Лестница в небо (гет)

Небо съела моль, —

Свет из прорехи течет...

Свет заливает юдоль

Ночь этот свет пьет.

Выпьет и ляжет спать,

Мягким накрывшись хвостом.

Звезд блошиная рать

Будет скакать за окном.

Ветер разбудит птиц,

Птицы совьют зарю...

Дни — мелькание спиц,

Время спешит к нулю!

Небо съела моль, —

Свет из прорехи течет...

Жизнь — минутная боль,

А смерть, — она не в счет...

Татьяна Кузнецова.

2001год, май

Гермиона Грейнджер шла по Фулхэм-роуд, нежно прижимая к груди только что приобретенную картину многообещающего художника. То, что художник многообещающий, было понятно всем и сразу, потому как его произведение выставлялось в галерее Романа Блека, а там бездарей не вывешивают.

Она улыбалась своему нежданному счастью — накануне ей все-таки удалось найти квартиру почти в самом центре Лондона. Пусть скромную, зато недорогую. После того, как Гермиона провела туда каминную сеть, оклеила обе комнаты миленькими обоями на флизелиновой основе и прикупила кое-какую мебель, жилище срочно потребовало уюта и приложения к себе хоть какой-то дизайнерской мысли. Веселое покрывало с Белоснежкой, небольшая кучка подушек, которые привезла из дома миссис Грейнджер, охая и сетуя на желание дочери жить отдельно, слегка оживили достаточно мрачную обстановку спальни, больше походившей на пенал с окном. Но душа новоявленной квартиросъемщицы требовала чего-то более изысканного и монументального, чем белоснежные гардины и терракотовые портьеры, почему-то никак не желающие эстетично драпироваться.

Гермиона шагала по улицам, заходила в антикварные лавчонки, уютные книжные магазины, небольшие галереи. Мечталось ей изысканно обставить гостиную, которая одновременно играла роль кабинета, столовой, прихожей, кухни и всего чего угодно, кроме спальни. Например, в колониальном стиле: мебелью, изъеденной временем и жучками, потемневшей и массивной. А вот та бронзовая статуэтка, выполненная в стиле ампир, вполне украсила бы собой каминную полку. Но у студентки, имеющей в качестве заработка стипендию да и гонорары за репетиторство, финансы исполняли камерные музыкально-поэтические произведения для голоса с инструментальным сопровождением. Романсы денежных средств не смогла заглушить даже одолженная у родителей достаточно крупная сумма, растаявшая как сугроб весной. Производя в уме нехитрые арифметические действия, бывшая лучшая ученица школы Хогвартс, забредшая к Роману Блеку, вдруг на стене заметила ЕЁ и поняла, что без этой картины она отсюда не уйдет. Или уйдет, но потом обязательно вернется.

Скучающая галерейная девушка озвучила цену, которая оказалась не просто божеской, а даже почти смешной, быстренько смахнула с рамы паутину, сдунула пыль, упаковала полотно и с сияющей улыбкой вручила Гермионе произведение искусства под названием «Рыбный день. Диптих». Диптих оказался не слишком крупным, но весьма неудобным: так и норовил выскочить из рук или хотя бы пребольно ткнуть углом рамы в коленку. Кое-как приноровившись к своему счастливому приобретению, мисс Грейнджер заторопилась домой. Это только Гарри мог сказать, что его чулан под лестницей у Дурслей был просторнее и комфортабельнее. Зато это ее квартира. Почти. По самым скромным прогнозам, через год она сможет сдать экзамены экстерном, и Академия выпустит из своих стен еще одно молодое дарование, которое понятия не имеет, чем именно хочет заняться по ее окончании. И вот тогда...

Мрачные размышления о весьма туманном будущем прервались внезапно и несвоевременно. Гермиона даже не поняла, что случилось — тело отреагировало быстрее разума. Визг тормозов, молниеносный бросок, резкая боль в боку, сердце, колотящееся о ребра, и худенькое детское тельце в руках. Девочка лет шести, с интересом рассматривала свою спасительницу глазами, черными и блестящими как маслины.

— Вы что ж за ребенком-то совсем не смотрите, а? Кто ж такой раззяве дитя-то доверил?!

— Сажать таких надо!

— А чего она-то? Машин как грязи — скоро по тротуарам ездить начнут!

— А нечего под колеса кидаться!

— А вы знаете, что по городу можно ездить со скоростью не больше, чем двадцать миль в час?

— Да какая тут езда? Пробки одни! Я почти стоял!

— С тормозным путем, как у приземляющегося истребителя класса «Стеллс», вы будете в полиции объяснять, где стояли, а где на взлет шли!

— А вы что, специалист, да? Специалист?

— Я — любитель, а специалисты сейчас прибудут с точными измерительными приборами! Не беспокойтесь!

— А что произошло-то?

— Да вот задавили кого-то...

— Где?

— Да увезли, наверное...

— Да-да, я видел! Видел! В госпиталь Челси отвезли его!

— Кого «его»? Тут девчонка была!

— Да вы что! Целая семья! Руки — отдельно, ноги — отдельно! Кровищи!

— Ну, что вы выдумываете — у старушки сердечный приступ случился.

Толпа вокруг места происшествия росла, занятая спорами и обсуждением случившегося. Никто не обращал внимания на невысокую девушку с каштановыми волосами, которую держала за руку девочка в ярком платье, похожем на цветок пиона в придорожной пыли. Они уходили все дальше и дальше. Свернув в какую-то подворотню на Фарм-лэйн, Гермиона тяжело привалилась к стене:

— Подожди, мне надо передохнуть.

Она снова достала волшебную палочку и, шипя от боли, произнесла пару заклинаний. Содранная словно наждаком грязная кожа на ладонях и коленях перестала кровоточить, и мелкие царапины покрылись корочкой. В голове все еще стояла звенящая пустота.

— А ты как?

Гермиона опустилась на колени перед девочкой. На первый взгляд, у нее все было в порядке: она ощупала тонкие ручки и ножки, тревожно вглядываясь в раскосые глаза — никакой реакции, ни слезинки — малышка все так же безмятежно смотрела на свою спасительницу.

— Тебе больно?

От молчания ребенка Гермионе стало не по себе. Дети так себя не ведут. Это ненормально. Хотя, может быть, у нее шок. Гермиона подтянула ей гольфы, поправила бантики на темных косах до плеч, привлекла девочку к себе и обняла:

— Все будет хорошо. Честное слово. Ты со мной. Где твои родители? Ты потерялась?

Малышка доверчиво, словно котенок обняла ее за шею. В груди у Гермионы разлилось блаженное тепло. Девочка отстранилась и снова взяла ее за руку.

— Ты меня понимаешь? — восточная внешность виновницы дорожно-транспортного происшествия наводила на мысль о том, что девочка иностранка и попросту не понимает английского языка. Гермиона уже почти пожалела, что волшебством отвела людям глаза и пошла за ней. Надо было дождаться полицейских и сдать ребенка с рук на руки. А теперь что делать? — Ты знаешь куда идти?

Маленькая азиатка вытянула вперед руку с ладонью обращенной вверх и посмотрела на Гермиону. Та, оглядев свои разорванные на коленках джинсы и испачканную кофточку, тяжко вздохнула, но решила заняться собственным гардеробом позже и двинулась за девочкой. Шли они долго. У Гермионы уже начали гудеть ноги и кружиться голова от припекающего весеннего солнца:

— Может быть все-таки на метро? Похоже, мы так скоро до станции Вест-Бромптон дойдем. Там хоть прохладно...

Девочка остановилась, задумалась на мгновение, а потом словно годовалый малыш, не умеющий говорить, потянулась вверх, к мисс Грейнджер и поманила ее обеими руками. Жалобное выражение лица девчушки в купе с уныло повисшими косичками резанули по сердцу, словно ножом. Кряхтя и охая, Гермиона взвалила ее на закорки. Поудобнее подхватывая под коленки свою ношу, прижавшуюся к спине и обнявшую за шею, лучшая студентка Академии пробурчала:

— Знаешь, как тебе повезло? Обычно ездовые гриффиндорки на земле не валяются. Надеюсь, ты знаешь, куда мы идем.

Спустя еще полчаса, ведомая указующей ладонью девочки, Гермиона добрела до дверей маленького магазина, зажатого двумя многоэтажными кирпичными домами. В витрине пылились бумажные фонарики, переливались всеми цветами радуги огромные расписные веера, а перед дверью глухо роптала деревянная «музыка ветра». Гермиона сразу поняла, что они пришли. Девочка соскользнула с ее спины и встала рядом. Из прохладного полумрака сувенирной лавки им навстречу вышла древняя старуха, одетая в серое кимоно. Седые пряди патлами свисали по бокам от ее изборожденного морщинами лица, похожего на чернослив. Малышка подошла к ней, взяла за иссохшую руку с узловатыми подагрическими пальцами и подняла голову, заглядывая в выцветшие глаза.

— Она говорит «спасибо», гайдзин.

Голос старухи был скрипуч. Гермиона провела ладонью по взмокшему на жаре лбу:

— Как же вы отпустили маленькую девочку одну? Она ведь могла погибнуть. Где ее родители? Она совсем по-английски не говорит? Вам надо лучше смотреть за ней.

— Никто не может удержать будущую итако. Та-что-видит ходит своими путями.

Гермиону прошиб холодный пот. Девочка стояла рядом со старухой и все так же спокойно смотрела на нее.

— Она говорит, ты заслужила награду.

— Мне ничего не надо, — Гермиона попятилась, замотав головой. — Вы просто берегите ее.

— Она говорит, ты не должна отказываться. Она тебе нужнее.

Гермиона в беспомощности смотрела на девочку. Старуха на минуту зашла в магазин и вернулась со старой, потрепанной книгой. Её страницы переплетал кожаный шнурок. Гермиона неуверенно взяла протянутую вещь, провела пальцами по бумаге: нежная, бархатистая, тонкая, словно увядающая кожа, она ласкала, дарила почти чувственное наслаждение, заставляя прикасаться к себе еще и еще. Причудливые японские иероглифы, любовно выписанные неведомым умельцем, спускались аккуратными столбиками, похожими на замысловатый орнамент. Рисунки, выполненные разноцветной тушью, за многие годы так и не потеряли яркость красок.

— Она давно хранится в нашей семье. Ее читала еще мать моей матери, а та уже и не помнила, сколько поколений назад была написана Hiden Senbazuru Orikata...

— Я не могу взять столь ценную вещь, — Гермиона с трудом закрыла книгу.

— Та-что-видит говорит, что это не навсегда. Ты вернешь ее, когда придет срок.

— А... когда он придет? — Гермиона смотрела в бесстрастные глаза молчащей девочки. Надтреснутый голос старухи сливался с мерным перестуком «музыки ветра»:

— Ты узнаешь сама. Вы еще встретитесь. Один раз.

— Почему... почему она все время молчит? — Гермиону трясло. — Она немая?

— Нет. Та-что-видит говорит, только ты не слышишь. Итако не может быть немой, потому что люди должны слышать то, что им хотят сказать духи. Все итако рождаются слепыми.

Гермиона вцепилась обеими руками в книгу, кивнула девочке, склонившей голову к плечу, словно прислушивающейся к чему-то, повернулась и, спотыкаясь, пошла по переулку.

Буквально через несколько минут она вышла к перекрестку Норт-энд-Роуд с Уолхэм-гроув, где вытащила малышку из-под колес автомобиля. Гермиона сразу заметила сверток с картиной, который отбросила в момент падения. Словно во сне, она подняла его и пошла дальше по тротуару. Дойдя до ближайшего книжного магазина, Гермиона мгновение помедлила на пороге, а затем решительно толкнула дверь. Звякнул колокольчик. Не обращая внимания на удивленные взгляды, которыми посетители провожали ее, растрепанную, в порванных джинсах, в грязной кофте, с пыльными разводами на лбу и щеках, прошла прямо к прилавку:

— Здравствуйте. У вас есть самоучитель японского языка?

2008 год, январь

— И как это прикажете понимать?

Профессор зельеварения Северус Снейп, бывший Пожиратель Смерти, бывший директор Хогвартса, бывший шпион… в общем, бывший, нахмурив брови, смотрел на Гермиону Грейнджер.

— Доброе утро, профессор, — краску на лице Гермионы можно было бы принять за смущение, если бы не спокойный, почти деловой тон.

— Утро по определению добрым быть не может. Какого черта я шел на четвертый этаж, а попал в эту халупу?

Гермиона насупилась и критически осмотрела небольшую комнату, заставленную по периметру книжными шкафами. Ее небрежный взгляд упал на стол с кипой свитков и огромной стопкой книг. Две двери, камин, пара стульев — вот, в принципе, и все.

— Это — моя квартира. Я предпочитаю называть ее дырой. До халупы мне еще мусорить и мусорить. Еще можно обои пообдирать. Для придания колорита.

— Вы ненормальная? — Снейп практически шипел. Остроумная бывшая ученица в халате, с кружкой кофе в руках и помятым лицом никак не настраивала его на лирический лад. — Как я сюда попал?

— Это все из-за меня, — Гермиона уселась на стул, зевнула, закинула ногу на ногу и целомудренно прикрыла оголившуюся коленку. — Вот только не думала, что вы нагрянете ни свет ни заря. Так рано не встают ни порядочные коты, ни вечноорущие соседи. А я так пока кофе не выпью — вообще не человек.

— У меня бессонница, — решил поддержать беседу Северус. Насчет чашки божественного напитка — это было ему знакомо. В отличие от всего остального. Похоже, что сей момент вряд ли получится добиться внятных объяснений произошедшему от заспанной женщины, сонно жмурящейся на рассвет в окне.

— Мне нужна ваша помощь, — так и не найдя свободного места на столе, мисс Грейнджер аккуратно поставила кружку с недопитым кофе на пол, невзначай задвинув ее тапком под стул.

— Да что вы говорите? — обрадовался, заскучавший было, Снейп. — К сожалению, я не домашний эльф и не Геракл. А потому вам придется самой выгребать эти конюшни.

— У меня просто времени не хватает на уборку. Но я стараюсь, — в ее голосе послышалось что-то похожее на извинения. — На самом деле мне нужны ваши исключительные опыт, профессионализм и знания.

— Вы меня заинтриговали, — Снейп задумчиво смотрел в карие глаза собеседницы. — Только как подсказывает мне мои «опыт», «знания», а в особенности «профессионализм», после подобных слов кроме неприятностей ничего ждать не стоит.

— Ну что вы! — Гермиона ослепительно улыбнулась. — Мне просто надо, чтобы вы помогли мне получить звание Мастера Зелий.

