Исповедь ночной тени (гет)

Обычно у любой истории есть начало и конец. Обычно любая история начинается либо со слова «однажды», либо со слов «это был ничем непримечательный день» или с чего-то в этом роде. Но эта история не совсем обычна, если не сказать большего, поэтому мне тяжело выделить какой-то определённый момент, который можно было бы назвать её началом. Возможно, всё началось в тот миг, когда я родилась, то есть ровно двадцать три года, шесть месяцев, две недели и три дня назад в двенадцать часов сорок пять минут пополудни. А, возможно, гораздо позже, в один вот из таких «ничем непримечательных дней».

Я никогда не верила в Судьбу, Случай и прочие верховодящие силы, якобы управляющие нашей жизнью. Но, как водится, любые человеческие принципы и убеждения когда-нибудь ломаются и рассыпаются в серовато-белесый прах под давлением обстоятельств. Так случилось и со мной. Я раньше часто задумывалась, почему именно так и именно со мной, почему именно моя жизнь должна была перевернуться с ног на голову. Моя, а не, например, одного из тех прохожих, которого я неаккуратно задела плечом, спеша домой с работы пасмурным осенним вечером. И, как водится, вскоре мне надоело искать на этот бесполезный вопрос ответ, грозящий оказаться столь же бесполезным. Хотя, скорее всего, ответа и вовсе не существует. Не существует так же, как формально не существую сейчас я. Меня нет, но я всё же пишу эти строки непонятно кому и зачем. Как правило, тени хотят оставить свой след на этой грешной земле гораздо больше, нежели их беззаботные владельцы. Я сейчас напоминаю одну из таких теней, отбившуюся от хозяина. Я не я. Я, которой нет. Я, ставшая ночной тенью.

Что ж, оригинальным писателем мне не быть уже никогда, а это значит, что свою собственную историю в своём собственном дневнике я могу начать так, как пожелаю. Наверное, я не отличусь креативностью, но в любом случае эти записи я оставляю вовсе не для того, чтобы кого-то развлечь…

Итак, следуя общепринятым шаблонам, началом новой жизни для меня можно считать одно прекрасное во всех отношениях зимнее утро. Зиму в Париже я всегда очень любила. Сколько бы нелестных вещей не говорили о грязных переулках моего родного города, но Париж для меня навсегда остался тем местом, где аромат чудес витает в воздухе, а за каждым поворотом тебя может поджидать новая сказка. Правда, вскоре я узнала, что сказки бывают гораздо более настоящими, чем реальность, и гораздо более жуткими, чем любой из известных миру фильмов ужасов.

В то прекрасное зимнее утро меня разбудило чьё-то монотонное бормотание. Открыв глаза и проведя ревизию собственных ощущений, я поняла, что монотонное бормотание оказалось ничем иным как продуктом упорной работы моего небольшого телевизора, который я, уснув, не успела выключить. Проснулась я как раз к началу восьмичасовых новостей, где в течение первых минут пяти французскому народу о чём-то увлечённо вещал Николя Саркози. Раздосадовано запустив подушкой в экран, услужливо продолжавший транслировать изображение нашего президента, я отправилась в путешествие по своему обыкновенному утреннему маршруту. На работу мне предстояло прибыть лишь часам к одиннадцати, так что я никуда не собиралась торопиться.

Стоит заметить, что в те благословенные времена я была преуспевающим адвокатом по уголовным делам. Работы — пруд пруди, карьера шла в гору. Мои весьма успешные клиенты, довольные защитой, организовывали мне неплохую рекламу среди своих не менее успешных знакомых. Домой, в просторную двухкомнатную квартиру в центре Парижа, я каждый вечер стремилась с огромной радостью и вожделением. И неважно, что стремиться было не к кому. Я была вполне довольна своей холостяцкой жизнью закоренелой феминистки.

В общем, как можно уже было понять, моя жизнь до определённого момента не представляла собой ничего выдающегося. Визиты к родителям по выходным для поддержания амплуа примерной дочери, вечерние походы в бары и рестораны с друзьями или даже случайными знакомыми, редкие поездки за границу или на природу… Среднестатистическая жизнь среднестатистической француженки, не зацикленной на моде, дорогих побрякушках, фирменных тряпках и прочей ерунде. Я иногда мечтаю о том, чтобы вернуться назад, в свою просторную квартиру, словно с очень длинного и трудного рабочего дня, упасть на кровать и, как обычно, бесцельно смотреть на сосредоточенное лицо Николя Саркози, усердно жестикулирующего с экрана. Только назад мне дорога заказана.

Я, как сейчас, помню, что в тот день честный труд вымотал меня до невозможности. Часам к семи вечера из всех владевших мною тогда желаний осталось лишь одно — умереть. Бесцветные стены душного офиса словно постепенно сжимались, заставляя меня судорожно глотать спёртый горячий воздух. Обрёчённо открыв папку с очередным делом, я поняла, что буквы расплываются у меня перед глазами, грозя слиться в одну единственную чёрную кляксу на грязно-жёлтом листе некачественной типографской бумаги. Решив, что на сегодня достаточно, я схватилась своё любимое чёрное пальто с высоким воротом, словно за спасательный круг, и буквально выскочила из кабинета, бросив на прощание коллегам скомканное «до завтра». К сожалению, мы больше и не встретились. «Завтра», которое имела в виду я, так для меня и не наступило.

Выбежав из приземистого сероватого здания, где располагалась одна из многочисленных юридических контор Парижа, я глубоко вздохнула и медленно зашагала в сторону центра. Кажется, я говорила уже, что очень люблю зиму в Париже. Так вот, это был один из тех волшебных вечеров, когда в воздухе слышится едва уловимый запах влюблённости, ветер ласков и лёгок, а звёзды рассыпаются по тёмному полотнищу неба так часто, что в глазах рябит от их невыносимо яркого, слегка колкого света.

Без цели я брела по слабо освещённым улицам мимо закрытых магазинов и шумных баров, пыталась различить за рёвом машин едва слышное похрустывание свежего снега под ногами, наслаждалась своим собственным тихим счастьем. Двадцать два года, карьера, ухажёры, перспективы… Весь мир лежал у моих ног. Тысячи неизведанных дорог манили предвкушением радости новых открытий.

— Почему вы скучаете одна? — хрипловатый, низкий мужской голос за спиной заставил меня вынырнуть из сладкого плена мечтаний и обернуться.

Внешность незнакомца заставила меня содрогнуться от странного ощущения опасности, скользнувшего вниз по спине вязким беспокойством. Ему удивительно подходил его голос. Чёрный с воротником-стойкой плащ подчёркивал мертвенную бледность его лица, тонкие узкие кисти обхватывали витые металлические браслеты, длинные белые пальцы казались необычайно цепкими. Глаза мужчины были налиты кровью, тяжёлые веки наполовину закрывали тёмные провалы зрачков, лицо было испещрено глубокими морщинами. И всё же, несмотря на довольно-таки отталкивающую в целом внешность, было в незнакомце что-то притягательное, какой-то особенный, ни с чем не сравнимый шарм бывалого казановы, плавность его движений, их естественность и грациозность не могли оставить меня равнодушной. Лишь по прошествии нескольких долгих минут я поняла, что не могу отвести взгляд от странного незнакомца, не могу вспомнить даже собственного имени. Мне хотелось вечно смотреть на этого мужчину, коснуться хотя бы полы его плаща, исполнить все его прихоти. Я неистово замотала головой, пытаясь рассеять наваждения, и тут же услышала скрипучий, похожий на шорох осенней листвы смех незнакомца.

