Констриктор (гет)

Бог мне судья, — не по любви и долгу,

А лишь под видом их — в своих же целях.

Ведь если я примусь являть наружу

В моих поступках внутреннюю сущность

И облик сердца, я в конце концов

Начну его носить на рукаве*,

Чтоб расклевали галки. Я — не я.

Яго (Отелло, 1.1)* * *

Давным-давно в избушке за городом жила одинокая женщина. Как-то зимой отправилась она за дровами в сарай и увидела под бревном на снегу ядовитую змею. Змея была почти при смерти, и женщина пожалела несчастное создание, решив ее спасти. Она принесла змею домой, выходила ее и заботилась о ней, как о родной. А в один прекрасный день змея ее укусила.

— Как ты могла? — спросила женщина, испуская последний вздох, — я спасла тебе жизнь. Я взяла тебя в дом и разделила с тобой все, что имела. Я любила тебя.

— Чего ты ожидала? — ответила змея, — Ты же знала, что я — змея.

* * *

— Не говори со мной о Грейнджер, — сказал бы он, если бы кто-нибудь попытался завести беседу на эту тему, — я сказал ей с самого начала, что ничего хорошего ей со мной не светит. Я отравляю всем жизнь. Я приношу людям вред, но проблема с женщинами заключается в том, что сколько ты ни говори им об этом, они все равно не поверят.

Вот что он сказал бы, если бы его спросили. И на самом деле ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь спросил.

У Драко не было надежной системы эмоциональной защиты. Две недели назад он расстался с Гермионой Грейнджер, если это можно было так назвать: «расставание» предполагет болезненный, но честный разговор, при котором один человек должен посмотреть в глаза другого, когда-то дорогого для него, человека и объяснить, почему он перестал быть таковым. Вместо этого Драко Малфой поступил как последняя сволочь — просто переспал с другой женщиной, потому что он и был последней сволочью, и теперь утешал себя жалкими напоминаниями о том, что Гермиона Грейнджер всегда об этом знала.

Это было честнее, чем расставание, и честная по отношению к себе женщина признала бы это.

Другая женщина — та, с которой он переспал — была всего лишь способом достижения цели: этого самого расставания, которое он не мог бы совершить иным, менее сволочным, образом. И это было в равной степени мерзко по отношению к ней — что-то сродни самоубийству при помощи полицейского. Драко заслужил отвращение к себе, и никому не собирался его отдавать.

Именно поэтому он был так зол, получив от нее письмо по совиной почте:

«Я тебя прощаю», — гласило оно, — «потому что это худшее, что я могу для тебя сделать. Я тебя прощаю, и это означает, что мы все еще вместе. И что ты теперь будешь с этим делать? — Г».

* * *

Жила была одна молодая женщина. Она жила в квартире в большом городе. Как-то, по дороге с работы домой, она нашла ядовитую змею, лежащую под камнем. Змея умирала от тоски, и женщине понравилось это создание, несмотря на то, что она знала, насколько змеи опасны. Она принесла ее домой, проводила с ней время и заботилась, как о ком-то дорогом. В один прекрасный день змея ее укусила.

— Я знала, что это должно было случиться, — сказала женщина, когда ее увозили в реанимацию, — и теперь, когда это произошло, я должна уйти.

— Подожди, — сказала змея. — Не бросай меня. Раньше я намеренно кусала людей, но на этот раз это вышло случайно.

* * *

Письмо Гермионы Грейнджер поселилось на письменном столе Драко, раскрытое и лежащее там, где он всегда мог его видеть. Он читал и перечитывал его, но слова так и не изменились.

«И что ты теперь будешь с этим делать?»

Вот же нахалка.

Она всегда была такой, и в то же время именно она такой и не была. Она всегда говорила то, что думала, а потом ее дела совпадали с ее словами. Кроме нынешнего случая. Если они все еще вместе — то где же она, а? С тех пор прошли недели. Он было хотел встретиться с ней и обвинить в том, что она блефует, но это было бы слишком тяжело, и кроме того, она была права. Это действительно было худшим, что она могла ему сделать. Она заставила его очутиться в ситуации, которую он больше всего ненавидел, ситуации, которую он всеми силами пытался избежать — она оставила его в подвешенном состоянии. Он парил в антигравитационном аду без правил и границ.