— Кого-кого? — кажется, он даже присвистнул. — Мастера Зелий? Вам? Не смешите меня, мисс Грейнджер. Для того чтобы им стать нужно не просто иметь в запасе мозг-накопитель информации, а еще и обладать способностью распорядиться этой самой информацией. Знания далеко не самое главное. Правильно варить зелья по уже имеющимся рецептам не значит уметь творить. Любая домохозяйка возьмет кулинарную книгу и сварганит обед, а вот создать что-то новое — для этого надо нечто большее. Нужно иметь полет души, фантазию и чувство прекрасного! Это сродни поэзии, когда из пустого набора слов рождается маленький шедевр — единое гармоничное целое!

Гермиона заворожено следила за профессором — он вышагивал перед ней взад-вперед, размахивая руками, распаляясь все больше и больше.

— Ну что вы на меня уставились? Нет в вас этого! И вам это прекрасно известно. Иначе бы вы не обратились ко мне. Только я не могу сделать конфетку из… из того, что вы мне предлагаете. Вам самой не кажется, что обращаться ко мне с подобной просьбой — довольно дико?

— Кажется… Профессор, ну, пожалуйста, — она молитвенно сложила руки у груди, — мне очень нужна ваша помощь.

— Ни. За. Что! — четко проговорил Снейп. — Займитесь чем-нибудь другим. Вот как я здесь все-таки оказался?

— Я заклинание наложила. Теперь, куда бы вы ни захотели пойти, все равно окажетесь здесь, — несчастным голосом ответила она. Глаза ее лихорадочно заблестели. — Неужели вам сложно? Всего несколько занятий?

— Я не буду заострять внимание на том, что ваша афера есть форменное насилие над личностью как таковой. Но заклинание… никогда не слышал о таком. Где вы его раздобыли?

— Придумала.

— Именно об этом я и говорил! — торжествующе поднял он вверх палец. — Всякие там заклинания, размахивания палочкой, битье в бубен — это ваше. Но женщина не сможет стать настоящим Мастером Зелий! Даже обладающая вашим огромным потенциалом. Это факт. Еще ни одна ведьма в истории магии не удостаивалась этого звания!

— Да как вы смеете, шовинист несчастный! Вы еще скажите, что женщина — не человек! Ретроград и заскорузлый консерватор!

— Кто? — Снейп споткнулся. — Мелкая интриганка! Неужели вы считаете, что я хоть пальцем пошевелю для того, чтобы помочь вам? Вы с ума сошли? Сидите тут в какой-то лачуге, притаскиваете меня. Я что — демон из Ада? Исполнитель желаний? Зачем я вам вообще понадобился? Это просто сумасшедший дом какой-то. Выпустите меня немедленно! Я клянусь, что о ваших безобразиях обязательно узнает Минерва. Не думаю, что мое отсутствие останется незамеченным.

— Она в курсе, — Гермиона хрустнула костяшками пальцев.

— Бардак, — Северус ошеломленно уставился на взлохмаченную бывшую ученицу, отчаянно сжимавшую кулаки. — Вы заставляете меня чувствовать себя Прометеем: только ему выклевывали печень, а вы на протяжении многих лет выгрызали мне мозг и что? Решили продолжить сейчас? Совесть есть у вас? Оставьте меня в покое! Понимаете? Мне было просто замечательно без вас, ваших дружков и всех остальных! Давайте прекратим этот балаган. Как мне вернуться в Хогвартс?

— Так же как попали сюда, — Гермиона кивнула на дверь за спиной Снейпа.

— Покорнейше вас благодарю, — фыркнул профессор, развернулся и стремительно направился к выходу. — Гриффиндорцы совершенно от рук отбились — даже после смерти нет от них никакого покоя! Минерва! — взревел он, захлопывая за собой тяжелую деревянную дверь, обитую полосами меди. Картина содрогнулась и едва не слетела с крючка. Гермиона встала, подошла к опустевшему полотну, на котором была изображена алхимическая лаборатория с аркой в дальнем конце. Полки с банками-склянками, разнокалиберные котлы, стройные стопки коробочек, столы, с длинными рядами пробирок и колб — все, как и положено каждой уважающей себя вотчине зельевара. Мисс Грейнджер погладила простую деревянную раму и, отчаянно зевая, отправилась досматривать десятый сон.

* * *

Осень всегда угнетающе действовала на нее. Утром уходишь из дома — еще темно, вечером возвращаешься — уже темно. Она уже забыла, как выглядит солнце. Кажется, оно осталось где-то там, в прошлой жизни. Весной все обстояло еще хуже — пока там еще день наберет силу и вступит в свои летние права… Гермиона устало опустилась на край узкой кровати.

— Вы всегда так спите?

Она коротко взвизгнула и выхватила из-под подушки волшебную палочку. Северус Снейп покосился на ее кончик, упершийся в его нарисованную шею, и прочистил горло:

— Какая у вас, однако, хорошая реакция. И пижама тоже просто отличная, — профессор холодно посмотрел на бывшую ученицу, медленно заливающуюся краской. — И вообще — мне у вас нравится. Такая интимная обстановка: свечи, полумрак, спальня и вы — вся в розовых кружавчиках.

— Как вы здесь очутились? — Гермиона наконец обрела дар речи и схватила со стула халат.

— А это все от разгильдяйства, — хмыкнул Снейп, усаживаясь поудобней на краю огромного, по сравнению с ним, стола с натюрмортом. — Вы, когда заклинание накладывали, радиус действия просчитали? Вы его вообще, кроме как на мне, испытывали? Так вот, сообщаю, что я теперь могу появляться только в своем портрете в Хогвартсе, ну и вашей квартире. Причем везде. Во всех книгах и картинах. Должен огорчить: вкус у вас просто отвратительный. Вот что это такое?

— Гм, — она задумчиво рассматривала полотно, — рыба?

— Это селедка! И она воняет! Селедкой!

— Там еще молоко есть, — поспешила сменить тему мисс Грейнджер, — в кувшине.

Профессор смерил ее уничижающим взглядом:

— Вы издеваетесь?

— Нет, — Гермиона невинно захлопала ресницами, — я просто хотела выяснить — как долго вы здесь околачиваетесь? Как давно вам здесь… нравится?

— С тех пор как Минерва не нашла ничего лучше, чем повесить мой портрет в гостиной башни Гриффиндора, — в голосе Снейпа жалобно заныла тоска. — По ее мнению, героический директор является хорошим примером для подрастающего поколения.

Гермиона прыснула.

— Не вижу в этом ничего смешного, — с достоинством сообщил ей Северус.

— Добро пожаловать, профессор, — мисс Грейнджер сделала широкий жест рукой.

— А еще говорят, что гриффиндорцы — честные и порядочные люди! — ворчал он. — Да ни одному слизеринцу даже в страшном сне не могло присниться подобное! И не мечтайте о том, что теперь я начну помогать вам. Запомните раз и навсегда — Северус Снейп никогда не поддастся на грязный шантаж и провокации со стороны женщин, возомнивших о себе невесть что! Где я, по-вашему, должен теперь спать?

— Я так понимаю, соседство с селедкой вас не привлекает?

— С меня хватит того, что придется соседствовать с вами.

— Как насчет той милой леди, что справа от вас?

— Это которая «Леда, ожидающая Зевса»? — Снейп шагнул в роскошно отделанную гобеленами комнату, залитую лунным светом, и критически оглядел пышногрудую женскую фигуру, томно расположившуюся на роскошной кровати с пологом. Фигура мирно спала, уютно подложив под румяную щечку пышный локоток. Северус тяжко вздохнул и осторожно сел на оттоманку у правой стены, пробуя ее на жесткость. Оставшись довольным испытаниями, профессор вытянулся во весь рост и сцепил пальцы на груди:

— Желаю вам неспокойной ночи, мисс Грейнджер. И весьма сильно.

— Нокс, — тихо сказала она. В темноте прошелестела шелковая ткань, скрипнули пружины кровати и сонный женский голос пробормотал: — И вам того же…

* * *

Гермиона взяла очередной лист бумаги из стопки и начала аккуратно складывать его, прикусив от усердия кончик языка.

— Скажите, мисс Грейнджер, я вот уже пару месяцев наблюдаю за вами и все пытаюсь понять: это у вас хобби такое? Вы, как домой приходите, сразу же беретесь за рукоделие. Пить-есть не надо? Или позаниматься зельями на досуге, например? Нет?

— Ну, вы же не собираетесь мне помогать. Вот я и пошла другим путем, — она продолжила свое занятие, не обращая внимания на профессора, изо всех сил гремящего склянками с картины.

— Это каким же? — заинтересованно вытянул шею Снейп. — Вы отказались от своей дурацкой затеи? Может быть, тогда снимете заклятье, и мы разойдемся как в море корабли? Я даже обязуюсь никому не рассказывать о том, что у вас имеется нижнее белье в горошек.

— Вы… да вы!.. — задохнулась от возмущения Гермиона.

— Да, — скромно согласился Северус. — Это я. С волками жить… Дышите глубже, мисс Грейнджер, вы нужны мне живая, хотя, возможно и не совсем здоровая.

— Между прочим, это очень дорогое белье!

— Не знаю, на нем не написано, — ухмыльнулся профессор и вернулся к перекладыванию с места на место пробирок. — Вы в следующий раз ценник оставляйте или еще лучше — чек, чтобы все оценить по достоинству могли.

Гермиона зыркнула на картину, медленно, но верно заливаясь румянцем. Пальцы ее дрожали, но не прекращали свою работу. Оставалось лишь расправить «голову», «хвост», раздвинуть крылья… Она поднесла поделку к губам, дунула… и на стол уселась маленькая бумажная птичка. Снейп с любопытством проследил за тем, как мисс Грейнджер отправила ее в круглую шляпную коробку:

— Я никогда и подумать не мог, что когда-нибудь увижу вас предающейся столь бесполезному занятию.

— Оно не бесполезное, — Гермиона поморщилась, разгибая спину и держась за поясницу. — Есть такая древняя японская легенда о том, что если сделать тысячу бумажных журавликов, то твое самое заветное желание сбудется… ориката…

Ее тихий голос едва долетал до ушей профессора. Он почти с жалостью смотрел на тонкий девичий профиль:

— Гермиона, это ненаучно. Вы же взрослая, умная ведьма и должны понимать элементарные вещи.

Она встретилась взглядом с черными глазами. Северус отвернулся. И пошел к двери:

— В любом случае, сделаете вы тысячу журавликов или миллион, в результате заработаете лишь мозоли на пальцах. Лучше идите в лабораторию и займитесь наконец учебой!

Дверь за Снейпом захлопнулась, картина закачалась, и по комнате пронесся легкий ветерок. Мисс Грейнджер положила себе на ладонь очередного журавлика, подняла руку и, глядя на него снизу вверх, прошептала:

— Когда пройдет зима… и тысячу журавликов я сделаю сама.* * *

Растрепанная Гермиона со свечой в руках, одетая в длинную, до пят фланелевую рубашку, напоминала маленькое привидение. Весьма несимпатичное и очень-очень злое. Она стояла перед картиной, на которой мирно отдыхали профессор с Ледой и многозначительно откашлялась:

— Гм-гм!

Северус приоткрыл один глаз:

— И чего же вам не спится-то, а?

— Профессор, я должна сделать весьма важное и ответственное заявление, — свеча дрожала в ее руках, расплавленный воск капал на запястье, но Гермиона этого не замечала. Лицо ее, освещенное колеблющимся пламенем, перекосила гримаса отчаяния. Снейп сел. — Профессор, вы храпите!

— Где? — ошалело заморгал он.

— Да здесь же, — топнула босой пяткой мисс Грейнджер. — Я больше так не могу. Никогда не думала, что портреты — храпят. Я даже не знала, что вы обязательно должны спать лежа. Все остальные как-то умудряются делать это в том положении, в котором их нарисовали. И только вы лежите и храпите мне тут над ухом каждую ночь!

— А вы считаете, что если лишили меня права на свободное передвижение — единственное, оставшееся у меня в этом мире, так я не должен пользоваться элементарными удобствами? — медленно закипал Северус. — Да, я не желаю спать стоя, словно старый боевой конь! И вообще, я вам не доверяю — мне еще ни разу в жизни никто не говорил, что я храплю! Вы просто хотите выжить меня из своей спальни с этой чудной оттоманки и лишить соседства моей Спящей красавицы!

— Конечно, она-то не живая, и ей абсолютно все равно, чем вы там занимаетесь! И кто бы вам сказал о храпе? Да с вашим характером женщины, скорее всего, от вас при жизни шарахались как от огня!

— Кто бы говорил! Синий чулок! От вас даже рыжее чудовище сбежало! Где этот уродец?

— Глотик у родителей! Он нуждается в ласке и заботе! А меня почти никогда дома не бывает!

— Я вообще-то имел в виду Уизли… И я тоже нуждаюсь в заботе! Живу в условиях полнейшей антисанитарии! Вы когда в последний раз мою рамочку протирали?

— Можно подумать, если я смахну пыль, вы перестанете храпеть!

— Я могу спать на боку, а не на спине!

— Все так просто?!

— Да!

— Шантажист!

— От шантажистки слышу! Маленькая, вредная, занудная девчонка, по которой рыдает Азкабан! Общение с Поттером навсегда испортило вас!

— Мне надо выспаться! Понимаете?

— А мне надо, чтобы вы начали вести нормальный образ жизни! Сначала с утра до ночи пропадаете на учебе, потом приползаете домой и садитесь крутить идиотские бумажки! Зачем вы втемяшили себе в голову эту блажь? Какого Мерлина вам надо становиться Мастером Зелий? Вы талантливая ведьма: вам подвластны чары, трансфигурация и много чего другого! Займитесь этим! Прекратите издеваться над собой! Вы действительно думаете, что, сделав тысячу никому не нужных фигурок, сможете добиться желаемого? Очнитесь! Чудес на свете не бывает!

Гермиона захихикала и уселась на пол. Она утирала слезы рукавом рубашки и истерически всхлипывала.

— Н-не бывает, — икнула она, — вы же волшебник! И не верите в чудеса?

— Я верю в силу магии, а не в ненаучную чушь, да еще и из Японии!

— А там, между прочим, есть весьма сильные волшебники! Они работают с силами духов природы, пользуются магией стихий и животных. Вот, смотрите, — Гермиона пошла из спальни в комнату, порылась в кипе свитков на полке и бережно достала оттуда небольшую книжечку, оплетенную кожаными шнурками. Бумага пожелтела и осыпалась по краям от времени. — Hiden Senbazuru Orikata — самое древнее руководство о том, как правильно складывать оригами.

— Нормальная детская книжка, — Северус перебрался вслед за мисс Грейнджер в картину с лабораторией и теперь заглядывал ей через плечо. — С картинками.

— Много вы понимаете, — она аккуратно перевернула страницу, — помимо этого здесь есть и кое-что еще. Вот, например: в учении сюгэндо число девять считалось священным. Оно озна¬чало сочетание четырех проявлений и пяти первоэлементов, а также окончательное постижение истины в сочета¬нии ее телесного, умственного и духовного компонентов. В этой цифре вообще заключено нечто мистическое: у кошки девять жизней, девятка базируется на числе три и означает ангельские хоры и девять космических сфер средневековой картины мироздания, девять чинов ангельских, девять месяцев беременности, девять кругов ада, девять дней поминовения, девять муз. Сумма цифр, образованная после умножения числа девять на другое, будет всегда числом девять.