— Мы не ошиблись, — только и сказал он.

В следующее же мгновение я почувствовала лёгкое прикосновение к своему плечу и, кажется, погрузилась в сон. Честно говоря, чувство внутри всколыхнулось такое же, какое я испытывала, первый раз прыгнув с парашютом…

Удивительно, но в себя я пришла дома и, кажется, даже на следующий день около трёх часов дня. Работа волновала меня в последнюю очередь, поэтому была благополучно забыта. Я же ломала голову и пыталась вспомнить, какого чёрта случилось прошлым вечером, что со мной сделал странный незнакомец и откуда он узнал, где я живу. Хотя, бесспорно, с его стороны было очень мило подбросить меня до дома. Удивление моё пересекло все возможные границы в тот момент, когда я, полностью сосредоточенная на своих невесёлых мыслях, проходила мимо входной двери. На тёмной дубовой поверхности ярким белым прямоугольником выделялся обычный тетрадный лист, на котором тонкими, витыми буквами было написано всего несколько слов: «За тобой вернутся». Начертано загадочное послание было чем-то подозрительно красным. Брезгливо поморщившись, я сорвала записку и убрала подальше с глаз долой, чтобы лишний раз не трепать себе нервы, хотя, на мой взгляд, это было уже излишней мерой. Куда уж дальше?.. День проходил бездарно. Я слонялась по квартире, не в силах занять себя чем-либо мало-мальски полезным и мысленно постоянно возвращаясь к событиям прошлого вечера. Каждый раз, когда я пыталась забыться, задремать, яркой отчётливой картинкой всплывали в моём сознании налитые кровью глаза того мужчины, влечение к которому было практически непреодолимым.

Если быть до конца честной, то всю свою жизнь я была человеком рационально мыслящим, рассудительным, никогда не позволяла себе вольности, неисполнительности, безответственности. Я не верила в НЛО и нечистую силу, посмеивалась, когда друзья при мне заговаривали о различного рода сглазах и проклятиях. Даже фильмы ужасов в кинотеатрах я смотрела с ироничной улыбкой на лице, пока спутники мои, сидя рядом, подумывали о том, чтобы начинать окапываться, если, не дай бог, главный чудовищно омерзительный злодей шагнёт с экрана в зрительный зал. Всё мистическое, загадочное и оккультное я считала полнейшей чушью, бредом, не достойным внимания такого здравомыслящего человека, как я. Думаю, я написала достаточно, чтобы вы поняли степень моего удивление после произошедшего, которому мой совершенно растерянный разум никак не мог дать достойного объяснения.

Разорвавший мертвенную тишину квартиры телефонный звонок заставил меня испуганно подскочить и волчком закрутиться на одном месте в поисках источника опасности. Это было очередным подтверждением того печального факта, что прошлый вечер бесследно для меня не прошёл. Кое-как взяв себя в руки, я подошла к старинному телефонному аппарату, доставшемуся мне когда-то от горячо любимой бабушки. Из всех наследников в нашей семья я, наверное, была самой обеспеченной, и всё равно по завещанию бабуля почти всё своё имущество передавала мне. Назойливо зудевшая днём и ночью совесть заставила меня отказаться от наследства в пользу родителей и младших брата с сестрой, но, вот старинный телефон с блестящим серебряным диском и изящной чёрной трубкой, частично отделанной лакированным кедром, отдавать я никому не собиралась. Он привлёк моё внимание с первого взгляда, ещё тогда, когда мне, несмышленой девчушке, было всего около четырёх лет от роду. Я до сих пор могу вспомнить то чувство восторга, с которым впервые крутила маленьким пальчиком блестящий диск, когда бабушка позволила мне наконец прикоснуться к одной из её святынь. Став постарше, я помню, спросила бабушку, откуда этот аппарат появился у неё. Милая старушка хитро прищурилась и только сказала, что когда-то отыскала его на чердаке в старинном поместье её пра-прадеда. Родовая усадьба вскоре после этого была продана ради погашения семейных долгов, и телефон оказался единственным напоминанием об аристократическом прошлом. Так рассказывала мне бабушка, и я предпочитала не донимать её с расспросами, несмотря на неуёмное детское любопытство, хотя часто замечала в её глазах необъяснимую, затаённую грусть и понимала, что за вполне прозаичной историей скрывается нечто более захватывающее и интересное. Но, как я уже сказала, я не донимала бабушку с расспросами, интуитивно ощущая её нежелание копаться в «делах давно минувших дней». Кажется, я немного увлеклась ностальгическими воспоминаниями…

— Лесли Лоретт? — когда бархатный мужской голос в трубке позвал меня по имени, я невольно вздрогнула, ощущая, как по спине пробегает приятный холодок. Что ни говори, а красивый мужской голос в любой ситуации имел все шансы заинтриговать меня.

— Я слушаю, — пытаясь скрыть дрожь в голосе, негромко ответила я. — А Вы…

— А, Ваш прекрасный голос так меня очаровал, что я совсем забыл представиться, — голос стал чуть мягче и теплее, и я поняла, что собеседник мой улыбался, — Фабиан Вернер к Вашим услугам, мадемуазель.

Его манера общения завораживала, но я не могла не признаться себе, что ощущала некоторую неловкость, поэтому и поспешила перейти непосредственно к делу.

— Думаю, вы звоните мне не из праздного любопытства, Фабиан? — осторожно спросила я.

— Не будьте так жестоки, — рассмеялись в трубке, — Неужели вам так не терпится прервать эту замечательную стадию нашего милого знакомства?

— Простите, — запнулась я, непонятно из-за чего краснея, как рак, — Я не хотела вас обидеть, месье, просто неважно себя сегодня чувствую. Так что вы хотели?

— Жаль. Кажется, мне действительно не удастся даже немного продлить нашу милую беседу. Что ж, перейду к делу, — с явно наигранным разочарованием сокрушался мой собеседник. — Вы ведь преуспевающий адвокат, Лесли?

— Вы правы, — подтвердила я. — Вам необходимы мои услуги, месье?

— Можно и так сказать, — мужчина прокашлялся и продолжил, — Мне посоветовал вас один хороший знакомый Эдмонд Бертран. Он сказал, что во всём Париже не сыскать лучшего специалиста. Вот я и подумал, что вы любезно согласитесь помочь мне в одном деликатном деле.

— Как я могу отказать человеку, который всего за несколько первых минут знакомства успел засыпать меня комплиментами? — усмехнулась я. — Внимательно вас слушаю, Фабиан.

