Suum cuique (джен)

Маленькая, бедно обставленная, но чистая и светлая комната. На кровати лежит девочка и читает книгу. Девочка читает ее и улыбается чему-то своему. В ее облике нет ничего необычного, а, нет, простите, есть: в ноздрях у нее капсюли, проведенные через уши и уходящие под одежду.

Арине четырнадцать лет, и Арина неизлечимо больна. Девочка вот уже несколько месяцев лежит лишь на одних уколах — ее признали безнадежной и отправили домой умирать. Девочке уже все равно — за эти два года она полностью прочувствовала на себе все стадии ракового заболевания — от страха перед смертью, предательства друзей и мерзкой, противной жалости родных до апатии, приступов жуткого кашля и боли в груди. Ее легкие, словно сгусток бесполезной слизи, отказываются работать вот уже полгода.

Где-то за стеной мать смотрит сериал. Слышны крики, всхлипы — наверно, очередное реалити-шоу. Знаете, это только в книгах и в сопливых фильмах родители до конца сидят с детьми и продают все, что есть, пытаясь хоть на немного продлить агонию чада. На самом же деле все явно не так. А вот ее матери уже все равно. Арина ее не винит — она понимает, через что мама прошла для того, чтобы хотя бы дать ей возможность жить эти два года.

* * *

Арина была единственным и желанным ребенком в семье. Родители ее обожали и постоянно тратились на прихоти дочурки. Без проблем она пошла в школу, завела друзей и подруг, без проблем переходила из класса в класс… Пока не начала кашлять. Именно тогда и начались все эти проблемы, боли, операции, и нескончаемые больницы, больницы, больницы… К чести матери, она пыталась вытянуть на себе эту ношу. Ушла с работы, продала квартиру, улыбалась, шутила. Но после развода с отцом чаша переполнилась, и мать ушла в себя. Все-таки она слишком много на себя взяла.

Говорят, Бог дает человеку хороший день перед смертью, и у Арины был именно такой день. Боль в груди притупилась, ушла на задний план, и она даже смогла что-нибудь почитать. Арина дочитывала «Поттериану». Она обожала эти книги, обожала волшебный мир, и, как никто другой, понимала маленького мальчика, который так стремился в волшебный мир от мерзких родственников.

Книга творила волшебство — читая ее, Арина забывала о том, что она неизлечимо больна, забывала о том, что прикована к кровати и кислородному баллону. Она в красках представляла себе волшебный замок, учебу, загадочного великана Хагрида, Рона, Гермиону и Гарри. Она словно пробуждалась от двухлетнего сна и начинала жить… Но книги заканчивались, и после них возвращение к реальности казалось еще горше.

Эх, интересно, а волшебники умеют исцелять болезни? Судя по тому, как во второй книге Гарри вырастили кости в руке, то могли. Вот бы и ее болезнь вылечили, таким магам, наверное, сделать это, как взмахнуть палочкой.

«Шрам не болел уже девятнадцать лет. Все было хорошо»

Все было хорошо. Арина отложила книгу и легла на спину. Боль снова вернулась. Она поняла, что это конец. Последний приступ, последняя лавина боли… Стоит потерпеть, и смерть придет. Арина не боялась смерти, нет, она считала ее избавлением от мук, вечным покоем.… А что будет дальше — ей уже все равно. Темнота и небытие или прекрасные сада с лугами, полными цветов, главное, что этой боли там не будет.

«Хорошо, что я успела дочитать книгу, успела узнать конец истории», — подумала она. Мир вокруг темнел, расплывался, сознание засыпало, меркнуло…

Женщина за стеной апатично переключила канал с одного реалити-шоу на другой.

* * *

Арина почувствовала небывалую легкость движений, боль исчезла без следа. Она летела куда-то вверх, к чему-то яркому и светлому, от которого отдавало теплом и неким сладостным, пьянящим чувством, как в детстве, когда все на свете было хорошо и прекрасно.

Неожиданно все вновь померкло, момент, и она падает вниз. Она слышит женский крик, девчоночий визг, мальчишечьи голоса, переругивающиеся друг с другом, все накладывается, наслаивается, как сборная солянка.

Неожиданно Арина оказывается на заднем дворе какого-то дома. Дом высокий и просторный, в таком, наверное, живет большая и дружная семья. На траве, подоткнув под себя ноги, сидит маленькая девочка, лет семи-восьми, с книгой на коленях. Книга явно старинная, в кожаной обложке, Арине не нравится то, что эта девочка ее взяла, она хочет помешать ей, отнять, но не может шевельнуться и просто стоит и наблюдает.

Девочка читает книгу и хмурится чему-то своему. Она откладывает книгу, направляет на нее руки, смотрит, не мигая, и книга медленно-медленно поднимается в воздух.

— Я же говорил, что она ведьма! — через забор перепрыгивают трое подростков и подходят ближе. Девочка кричит, но ее крика не слышно. Неожиданно на улицу выбегает мужчина в сюртуке и с криком достает палочку. Мальчишки смотрят на него и с визгом убегают прочь, открывая изломанную девичью фигуру.

Одна картина медленно переходит в другую, и вот эта же самая девочка, но старше, и черноволосая женщина в одной комнате. Девочка ругается, по-видимому, с матерью, свирепеет, что-то кричит, показывая пальцем на нее, и вдруг женщина отлетает к стене, с размаху ударяется об нее и кулем оседает на пол. Девочка меняется в лице и подбегает к ней, пытается поднять, трясет и заливается слезами.

Вновь темнота, но нет, проблески света, Арина тянется к ним, тянется все сильней…

Арина открыла глаза и вдруг поняла, что может дышать. Девочка осмотрелась. Она находилась в какой-то странной комнате, по обстановке напоминающей XIX век — как-то она с классом ходила на экскурсию, давно, еще до болезни — и лежала на кровати.

Она попробовала встать и с неожиданной радостью поняла, что может. Капсюли исчезли, словно их и не было, она прямо-таки ощутила свои легкие, такие здоровые, такие бодрые, без всяких болей и спазмов… Арина вышла на середину комнаты, встала в полный рост и задышала. Дыхание, простое дыхание казалось ей подарком судьбы, величайшим даром. Она могла дышать, дышать сама, не через баллон, могла ощущать пылинки в воздухе, чувствовать запахи, дышать полной грудью… От счастья по ее лицу текли слезы, она стояла, не шевелясь, и просто дышала.

Неожиданно в комнату, переругиваясь и пихая друг друга локтями, вбежали два подростка.

— Ариана, ты встала! — она оказалась в крепких объятиях, непонимающе моргая.

Походу, что-то явно пошло не так.

— Счастье-то какое, и заговорила, посмотри-ка, неужели… — парень пониже изо всех сил прижал ее к себе. — Разве ты не понимаешь, Альбус, она заговорила, значит, выздоровела, это просто чудо какое-то! — парень повыше растерянно поправил очки, не зная, куда же деться, и испытывая явную неловкость.

— Раз уж такое дело, то я, пожалуй, достану мамину книгу — сегодня будет праздник! — сказал он и, повернувшись на каблуках, ушел. Его брат, наклонив голову, смотрел ему вслед.

— Да, Арианка, повезло тебе с братом, ой, повезло, — обратился он к Арине. — Альбус, конечно, хоть и редкостная свинья, но тебя он все-таки любит. Ты не представляешь, что он тут вытворял! Он, как узнал, что мама погибла, а ты заболела, сразу все бросил и помчался домой, а у него ведь там какое-то крупное путешествие планировалось… Он так носился здесь, не ел, не спал, порывался продать что-то там, в общем… Хороший он парень, только вот мудрит много с этими книгами, и занудный больно, — закончил парень и потрепал Арину по голове. — Сама-то как себя чувствуешь?

