Слабость (гет)

лето 1945

— Добрый день, Вэл, — легко целует ее в щеку Риддл, мимолетно обнимая.

Вальбурга замирает от нахлынувших воспоминаний – сколько раз он точно так же говорил ей в прошлом? Не счесть. Но сердце заходится в сумасшедшем темпе и, кажется, готово выскочить из груди.

— Что, не скажешь мне ни слова? После всех этих месяцев?

На его губах улыбка, вот только выразительные глаза полны льда, о который с легкостью можно пораниться. Вэл рассматривает его, изучает, но так и не может сказать, что же кажется ей странным в нем.

— Поздравляю с окончанием, Том.

Он морщится, как и всегда, когда его называют ненавистным именем. Но Вэл все равно, она по-прежнему зовет его так, невзирая на нахмуренные брови и плотно сжатые губы. В глубине души ей кажется, что она так поступает назло ему, чтобы отомстить за все те мгновения, когда он с легкостью забывал о ней и уходил.

— Благодарю, — вежливая улыбка вновь кривит его губы. – Но что ты тут делаешь?

Риддл вопросительно приподнимает бровь, и предлагает ей локоть. Вэл несколько мгновений смотрит на него, а потом невесомо кладет затянутую в перчатку руку ему на предплечье. Краем глаза ловит полный обиды и непонимания взгляд белокурой Элии Гринграсс и только выше вздергивает подбородок, когда они проходят мимо нее.

— В этом году не только ты выпускаешься, — ровно произносит Вэл.

Он с интересом смотрит на нее и кивает, словно подобное объяснение вполне устраивает его, и как будто он не знает, что она уже несколько месяцев не общается с братом и даже не жалеет об этом.

— Хогвартс все такой же! — мечтательно произносит Вальбурга и с улыбкой смотрит на факультетские часы, на зелень искрящихся изумрудов. – Совершенно не изменился.

— И будет таким всегда. За это я люблю его, — тихо-тихо отвечает Том. – За то, что даже спустя годы, когда вновь переступлю его порог, я буду чувствовать себя как впервые.

Вэл молчит, эхо от ее шагов раздается в коридоре, по которому они неспешно идут.

— Я скучала.

Она прикусывает губу, но слов уже не вернуть. Они, вырвавшиеся против воли, тяжестью опускаются ей на плечи. Пальцы сжимаются на его локте, и Вэл едва ли не впервые в жизни хочет, чтобы этого момента никогда не было.

— Я знаю.

Том оглядывается, и совсем не нежно притягивает ее к себе. Вальбурга потрясенно ахает, когда его пальцы сжимаются вокруг талии, причиняя боль. Губы с жадностью опускаются на ее, и она с недоумением спрашивает себя: «Куда же подевался тот Том, которого я знала?».

Мантия оказывается у ее ног раньше, чем она успевает сделать следующий вдох. Прохладные ладони с силой проводят по груди, задевая мгновенно напрягшиеся соски, и она ахает уже от наслаждения. Странного наслаждения, замешанного на боли пополам с эйфорией.

«Сколько времени я жила без этого?»

Тихий вскрик, когда его руки приподнимают длинную юбку, и он входит пальцами в нее. Вэл прижимается к нему, пытаясь устоять на ногах. В голове уже не осталось мыслей, только чувства, только эмоции, только странная жажда, которую невозможно утолить одними лишь пальцами. Она насаживается на них, пытается стать еще ближе. Отчаянно зарывается в его волосы, кусает за губу и заводится от того, что чувствует на языке пряный вкус его крови. Битва языков заканчивается ее полным поражением, Вальбурга задушено стонет ему в рот, впиваясь ногтями в плечи, обтянутые шелком мантии. Оргазм сокрушает все те барьеры, что она настроила за этот год, словно песочные стены замка на берегу океана.

— Хочешь еще? – искушающе-хриплый голос Тома молнией проскальзывает в ее мысли, и она уже не может думать ни о чем другом. Ей все равно, что они стоят в какой-то нише, сплошь затянутой старой паутиной, все равно, что обнаженные лопатки упираются в шершавую поверхность каменной стены, и что его глаза не потеплели ни на градус. Ей все равно, она хочет еще больше... Его всего.

