Слегка о низлах, или Все огни - огонь (джен)

Гарри катился вслед за Живоглотом по темному тоннелю.

К счастью, в конце тоннеля был свет, и их быстро выкинуло туда на нечто твердое…

Как определил Гарри, на пол.

На каменный пол.

В Хогвартсе?

Гарри осмотрелся: на большую картину в раме, из которой они с котом выпали, на стены залы, завешенные гобеленами, на окна без стекол… Эта комната в Хогвартсе была ему незнакома.

В отличие от Живоглота, который умывался с самым довольным видом.

На кошачьей морде было написано: видишь, как я правильно тебя притащил?

Гарри этого не видел. Он также не видел никаких следов Гермионы, Рона, Коросты или черного пса, и это ему совсем не нравилось.

Гермиона прыгнула вслед за ним, куда она могла пропасть?!

Гарри очень хотел бы знать, куда и зачем его притащили и как это поможет Рону спастись от собаки, но Живоглот отвечать не собирался.

Возможно, вместо него ответит другой обитатель комнаты?

За резным бюро под большим парадным портретом сидел молодой человек в старинном камзоле и подписывал гусиным пером какие-то бумаги.

В том, что к нему из пейзажа в золотой раме вывалились визитеры, он не нашел ничего странного. Он просто потер лоб, вздохнул и занялся своим делом, упорно игнорируя незваных гостей. Может, он надеялся, что они растают сами собой?

Живоглот громко и обиженно мяукнул.

— И почему мне всё время снятся кошмары, — сказал юноша, даже не повернув головы.

Гарри почувствовал к нему симпатию.

— Мне тоже снятся, — сказал Гарри, — но я не кошмар.

— Ты Зеленоглазый, — меланхолично определил юноша и вяло прибавил: — Изыди, закатная тварь.

«И почему все прицепились к моим глазам?!» — подумал несчастный Гарри. Он не мог не оценить, что юноша точно определил время суток, откуда Гарри к нему доставили, но в остальном тон ему не понравился.

— Я не тварь, — сказал Гарри. — Я Гарри Поттер.

— Ричард, герцог Окделл, — представился парень, оказавшийся герцогом.

Причем имя Гарри Поттера ему абсолютно ничего не говорило.

Живоглот довольно муркнул, словно говоря: «Вот видишь, я доставил тебя в хорошие руки» — и… растаял в воздухе.

— Проклятые кошки… Отродья дьявола, — сказал юный герцог Ричард, и Гарри согласился с ним от всей души.

Гарри потрогал картину, из которой он вышел, и наткнулся на прочный холст. Возможный путь назад был закрыт, и Гарри снова обозвал Живоглота чертовой кошкой.

Зато теперь он подробно рассмотрел маленький портрет рядом с роковой картиной — портрет того самого молодого герцога, и нашел его удачным.

— Это не я, — меланхолично поправил владелец, — это мой отец. Все говорят, что мы на одно лицо.

Гарри обратился в слух.

— Мой отец, — громче повторил юный герцог, — был самым храбрым, самым блестящим, самым благородным дворянином Талига, но его предательски убили. Он боролся против диктата подлого тирана, он стал одним из Людей Чести и поднял вместе с ними восстание. И его убили. Но теперь я отомщу за его смерть.

— У меня тоже убили папу и маму, — сказал Гарри.

— Значит, ты должен найти и отомстить всем проклятым убийцам, — твердо заключил герцог. — У меня получилось. Мы, Люди Чести, собрались и прогнали тирана, а его место вернули по справедливости лучшему из королей, Альдо Ракану. Все предатели, все пособники тирана сидят в тюрьме и будут сидеть вечно. А я готовлю суд над самым подлым из них, и его уже ждет смертный приговор!

Усталый Гарри подумал, что вершитель справедливости уж слишком громко кричит. Видимо, он тоже устал и перевозбудился.

— Ты готовишь суд? — спросил Гарри. — Ты судья?