— Нормально, вроде, — выдавила Арина, отметив, что голос у нее стал гораздо тоньше. Или же он был у нее таким всегда, просто сказалось постоянное наличие баллона с кислородом? Странно как-то. — Альбус? — удивленно переспросила она.

— Ну да, — улыбнулся подросток. — Ты что, Арианка?! Брат твой, Альбус, уже как семнадцать лет. Ты еще скажи, что не помнишь, что меня Аберфорт зовут. Давай, переодевайся, и пошли, еще сто-о-лько надо переделать!

Альбус… где-то Арина определенно слышала это имя. В голове всплыли «Дары смерти»», с тайной жизни знаменитого директора. Неужели она попала в книгу? Арина отмела эту мысль — наверное, кто-то просто решил назвать своего ребенка в честь Дамблдора, а может, это братья-ролевики, кто их знает… Девушка промокнула лоб и вдруг заметила, что ее рука находится в рукаве какого-то длинного голубого платья — и это вместо широкой футболки неопределенного цвета! Происходящее становилось все страннее и страннее.

Арина медленно подошла к зеркалу и от удивления чуть не выпала в осадок. Вместо высокой, но худой, как скелет, девушки с чуть-чуть отросшими после химиотерапии патлами в зеркале отразилась низкая, угловатая девочка, совсем ребенок, с длинными черными волосами, заплетенными в косы. Одета девочка была в некое подобие старинного платья. Арина задумчиво подняла руку вверх — девочка в зеркале сделала тоже самое. Арина медленно, словно боясь ошибиться, поднесла руку к лицу и потрогала длинные, густые волосы, достигающие плеч. Сомнений не было — это была она.

Хотелось смеяться и плакать одновременно, в груди что-то защемило, не давая дышать: Арина опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Этого не может быть. Это просто не-воз-мож-но! Это ненаучно! Она всхлипнула, прощаясь со своей прошлой жизнью, с родителями, с друзьями…

Немного поплакав, Арина успокоилась, и, как хотя бы иногда думающий человек, решила взвесить все «за» и «против». Там, в ее «родной» жизни, она была больна, она умирала, не нужная ни матери, ни друзьям. Здесь, насколько она знает книгу, матери и отца у нее нет, но есть два старших брата, которым, судя по всему, она небезразлична, и, что самое главное, здорова. Арина вздохнула и решила, что жаловаться не стоит. Да это же подарок судьбы — любящая семья, здоровые легкие без всякого рака…

Неожиданно вспомнилось то, что и жить ей осталось всего-то два месяца — скоро она погибнет случайной жертвой в перестрелке между тремя подростками… Арина нахмурилась. Ну уж нет. Она не даст этому случиться.

— Ну, ты как, успокоилась? — в комнату зашел Аберфорт. Арина кивнула. — Пошли скорее, там Альбус мамину поваренную книгу ищет, — он наклонился к ее уху и заговорщически зашептал, — тоже, кулинар-ремесленник, он, окромя своих зелий, и готовить-то ничего не умеет. Ладно, я пошел, жду тебя внизу.

Арина нерешительно осмотрелась — шкафа с одеждой видно не было. Платье, что на ней, видно, носилось уже долго, судя по запаху пота и пятнам на переднике. В углу комнаты, довольно красиво обставленной, стоял деревянный комод с железными, тяжелыми ручками-кольцами. Поднапрягшись, она открыла один ящик, в котором ее взору предстали различные блузки, юбки, подвязки, чулки, корсеты… Девочка выбрала первую попавшуюся блузку, — в одежде она не разбиралась совсем — достала передник, переодела юбку и в таком виде спустилась вниз.

Пока у нее было время, Арина решила осмотреть дом: если она не сможет в нем ориентироваться, то братья определенно что-то заподозрят. Дом у Дамблдоров был небольшой, но светлый и словно бы живой, дышащий: два этажа, комнаты, спальня для гостей, ванная, кухня, кладовая и выход на задний двор с огородом. Неплохое место.

— Ариана, ты где? — девочка поднялась на второй этаж и заметила Альбуса, повисшего на высоком, до потолка, шкафу с самым обескураженным видом. Аберфорт, не делая попыток ему помочь, покатывался со смеху.

— Что вы… ты там делаешь? — удивленно спросила Арина. Альбус вздохнул.

— Я искал мамину книгу, заметил ее на шкафу и решил достать ее, залезши на стул, но он взял и упал, ножка подломилась, ну и вот… — Альбус еще раз меланхолично вздохнул.

— Держись, Альбус, сейчас мы что-нибудь придумаем, — Арина бодро окинула взглядом комнату, ища что-нибудь, хотя бы отдаленно похожее на стул. — Где твоя палочка?

— Моя палочка у меня в кармане, — еще грустнее ответил брат.

— Так почему же ты ее не достанешь?

Резонный вопрос.

— Одной рукой я держу книгу, второй рукой я держусь за шкаф. Подумай сама, если я потянусь за палочкой левой рукой, то потеряю книгу и уже не найду ее в этой пыли; если же я потянусь правой, то упаду со шкафа и обязательно сломаю себе что-нибудь, — рассудительно ответил Альбус. Арина вздохнула — действительно, резонная логика. — А Аберфорт не может, потому что он осленок. Ах, да, ему еще и колдовать запрещено, — предупредил он ее второй вопрос.

Все задумались. Время тикало, Альбусу было все сложнее держаться за пыльный, пахнущий старостью шкаф, еще немного, и он упадет.

— Давай я возьму твою палочку! — догадалась Арина. Альбус вздохнул.

— Ну, бери, если хочешь, — ответил он. — Не думаю, что у тебя что-нибудь получится.

Честно говоря, Арина это понимала, и понимала очень хорошо. Действительно, она сама не волшебница, а хозяйка ее тела тем более… или же волшебница? Кажется, она владела магией, но не могла держать силу под контролем.

Тем не менее, попробовать стоило. Арина потянулась на цыпочках, еле-еле достала до кармана братниных брюк и вытащила оттуда палочку. Волшебная палочка Альбуса была совсем не та, что в фильме — безо всяких наростов и узоров, простая деревянная отполированная палка.

Арина взмахнула палочкой и произнесла первое пришедшее ей в голову заклинание.

— Вингардиум левиоса!

Ничего.

— Я же говорил, — меланхолично сказал еще более грустный Альбус. — Но палочку ты держишь неправильно. Нужно…

Арина уже и сама вспомнила — Гермиона же, кажется, объясняла это еще в самой первой книге! Рассечь воздух и взмахнуть…

— Рассечь воздух и взмахнуть… Вингардиум левиоса! — к удивлению как и самой Арины, так и ее «братьев», книга вылетела у Альбуса из руки и медленно поплыла по воздуху. От удивления Альбус разжал руку и полетел вниз под громкий девичий крик; он завис в тридцати сантиметрах от пола, зацепившись манжетой рубашки за гвоздь, затем упал окончательно.

— Ариана, это невозможно! — он с радостным удивлением забрал книгу и задумчиво перелистнул пару страниц, словно проверяя, настоящая ли она. — Ты научилась контролировать магию!