Панси Паркинсон была, пожалуй, единственной женщиной, когда-либо любившей Драко, несмотря на то, что она в точности знала, что он собой представляет, но она больше не была в него влюблена. Более того, она считала, что любые романтические отношения, имевшие место до восемнадцатилетнего возраста, после окончания школы не засчитывались, поэтому, по ее словам, она вообще никогда не была в него влюблена, а просто принимала участие в топорном гормональном сексе. Драко, в принципе, соглашался с ней, но сейчас ему нужна была хоть какая-то любовь. Любой сорт подойдет, поэтому он пригласил Панси в свою квартиру.

— Итак, — сказала она за чаем, — это действительно закончилось.

— Да, — сказал он, хотя у него было письменное доказательство обратного, — я опять одинок. И готов к совершению абсолютно новых ошибок.

Она улыбнулась:

— Я тебе не верю.

— Почему? Ты месяцами умоляла меня бросить ее, и теперь, наконец, моя голова достаточно прояснилась, чтобы принять к сведению твой дельный совет. Ты должна радоваться за меня.

Она сделала глоток, сморщила нос и добавила еще один кубик сахара.

— Именно поэтому я тебе и не верю: ты никогда не слушаешь моих советов. Ты даже простую чашку чая не в состоянии приготовить так, как я прошу, хотя я сотни раз говорила тебе, что мне нравится. Ты хоть раз с ней после этого говорил, э-э, как там ее зовут?

— Эйми, — сказал он, — и мне не нужно с ней говорить. Мой посыл был понятен.

— Никакого посыла не было.

— Но он был понятным.

Она изучала его лицо сузившимися глазами.

— Никто никогда не учил тебя тому, как общаться с женщинами, — через какое-то время сказала она, — или, возможно, учил, но потерпел жуткую неудачу.

— Я скажу маме, что ты передавала привет.

— Не будь я на самом деле в ужасе, меня бы поразило то, какую колоссальную работу ты готов проделать, лишь бы избежать честного разговора.

— Ты можешь спросить Эйми, классифицирует ли она ночь, проведенную нами вместе, как «работу».

— Но это должно прекратиться. Считай, что это мое официальное вмешательство. Не могу поверить, что я это говорю, но если даже Грейнджер не смогла с тобой разобраться, то никто не сможет. Ты обречен на смерть в одиночестве, если не исправишь то, что натворил.

Это было жестоко, и он перешел в наступление:

— С чего ты взяла, что у тебя дела обстоят лучшим образом?

— Я еще не нашла своего человека, — сказала она, — а если бы нашла, я бы его не наказала за то, что посмел хорошо ко мне относиться — лучше, чем я того заслуживаю.

* * *

Жила была ядовитая змея. Она жила одна в роскошном доме, и каждый день молодая женщина проходила мимо нее на работу. Однажды змея выползла наружу и забралась под камень, притворившись, будто ее жизни угрожает опасность, чтобы вызвать в женщине сочувствие. И ей это удалось — женщина принесла ее к себе домой, а змея влюбилась в нее, хотя это и было вопреки ее природе. В один прекрасный день, ее зубы оказались в ненужном месте в ненужное время.

— Осторожно, — сказала женщина, высосав яд из раны, — ты должна научиться быть более внимательной.

— Это и тебя касается, — сказала змея.

* * *

Драко тоже не нашел еще своего человека, только потому, что такого человека по определению не могло существовать. Она должна была бы быть ходячим парадоксом, противоречием, облеченным в человеческую форму, одновременно делающей то, что хочет Драко, и то, что является полной противоположностью этому. Она должна была быть и милой девушкой, которая бы понравилась его родителям, и отвязной бунтовщицей, которую бы его родители ненавидели всеми фибрами души.

Проблема с Панси Паркинсон (в то время, когда они были вместе) была в том, что она всегда и во всем потакала Драко. Она очень старалась его удержать, а ему не нравится, когда его удерживают.

Проблема с Асторией Гринграсс была в том, что его родители чересчур ее любили. То есть в ней явно преобладали пункты из колонки А над пунктами из колонки Б в вышеупомянутой классификации.

Проблема с Гермионой Грейнджер была во всем. В прямом смысле этого слова. Она сама была проблемой.

* * *

Жил был безобидный самец подвязочного ужа. Он жил один у реки, и каждый день самка подвязочного ужа приползала и воровала его мышей. Ей всегда удавалось это сделать, потому что она была более умной змеей, и самец постоянно голодал. И единственный отпор, который он мог дать — это притвориться, что ему все равно; будто он уже съел так много грызунов, что ему вовсе не нужны те, которые она украла, и таким образом отказывал ей в удовольствии насладиться победой. Но он переоценил эмоциональную составляющую ее преступления: ей нужно было только пропитание. Она так долго была голодна. А в конце они оба голодали: сначала он, а потом, когда у него уже нечего было красть, и она.