— Один из, — гордо признал Ричард. — Я имею право. Но ты не прав, считая меня судьей, я гражданский комендант этого города. Отвечаю за закон и порядок. Я всю жизнь хотел бороться со злом, защищать людей от негодяев и бандитов, и моя мечта сбылась.

— Я тоже хочу быть аврором, — сказал Гарри.

— Аврора, заря! Да! — крикнул Ричард, и глаза его заблестели. — Бороться с Мраком! Да настанет Рассвет! Он настанет, Гарри Поттер, и наши мечты сбудутся. Если я, Гарри Поттер, пережил годы лишений и оскорблений, издевательств и придирок за то, что я сын того самого Окделла, которого можно держать в голоде и холоде, оскорблять его родителей, называть его неряхой и тупицей... Если я пережил то, сколько раз меня пытались убить... Но я выжил и победил!

— Со мной было то же самое, — сказал Гарри, — я тебя понимаю.

— Голова болит, — сказал герцог-победитель и схватился за виски.

Гарри стало жаль его. Но всё-таки его ждали дела, и Гарри начал:

— У меня картина закрылась, и я не могу назад попасть.

— Эх, если бы здесь был эр Август… — опечалился Ричард. — Эр Август бы посоветовал. Эр Август — самый мудрый и справедливый человек в королевстве. Он всегда советовал мне. Сейчас он очень стар и удалился от придворной жизни, оставил себе только одну должность при короле… А ведь ему не раз предлагали большие должности, но он всегда отказывался. Эр Август — самый скромный человек в королевстве. И у него столько врагов. Представь себе, Гарри: много лет подряд, когда власть в нашей бедной стране захватил змей-кардинал и его соратники, эр Август оставался при короле и один противостоял этой напасти. Несмотря ни на что, он всегда продолжал заботиться о Талиге!

Гарри с возрастающим энтузиазмом слушал про эра Августа. Он не знал этого эра, но уже ему доверял.

— Эр Август нашел бы решение, — подтвердил Ричард, — если бы не… Леворукий и все его кошки! Мы боремся, чтобы пришел Рассвет, но еще так много надо сделать! Когда король Альдо воссел на трон, всех царедворцев бывшего тирана бросили в Багерлее, и эра Августа тоже. Я был против. Я так просил пересмотреть это решение… Я завтра снова пойду к королю…

Гарри понял, что Багерлее — это местный Азкабан, и задумался. Ничего, все проблемы решабельны.

— Эра Августа — в Багерлее… В одну компанию с негодяем Алвой! — горько бросил Ричард.

Гарри подумал, что сейчас его ждет подробное описание пороков негодяя Алвы, и делать нечего, поскольку Ричард рвался излить ему душу о наболевшем… Бедный Ричард, коли больше излить душу ему некому.

И тут Гарри вдруг озарило, что за всё время изливания ни один портрет в зале не пошевелился! Получается, что они были магловскими?

Ни один доспех не дернулся, ни одного заклинания Ричард не произнес.

А главное: ни у Ричарда, ни у портретов не было волшебных палочек.

А вот это уже было проблемой.

— Скажи, пожалуйста, — осторожно начал Гарри, — а эр Август волшебник?

Ричард вскочил как подброшенный.

Следующие десять минут Гарри слушал яростную обвинительную речь о проклятых колдунах и ведьмах, слугах Леворукого, таких вроде негодяя Алвы; их ждет адское пламя Заката и вечные муки после смерти за их великие прегрешения.

Ричард так гневно защищал белоснежные одежды праведности эра Августа, не запятнанные никакими темными делами, а тем более проклятым колдовством, что Гарри обуяла тоска.

Ни Ричард, ни его эр Август не были волшебниками, а чертова картина не желала открываться!

Тем временем Окделл переключился на вторую любимую тему: о негодном Алве.

Трижды повторив для верности ужасные обвинения: «любимец Леворукого», «балуется с темной магией», «знает зелья и яды», «никакие яды его не берут», — Окделл перешел к сути.

А Гарри навострил уши, чтобы узнать побольше о единственном известном ему в этом мире волшебнике.