Риддл вжимается в нее, заставляет обхватить бедра ногами и на мгновение застывает, смотря в затуманенные серые глаза Вальбурги. Искусная прическа распалась, и волосы теперь лежат тяжелыми прядями на обнаженных плечах прекрасной мисс Блэк, которая вскорости станет миссис Блэк. Он усмехается странному каламбуру и медленно входит в нее. Его глаза неотрывно следят за Вальбургой, за каждым движением ее ресниц, за рваными вдохами, когда движения учащаются, и она все сильнее сжимает его. Он смотрит, как она запрокидывает голову назад, каждый раз ударяясь затылком, как из зажмуренных глаз скатывается слеза, чертя дорожку на бледной щеке, как напрягаются мышцы ее горла и она открывает рот в беззвучном крике наслаждения.

Он наблюдает... Словно бы проводит невероятно интересный эксперимент, и ему непременно надо знать, какой же будет результат его трудов. Так он смотрит на Вальбургу Блэк.

Когда наваждение отпускает ее, она отстраняется от Риддла и поспешно начинает приводить в порядок платье. Палочкой чинит порванное кружево на корсаже и позволяет ему накинуть мантию на дрожащие плечи. Вальбурга молчит. Ей нечего сказать, как и ему. Они молча направляются в зал, где расходятся в разные стороны, словно случайные знакомые, и также невозмутимо обмениваются кивками.

— Я же говорил тебе, что это плохая идея.

Альфард оказывается рядом и смеряет недовольным взглядом удаляющуюся спину Риддла.

— Все в порядке, — ровно отзывается Вальбурга, и отворачивается, когда Риддл наклоняется к Элии Гринграсс.

— Да, конечно.

Альфард протягивает руку и снимает с ее волос невесомую нить паутины, сверкающую в свете свечей, словно драгоценное серебро.

Вальбурга смотрит на эту нить, а потом тихо произносит:

— Я пойду, Альфард. С выпуском.

Она не видит его грустной улыбки, когда он провожает взглядом гордо расправленные плечи и рассыпавшиеся по мантии темные волосы Вальбурги.

* * *

весна 1950

В особняк на площади Гриммо она наведывается редко. Вальбурге кажется, что стены ее будущего дома давят ей на плечи, заставляют горбиться под их вековой тяжестью. Но проигнорировать приглашение своей будущей свекрови она не в силах, тем более той не терпится обсудить фасон свадебного платья и предстоящее торжество. Вальбурга отчаянно мечтает, чтобы заботы о свадьбе взяла на себя мать, но Ирме вот уже которую неделю нездоровится, и она лежит, не поднимаясь.

— Здравствуй, дорогая, — приветливо щебечет улыбчивая Мэлани. Она крепко обнимает и целует племянницу в щеку, вызывая у последней дрожь отвращения.

Не сказать, что Вэл не нравится Мэлани – нет, наоборот, она ей нравится и нравилась бы еще больше, если бы ей не предстояло с ней породниться ближе.

Развернутые эскизы усыпают весь стол, когда прибывший домовик просит Мэлани подняться в гостиную и поговорить с миссис Яксли, только что появившейся в камине.

— Прости, я отлучусь на минутку, — Мэлани ободряюще сжимает плечо Вэл и выходит, шурша платьем.

Вальбурга неподвижно сидит, уставившись в потолок. Изучает лепнину, вычурную люстру с хрустальными подвесками и думает, а каково бы это было, если бы та упала? Наверное, звон бьющегося стекла заполнил особняк по самый чердак, а от нее не осталось бы и вовсе ничего? «Вот было бы хорошо...» — мелькает трусливая мысль.

— Успокойся, — приказывает себе Вальбурга, вставая с дивана. – Тебе надо отвлечься.

Она выходит и бездумно бредет по коридору, пока не упирается в закрытые двери библиотеки. Некоторое время Вэл просто рассматривает свое отражение в лакированной поверхности дверного полотна, а потом решительно толкает ее.