* * *

Рон Уизли пришел к нему домой. Драко уже решил было не открывать дверь, но понял, что ему нечего терять. Он даже думал — вернее, надеялся — что ему основательно надерут задницу, но этого не произошло. Уизли зашел и оглядел невероятный бардак, царивший в комнате, пожал плечами, а затем выдал до боли неестественную улыбку.

— Здорово, приятель, — сказал он. Мускулы вокруг его губ подергивались в усилии сохранить это фальшивое выражение лица. Они с Драко со временем поладили, но сейчас воздух между ними был накален от обоюдного желания врезать друг другу по роже, — что-нибудь стряслось?

— Не лезь не в свое дело, — сказал Драко. Где-то очень, очень глубоко, в самых темных и потайных закоулках души он был рад увидеть знакомое лицо, — Чем обязан?

— Вообще-то, Гермиона могла бы прийти сама, поскольку вы все еще встречаетесь, — он сделал паузу, чтобы дать этой фразе хорошенечко осесть у Драко в мозгу, подняв брови и еще шире растянув губы в своей пугающей имитации улыбки, — ну, раз не было никакого расставания. Но она попросила меня заскочить к тебе по пути домой — это же по дороге... — это не было по дороге, и они оба об этом знали, — и забрать кое-какие ее вещи.

— Она очень занята, как я понимаю? — просто слышать ее имя было тяжело, а уж когда Уизли произносил его... Но если бы это был Поттер, было бы еще хуже. Так что можно сказать, его пощадили.

— Ну, ты же знаешь свою девушку — выдавил Уизли, — всегда работает, всегда при деле.

Драко издал какой-то странный звук, прозвучавший одновременно как «да» и «нет». Это все, что он мог сказать. Он сделал приглашающий жест рукой.

— В частности, она хочет свою красную кофту и книгу по истории войны с гоблинами, — сказал Уизли. Он, наконец, прекратил попытки выглядеть дружелюбно и стоял, скрестив руки на груди и хмурясь.

С прилипшим, возможно, навсегда, к небу языком, Драко беззвучно отправился на поиски упомянутых вещей. Он внезапно заметил, что его руки и мозг явно не были в ладу друг с другом: если он так сильно хотел избавиться от Гермионы, почему он до сих пор не собрал ее вещи? Он довольно долго искал красную кофту, прежде чем обнаружить ее на дне бельевой корзины. Корзина была полной, потому что он ни разу не стирал с тех пор, как получил письмо от Гермионы, а может, и еще дольше. И ему не было противно — он знал очень действенное очистительное заклинание и использовал его каждое утро, выудив что-нибудь с пола спальни. Ладно, пожалуй, было немного противно, но не так чтобы очень сильно. Книга о гоблинах нашлась на полу рядом с его кроватью под туфлей.

Он быстро наложил на ее вещи очистительное заклятие и вышел из комнаты — к тому времени Уизли уже ждал его добрых минут десять.

— Это очень удачная ваша фотография, — заметил он, когда Драко вернулся. Речь шла о фотографии, снятой на рождественском балу в министерстве несколько месяцев назад, которая до этого лежала, повернутая лицом вниз, на каминной полке, — я увидел, что она упала. Я это исправил.

Драко издал еще один неопределенный звук. Он сунул вещи Гермионы Рону в грудь, толкнув его при этом, явно провоцируя, но это вызвало лишь еще одну пугающую попытку изобразить улыбку. Похоже, мужику дали очень строгие указания держать себя в руках, иначе Драко схлопотал бы гоблинами в нос.

— Спасибо, приятель, — сказал Уизли, растягивая слово с плохо скрытым презрением, — увидимся.

Когда он ушел, Драко осенило: если он хоть немного знал эту женщину, то был уверен в том, что она ни за что не могла позволить Уизли бесконтрольно провести задание такого масштаба. Как только дверь закрылась, он побежал в ванную, взобрался на унитаз и распахнул малюсенькое окошко под потолком — единственное окно в его квартире, выходящее на парадный вход в здание. Она стояла на тротуаре, крутя палочку в руках и глядя прямо на него, будто все это время ждала, что его лицо вот-вот появится. Застыв на месте, застигнутый врасплох, он пристально смотрел на нее, пока не услышал, как хлопнула дверь подъезда. Уизли вышел, неся ее вещи, и Драко спрыгнул с унитаза и сел на корточки на выложенном плиткой полу. Он просидел так еще долго после того, как она, вероятно, ушла.