— То есть вся эта абракадабра должна помочь вам стать Мастером Зелий? Упражнения в нумерологии и арифмантике? — Северус с сожалением смотрел на спутанные каштановые волосы, блестящие глаза и монашескую ночнушку. — Мужчину вам надо, мисс Грейнджер, чтоб смог ума вложить. Чтоб вы забыли про всякие глупости и стали нормальной женщиной. Чтобы некогда было выдергивать из теплой постели старых, усталых профессоров. И почему я портрет? Мало, мало назначал я вам отработок в свое время! И зря! Лучшая ученица школы! Пороть вас надо! А ну марш спать! И чтобы завтра же порядок случился в этом сарае! Лучше бы заклинания для домохозяек освоила!

Когда Гермиона с приглушенным писком скрылась за дверью спальни, Снейп расправил грозно нахмуренные брови, ухмыльнулся и, потирая ладони, направился к двери в глубине нарисованной лаборатории:

— Где там наши сонные гриффиндорцы? У вас еще не было учебной боевой тревоги? Героический директор идет к вам!

* * *

— Что бы это значило? Вы перешли в режим жесткой экономии? — профессор скептически осмотрел маленькое черное платье, ладно облегающее фигурку Гермионы. Лакированные туфли на шпильке сделали ее выше и стройнее, а ноги в шелковых чулках, казались невероятно длинными и бесконечно манящими. Она собрала волосы в высокую прическу так, чтобы мягкие локоны с нарочитой небрежностью спадали на шею. Гермиона крутилась перед огромным зеркалом, трансфигурированным ею из шпильки для волос:

— Вам нравится? Я отдала за него почти сто фунтов!

— Вас нагло обманули, — Северус забарабанил пальцами по краю рамы. — И что вы теперь собираетесь делать в таком виде?

— Думаю последовать вашему совету и найти себе мужчину. Он, кстати, сейчас за мной зайдет.

— Я его знаю?

— Нет, — лучезарно улыбнулась Гермиона, — это весьма приятный молодой человек. Японский маг. Мы познакомились с ним на… неважно, где мы встретились. Самое главное, кажется, я интересую его не только в качестве собеседницы, несмотря на то, что я, как вы выражаетесь, «синий чулок».

— Буду весьма признателен, если вы перестанете слушать всякий вздор, который я вам говорю, и взглянете правде в глаза: вы — девушка.

— Неужели?

— Во всяком случае, в таком виде вы никуда не пойдете, — категорично заявил профессор и скрестил руки на груди.

— Это почему еще?

— Потому что ни одна приличная ведьма в подобном виде из дому не выйдет. А ни один приличный мужчина не станет с серьезными намерениями ухаживать за девушкой в ТАКОМ платье.

— Вы с ТАКИМИ нотациями похожи сейчас на Молли. Она тоже постоянно охает, что, если у девушки видно коленки, значит больше в ней смотреть не на что. Мне надо ходить в парандже, и пусть все восхищаются моим мозгом — ведь это самое привлекательное, что во мне есть?

— Мужчины не уважают женщин, которые на первое свидание одеваются так, словно приглашают сразу же забраться к ним под юбку. Ведь это приглашение, не так ли, мисс Грейнджер? — вкрадчивый голос профессора мурашками пробежался по ее коже.

— Это красиво, модно и элегантно, — Гермиона сглотнула и отвернулась от яростного взгляда зельевара. — И далеко не у всех мужчин возникают в голове такие похотливые и неприличные мысли как у вас.

— Не переживайте — возникнут и еще как! Как только этот придурок увидит вашу осиную талию, — она поежилась, — краешек кружевной резинки чулка, выглядывающей из-под платья, — Гермиона безуспешно попыталась опустить узкий подол юбки пониже, — и этот бесстыдный вырез, заглянув в который вас можно обозревать всю — от груди до трусов!

Вкрадчивый тон Снейпа не оставлял сомнений в том, что он взбешен до крайности.

— Я уже достаточно взрослая женщина и боюсь, что не вам решать, в каком виде мне идти на свидание!

— Да вам в подобном наряде даже палочку будет некуда деть!

— Хороший аргумент. Еще будут?

— Что ж, в таком случае не смею вас задерживать. Да и мне здесь больше делать нечего, — холодно откланялся профессор.

— Нет, вы только посмотрите на него! — Гермиона изящно отставила ножку и подбоченилась. — Сначала говорит, чтобы я нашла себе мужчину, а потом пытается обозвать меня шлюхой!

— Заметьте, не я это сказал, — одобрительно кивнул Северус. — Самокритичность — это то, что я всегда ценил в женщинах. Можно весьма неплохо сэкономить, когда запросы не слишком велики. Взрослая нашлась! Девчонка!

— Издеваетесь? — она, казалось, рассердилась уже по-настоящему. — Вы хоть знаете, сколько мне лет?

— Какая разница? Восемнадцать, двадцать — случайные связи пагубно отразятся на вашей учебе! И журавлики! Вы совершенно забыли о них! Представьте себе: забросите их — и все! А как же мечта? Как же все труды, которые вы потратили? Сколько их уже? Двести, триста?

— Шестьсот двадцать пять… — она устало присела на край кровати, и поникла. — Мне все надоело. Просто-напросто надоело. Вы даже не представляете себе, насколько я устала. Я хочу тепла. Хочу, чтоб меня любили. Это слишком много?

— Послушайте, — он подошел к самому краю картины и присел на корточки, пытаясь заглянуть ей в лицо. Она подняла глаза.

— Гермиона-сан! — раздался стук. — Вы позволите?

Северус отшатнулся.

— Черт, — Гермиона заглянула в зеркало, пытаясь стереть разводы туши под глазами. — Хикэру, заходите, я сейчас!

Она поспешно скрылась за дверями ванной комнаты, находящейся в углу спальни, а профессор поспешил в картину с лабораторией.

Входная дверь тихонько отворилась, и через порог гостиной-библиотеки-кабинета шагнул улыбчивый молодой человек:

— Спасибо за приглашение, гайдзин… — пробормотал он, цепким взглядом окидывая помещение. Юноша был высок, строен до худобы, что совершенно не портило, а придавало своеобразное очарование его фигуре, облачённой в строгий черный сюртук военного образца, больше похожий на приталенное пальто до пят. На голове посетителя ярким пятном выделялись серебристо-белые волосы, сквозь рваную челку из-под пепельных бровей в сторону Северуса сверкнули желтые глаза, а обветренное лицо расплылось в сияющей улыбке, — Ёкай-дух-с-картины! Я много слышал о подобных, но ни разу не видел. Тебе там не одиноко?

— Тут заскучаешь того и гляди, — процедил Снейп, глядя как гость, сцепив сзади руки в замок, обходит комнату, с интересом рассматривая книги и свитки, которыми были завалены полки шкафов. — Это вы забили ей голову японской мистикой? Хикэру?..

— Позвольте представиться — Хикэру но Осорэ, — отвесил церемонный поклон молодой человек, оскаливаясь. — Ты ее родственник?

— А что, разве наше фамильное сходство не очевидно? — Северус повернулся в профиль, демонстрируя крючковатый нос и прямые черные пряди волос, уныло свисающие вокруг лица.

— Тогда… — юноша внезапно замер, словно зверь, почуявший добычу. Он впился взглядом в старую потрепанную книжицу об оригами, лежащую на полке. Острый нос его, словно принюхиваясь, приблизился к пожелтевшим страницам. Хикэру облизнулся и протянул руку, но едва успел он дотронуться до шнурков, стягивающих бумагу, как воздух огласило визгливое поскуливание и гость запрыгал на одной ноге, дуя на обожженную ладонь.

Снейп хмыкнул.

— Тебе весело? — зашипел блондин. — Может быть, ты хочешь позвать Гермиону-сан? Чтобы она присоединилась к нашей дружной компании?

Хикэру поднял тонкую холеную руку с безупречным маникюром. Ногти начали быстро расти, хищно заостряясь. Зрачки превратились в точку и исчезли совсем. Небрежным жестом юноша откинул челку со лба и аккуратно провел загнутым когтем по краю картины, оставляя глубокий разрез:

— Меньше знаешь — крепче спишь… Она ведь так любит спасать мир… Дадим ей такую возможность? Только кто потом будет спасать ее? Гермио-она-а… наверное надо погромче?

Снейп не следил за тем, как с тихим скрипом рана на холсте становится все длиннее. Он прислушивался к тишине спальни за закрытой дверью. Северус сглотнул, заглянул в расплавленное золото глаз японца и прохрипел:

— Не надо…

— Не надо, так не надо, — легко согласился Хикэру, усаживаясь на стул. Когти втянулись, а золотистое мерцание глаз уступило место нормальному желтому цвету. Японец небрежно положил ногу на ногу, сверкая лакировкой на остроносых ботинках. — Ты будешь молчать. А она будет жить. Пока.

— Зачем она вам? — гость не удостоил Снейпа ответом, щелкнул пальцами, и стены покрылись инеем. Книги запорхали по комнате, шелестя страницами, свитки и листки с записями закружились в потоке воздуха, сворачивающегося в торнадо. Содержимое шкафов со свистом проносилось мимо Северуса.

— Зачем!? Почему — она!? — кричал Снейп, пытаясь перекрыть шум ветра.

— Она забавная. Люди давно перестали интересовать меня как вид. Кстати, скажи ей, что эту книгу нужно подарить. Мне, например. Потому что я такой замечательный, милый и очень-очень симпатичный. И не надо со мной шутить, Ёкай-дух.

Смерч, кружащийся по комнате, добрался до большой шляпной картонки, сорвал с нее крышку и сотни белых птиц взмыли к потолку. Хикэру удивленно приоткрыл рот. Один из журавликов опустился на подставленную ладонь, и маг поднес его к глазам. Втянул носом воздух и, словно дирижер взмахнул руками. Все стихло. Книги осторожно опустились на свои места, картонка закрылась, стены оттаяли, а молодой человек снова спокойно сидел, покачивая ногой, любуясь безупречными стрелками на брюках.

— Прошу прощения, что заставила вас ждать, — вошедшая Гермиона нервно поправляла длинное черное платье. Она неуверенно улыбнулась юноше, вскочившему со стула. Японец галантно склонил голову:

— Такую женщину можно ждать вечность, — тихое рычание со стороны картины было проигнорировано. Хикэру взял Гермиону за руку и коснулся губами ладони, исподлобья наблюдая за реакцией. Она судорожно вздохнула и застыла.

— Не делайте этого, — Северус стоял у самой рамы, казалось, еще шаг и он вывалится в комнату.

— Это всего лишь обед, — желтоглазый волшебник все еще держал Гермиону взглядом.

— Конечно, — согласилась она. Накинула на плечи кружевную шаль и взяла Хикэру под руку.

— Я согласен, — Снейп стиснул кулаки. — Вы слышите, мисс Грейнджер? Я помогу вам. Вы станете Мастером Зелий, самым лучшим, самым… Черт бы все побрал! Вы слышите меня?!

Не оборачиваясь, она на мгновение задержалась на пороге. Молодой человек наклонился и слегка дунул ей в затылок. По напряженной спине Гермионы прошла волна дрожи. Хикэру положил ей руку на талию, взглянул через плечо на Северуса и подмигнул. Дверь тихо затворилась. Снейп выругался, смахнув со стола колбу. Она с жалобным звоном разлетелась о стену лаборатории. Он бессмысленно уставился на бурую жижу, медленно стекающую по каменной кладке.

* * *

— Спите, да? — заплетающийся голос Гермионы вырвал профессора из раздумий. Она стояла перед ним, слегка покачиваясь, размазывая по лицу тушь. — Вот вы все спите и спите, а я тут стою…

— Одна? — уточнил он, едва сдерживаясь.

— С бутылкой, — хмыкнула Гермиона и, выпятив нижнюю губу, сдула кудряшки со лба.

— Что… что случилось? — Снейп постарался не сорваться на крик, вглядываясь в темную фигуру, бредущую к столу.

— Ничего, — она плюхнулась на стул и попыталась пожать плечами. — Ни-че-го!

Мисс Грейнджер разгребла местечко на столе, заваленном бумагами, и уронила голову на руки:

— Ну, почему? А? У меня маленькая грудь? Нет талии? Ужасные волосы? Или я тощая? И ноги кривые?

— Это он вам так сказал? — приподнял Северус правую бровь, внезапно успокоившись.

— Не важно! — она шмыгнула носом. — Вы должны говорить наоборот.

— Мисс Грейнджер, вы пьяны?

— Совсем чуть-чуть… капельку, — Гермиона отхлебнула из бутылки, которую все еще продолжала нежно обнимать. — Так что можно сказать, что я совершенно трезва. Если вычислить в процентном отношении долю этилового спирта к массе тела и умножить на количество производных…

— Идите отдыхать.

— Нет, ну раз в жизни встретила милого обаятельного парня, который не смотрел мне в рот, а заглядывал гораздо ниже… — она подперла щеку кулаком и уставилась в одну точку.

— И что? — осторожно подтолкнул ее Снейп.

— Может быть, со мной что-то не так? — пропустила Гермиона его реплику мимо ушей. — Чего я жду? Глупые мечты и дурацкие надежды… кретинка.

— Не расстраивайтесь, мисс Грейнджер, у каждой девушки есть свой личный принц — единственный и неповторимый. Вот и ваш сейчас сидит где-нибудь, гриву белому коню расчесывает. А потом как поскачет… как помчится.

— Сдается мне, что конь-то, может, и прибежит. А принц так и будет стоять и чесать еще чего-нибудь. Это судьба.

— Прекратите. Сидите тут пьяная в хлам и жалеете сама себя. Вам больше нечем заняться? Проспитесь. Уверяю вас, что после этого в жизни опять появятся краски, и она снова приобретет смысл. У вас все еще впереди. И любовь, и счастье. Вы слишком молоды, чтобы растрачивать себя на неизвестно кого просто так — из любопытства или назло мне и всему миру. Как он вас отпустил?

— Ну… — задумчиво протянула она. — Я предложила ему остаться друзьями.

Снейп фыркнул:

— Да, между друзьями секса обычно не очень много. Потому-то настоящих друзей — единицы. Хотя бывают и счастливые исключения.

— Это кто это у вас такой исключительный?

— Не важно. Так что все-таки произошло?

— Я что, перед вами отчитываться должна? — сонно удивилась Гермиона. — Вы мне кто — мама или папа?

— Я вам весьма злой профессор Снейп. Который теперь живет вместе с вами и может здорово отравить вам существование. Продолжим?

— Продолжим. А что вы мне сделаете? Ну, если я не скажу?

— Могу стихи декламировать. Шелли и По. А вот если вас придется долго уговаривать, я начну петь. Биттлз. Предупреждаю, у меня нет слуха, голоса, чувства ритма и меры. Зато получается весьма душевно.