Библиотека сумрачна и пустынна. Вальбурга не успевает сделать и шага, когда перед ней материализуется Мейси. Она почтительно склоняет голову и пискляво спрашивает:

— Молодой мисс Блэк что-то надо найти?

— Нет, — отрицательно качает Вальбурга головой, а потом замирает, словно на нее только что снизошло озарение. – Какие книги обычно просматривал мистер Риддл? Покажи мне их.

Домовиха кивает и тут же на стоящем около окна столе начинают появляться толстые фолианты.

Время для Вальбурги останавливается, стоит ей коснуться пожелтевших страниц.

— Вот ты где! – выводит ее из задумчивости звонкий голос Мэлани Блэк. – Там прислали еще один каталог, я бы хотела, чтобы ты обязательно на него взглянула.

Вальбурга бросает еще один взгляд на раскрытые книги и нехотя поднимается. В голове звенящая пустота, и ей трудно подобрать слова.

— Простите, у меня страшно разболелась голова, — произносит она, потирая висок. – Не могла бы я взглянуть на них дома?

— О, дорогая, — сочувственно смотрит Мэлани, — уверена, это все из-за книжной пыли. Тебе непременно надо прилечь, и головная боль пройдет.

Вальбурга слабо кивает и позволяет увлечь себя в холл.

— Я пришлю каталоги с домовиком, — добавляет Мэлани, когда они прощаются у камина.

— Спасибо.

Попав домой, первым делом Вальбурга запирается в комнате – мысли скачут напуганными зверьками и мешают сосредоточиться. Знал ли Том, на что обрекает себя? Знал ли, какую цену придется заплатить за сумасшедшее желание жить вечно? А в том, что он решится на подобный шаг – она не сомневалась ни минуты.

* * *

лето 1959

— Вальбурга, дорогая, — голос Верити Эйвери сочится неприкрытой насмешкой, — смотри, кто пожаловал на наш скромный праздник.

Вальбурга настороженно оборачивается – прямо перед ней замер тот, кого она не видела почти десять лет, о котором почти научилась не вспоминать. Том Риддл собственной персоной.

— Здравствуй, Вэл, — его голос по-прежнему глубокий и выразительный, и она с трудом удерживает бокал с шампанским. – Прекрасно выглядишь.

— Благодарю, — ей не хватает воздуха, чтобы сказать что-нибудь еще, и она только может растерянно смотреть на него.

— Прости, что не смог своевременно поздравить со свадьбой, — продолжает он, словно и не заметив повисшей между ними напряженности. – Уверен, ты абсолютно счастлива в браке.

Счастлива? Вальбурга позволяет себе усмехнуться – только идиот назвал бы их брак счастливым, а Том никогда таковым не был.

— Что тебе надо, Том? – спрашивает она, делая глоток шампанского. – Ты ведь не просто так появился сегодня?

— Все верно, — он улыбается и жестом предлагает пройти на широкую веранду: — Тебе надо побыть на свежем воздухе, тут слишком жарко.

Он кивает Верити и увлекает ее за собой.

— Так что?

Вальбурге не терпится узнать причину его появления в Англии. Ходили слухи, что он уехал далеко на континент в своих поисках, и причин, побудивших вернуться обратно, лично она не видела.

— О, ты как всегда нетерпелива. Я бы хотел еще раз наведаться в вашу библиотеку. Вы же не будете против, миссис Блэк? – церемонно произносит он.

Вальбурга молчит, рассматривая его, склоняет голову на бок, и задает совершенно неожиданный вопрос:

— Твои глаза... что с ними?

— Что-то не так? – в свою очередь деланно усмехается Том.

— Они совершенно не такие, какими я их помню.

— Ну, Вэл, ты же не маленькая, — ирония сквозит в каждом его слове. – Люди с возрастом меняются.

— А... да, конечно, — она кивает, и отворачивается, устремляя взгляд на сад: — Мы будем рады видеть тебя в эту среду.

— Отлично, — он запечатлевает поцелуй на ее руке и улыбается: — Буду с нетерпением ждать.

* * *

Среда наступает слишком быстро, Вэл даже не успевает подготовиться к его визиту, как Кикимер докладывает о госте.