— Боюсь, мадемуазель, это не совсем телефонный разговор, — с лёгким нажимом произнёс мужчина. — Надеюсь, вы не против встретиться лично?

— Понимаю, — согласилась я, хотя внутренний голос почему-то отчаянно бил в гонг благоразумия, настойчиво советуя отказаться. — Я сегодня свободна, так что вы вольны выбрать время и место.

— Бульвар Сент-Жермен. Рядом с метро через час. Вас устроит? — предложил Фабиан.

— Вполне, — дала я добро, отмахиваясь от назойливо звенящей интуиции.

— С нетерпением жду встречи, мадемуазель, — почти прошептал бархатный голос, растворяясь в жужжащем однообразии коротких гудков.

Положив трубку на мелодично скрипнувший рычажок, я провела ладонями по лицу. Всё вроде бы было в порядке. Жизнь входила в обычное русло, намечалось новое интересное дело, но… Что-то определённо меня настораживало. После нескольких минут, проведённых в тяжёлых раздумьях, ноги сами понесли меня к шкафу, в который я несколькими часами ранее убрала злосчастную записку с весьма необычным сообщением. «За тобой вернутся», — в который раз недоуменно прочитала я и сжала клочок бумаги в кулаке. Эти слова не давали мне покоя. Кто вернётся? Зачем? Что происходит? Мысли роились в голове, одна страшнее и сумасброднее другой. Конечно, первым делом ещё утром я подумала, что вся вечерняя ситуация была изощрённой местью тех, кому я в своё время не дала засадить за решётку нескольких неугодных им людей. Обычный спектакль, пусть и опасный, но ничего сверхъестественного. В конце концов, приведя мысли в порядок, я решила на этой версии и остановиться, как заправский рационалист. Только вот после осознания грозившей мне в действительности опасности совершенно расхотелось ходить на какие-либо встречи. Всё, чего я желала на тот момент, это налить себе чашку крепкого чёрного кофе и, спрятавшись под тёплым пледом, забыться на пару месяцев. Но, приказав себе не раскисать, я решительно направилась к гардеробу, дабы выглядеть подобающе. Строгая чёрная атласная юбка, красный джемпер, короткий жакет, пара взмахов кистью туши, и я была готова уже через пятнадцать минут. Торопливо закрыв квартиру, я сбежала по лестнице не в силах дождаться старого, вечно кряхтящего от напряжения лифта. Дом, в котором находилась моя квартира, был почти ровесником многих исторических памятников Парижа. Но если ремонт косметический в нём делали с завидной регулярностью, то лифт был самым настоящим ветераном, давным-давно забывшим, кто такие лифтёры и с чем их едят.

Не знаю почему, но именно в тот момент мои расшатанные нервы сообщили мне о зарождающейся клаустрофобии, что заставило меня почти выбежать из подъезда и быстро направиться в сторону метро. Замечу, что машины я никогда не любила и даже такси брала только в исключительных случаях. К моему величайшему стыду, дело вовсе не в беспокойстве об окружающей среде. Скорее, в банальной непереносимости запаха бензина, вечно раздражавшего моё чуткое обоняние. Между тем, ещё минут двадцать пролетели для меня незаметно, и в назначенном месте я была гораздо раньше, чем предполагалось. Каково же было моё удивление, когда за спиной раздался тот самый бархатистый голос, которым я наслаждалась меньше часа назад.

— Я чувствовал, что вы приедете раньше и решил, что будет невежливо с моей стороны заставлять вас ждать, — повернувшись лицом к Фабиану, я не преминула отметить, что он был весьма высок и хорошо сложен. Пронизывающий холодный ветер то и дело поднимал ворот его пальто. Блестящие чёрные волосы были старательно зачёсаны назад и, как я успела заметить, щедро покрыты слоем геля для укладки волос, расточающего удивительно насыщенный аромат свежести. Тёмные, почти чёрные глаза, смотрели так пристально и изучающе, что мне стало не по себе. Внезапно в голову ударили странные воспоминания: удивительно, но Фабиан был также мертвенно бледен, как и незнакомец, повстречавшийся мне на улице накануне.

— Месье, — дрожащим голосом начала было я, но Фабиан прервал мои жалкие попытки что-то сказать повелительным жестом.

— Вы, кажется, замёрзли, — констатировал он, — идёмте со мной.

Я хотела что-то возразить, отказаться, но внезапно почувствовала странную слабость во всём теле. Продолжая ощущать на себе гипнотический взгляд Фабиана, я почувствовала слабость в ногах, лёгкое головокружение и абсолютное отсутствие желания протестовать.

Мысли путались, вели куда-то неверными огнями и терялись в странном липком тумане, постепенно обволакивавшем сознание.

— Идёмте, — спокойно повторил мужчина и, не дожидаясь ответа, направился куда-то, словно заранее зная, что я не смогу противиться его приказу.

И я не смогла. Пошатываясь, словно старая кукла на шарнирах, я брела по улице, лицезря широкую спину месье Вернера. Всё происходило словно в непонятном забытьи: заснеженная улица, автомобиль, дорога, которая по моим подсчётам могла длиться от пяти минут до нескольких мучительных часов, загородный дом, который я не успела да и не пыталась, кажется, разглядеть. В себя я пришла лишь в широком тускло освещаемом керосиновыми лампами коридоре, устланном красными мягкими коврами, превосходно скрадывающими шаги.

— Здесь нам никто не помешает, мадмуазель, — голос Фабиана вновь стал бархатным и вкрадчивым.

— Где мы? Какого чёрта произошло? — не стесняясь в выражениях, выпалила я.

Мне казалось, что происходит нечто противоестественное, опасное, неправильное. Тот дом, обстановка в нём, обстоятельства, при которых я в него попала — всё, абсолютно всё казалось мне верхом подозрительности. Я металась, как загнанный зверёк. В душу прокрадывался неописуемый, необъяснимый страх, заставлявший глаза торопливо обшаривать всё вокруг в поисках возможности сбежать. Бежать. Бежать без оглядки. Так страшно мне не было никогда. Я редко позволяю себе столь категоричные высказывания, но в тот раз… Никогда. Я действительно НИКОГДА не испытывала подобного ужаса, от которого сердце грозило остановиться в любую секунду.

— И зачем было так пугать нашу гостью, Фабиан, — голос, произнесший эти слова, показался мне смутно знакомым, но я явно находилась не в том состоянии, чтобы что-то вспоминать и анализировать.

— Я же просил сделать всё максимально деликатно, — между тем продолжал леденящий кровь голос.

— Простите, господин, — склонился Фабиан в учтивом поклоне, — Вы знаете, я не знаток всех этих тонкостей.

— Что с тебя взять, — усмехнулся тот, кого Фабиан назвал господином. — Ступай. Дальше я разберусь сам.

— Как пожелаете, мастер, — вновь кланяясь, ответствовал Фабиан, после чего поспешил удалиться, скрывшись в одном из боковых коридоров.

— Какая честь, мадемуазель Лоретт, что вы посетили нас, — вывел меня из состояния полу-транса хрипловатый голос.