— Рокэ Алва — настоящий негодяй, — говорил Ричард. — Главный враг моего отца и виновник его смерти.

Он всегда ненавидел моего отца и меня за это! Как он издевался надо мной! "Окделлы, конечно, упрямы и глупы, но вы, юноша, заткнули за пояс даже своего отца"!

Я всегда знал, что убью его, и вот теперь я готовлю ему смертный приговор… Не думай, Гарри Поттер, что суд может оправдать его: король Альдо меня заверил, что этот суд — одна формальность, смертный приговор предрешен. Он заслужил.

Он великий грешник, Черный Ворон Рокэ!

Когда власть в Талиге захватил этот змей, кардинал Дорак, Алва стал его любимым помощником. Он творил по приказу Дорака столько зла... На его руках столько крови… Это Дорак хотел убить меня... Я ненавижу Рокэ Алву больше всех в Талиге, — мстительно добавил Ричард, — и я счастлив, что теперь он расплатится.

— А как ты выжил? — спросил Гарри.

Герцог Ричард опять схватился за виски.

— Если ты не хочешь говорить, не надо, — поспешно вставил Гарри.

— Рокэ Алва четыре раза спасал мне жизнь, — процедил Окделл.

Гарри не знал, что сказать.

— Дорак хотел убить меня, а Алва служил Дораку, но он зачем-то против воли Дорака взял меня в свои оруженосцы, под свою защиту… И даже обучал меня военному искусству…

Мы с эром Августом голову ломали, почему он это сделал. Он же всегда презирал меня, не скрывал, что считает первым тупицей Талига. Он так издевался… от одного его слова я чувствовал себя ничтожеством. Он вообще любил издеваться над людьми.

Но эр Август его разгадал: Алва вел двойную игру. Он делал вид, что оберегает меня, чтобы потом предать и сдать Дораку.

— Он учил тебя тоже понарошку? — спросил Гарри.

— По-настоящему. Мне очень повезло, — безрадостно признался Окделл, — маршал Рокэ Алва — лучший полководец Талига. Равных ему в военном деле нет. И в дуэлях, он на моих глазах один победил семерых… На самом деле, это я их вызвал, но он дрался вместо меня. Я тоже однажды напал на него, а он… не стал драться. А потом я пытался убить его, и я думал, он тоже меня убьет… А он приказал меня не трогать и просто вышвырнул из дома…

Гарри подумал, что у него тоже начинает болеть голова.

— Зато теперь он получит смертный приговор, и всё кончится, — прошептал Окделл. — Он сам виноват. Король Альдо хотел быть справедливым, но Рокэ Алва так его оскорбляет… каждый раз, как видит... как он один умеет, прямо в лицо смеется над ним… Король выходит из себя, а оскорбление величества — тоже смертный приговор.

— По-моему, ваш король ведет себя несправедливо, — не выдержал Гарри.

— Наш король… Мой король Альдо из благороднейшего и древнейшего рода Раканов — самый честный, справедливый и благородный дворянин на свете! — отчеканил Окделл и, подняв канделябр, осветил висящий над ним парадный портрет.

Белокурый красавец с короной на голове, в подчеркнуто белых одеждах наконец-то был явлен близорукому Гарри во всех подробностях. И сердце Гарри упало, потому что никакой белокурый парик, никакие белые одежды (а то, что они белые, только убеждало мальчика в своей правоте) не обманули его. Это ненавистное лицо он узнал бы в любом виде.

— СИРИУС БЛЭК! — вскричал Гарри. — ЭТО ОН ПРЕДАЛ МОИХ ПАПУ И МАМУ! ОН СБЕЖАЛ ИЗ АЗКАБАНА, ТАК ВОТ ГДЕ ОН ПРЯЧЕТСЯ!

Очень зря. Герцог Окделл при оскорблении любимого государя «вышел из себя» ничуть не хуже своего сюзерена.

— Да как ты смеешь?! — закричал он и схватился за шпагу.