— Проводи его в гостиную, — приказывает Вальбурга, зябко кутаясь в домашнюю мантию. Пусть на улице и лето, но ей в последнее время постоянно холодно. Она смотрит в окно, когда слышит его шаги.

— Как ты? – нарушает Риддл молчание, и она оборачивается, надеясь увидеть в его глазах искреннее участие, но ничего нет.

Вальбурга вздыхает – сколько еще она будет пытаться увидеть в нем то, чего уже никогда не будет? Пора распрощаться с иллюзиями и просто жить.

— Все хорошо, Том. Позвать Мейси, чтобы провела тебя?

— Нет, я бы хотел пройтись с тобой, — возражает он и склоняет голову на бок. – Ты не против?

Вэл усмехается – так показать, кто есть кто, умел только он. И даже сейчас, в своем собственном доме, она чувствовала себя не более, чем обычной гостьей.

— Это фамильное древо вашей семьи? – он подходит к гобелену и, едва касаясь пальцами, проводит вдоль двойной золотой нити, соединяющей их с Орионом имена. – Как интересно – «Чисты навек». Знаешь, довольно громкое заявление, — отмечает Том, поворачиваясь к ждущей Вальбурге.

— На протяжении веков кровь Блэков смешивалась только с кровью чистокровных родов, — с гордостью произносит Вальбурга, приближаясь к гобелену. – Ни одна грязнокровка не осквернила его.

— Неужели? – он недоверчиво приподнимает брови и вновь возвращается к разглядыванию гобелена. – А эти, – небрежно касается обугленных дыр, — что с ними стало?

— Тетя Элладора ревниво следила за всем, что касалось нашей семьи, — поясняет Вальбурга, в свою очередь касаясь выжженных имен. – Каждый, кто посмел бросить тень на имя семьи, был отлучен и изгнан. Таков закон Блэков, и я, как и многие другие до меня, буду неукоснительно ему следовать.

— Даже если это будет касаться твоей семьи? – Риддл с интересом смотрит на ее округлившийся живот. – Даже если это будет твой собственный ребенок?

— «Чисты навек», — цитирует Вальбурга и мягко прикасается к животу, словно уже хочет уберечь неродившегося ребенка от грядущих бед.

— Похвально, похвально, — кивает Риддл и направляется к двери.

Вальбурга идет чуть впереди, хотя вряд ли ему требуется проводник – этим коридором он ходил не раз.

— Слышала, ты начал воплощать задуманное в жизнь, — произносит она, когда они останавливаются в библиотеке.

— Все верно. — Риддл немногословен, и Вэл не знает, что еще сказать, чтобы не наткнуться на холодный, оценивающий взгляд.

— Ясно, — она запинается, зачем-то проводит рукой по корешкам книг и, решившись, говорит: — Я никогда не осуждала тебя и вряд ли вправе осудить...

— Вальбурга, — предупреждающе начинает он, но она обрывает его взмахом руки.

— Подожди, дай мне договорить. Я знаю, каким разделом магии ты интересовался, когда бывал у нас, — взгляд Вэл обращен внутрь, и она не замечает вспыхнувших багрянцем глаз Риддла. – Какой бы ни была твоя цель, она не оправдает тот вред, который ты нанесешь себе, если сумеешь создать крестраж.

— Ты знаешь поразительно много для той, кто никогда не испытывал интереса к подобным вещам.

— У меня были годы, чтобы понять все, что ты задумал, — спокойно отвечает Вальбурга, пристально смотря на него. – Твоя цель не будет иметь смысла, ведь разорвав душу, ты лишишься и того, что двигало тобой, заставляло добиваться новых результатов. Разорвав душу, ты уничтожишь то, что есть хорошего в тебе.

— Чувства, эмоции – это все слабость, я уже говорил тебе, — он скучающе смотрит ей в глаза. – Только отрешившись от них, можно достичь истинного величия. Не размениваясь по мелочам, идти к своей цели.

— Том...

— Я тебя не узнаю, Вэл, — ирония звучит в его словах, а сам он стоит, небрежно опершись на книжный стеллаж, — ты ли это? Ведь девушка, которую я знал, была готова на все, чтобы не допустить магглов в магический мир, помнишь?