— Мы пошли в Royal Garden — Хикэру там остановился.

— Дальше.

— Потом мы поужинали в местном китайском ресторанчике. Меню оглашать нужно?

— Это можно опустить, — смилостивился Северус.

— А потом он целовал мне подушечки пальцев, смотрел в глаза и называл «Гермиона-сан», — она мечтательно прикрыла веки.

— И?!

— И мы пошли к нему в номер.

— Черт бы вас побрал, мисс Грейнджер!

— Мы целовались…

— Дьявол…

— У него волшебные руки…

— Мерлиновы подштанники!

— И губы…

Северус пнул пустой котел, и он прогремел через всю лабораторию.

— А потом я сказала, что уже поздно.

— Что?

— Ничего, — Гермиона мрачно отхлебнула из бутылки. — Сказала, что меня мама ждет. И папа тоже. И портрет занудный. А он обиделся.

— Могу себе представить. На самом интересном месте…

— Потом обиделась я. А вы знали, что на японских волшебников наша магия не действует? — жалобно поинтересовалась она. — Я вот тоже не знала.

— Что он с вами сделал?

— Да ничего он со мной не сделал. Эти пятизвездочные номера гостиниц просто таки утыканы бутылками с шампанским, — дикий хохот Снейпа напугал Гермиону так, что она почти проснулась и в панике уставилась на хохочущего Снейпа: — Я оказала ему первую помощь!

— У меня не возникло ни малейших сомнений в том, что вы не бросили его там на произвол судьбы, — он вытирал слезы.

— Вот не буду больше ничего вам рассказывать, если это так смешно, — надулась она и попыталась вытрясти из бутылки последние капли.

— Больше и не надо. Идите спать.

— Заботливый профессор Снейп, — Гермиона покачала головой и хихикнула. — Мне же никто не поверит. Вы меня еще в кровать уложите. И колыбельную спойте.

— Какого они обо мне, однако, плохого мнения.

— Зато верного.

Она скинула узкие туфли, подобрала подол платья и поплелась в спальню. Северус перебрался вслед за ней на картину с натюрмортом.

— С тех пор, как вы умерли, профессор, вы стали гораздо добрее, — бормотала Гермиона, пытаясь стащить покрывало с кровати. Сдавшись в неравной борьбе с оказывающим сопротивление куском шотландки, она упала поверх него, пытаясь непослушными пальцами натянуть край свисающего на пол пледа на себя.

— В некотором роде я — не совсем он, — тихо проговорил Снейп. — Это как отражение в зеркале: вроде все на месте, а на самом деле — плоское и ненастоящее. Посмертная маска. Прощальная гримаса магии. Отпечаток.

Гермиона закуталась в покрывало, свернулась калачиком и закрыла глаза:

— Спокойной ночи, профессор. И вашему отпечатку — тоже.

— Профессор Снейп погиб, мисс Грейнджер. Давно. Насовсем. Я еще помню, как он умирал. Помню вас, Поттера… помню боль. Жуткое в своей безнадежности желание жить. И темноту. И всё. Дальше абсолютно бессмысленное и бесполезное существование в виде движущейся и говорящей картинки. Я бы предпочел спокойно сгнить в земле. Это слишком жестоко — наблюдать за тем, как жизнь проносится мимо, словно в окне Хогвартс-экспресса. И никуда с этого поезда не сойти, потому как остановок не предусмотрено, а двери и окна не открываются.

Северус посмотрел на посапывающую Гермиону, смежил веки и устало откинулся, опершись о раму:

— Какого черта думать и чувствовать, чтобы стоять и не иметь элементарной возможности защитить… уберечь. Спите, мисс Грейнджер, спите. Хорошо, что портреты не седеют. Она предложила демону дружбу! Мерлин, я даже ничуть не удивлюсь, если он согласился.

* * *

— Пить… — прохрипела Гермиона. Вернее, хотела прохрипеть. В узкие щелочки глаз едва проникал свет из небольшого окна. Ее кто-то душил. Отчаянно брыкаясь, она попыталась вырваться из смертельных объятий. Борьба за жизнь окончилась зубодробительной встречей с полом. Кое-как выпутавшись из складок пледа, Гермиона попыталась принять сидячее положение. Положение приниматься не желало, что окончательно вывело ее из себя и из равновесия. Волосы, торчащие дыбом, складки на щеке, разводы туши вокруг глаз и помятое, словно изжеванное, платье — профессор откашлялся и бодро поприветствовал бывшую ученицу

— С добрым утром, мисс Грейнджер. Вы сейчас похожи на выхухоль. Не совсем точно помню, что это такое, но слово очень подходит.

— Господи, что ж вы так орете-то свои комплименты, — поморщилась она и сделала еще одну отчаянную попытку подняться: уцепилась за край прикроватной тумбочки, рывок — комната завертелась у нее перед глазами и, зажимая рот ладонями, Гермиона ринулась в ванную.

Спустя полчаса она выползла оттуда бледная, дрожащая, с волосами, еще влажными после купания.

— Совсем плохо? — поинтересовался профессор у нырнувшей под одеяло мисс Грейнджер.

— Невыносимость бытия в легкой форме, — пробормотала она из глубин уютного кокона. — Если меня будут спрашивать, скажите, что я умерла.

Снейп скривился, прислушался к ее выровнявшемуся дыханию и пошел в лабораторию.

2008 год, апрель.

Гермиона отсутствовала уже третьи сутки. Сначала Северус попросту не обратил внимания на это внимания — она часто задерживалась допоздна. Где задерживалась? С ее страстью к знаниям она могла засидеться в библиотеке, например, или... или... Снейп не знал. Он понятия не имел, ни где учится мисс Грейнджер, ни где пропадает иногда по полночи, приползая домой выжатая словно лимон. И тогда она не обращала внимания на колкости, отпускаемые в ее адрес профессором, не огрызалась, а, похрустывая засохшим печеньем или еще какими «вкусностями» с полупустых полок буфета, садилась делать журавликов. Это ее занятие уже давно походило на одержимость.

Снейп не напоминал о своем опрометчивом обещании помочь, да она и не упоминала о событиях того вечера. И ночи. Говорить на данную тему он не собирался. Ни с кем. А тем более с ней. Книга. Она так и лежала на самом видном месте. Гермиона лишь изредка брала ее, всматриваясь в иероглифы, что-то выписывала из огромных, приносимых ею талмудов, свитков и даже пары глиняных табличек. Судя по всему, у Hiden Senbazuru Orikata имелась своя собственная, достаточно действенная защита, позволяющая ее владельцу избегать излишнего любопытства или разбоя. Смерть? Смерть тоже не всегда давала право на владение. Условия передачи. Дар? Прямое наследование? Северус не знал — он ждал. Хикэру непременно объявится. Обязательно.

Сейчас Снейп сидел возле рамы и, вытянув шею, смотрел на небольшие ходики на боковой стене гостиной. Стрелки ползли страшно медленно, натужно скрипя и задерживаясь на одном месте непозволительно долго. А сердце профессора уже давно билось в унисон с маятником. Северус отмерял для себя срок. Сначала это были сутки. Потом — до вечера. До утра. До обеда. Пару часов. Час. Гермионы не было. Внутри у него все вымерзло. Это он виноват. Какого дьявола он не предупредил ее? Боялся, что она кинется искать демона и выяснять, зачем ему понадобилась потрепанная детская книжонка? И найдет? И что тогда будет? Нет, сидение в картине явно повлияло на его умственные способности. Хотя откуда у портрета мозг?

Еще десять минут, минута, еще пять. И он пойдет к Минерве.

Заблокированный камин полыхнул зеленым и на пол гостиной-библиотеки ступил Поттер, отряхиваясь и по обыкновению поправляя спадающие очки. Он достал из одного кармана бумажку, вдумчиво пошевелил губами, огляделся и проследовал в спальню. Там он в беспомощности задержался посреди комнаты, несмело подошел к комоду и потянул за ручку. Уставившись на содержимое, Гарри сглотнул и двумя пальцами вытащил из ящика на свет божий пару симпатичных кружевных трусиков.

— Вам это не подойдет, мистер Поттер. Размер маловат. И фасон слишком смелый.

Раздавшийся за спиной голос не произвел на молодого человека эффекта разорвавшейся бомбы. Он медленно повернулся и внимательно посмотрел на Снейпа, сложившего руки на груди и привалившегося к кувшину.

— Здравствуйте, профессор, — Гарри снова поправил очки и опустил трусики обратно в ящик комода. — Вы не подумайте чего плохого, просто Гермиона попросила меня, вернее она попросила Джинни, а Джинни уже потом, когда все закончилось, сказала мне, потому что она сама... понимаете?

Северус понял, что ничего не понял, кроме того, что Гермиона все-таки жива.

— Что с ней?

— Колдомедики говорят, ничего страшного — еще пара дней, и они ее выпишут. Она попросила принести ей кое-что в Мунго. Вот!

Поттер потряс бумажкой как флагом. Снейп стоял и рассматривал свои ладони. Чувство облегчения не приходило. Где-то под ложечкой продолжало ныть. Тревога отступила, спрятавшись в самом темном закоулке души, чтобы уже оттуда напоминать о себе, не давая покоя. Профессор деловито подошел к краю нарисованного стола:

— Что там у вас?

Через десять минут все необходимые вещи из списка были упакованы. Гарри под руководством Снейпа с удивительным проворством доставал из нужных ящиков и шкафов белье, мантию, туалетные принадлежности. Гарри лишь пару раз с удивлением посмотрел на невозмутимого профессора, когда тот поправлял его:

— Мисс Грейнджер терпеть не может фиолетовый... а эти туфли ей натирают...

Наконец, Поттер подошел к камину и набрал в горсть летучий порох.

— Вы забыли самое главное.

— Да нет, — Гарри еще раз пробежался глазами по всем пунктам. — Вроде бы все.

— Я никогда в жизни не поверю, что мисс Грейнджер не попросила принести ей пару книг.

— Нет, — твердо сказал Гарри — Пачка бумаги для принтера формата А4 — есть, книг — нет.

— Это она запамятовала, наверное, — успокаивающе проговорил Снейп. — Представьте себе: придете вы с пустыми руками, а ее вдруг постигнет глубокое разочарование. Как Марианская впадина. Я бы даже сказал, она придет в бешенство. Вы когда-нибудь видели мисс Грейнджер в бешенстве?

Поттер подозрительно уставился на бывшего слизеринского декана. Тот сделал скорбное лицо и возвел очи горе. Гарри вздохнул:

— Да, Гермиона без книги — это нонсенс. Что посоветуете?

— «Магические растения Галапагосских островов: эндемики и реликты».

Гарри тоскливо глянул на толстенный фолиант, вздохнул и сунул его подмышку:

— До свидания, профессор. Мне было очень приятно с вами повидаться.

— А мне-то как, вы себе даже не представляете, — пробормотал Снейп и едва успел выскочить из своей лаборатории, прежде чем в камине погаснет зеленое пламя.

* * *

Гарри осторожно положил пакет с вещами на подоконник, талмуд на прикроватную тумбочку и хлопнул себя по лбу.

— Надо было фрукты захватить!

— Зачем? — Гермиона приоткрыла опухшие веки. — Привет! А где Джинни?

— Больным и немощным друзьям всегда фрукты приносят. А еще шоколадных лягушек, леденцы и всякие разные тянучки для поднятия бодрости духа! — Гарри наклонился к Гермионе и слегка приобнял ее. Она зашипела, он тут же отстранился: — Извини. Очень больно?

— Терпимо, — она успокаивающе улыбнулась посеревшими губами. — Не надо мне тянучек — я на диете. Безтянучковой.

— Вот и хорошо. У меня их все равно нет. Закрутился совсем. Джинни как услышала, что с тобой случилось... в общем, ты можешь нас поздравить — мальчика мы назовем Альбус-Северус, как и планировали. Правда, немного раньше.

— О, Боже! Надеюсь, с Джинни все в порядке? А с малышом? Мне так жаль.

— Не переживай, — молодой отец гордо выпятил грудь. — Ей оставалось доносить всего ничего. Мне кажется, она даже слегка обрадовалась. Там с ней сейчас Молли, Артур и Джеймс. Он не желает отходить от братишки ни на шаг.

— Мой крестник — настоящий джентельмен и истинный рыцарь.

— Лоботряс он, каких свет ни видывал. Ремень по нему плачет. Ты лучше скажи, как тебя снова угораздило? Чем вы там в своем Отделе Тайн занимаетесь?

— Это — страшная тайна, — заговорщически шепнула она другу. — Ты все нашел?

— Все. Хотя, если бы не профессор Снейп... — Гарри взъерошил волосы, снял очки, протер стекла и, подслеповато щурясь, поинтересовался, как бы между прочим: — Что у вас с ним?

— В смысле? — Гермиона снова попыталась приоткрыть веки. Ее багровое, распухшее лицо и шея были покрыты жирной мазью, а кожа на руках отпадала белыми чешуйками.

— Я... вы...он волновался. Он переживал за тебя.

— Он прямо так сказал?

— Нет. Просто он ни разу не заорал: «Поттер, вы — идиот!» И как вы с ним уживаетесь только? Это ж только в дурном сне привидеться может: ты и Снейп! В одной квартире! Кому рассказать — не поверят.

— На самом деле, иногда это бывает даже забавно. Если бы я не чувствовала себя ежеминутно круглой идиоткой с размягчением мозга в начальной стадии. Но лучше, если он будет считать меня дурочкой, чем поймет, что все это время я его обманывала.

— Не так уж сильно ты его и обманула.

— Кто ж знал, что ему взбредет в голову прогуляться в такую рань? У меня как-то внезапно испарились все объяснения, заготовленные на случай, если он появится в моей квартире. Десятки раз прокручивала в мыслях сценарий нашей первой встречи. Вот Гермиона Грейнджер сообщает профессору Снейпу в чем заключается ее идея. Он же, как истинный ученый, проникается необходимостью временно ограничить свою свободу передвижения и тихо наслаждается возможностью работать в нарисованной лаборатории, а специалист Отдела Тайн продолжает свои исследования.

— И?

— И в результате я получила то, что имею: непроверенное заклинание дало побочный эффект в виде рассеивания дальности действия. Теперь этот самый — язвительный, сварливый и просто невыносимый — человек чувствует себя в моей квартире больше дома, чем я. А я стараюсь не попадаться ему на глаза, чтобы он вдруг не вспомнил, что согласился натаскивать меня по зельеварению. Вот скажи, зачем я тогда ляпнула про это чертово звание?

— Скорее всего, подсознательно ты всегда мечтала стать Мастером Зелий, только упорно скрывала сей позорный факт своей биографии. Обычная мания величия.

