправляла, то ли из вежливости, то ли лени. Мне не нравилось ссориться с тобой.

— А теперь? — Он дурак или издевается?

— Я больше не вижу необходимости быть вежливой, и не обязана ругаться с тобой, если не хочу. Не знаю, понял ли ты, но мы больше не женаты! Помнишь, “Пока смерть нас не разлучит”? Вот, разлучила. Ты лишь мой вдовец, не думаю, что что-то ещё должна тебе. — Даже дай я ему пощёчину, на его лице не отразилось бы столько обиды и удивления.

— Я любил тебя, Ци... Нарцисса.

— И я любила тебя, Люциус. Но ты никогда не знал меня настоящую.

— А ты меня знала. — Это не вопрос.

Его взгляд грустен и задумчив. Нет в нём ни отчаяния, ни боли. В любом случае я мертва, мы не можем быть вместе. Но, должно быть, ему нужно время, чтобы свыкнуться с тем, что я называю вещи своими именами. Я больше не укутываю реальность в сверкающие метафоры, избегая ненароком оскорбить слух сиятельных лордов.

— Тебе стоит прогуляться, в это время года сад великолепен.

— Спасибо, я так и сделаю.

Так вот как всё заканчивается? Я ничего не чувствую. По-прежнему ничего — ни грусти, ни облегчения.

______________________________

*Rosso pompeniano

* Verde ramina