— А я и по-прежнему так думаю.

— И?

— Но я не считаю, что тот путь, который выбрал ты, правильный.

— Не понимаю, о чем ты, — медленно произносит Риддл.

— Истинное бессмертие в детях, — устало поясняет она. – В твоих детях, Том. Только так ты можешь стать бессмертным – дав жизнь кому-то еще.

— Это гормоны в тебе говорят, Вэл. Дети, любовь, привязанность... Ты только послушай себя со стороны! Все то, что ты перечислила, не делает нас сильнее, а наоборот, становится причиной наших ошибок, нашей слабости. А я не хочу быть слабым, — он молниеносно выхватывает волшебную палочку: – Прости, Вэл, но так будет лучше. Обливиэйт!

Вальбурга оседает на руки Тома, заботливо поправившего на ее плечах сползшую мантию.

— Что со мной?

— Тебе стало нехорошо, — тут же отзывается он, усаживая ее в кресло. – Может, стоит вызвать домовика?

— Что? А, да... — Вальбурга растерянно потирает висок. – Кикимер! Принеси мне воды, — приказывает, когда домовик появляется перед ней.

Ее взгляд по-прежнему остается рассеянным, словно она пытается вспомнить что-то, что непременно хотела ему сказать. «Это все беременность, — успокаивает она себя. – Вот родится ребенок и все вновь станет хорошо». — Вальбурга, — он оказывается возле нее, едва домовик исчезает. Вэл поднимает на него все еще затуманенные глаза, и видит, как губы Риддла складываются в неприятную усмешку. – Тебе совсем не будет больно. Империо!

Серые глаза затуманиваются еще сильнее, а пальцы, разжавшись, выпускают пустой стакан.

— Вот так, моя дорогая, — удовлетворенно произносит он, — мне нужно еще одна маленькая услуга с твоей стороны. Ты же окажешь ее мне?

— Да, Том.

— О нет, Вэл, ты же помнишь, сколько раз я просил тебя так меня не называть.

— Простите, милорд.

— Вот, совсем другое дело. Вэл, мне нужна Мейси, прикажи ей появиться.

Вальбурга послушно кивает:

— Мейси! Иди сюда, чертовка, — испуганная фигурка тут же материализуется посреди библиотеки.

— Отлично, а теперь прикажи ей принести все те книги, из которых ты узнала о моей маленькой тайне, Вэл.

— Принеси мне те книги, что смотрел в свое время мистер Риддл, — безразлично повторяет Вальбурга.

— Но хозяйка, — домовиха испуганно поджимает уши, — ранее вы запретили мне даже приближаться к ним, велели спрятать их так, чтобы больше никто не смог достать.

— Вот значит как, — Риддл задумчиво трет подбородок, — а ты умнее, чем кажешься. Это даже становится интересным.

Вальбурга неподвижно смотрит перед собой, а где-то глубоко внутри другая Вальбурга кричит и бьется, пытаясь сбросить с себя оковы чужой воли. Той Вальбурге кажется, что ее с головой захлестывает мутная вода, мешающая сосредоточиться и найти выход. А ведь дядя Регулус рассказывал, что Империо можно сбросить, достаточно обладать сильной волей... Вальбурга горько смеется внутри кокона мыслей – она, всю жизнь считавшая себя сильной и несгибаемой, оказалась не крепче стекла перед волей и магией Тома.

— Я хочу, чтобы ты отменила свой запрет.

— Мейси, немедленно принеси мне книги, — в голосе Вальбурги прорезается сталь, и домашний эльф не смеет ослушаться прямого приказа.

— Как будет угодно хозяйке, — с легким щелчком пальцев на столе начинают появляться старинные фолианты.

Риддл подается вперед, открывает книги, просматривает их и довольно улыбается. Его палочка порхает над страницами, копируя нужные отрывки, и спустя полчаса Риддл отходит от стола.

— Спасибо, Вальбурга. А теперь остался только маленький штрих, — он указывает палочкой на лежащие фолианты и с грустью шепчет: — Инсендио.