— Да ну тебя, — обиделась Гермиона. — Я же серьезно. Мне хочется провалиться сквозь землю по десять раз на дню. И так уже почти три месяца подряд. Не понимаю, зачем я послушалась профессора МакГонагалл и не вернула все на круги своя. Она сказала, что «Небольшая встряска пойдет Северусу на пользу». Только трясет почему-то именно меня. Наверное, это какая-то весьма сложная и запутанная форма психического расстройства, сродни ломке наркомана. Извращенный вид мазохизма, когда упорно создаешь себе трудности, чтобы затем успешно их преодолевать. Или не совсем успешно, но уж точно мучительно и долго. Дабы растянуть удовольствие. Клиническую картину классической паранойи завершает постоянное ощущение, что мне смотрят в спину. И тогда по ней начинают носиться мурашки особо крупных размеров. И волоски на руках дыбом становятся. Хотя иных развлечений, кроме как держать под контролем любой объект, попадающий в поле зрения, у профессора не имеется, надо сказать. Наверное, он еще и дневник ведет. Или журнал лабораторных наблюдений.

— Не думаю, что он когда-нибудь смирится со своим заточением. Но сейчас самое главное, что эксперимент прошел успешно — тебе удалось выделить отдельно взятую духовную сущность, изолировать ее и блокировать на определенном пространстве. Ты же этого добивалась?

— Эксперимент... чувствую себя хирургом, режущим по живому. Мне иногда кажется, что профессору абсолютно безразлично происходящее вокруг. У него впереди вечность. Вечность, которую его дух обречен провести в заточении на картине. Плоский мир — без друзей, без тепла, без души, без жизни... И так до тех пор, пока краски на полотне не поблекнут и не осыплются. Медленное угасание, растянутое еще бог знает на сколько. Окончательное и бесповоротное стирание из бытия. Это ужасно. Иногда ночью я просыпаюсь в холодном поту и вспоминаю всех этих людей на портретах в Хогвартсе — они ведь когда-то тоже существовали. Плакали, смеялись, были... Призраки, портреты — склеп. Отзвуки эха. Мне страшно.

— Тебе надо отвлечься и взять небольшую передышку. Ты сама себя загоняешь в тупик.

— Ты же знаешь, что я не могу. Через месяц исполнится ровно девять лет. Нужно успеть с приготовлениями.

— Послушай, нельзя же казнить себя столько времени.

— Я могла бы помочь ему тогда, — она устало откинулась на подушки. — Простейшее кровоостанавливающее заклинание и все. Это уже вошло в привычку — сидеть и терзать себя за несделанное, порицать за несказанное... битье головой о стену давно стало моим любимым хобби.

— А вдруг тебе не удалось бы справиться с кровотечением?

— А вдруг да? Что теперь гадать. Но эту попытку я не могу провалить. Нельзя упустить такой шанс.

— Это опасно.

— Ничуть не опасней того, чем я занимаюсь каждый день. Подготовка велась почти два года. И сдаться сейчас? За кого ты меня принимаешь?

— Тебе надо отдохнуть.

— Через месяц отдохну, — Гарри с жалостью посмотрел на подругу. Та разлепила один глаз: — Ты ведь не веришь, что у меня получится, да?

— Гермиона, меня самого постоянно преследует чувство вины. Но нельзя жить этим чувством. Нельзя вечно себя изводить. Нужно двигаться дальше, понимаешь? Это продолжается уже девять лет. Оглянись вокруг.

— Я оглядываюсь. Мы давно уже не те. Мы выросли. У вас с Роном своя жизнь — семья, дети. А я... я не знаю. Мне иногда кажется, что я бреду по пустыне, увязая в песке. Туда, где земля встречается с небом. И я иду, иду... всегда. И ветер заносит мои следы. И нельзя вернуться назад к тому, что было, начав сначала. Невозможно добраться до горизонта, Гарри. Ни напрямик, ни в обход. Он всегда будет впереди, сзади, сбоку — везде. К нему можно стремиться всю жизнь, но так и не найти место, где можно коснуться неба ладонью. Это иллюзия, оптический обман.

— Так остановись.

— Если остановлюсь, мир рухнет и похоронит меня под обломками, и я буду уже не я. Не Гермиона Грейнджер. Мне казалось, ты меня понимаешь.

— Я понимаю.

Они замолчали. Розоватые весенние сумерки вползали в палату. Гермиона, кряхтя, приподнялась на подушках:

— Тебе пора к Джинни и малышу. Как выкарабкаюсь, обязательно навещу ее.

— Ты поаккуратней, а то мне самому придется доделывать за тебя журавликов.

— Ничего у тебя не выйдет, — она показала ему язык. — Это мое желание. И ты не имеешь к нему никакого отношения.

— Естественно. Я всего лишь предоставляю тебе во временное пользование жилетку для слез и надежное дружеское плечо.

— Иди уж, «плечо»!

— Гермиона, я говорю абсолютно серьезно — отдохни. Хотя бы пока полностью не оправишься. Потому как я не желаю, чтобы ты появлялась в моем доме только на картинах. Если вдруг сгоряча решишь загнать себя в гроб, торжественно клянусь: я повешу твой портрет в детской!

— Ладно, ладно... — проворчала она. — Ты там книгу принес?

— Профессор Снейп посоветовал. Я, правда, слегка удивился его выбору...

— Профессор? Черт... — Гарри помог ей водрузить фолиант на колени. — Прекрасно. Отличное чтение для развлечения. Спасибо тебе.

— Великий Мерлин... Хорошо, пусть будет для развлечения. Завтра еще зайду. Если тебе что-то понадобится, сову пришли.

— Спасибо, у меня теперь все есть.

Дверь за Гарри тихо затворилась. Гермиона со вздохом открыла справочник:

— Профессор, я бы хотела извиниться и все объяснить. Пожалуйста, давайте поговорим?

Ответом ей было лишь шуршание в густых зарослях древовидной скалезии черешчатой.

* * *

Май подкрался незаметно. Апрель сделал ручкой на прощание и скрылся за углом. Снейп давно перестал упиваться собственными обидами и в данный момент решал, как бы поэффектней появиться в квартире мисс Грейнджер. Хлопанье дверьми он отмел сразу, как весьма банальный способ произвести впечатление на бывшую ученицу. Доводить Минерву до белого каления было совсем не так интересно, как Гермиону — директриса совершенно не желала реагировать на мрачный сарказм зельевара, в результате чего его самооценка устремлялась к нулю, а раздражительность росла в геометрической прогрессии. Укоризненный взгляд Дамблдора из портрета напротив, вообще выводил бывшего Пожирателя Смерти из себя. А уж когда Альбус начинал заботливо вещать: «Северус, мальчик мой, нельзя же постоянно так злиться! Ты можешь заработать разлитие желчи, а это плохо отразится на цвете твоего лица и состоянии организма в целом!» Можно подумать, ему не все равно. И какое у портрета может быть разлитие желчи? Бред. У профессора давно появилось ощущение, что он единственный нормальный человек посреди окружающего его дурдома.

Как бы то ни было, Снейп решил все-таки наведаться к Гермионе. Сейчас перед ним стояла дилемма: то ли наброситься на нее с очередным требованием о прекращении ограничения его свободы, то ли сходу огорошить предложением о занятиях зельеварением. На сугубо добровольных началах. Пусть помучается.

Интриганка. Все они интриганки. Гриффиндорки — они такие. Северус бросил неприязненный взгляд на Минерву, строчившую что-то на пергаменте за директорским столом. И чего все на Слизерин нападают? С выпускниками его родного факультета всегда нужно держать ухо востро, и они не подведут — всенепременно оправдают возложенные на них надежды, сделав гадость, а вот от адептов Гриффиндора пакостей не ожидаешь — в этом-то и заключается все коварство их извращенной идеологии. Они ж еще потом будут прикрываться благими намерениями, сотрясать воздух высокими фразами о спасении мира или воскрешении мертвых.

Чем больше профессор размышлял над последним вопросом, тем меньше ему нравилась эта идея. Желания — штука весьма опасная. Кто его знает, как оно все обернется? Периодически перед внутренним взором возникал разложившийся труп в черных лохмотьях, восстающий из могилы. Зомби темных подземелий. Брррр... Хотя, если в Хогвартсе имеется преподаватель-призрак, то почему бы школе не получить и преподавателя-зомби? Потом в голову полезли назойливые мысли о переселении душ. Почему-то бывшему директору совершенно не хотелось оказаться в теле какого-нибудь недоумка. А вдруг он потом еще в Хаффлпафф попадет? Или это вообще окажется «она»? Да, обращение к японской магии — оно чревато. Хотя, Снейп и так достаточно плохо представлял себе механизм ее действия, блондинкой с перманентом он представлял себя гораздо хуже.

Минерва оторвалась от своей писанины. Поправила очки. Тонкие губы ее сжались в линию, а морщины на худом лице проступили резче. В камине появилась голова Поттера, коротко кивнула Северусу и, обратившись к директрисе, произнесла:

— Пора.

Снейпу это не понравилось. Еще меньше ему понравилось, когда Минерва подошла к его портрету, оправила тяжелую темно-зеленую мантию и согласилась:

— Пора.

— Я имею право знать, куда мы направляемся? — поинтересовался Снейп из-под мышки директрисы, проигнорировав сочувственный взгляд Дамблдора и перешептывание остальных бывших директоров, пронесшееся по стенам кабинета. — Конечно, кое-какие подозрения у меня имеются, но мне бы хотелось конкретики.

— Я бы предпочла, чтобы необходимые разъяснения ты получил от Гермионы. Это целиком и полностью ее идея — я всего лишь бегаю с мелкими поручениями: разрешение дать, картину принести, посидеть и послушать твои вопли. Даже рада, что сегодня, наконец, все закончится.

— Ты в этом уверена?

— Да, Северус, уверена. Так или иначе.

— Твоя последняя фраза мне не нравится.

— А тебе вообще мало что нравится. И кто. Попросила бы только не набрасываться сходу на мисс Грейнджер. Она проделала огромную работу.

— Я похож на идиота, Минерва? Или ты считаешь, что мне не хочется жить? Или не хотелось? Почему все вокруг решили, будто я какой-то жертвенный великомученик-самоубийца?

— Потому что ты себя так ведешь.

— Мне начать гордиться или печалиться?

— Готовься.

— К чему?

— Ко всему.

— Матерь Божья, куда ты меня притащила? — волосы на голове Северуса зашевелились, когда он увидел перед собой заколоченные окна Визжащей хижины. — Я туда не пойду!

Минерва не прореагировала на его слова. Она коротко кивнула Поттеру и мадам Помфри, стоящим у входа, и прошла внутрь. Гермиона уже была там. Одетая в обычные джинсы и белую блузку, ведьма нервно бродила туда-сюда по комнате, вздымая кроссовками облачка пыли.

— Здравствуйте, профессор, — огромные карие глаза тревожно перебегали с директрисы на Снейпа.

— Вы понимаете, чем вам грозит некромантия? — голос его сорвался.

— Это не некромантия, — Гермиона устало присела на край грязного колченогого стула. — Я ведь вам уже рассказывала про цифру девять? Сегодня второе мая две тысячи восьмого года. Прошло ровно девять лет со дня вашей гибели на этом самом месте. Совсем скоро потоки магической силы сменят направление и совместятся здесь с вероятностными линиями судьбы, что должно дать нам шанс.

На ее утомленном лице не отражались эмоции, а сухой тон не располагал к диалогу.

— Вы все-таки сделали свою тысячу журавликов?

— Конечно, — Гермиона указала подбородком на розовую шляпную коробку. — Сейчас я начну приготовления. С последним лучом солнца все случится.

— Что... случится? — Снейпу казалось, он спит — настолько все происходило буднично и совершенно... неромантично.

— Исполнение желаний, — слабая улыбка тронула бледные губы. — Вы будете жить, профессор.

— Вашими бы устами... — он сжал кулаки. — Надеюсь, ваша совесть, наконец, успокоится. Хотя, вы зря себя изводите.

— Что?

— Вы же знаете, что я слышал вашу беседу с Поттером?

— Догадываюсь. И как вам понравилось в джунглях Галапагосских островов?

— Гораздо больше, нежели в «Истории Хогвартса», в которую я как-то случайно забрел. Мне там попались слишком агрессивные и неадекватные иллюстрации. Так вот, вы зря себя казните. Я бы не смог выжить. Лишь экстренные реанимационные мероприятия плюс сыворотка против яда Нагайны спасли бы меня. У вас не было ни единого шанса. У нас — не было.

Гермиона неопределенно хмыкнула и подошла к Северусу. Она аккуратно смахнула пыль с пола, обнажив темное въевшееся в доски пятно, и расстелила перед портретом бывшего директора большой лист слегка желтоватой бумаги:

— Это васи — традиционная японская бумага ручной выделки. Ее изготавливают из волокон коры трех кустарников: кодзо, мицумата и гампи.

Гермиона опустилась на колени. Лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь щели между досками на окнах. Ведьма достала пузырек и кисть. Неторопливо обмакнула ее в чернила и начала рисовать:

— Основное действие, возможное как магическое, — это начертание. Звезда в круге. Расположение лучей строго определено: Восточный Дракон, Южный Тигр, Западный Феникс, Северная Черепаха, Золотой Дракон. Юг, Север, Восток, Запад... и где-то между ними — Путь Солнца, пятая вершина звезды Японских Магов. Они олицетворяют пять стихий, управляющих всем. И шестая сила — сознание, духовное бытие, которая открывает путь. В этот момент волшебник может перенаправить поток своей энергии и бумажный символ, в который что-то вложено, улетит с частицей жизни, для того, чтобы превратить мечты в реальность.

Сумерки осторожно вползали в хижину. Уже практически невозможно было различить рисунок на пыльных досках. Тихий голос Гермионы убаюкивал. Внезапно Северусу показалось, что он видит на полу мерцающий контур, в который заключена пятиконечная звезда. По комнате словно пронеслось чье-то могучее горячее дыхание. Захлопнулась дверь. Гермиона не шевелилась, продолжая сидеть, прикрыв глаза.

— Вы знаете, с чем связываетесь, мисс Грейнджер? — негромко поинтересовался Снейп, наблюдая за тем, как свечение становится все ярче и ярче.

— Почти, — ведьма начала слегка раскачиваться из стороны в сторону. — Теоретически. Я и раньше пробовала сотворить отдельные элементы обряда, чтобы не ошибиться. Чтобы знать, что смогу.

— Вы собираетесь разбудить силы, которые не будут вам подвластны, вы это понимаете? — Северус старался говорить с ней спокойно, словно с душевнобольной. Он боялся слишком резко вывести ее из транса. Внутри у него все клокотало.

