Вызов (джен)

Я знал. Я знал, что всё кончится именно так, хотя где-то в глубине души трепыхалась глупая надежда. Но её хрупкие слабые крылышки были недостаточно сильны даже чтобы просто вылететь из ящика Пандоры, не говоря уж о том, чтобы сохранить мне жизнь. Всё свершается очень быстро — короткий шипящий приказ и боль, затмевающая разум, когда змеиные клыки вонзаются в горло.

Мгла, застилавшая глаза, рассеивается. Мальчишка Поттер наклонился надо мной — растерянный, оцепеневший от ужаса... Даже на пороге смерти мне приходится подсказывать этому сопляку! Надеясь, что хватит сил...

— Возьми это.

Получилось. Краем глаза я вижу, как всезнайка Грейнджер бросает Поттеру наколдованную впопыхах склянку. Остаётся последнее. Мне предстоит дальняя дорога, дальше любого из земных путей, и я не могу отправиться туда, не посмотрев последний раз на свою путеводную звезду. Изумрудные глаза Лили Эванс. Пусть даже на ненавистном лице Джеймса Поттера — сейчас это не имеет значения.

— Посмотри на меня.

Мальчишка подчиняется. Зелёные глаза смотрят с жалостью, но времени на удивление уже нет. Снова наступает темнота, и на этот раз она навсегда гасит земной свет.

Когда я прихожу в себя, вокруг — белый туман. Уютный, тёплый и домашний. Свежий, словно только что выдоенное молоко, чистый, как накрахмаленная простыня. Хорошее место, чтобы привыкнуть к самой разительной перемене, которая может случиться с человеком, но слишком скучное, чтобы провести здесь вечность. Я иду вперёд. В этом мире творится что-то странное со временем и расстоянием — я не ощущаю ни того, ни другого, хотя разум пытается цепляться за эти привычные категории.

Я не знаю, сколько бреду сквозь туман, чувствуя под ногами лишь безупречно ровную почву, но наконец что-то меняется. Передо мной лестница. Короткая, всего несколько ступенек. Поднявшись по ней, я оказываюсь на платформе. Здесь сыро и промозгло, и всё вокруг тонет в сером мареве.

— Предатель, выродок, позор моей плоти... — скрипучий голос режет слух.

У стены скорчилась старуха, желтокожая и сморщенная. Руки торчат из рукавов платья, словно лапы хищной птицы. Я узнаю её. Здесь она ещё страшнее, чем на портрете в мрачном доме на Гриммаулд-Плейс. Она тоже замечает меня.

— Грязный полукровка!

Я спешу прочь от этой сумасшедшей, лелеящей свои мелкие обиды даже за могильной чертой. Но то, что я вижу дальше, ещё хуже. Группками по двое-трое на платформе стоят мои бывшие ученики, погибшие в той же битве, что и я, и пришедшие сюда чуть раньше. Они плачут или молча держатся за руки, пытаясь поддержать друг друга после того страшного, что с ними случилось.

Две девушки рыдают, обняв друг друга за плечи.

— Мама, мамочка, — всхлипывает первая. Лаванда Браун, однокурсница Поттера. А рядом с ней — всё та же подружка в жизни и смерти?

— Парвати... как же она без меня? — нет, это Падма Патил.

Щуплый мальчишка с мышастыми волосами подходит к ним и гладит обеих по голове.

— Девчонки, ничего не поделаешь. Не плачьте...

— Колин? Как? Почему ты здесь? Ты не должен был... Ты же несовершеннолетний, ты мог спрятаться в своём магловском мире... — Браун захлёбывается словами.

Он гордо вскидывает подбородок.

— Я волшебник. И я гриффиндорец! Я не мог отсиживаться за чужими спинами во время битвы!

Видимо, даже у духов остаётся сердце. Которое может сжиматься от жалости. Для себя я не ждал иного конца, не представлял жизни, в которой нет возможности искупления. Но эти дети или почти дети не должны были оказаться здесь. Это несправедливо.

Я не могу больше смотреть на них и двигаюсь дальше, чтобы наткнуться ещё на одну пару. Рыжие волосы кого-то из близнецов Уизли — как маленький огонёк в окружающей серости. А рядом с ним темнокожая девушка со множеством тонких косичек на голове. Они стоят, соприкасаясь лишь кончиками пальцев.

— Анджи, какой я был дурак... Я так и не сказал тебе самого главного...

— И я была дурой, Фред. В последний год, который мог быть нашим, тренировалась до одури, меня обещали взять в резерв «Холихедских Гарпий»... И тоже не нашла времени на самое важное...

Они смотрят друг на друга и одновременно произносят:

— Я люблю тебя.