Отчаянный крик Мейси позволяет Вальбурге на мгновение вырваться из-под чар Риддла, и она с ужасом смотрит на то, как превращаются в пепел фамильные книги. Она не помнит, что в них было, но сам вид корчащихся в огне страниц вызывает в душе неистребимое чувство потери, словно прямо сейчас сгорает что-то очень важное, что-то, что она должна была помнить, но забыла.

— И последнее, Вэл, — он опускается на корточки и ловит рассеянный взгляд ее глаз, — я хочу, чтобы ты обезглавила ее.

Короткий всплеск неповиновения тут же стихает в ее глазах, и она покорно кивает. Вытаскивает палочку и шепчет заклинание. Потрясенные глаза верной слуги все так же смотрят на нее, пока голова не скатывается с маленьких плеч и не падает на пол с гулким стуком.

— Умница, Вэл, — он целует ее в лоб и легко трепет по волосам. – Мейси стала слишком старой, чтобы и дальше выполнять свои обязанности, и ты оказала ей великую честь, позволив занять почетное место рядом с остальными домовиками Блэков. Это все, что ты будешь помнить из нашей беседы в библиотеке, Вэл. Тебе все ясно?

— Да, милорд, — кивает она.

— Вызывай Кикимера, пусть он проводит тебя в гостиную, а я пока просмотрю нужные мне книги, — спокойно говорит Риддл, помогая ей подняться. – Я скоро присоединюсь к тебе.

— Да, хорошо.

Его взгляд неотступно следует за ней до двери, и только после того, как в помещении не остается никого, кроме него, Риддл позволяет себе вспышку ярости. «Как все могло так выйти из-под контроля? Вовремя он решил нанести визит...»

* * *

Риддл появляется, когда Вальбурга почти засыпает. За окнами уже давно стемнело, а она все так же сидит в кресле и сквозь веер ресниц смотрит на огонь. Ей кажется, что в игре пламени есть какая-то завораживающая тайна. Она вглядывается настолько пристально, что глаза начинают слезиться, и она их закрывает. Но под тонкой кожей век пламя продолжает изгибаться и искрить.

— Я благодарен за то, что ты уделила мне время, — его голос вырывает ее из полудремы, и она встряхивается, приходя в себя.

— Рада была помочь старому другу.

— Другу ли?

— Другу, — Риддл перехватывает спокойный взгляд Вальбурги. – Я не повторяю своих ошибок дважды, милорд.

— Очень хотелось бы в это верить, Вэл.

Он проходит по гостиной и садится в соседнее кресло. Вальбурга вздрагивает, когда взорвавшееся снопом искр полено, зажигает в его глазах алые искры. «Померещилось», — твердит она, уставившись на дрожащие пальцы.

— Я бы хотел, чтобы вы присоединились ко мне, — спустя долгое молчание произносит он.

Вальбурга вскидывает голову и пристально вглядывается в его лицо.

— Зачем?

— Мне бы не помешала поддержка вашей семьи.

— Прости, тут я ничем не могу помочь, — пожимает она плечами. – Тебе надо переговорить с Орионом.

— И как думаешь, каков ответ я получу? – насмешливо спрашивает он. – Я – тот, с кем ты спала все то время, пока являлась его невестой?

Вальбурга вздрагивает, как от пощечины – в таком тоне с ней давно уже никто не разговаривал. Но плохо даже не это, а интонации, с которыми он произносит больно ранящие ее слова, словно все то время, что она провела около него, было лишь пустым звуком, чем-то, призванным скрасить долгие дни учебы.

В груди щемит с новой силой, словно и не было тех долгих лет, в течение которых она училась жить заново: с нелюбимым мужем... без него.

— Прости.

Лицо Риддла теряется в отблесках огня, и Вальбурга не может увидеть его реакцию на свои слова.

— Надеюсь, твои дети встанут на правильную сторону, Вэл, — поднявшись, говорит он. – Я бы не хотел причинить им боль.

Холодный озноб пробирает ее до костей, и Вальбурга может только беспомощно смотреть на того, кто когда-то казался ей центром вселенной.

— Я позабочусь об этом, — с трудом выталкивает слова из пересохшего горла и тоже встает. – Идем, провожу тебя.