— Ага, всего-то и нужно было, что смерть мамы, — буркнул Аберфорт, но счастливая Арина его уже не слышала.

Конечно, новость была просто замечательная. Аберфорт видел, как брат расцвел прямо-таки на глазах. Да и сам он был счастлив, как никогда, ведь Ариана, малышка Ариана, наконец-то научилась колдовать! Отчего же? Вот тут Аберфорту было все равно. Он не медик и не кабинетный ученый, ему-то что! Главное — Ариана выздоровела, а прочим пусть Альбус занимается. Сам Аберфорт был склонен думать, что это, скорее всего, от шока — мать умерла на глазах у ребенка, какой же не шок, правда?

А Альбус-то как рад! Если честно, брат из него был хреновый. Альбус с самого детства постоянно просиживал за книгами, сначала за сказками, потом за повестями, с подросткового возраста перешел на научные трактаты. Не приведи Мерлин, найдется в этом захолустье кто-нибудь так же повернутый на книгах — это же катастрофа! На самом деле у брата дела сейчас идут, ясно дело, не очень хорошо. Он там собирался ехать в какое-то путешествие, собирался повидать мир, а тут — бац! — и все, собирай манатки и возвращайся домой, за сестрой присматривай. Тут любой бы чокнулся, не только Альбус, который с детства терпением не очень-то и отличался.

Вот сейчас, например. И на кой он полез на шкаф? Взял бы палочку, сказал два слова, и книга у него. Нет, мы, как последние магглы, полезем на шкаф, опираясь на шаткий стул, и упадем, конечно. Вот поэтому Аберфорт и не стал помогать брату — будет ему наука, а то что это такое, чуть что, сразу «Аберфорт, помоги, Аберфорт, приди!». Он, что, домовой эльф, что ли?

Ариана выздоровела и словно похорошела — и так отличающаяся красотой, на сестру было любо-дорого смотреть, особенно сейчас, когда из ее глаз исчезла эта страшная отчужденность и покорность — просто девочка, каких много. Ариана выздоровела и сразу принялась наводить порядок.

Ариана с Альбусом решили, что кухня, видите ли, слишком грязная и пыльная, и ее надо протереть. Сказать-то сказали, а делает кто? Во-во, все тот же Аберфорт. Нет, Ариана, конечно, тоже делает, но она ребенок, ее и хватит-то только посуду помыть и пыль протереть. Альбус, так тот вообще… Интеллигентишка, тоже! Ни помыть, ни протереть, пытался починить шкаф и чуть не уронил! Таким, как брат, лучше вообще не пытаться ничего делать — целее останутся.

Тем не менее, работа пошла, и вскоре кухня, не трогаемая со времен смерти мамы, засияла чистотой. Альбус взмахом палочки вытащил из буфета тарелки и отмыл до блеска, вроде бы даже не побив. А та трещина, ну, что трещина — это так и было.

— Ф-фух, хорошо поработали, — Аберфорт утер пот со лба. — Зато чисто-то как. Скоро обедать будем, сейчас, посмотрим, что у нас из еды есть.

— Я помогу, — вызвался было Альбус, взмахнул руками и задел солонку. Та закачалась, но не разбилась.

— Иди, иди, ученый, — тоскливо протянул Аберфорт. — Заставь дурака богу молиться…

Атмосфера, накалившаяся со смерти мамы, медленно начинала разряжаться. В дверь постучали.

— Ариана, иди, открой, это, наверное, соседи! — крикнул Альбус из комнаты, и Арина с вздохом поплелась к двери. Вот это и есть один из минусов того, что ты младший — вечно тебя напрягают на всякую работу.

За дверью обнаружился юноша с копной золотистых волос.

— Здрасте, — поздоровался он. — У юной фройляйн не найдется немного воды?

— А вам зачем, — Арина обмерла. Кого-то он ей напоминал, причем кого-то знакомого, но кого?

Пожав плечами, девочка принесла ему кувшин воды. Напившись, незнакомец промокнул лоб и горячо поблагодарил.

— Я уже целый день по жаре брожу, — доверительно сообщил он. — Меня тетка из дома выгнала, говорит, мне надо гулять больше, а я ведь приехал-то только три дня назад, свернул не туда и заблудился…

— А кто ваша тетя-то? — полюбопытствовала Арина. — Может, она живет-то всего в трех домах или напротив, могу подсказать.

— Батильда она, — он помрачнел. — Батильда Бегшот, не знаете? Она все мечтает написать учебник истории, вон, постоянно к гоблинам ездит.

Арина задумалась. Память прошлой владелицы тела услужливо подкинула ей образ немолодой, но цветущей женщины в круглых очках, которая то дает ей пирожок, то приходит в гости поболтать с матерью…

— Так мы же соседи, она во-о-н там живет, видите? — Арина помрачнела. — Но она, по-моему, уехала сегодня, разве нет?

Незнакомец тихо выругался себе под нос.

— Отлично! Просто великолепно. От меня избавилась собственная тетка, да еще так изощренно… Пожалуй, я пойду, попробую влезть в окно или открыть дверь… — он передал кувшин обратно Арине в руки.

— Ариана, ты с кем это там разговариваешь? — на улицу вышел Аберфорт. Он заметил незнакомца и помрачнел.

— А ты еще кто такой? Я тебя раньше не видел.

— Меня зовут Геллерт Гриндевальд, — Геллерт протянул руку для рукопожатия, и брат, немного поколебавшись, все же ее пожал. — Я к тете приехал, типа обмен культурами, но, боясь, меня жестоко кинули.

— Да-а, действительно кинули… — ответил Аберфорт, услышав его рассказ. — Ну, мы все равно типа соседи, если хочешь, можешь посидеть у нас немного.

— Правда? — робко спросил Геллерт. — Это, а у вас поесть нет ничего, бутерброда там или хотя бы чего-нибудь, с вечера ничего не ел, — немного помявшись, добавил он.

Аберфорт хмыкнул.

— Давай, проходи, только тихо, у нас там брат опять учится, — он кивнул наверх. — Уче-е-ный, а сделать ничего не может, только сидит и книги читает.

Новый Аринин знакомый прошел в гостиную и аккуратно сел на диван.

— Как ваз зовут, фройляйн? — поинтересовался он.

— Ариана, Ариана Дамблдор.

— Ариана означает «верная», вы знали об этом? — он достал книгу и принялся читать. Арина хмыкнула — тоже, книгочей, как Альбус, наверное. Она посидела еще немного в гостиной, а затем умчалась помогать Аберфорту.

Помогать брату ей нравилось, а еще ей нравилось просто сидеть и наблюдать, как он работает — у Аберфорта все выходило ладно, независимо от того, доил ли он коз или чинил крышу. Вот и сейчас он, насвистывая какую-то песенку, с легкостью полол огород, выдергивая из земли одуванчики и другие ростки. Работал Аберфорт так заразительно, что девочка, не выдержав, подошла к нему — помогать.

— Выдергивать совсем-совсем просто, смотри, — Аберфорт обвил пальцами росток, нагнулся и дернул — растение вырвалось с корнем. — Главное, сорняки не жалеть. И руки, кстати, тоже.

Вместе они быстро пропололи грядки и собрали немного овощей, так, на обед, для салата. Арина несла вперед миску с огурцами, радуясь каждому шагу, каждому вдоху… Как это она раньше не замечала, насколько ярок этот мир, насколько прекрасно оно, движение… Для того, чтобы это осознать, ей пришлось перетерпеть многое, но, наверное, теперь все будет хорошо.

