Как я была диверсантом (джен)

Давным-давно, когда деревья были большие, а наша Крутая и Модная Школа считала за хороший тон \"ходить гаситься\" с другой школой, поплоше, я уже была за любой кипеж, кроме голодовки.

Отец только что умер, маме было реально не до нас, и я взяла и подтырила папенькин газовик с шестью патронами в барабане. Сначала — чисто так, для форсу, показать пацанам в школе и самоутвердиться. (У меня как раз происходила возрастная перестройка сознания: почему это я для ребят свой пацан, а Тараканиху с Мартышкой они под лестницей тискают, хотя и я баба, и они бабы). А потом подумала, что надо, блеать, взять на \"стрелку\" \"ствол\", чтоб боялись.

Пацаны меня всецело поддержали. Первый патрон отстреляли после уроков на футбольном поле, так, проверить, не выветрился ли газ. Второй по какой-то причине мы достали, по-моему, физруку подложить хотели, не суть важно. Еще четыре оставалось в барабане.

Он, сука, как сейчас помню, только крепче стал: проревевшись с ядреной черемухи, мы с пацанами решили уточнить действия: не просто стрелять на уровне пояса (а то как бы не заметили, кто стрелял!), а лучше стрелять в противника с тыла.

Тут надо сказать за историческую справку: ученики этих двух школ друг друга на дух не переносят уже много-много лет. Меняются только названия процесса и места славных битв. До меня честь родной альма-матер остаивали отец с дядькой, дрались они на аллейке, и называлось это \"бить дебилов\", а до них — дед, на озере, и называлось это матерно.

Во времена моей учебы на аллейке порубили старые деревья, и она стала просматриваться насквозь, а на озере завелись такие отморозки с сектора, что наваляли бы и нам, и конкурентам, зато возле школы как раз удачно заморозили стройку.

Так что гаситься мы ходили на котлован, тамошнего сторожа не ставили ваще ни в грош, как никто не переломал ноги — хрен знает. (Потом, правда, когда я уже в первом универе училась, говорят там кого-то арматуриной по голове перелюбили, и место накрылось).

План был прост. Пока пацаны оттачивали дипломатические способности а впоследствии — и крепость кулаков, я, как партизанка в немецком тылу, должна была подкрасться к врагам со стороны филея и пару раз пальнуть черемухой, после чего резко слюбиться под защитой своих на школьный двор.

Вся не могу какая крутая, с оттягивающим школьную сумку стволом, я гордо перлась вместо урока сольфеджио на котлован, когда меня и остановил решительной и мускулистой рукой дядька. Разговор был короток и информативен:

— Чо, двадцать вторую бить пошли?!

— Да не, я так-то на сольфеджио...

— Ага, на хоровое пение... группа поддержки, блин, нашлась. Оп-па, а чо сумка такая тяжелая?!

Газовик был изъят. Его незаконное ношение повлекло за собой печальную ответственность для моего уха. (И хорошо, что косяк обнаружил не дед, всей-то пользы от моих полных тринадцати лет было бы, что пороть стал поверх штанов, а не по голой жопе).

Поскольку наличие ствола я уже успела широко осветить перед товарищами, идти на котлован не хотелось. Но зассать и не пойти вообще — это ж проще сразу в другую страну переезжать.

И тут кстати вспомнился лежащий в кармане куртки патрон для физрука.

Нельзя сказать, что я супермен и ниндзя в одном флаконе, но врагам было решительно по фигу, кто там к ним крадется, тем более строительного мусора на котловане было хоть попой ешь. Какая-то собака женского полу сзвезданула им, что у наших есть ствол, и они как раз раздумывали, не кинуть ли нам предъяву за беспредел. Внимательно подслушивая, что в следующий раз они с баллончиком и с шокером придут (ага, а мы — с гаубицей), я присмотрела подходящий кусок кирпича и подходящий кусок бетона, на котором и пристроила патрон.

Случился недлинный обмен формальными претензиями — вот по сю пору мне кажется, что уже в девяностых всем было решительно поровну, кто с чьими девками гуляет. И тогда, прерывая все повышающуюся тональность разговора, я ебнула (честно старалась обходиться без мата, но тут — именно ебнула) кирпичом по патрону.

Это был самый глупый поступок в моей жизни. Может быть, после поступления на журфак, но точно глупее попыток выйти замуж за курсанта ВКУ. То, что мы стреляли во школьном дворе, было жалкой пародией, на тот лютый адов звездец, который происходит при раздалбывании газового патрона подручными средствами.

Да, хлопнуло. Не хуже выстрела. Паника в рядах противника едва не стоила им поломанных конечностей. Но и нашим досталось газку, а уж самой главной жертвой диверсии стала я сама.

Когда наконец прочихавшись, выкашляв все легкие и отмыв грязным снегом явно вытекшие глаза, я мрачно пошла домой, возле мусорки снова встретила дядьку. Тот повел носом, и видимо, уловил некий подозрительный запашок от моей куртки.

— Блядь, — сказал он. — Я даже не буду спрашивать, как.

* * *

Как мне потом объяснили, надо было брать молоток. Не, или мозги, но это явно не мой вариант. А чтобы кирпичом раздолбать, да с первого раза — это немерено дурного везения надо.

* * *

Лет в восемнадцать я набралась смелости и за рюмкой чаю рассказала дядьке, как было дело. Тот ржал, как полоумный, и обещал переделать газовик в боевой и подарить мне на окончание института...

* * *

...И это был наглый трындеж: не подарил, не переделал, даже не собирался и вообще пролюбил.