* * *

Жила была одна змея с довольно слаборазвитыми змеиными качествами. Вместо того, чтобы играть достойную роль в пищевой цепи, ловя добычу для пропитания, она кусала людей без всякой на то причины. Она это делала только потому, что у нее были зубы, и эти зубы были острые, и она могла скрыться прежде, чем людям удавалось ее поймать. Ее укус был болезненный, но неопасный, потому что яд ее не был достаточно сильным, чтобы их убить. Когда об этом узнал отец змеи, он воскликнул: «сын мой, я думал, что ты змея».

* * *

Через неделю после визита Рона Уизли Драко Малфой потерял работу. Он халтурил, орал на людей и даже угрожал секретарше, чем серьезно ее напугал. В его защиту следует сказать, что он не собирался приводить эти угрозы в жизнь; кроме этого, она ушла на обед, не рассортировав его почту. По авторитетному мнению Драко, ее рассеянность явно была вызвана недавней помолвкой, которой она бесстыдно хвасталась по всему офису. Такого рода личные дела надо держать в секрете, особенно на работе. Он бы вообще издал приказ, что женатые/замужние индивидуумы, равно как и обручённые, должны избегать ношение обручальных колец на работу, потому что это выглядит так, будто они намеренно привлекают к себе внимание. «Пожалуйста, утвердите наши отношения», — канючили их блестящие кольца, — «а что, у вас никого нет? А если есть, докажите!». Блеском, мерцанием, сверканием. Жалкое, убогое зрелище.

В любом случае, деньги проблемой не являлись. У Драко было достаточно денег. Проблема состояла в том, что его начальник был старым другом его отца, и новости распространились быстро. Поэтому Драко не особенно удивился, когда через несколько дней Люциус пожаловал к нему домой. Но он чувствовал себя страшно неловко. Он слегка приоткрыл дверь и сквозь узенькую щёлку просочился в коридор.

— Какой приятный сюрприз, — сказал он, стараясь вести себя как обычно.

— Что там такое, чего ты пытаешься от меня скрыть? — спросил отец, кивая на дверь.

— Ничего. Я думал, мы сходим пообедать. Ты уже ел?

— Да, — ответил Люциус, — я пришёл с тобой поговорить. Давай войдём вовнутрь, — он протянул было руку к двери, но Драко его остановил.

— А я нет. Не ел, в смысле. Вообще-то, я как раз собирался выходить, — почти в тридцатилетнем возрасте он всё ещё страшился того, что его отец узнает, как он по-настоящему живёт.

— Открой дверь, Драко, — Люциус выпрямился в полный рост, и хотя он была не намного выше Драко, он казался гораздо, гораздо больше.

И Драко открыл дверь. Он слегка отвернулся от отца и пожалел, что не перевернул опять фотографию лицом вниз после ухода Уизли, но теперь было слишком поздно. Он услышал, как его отец тяжело вздохнул.

— Что ты делаешь? — спросил Люциус, почти беспомощно. — Что... ты этим питаешься? — Драко повернулся к нему — его отец держал кусок пиццы между большим и указательным пальцами с выражением глубочайшего отвращения на лице.

— Конечно же, нет, — сказал Драко, — почти никогда. Но вчера мне захотелось побаловать себя кусочком.

Его враньё было очевидным в свете того, что куча других коробок от пиццы и упаковки с китайской едой валялись вперемешку с пустыми бутылками из-под пива и грязной одеждой. И, как он и опасался, рука его отца протянулась к фотографии, которую он хотел выбросить. Люциус осторожно провёл пальцем по стеклу, и прошло какое-то время, прежде чем он заговорил.

— Человека определяют его действия, — наконец сказал он. Он опустил рамку лицом вверх, так же, как она была до этого, — ты должен был извлечь этот урок из того, что произошло со мной. Ты видел, чего мне это стоило.

— Я знаю, — сказал Драко очень тихо.