За обедом все расселись вокруг стола, со второго этажа пришел Альбус с книгой в руке.

— Нельзя читать за едой, будет язва желудка, — наставительно сказала Арина и выдернула книгу из братниной руки. — «Сказки барда Бидля»? Альбус, а не слишком ли ты взрослый для таких книжек? — спросила она, помня, что в книге «Сказки» читали детям.

— Может, я хочу вспомнить детство, — буркнул Альбус. Взгляд его уперся на другой конец стола.

— А это еще кто? — неприязненно спросил он, указывая на нового Арининого знакомого.

— Это Геллерт, Батильдин племянник, — ответил Аберфорт, накладывая себе овощей в тарелку. — Он сказал, что его кинула собственная тетя, поэтому я предложил подождать ее здесь.

— Очень приятно, я Альбус, — ответил брат и, не обращая боле ни на кого внимания, принялся за обед.

Понемногу атмосфера разряжалась, и оказалось, что новый знакомый знает множество интересных историй, которые, по его словам, разве что чуть-чуть приукрашены. Оказывается, за всю свою жизнь Геллерт успел и подраться с троллем («И тут я взмахиваю палочкой, и ему на голову прилетает дубина!»), и сразиться на дуэли с директором школы и случайно выиграть («Он кричит что-то, я пугаюсь, вихляю палочкой, и тут он падает, как подкошенный!»), и, попробовав курить, перепутать самокрутку со страницей из библиотечной книги… В общем, жизнь у него задалась, а закончилась вся его эпопея тем, что его выперли из школы. На вопрос почему он отводил глаза и переходил на другую тему.

— Ну, так вот, я, значит, ему лапшу на уши вешаю, рассказываю какую-то ерунду, про бивни мамонтов, про казаков, а тут мой товарищ подходит со спины и начинает снимать макароны с шапки! — неожиданно он посмотрел в окно и осекся на полуслове, грустно поникнув. В дом напротив медленно поднималась Батильда. — К сожалению, мне пора. Приятно было познакомиться! — он медленно поднялся и пошел прочь, пиная камни.

— Завтра приходи! — крикнул ему Аберфорт.

— Обязательно! — ответил Геллерт и, опустив взгляд, направился к тетке.

— Интересно, насколько надо быть неуживчивым, чтобы тебя кинула собственная тетка? — задумчиво проговорила Арина, но ее никто не слушал: Альбус вновь уткнулся в книгу, Аберфорт же отправился наверх доделывать эссе.

После большой генеральной уборки, которую они задумали, дом становился все чище и действительно приобретал жилой и даже семейный вид. Очевидно, после смерти матери братья даже и не трогали ничего, куда там убираться! Но с выздоровлением Арианы все изменилось, братья поглядывали друг на друга и разводили руками — действительно, и как же они могли жить в такой грязи? После осознания того, как прекрасно жить с чистой кухни (а именно с кухни они начали уборку) Альбус и Аберфорт взялись за уборку с азартом, да таким, что Альбус, забыв даже про свои книги, приволок из сарая стремянку и принялся разбирать чердак — нет, ну а что он должен пустовать? Там один ненужный, старый хлам, какой обычно оставляют на чердаке скопидомы-домовладельцы «на черный день». Альбус не видел в этом смысла, — зачем, спрашивается, хранить на чердаке пеленки или прогрызенное молью пальто? — и Арина была с ним абсолютно солидарна.

Впрочем, кроме рвения к чистоте, у Арины был еще один резон к генеральной уборке — она хотела, убираясь, понять весь уклад жизни Дамблдоров, их историю. В книге об этом было сказано мало — ну кто такой Альбус Дамблдор, скажите на милость? Кому интересна история его семьи? И, вообще, книга-то называется «Гарри Поттер и Дары Смерти», а не «Альбус Дамблдор и Семейные секреты».

В один прекрасный день, разбираясь на чердаке, Арина обнаружила толстый альбом, покрытый слоем пыли. На изрисованных от руки страницах красовались фотографии, рисунки, оттиски, негативы.… Там-то она и увидела свою семью, точнее, семью, которая стала ей родной.

Фотографий было много, но одна особенно ее поразила. Снятая неказисто, для дома, она изображала молодую семью. Альбус и Аберфорт были совсем маленькими, в одинаковых костюмчиках, Альбус тогда даже не носил очки. Его родители стояли рядом, мать держала на руках маленький сверток, не больше хлебного батона.

Как назло, просмотреть дальше не удалось — увидев альбом, Альбус помрачнел и забрал его себе под предлогом «не стоит тебе пылью дышать, еще заболеешь». Ишь, гусь, скрывает что-то…

Чердак становился все чище и чище, а куча хлама перед домом все больше и больше. Хлама было много, и простое «Эванеско» с таким масштабом не справлялось, поэтому Альбусу приходилось тащить его на себе до ближайшей свалки. Но цена таких усилий была видна сразу — прибрав чердак, они освободили много свободного места, размером, наверное, со среднюю комнату.

Консилиум по поводу использования чердака был проведен на кухне ровно на следующий день.

— Я предлагаю сделать там библиотеку, — робко начал Альбус. — Собрать старые шкафы, вытащить книги, диван поставить, стол, лампу, все такое прочее. Понимаете, так сложно собирать книги по всему дому, когда они валяются где ни попадя…

— Может, еще и кабинет там свой сделаешь? — накинулся было на него Аберфорт, но Арина его успокоила.

— Действительно хорошая идея, Альбус, — подбодрила его она. Брат робко улыбнулся.

С этого момента началась работа и над чердаком. Альбус сам, лично, опираясь на отцовские книги, создал чертеж планировки библиотеки, который все сочли приемлемым. Аберфорт достал старинный ковер, бывшее мамино придание, вытащил его на улицу и тщетно пытался привести его в божеский вид. Арина вытаскивала книги из всех нычек и закоулков, собирая внушительные стопки в гостиной, Альбус с отверткой в зубах, как заправский инженер-механик, собирал шкаф со стеклянными дверцами.

Именно в один из таких дней в дом к Дамблдорам заново пожаловал сосед.

— Мое почтение, фройляйн Ариана, — он продемонстрировал внушительный том, заглавия которого было и не разобрать, слишком уж стерлись буквы. — Я наслышан о ваших ремонтных пертурбациях и вот решил помочь с книгами.

— Спасибо… — Арина растерялась. Книга была явно дорогая, и принимать такой подарок казалось просто невежливо.

— Не волнуйтесь, вы можете ее взять навсегда, — «обрадовал» ее Геллерт. — Недавно я навестил свой родной дом в Тироле и вынес оттуда множество редких томов, один из которых я имею честь преподнести вам, в знак дружбы наших семей.

— Мне, правда, очень приятно… — в голове вертелись противоречивые мысли. Неожиданно Арине пришла в голову одна мысль. — Тогда не откажетесь ли вы присутствовать на сегодняшнем воскресном ужине в честь моего окончательного выздоровления?

— Мерлин и Моргана, так вы были чем-то больны?

— Не ваше дело, — ответила Арина, и Геллерт кивнул.

— Спасибо за приглашение, я обязательно…

— Ариана! — послышался крик Аберфорта откуда-то сверху. — Опять Батильдин племянник пришел? Позови его сюда, пусть поможет! — заинтригованная, Арина повела его за собой.

На чердаке ей открылась удивительная картина: Альбус, один, приподнял огромный шкаф и пытался приподнять его выше, весь дрожа от напряжения. Аберфорт тем временем косо смотрел на чертеж, как баран на новые ворота.

