Последняя шутка Фреда (джен)

Во всём были виноваты шнурки.

Просто он увидел, что у парня, шедшего впереди, развязан шнурок на кроссовке. Тот шёл с девушкой, обнимая её за плечи, и ему дела не было до таких неудобств. С каждым шагом он рисковал наступить на волочившийся за ногой веревочный кончик ядовитого зелёного оттенка. Джордж шел вслед за парочкой по вечернему Лондону и грустил. Кругом была весна — замечательное время для сногсшибательных романов, новых грандиозных планов и просто желания жить. А ещё сегодня был его день рождения. Впервые только его. Личный. Который не надо делить с братом. В последнее время Джордж завёл привычку выходить из Косого переулка на шумные маггловские улицы и гулять без всякой цели. Живая суматоха простых людей притупляла боль. Никто его не знал, никто не останавливал с разговорами, никто не трогал.

Вся семья поддерживала друг друга после смерти Фреда — они держались вместе. Мама долго не могла прийти в себя и, конечно, никогда уже не смирится с этой роковой несправедливостью. Да, жизнь продолжалась. Но как неверно, что время лечит. Ни черта оно не лечит. Он потерялся. Он занимался делами в их с Фредом магазине, но радости не испытывал. Старался не показывать родным, как ему плохо, потому что знал, что они искренне за него переживают. Пока не получалось убрать из глаз тоску.

Фред. Какого чёрта ты оставил меня одного? Зачем мне этот день рождения без тебя?

Джордж обещал вечером быть в Норе, зная, что мама готовит небольшой семейный ужин. Не придумав повода отказаться, он попросту сбежал ото всех. Опять брёл по улицам, по полюбившемуся маршруту — мимо Собора Святого Павла вдоль набережной Темзы в сторону Тауэрского моста.

Иногда удавалось отвлечься, занимаясь делами и проблемами. Но потом снова предательски накатывало одиночество, и тогда он уходил на эти улицы, чтобы побыть с Фредом. Брат был мысленно рядом. Шутил, азартно обсуждал достопримечательности, отмечал весенние наряды девушек, заставляя Джорджа улыбаться. Он понимал, что всё это смахивает на лёгкое помешательство, но так ему было легче. Может, потом станет по-другому. Время ведь лечит. Ни хрена оно не лечит…

Сегодня было особенно отчаянно. Джордж вспоминал, как мама пекла им огромный торт, как они дули на свечки наперегонки под общий визг и хохот. Как Рон всегда умудрялся стащить самую большую кремовую розочку, а Фред подтрунивал, но не сердился. Потому что рядом был Джордж. Им повезло родиться с другом. Каждому.

Предательские шнурки парня-маггла вызвали череду воспоминаний. Джордж шёл вперёд, не замечая ничего вокруг, а перед глазами были эти шутливые проделки брата со шнурками.

Вот они сидят всей семьёй за обеденным столом в Норе. Это было летом, незадолго до окончания каникул. Перси стал старостой школы, жутко гордился этим фактом и не нацеплял свой значок разве что на пижаму. Мама тоже гордилась, украдкой промокала глаза платочком от умиления, а Фреду и Джорджу хотелось приклеить уже этот значок старосте на лоб. В глубине души они тоже радовались за Перси, но мистер зануда достал уже всех своими правилами, нотациями и брюзжанием по поводу нарушения тишины и покоя. Вот и в тот раз Перси начал чванливо высокомерничать, когда Рон нечаянно заехал локтем в розетку с джемом, потянувшись за куском пирога. Вазочка опрокинулась, зацепила стакан с тыквенным соком, тот, в свою очередь, прихватил при падении ложку, торчащую из салатника. В общем, через мгновение всё это броуновское движение создало на столе хаос и беспорядок. Рон виновато покраснел, Джинни закатила глаза, мама, вскочив, засуетилась, пытаясь навести порядок. А Перси, поправив значок на груди футболки, изрёк:

— Матушка, к сожалению, некоторые из нас такие неуклюжие. Я никогда не лезу поперёк стола и, конечно, не создаю столько проблем.

Фред незаметно достал палочку из заднего кармана джинсов, что-то прошептал и с невозмутимым видом продолжил обед. Джордж уже хотел спросить брата шёпотом, что тот задумал, но не успел. Перси, педантично вытерев рот салфеткой, встал из-за стола. Поблагодарил за обед, сказал, что он пошёл заниматься и сделал уже первый шаг на пути к знаниям, то есть к своей комнате. Но связанные шнурки не дали ему гордо ретироваться. Падая, Перси схватился за край скатерти, потащив с собой на пол все тарелки, стаканы, салатники, вазочки вместе с их содержимым. Фред еле заметным движением успел развязать шнурки на ботинках старшего брата, а когда тот, красный, поднялся на ноги, назидательно произнёс:

— Разве можно быть таким неуклюжим, Перси? Наверное, значком зацепился.

Потом подмигнул Джорджу и одними губами произнёс:

— Шалость удалась!