— Но ты не действуешь, ты противодействуешь, — он сделал паузу, подбирая слова, чтобы пояснить свою мысль. — Ты, как ребёнок, ждёшь, что мир начнёт тебя толкать, чтобы у тебя было оправдание толкаться в ответ, — он опять взглянул на фотографию и снова вздохнул. — Дело не в ней. Мы уже говорили о ней, и всё, что касается ее — не в моей власти. Вообще, я считаю, что я отнёсся ко всей этой ситуации в высшей степени с пониманием.

— Да, это так, — сначала Люциус был категорически против, но потом, со временем, смягчился.

— И даже не в твоей работе. Ты можешь найти другую работу — мы оба это знаем. Ты можешь даже найти работу получше.

— Могу.

— И не в холодной пицце на завтрак и грязной одежде на полу твоей гостиной, хотя можно было бы попытаться и это улучшить.

— Верно, — Драко сосредоточился на своих туфлях.

— Я здесь для того, чтобы настоятельно рекомендовать тебе: начинай принимать решения и вести себя соответственно. Я знаю, что избаловал тебя в этом смысле — слишком долго говорил тебе, что делать. Многие люди говорили тебе, что делать, — Драко больше не мог избегать пристального взгляда отца. Они посмотрели друг на друга, и каждый увидел сожаление в глазах другого. — Но теперь это не так. Ни я, ни кто-либо другой больше не вмешивается в твою жизнь. Теперь все зависит от тебя. Пора бы уже как-то себя проявить.

— Да, отец, — пробормотал Драко.

— Нет, я сюда пришел не за тем, чтобы услышать этот ответ. Тебе двадцать шесть лет — не смей возвращаться к своему извечному «Да, отец», — передразнил он, затем взглянул на часы. — Мой обеденный перерыв закончился. До свидания, Драко. Свяжись со мной, если захочешь продолжить этот разговор.

Драко кивнул, и его отец вышел из квартиры.

* * *

Жила была одна змея. Она жила в кустах у шумной дороги, прячась в тени и сливаясь темно-зеленой чешуей с листьями. Каждый день мимо нее проходили люди, со своей, такой разной, интересной и невероятно трудной жизнью, и она им сочувствовала. Ее жизнь была легче легкого.

* * *

Драко впал в цикл, порочный, как и любой цикл, где он без конца крутился, иногда чувствуя себя немного лучше, но затем возвращаясь в предыдущее паршивое состояние. Он стирал белье и выбрасывал мусор, но потом носил одежду и вновь накапливал грязное белье, а также производил еще больше мусора. Он периодически искал работу, но при этом ни разу так и не связался ни с одним работодателем. Он не избавился от фотографии и не упаковал ее вещи. Иногда ему приходила в голову мысль, что он, пожалуй, впал в депрессию. Возможно, он скучал по ней.

Но он выкидывал эту мысль вместе с мусором.

* * *

Жила была одна змея. Она родилась змеей, змеей и померла. Змея — всегда змея.

* * *

В конце концов Гермиона объявилась, чего он, он, собственно, и ожидал. К счастью для него, ее приход совпал с тем моментом в его цикле, когда квартира была прибрана. Она вошла вовнутрь, увидела фотографию, которую он постоянно забывал выбросить — нет, серьезно, никак не мог вспомнить о том, что ее надо выбросить, как ни старался — быстро-быстро заморгала и отвернулась. Он раздумывал, что бы такое сказать. Он мог предложить ей чашку чаю, он мог бы попросить ее убраться отсюда, мог бы умолять остаться, мог бы спросить, как ни в чем не бывало, как у нее дела или мог притвориться, что не помнит, кто она такая. Но пока он решал, она сама начала говорить.

— Я думаю, это тебя обрадует, — сказала она, — я решила порвать с тобой. Эти отношения ни к чему не ведут.

Это заявление ударило его под дых по двум причинам: первая — они больше не вместе. Вторая — осознавать это было больнее, чем он когда либо мог себе представить.

— Какие отношения? — возразил он, — мы больше месяца не общаемся.

— Драко, — прошептала она. А потом замолчала. Довольно долгое время он даже думал, что она больше не заговорит, но она продолжила, — я попыталась дать тебе шанс все исправить. То, как ты это обставил... я даже не злюсь больше на то, что ты с кем-то переспал. Я думаю, что ты этого даже не хотел.

— Что? Хотел, конечно же, хотел... — она была, конечно, права. Он не мог даже врать об этом. Секс был быстрый и отвратительный. Он выбрал Эйми только потому, что знал — она любит посплетничать и работает с Уизли. Ему было нужно, чтобы об этом быстро узнали, что, собственно, и произошло.