Невероятными усилиями заставила я себя оторвать глаза от длинного красного ворса ковров и посмотреть на говорившего со мной мужчину. Тяжело описать ту бурю эмоций, которая охватила меня, когда я столкнулась с незнакомцем взглядом. Всё смешалось, мир перевернулся с ног на голову и закружился яркой каруселью. Это был тот самый человек, которого я видела прошлым вечером. Вечером, ставшим моим концом и моим началом…

— Вы, кажется, удивлены, — поразил меня своей проницательностью незнакомец. — Моё имя Люсьен, мадемуазель Лоретт. Я рад, что наше знакомство, наконец, состоялось в соответствии со всеми правилами хорошего тона. Я, знаете ли, очень трепетно отношусь к исполнению этикета.

— Ч-что произошло? — еле выдавила я из себя, пытаясь как можно яснее сформулировать мысль, что было очень проблематично, учитывая шок.

— Произошло? — искренне удивился Люсьен, но тут же понимающе улыбнулся своей странной завораживающей полуулыбкой. — Вы, наверное, говорите о вчерашнем вечере, мадемуазель. Вполне могу понять ваше состояние. Хочу заверить, что вы в своё время узнаете всё, что вас интересует.

— В своё время?! Да как вы… Вы вчера что-то сделали со мной! Сегодня меня похитил ваш человек и притащил сюда, и вы говорите обо всём этом так, словно вовсе ничего не произошло! — вскипела я, разом пытаясь выплеснуть уютно угнездившийся у меня внутри страх.

— Вы так эмоциональны, — снисходительно улыбнулся мужчина, — Я думал, у всех адвокатов железные нервы.

Тогда меня буквально захлестнула волна неудержимой ненависти к этому невозмутимому человеку, который определённо издевался, наблюдая за моими мучениями, и получал от этого своеобразное садистское удовольствие. Хотелось наброситься на него и разодрать ногтями лицо, чтобы стереть с него глумливую улыбку.

— Какой невероятно сильный гнев, — задумчиво протянул Люсьен. — Вы наполнены им до краёв, но я бы не советовал кидаться на меня с кулаками. Это может очень плохо закончиться. Естественно, для вас.

В голосе мужчины не было угрозы, но весь мой боевой пыл в одно мгновение куда-то испарился. Захотелось сжаться в комочек, стать как можно меньше, чтобы его пронзительный взгляд не жёг кожу, словно калёным железом. Я ничего не понимала и даже начала сомневаться в том, что мне нужно знать правду о происходившем. Только бы уйти поскорее, исчезнуть, забыть обо всём.

— Простите, мадмуазель Лоретт, но это ваше желание невыполнимо, к моему глубочайшему сожалению, — спокойно сказал Люсьен.

Я резко подняла на него полные удивления глаза. Откуда он узнал? Как? Кто он, дьявол его возьми, такой?!

— Дьявол меня возьмёт, — хищно осклабился мужчина, — не беспокойтесь. А сейчас, пойдёмте. Негоже дорогих гостей держать у порога.

Развернувшись на каблуках, Люсьен, не оборачиваясь, уверенно пошёл вглубь коридора. Неприятно было признавать поражение, но выбора не было. Пару секунд потоптавшись на месте, я расправила плечи и заспешила вслед за мужчиной.

Шагая по коридору вслед за своим странным знакомым, слыша, как сердце бешено бьётся в груди, я никак не могла понять, почему до сих пор не звала на помощь, не билась в истерике, не пыталась бежать. Любой здравомыслящий человек уже тысячу раз попытался бы спастись, но я, между тем, продолжала спокойно идти за Люсьеном, словно так и нужно было, словно я всю жизнь ждала именно этого момента.

Мой таинственный провожатый сделал ещё несколько шагов по коридору и внезапно остановился. Стоя совершенно неподвижно, он ждал моего приближения. Я осторожно подошла сзади, вновь собравшись начать задавать вопросы, но Люсьен опередил меня. Он повернулся ко мне лицом так быстро, что мне показалось, будто в какой-то момент он исчез на секунду и появился снова. Уже в следующее мгновение его ледяное дыхание обожгло мою шею.

— Придется немного потерпеть, мадмуазель Лоретт. Не могу обещать, что больно не будет, — усмехнулся Люсьен мне на ухо.

От невообразимого ужаса, завладевшего мною в тот момент, хотелось вопить, но я не чувствовала себя достаточно сильной даже для того, чтобы прошептать «не надо». Я неосознанно подалась назад, сделав неуверенный шаг, но ноги подогнулись, и я уже готова была почувствовать боль от удара, когда холодные гладкие пальцы впились в мои предплечья и что-то сильно дёрнуло меня вверх. Раздался противный хруст, но лишь через несколько секунд я осознала, что боль упругими волнами разливается по моим плечам и рукам. Тело словно горело. Я чувствовала, как слёзы градом катятся из моих глаз и молилась, что всё побыстрее закончилось. Если бы я знала, что ожидало меня впереди, то попросила бы Люсьена переломать мне все кости по одной и даже несколько раз.

Я не заметила сразу, что его зубы впились в мою шею, но внезапно почувствовала странное головокружение. Я подумала сначала, что вернулся Фабиан, который проделывал со мной нечто подобное некоторое время ранее. В тот момент, когда внутри моего тела начал разгораться безжалостный пожар, я поняла, что догадка моя была ошибочной: Фабиан вряд ли имел способность сотворить со мной нечто подобное. Не в силах стоять прямо, я упёрлась руками в колени, надеясь перевести дух, и безразлично наблюдала за неподвижными, словно колонны, ногами Люсьена, находившимися теперь на уровне моего лица. Правда лицезреть эту картину мне пришлось недолго: мужчина нагнулся и, понимающе хмыкнув, заглянул мне в мои горевшие мукой глаза. Меня тем временем продолжало мутить всё сильнее: всё расплывалось, перемешивая свет и тень, в висках пульсировала тупая боль, ноги подкашивались, и что-то нестерпимо и колко жгло горло.

— Всего около трёх дней, и вам полегчает, — убеждённо заверил меня Люсьен.

— Что вы сделали со мной? — прохрипела я, раздирая длинными ногтями нежную кожу на шее. Боль становилась всё нестерпимее, кости ломило и обжигало то адским холодом, то чудовищным жаром.

— Замолчи и сосредоточься, — вдруг грубо и холодно бросил мне мужчина. — Ты ведь не хочешь, чтобы агония продлилась больше, чем необходимо?

Я, задыхаясь, упала, стиснув побелевшими пальцами длинный ворс ковра. Из груди рвался неестественный жуткий хрип, глаза затуманило алой поволокой. Нестерпимый приступ боли, буквально разорвавший всё тело, — и меня будто вжало в пол какой-то неведомой мне силой. Я попыталась открыть глаза, пошевелиться, встать, но все силы уходили на борьбу с безумной болью и чем-то, коверкавшим меня изнутри.

— Прекрати эти бессмысленные попытки сопротивления. Облегчи свою участь, девочка. Твоя судьба уже решена. Какой смысл продлевать свои страдания? — спокойный голос Люсьена чужеземной музыкой ворвался в мой мир, в одно мгновение ставший сгустком кровавого тумана вокруг и внутри.

