Слишком случайно (гет)

Джордан больше не смотрит на Клэр — он бежит вслед за Лидией. Он, конечно, искал способ спасти её, но не такой. Мысли ярким калейдоскопом вертятся в голове, взрываются фейерверками, словно мешая ему осознать то, что он её теряет. Прямо сейчас. Секунды ускользают, словно облака на небе в ветреный день. Она бежит к машине, бросает книгу на сидение и закрывает уши руками. Она не хочет слышать правду, она не хочет больше слышать ничего — и он обнимает её, сжимает в своих руках так, что кажется — она потрескается и распадётся на миллионы частиц.

Они сидят прямо на асфальте возле машины — потерянный Джордан и плачущая Лидия. Весь мир сжимается до размеров одной маленькой истории банши. И Пэрриш не знает, что делать, ведь обезвреживать бомбы, установленные самой смертью, его не учили.

— Давай уедем отсюда.

Голос Лидии тих и бесцветен. Она сама будто выцвела, выгорела на солнце, стала героиней черно-белого кино. Сколько осталось? Что она чувствует сейчас?

Словно читая его мысли, она произносит:

— Я устала… Я так устала, Джордан. Я словно падаю, падаю, падаю, и всё никак не упаду. Я хочу, наконец, упасть.

Он замирает на мгновение, а потом с силой ударяет по капоту машины кулаком:

— Ты не можешь!

В фильмах в такие моменты звучит красивая и печальная мелодия, герои целуются и спасение приходит само собой. В их реальности она просто смотрит на него тусклым взглядом и пожимает плечами. Губы дрожат, а руки теребят подол юбки. Он не может видеть её такой, он садится в машину и пытается ухватится хоть за что-нибудь, что бы удержало его на плаву. За странную книжецу на соседнем сидении, за разбитые костяшки, за приборную панель, которая показывает нехватку бензина… Бензин.

Джордан рывком заводит машину и решительно трогается с места:

— Едем на заправку. Нам нужен бензин. Много бензина, Лидия. У меня есть план.

* * *

Лидия боится слова “план”. Обычно, планы составляют Скотт или Стайлз. И они, чаще всего, паршивые. Но Джордан выглядит таким решительным, а ей настолько все равно, как пройдут эти последние часы до завтрашнего рассвета, что она лишь покорно кивает, даже не задумываясь, что несёт в себе это его “план”.

— Лидия, найди, как должен выглядеть ритуал по спасению…

— Ты хочешь сказать, по убийству? Я не стану…

— Лидия… — Снова этот голос. Тот самый, которым он разговаривал с Мередит. Но кто из них душевнобольной, если он предлагает ей убить кого-то вместо себя?

— Я не стану! Как ты не понимаешь?! Я не в праве решать, кому умереть! Никто не хуже меня, чтобы закончить жизнь по моей прихоти… Я должна умереть. Только я.

— Ты не умрёшь, черт подери! Умру я.

Её сердце пропускает удар. Вот так просто: отдать свою жизнь за неё. Но она не позволит, только не Пэрриш, только не он, не из-за неё…

— Нет. Не смей! Джордан Пэрриш, я запрещаю тебе умирать ради меня!

Он смотрит удивлённо и даже немного радостно. Он ещё и веселится, храбрый придурок! Он хоть понимает, что она не сможет жить дальше, убив его! Чёртов, чертов Пэрриш!

— Ну тогда я тоже запрещаю тебе умирать.

— Это ты сейчас говоришь, как помощник шерифа, который подталкивает меня к преступлению?

— Это я говорю как тот, кто хочет тебя спасти.

— Убив тебя? Серьезно?

— Частично.

И тут он выкладывает ей всю суть. Она сожжёт его, как когда-то сжёг его напарник. Она принесёт его в жертву смерти. Всё просто.

— А если ты не воскреснешь?

— Но тогда же вышло!

Он уверен в своей идее на все сто. Ему в принципе плевать, что возможен плохой исход. Он готов. Он настолько готов, что Лидия больше не хочет мириться со своей смертью. Что ей хочется жить, жить и иметь возможность, наконец, целовать эти губы, которые несут сейчас полнейшую чушь.

— Я не смогу, Джоржан…

Машина тормозит у заправки и он наклоняется к ней так, что она видит рыжие вкрапления в его зрачках. “Как огонь” — мелькает в её сознании.

— Ищи ритуал. Всё будет хорошо, поверь мне, пожалуйста. Я ведь должен предсказывать будущее, не так ли?

Он выходит из машины и Лидия почему-то улыбается. В её жизни, состоящей из кромешной тьмы, безумия и голосов появился свет. Слишком правильный Джоржан Пэрриш, который случайно оказался самым близким. У Лидии Мартин всё всегда слишком, не так ли.

Лидия открывает книгу и видит надпись, сделанную рукой её бабушки — этот почерк она не спутает ни с чьим:

“Смерть не любит, когда кто-то считает себя умнее её.”