— Ты хотел быстро и безболезненно для себя все закончить, — продолжала она, — я только не понимаю, почему ты вдруг так сильно захотел со мной расстаться. Или почему ты не мог этого мне сказать, как нормальный человек, — голос ее был тихим и полным разочарования.

Он не знал, чего он хотел тогда, и точно не знал, чего хочет сейчас. Он только знал то, кем он был.

— Чего ты ожидала? — ровно спросил он.

— Это не оправдание, — ее взгляд вернулся к фотографии, и он, наконец, протянул руку и положил фотографию лицом вниз, — знаешь, ты почти убедил меня в том, что ты не такая сволочь, как я думала.

— А теперь ты знаешь, что это ложь.

— Ну, теперь это не имеет значения, — сказала она, на этот раз твердо. Оба холодно замолчали. — Я пришла забрать свои вещи.

— Так забирай их, — сказал он, — Я подожду здесь.

Что он и сделал. Он терпеливо ждал, сидя на диване, пока она копалась в его спальне, в его книжном шкафу и в его ванной. Она палочкой уменьшила все собранное и запихнула в свою сумку. Когда она закончила, то встала перед ним и грустно посмотрела ему в глаза.

— Я так часто думала, что знаю тебя, — сказала она, — но я ошибалась.

Вскоре после этого она ушла, и он сбросил ее фотографию с полки в корзину для мусора. Позже тем же вечером, он выудил ее из корзины и поставил обратно.

* * *

Жила была змея, которая думала, что она — человек. Она ходила как человек, разговаривала как человек и жила человеческой жизнью в человеческом мире. Все было замечательно до тех пор, пока однажды она не посмотрела в зеркало.

* * *

После нескольких дней и шести бутылок Драко осознал, что неделю не выходил из квартиры. Люди приходили к нему, но он сам не искал человеческого контакта со времени того случая с Эйми. Эйми, вне всякого сомнения, относилась к человеческой расе, чего Драко не мог с уверенностью сказать о себе, поэтому их ночь как бы и не засчитывалась.

Его первым инстинктивным желанием было пойти к отцу, потому что он чувствовал себя, как испуганный ребенок, но он был слишком пьян, чтобы показаться в поместье. Планом Б была Панси, как и в детстве.

Он был слишком пьян и для аппарации, и поэтому использовал камин, приземлившись прямо в ее гостиной, не предупредив о приходе и даже не справившись, который час. Было темно и тихо, когда он ввалился, и поэтому он чуть было не расколошматил лампу, пытаясь ее включить. При попытке выровнять лампу, он уронил хрустальную вазу, разбившуюся вдребезги об пол. Когда он вытащил палочку, чтобы ее починить, ему вдруг свело все суставы, и он упал лицом ни осколки.

— Кто здесь? Как вы сюда попали? — хрипло спросила Панси. Он слышал, как она откашлялась и подошла поближе.

— Эт я, — пробормотал он в пол. Он был абсолютно уверен в том, что лицо у него окровавлено. Она схватила его за волосы и заглянула в лицо.

— Ай, черт! Я же сказал, что это я!

— Я слышала, — сказала она, не отпуская его волосы. — Я страшно на тебя зла. Ты до смерти меня напугал.

Она резко отпустила его, и он едва смог удержать равновесие, чтобы вновь не удариться носом об пол. Он почувствовал, как заклятие отпускает его тело, и осторожно встал. Панси вздохнула и взмахнула палочкой, решив сначала починить вазу, чтобы осколки вышли из его кожи. Затем она залечила его ранки, но очень неохотно.

— Кто из твоих родителей умер? — спросила она, сложив руки на груди.

— Никто.

— Понятно. Тогда как случился пожар в твоей квартире?

— Панси...

— Ты скрываешься от закона?

— Я...

— А, я знаю! Ты только что был свидетелем предсказания моей смерти, которую только ты сможешь предотвратить.

Он сдался и тяжело опустился на диван, закрыв лицо руками.

— Я просто пришел поговорить, — сказал он, — пожалуйста, поговори со мной.

— Ага, напился, значит, — холодно пробормотала она.

— Да, — признал он. Очевидность этого факта настолько бросалась в глаза, что было бесполезно даже пытаться соврать.

Панси сменила позу и кивнула, с намеком на жалость. Это хотя бы было оправдано — Драко действительно был жалок.

— В таком случае, и мне надо выпить, — сказала она через некоторое время, чуть-чуть более любезным голосом. — Ты что-нибудь хочешь?