Я расслабила мышцы и шумно выдохнула. Внутри лопнуло, забурлило, захрипело. Моё дыхание вновь начало учащаться, а сердце неистово колотилось, словно впав в панику. Только в тот момент я осознала, что по моим губам текла кровь. Страдая от боли, я сама не заметила, как крепко прикусывала губы странно удлинившимися, казавшимися мне чужеродными клыками. Кровь приобрела совсем иной вкус, нежели раньше. Сладко-металлический привкус начал возбуждать у меня отнюдь нездоровые желания, глаза вновь застилала багровая мгла, в горле буквально начался пожар.

— Как и должно быть, — удовлетворённо отозвался Люсьен и наклонился ко мне, легко поднимая на руки.

Я продолжала биться в агонии, будто меня выворачивали наизнанку. Адское пламя, горевшее внутри, не утихало. Не помню, сколько прошло дней или часов, но на какое-то время я обезумела.

Очнулась я, по своим собственным ощущениям, многим позже в какой-то заваленной старым хламом комнате. Паутина по углам, конечно, не серебрилась, и облачка пыли не взметались при каждом движении, но, в общем и целом, затхлое помещение без окон произвело на меня крайне отрицательное впечатление. Пахло сыростью, плесенью, табаком, крысиным помётом, пылью и жженым деревом. Мне жутко захотелось оглядеться, хотя я прекрасно осознавала, что мне мало удастся разглядеть в кромешной темноте. Лишь через несколько долгих мгновений я поняла, что всё прекрасно видела, словно невидимые лампы освещали небольшую комнату. Кроме того, я видела всё вокруг гораздо чётче и яснее, чем когда бы то ни было. Я могла разглядеть каждую мельчайшую деталь, каждую мельчайшую неровность на шершавых стенах. Потом пришло и осознание того, что обоняние моё также стало в сотни раз острее. Вместе с удивлением, накатившим девятым валом, в душу прокралось неколебимое спокойствие. Казалось, что так оно и должно быть, и нечего хвататься за голову, рвать на себе волосы. «Твоя судьба уже решена», — вспомнились мне тогда слова Люсьена. Задумчиво проведя пальцами по шее там, где она особенно нестерпимо горела некоторое время назад, я почувствовала, что кожа стала неестественно гладкой, шёлковой. Ни малейшего намёка на царапины от моих ногтей, хотя я прекрасно помнила, как собственноручно раздирала свою шею, пытаясь притупить другую, гораздо более сильную боль. Всё ещё до конца не веря в произошедшее, я посмотрела на свои руки, кожа на которых приобрела мертвенно-бледный оттенок, провела кончиком языка по верхнему ряду зубов и оцепенела. Клыки были на месте. Длинные, тонкие, гладкие, они были для меня чем-то чужеродным, мешающим, странным. В панике я начала вспоминать все мало-мальски серьёзные истории о вампирах (а я уже не сомневалась, что теперь отношусь к их числу), которые когда-либо слышала. «Вампиры пьют человеческую кровь, боятся серебра, распятий, чеснока и солнечного света, а ещё пьют человеческую кровь и даже пьют человеческую кровь… Точно, пьют человеческую кровь!» — подрагивая, лихорадочно думала я. Пьют человеческую кровь! Пьют человеческую кровь…

— Будьте добры, мадмуазель Лоретт, забудьте всю ту чушь, которую слышали о вампирах до этого момента, все эти бредни о безжалостных кровожадных монстрах, лишённых сердец и душ… В одном вы правы: да, мы пьём человеческую кровь, — погрузившись в собственные мысли, я не заметила, как, распахнув тяжёлую дубовую дверь, в комнату вошел Люсьен.

То, что я его не услышала, показалось мне странным, ведь с внезапной ясностью я осознала, что теперь могу слышать каждый незначительный шорох, далёкий нечаянный скрип половиц, почти неслышный шёпот этажом выше и даже взволнованный стук чьего-то сердца неподалёку. Этот последний звук теперь был для меня чужим, но волнующим. Моё собственное сердце упрямо молчало, мои лёгкие не требовали кислорода, но быстрые удары, такие близкие и почти физически ощутимые, заставляли меня по привычке часто дышать и чувствовать, как в горле разгорается то самое жуткое пламя.

Я до сих пор помню оценивающий взгляд, которым одарил меня Люсьен в тот момент, когда только вошёл в комнату. Помню усмешку, появившуюся на его лице мгновением позже. Его удовлетворение было настолько сильно, что мне, обладавшей теперь гораздо более острыми чувствами, оно казалось практически материальным. Люсьен тем временем подошёл совсем близко и аккуратно за подбородок приподнял моё лицо, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Ваш организм очень быстро приспосабливается к новым для него ощущениям. Вы, кажется, даже не паникуете и не впадаете в ярость, — одобрительно произнёс мужчина, — вскоре, думаю, вы обнаружите, что у вас появились весьма необычные, но полезные особенности. Они сполна должны компенсировать вам то, что ваше сердце навсегда остановилось и все остальные органы больше не сослужат вам никакой службы. Но перед тем, как говорить о делах, вы должны кое-что сделать, мадмуазель.

Я молча смотрела вампиру в глаза, пытаясь осмыслить, в какую ситуацию попала, пытаясь найти выход. Придя к выводу, что выхода нет, я вдруг осознала, что не чувствую ни отчаяния, ни безысходности, ни страха. Внутри стало настолько пусто, что всё моё существо волной накрыло равнодушие к собственной дальнейшей судьбе.

— Вы должны утолить жажду, иначе не сможете связно мыслить. Вам нужна кровь, — донесся до меня, будто издалека, голос Люсьена.

— Кровь? — отрешённо переспросила я и тут же почувствовала дыхание мужчины на своей щеке.

Уже через мгновение он каким-то непостижимым образом оказался у двери и широко распахнул её. В нос мне ударил резкий, но очень сладкий запах, от которого, будь я человеком, у меня, наверное, закружилась бы голова. Глаза заволокло матовой алой дымкой, а сквозь мои приоткрытые губы прорвалось тихое шипение. Мне потребовалась одна сотая секунды, чтобы найти глазами пульсирующую жилку на шее человека, которого Люсьен без видимых усилий рывком бросил на пол комнаты. Жажда, выжигавшая меня изнутри, стала невыносимой. Не понимая, что делаю, я сползла с кровати и медленно, пригибаясь к земле, приблизилась к пытавшемуся подняться мужчине. Глаза его были наполнены страхом, отчаянием и усталостью. По всей видимости, он уже представлял, что его ожидает, и понимал всю безвыходность его положения. Он не пытался сопротивляться. Но я была слишком безумно голодна, чтобы что-либо замечать, чтобы рационально мыслить, как выразился Люсьен. Я до сих пор помню, как в тот жуткий момент слабый голос звенел в моей голове, умоляя опомниться, увидеть перед собой не еду, а человека, такого же, каким была и я совсем недавно. Но я не услышала себя, не очнулась от этого кошмара… Я до сих пор не могу простить то, во что я превратилась. Убийца. Как бы мне хотелось, чтобы вампиры умели забывать. Но я не имею права забыть. Это то, что я обязана помнить вечность…

— Пей, — повелительно сказал Люсьен.