— Геллерт, помоги, будь человеком, — от тяжести Альбус не то, что проговорил, просипел.

Геллерт вздохнул и сбросил пиджак, оставшись в одной рубашке.

— Давайте, сейчас…

Теперь злополучный шкаф двигали уже два подростка; проблема была в том, что Геллерт был ниже Альбуса приблизительно на голову, и в результате шкаф оказывался приподнятым неравномерно, то слева, то справа. Ситуацию омрачало еще и то, что несчастный Аберфорт не понимал в братнином чертеже ровно ничего.

— Теперь вправо… нет, нет, кажется, влево! Или же назад… А, я, кажется, шкаф с дверью перепутал! — не выдержав, красный, вспотевший и злой Альбус бросил все, подошел к брату и вырвал у него чертеж.

— Ты держишь его вверх ногами! — выругался он и перевернул его. Брат покраснел.

— Ну, знаешь ли, с твоим-то почерком… — начал заводиться Аберфорт.

— Нормальный у меня почерк, ясно, это мозгов у кого-то не хватает!

Тем временем Геллерт честно держал злополучный шкаф, один, обливаясь потом, но постепенно начинал слабеть…

Громкий звук удара заставил братьев прекратить перепалку и повернуться в сторону соседа. Тот оказался погребенным под огромным, тяжелым шкафом для книг, из-под деревянной стенки доносились сдержанные ругательства.

— Держись, мы сейчас! — Альбус и Аберфорт поплевали на руки и с усилием отодвинули шкаф к стене. Под шкафом обнаружился Геллерт со страдающим выражением лица.

— Я, кажется, ногу сломал… — простонал он. Действительно, его лодыжка изогнулась под немыслимым углом, на бедре через пропоротые брюки вытекала струйка крови. — Вы только тете не говорите, она же меня убьет! Или залечит, что еще ужаснее.

— Геллерт, твоя тетя знает о ранах много, она же залечит этот перелом на раз-два, — возразил Альбус, но Геллерт его словно не слышал.

Аберфорт зло сплюнул под ноги.

— Что стоишь? — крикнул он Альбусу. Брат застыл, как вкопанный. — Не видишь, человеку плохо, хотя бы вниз его отнеси!

Альбус отряхнулся, словно отходя от оцепенения, кивнул Аберфорту, и братья деловито подхватили несчастного Геллерта под руки и понесли вниз. Арина спешила за ними.

— Я не умею сращивать переломы, зато Бинтовальное заклинание знаю, — с покрасневшего от стыда Геллерта осторожно сняли брюки, явив миру серые кальсоны. Нога выглядела просто ужасно, и очевидно, что просто перебинтовать здесь мало. Чувствуя себя лишней на этом «празднике» жизни, Арина вызвалась сбегать к тете Геллерта и попросить о помощи.

— Не надо, прошу! — взмолился бедный Геллерт. — Она запретит мне путешествие по Европе, я целый месяц все планировал! Уж лучше так…

Ариана выбежала из дома и, добежав до дома Бегшот, нерешительно остановилась на пороге. Это было ее первое посещение соседей в этом теле. Да, братья ничего не заметили, но Батильда-то знала ее мать, она знала Ариану с детства и вполне может что-нибудь заподозрить!

— Арина, там человеку плохо, соберись, давай! — она глубоко вдохнула и постучала в дверь три раза, медленно и гулко. За стенкой послышался звук шагов, и дверь распахнулась.

Исходя из полных безысходности описаний Геллерта, Арина представляла себе Батильду, как злобную старую мегеру, но нет — Батильда Бегшот оказалась самым безобидным существом, которое только можно вообразить. Батильда была довольно низкая, полноватая женщина средних лет с волосами, убранными в пучок.

— Здравствуй, Ариана, как же давно я тебя не видела, — тепло поздоровалась она. — Заходи скорее, я как раз чайник поставила!

— Миссис… мисс Бегшот, мэм, ваш племянник сломал ногу! — на одном духу выпалила Арина. Батильда мгновенно поменялась в лице.

— Племяшулечка, родная кровушка, сломал ногу? Как же он, бедненький...

— Мисс Бегшот, подождите! — крикнула ей в спину Арина, да куда там — Батильда, немолодая вроде женщина, припустила вперед так, что ее, наверное, не догнал бы и мировой чемпион.

Тяжело дыша и держась за сердце, Арина, наконец, дошла до дома.

Батильда низко склонилась над непутевым племянником, покачивая головой. Альбус, по-видимому, так и не вспомнивший заклинание, стоял с братом чуть дальше и беззлобно переругивался.

— Шкаф, говоришь, на себя уронил? Солнышко мое, я понимаю, что ты увлекающийся мальчик, но этому должен быть какой-то предел! А если бы тебе отрезало ногу? Что тогда? Я поговорю с тобой дома, — выдав грозную тираду, Батильда помогла покрасневшему до корней волос «Солнышку» встать и, поддерживая его за плечи, потащила домой.

Братья и сестра проводили его взглядом, полным сострадания. «Солнышко», это надо же…

Арина сидела на скамье и задумчиво глядела вдаль. Настроение было испорченно. Она и сама была не рада, что решила поддержать эту затею. Библиотека, конечно, хорошо, но из-за нее пострадал человек! Может, он как раз из-за этого Европу и захватит. Типа, детская травма, на меня упал шкаф, поэтому я захвачу мир.

— Псс, Ариана, не хочешь посмотреть кое-что интересное? — заговорщически прошептал внезапно возникший рядом Аберфорт. Арина рассеянно кивнула и вскрикнула от неожиданности: Аберфорт потащил ее за собой, к соседнему дому.

Вместе они привалились к стене, и брат беззвучно показал Арине на окно. Та тихо приблизилась к стеклу и поразилась увиденному.

В маленькой гостиной на кресле полулежал Геллерт с вытянутой вперед ногой. Лицо его было искажено от боли. Батильда сидела рядом, листала какой-то справочник и медленно водила волшебной палочкой по его ране.

— Вот сколько раз я тебе говорила, не лезь, расшибешься! Но нет, мы самые умные, нам все можно, мы будем ноги ломать, а тетка пусть лечит. Что сопишь? — Батильда нашла нужное заклинание и взмахом палочки вернула лодыжку в правильное положение. — Ишь, молчит, делает вид, что не слышит. Слышишь ты прекрасно, родненький. А я вот возьму… и не отпущу тебя в путешествие.

— Ну, тетя! — взмолился бедный Геллерт, привстав от возмущения. — Я же деньги откладывал… И вообще, ты не мой опекун, и решать не тебе!

— Ага, опекун… — Батильда хмыкнула. — Я, солнышко ты мое сумрачное, твой единственный родственник, и власть над тобой у меня есть. Нет, ну как же можно быть таким непутевым, уронить на себя шкаф?!

— Я помочь хотел, — вздохнул Геллерт. Его ногу, от лодыжки до бедра, тем временем плотно покрывали бинты.

— Помочь он хотел… А если бы ты разбился? Если бы голову размозжило? Если бы руку отрезало? Никогда не думает о последствиях, обо всем тетка должна думать, да? Все, в порядке твоя нога… Я не медик, конечно, поэтому нога болеть будет, и поделом.

— Спасибо…

— Спасибо, — передразнила Батильда. — Будешь теперь все лето дома сидеть, никуда не выйдешь, ясно! Пойду готовить обед, и, чтобы когда я пришла, сидел здесь и съел все, как миленький!

