Планы на ужин (джен)

Когда за приготовление ужина берется Гермиона, еда обещает быть не слишком вкусной, зато максимально полезной для здоровья: самое постное мясо, какое только можно найти, овощи, выращенные где угодно, но только не в Британии, и единственно допустимый десерт в виде фруктов. Гермиона всегда немного удивляется, когда точное выполнение всех инструкций приводит к непредсказуемым результатам, и на столе оказывается засохшая брокколи, или подгоревший рис, или курица, которая осталась сырой, хотя ее жарили точно по рецепту, пять минут с каждой стороны. Еще Гермиона любит спаржу, но ей не нравятся последствия, которые можно наблюдать потом в унитазе.

Если ужин готовит Гарри, все подается точно в срок, но ждать ничего особенного не приходится: картошка-фри, бекон, какой-нибудь бутерброд с сыром. Он вообще предпочитает еду на вынос, которую доставляют в пакетах и коробках, и давно достиг совершенства в размораживающих чарах: чтобы приготовить пиццу, ему достаточно одного четко выверенного взмаха. Он может поджарить все, что угодно — способность уникальная, но не приносящая ему особого удовольствия. Кухня после Гарри остается куда чище, чем была до — и это лучшее, что можно сказать о его готовке.

Вот потому-то они оба пытаются свалить эту обязанность на Рона.

Рон первым делом тащит на кухню радио и крутит ручку, пока не поймает что-нибудь вроде джаза или волынки. Потом запирает дверь. Пакет замороженного горошка на полке отвергается сразу — он годится, чтобы прикладывать к очередному подбитому глазу или подвернутому колену, и только. Тофу вообще заслуживает только презрения. Извлекаются горшки и сковороды — чугунные страшилища, огромные, как бегемоты: Гермиона купила их по рекомендации в каком-то журнале, — и ножи принимаются за работу. Кое-что он всегда делает вручную: например, вырезает хрящи или шинкует лук, пока глаза не начинают слезиться. В соус плюхается целая пачка масла, в жаркое щедро сыплется соль, и немыслимое количество красного вина выливается на дно сковородки: прием, позаимствованный у Молли, хотя та не слишком часто к нему прибегает. Еще один стаканчик вина повар принимает внутрь, прежде чем обжарить до коричневого цвета муку (потому что соусы, приготовленные с помощью чар, никогда не бывают правильного вкуса), и отправляет по кастрюлям картошку и бобы. Рон может определить по запаху, каких приправ уже хватает, и по вкусу — чего еще нужно добавить. Он очень одобряет чеснок и, к несчастью, кайенский перец тоже. Кастрюли исходят паром, упоительные запахи струятся к потолку, а Рон тем временем берется за сливки и взбивает их с толикой сахара, пока рука не начинает болеть.

События развиваются все стремительнее. Рон призывает большие блюда и раскладывает овощи. Картошка немного разварилась, так что он делает пюре. Затем извлекается жаркое и с некоторым усилием распределяется по тарелкам.

Гермиона соуса не ест, так что Рон подает его отдельно, а потом, спохватившись, достает бокалы и все красное вино, которое у него еще осталось.

Дверь открывается, когда он вытирает руки стареньким замызганным полотенцем.

— Ну? — спрашивает он, ухмыляясь. — И как оно?

Гермиона смотрит на соус в глубоком блюде, на капли жира, украшающие жаркое, на картофельное пюре, едва не плавающее в масле и сливках.

Гарри смотрит на муку, рассыпанную на столе и на полу, на устрашающую груду тарелок в раковине, на куски и очистки, не поместившиеся в мусорном ведре.

У Рона закатаны рукава, рубашка спереди измазана соусом. Он сует в рот порезанный палец, поднимает бровь и снова усмехается.

Гермиона и Гарри расплываются в улыбках.

— Обалденно!

— Никогда не могла понять, — замечает Гермиона, пока еда словно по взмаху палочки исчезает с тарелок. — У тебя все так здорово получается, а на Зельях ничего подобного и близко не было.

— Зелья-то мне не нравились, — пожимает плечами Рон.

Гарри дышит кое-как — до того он наелся — и все же спрашивает не без надежды:

— А на десерт что-нибудь будет?

— Взбитые сливки.

— А что-нибудь к ним?

— Все, что мы сможем придумать.

И, уж конечно, они придумали.