— Воды, — сказал он.

Она пошла на кухню, подавив зевок, и вернулась с коктейлем для себя и стаканом ледяной воды для Драко. Вложив стакан ему в руку, она села рядом.

— Ты хочешь поговорить о Грейнджер?

— Нет.

— Да.

Он сделал большой глоток прежде, чем ответить.

— Ладно, — сказал он. Он сдался. Не было смысла больше с этим бороться, потому что он не мог победить, — ты права.

Она погладила его плечо свободной рукой.

— Мы все знаем, что ты был в полном ауте с тех пор, как она ушла.

— Это я ушел.

— Нет, ты все время пытался убедить себя в том, что она от тебя уйдет. Ты никогда не верил, что она останется, — кубики льда звякнули, когда она поднесла бокал к губам, и потом опять, когда она его опустила. — Я никогда не была большой поклонницей этих отношений, но я думаю, что даже я доверяла Грейнджер больше, чем ты.

— Однако же я оказался прав, — он скинул туфли и положил ноги на кофейный столик. Панси наклонилась и сбросила их обратно на пол, — она должна была уйти. Это было неизбежно. Единственно, почему она так долго со мной была, это потому, что она не знала меня по-настоящему.

— Почему ты настолько в этом убежден?

— Если бы она меня узнала, она бы ушла.

— Я тебя знаю, и я только что позволила тебе вломиться ко мне в квартиру посреди ночи без всяких последствий.

— Ты не моя девушка.

— Тому есть другие причины, — она тряхнула головой и сделала неопределенный жест, — я хочу сказать, что если бы мы не играли в больничку в детском возрасте, мы бы до сих пор могли быть влюблены друг в друга. Я думаю, что мы слишком рано друг друга узнали, во всех смыслах этого слова.

Он хорошенько подумал и решил, что такое объяснение не задевает его мужского достоинства.

— Ладно. Но это ничего не меняет в отношении с Грейнджер. Совершенно очевидно, что она слишком хороша для меня — в смысле, чиста сердцем и все такое. Ты знаешь, что я хочу сказать.

— Что заставляет тебя так плохо о себе думать? — сказала она, — Ты говоришь о себе так, словно ты какой-то сериальный убийца-людоед и глава секты в одном лице. Это так?

— Нет.

— Тогда в чем дело? Ты обычный парень с черным чувством юмора. Ты работаешь, платишь по счетам, идешь домой, — она допила остатки коктейля и поставила бокал на столик. — И совершенно ясно, что ты несчастен без нее. На данный момент, видя тебя таким... Я даю вам обоим свое благословение. Или что там еще говорят в таких случаях.

Он долгое время смотрел прямо перед собой, медленно потягивая воду, пытаясь прийти в себя. Сейчас, как бы он ни старался, он не мог придумать ни одной причины, дававшей ему повод назвать себя злодеем. Возможно, если бы он покатился по дурной дорожке, на которую вступил, когда ему было шестнадцать, дела обстояли бы иначе. Но с тех пор, за исключение нескольких сбоев, он делал все возможное, чтобы больше не оступиться. И это действительно так.

— Но теперь уже слишком поздно, — сказал он, — я все запорол.

— Ты пытался извиниться?

— Какая в этом польза? Она никогда не сможет мне снова доверять.

— А ты сам вообще никогда ей не доверял. Просто попытайся — самое плохое, что может случиться, даже если она тебя обратно не примет, это то, что она почувствует себя лучше. Неужели она этого не заслуживает?

— Да, — сказал он. Заслуживает. Она заслуживала гораздо большего, и Драко не виноват в том, что она решила с ним связаться. — Ты права, — сказал он, приняв новое решение. Он поднялся так быстро, что пролил немного воды себе на грудь, но ведь это была всего лишь вода. Она испарится.

— Драко.

Он резко обернулся, и вода опять пролилась.

— Ты должен пойти завтра, — сказала Панси. Он видел, что она изо всех сил старается не рассмеяться, — днем, когда ты протрезвеешь.

— Ладно, — сказал он, чувствуя, как паруса сдуваются. — Но вдруг я расхочу к ней идти, когда встану?

— Тогда я заставлю тебя силой. Переночуй сегодня здесь, — сказала она, указывая на диван, — а завтра утром я заварю тебе крепкий чай и потащу к Гнейнджер, приставив палочку к шее.

— Ты самая лучшая, — сказал он, все еще подшофе.