Мученическое выражение лица Геллерта было видно даже из окна. Арина вздохнула — беднягу было жутко жалко.

— Вот это жертва деспотизма, — хихикнул Аберфорт. Арина всецело была с ним согласна.

Арина задумчиво посмотрела в окно и поняла одно: гиперопека — это зло! Может, тетя пробудит в нем какие-нибудь комплексы, а потом он — оп-па! — и захватит пол-Европы. Девочка много раз сталкивалась с такими вот «тетушками». Помнится, классе в третьем, они собирались в поход по руслу реки. Ее мать отпустила без вопросов, удостоверившись, что она «не будет нарываться на неприятности, сбегать в другие города и покупать наркотики», а вот Славку — нет. Славку она помнила хорошо, его образ всегда ассоциировался с опекой и затравленностью. Арина часто потом его встречала: рыхлый, задерганный, мальчик на все отвечал тихим блеянием «как мама скажет».

Вот и с Геллертом то же самое. Правда, насчет этого Арина не была уверена на сто процентов: может, у них в Австрии так принято. Интересно, а где его родители, если они у него есть? Впрочем, родители у любого человека должны быть по умолчанию, живые или мертвые. Арина позволила себе улыбнуться — быть может, он настолько всех задолбал, что его сплавили к первой попавшейся тетке?

Впрочем, мысли сейчас не останавливались ни на чем конкретном, перескакивая с одного на другое. Да и дел было полным-полно. Сперва надо было помочь Аберфорту с козами, причем одна, его любимая Голубушка, повредила ножку.

— Ах, ты, моя бедная, — поцокал языком Аберфорт. — Ну-ка, сестренка, помоги. Я подержу беднягу, а ты забинтуй — эвон, какая рана.

Действительно: на задней ноге Голубушки красовался мощный порез, сочащийся гнойной сукровицей. Голубушка переступала с ноги на ногу, морщилась как-то даже по-человечески и жалобно блеяла.

— Да, хорошо бы забинтовать, — вздохнула Арина. — Я мигом!

Девочка зашла в дом и, осторожно встав на табуретку, начала рыться в том самом шкафу, ставшем за этот довольно длинный месяц притчей во языцех. На самой высокой полке обнаружилась старинная аптечка с красным крестом, какой Арина не видела даже в музеях. Она казалась такой пыльной и старой, что Арина ожидала, что и лекарства там будут старые, но нет: в аптечке обнаружились пара пузырьков с зельями первой необходимости, какие-то непонятные шприцы и бинт — очевидно, без вмешательства маглорожденной Кендры тут не обошлось. С победным кличем схватив бинт, Арина понеслась на улицу.

Ногу Голубушке перебинтовали, да и Альбус, сидевший тут же в отдалении, посоветовал чем-нибудь намазать ногу, тем же Заживляющим, за которым Арине вновь пришлось бежать к аптечке. Перевязанная Голубушка уткнулась Арине мордочкой в грудь и потерлась, совсем как кошка, радостно блея. От нее приятно пахло шерстью, и девочка с улыбкой погладила козу по шерстке, которая оказалась очень мягкой.

— О, сестренка, я смотрю, ты козочек моих полюбила, — присвистнул Аберфорт. — Раньше-то ты к ним и подойти боялась…

— Ну я же выздоровела, — улыбнулась Арина. Улыбнулась и вдруг поймала на себе взгляд Альбуса, полный подозрения. Брат с явным недоверием следил за каждым ее шагом, что-то себе бормоча под нос.

— Ал, ну ты чего, как нетопырь какой-то, ничему не радуешься, все бурчишь и бурчишь, — громко высказался Аберфорт, да так громко, что бедный Альбус аж подскочил.

— Ничего я не бурчу, я, вообще, собирался пойти в библиотеку, — брат выпрямился и прошел в дом. Аберфорт пожал плечами и продолжил кормить коз. Голубушка терпеливо стояла рядом с ним, пощипывая реденькую траву.

Арина поняла, что ей нечего делать на этом празднике жизни, поэтому она пошла в дом. Сегодня они собирались устроить праздник в честь ее выздоровления, ну, а ей, как единственной женщине в доме, приходилось готовить на всех.

— Интересно, а у них газ вообще есть? — тихо спросила Арина сама у себя. Ответа, как и ожидалось, не получила.

Плита у Дамблдоров действительно была. Но это была не гламурная электрическая плитка, на какой мама готовила еду в ее прошлой жизни, нет, и даже не допотопная советская, на какой готовила еду бабушка. Дамблдоровская плита оказалась огромным чугунным монстром, с огромными створками, больше напоминавшими заслонки печи из русских народных сказок. Арина поплевала на руки и попыталась открыть створку. Безуспешно.

— Ладно, тогда на ужин будут котлеты, новшество такое, — философски изрекла она и полезла в погреб за мясом.

Уф, и почему никто не сказал ей, что мясо будет не в виде фарша, а висеть огромным шматком? Пока Арина искала в просторах кухни мясорубку, пока прокручивала мясо, пока вытирала грязь, пока месила получившийся фарш в огромной миске, пока клала его на сковороду и пыталась зажечь огонь (от взрыва ее спас только Альбус, вовремя сказавший ей, что она чиркает совсем не там, где надо), время уже приблизилось к вечеру. Утирая со лба пот, девочка торжественно выложила котлеты на тарелку, осмотрела со всех сторон… и со вздохом побрела в погреб в поиске хоть чего-то приемлемого. Домовика, к сожалению, у Дамблдоров не было.

День плавно перетек в вечер, солнце склонилось к западу, а на небосводе зажглись первые звездочки. Арина расставляла еду на столе, гордо принимая похвалу. Одета она была в новое платье, которое нашла в шкафу — как ей казалось, пышные, красивые платья были одним из плюсов нахождения в другом времени. Надевая такие платья, девочка всегда могла почувствовать себя принцессой.

На огонек, как и обещал, заглянул сосед. Заглянул и, получив разрешение войти, медленно доковылял до стола, приволакивая поврежденную ногу, и плюхнулся на первый же стул. Нога его, без ботинка, но в толстом вязаном носке, была туго перевязана толстым слоем бинта.

— Я выпрыгнул из окна, — коротко сказал Геллерт и усмехнулся. — Она как бы запретила мне выходить из дома, но разве какая-то англичанка сможет остановить гордого сына Альпийских гор? Конечно же, нет!

— Такого остановишь, — прошептала девочка, впрочем, не удивленная. Уже сам факт, что она коротает время в обществе начинающего Темного лорда, экспериментатора, испытывающего заклинания на козлах и будущего директора Хогвартса, которого ее друзья-поттероманы, когда таковые еще имелись, называли не иначе как «старый маразматик», по идее, должен был повергать ее в длительное изумление. Хотя, как говорится, человек привыкает ко всему.

— Да, кстати, — Геллерт резко обернулся, словно вспомнив о чем-то. — Как я мог прийти на праздник и не принести подарка выздоровевшей? Это не comme il faut!

Он серьезно посмотрел на девочку и снял с шеи какой-то кулон.

— Это Дары Смерти, — Геллерт снял кулон и сунул Ариане его в руку. — Бузинная палочка, Воскрешающий камень, мантия-невидимка. Считается, что носящий такое вот украшение входит в число Искателей.

— А… а вы? — пискнула Ариана. Геллерт только отмахнулся.