И, не имея сил и даже желания сопротивляться, я вонзила клыки в шею своей первой жертвы.

Да, именно так я впервые испила крови в своей новой ипостаси. Ничего романтичного: никакой лунной ночи, таинственной атмосферы, прекрасного юноши с нежной кожей, соблазнения… Только пыльный тёмный чулан и беззащитный человек, скорчившийся на полу рядом со мной. Мне бы хотелось, чтобы вся эта дикая история оказалась просто странным, пугающим сном. Но вкус крови у меня во рту был слишком настоящим. Слишком настоящим был и её запах, густой, липкий, обволакивавший, заставлявший меня рычать от дикой, животной жажды. Слушая моё утробное рычание, которое скорее могло принадлежать обезумевшему волку, чем хрупкой двадцатидвухлетней девушке, мой мучитель хрипло смеялся. Казалось, он прекрасно понимал, что со мной происходило, и наслаждался процессом. Более того, я была почти полностью уверена в том, что Люсьен знал, через какие ещё мучения мне предстоит пройти, и это убивало.

Я не смогла остановиться до тех пор, пока в теле человека, ставшего моей первой жертвой, не осталось ни капли крови. Жажда притупилась, и жжение в горле немного поутихло. Только тогда я поняла, что натворила. Зажмурившись от ужаса, я отползла назад и наткнулась спиной на невысокую кровать. Я услышала тихий, мелодичный смех Люсьена, разлившийся по комнате, заполнивший всё пространство вокруг меня, проникавший даже под мою новую мраморную кожу.

— Я знаю, Лесли, что ты испытываешь потрясение, — вкрадчиво произнес вампир. Я услышала, как он приблизился на несколько шагов, — Но выбора нет. Чем быстрее ты смиришься, тем будет лучше для тебя.

— Почему? — прошептала я. — Почему я?

На большее я всё ещё не была способна. Мысли в голове путались. Их было слишком много: обрывки воспоминаний, ничего не значивших фраз, образы совершенно безразличных мне теперь людей, боль, огонь, жажда, моя прошлая жизнь, тесная адвокатская конторка, в которую мне не суждено было больше вернуться… Многообразие картинок в моем невероятно чётком и ясном сознании завершала одна, самая жуткая, — выпитый труп на тёмном полу грязной комнаты с искорёженным страхом лицом. Я тихо застонала, попытавшись отгородиться от воспоминаний.

— А ты не заметила, как прекрасно держишься? Обычно новообращённые совершенно неконтролируемы, но ты, утолив первую жгучую жажду, пришла в норму, — услышала я ответ Люсьена. — Я долго готовился перед тем, как окончательно выбрать нового члена клана. Нам нужны сильнейшие из сильнейших. В тебе заключён огромный потенциал.

— Новообращённые? Потенциал? — эхом повторила я за вампиром, пытаясь понять, что же, чёрт побери, происходило со мной.

— Ты, кажется, немного шокирована тем, что тебе пришлось сделать только что, — не открывая глаз, я почувствовала, как он усмехнулся и кивнул в сторону трупа. — Приди в себя, пойми, что ты теперь одна из бессмертных, и потом мы поговорим. Кстати, скоро ты привыкнешь к крови, не волнуйся.

С этими словами Люсьен вскользь коснулся своей гладкой ладонью моего лба. Я чувствовала на себе его взгляд и боялась поднять глаза. В тот момент я ощущала себя загнанным, запуганным зверьком, отказывающимся поверить в то, что его жизнь резко и безжалостно исковеркали. Навечно.

— Я оставлю тебя одну на время. Когда будешь готова покинуть эту комнату, выходи. Я не стану тебя торопить, но советую не цепляться за бессмысленные надежды слишком долго. Вскоре ты поймёшь, что такое бессмертие, — ласково прошелестел Люсьен, выходя из комнаты.

Я ощутила, как на несколько долгих мгновений он остановился, а затем вышел, аккуратно прикрыв дверь. Её тихий скрип вывел меня из глубокого апатичного транса. Осознание произошедшего начало медленно просачиваться в моё сознание. Тяжело объяснить теперь, как трудно мне было во всё это поверить. Еще вчера вечером всё было нормально, правильно, среднестатистически, но не прошло и суток, как жизнь перевернулась с ног на голову, отрезав все пути к отступлению. Промелькнула слабая мысль о побеге и тут же испарилась: куда бежать, к кому? У кого мне теперь было просить помощи? Разве что сразу у санитаров в ближайшей психбольнице. Там меня определённо приняли бы с распростёртыми объятьями, расскажи я им свою безумную историю. Правда, я была абсолютно уверена, что Люсьен найдёт меня, куда бы я ни отправилась.

По привычке глубоко вздохнув и закрыв глаза, я попыталась рассмотреть ситуацию под другим углом. Я, как умела, искала в своей новой жизни положительные стороны: вечность впереди, незаурядные сила, ловкость, зрение, слух, обоняние и даже ещё какие-то полезные особенности, как сказал Люсьен. Более того, он ведь ничего не говорил о том, что вампиры не появляются среди людей. Я подумала, что вполне смогу продолжить навещать своих родителей, брата с сестрой, друзей… Слабо улыбнувшись, я открыла глаза, довольная тем, что наконец-то успокоилась, и тут же увидела обескровленный труп человека рядом с собой. Непроизвольно с моих губ сорвался полу-всхлип, полу-стон. Я так и не поняла, каким образом оказалась в коридоре, по которому неслась с невообразимой скоростью. Ужас гнал меня вперёд. Яростный бег принёс с собой волну новых ощущений, слегка отрезвил, но я не собиралась останавливаться. Если бы я могла плакать, если бы у меня были силы кричать, возможно, мне стало бы легче. Но я не могла. Я была способна лишь бежать куда-то без оглядки, петляя по извилистым коридорам, укрытым красными, как кровь, коврами. Алая поволока вновь застлала мне глаза.

Внезапно я почувствовала, как что-то с невероятной силой дернуло меня назад, заставляя остановиться. Поддавшись внезапному порыву, я вырвалась из захвата и легко отскочила метра на четыре назад, утробно рыча и обнажая белоснежные клыки.

— Что это тут у нас? — низкий мелодичный голос заставил меня укротить ярость и начать внимательно разглядывать стоявшего напротив мужчину.

— Ещё одна кровожадная игрушка Люсьена, — между тем констатировал вампир, оглядев меня, стоявшую в боевой позиции и всё ещё скалившуюся, с ног до головы, — Удивительно, как ты могла вырваться на свободу и оказаться здесь.