* * *

Джордан дышит слишком часто — но перед смертью не надышишься, ведь так? Он боится, он чертовски боится, но никогда не скажет этого ей. Никто не знает, чем обернётся его затея, но если есть хоть малейший шанс — им нужно воспользоваться. Хотя бы ради того, чтобы увидеть её улыбку — счастливую и настоящую. Жизнь как-то была не щедра на такие моменты в их встречах, и он очень хочет наверстать. И поцеловать её он тоже очень хочет. Но потом, когда всё станет на места. Он не хочет прощальных поцелуев, он хочет — приветственных. Даже если она будет приветствовать его с того света.

Он покупает канистру бензина, бросает её в багажник и возвращается за руль. Лидия снова выглядит безжизненной, но он ободряюще улыбается и трогается в путь. Он ненавидит огонь, но ещё больше он ненавидит смерть, которая и так слишком сильно наследила в жизни Лидии Мартин.

* * *

Лидии просто не хватает духу, чтобы сказать ему, что она не станет проводить ритуал. Смерть не обмануть, как и ту крошечную надежду, что теплится в её душе. Надежду на то, что они вернутся домой — оба. Живые и счастливые.

Она рассказывает ему, что в ритуале должна пролиться её собственная кровь и она сама должна отдать человека смерти. Всё просто: она не сделает это. Она встретит последний рассвет, а дальше… Дальше уже будет без неё, так что об этом можно не думать. Хоть и получается это не очень.

— Нужно дождаться темноты.

— Чтобы живой факел смотрелся эффектнее? — У неё даже получается язвить — браво, Лидия, ты великолепна! Именно это ты должна говорить ему сейчас, словно сказать больше не о чем…

— Чтобы меньше свидетелей было. Это я тебе как полицейский говорю.

Она усмехается и качает головой. А что им остаётся, кроме как шутить. Это слишком страшная сказка.

— Ты скучаешь по семье?

Она задает этот вопрос так внезапно, что сама не понимает, когда он успел её заинтересовать.

— Очень. — Он становится таким уязвимым и молодым, что хочется его согреть. — Я привык быть далеко от них, но это не значит, что я не скучаю.

— Но неметон привёл тебя в Бейкон-Хиллс. К сожалению.

— Почему к сожалению?

— Ну, ты был бы обычным полицейским, определённо меньше рисковал бы жизнью, не окунулся бы в эту сверхъестественную муть и не сидел бы сейчас в машине с обезумевшей банши, дожидаясь, пока она тебя сожжёт.

— Всё хорошо. Всё к лучшему.

Как, ну вот как ему удаётся верить в самые бредовые свои слова?! Милый Пэрриш, как же хочется, чтобы у него всё было хорошо.

— У меня дежавю… — Ей горько и муторно от этого чувства. — Когда в прошлый раз меня спасали…

Она не может договорить, это всё ещё слишком больно, словно она возвращается в то подземелье, срывает голос, разрывает лёгкие криком о лучшей подруге.

— Погибла Эллисон. — Он всё понимает. — Поэтому ты не сказала друзьям?

Лидия плачет и кивает в ответ.

— Тогда она… Теперь ты. Я не хочу, чтобы больше кто-то умирал. Из-за меня, понимаешь?! Это всё из-за меня!

Он обнимает её раньше, чем истерика накрывает её измученное сознание. Что-то шепчет, гладит по спине, дует на лоб — как мама в детстве.

Останься в живых, останься в живых, останься в живых…

* * *

Лидия спит в машине, а он выписывает круги вокруг канистры с бензином. В прошлый раз было не так страшно — слишком внезапно всё произошло. До сих пор в ушах звенит крик — его собственный крик. Почему им приходится проходить через всё это?

В вечерних сумерках её силуэт выглядит ещё беззащитнее. Лидия идёт к нему с мрачной решимостью во взгляде. Решимостью и сожалением.

И он понимает, всё понимает по одному этому взгляду. Нет, он не отступит. Не позволит её страху убить последнюю надежду. Он отвинчивает крышку и льёт на себя бензин. Резкий запах щекочет ноздри, принося с собой самые жуткие воспоминания.

— Нет.

Она мотает головой, смотря на него широко распахнутыми глазами. Всего одно слово — а в нём целая история.

— Лидия, прошу.

— Нет. Нет! Нет… мы не будем делать этого, не станем, я не смогу, я не хочу убивать тебя! Нет, пожалуйста, не надо. Я не дам тебе умереть, я не смогу потом, без тебя…

Она говорит очень быстро, пытаясь достучаться до его здравого смысла, но он всё решил. Пару шагов к ней — и пылкая речь прервана бесцеремонным поцелуем.

Плевать, что он не хотел прощальных. Плевать, как это выглядит. Он целует её и за это можно умереть. Особенно за то, как отчаянно она отвечает. Джордан очень хочет верить, что это не способ остановить его, а её желание — такое же яркое и сдерживаемое, как у него.

Ему так хочется растянуть этот миг хотя бы на одну вечность, но всему прекрасному приходит конец. Даже такому — как губы Лидии Мартин на его губах. Он вытаскивает из кармана нож и и делает надрез на ладони, которую она так беззащитно и доверчиво протянула к нему. Это почти предательство — читает он в её взгляде.