— У меня еще один такой на дне чемодана лежит, просто никак залезть не соберусь. Я, кстати, сюда согласился ехать не только из-за внезапного обострения родственных чувств… Вы когда-нибудь слышали об Игнотусе Певерелле?

— Конечно, слышали, ты за кого нас принимаешь, соседушка? — ответил Аберфорт. — У нас на курсе был один слизеринец, Гонт, он всему курсу уши прожужжал о том, что он потомок Певереллов, даже перстень у него какой-то был… Не, натурально, называл себя то лордом Гонтом, то лордом Певереллом, то лордом Гонтом-Певереллом, в зависимости от настроения, кланяться пытался заставить… А сам-то, подумайте, ходил в драной мантии, больше похожей на лохмотья! Тоже мне, лорд! — Аберфорт раскатисто рассмеялся.

— Конечно, лорд у вас в Британии только один — это Темный лорд, — ответил Геллерт. — Надеюсь, меня моя наклонная дорожка к такому позору никогда не приведет.

Наконец, поздно вечером, когда все наелись и напились, Геллерт откланялся и исчез. Ариана хотела было посмотреть, как он будет залезать на второй этаж, минуя первый («Ведь для волшебника не существует ничего невозможного!»), и уже шла к лестнице, как вдруг ее окликнули.

За спиной ее стоял Альбус с очень странным выражением лица.

— Что-то случилось, братик? — невинно спросила Ариана.

Вместо ответа Альбус, взмахнув палочкой, закрыл двери и навел Заглушающее на гостиную.

— Я давно хотел с тобой поговорить, — произнес брат. Голос его, и так не отличающийся эмоциями, вдруг стал холодно-стальным, прямо как у Волдеморта.

— М-мм… что случилось? — Арина почувствовала, как откуда-то, изнутри, поднимается тревога. По коже забегали мурашки. Неожиданно она поняла, что, называя Дамблдора «самым великим магом столетия», никто, в общем-то, и не шутил.

— Ты не Ариана, — Альбус прищурился. — Настоящая Ариана никогда бы не стала смотреть на семейные фотографии. Ариана всегда боялась лица и отца, и матери, именно из-за нее мама убрала тот альбом на чердак. Настоящая Ариана никогда бы не подошла к козе, потому что у нее сильная аллергия.

— Я…

— Не пытайся меня обмануть! — в голосе брата сквозил металл. — Отвечай, кто ты на самом деле, или я тебя прокляну. Слышала о проклятии Призраков?..

— Я…

— Ну, я жду, — Альбус небрежно поигрывал палочкой с таким видом, словно он не вселенца в тело сестры разоблачил, а, так, решил поиграть с ребенком. В глазах у него, однако, появился холод, который проступал все сильнее и сильнее. Да. Это тебе не старый «маразматик», который предлагает лимонные дольки.

Вот и закончилась твоя короткая, но счастливая жизнь, Арина-Ариана.

Странно, что, когда ты на волоске от смерти и жить тебе остается считанные минуты — Арина не строила иллюзий на свой счет — тянет думать о всякой ерунде. О друзьях времен школьной, счастливой поры, о фикусе, который стоял на окне в маминой комнате, об иконе, которая стояла в изголовье ее кровати и которую за два года болезни она изучила вдоль и поперек… И почему она раньше не ценила жизнь? Да, раньше она была прикована к кровати, да, не могла дышать, но она жила… Нет, поправила себя Арина. Она не жила. Она существовала. Даже небытие лучше такого вот «существования».

— Ты меня слышишь, дорогуша? Отвечай! — Арина подняла взгляд на брата: почему-то больше всего ее внимание привлекла небольшая щель между двумя передними зубами. Вкупе с грозным видом брата щель выглядела так странно и так беззащитно, что ей захотелось смеяться. — Или же ты… демон?

Эх, Альбус, Альбус. Ты хороший, умный парень. Ты мог бы делать вид, что ничего не понимаешь. Мог бы взять пример со своего брата, свято верящего, что «Ариана выздоровела», и на пару с соседом заниматься обыденной летней ерундой, закрывая глаза на маленькие сестрины «изменения»… Мог бы. Но не стал.

А все потому, Альбус, что правда тебе дороже всего. Дороже сестры. Дороже семьи. Дороже тебя самого.

— Я не демон, Альбус… — Арина вздохнула и начала рассказ. — Меня зовут Арина, и мне четырнадцать… было четырнадцать лет. Я жила в мире, где нет магии, в мире, где все логично и обыденно, в мире, где ваша жизнь — просто строчки в одной очень известной книге. Я… очень сильно болела, понимаешь? Я не вставала с кровати, не могла дышать, от меня отвернулись все друзья, из семьи ушел папа, а я… те два года я не жила, я доживала… — она начала говорить тише, почувствовав, как ее душат слезы: такого она не говорила еще никому. — Доживала жалкую, ненужную жизнь, мечтая о том, чтобы лечь спать и не проснуться! А однажды… однажды мне стало больно. Очень больно. Я перестала различать цвета, слышать звуки, у меня потемнело в глазах, я не понимала и не чувствовала ничего… И внезапно — как будто глоток свежего воздуха. Я открываю глаза — и я здесь, стала вашей сестрой. Стала персонажем книги, Альбус, книги, которую сама и читала!

Арина заплакала, не от страха, от жалости к себе, и почувствовала, как ее кто-то обнимает.

— Не плачь, успокойся, — Альбус прижал ее к себе и, подержав немного, потряс за плечи. — Выговорилась?

— Д… да, — девочка еще раз всхлипнула и вдруг ощутила какое-то странное, отчужденное спокойствие, такое, какое бывает после каких-то важных событий в жизни. Спокойствие, смешанное с сонливостью. — Ой, полегчало… — потерянно протянула Ариана.

— Я знаю, — Альбус улыбнулся, не так, как улыбался раньше, натянуто, а по-настоящему, живо и тепло: улыбка сглаживала его черты лица, заставляла как-то светиться изнутри. — Когда выговоришься, становиться гораздо легче. Я читал о подобном в маггловской литературе.

— Фрейд, что ли? — Ариана отчего-то хихикнула. Умирать резко расхотелось.

— Какой Фрейд? — искренне удивился Альбус. — Не знаю такого… Вундта знаю, Гельмгольца знаю, а Фрейда не знаю… В любом случае не стоило держать в себе.

— И что… что ты со мной сделаешь? — со страхом посмотрела на него Ариана. Альбус задумался.

— Давай, присядь, и выпьем чаю. Мама всегда говорила, что чай помогает думать, — брат аккуратно взмахнул палочкой, приманивая к себе две фарфоровых чашечки, и неспешно и аккуратно разлил горячий, ароматно пахнущий травами чай.

Арина присела на краешек стула, чувствуя себя очень и очень неуютно. Чай действительно оказался очень вкусным, такого у себя дома, в прошлой жизни, она никогда не пила. Альбус сидел рядом с ней и, неспешно цедя напиток по глоточку, смотрел на нее странным, немигающим взглядом.

Чай оказался очень вкусным, и, как подозревала Ариана, ушлый Альбус добавил в него успокаивающие травы, потому что ей стало легче гораздо в большей мере. Но разговор еще не был окончен, и повисшее в воздухе ожидание, напряженное, как натянутая струна, не смог утолить даже теплый чай.

