Истории о нерадостях (джен)

Был поздний вечер, дома были только я и бабушка. Я стелила ей постель, и уж было подумала, что это один из тех снов, где я только и делаю, что ночами напролёт стелю постели, а ночи длятся бесконечно (есть у меня такой кошмар), как тут вдруг почувствовала какой-то странный запах. Нестерпимо воняло горелым. Я вышла из комнаты, чтобы посмотреть, в чём дело, и увидела, что у меня на кухне творится странное действо. Мои соседи — две старушки — готовились, судя по всему, к званому ужину. Посредине кухни стоял длинный стол, укрытый белой скатертью, уставленный тарелками и бокалами. На плите дымилась огромная кастрюля или что-то вроде того (крышка у неё была защёлкнута), чуть ли не до потолка высотой, а потолки у меня высокие. Я сказала старушкам, что готовка их не удалась, что-то подгорело, но они только посмеялись. Выгнать их я почему-то не могла, во сне они как будто бы жили вместе со мной в одной квартире.

Тогда я вернулась обратно в комнату к бабушке, простыням и матрасам, чтобы продолжить расстилание постелей в бескрайней ночи, но спустя некоторое время меня опять прервали. На этот раз приехала полиция. Какая-то молодая женщина в форме, взобравшись по приставной лестнице к краю кастрюли, всё ещё установленной на плите, выскабливала из неё какие-то обожженные куски и бросала на стол. Мне объяснили, что мои соседки изжарили в этой ёмкости человека.

«Ну надо же, — подумала я. — Я всегда знала, что с ними что-то не так».

Потом и полиция, и старушки-соседки, и даже останки исчезли. Мы с бабушкой снова остались одни, но ненадолго. В дверь позвонили, и вошёл обожженный человек, тот самый, которого отскабливали. Он весь трясся и плакал, боялся даже смотреть в сторону кастрюли, сказал, что был ещё жив, когда его поджаривали, что внутри закупоренной ёмкости сошёл с ума от боли и ужаса и теперь плохо соображает. Сказал, что, умирая, молил бога о помощи, но тот так и не отозвался.

Пока он мне это рассказывал, я каким-то образом увидела и почувствовала все, что с ним произошло, так что к концу истории сердце у меня разрывалось на части. Мне было так жаль его, но он поспешил меня утешить, сказав, что бог, в конце концов, всё-таки к нему явился.

— Просто быть изжаренным заживо — не такое уж и страшное дело, — сказал мертвец. — Правда, мне от этого не легче. Бог сказал, мне теперь нужны тишина и покой. Говорит, лучше всего снова стать ребёнком. Новая жизнь меня излечит. Так что я сейчас уйду, а когда выздоровлю, вернусь к тебе.

После этого мы с ним распрощались. Трясло его как и прежде, но он по крайней мере больше не рыдал и только бормотал себе под нос: «Только не жаркие страны, нет, нет… Больше ничего горячего. Ничего горячего. Жарко́е? Не буду. А в Сибири тоже есть лето». Я пожелала ему скорейшего выздоровления и счастливой новой жизни, а когда он вышел, моя бабушка сказала:

— Знаешь что, Маша. Запри-ка ты дверь, а то ну как прям щас вернётся.