— Именно потому профессор МакГонагалл, Гарри и еще пара человек из Отдела Тайн Министерства сейчас создали вокруг хижины магический барьер. Все останется внутри. С нами, — она резко открыла глаза. Ее расширенные зрачки почти полностью закрыли собой радужку. — Одного желания мало. Чистая светлая ничем незамутненная искренность — во мне этого нет. Нет веры, которая дает абсолютное знание и надежду. Вся беда в том, что я, как и вы, нуждаюсь в ясном и точном логическом обосновании чуда. А потому мне необходимо нечто гораздо большее, чем сделанная собственноручно тысяча журавликов. Сегодня именно тот день, когда я смогу получить ответы на свои вопросы. Я все просчитала. Нужно лишь поймать мгновение, чтобы попасть на границу жизни и смерти, а дальше откроется дорога.

— И вы знаете куда идти?

— Мне укажут путь... — она взмахнула рукой и тысяча журавликов вырвалась на свободу. Тихий шелест белоснежных крыльев заполнил собой почти все пространство небольшой комнаты.

— А где она — граница? Вы знаете?

— Здесь. Во мне. И в вас. В учении сюгендо есть обряд доири — «вступление на путь». В течение девяти дней маг не ест и почти не пьет. И на закате девятого дня он произносит заклинание, сопровождаемое мудрами — определенными жестами рук и всё...

— И всё... не есть девять дней? И почти не пить? Это сумасшествие... это смерть.

— Нет. Я же вам говорила, что число девять весьма странное. Когда-то давно аскеты школы сюгэндо голодали десять дней и это завершало их жизненный путь. Они не могли найти дорогу обратно — у них не хватало на это сил. Девять дней. Не больше и не меньше.

— А вы...

— Повторяю — я уже пробовала, а потому здесь совершенно нет ничего страшного. Подумаешь, не есть девять дней, — голос ее почти утонул в шуме крыльев. Ведьма прислушалась к чему-то и снова смежила веки: — Время...

Летящие журавлики постепенно скручивались в тугую спираль вокруг Гермионы. Она подняла руки на уровне груди:

— Дзи — Земля! — и соединила мизинцы. Пол завибрировал под ее коленями. Северус вцепился в край рамы, чтобы не упасть. Птицы проносились мимо на огромной скорости, сплошной стеной, словно снежное торнадо ворвалось в комнату, пробивая низкие потолки и уходя в необозримые высоты.

— Суй — Вода! — ее безымянные пальцы соединились. За пределами круга, образованного летящими журавликами, бесновался шторм. Огромные волны с ревом разбивались о магическую преграду. Хижину давно смыло и сейчас крохотный кусочек дощатого пола казался утлым плотом, посреди грозного и беспощадного океана.

— Ка — Огонь! — средние пальцы Гермионы нашли друг друга. Птицы загорелись. Снейп с ужасом смотрел на сплошную стену пламени, окружившую ведьму, читающую заклинание. Кончики волос и бровей ее моментально опалились, но она продолжала все так же ровно стоять на коленях перед портретом, глядя прямо перед собой и постепенно соединяя пальцы.

— Фу — Воздух! — указательные пальцы соприкоснулись подушечками и началось светопреставление. Все смешалось в бешеной круговерти: огонь и вода, верх и низ... Картину мотало из стороны в сторону, Северус то захлебывался, то с ужасом понимал, что начинает буквально плавиться от нестерпимого жара:

— Гермиона!!!

Он поймал ее взгляд: в огромных зрачках бушевало пламя. Казалось, ей нет дела до бесновавшихся вокруг нее стихий. Она смотрела. Она видела.

— Ку — Пустота!

Гермиона соединила большие пальцы, и все кончилось. Больше ничего не было. Буря разбилась мелкими брызгами, а горящие журавлики рассыпались яркими искрами, тающими в небытии, словно хвост пролетающей кометы. Когда погасла последняя, наступила Тьма.

* * *

Ей абсолютно не хотелось просыпаться. Почему она должна это делать? Она ведь устала. Чертовски устала. Пушистое облако покачивалось, убаюкивая. Сквозь сомкнутые веки Гермиона видела ярко-синее, до рези в глазах, небо, с которого сыпались то ли хлопья снега, то ли белоснежные перья... они все падали и падали, медленно кружась, окутывая невесомое тело мягким покрывалом.

— Гермиона! Мисс Грейнджер! Очнитесь же наконец! Эннервейт! Дерьмо, да что ж это такое-то?! Хоть что-то здесь работает или нет?

Падение на землю отозвалось болью во всем теле. Казалось, сломано все: ноги, руки, крылья, ребра... Ни вздохнуть, ни охнуть. Она сумела приоткрыть один глаз: ее нос уткнулся во что-то черное, пахнущее дымом, лесом, лакрицей и... и... она не знала, чем еще. Ее снова тряхнуло:

— Прах вас побери с вашими экспериментами! Я не желаю, чтобы вы загнулись прямо у меня на руках!

— Не надо больше меня ронять, пожалуйста... — пробормотала Гермиона и едва не задохнулась. Кажется, он решил для полноты ощущений выдавить из нее все соки. Она уткнулась носом в пуговицу. Несмотря на все неудобства и ноющую боль в костях, Гермионе было до странности уютно. Жутко хотелось, чтобы все это продолжалось вечно: шершавая ткань царапающая щеку, гулкие удары сердца под ней и ругательства, раздающиеся над головой:

— Вот о чем вы только думаете, а? Лежите тут, пытаетесь умереть и абсолютно не думаете о том, что вам еще нужно будет возвращаться обратно! И куда это нас занесло, позвольте узнать? Что на этот счет говорят ваши «теории»? Или они молчат? Где у вас болит? Вы, между прочим, достаточно упитанная женщина для голодающей. Сколько вы весите? Вы мне все руки оттянули!

— Я?! — она онемела от возмущения и резко села. Голова сразу же закружилась, и к горлу подкатил тошнотворный ком. Гермиона покачнулась, профессор придержал ее за плечи:

— Не дергайтесь. Где больно?

— Везде...

— Как говаривал один мой знакомый пожиратель сладостей: «Если вы проснулись утром и у вас ничего не болит, значит, вы умерли».*

— Балагур какой, — мир все еще продолжал вертеться, но мутить перестало.

— А то! Теперь, небось, поражает своими сентенциями чертей в Аду, — Гермиона чувствовала, как его пальцы деловито ощупывают ее руки и ноги. — Похоже, все цело. Дышать больно?

— Больно, — в подтверждение она попыталась набрать воздуха в грудь и тут же охнула от резкой боли в боку.

— Давайте посмотрим, — профессор аккуратно задрал блузку на её спине и замолчал.

— Ну что там такое? — нетерпеливо поинтересовалась она, пытаясь заглянуть через плечо.

— Ничего, — Снейп прочистил горло и опустил тонкую ткань. — Просто синяк.

— Ну и ладно. Помогите мне встать.

Он молча подал ей руку. Горизонт снова закачался перед глазами:

— Где мы?

— Хороший вопрос, — хмыкнул профессор за спиной, — хотел бы я у вас спросить о том же.

Перед ними простиралась голая бесплодная пустыня с острыми скалами из застывшей вулканической лавы, образующими почти лунный пейзаж. Бурлящие озерца серных источников: одни желтые, другие кроваво-красные — испускали запах разложения. То здесь, то там струйки пара вырывались из трещин между камнями, оседая на землю и исчезая в расселинах. И над всем этим великолепием возвышалась огромная гора. На ее пологих, иссиня-черных склонах не было заметно ни кустика, ни деревца. Вершина едва достигала низко клубящихся облаков, освещенных багровым заревом заката.

— Это гора Осорэ, — прозвучал сбоку тягучий и ленивый голос. — Священное место. Считается, что живые могут здесь встретиться с ушедшими в иной мир.

Снейп с силой сжал пальцы на ее плече:

— А вы, как я погляжу, не особо-то затрудняли себя с выбором имени, господин Хикэру но Осорэ.

Хикэру блеснул белоснежными клыками, взъерошил серебристый ежик волос и легко соскочил с черного плоского камня:

— «Свет горы страха», — осклабился он, отвесив шутовской поклон:

Странник! — Это слово

Станет именем моим.

Долгий дождь осенний.*

С последними словами, молодой человек оказался рядом с мисс Грейнджер, взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев и, заглядывая в глаза, прошептал:

— Добро пожаловать, Гермиона-сан...

Профессор решительно задвинул ойкнувшую Гермиону за спину, и мужчины оказались лицом к лицу. Оба высокие, практически одного роста, одетые в черные сюртуки, они в раздражении уставились друг на друга.

— Ты собираешься предъявить на нее свои права, Ёкай-дух-с-картины?

— Для начала, я собираюсь помешать вам снова опутать ее своими чарами.

— Какие чары, Ёкай-дух? Где? — Хикэру развел руки и картинно огляделся. — Разве можешь ты вообще что-то заметить? Ты видишь ее? Ты знаешь, чего она хочет?

— Совершенно не важно, чего она там хочет — она не отдает себе отчета в своих действиях, когда вы рядом! — процедил Северус.

— Я отдаю! — попыталась возразить Гермиона из-за спины Снейпа. Тот снова задвинул ее обратно.

— Ты знаешь, какие сладкие у нее губы, мертвец? А какая мягкая кожа? Она шелковистая и прохладная, как вода в горном ручье. Я видел, как ты смотрел на нее сейчас. Тебе хотелось дотронуться до нее? Коснуться обнаженного тела? Сжать мягкие груди, чтоб застонала, чтобы выгнулась лозой под твоими руками? Хотелось зарыться лицом в кудри, вдохнуть их запах? Тебе хочется почувствовать ее вкус? — шипел демон в посеревшее лицо Северуса. — Хочешь, чтобы она стонала и умоляла тебя? Чтобы извивалась и кричала от наслаждения? Хочешь? Хочешь?!

Кулак Снейпа прочертил короткую дугу, Хикэру отлетел на несколько шагов и растянулся среди камней. Гермиона вцепилась в руку Северуса. Тот повел плечом, стряхивая ее, подошел к молодому человеку, сидящему на земле, схватил его за грудки и тихо проговорил:

— Оставь. Её. В покое. Понял? Иначе я тебя достану хоть с того, хоть с этого света. Обещаю.

Профессор слегка оттолкнул противника от себя и брезгливо отряхнулся. Хикэру пошевелил челюстью, потел скулу и сплюнул сукровицу:

— Когда заканчиваются аргументы, остается надежда только на кулаки, да? — сверкнул он желтым кошачьим глазом и внезапно затрясся в беззвучном смехе, одним грациозным прыжком поднимаясь на ноги. — Ты мне нравишься, держи, — он подкинул какой-то предмет. Северус поймал его, недоуменно уставившись на смешно растопырившего лапы, глиняного ушастого лисенка, сидящего у него на ладони. На лбу у зверька чернилами был нарисован иероглиф.

— Что это?

— Это кицунэ, — тихо сказала Гермиона, внимательно рассматривая статуэтку. — Лисий дух. Видите, у него три хвоста? По достижении ста лет они способны обращаться в человека, девушку или юношу. Чем старше кицунэ, тем больше у них сила. Они могут вселяться в чужие тела, создавать огонь, появляться во снах и создавать иллюзии столь сложные, что те практически неотличимы от действительности. У кицунэ может быть до девяти хвостов. Считается, что чем старше и сильнее лиса, тем больше их у неё. Некоторые источники утверждают даже, что кицунэ отращивает дополнительный хвост каждые сотню или тысячу лет своей жизни. Когда появляется девятый, мех лисьего духа становится серебристым, белым или золотым и кицунэ обретает силу искривлять пространство и время, сводить людей с ума...

— Возьми-возьми, — Хикэру ухмыльнулся и дотронулся до рассеченной губы, — на память. Пригодится.

Снейп посмотрел ему в глаза, кивнул и опустил фигурку в карман:

— Ты все еще продолжаешь считать происходящее забавным?

— Естественно, — пожал плечами желтоглазый. — Мир людей становится все скучней. Они разучились бояться. Отгородились от окружающего стеклом, бетоном, инновациями, нанотехнологиями и счетами в банках. Потеряли связь с природой. Не понимают, как хрупко само их существование на земле. Достаточно перерезать всего один провод и все рухнет. Огромные слепые каменные мешки, ставшие ловушками, и электронные игрушки, ранее составлявшие смысл жизни, окажутся совершенно бесполезны. Что они будут делать тогда, утопая в собственном дерьме, замерзая или сгорая под палящими лучами солнца, лишенные смысла и цели? Абсолютно неприспособленные, тыркающиеся в разные стороны как слепые котята или беснующиеся, перегрызающие глотки на пути к последнему куску хлеба? Люди не дают себе труда задуматься над тем, что именно в их силе и таится их величайшая слабость. Человечество просто куча насекомых, копошащихся на изъеденном ими теле земли. Надо понимать, что у кого-то в руках может оказаться мухобойка, которая однажды просвистит, накроет и размажет. Маги — моя последняя отрада. Особенно мне нравится, когда на меня начинают с деревяшками кидаться. А ты чего с кулаками полез? Твоя-то палочка где?

— Мне ее нарисовать забыли, — буркнул Снейп, а Хикэру расхохотался. Его громкий смех разлетелся по каменному плато до самой горы, которая поглотила звук и не вернула эхо обратно.

— Веселишься? — к ним подошла черноволосая маленькая девочка в чистых белых гольфах, отутюженном ситцевом цветастом платье и неодобрительно покачала головой. — Вы не думайте — он не со зла. Это у него чувство юмора такое. Ты почему не сказал им, что нужно торопиться?

— Это ты? — Гермиона подошла к ней и опустилась на колени: — Ты... ты говоришь?

— Я никогда и не молчала, — девочка серьезно посмотрела в карие глаза ведьмы. — Просто ты не хотела слышать.

— Сколько тебе лет? — мисс Грейнджер прекрасно помнила и этот внимательный взгляд, и спущенный гольф, и аккуратные ленточки в тугих косичках.

— Какая разница? Ты видишь то, что хочешь... и можешь... — кожа девчушки ссохлась, скукоживаясь в жуткую маску скорби, волосы развились змеями, повисли спутанными патлами почти касаясь земли, пальцы вытянулись, заканчиваясь длинными грязно-желтыми обломанными ногтями. Разодранная, некогда белая хламида, едва прикрывала давно немытое тощее тело с впалой грудью. Костлявая рука коснулась Гермионы, покрытые язвами губы приблизились к ее уху и хрипло выдохнули: — Слушай сердце...

Мисс Грейнджер сцепила руки в замок, чтобы подавить невольную дрожь:

— Я... я принесла твою книгу.

— Она не моя, — захихикало существо, потрясая длинными рукавами. Длинные черные волосы скрыли лицо непроницаемым пологом. — Ты поспеши... надо успеть до захода солнца...

— А оно все никак не сядет, — к стоящей на коленях Гермионе подошел профессор. — Куда надо успеть?

— Туда, — итако махнула рукой. Дымка, окутывающая вершину, рассеялась. — Ты же хотела, чтобы твое желание исполнилось? Иди и попроси.

— Великий Мерлин! Наверх?!