— Просто верь мне, ладно? Всё будет хорошо.

Он вкладывает в её руку горящую зажигалку и отходит на пару шагов назад. Она зажимает порезанной ладонью рот, отчего кровь течёт по подбородку.

— Нет…

— Лидия, давай!

— Я не могу…

— Можешь.

— Не оставляй меня.

— Лидия, давай!

И она бросает. Сама ужасается своему поступку и кричит. И не важно, это её собственный крик или банши, потому что от него разрывается сердце. И его. И её самой. Пламя мгновенно вспыхивает, пляшет в ослепляющем танце. Охватывает его целиком, сжирает, потрескивая на ветру. А он видит только её, пока не наступает полная темнота.

* * *

Лидия уже не может кричать — привкус крови во рту и содранное горло. Она просто сидит на земле, обхватив колени, и раскачивается. Она не может смотреть туда, где полыхает Джордан. Это слишком, слишком, слишком! Ей больно, ей страшно, ей никак. Мир рушится — вот прямо сейчас. Только слёзы и страшное отупение — потому что вместе с его поцелуем в ней закончилась жизнь. Это несправедливо! Это жутко. И так символично алеет на руках кровь. Её кровь. Его кровь — на её руках. Она сожгла человека. Она убила человека. Она убила Джордана…

Время исчезает. Она сидит вне его, вне пространства. Становится очень темно, холодно, но ей всё равно. Отвоевать жизнь его смертью? Но разве это жизнь? Ей хочется шагнуть в пламя за ним следом, но пламя уже погасло. Только темнота, тишина и… шаги. Лидия поднимает голову и видит Джордана: выпачканного копотью, но абсолютно живого. Но ведь она сама видела, как горело его тело, чувствовала этот жуткий запах горящей плоти…

Она резко подскакивает на ноги и обнимает его.

— У нас вышло, да? Ты жив… Господи, ты жив!

Он прижимает её к себе и целует: он не хочет говорить, он хочет знать, что жив. Что они оба живы.

— Я не знаю, кто ты, Джордан Пэрриш, но для меня ты феникс. Восстающий из пепла.

Он смеётся и она вторит его смеху. Самому счастливому смеху возрождения.

* * *

Они сидят на стволе поваленного дерева и отмечают свою победу. Да, он спаивает несовершеннолетнюю. Но это такой пустяк — позволить ей пить — после того, что он позволил ей себя поджечь.

— Я поведу по дороге домой, хорошо?

— Как хочешь.

Он готов исполнять любую её просьбу. Ведь она улыбается, дышит, говорит. Сидит вот так рядышком, прислонившись к нему спиной. Пьёт крепкий виски прямо из горлышка. Сегодня можно всё. Это их ночь. Они слишком опустошены этой поездкой, что эмоций почти нет. Счастье, тишина и время, летящее очень быстро. Потому что оно больше не горюет, а значит — не тянется липкой холодной субстанцией страха, боли и ожидания.

— Я так рада, что неметон привел тебя в наш город…

Он впервые решает сказать правду. Правду, которую он не так давно осознал.

— Это не он, Лидия. Это ты. Я приехал на зов твоего голоса. Ты звала меня во снах.

Она удивлённо хмурится и целует его сама. Открываясь, доверяя, говоря тем самым, что он не случаен в её жизни, а их чувства — никак не слишком. В самый раз.

* * *

Дорога домой проходит куда веселее. Они шутят, смущаются и делятся своими жизнями. Впервые — чем-то хорошим. Когда звонит телефон, Лидия включает громкую связь.

— Лидия! Наконец-то!

Стайлз на том конце провода очень взволнован.

— Привет, Стайлз. Что-то случилось?

— Лидия… тут… Тут проблемы.

— У тебя? Скотт? Лиам?

— У тебя.

Его голос такой подавленный, что хочется скорее приехать домой, обнять его и сказать, что всё будет хорошо. Как предсказывал Пэрриш.

— Мередит кричит твоё имя. Это ведь… да?

Он не может произнести эти слов. Как и она не смогла рассказать ему правду. Тогда.

— Я знаю.

— Почему? Лидия, почему ты не рассказала? Мы бы нашли выход! Лидия, мы найдём его…

— Всё уже хорошо, Стайлз. Мы решили проблему. Всё уже хорошо.

— Как?.. Но… Лидия, Мередит кричала десять минут назад…

— Что? Нет, не может быть…

“Смерть не любит, когда кто-то считает себя умнее её.”

— Лидия, ты меня слышишь? Лидия!

Она роняет телефон, когда видит глаза Пэрриша. В них такое отчаянье, что в нём запросто можно утопить весь мир.

Лидия всё понимает, когда им навстречу несётся машина. Она видит, как при столкновении водитель, который безумно пьян, пробивает головой стекло. Она чувствует, как на неё саму летят осколки, как горячая кровь обволакивает лицо. А потом она кричит. Так сильно, что лёгким больно, словно в них вода. Внутренняя банши возвещает о смерти.

И Лидия не знает, что будет дальше.

И будет ли это дальше вообще.

Она просто падает, падает, падает, и всё никак не может упасть.