— Зато теперь у нас будет вечность, чтобы наверстать упущенное, — улыбается Джонсон.

— Хотелось бы по-другому, но нам ведь ничего больше не предлагают, верно? — Уизли нежно обнимает её. Она прижимается к нему так тесно, что они почти сливаются в одно существо.

Рядом с ними становится тепло, словно у горящего очага. И похоже, что не я один это чувствую — студенты со всей платформы начинают подтягиваться именно сюда, где чёрная косичка сплелась с рыжим вихром. Последней подходит голубоглазая блондинка, кажется, с того же курса... я забыл, как её зовут. Уизли заметно оживляется.

— Лис, и ты с нами? Ну всё, костяк здешней гриффиндорской команды по квиддичу имеется, — окружающие смотрят на него с удивлением. Первой не выдерживает та девушка, к которой он обращается, и начинает хохотать. Вскоре вся группа смеётся весело и беззаботно, как будто они на школьном пикнике, а не за гранью жизни.

— А ловцом кого позовём? — хихикает Джонсон.

— А Джеймса Поттера. Говорят, он классно играл. Вот и проверим.

Я не выдерживаю.

— Уизли, вы способны хотя бы сейчас быть серьёзным?!

Все поворачиваются ко мне.

— Ой, — Криви отступает на шаг.

— Какие люди, — блондинка закатывает глаза. Теперь я, наконец, вспомнил её имя. Алисия Спиннет. — Надеюсь, нам не придётся опять изучать Зельеварение?

— Вы забыли, где находитесь? — ну что за привычное гриффиндорское шутовство!

Ухмылка сползает с лица Уизли.

— Помним, профессор. И что с того? Если бы слёзы могли помочь, я бы уже организовал тут хор плакальщиков, да такой, что вы бы оглохли от наших воплей. Но мы здесь, в этой грёбаной загробной реальности, и обратной дороги нет. Ничего уже не поделаешь. Так что лично я предпочитаю веселиться.

Ветер. Он выдувает промозглую сырость и приносит новую надежду, обещание неизвестного, но обязательно светлого будущего. К платформе подлетает Хогвартс-экспресс — такой же весёлый и яркий, как на земле. На мгновение мне кажется, что сейчас я проснусь и последние четверть с лишним века окажутся просто дурным сном. А на самом деле я первокурсник, которому ещё только предстоит впервые увидеть древний замок и услышать вердикт Распределяющей Шляпы... Иллюзия рассеивается, когда молодёжь с хихиканьем и шутками начинает запрыгивать в вагон. Уизли улыбается мне почти по-дружески.

— Счастливо оставаться, профессор.

Оставаться? О чём это он? Сейчас я тоже сяду в поезд. Прохожу вперёд, чтобы от шумной компании меня отделяло несколько вагонов, и пытаюсь войти. Бесполезно — я будто натыкаюсь на невидимую стену. Она не позволяет мне даже просунуть палец за край платформы. Что за чертовщина?

— Ты не сможешь войти, — раздаётся за спиной.

Этот голос...

Проклятье!

Неужели покоя не будет даже здесь?

Медленно, очень медленно я оборачиваюсь. Они стоят все вместе — Та, по которой я тосковал столько лет, и те, с чьим обществом я не готов смириться даже в раю. В зелёных глазах Лили светится сочувствие. Если бы только Она была одна! Тогда я мог бы простоять здесь вечно, глядя на Неё, любуясь Ею, преклоняясь в немом обожании. Но они все здесь, чёрт бы их побрал...

Оборотень крепко прижимает к себе свою метаморфиню. У неё опять ядовито-розовые волосы... Сейчас эти двое выглядят почти ровесниками. Люпин смотрит на меня, как на собаку с перебитой лапой. Снисходительная жалость, совсем не та, что у Неё.

Поттер обнимает жену за плечи, на его лице читается лишь вежливая скука. Как будто Лили встретила на улице подружку и завела с ней совершенно не интересный мужчинам разговор — а он как джентльмен вынужден терпеть и ждать.

К Блэку смерть оказалась милостива, стерев с его лица следы Азкабана. Он стоит, засунув руки в карманы, и впервые за всё время, что я его помню, смотрит на меня без насмешки и злобы. И повторяет, словно приговор:

— Ты не сможешь войти.

— Почему?

— Давайте я ему объясню, — Лили поворачивается к мужу. — Северусу легче будет услышать это от меня.

— Как хочешь, — Блэк равнодушно отворачивается и входит в вагон.

— Только не опоздай, — Поттер сжимает её руку и делает шаг вслед за приятелем.

Люпин подхватывает Тонкс на руки.

— Удачи тебе, — жена кладёт голову ему на плечо.