— Хикэру проводит вас, — Та-что-видит уходила. Её согнутая спина почти скрылась из виду в тумане, образованном испарениями гейзеров. А каркающий голос продолжал рвать воздух над безжизненным плато. — Проводит... самое главное — понять, что ты хочешь... и нужно ли оно тебе вообще... время пришло...

— Мы никак не сможем подняться на эту гору до заката. Я даже удивляюсь, как это оно все не закатилось давным-давно...

— Волшебство? — серьезно поинтересовался Хикэру.

— Скорее, очередная забава. Чем тебя еще повеселить? Профессор Снейп в роли безоарового горного козла — это, конечно, сильно и даже почти смешно. Я, вполне вероятно, и мог бы попробовать продемонстрировать чудеса скалолазания, но не мисс Грейнджер. — Северус небрежно кивнул в сторону ее поникшей фигуры.

— Я смогу, — встрепенулась Гермиона.

— С ума сошли? — профессор разозлился не на шутку. — Вы не видите, что просто-напросто попали в очередную ловушку и ничего больше? Это будет продолжаться до бесконечности. Сделать тысячу журавликов, выучить смертельно опасные обряды и заклинания, потратив несколько лет, практически уморить себя голодом лишь для того, чтобы попасть сюда — в это гиблое место? Так ведь нет! Здесь нам предлагается еще и покорить горные вершины. До заката. До заката, по моим скромным подсчетам, осталось минут десять.

— Чтобы увидеть закат, нужно пройти путь длинною в жизнь, — голос демона был скучен.

— Зачем понадобился весь этот цирк?

— Положено, — строго сообщил Снейпу Хикэру. — Либо вы подчиняетесь правилам, либо мы расходимся весьма недовольные друг другом, оставшись каждый при своем. Итак, что мы имеем на настоящий момент: вам нужно попасть наверх, мне нужна книга. Предлагаю маленькую сделку.

Гермиона фыркнула. Северус хмыкнул. Демон ослепительно улыбнулся. Закат кровавым мазком очертил горизонт.

— Обманет ведь... — тоскливо пробормотал профессор.

— Обманет, — согласилась она, тяжело поднялась на ноги, подошла к сереброволосому и протянула руку: — Я, Гермиона Грейнджер, клянусь, если мы доберемся до вершины пока не сядет солнце, отдать книгу Хикэру но Осорэ.

— Подарить, гайдзин, подарить...

— Подарить, — твердо закончила она. Демон аккуратно взял ее ладонь в свои и потряс:

— Прекрасно, просто прекрасно! Нет ничего проще! Все для вас! Наше — вам! Прошу!

Он щелкнул пальцами, и из склона горы начали выдвигаться ступени: десятки, сотни... тысячи? Со скрипом, лязгом, скрежетом выползали они из каменного нутра. Северус и Гермиона стояли, задрав головы, и провожали глазами огромную бесконечную лестницу, скрывающуюся в косматых облаках.

— Обманул, — почти удовлетворенно кивнул Снейп.

— Счастливого пути, — поклонился Хикэру.

Гермиона прошла вперед и взобралась на первую грубо отесанную ступеньку. Профессор проследовал за ней. Он поравнялся с усмехающимся юношей и смерил его неприязненным взглядом:

— Что будет, если мы вдруг не успеем до заката?

— Она умрет и останется здесь. Навсегда.

— А если она не пойдет? У нее есть возможность вернуться сейчас? Обратно? Без всяких там просьб, желаний и остальной дребедени из вашей японской мистики? — Снейп стоял вплотную к Хикэру. Глаза в глаза. Северус сжал кулаки. — Ну?

— Нет... — почти печально покачал головой демон. — Поздно. Давно поздно. Есть дороги, с которых не свернуть. Есть пути, которые надо пройти. Чтобы добраться. Есть путь наверх, а есть вниз. Каждый прожитый день — это шаг, каждый поступок — это ступень. А люди выбирают сами: спускаться им или подниматься.

Гермиона уходила все дальше и дальше. Профессор стиснул зубы, нагнал ее и пошел рядом.

— А тебя не интересует, что будет с тобой, если вы не успеете вовремя? — крикнул Хикэру вслед Северусу.

— Ты считаешь, мне это интересно? — Снейп пренебрежительно пожал плечами, даже не обернувшись. — Я уже мертв.

— Есть вещи пострашнее смерти. Забвение, например. Ты жив, пока о тебе не забыли...

* * *

Северус не знал, сколько они поднимались. Казалось, лестнице не будет конца. Он не считал ступени, он слушал свистящее дыхание Гермионы. Он не смотрел вверх, чтобы узнать, сколько еще осталось, — он смотрел под ноги, чтобы увидеть, как они заплетаются, и успеть подхватить оседающее тело. Он давно перестал оглядываться на узкую полоску багрянца на горизонте: краешек огненного диска упорно не желал скрываться, бесстрастно наблюдая за двумя букашками на огромном теле исполинского спящего дракона, лежащего среди каменной пустыни, оплавленной его огнем.

День, месяц, год? Не важно. Впереди была цель, и Снейп упорно переставлял ноги. Мыслей не было. Сил тоже. Откуда он брал их для того, чтобы тащить Гермиону практически на руках? По-видимому, его дух был гораздо крепче его физической оболочки там... в жизни...

Она периодически приходила в себя и делала робкие попытки продолжить путь самостоятельно. Подобная инициатива пресекалась на корню одним движением брови и коротким рявканьем:

— Будете дрыгаться — сброшу вниз.

Гермиона усиленно пугалась и крепче обхватывала его за шею. Профессор нашел свой ритм. Стук сердца — шаг... и так — до изнеможения, до отупения. Он так и не понял, когда кончилась бесконечная каменная лента. Просто спустя какое-то время Северус обнаружил себя сидящим на верхней ступеньке рядом с мисс Грейнджер, которая не отрываясь смотрела, на крохотный кусочек солнца, горящий всевидящим оком. Снейп стряхнул оцепенение:

— Я вот что-то не пойму: кто здесь кого спасает? Вы, вроде бы, меня оживлять пришли? Я, правда, чувствую себя вполне бодро и даже при теле, но окружающая обстановка меня совершенно не радует. Не пора ли нам покинуть сей гостеприимный край?

Ведьма слабо улыбнулась:

— Вам обязательно нужно все испортить? Такой момент...

— Какой — такой? Вы решили здесь заночевать? Предупреждаю: это чревато тем, что наш друг Хикэру наложит на вас свою длинную лапу. Сделает кем-то вроде комнатной собачонки — научитесь откликаться на команду «Голос!» и будете получать газетой по носу, если захотите сунуть его, по привычке, куда не надо.

Позади них прозвучал удар колокола.

— Не спрашивай, по ком звонит колокол...* — пробормотала Гермиона и не без помощи профессора поднялась на ноги.

Прямо перед ними стояла выкрашенная ярко-оранжевой краской, деревянная арка в форме буквы «П», верх которой напоминал крышу пагоды, установленной на высоких опорах. Перед ней по бокам на необтесанных базальтовых глыбах сидели две каменные лисицы: одна из них держала в пасти ключ, а другая — огромную жемчужину. К статуе вальяжно привалился Хикэру. Скрестив руки на груди, он насмешливо смотрел на приближающуюся пару:

— Первым делом, мы разучили бы команду «К ноге!».

— Мне, знаете ли, уже поднадоело, что вы говорите в подобном тоне о моей скромной персоне. Если сексуальные фантазии насчет моего сказочно прекрасного тела еще казались мне хотя бы лестными... — ведьма сурово сдвинула брови.

— Оптимистка, — откашлялся Снейп.

— Ну что вы, Гермиона-сан, неужели я мог вас так оскорбить? Это совсем даже и не я был. Напротив, я-то как раз считаю вас поистине очаровательной женщиной. Есть в вас нечто, отличающее от остальных... некая изюминка...

— Я вам что, кекс? Во мне, между прочим, содержится весьма богатый внутренний мир! Не считая внутренних органов, представленных в достаточно широком ассортименте!

Мужчины засмеялись. Гермиона смерила возмущенным взглядом двух весельчаков:

— От вас, профессор, я такого вообще не ожидала!

— До встречи с вами мне и в голову не приходило улыбаться. Как низко я пал! Каюсь, каюсь, каюсь... Кстати, что это за сооружение?

— Это — тории, ворота в храм богини Инари, — сообщил Хикэру и почтительно сложил перед собой ладони, произнося имя.

— Инари — богиня плодородия и рисовых полей. Кицунэ служат ей. Они считаются ее посланниками. Самые старшие из них, две девятихвостые лисицы: одна золотистая, а другая белая — всегда сопровождают ее, — как по писаному выдала Гермиона.

— Теперь еще и богиня какая-то, — поскучнел Снейп. — А причем здесь она? Я имею в виду, причем здесь рис?

— Я бы на твоем месте не стал оскорблять богиню. Богиней чего бы она не считалась, — любезно предупредил его Хикэру. — Богохульники, как правило, плохо кончают.

— Я — атеист.

— А ей наплевать.

Где-то за воротами снова прозвучал удар колокола. Хикэру вздрогнул и подошел к Гермионе:

— Я выполнил свою часть договора.

Из-за пояса джинсов она достала книгу, завернутую в обычный полиэтиленовый пакет. Снейп хмыкнул и закатил глаза. Гермиона насупилась:

— Дешево и сердито! Между прочим, если вы заметили, я вообще не взяла с собой магических предметов. Потому что неизвестно, как они поведут себя здесь.

— И правильно сделала, гайдзин. Гора Осорэ не место для размахивания волшебной деревяшкой — могут не так понять. А колдуешь ты и без нее хорошо. Книгу давай?

— Зачем она тебе?

Колокол зазвенел в третий раз. Хикэру нахмурился:

— Ты поклялась.

— А я не отказываюсь от выполнения обещания, но никуда и не тороплюсь. Мы же ведь все равно успели бы? Солнце садиться так и не собирается.

— Все когда-нибудь заканчивается. И терпение у Великой солнечной богини Аматэрасу О-Миками — тоже.

— А вдруг ей станет интересно послушать эту захватывающую историю? Например, почему ты не отобрал у меня эту книгу давным-давно, если она тебе действительно так нужна?

— Эту книгу писали для людей, и я не могу к ней прикоснуться, пока человек сам не подарит ее. Причем все должно произойти добровольно и без принуждения. Сейчас пришло время для того, чтобы вернуть Hiden Senbazuru Orikata обратно.

— Та-что-видит еще семь лет назад сказала, что я принесу ее... Зачем был нужен весь этот балаган, если все предопределено?

— Ничто не может быть принято за истину, пока не свершится. Да и совершенное трансформируется во что угодно. Если очень сильно захотеть, — Хикэру приподнял ее лицо за подбородок и нежно коснулся щеки. Гермиона прикрыла веки. Он наклонился почти к самым ее губам: — Мне очень жаль, что мы не встретились с тобой при других обстоятельствах. И ведь даже теперь всё еще может измениться... Одно слово — и всё будет так, как ты захочешь...

Она вздрогнула, отпрянула и выпустила сверток из рук. Хикэру поклонился:

— Богиня ждет тебя, гайдзин. Ты достойна того, чтобы твое желание исполнилось. Следуй за мной.

Он повернулся к воротам, его тело сжалось, и из вороха одежды выпрыгнула серебристая лисица с девятью хвостами, держащая в пасти потрепанную книгу. Гермиона грустно улыбнулась вслед юркнувшей в тории кицунэ.

— Ж-животное... Вы знаете, что лисы являются переносчиками бешенства? — поинтересовался Снейп и, поддерживая под руку прихрамывающую ведьму, прошел в арку.

Там ничего не было. Мисс Грейнджер вцепилась в сюртук профессора, который крепко обхватил ее за талию: они стояли на облаке, плывущем по темному небу. Сумерки окрасили его в темно-фиолетовый цвет. Прямо над их головами ярко светила полная луна.

— Вы задержались, Хикэру, — раздался мелодичный голос совсем рядом.

Юная девушка в простом белом кимоно сокрушенно покачала головой. Серебристая лисица встала на задние лапы и с поклоном подала ей книгу. Потом отбежала в сторону и села слева, подмигнув Гермионе. Справа от Инари лежала кицунэ с золотой шерстью. Она лениво зевала и всем своим видом показывала абсолютную незаинтересованность в происходящем.

— Пора вписать новую главу в книгу ориката и снова вернуть ее людям.

Инари провела рукой над раскрытыми страницами, и все вокруг наполнилось шепотом и тенями. Они таяли словно дым, возносясь в вышину мерцающими облачками.

Гермиона, задрав голову, смотрела, как рассеивается серебристое марево, превращаясь в лунный свет, озаряющий мир, который опоясывала тонкая полоска заката, разделяющего небо и землю.

— Это мечты... а есть еще и желания, которые обладают собственной силой и могут далеко завести. Например, сюда, — Инари улыбнулась.

— А у меня... желание?

— Что ты хочешь, Гермиона Грейнджер? — богиня захлопнула книгу, и порыв ветра пронесся над облаком. — Ты можешь попросить все, что угодно. Славу? Богатство? Могущество? Власть? Любовь? Ты можешь получить все... только скажи... что ты хочешь? Ты хочешь избавиться от демонов совести, мучающих тебя столько лет? Ты хочешь спать спокойно, не ведая сожалений о несделанном? Не зная разочарований и боли от осознания того, что потеряла? Посмотри...

Гермиона оглянулась через плечо. Она видела черные глаза, полные отчаяния. Она ощущала его надежные объятия. Она снова чувствовала биение его сердца. Она слышала его стук. Он звучал в такт с шумом крови в ее висках. Ей хотелось закричать.

— Это несправедливо... — прохрипел Северус. Ветер усиливался. Он трепал каштановые кудри Гермионы, которая, едва держась на ногах, из последних сил цеплялась за профессора. — Перестаньте ее мучить.

— Все скоро закончится, — богиня стояла совсем близко. Она ласково улыбалась. — Так каково же твое самое искреннее и самое сильное желание, Гермиона? Ты пришла что-то оставить или забрать? Прежде чем принять решение, подумай: если ты не помнишь о своих поступках, то и не страдаешь от их последствий. Ты готова?

— Готова... — безмолвно шевельнулись губы.

— Ты ведь знаешь, что потом все может быть гораздо хуже? Подумай...

— Подождите... — просипел он. — Я — не готов... я не могу так сразу потерять то, что обрел... еще минуту...

— А ты ничего и не имел. Твой срок подходит к концу. В этом священном месте духи мертвых лишь ненадолго могут встретиться с живыми.

— Значит — всё? Конец? — Северусу казалось, что он умирает во второй раз. Ветер завывал в ушах, словно баньши.

— Может быть — да, а может быть — это всего лишь начало нового пути, — Инари коснулась лба Гермионы. — Я могу дать тебе забвение. Тогда боли не будет...

— Нет, — губы ее побелели от напряжения. — Если у тебя ничего не болит, значит, ты мертв...

— Так чего же ты хочешь, женщина? — голос богини гремел в ушах, сливаясь с гулом ветра, почти сбивающего с ног.