Казалось, вампир разговаривал сам с собой, вовсе не обращаясь ко мне, словно не посчитав меня достойной своего благосклонного внимания. За считанные доли секунды я успела изучить его достаточно хорошо: насыщенно-каштановые вихры непослушных волос, мертвенно-бледная гладкая кожа, полные губы, искривившиеся в задумчивой усмешке, резковатые, но от этого ещё более привлекательные черты лица, безупречное тело... Одна бровь у него находилась чуть-чуть выше другой, что придавало ему странное очарование. Глаза, цвета выдержанного красного вина, обрамляли густые ресницы.

Признаюсь, с первого взгляда я была им очарована, ведь ещё никогда в жизни не приходилось мне видеть столь красивого мужчины. На вид ему можно было дать не больше двадцати, и ни одна модель не могла бы даже близко сравниться с его совершенством. Совершенно особенным совершенством, я бы сказала. Лицо вампира было немного асимметричным, что абсолютно его не портило. Идеальность была разбавлена едва заметными очаровательными недостатками, доступными лишь цепкому взору бессмертной. И эти недостатки только делали его ещё прекраснее.

Это невозможно! Невероятно! Даже сейчас я не могу остановиться, вспоминая о нём. И всё же…

Несмотря на то, что я чувствовала себя способной любоваться Мистером Совершенство хоть всю отпущенную мне вечность, мне вовсе не понравилось то, как пренебрежительно он отнёсся к моей персоне. Презрение со стороны этого вампира должно было разозлить меня ещё сильнее, но я с неимоверными усилиями подавила злость. Я перестала рычать и выпрямилась, с вызовом глядя на стоявшего напротив меня парня. Взор снова стал ясным и чистым.

С некоторым самодовольством я наблюдала, как глаза парня на мгновение расширились от удивления, когда он увидел, что я вполне способна держать себя в руках.

— Мне нужно увидеть Люсьена, — невозмутимо сообщила я, вдруг чувствуя себя на удивление бодрой и стараясь не вспоминать о кошмаре, который я оставила за спиной. — Хотелось бы задать ему несколько вопросов.

Вампир ещё раз оценивающе глянул на меня, умело скрывая удивление. Несколько секунд он сомневался, но потом ухмыльнулся и небрежно махнул рукой, как бы приказывая мне следовать за собой.

— Чёрт с тобой, — тихо усмехнувшись, буркнул он и грациозно развернулся, словно дикий кот, — пусть Люсьен сам разбирается.

Вампир шёл по коридору, иногда уверенно поворачивая, иногда лениво распахивая оказывавшиеся на нашем пути двери. Частенько мы встречали и других бессмертных. Некоторые смотрели на меня с недоверием, некоторые — с издевкой, другие — с откровенной неприязнью. Я не понимала, чем вызвано подобное отношение, и, в конце концов, просто перестала обращать внимание на всех, кроме своего проводника. Он, нужно отдать ему должное, был невозмутим и на все удивлённые взгляды отвечал лишь короткими, рассеянными и слегка небрежными кивками головы. Со странной смесью сарказма и лёгкого обожания я не преминула заметить, что мой новый знакомый вампир, судя по всем повадкам, был абсолютно уверенным в себе лентяем. Казалось, что необходимость вышагивать по лабиринтам запутанных коридоров угнетала его донельзя, хотя изредка он бросал в мою сторону косые взгляды, в которых сквозил ненавязчивый интерес. Он не утруждал себя отвешиванием манерных поклонов другим вампирам и смотрел вокруг с лёгкой иронией в глазах, словно и сам не понимал, какого чёрта он, такой неподходящий, делает в этом странном мире красных ковров, запутанных коридоров и отчужденности. И всё же, несмотря ни на что, он был здесь. И, хоть в тот момент я не могла себе в этом признаться, но его присутствие заставляло меня чувствовать себя чуть более спокойно. Возможно, дело было в том, что он вел себя гораздо человечнее остальных вампиров.

Чтобы как-то отвлечься от подозрительных мыслей и расслабиться перед разговором а ля «штаб Дудаева, отдел пыток», я принялась сосредоточенно разглядывать интерьеры. Сказать, что выглядели они внушительно, значит, ничего не сказать. Если вам когда-нибудь доводилось бывать в Екатерининском дворце в России, то вы прекрасно поймёте, что я имею в виду. Все, кто думает, будто бы шикарнее барокко ничего нет и быть не может, нервно курят в коридоре. Бархат, кожа, золото, мебель, инкрустированная драгоценными камнями, занавески тончайшего шёлка. Честно говоря, мне стало даже как-то неудобно идти по пушистым коврам, когда я обратила внимание на то, что они, несомненно, никак не ближе, чем из Персии. Стены каждой комнаты, через которые мы проходили, были покрыты росписями ручной работы: одни выделялись причудливыми позолоченными орнаментами, другие представляли собой репродукции известных картин, увеличенные в несколько раз, на третьих красовались рисунки либо фантастического, либо просто-напросто оккультного содержания. Часто я замечала и традиционные картины в массивных золотых рамках, и моё необычайно острое зрение подсказывало, что люди вполне могут ошибаться, думая, будто бы в Лувре и других известных музеях мира действительно хранятся оригиналы. Однажды, помню, мне даже показалось, что я мельком увидела завораживающую улыбку Джоконды, но убедиться в своём предположении мне времени не хватило, так как мой провожатый без устали шёл вперёд, не обращая ни малейшего внимания на мои культурные позывы. В убранстве здания, в котором мне предстояло, по всей видимости, провести какую-то часть безответственно предоставленной в моё распоряжение вечности, больше всего меня поразило то, что каждая комната, каждая зала были выдержаны в своём неповторимом стиле, в особенной цветовой гамме. Каждая деталь была продумана, каждая мелочь предусмотрена, словно над дизайном любого помещения по нескольку месяцев упорно корпел целый табун именитых дипломированных специалистов. Я завистливо вздохнула, удручённо цепляясь взглядом за огромную плазменную панель, вмонтированную в стену и гармонично вписывавшуюся в общую картину. Мне сразу вспомнился мой маленький кряхтящий телевизор, шипевший так, что единственным шансом понять, что же всё-таки говорит Николя Саркози, была усердная молитва и умение читать по губам.

— На твоём месте я бы тоже лучше посмотрел телевизор, — как ни в чём не бывало, хмыкнул мой спутник. — Ума не приложу, на кой чёрт тебе так понадобился Люсьен, — он скривился, словно само звучание этого имени его раздражало, — Но, если вдруг надумаешь оторваться от экрана, он ждёт за этими дверьми.

Я проследила за направлением его взгляда и поняла, что мы уже несколько минут стояли у самых больших дверей, какие я только видела за всю свою прошлую жизнь: массивные, тёмные, дубовые, испещренные снизу доверху витиеватой резьбой и покрытые толстым слоем лака.

— Действительно, впечатляет, — самодовольно согласился с моим немым удивлением стоявший рядом вампир.