Гарри подергал картину — без толку. И тогда ему сразу всё надоело.

— Экспеллиармус! — и шпага вылетела из рук неуравновешенного талигойца за мгновение до того, как упереться в шею Гарри. С дуэлями у юного Ричарда и вправду было туго. Приложив для верности противника Ступефаем, Гарри выбежал из залы. Нащупал в кармане мантию-невидимку: больше с аборигенами общаться не хотелось.

Зато хотелось беспроблемно выйти из замка и навестить вышеупомянутую Багерлее — кто бы тут отвез? Может, если подежурить на площади, туда отправится какая-нибудь карета? Такая, где можно удобно проехаться на крыше или на запятках...

И Гарри снова повезло.

… О том, что направление Гарри выбрал правильно, он понял даже до того, как возница крикнул своему пассажиру: «Прибыли, Багерлее».

На одном из окон верхних камер сидела Миссис Норрис.

— А, кошка! — выругался возница, пассажир промолчал, и больше они к кошке не возвращались. Гарри — наоборот.

Миссис Норрис посмотрела на него — как обычно, никакая мантия-невидимка ей не мешала — и улыбнулась. Выглядело это устрашающе.

Пока Гарри запоминал нужное окно, кошка, как и подлый Живоглот, начала таять… Причем, продолжая улыбаться.

Ее тельце уже исчезло, а улыбка продолжала витать в воздухе, паря над Гарри.

— Чертовы кошки! — сказал он, превратил ближайший прут в метлу и с шумом влетел в нужное окно.

— Что это, последний приказ новой власти — входить не в дверь, а через окно? — задумчиво спросили в камере. — В любом случае, добрый вечер, юноша.

Бархатный ехидный голос. Гарри не знал, куда привела его кошка, к эру Августу или Рокэ Алве, но ни минуты не сомневался. Перед ним был маршал Алва и никто другой.

И снова Гарри ждало потрясение, хотя после белого Блэка он считал, что привыкнет к чему угодно. Блэк был белым, а Рокэ Алва — болезненно, подчеркнуто чистоплотным. Казалось, что свои длинные черные локоны герцог Алва моет каждый день, а также укладывает и умащивает благовониями.

И неудивительно, что герцог так заботился о своей внешности: он был ослепительно красив. Так незабываемо, изумительно красив, как далекий хогвартский профессор Снейп — уродлив. «Всё в этом мире не по-людски», — подумал Гарри.

— Меня зовут ... — начал он, но Рокэ прервал его взмахом руки:

— А, вас всегда как-нибудь зовут: Том, Дик или Гарри.

— Гарри, — сказал Гарри.

— Юноша, — вкрадчиво заметил Алва, — вы не замечаете, как вы неуместны здесь? Отправляйтесь домой спать, поужинайте, сделайте уроки — и не суйтесь больше не в свои дела, а то прибудете сюда же сквозь дверь, под конвоем и с песней.

— Я и хочу вернуться домой, но не знаю как! — крикнул Гарри. — Меня кошки притащили сюда, а как обратно, не сказали!

Демонический Рокэ расхохотался.

— Кошки, юноша? — переспросил он. — Хотите кошек, будут вам кошки! — и свистнул.

— Ну почему меня никто не слушает?! — хотел возмутиться Гарри, но…

… Рокэ снова свистнул, и к ногам Гарри шмякнулась Миссис Норрис. Гарри автоматически взял ее, и его словно крюком дернуло вверх где-то из области живота.

Его руки приклеились к кошке, а Миссис Норрис, как своеобразный феникс, уже несла его вверх из тюрьмы, как из колодца. Страшно быстро, и в глазах всё смешалось: они в тюрьме, или летят вверх по какому-то тоннелю?

Внизу хохотал герцог Алва.

— Минус двадцать баллов с Гриффиндора, Поттер, за незаконное проникновение на режимный объект! — сказал ли это Алва, или Гарри померещилось?..

Секундой спустя его выбросило из тоннеля к корням Гремучей Ивы.