— Я хочу, чтобы он жил...

— Громче!

— Я хочу, чтобы он не умирал!!! — закричала Гермиона из последних сил. Она обернулась к Снейпу и подняла бескровное лицо. — Он должен жить!

Они судорожно хватались друг за друга, словно утопающие в бурном потоке, несущем на острые скалы. Их тела сплетались, становясь единым целым посреди беснующейся стихии. Их губы сливались в мучительном поцелуе, полном горечи сожалений и боли нерастраченной страсти. Ураган рвал облако в клочья, не оставляя шансов на спасение. Все вокруг заволокло белесой пеленой, за которой уже не различались детали.

— Все рождается из ничего и уходит в никуда! — казалось, глубокий голос Инари вибрирует в каждой клеточке. — Да будет так! Пустота!

Их больше не было. Они рассыпались прахом, развеявшимся в небытии. Великий Ворон Тэнгу, Властитель Пустоты, накрыл мир огромным черным крылом. Время кончилось.

Сайонара

— Все случилось слишком быстро, мы едва успели понять, что происходит. Как только село солнце, Визжащая хижина на мгновение пропала, а потом возникла вновь. Я даже засомневалась слегка. Если бы не один из твоих коллег, велевший нам снять магическую защиту…

Гермиона лежала в отдельной палате Больничного крыла и отвлеченно рассматривала белый потолок. Она насчитала уже пять трещин, одна из которых, извиваясь, исчезала из поля зрения где-то над головой. Гермионе страшно хотелось посмотреть, как далеко она ведет, но тело, напичканное лекарствами и заклинаниями не желало подчиняться простейшим командам. Профессор МакГонагалл продолжала говорить что-то еще, а мисс Грейнджер даже не пыталась вникнуть в смысл произносимого. Внезапно сознание зацепилось за слово:

— …Северус, то есть профессор Снейп… мы нашли его рядом с тобой. Он лежал на том самом месте, где погиб тогда, девять лет назад, и истекал кровью. Твои предположения оказались верными: его перенесло в наше время в тот самый миг, когда смерть подобралась к нему почти вплотную. У тебя все получилось, Гермиона. Поппи остановила кровотечение и дала ему противоядие. Он жив… — Минерва сглотнула. — Только для него все закончилось той ночью накануне Последней Битвы и не было всех этих лет, портрета… и тебя. Ему сейчас очень сложно. Он заново осознает себя в нашем мире. Пытается свыкнуться мыслью о том, что Воландеморта нет, а Северус Снейп больше не Пожиратель Смерти, а всеми уважаемый бывший директор Хогвартса, герой Войны, чье имя навеки вписано в Историю…

Гермионе захотелось почувствовать. Ну, хоть что-нибудь. Она прислушалась к себе: кажется, что-то давным-давно умерло внутри, погас огонек, подогревавший в ней интерес к окружающему. Каменной плитой вновь навалилась апатия, и все окончательно стало безразлично.

— Его могила исчезла, стерлись записи о смерти, и чиновники из Министерства уже приходили взглянуть на Северуса, удостовериться в подлинности личности. Он еще слишком слаб, чтобы язвить по этому поводу, но молчание его весьма красноречиво.

Она хотела только спать. Спать, спать, спать и видеть чудесные сны… дура, ей ведь предлагали забвение. Хотя еще и сейчас не поздно: вот только выспится и сразу же «обливэйт»… строго дозированный, с четко выверенными параметрами, чтоб без эксцессов. А пока — спать.

— Пойду, не буду тебе мешать.

Профессор МакГонагалл пожевала тонкие губы, помедлила у двери, словно хотела что-то сказать, но промолчала, глядя на закрытые глаза Гермионы, чье изнуренное тело едва угадывалось под одеялом. Директриса вышла, едва не столкнувшись с мадам Помфри, стоящей за порогом:

— Она снова спит.

Медиковедьма нахмурилась:

— Она крайне истощена. И физически, и морально, и магически… Ее силы на исходе. Не знаю, чем ей можно еще помочь. Колдомедик, которого прислали из Отдела Тайн, тоже смурной ходит. Прошло уже без малого три недели, а мисс Грейнджер почти не просыпается и ни с кем не говорит. Только улыбается. Мне иногда жутко становится от этой ее улыбки, Минерва. Она… она словно прощается. Как будто она уже не здесь, не с нами.

Мадам Помфри всхлипнула, промокнув платочком в уголках глаз. Профессор МакГонагалл потрепала ее по плечу:

— Тише, Поппи, тише. Еще не все потеряно. Гермиона всегда была сильной девочкой. Она не сдастся так просто, а мы ей в этом поможем. В конце концов, мозги-то у нас есть, дорогая. Так что пора воспользоваться ими в корыстных целях.

* * *

— А потом я сделал ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

Рон едва не подавился огромным куском курицы, непонятно каким образом нанизанной на огромную зубочистку. Он уставился на Гарри, издавая набитым ртом нечленораздельные звуки. Покраснев от натуги, рыжеволосый молодой человек, сделал глоток и пробормотал:

— Надеюсь, он все же не согласится.

— Я ему принес связку бананов, коробку драже «Берти Боттс», с десяток шоколадных лягушек и кувшин с парным молоком. А потом предложил стать крестным отцом Альбуса-Северуса.

Гермиона сидела на краю больничной койки, завернувшись в одеяло. Босые ноги торчали из-под него, почти касаясь каменных плит пола. Ей было одновременно прохладно и уютно. Она сонно жмурилась, слушая болтовню друзей.

— Даю голову на отсечение, что Снейп откажется! — размахнулся Рон курицей, вскочив на ноги. Зря он, конечно, это сделал, потому что, заметив округлившиеся глаза Гарри, лучший вратарь национальной сборной по квиддичу обернулся и обнаружил профессора Снейпа, внимательно рассматривающего окорочок. — Здрассьте…

— Вы знаете, мистер Уизли, — выделил голосом профессор, — что неприлично есть курицу… зубочисткой? Птицу, рыбу и женщину берут голыми руками.

— Это вы просто не пробовали брать женщину зубочисткой! — выпалил Рон. Краска немедленно кинулась ему в лицо, как только он понял, что сказал. Снейп хмыкнул.

— Избавьте меня от подробностей вашей интимной жизни. Оставим их на совести вашего психоаналитика.

— Это чтобы руки не пачкать, — совсем несчастным голосом сообщил Рон. Судя по тому, что Гарри закашлялся, а брови профессора недоуменно поползли вверх, он снова сказал что-то не то. — Мне ее Гарри трансфигурировал. Я вообще-то вилку просил!

— Пойдем, — Гарри потянул багроволицего друга к выходу, — ты мне все расскажешь.

— Что расскажу? — оторопел Рон.

— Какие цветы распускаются в июне, пошли скорее.

— А когда июнь?

— Завтра.

— Завтра ведь воскресенье. А почему — цветы?

— Потому что завтра — воскресенье…

Голоса друзей смолкли в коридоре. Профессор задумчиво рассматривал сидящую фигуру, скукожившуюся в одеяле. Она казалась совсем маленькой в своем белоснежном коконе, из которого выглядывали лишь лицо да босые ноги с трогательно поджатыми пальчиками.

— Конечно же, вилка тоже не исключается. В случае с птицей. Но, похоже, вашему приятелю эта информация не слишком пригодится, — Снейп заметил, как дрогнули ее губы. — И Поттер со своими «передачами»… Еще бы поющую открытку приволок. Как вам понравится: он предложил мне стать крестным отцом его отпрыска. И как он его назвал? Альбус-Северус! Мальчишка издевается? По-прежнему мечтает умереть молодым?

Гермиона закрыла глаза.

— Минерва сказала, что это вы спасли меня, — профессор все так же продолжал стоять у двери. Гермиона не шелохнулась. — Рассказала до крайности душещипательную историю о муках совести, чувстве вины и каком-то совершенно невообразимом самопожертвовании…

Она побледнела, хотя казалось, что сильнее уже невозможно. Снейп нахмурился.

— Вы же понимаете, что я не имею к этому ровно никакого отношения? Я не просил рисковать вас своей жизнью, а уж тем более не заставлял терзаться столько лет, — в палате повисла тишина. — Но, тем не менее, примите мою искреннюю благодарность.

Гермиона замерла, закрыв глаза. Прошло почти десять минут, прежде чем она подняла веки и с удивлением заметила рядом с собой неподвижную фигуру Снейпа:

— Да, я все еще здесь. Вам бы хотелось, чтобы старый сварливый профессор в срочном порядке покинул помещение? Ничего не выйдет. Если вы думаете, что я пришел расточать вам тут комплименты по поводу гриффиндорского героизма и смекалки, то вы глубоко ошибаетесь. Мне просто нужно кое-что выяснить. И уберите, наконец, ваши ноги под одеяло, вы же околеете. У вас что, не хватает ума надеть тапки или носки? Досидитесь так до простуды и будете потом сопли на кулак наматывать. И дружки ваши безмозглые совершенно и абсолютно — вам надо больше лежать и есть фрукты. Вот, — Северус уложил мисс Грейнджер на кровать, натянул на лодыжки край одеяла, в которое она была закутана, и сунул в руки персик. — Ешьте!

Приказной тон подействовал практически сразу: Гермиона вздрогнула, откусила кусочек и начала медленно его пережевывать. Она не отрывала взгляда карих глаз от профессора, который оправил манжеты и, поддернув брюки, уселся в кресло, только что покинутое Поттером:

— Так-то лучше, — удовлетворенно смахнул он несуществующую пылинку с черного сюртука.

Под суровым взглядом Снейпа Гермионе пришлось съесть еще один персик, после чего глаза ее начали слипаться, она широко зевнула. Северус фыркнул:

— Вы считаете нашу беседу законченной? Смею уверить, вы глубоко заблуждаетесь. Минерва тут среди прочего вздора выдала кое-какую полезную информацию: вы у нас, оказывается, специалист по Японии? И даже язык знаете? Так вот, мне весьма интересно, что это такое и как ко мне в карман вообще попала эта вещь.

Профессор протянул ладонь, на которой сидел маленький глиняный лисенок с иероглифом на лбу. Уши его слегка топорщились, а три хвоста аккуратно расположились рядом. Кажется, он еще и улыбался. Гермиона улыбнулась в ответ:

— Коничива, кицунэ.

— А вот с этого места поподробнее, мисс Грейнджер, — Снейп поставил фигурку на тумбочку, откинулся в кресле, вытянул ноги и скрестил руки на груди.

— Это весьма длинная и запутанная история, — Гермиона свернулась под одеялом клубочком, глаза ее заблестели: — Но страшно захватывающая.

— Превосходно, — кивнул профессор, — до следующего учебного года я абсолютно свободен.

Гермиона уселась, поджав под себя ноги и притянув одеяло к груди. Взлохмаченные каштановые волосы упали на худенькие плечи. Она взяла статуэтку, поднесла к губам и согрела своим дыханием. Тепло разлилось по руке, покалывая и пульсируя. Гермиона тихо рассмеялась. Северус, не отрываясь, смотрел на тонкий профиль и маленькие пальчики, сжимавшие лисенка. Мисс Грейнджер повернула голову и наткнулась на испытующий взгляд Снейпа:

— Иногда окончание истории — это всего лишь начало новой…

— Тогда начните прямо оттуда, мисс Грейнджер, — голос профессора звучал глухо, как сквозь вату, — с самого конца…

Они сидели, слушали тишину и смотрели друг другу в глаза. Солнце клонилось к закату, делая тени длиннее. Совсем скоро оно уйдет, чтобы назавтра вернуться вновь и дать возможность еще кому-то сделать первый шаг навстречу небу. Навстречу судьбе.

* * *

Примечания.

— Hiden Senbazuru Orikata — старейшая книга оригами, изданная в 1797г

— Гора Осорэ — (слово означает «страх»). Мрачная кальдера расположена на оконечности полуострова Симокита в префектуре Аомори, части северного региона Японии — Тохоку. Полуостров по форме напоминает топор. Местные поверья говорят, что умершие отправляются на гору Страха и в этом кратере люди могут встретить тех, кто давно покинул мир. В наши дни «сеанс» сверхъестественной связи с душами усопших происходит дважды в год во время особых фестивалей. (с)

— Итако — шаманы-медиумы, обычно слепые старухи. Девочки, готовящиеся стать итако, проходят обучение с раннего возраста.

— Hikaru (Хикэру) — (яп. имя м/ж) светлый, сияющий

— Инари — богиня изобилия, риса и вообще злаковых культур. Часто представляется в облике лисицы. Инари особо почитается в святилище Фусими Инари Тайся в Киото, а также в своих храмах по всей Японии. (с)

— Богиня Аматэрасу. Аматэрасу О-Миками — «Великая богиня, освещающая землю», богиня Солнца. Считается священным предком японских императоров (прапрабабушкой первого императора Дзимму) и верховным божеством синтоизма. (с)

— Тэнгу — первоэлемент Ку (пустота) связан с образом мифического «прародителя и покровителя» сюгендзя, вороном-оборотнем Тэнгу. И, подобно тому, как пустота порождает любой из четырех первоэ­лементов, так и Тэнгу мог принимать облик любого существа, соотносящегося с тем или иным первоэлементом. (с)

— Учение сюгэндо — «сюгэндо» записывается тремя иероглифами. «Сю» (или «осамэру») означает «овладевать, совершенствоваться, упражняться, изучать». «Гэн» (или «кэн», «сируси») — «зна­мение, очевидное проявление, эффект, чудесное деяние». А «до» (или «мити») — «путь» (вселенский Закон жизни, глав­ный принцип). В целом, сюгэндо можно трактовать как «путь обретения сверхъестественных сил и творения чудесных де­яний посредством магической практики». (с)

— Кицунэ — Лисий дух (см. текст фика)

— Ёкай — это термин, который обычно ассоциируется с японскими сказочными существами и призраками. Этот термин так же охватывает всё сверхъестественное и легендарное из любой другой культуры. Поскольку во всём мире есть тысячи историй о магических существах, число разновидностей ёкаев почти бесконечно. С другой стороны, это распространённое в Японии мнение, что любые обычные предметы и животные спустя длительное время существования могут обрести разум и характер, став ёкаем. (с)

— Тории — ворота в синтоистский храм.

— Гайдзин — (яп.) чужак, иностранец

— Сайонара — (яп.) прощай, до-свидания

— Коничива — (яп.) здравствуйте

— «Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе» — Джон Донн (1572 — 1631)

— "Когда увижу солнышко?" — спросила у врача

(А жизнь горела тоненько, как на ветру свеча).

И врач ответил девочке: "Когда пройдет зима,

И тысячу журавликов ты сделаешь сама".

Владимир Лазарев

— Странник! — Это слово

Станет именем моим.

Долгий дождь осенний.

Хокку поэта Мацуо Басё (1644-1694)

Перевод В.Марковой

~Конец~