Мы с Лили отходим от поезда и устраиваемся на скамейке.

— Лили, прости меня, если можешь. Я...

Её ладонь закрывает мне рот.

— Я давно простила. А тебе придётся этому научиться, если ты не хочешь остаться здесь.

— Научиться прощать?

— Да, Северус. Пока среди живых или мёртвых есть человек, которого ты не хочешь видеть там, — она машет рукой в том направлении, куда должен отправиться поезд, — ты не сможешь покинуть эту платформу.

Нет! Простить... этих?

— Это несправедливо! — кажется, от отчаяния я скажу ей сейчас больше, чем следует, но не могу остановиться. Хотя бы раз в жизни, которая уже и не жизнь, я имею право выговориться до конца! — Я всю жизнь расплачивался за одну ошибку! Я отдал всё, что у меня было: гордость, достоинство, самореализацию... Я мог бы стать мировой величиной в своей области, а вместо этого вбивал азы в головы школяров и пресмыкался перед Тёмным Лордом, добывая информацию! Чувствуя себя куклой, которую дёргают за ниточки все, кто может! Неужели после всего этого я не заслужил покоя без дополнительных условий?

Её пальцы касаются моей щеки.

— Если бы это зависело от меня, я бы пропустила тебя дальше просто так. Но не я устанавливаю здесь законы. Я могу только подсказать тебе, как приноровиться к ним. Начни с объективности, Северус.

— Объективности?

— Подумай о том, что сегодня на этой платформе собрался цвет нашего выпуска. И у нас одна судьба на всех — война пустила в распыл наши таланты и забрала жизни. Мы все попали сюда, оставив позади разбитые мечты и несбывшиеся надежды.

— Лили... Ты была прирождённым зельеваром, это правда. Ты могла достичь очень многого... Я даже согласен признать, что Люпин был хорошим специалистом в ЗОТИ, не хуже, чем я! Но эти... самовлюблённые пустышки... — у меня кончаются слова.

Я не удивился бы, увидев на её лице гнев. Но в зелёных глазах по-прежнему плещется жалость.

— Как волшебники Джеймс и Сириус были на голову выше меня и Ремуса, — спокойно отвечает она. — Видел бы ты, как смотрел на них Дамблдор, когда мы встретились... Он только оказавшись здесь окончательно осознал, что за всю его долгую жизнь у него было четверо учеников, способных встать с ним вровень. Одного поглотила тьма. А двое других попали сюда раньше учителя, перемолотые мясорубкой войны, не успевшие реализовать даже сотой части своих дарований... Его пережил только один — наверное, это ты, — она встаёт. — Прости, мне пора. Я буду рада видеть тебя там, Северус. Посмотреть на тот мир, который ты построишь для себя — там это может каждый.

Её слова звучат райской музыкой...

— И мы сможем быть только вдвоём?

— Нет, — Лили качает головой. — Это единственное ограничение — твой выбор кончается там, где начинается чужой. А я давно выбрала вечность с Джеймсом и с теми, кто рад за нас обоих. До встречи.

Поезд уже трогается, и она вспрыгивает на подножку на ходу. А я остаюсь на скамейке, чувствуя себя ограбленным. Вместо покоя — новое испытание. Тяжелее всех, что были у меня в жизни. Хорошо, я поверю Лили и Дамблдору, что эти надутые болваны не уступали мне. Да и глупо меряться талантами, если там, впереди, меня ждёт мир, который я смогу построить по собственному усмотрению и достичь всего, чего не успел на земле. Но видеть их рядом с Ней, единственным огоньком, сохранившим мою душу?

Память вновь и вновь прокручивает передо мной кадры того далёкого летнего дня, когда мы сдавали СОВ по ЗОТИ. Когда скучающие гриффиндорские звёзды ради развлечения поломали мою жизнь, определив всё дальнейшее. И я, не боявшийся лгать самому могущественному тёмному магу своего времени и убить учителя по его собственному приказу, не знаю, где мне взять силы, чтобы простить ЭТО...

Следующая мысль обжигает, будто калёным железом. Законы здесь должны быть одинаковы для всех. И, если я хоть что-нибудь понимаю в людях, мои старые враги, как и я, не могли попасть на поезд сразу. Им тоже пришлось преодолеть себя и простить. Предательство, нож в спину от человека, которого они считали другом. Раннюю могилу и двенадцать лет в преисподней Азкабана. И если сейчас поезд уносит их прочь от этой платформы, значит, у них получилось. Это — вызов. Я не могу проиграть им в этом последнем состязании. Я не хочу давать Ей основания считать меня слабым и ничтожным! Я справлюсь! Ещё не знаю, как и когда, но я сделаю это!