— Просто меня тошнит смотреть на то, как ты киснешь, — она встала и взяла стакан из его руки. — Это просто неприлично. Дошло до того, что мне стыдно показываться с тобой вместе на людях.

— Ты мой лучший друг, — пробормотал он, прежде чем броситься на диван лицом вниз. Он слышал, как она хрипло рассмеялась, унося посуду в кухню.

* * *

Жила была обычная змея. День за днем она занималась своими змеиными делами, стараясь быть лучшей змеей, какой только можно. Но это не имело значения, ведь змея — такое же животное, как и всякое другое. Действующее инстинктивно. Функционирующее как часть местной экосистемы.

* * *

В ту ночь Драко снился сон. Это был первый хороший сон за несколько месяцев. Ему снилось, что он летает.

* * *

Жил был один человек, которого вырастили змеи, и он поверил в то, что и сам он — змея. Он ползал по земле, царапая живот о камни. Он охотился на мелких животных и заглатывал яйца целиком. Он влюбился в человеческую женщину и сам притворился человеком, чтобы она полюбила его в ответ, все это время цепенея от ужаса, что она раскроет его страшную тайну. В конце концов он больше не мог лгать, и попытался открыть ей правду. В ответ она заставила его первый раз в жизни взглянуть на свое отражение.

— Ты не змея, — сказала она.

— Ты права, — ответил он, — я человек.

* * *

Он принес ей цветы. Это было незначительным событием для огромного количества мужчин, но Драко Малфой ни разу в жизни не покупал женщинам цветы. А теперь вроде было самое время начать это делать. Он пошел к ней домой с Панси, и она постучала в дверь, когда сам он не смог. Она мгновенно после этого аппарировала домой, все еще смеясь, и он остался один.

Гермиона лишь слегка приоткрыла дверь и широко раскрытыми от изумления глазами уставилась на букет у него в руках. Она несколько раз медленно переводила взгляд с его лица на цветы, а потом открыла дверь пошире.

— Это была плохая идея, — сказал он.

— Драко, — ответила она. — Драко.

— Послушай, я, пожалуй, пойду, — пробормотал он, в то время как каждый нерв в его теле звенел в паническом напряжении. Цветы в его руке дрожали, живое свидетельство самой дурацкой идеи, когда-либо возникавшей у него.

— Ты принес мне цветы, — сказала она, словно в трансе. — Цветы, Драко.

Он подумал, что, похоже, она теперь все будет повторять дважды, потому что шок, вызванный его появлением, каким-то образом повредил ее мозг.

— Да, — сказал он. Его правая рука взметнулась вперед, словно ведомая злой силой, любимым занятием которой было выставлять мужчин идиотами в глазах женщин. Цветы коснулись руки Гермионы.

Наступило долгое молчание.

А потом она их осторожно взяла, словно они могли взорваться.

— Спасибо, — сказала она после еще одной, вызывающей физическую боль, паузы.

— Прости меня, — сказал он, и это оказалось до умопомрачения просто. А ведь он именно этого так страшился. Два слова, и все закончилось. Он почувствовал такое облегчение, что готов был расплакаться.

Прежде, чем он осознал, что происходит, она бросилась ему на шею. Шипы на розах впились ему в шею, когда она сцепила руки за его спиной. Он понял, что она плакала, и это было странно, ужасно и неловко.

— Это не означает, что мы опять вместе, — сказала она в его плечо. — Мы не вместе.

— Я знаю.

Она отстранилась и поправила букет.

— И никогда больше не приноси мне цветы, — сказала она, хотя ее пальцы любовно поглаживали лепестки, — один раз это мило. Тебе просто повезло, что мне никто до этого цветы не дарил, а иначе я бы вообще на это не отреагировала, но больше мне это не понравится.

— Хорошо, — он смотрел на нее, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, пытаясь убедиться, что все происходящее — правда, потому что все было слишком уж хорошо.

— Теперь ты должен уйти, — решительно сказала она, и это заставило его почувствовать облегчение, — я тебя еще не простила.

— Правильно, — сказал он. — Ты не должна. Я сволочь.

— Нет, ты не сволочь, — она внимательно изучала лепестки и боролась с подступающей улыбкой. — Ты просто вел себя, как сволочь.

— Это одно и то же.

— До свидания, Драко. Я отправлю тебе письмо с совиной почтой.

Он кивнул. Она закрыла дверь.

______________________________________________________________________________________________________________________________________________________

* Перевод М. Лозинского.