В другой раз Фред мастерски применил своё заклинание к Маркусу Флинту, капитану сборной Слизерина по квиддичу. Это было на четвёртом курсе их обучения, когда за Гарри на матче стал носиться бешеный бладжер. Гарри выхватил снитч из-под самого носа Малфоя, и вся команда соперников пришла в досадную ярость. Особенно злобствовал Флинт. Зрители были ошарашены такой развязкой, да и падение Гарри привлекло к себе внимание. Никто не обращал внимания на разъярённого капитана Слизерина, который, судя по его виду, хотел прикончить Гарри на месте. Джордж видел, как Флинт, развернувшись в воздухе после постыдного проигрыша, резко спикировал вниз к Гарри. Фред в общей суматохе сделал едва заметное движение палочкой. Флинт, приземлившись, хотел соскочить с метлы, но позорно мешком свалился в лужу, так как Фред привязал шнурок его правого ботинка к прутьям метлы. Раздался хохот гриффиндорцев. Фред невозмутимо подлетел к Гарри и Локонсу и шепнул рядом стоящему Джорджу:

— Шалость удалась!

Джордж рывком выдернул сознание из воспоминаний. Лицо было мокрым, хотя вечер стоял совсем не дождливый, а, наоборот, сухой и тёплый. Он осознал, что находится на смотровой площадке моста на высоте больше сорока ярдов над водой. И понял, что ничего больше не будет. Ни шуток, ни Фреда.

Наверное, в такие минуты очень нужно, чтобы кто-то был рядом. В предательские минуты крайнего отчаяния и безысходности. Шагал апрель, цвела весна, а на душе был хмурый октябрь.

Джордж взобрался на перила. Магия страхует лучше любых подручных средств, да и состояние его было таковым, что вряд ли он испытывал страх, забираясь на огромной высоте на узкую конструкцию. Внизу чернела вода. Она манила. Обещала избавить от боли. И Джордж прыгнул…

Влюблённая парочка дошла до конца пешеходной площадки и развернулась в обратном направлении. И тут он, наконец, наступил на свой шнурок. Падая, ухватился за свою девушку, и они вместе повалились на пыльные, тёплые ещё от дневного солнца плиты. Он обнял её и притянул к себе, а она засмеялась и попыталась вырваться, но сопротивлялась не сильно. Поднялись, продолжая держаться друг за друга, и, всё ещё смеясь, отряхнулись. Он завязал злополучный шнурок и взял свою спутницу под руку. В этот вечерний час на мосту никого не было. Даже странно — тут всегда было полно туристов. Только посередине моста стоял рыжий молодой парень, по-видимому, любуясь водами Темзы. Неожиданно он полез на верхние перила. Проделал всё так ловко, словно работал в цирке. Девушка вскрикнула, вцепившись в локоть попутчика. Они просто не успели ничего сделать. Парень наверху выпрямился во весь рост, постоял долю секунды и спрыгнул.

Господи, неужели самоубийца? Они были в двух шагах. Они не успели помочь. Бежали так, что закололо в боку. Расстояние до места страшной трагедии пролетели как на крыльях, по-прежнему держась за руки.

Рыжий не упал. Вернее, упасть-то он упал, но до воды так и не долетел. Когда задрали вверх головы, разглядели, что парень повис между верхними перилами и нижними, смотровыми. Его нога была привязана к парапету шнурком от кроссовка. Сначала подумали, что экстремал без сознания — уж больно стеклянным был его взгляд. Ужас сменился праведным гневом. Напугал их до полусмерти!

— Придурок! Нашёл место для своих развлечений! Чем гонять адреналин, занялся бы лучше делом!

Прибавив ещё пару-тройку справедливых обвинений, молодые люди покинули странного человека и это пугающее место. Всю дорогу они оглядывались — рыжий уже взобрался на перила, а затем спрыгнул вниз на тротуар. Девушку всё ещё колотило, но когда они дошли до конца дорожки, испуг стал потихоньку проходить. Есть же больные на голову! То с Эйфелевой башни прыгают с парашютом, теперь вот на шнурках с Тауэрского моста. Экстремал чёртов! А если бы шнурок порвался?

Джордж сидел прямо на мостовой у бордюра и приходил в себя. Он только что чуть не покончил жизнь самоубийством. Минута дикой тоски решила избавить его от всех мучений. Огляделся. Слава Мерлину, никого нет. Не считая этой парочки, которая спешно удалилась, когда он взобрался обратно на перила. Но почему он не упал? Он плохо помнил свои действия, но ведь он спрыгнул. Взглядом тупо уставился на развязанный шнурок. Каким образом оказался привязанным к кольцу перил? И ведь просто чудо, что не ударился головой, а раскачивался, как болванчик, пока приходил в себя. Поднялся, подошёл к парапету и посмотрел вниз, на чёрную воду. По всей набережной сплошной линией тянулись неоновые огни вывесок, фонарей и зданий. А здесь, внизу, на тёмной глади, отражались лишь блики. И тут Джордж чётко увидел надпись. Слова были написаны прямо на воде, сотканные из огоньков света, перебежавших туда с набережной на несколько мгновений. Буквы, перелистываясь рябью течения, складывались в два предложения:

— Держись, братишка! Шалость удалась!

Уже через час Джордж Уизли сидел в уютной кухне Норы, окружённый со всех сторон родными, подарками, поцелуями и похлопываниями по плечам. Молли, улучив минутку, взяла сына за руку и заглянула в глаза:

— Джордж, ты знаешь, у тебя взгляд изменился. Ты можешь ничего не говорить, но я знаю, как тебе тяжело без него. Но сегодня ты другой.

— Будем жить, мам!