Я поймала себя на мысли, что открывать эти двери мне совсем не хотелось, ровно как и вновь встречаться с Люсьеном. Пыл и храбрость скромно потупились и уступили место неприятному ощущению неизвестности. Казалось, будто я собираюсь шагнуть в бездонную пропасть. Чтобы хоть как-то оттянуть этот неприятный момент, я неожиданно обернулась к своему провожатому и с любопытством посмотрела ему в глаза. Вампир только усмехнулся, кажется, поняв моё душевное состояние. Он выжидательно смотрел, как я собиралась с мыслями. Между тем, сказать и спросить мне хотелось очень многое. Я не привыкла к тому, чтобы моё сознание работало так чётко и было таким необъятным, поэтому некоторое время мне потребовалось на налаживание контакта с собственным внутренним миром.

— Спасибо за… помощь, — попыталась найтись я и начала с самого безобидного вопроса, — Ваше имя… я… я так и не знаю, как вас называть.

— Ваше высочество — вполне подойдёт, — усмехаясь, подмигнул мне вампир, но тут же поднял руки в примирительном жесте, почувствовав волнами исходившее от меня раздражение. — Это просто шутка. Я Ларс.

— Лесли, — я растерянно протянула руку. Раздражение улеглось.

— О, эти милые человеческие привычки, — с притворной сентиментальностью вздохнул Ларс, пожимая мне руку.

Его пальцы показались мне на удивление тёплыми и гладкими.

— Может, отпустишь? — поинтересовался вампир через несколько долгих секунд, сочувственно на меня поглядывая, — А то без переломов, боюсь, не обойдёмся.

Я удивлённо взглянула на собственную ладонь, всё ещё с неимоверной силой сжимавшую руку моего нового знакомого, и резко отдёрнула её.

— Чёрт, извини. Я ещё просто не совсем… — затараторила я, благодаря небеса за то, что кровь больше никогда не прильёт к моим щекам.

— Ага, ага, — легкомысленно кивнул головой Ларс, избавляя меня от необходимости рассыпаться в никому не нужных извинениях. — Всё в порядке. Это было даже забавно — смотреть на твоё сосредоточенное лицо.

Не удержавшись, Ларс задорно усмехнулся, и я отвернулась, пытаясь казаться обиженной, но между тем старательно сдерживая смех. Парадоксально: всего несколько дней или часов назад (в тот момент я ещё не успела найтись во времени) я умерла, стала кровожадным монстром, убила человека, а теперь стояла и хихикала, как последняя дура. Это показалось мне настолько глупым и несуразным, что я почувствовала безудержное желание разразиться громким хохотом. Удержав в ежовых рукавицах своё нездоровое чувство юмора, я вновь обернулась к Ларсу, так как играть в буку мне уже порядком надоело. Столкнувшись с любопытным взглядом своего провожатого, я немного опешила: опыт подсказывал, что лишь психиатры и юные натуралисты могут разглядывать что-либо или кого-либо с таким живым интересом. Пока я сомневалась, стоит мне оскорбиться или нет, Ларс уже вновь успел заговорить, утомлённый затянувшимся молчаньем.

— Не хочу показаться невежливым, — он произнёс это с таким сарказмом в голосе, что я сразу поняла — до этикета Ларсу не было никакого дела, — но всё же, кто ты и как оказалась в том коридоре?

— Ну, несколько дней назад, — начала я, тщательно подбирая слова.

— Нет, нет, — нетерпеливо перебил меня вампир. — Считай, что я накладываю своё авторитетное вето на драматизм и ненужные подробности.

— Вампир по имени Люсьен превратил меня в жуткое кровожадное чудовище и сказал явиться к нему, когда я с этим смирюсь, — сухо и безэмоционально отчеканила я и тут же не преминула саркастично поинтересоваться, не переборщила ли с драматизмом.

— Администрация Комеди Франсез (прим. главный театр Франции, появившийся ещё во времена Людовика XIV) совершит массовое самоубийство, когда они узнают, какую упустили актрису, — оценил Ларс, кажется, удовлетворённый моим ответом, хотя блеск любопытства ещё не исчез из его бордовых глаз.

— Желаете ещё что-нибудь узнать, Ваше Высочество? — съязвила я, слегка раздражённая вечной ироничностью собеседника.

— Есть немного, — уклончиво ответил вампир, не обратив внимания на мой выпад. — Но, думаю, я могу позволить твоим маленьким тайнам остаться при тебе ненадолго, чтобы не заставлять ждать старину Люсьена.

Если бы моё сердце не застыло несколько часов назад, то оно наверняка рухнуло бы в пятки. Увлечённая словесными баталиями, я совсем забыла о предстоявшем мне неприятном разговоре. Нет, я, конечно, даже не догадывалась, что меня ожидало, но шестое чувство и пятая точка наперебой предсказывали весьма неприятные вещи.

— Где же боевой настрой и шашка наголо? — ехидно поинтересовался мой очаровательный знакомец, небрежно опершись на стену и сложив руки на груди.

Я бросила в его сторону полный ненависти взгляд и вновь уставилась на массивные двери, то ли прожечь их желая, то ли замуровать.

— Не бойся, — снова услышала я голос Ларса. На этот раз в нём не было ни намёка на издевку. Я опять смогла наслаждаться его глубиной и вкрадчивостью. Стало спокойнее.

Вздохнув полной грудью и одновременно размышляя, зачем, я взялась за ручки тяжёлых дубовых дверей и потянула. Створки распахнулись с невероятной лёгкостью. Я даже не почувствовала их веса, но, прежде, чем удивиться, я вновь вспомнила о том, кем стала. В глаза мне ударил свет немыслимого количества свечей. Казалось, ночные создания бросали вызов огню — единственной силе, действительно способной их уничтожить. Но в тот момент их мотивы меня совершенно не волновали: голова была забита другими мыслями. Я думала о Ларсе. Я ни разу в своей жизни не встречала людей, подобных ему, и была уверена, что не найду никого похожего даже среди вампиров. Его равнодушие и саркастичность казались мне наигранными. Безусловно, актёром он был хорошим, но я, как адвокат, прекрасно умела разбираться в людях, чем ужасно гордилась. А вампиры, как известно, все некогда были людьми. «От этого не так просто отказаться», — уверенно полагала я, ещё не зная о существовании таких кровожадных и бесчеловечных кланов вампиров, как Лесро и Тзимиц. Но, кажется, я забегаю вперёд. В любом случае, мои суждения о человечности в отношении Ларса сработали как нельзя лучше. Я искренне удивлялась тому, как быстро мы вдруг сошлись, словно старые знакомые, издавна имевшие привычку подначивать друг друга. Я не понимала, почему этот странный во всех отношениях вампир вызывал у меня такие странные и смешанные чувства, как недоверие, интерес, симпатия и жгучее любопытство. Я была уверена, что за маской скрывается нечто большее. Ларс был умён, образован, уверен и весьма проницателен. Несмотря на то, что он благосклонно «позволил» мне не раскрывать все тайны сразу, я не могла пообещать ему того же. Меня неудержимо влекло к этому невероятному…

— Лесли! Как я рад, что ты, наконец, смогла присоединиться к нам! — знакомый шелестящий голос прервал мои размышления.

Знаете, если бы я могла стать ещё холоднее, то сказала бы, что похолодела от ужаса…