— И что же нам с тобой делать? — вздохнул Альбус, подперев ладонью щеку. Почему-то щелочка между зубов стала светиться еще сильнее, придавая ему не то неадекватный, не то залихватский вид. — Должен сказать, притворяешься ты хорошо: даже я тебя поначалу не раскусил. Но, конечно, ты не Ариана, и стать ею уже не сможешь. Аберфорт, пожалуй, может это списать на болезнь, которая истязала мою сестру вот уже семь лет… — Альбус нахмурился, на лбу у него пролегла глубокая складка. — Знаешь, все-таки тебе повезло, что обнаружил тебя именно я, а не Аберфорт. Он бы даже разбираться не стал, убил бы и дело с концом. Он очень вспыльчив, да…

— Ты будешь ему об этом говорить?

— Пожалуй, нет. Знаешь, пусть все это останется между нами.

— Будет нашим маленьким секретом?

— Ага. Кхм… — Альбус помрачнел, словно решившись на что-то. — Ты уж извини меня за то, что накричал, напугал…

— Ты же не знал, — Ариана погладила его по руке.

— Я думал, что в мою сестренку вселились демоны, я хотел провести обряд экзорцизма! — взвился Альбус. — Впрочем, что теперь… Ариана была больна, и я знал, что ей уже никак не помочь. Понимаешь ли, если средство было бы, хоть какое-то, его бы нашли. Не я, так мой отец, не мой отец, так мой брат. Его просто нет… А из-за этого я был обречен смотреть за ней, как какой-то тюремщик! Причем все, абсолютно все думали, что я должен бросить все, забыть все свои планы и смотреть за больной сестрой. Но я… я не хочу, мне это не нужно, меня это тяготит, но у меня нет выбора.

— Вот не надо тут, — буркнула до этого терпеливо слушающая его Ариана. — Ты сам говорил, что человек должен выбирать между легким и правильным.

— Да-да, вот именно, это выбор между легким и правильным. А ведь это я во всем виноват. Это я, тогда, семь лет назад, не захотел выходить на улицу, я недосмотрел за ней, это из-за меня Ариана сошла с ума, из-за меня погибли папа с мамой, это я, я виноват… — Альбус обхватил голову руками и сидел, уставившись в одну точку. Ариана медленно гладила его по локтю, заметив про себя, что волшебному миру не помешал бы хороший психолог.

А ведь он серьезно считает себя виноватым… Как-то раз Арина читала фанфик, по Гарри Поттеру, с плохим Дамблдором, как он назывался… дамбигад, кажется? Там авторы винили бедного Альбуса совершенно во всем. Наверняка фанат такого жанра здесь был бы счастлив, ведь, как же так, Дамблдор сам признается во всех своих грехах… Сам себе злобный Буратино. Нет, не так. Сам себе злобный дамбигадер.

Ариана серьезно задумалась. Вот он считает себя виноватым, а что потом? Апатия? Самоубийство? Что, если все страшные события в этой истории произошли именно потому, что парень по имени Альбус Дамблдор не придумал лучшего психологического приема, чем вешать на себя всю вину? Хотя… что она в этом понимает, она же не психолог, ей всего четырнадцать. Психологом был папа, да и тот навсегда исчез из поля ее зрения, что в той жизни, что в этой. Правда, в этой жизни он исчез не по своей воле… Однако Альбуса надо было спасать. Причем спасать сейчас же, иначе со своим самобичеванием он может до такого дойти…

— Ты не виноват, Альбус, — тихо сказала она, продолжая гладить его по локтю. Брат не откликнулся, но бормотание стихло. — Все предусмотреть невозможно. Если бы ты пошел с Арианой в тот день, возможно, вместо Арианы сошел с ума ты сам, или покалечился… Или это событие произошло бы в другой день. Понимаешь, мне однажды рассказывали одну теорию, что все события когда-нибудь должны произойти. В другой вариации, по-другому реализируются — но они произойдут. Это произошло бы в любом случае.

— Думаешь? — вздохнул Альбус.

— Конечно-конечно, — закивала Арина с видом заправского психолога. — Хватит уже. Ты не виноват, понятно? А самобичевание никогда до добра не доведет, попомни мои слова.

— Действительно, чего это я… как ребенок, право, — Альбус резко поднялся, чуть не уронив голубой фарфор. — Значит, так. Я не хочу, чтобы Аб что-то заподозрил. Брат мне дорог, и я понимаю, что будет, если он узнает о том, что на самом деле случилось с Арианой. Поэтому сейчас поднимайся ко мне в комнату — буду рассказывать тебе всю славную историю семейства Дамблдоров!

Ручка фарфоровой чашки треснула ровно посередине. Ариана осторожно подняла глаза на уже совсем успокоившегося, выговорившегося Дамблдора, щель между зубов которого по-прежнему притягивала внимание и, по-видимому, стала еще больше.

Что ж. Хотя бы теперь ей ничего не угрожает…

Как оказалось, комната юного Дамблдора была вовсе не огромной библиотекой, что Арина предполагала, и даже не огненной бездной, чего она, начитавшаяся фанфиков в свое время, остерегалась: обычная, по рамкам конца девятнадцатого столетия, маленькая светлая комната, кровать, шкаф, весь заставленный различными книгами, письменный стол и кресло. Альбус прошел к шкафу, кивком указав Ариане на кресло.

— На самом деле моя сестра, конечно, в обычном состоянии не понимала, что за люди изображены на этих снимках, но они ее пугали, — старший Дамблдор достал из-за стекла тот самый альбом с фотографиями и раскрыл на первой попавшейся странице. — Уж поверь, она не стала бы смотреть на них просто так. Однажды, давно еще, мне было лет тринадцать, я зашел к ней в комнату и увидел, что она рвет вот эту фотографию на мелкие кусочки, — его палец указал на довольно потертую, но, в общем-то, целую фотографию, которая в альбоме лежала самой первой. — Дедушка Вулфрик, папа, мама, бабушка Ханна, Аб, я, новорожденная сестра…

— А кто вот этот человек? — спросила Арина, показывая пальцем на мужчину, стоящего за Кендрой. Он был, в общем-то, похож на отца, но имел длинные, чуть ли не кавалерийские усы, а глаза его поблескивали хитрыми искрами. Девочке он напомнил лисицу, готовящуюся залезть в богатый курятник. Альбус посуровел.

— Это папин младший брат, дядя Игнотус. Запомни, мы никогда, никогда не произносим его имя…

— Почему? Что с ним случилось?

— Он связался с преступным миром и уехал в Северную Америку, — коротко сказал Альбус, давая понять, что разговор на эту тему окончен. Память Арианы Дамблдор услужливо подкинула ей темную, нечеткую картину того, как мать что-то кричит тому, кто стоит на пороге, громко захлопывает дверь, а затем начинает плакать. — И, да, я бы не советовал тебе произносить его имя вслух, если не хочешь ввязаться в неприятную историю — говорят, на материке он стал местным Темным лордом, и его имя проклято. Впрочем, я не хочу сейчас поднимать эту тему. Все, что тебе нужно знать об истории нашей семьи, это…

Голос Альбуса становился мутнее, он лился, словно ручьи воды, и Ариана, присевшая отдохнуть от сложного дня, вдруг поняла, что ее глаза слипаются все сильнее и сильнее…

* * *

Из полудремы Арину вытянули трели звонка, такого, что стоял у них в квартире. Девочка горько вздохнула: после такого прекрасного, чудесного сна возращение к реальной жизни казалось ей жестоким. Опять болезнь, опять невозможность дышать, опять долгие вечера, полные мучений… Она вдохнула полную грудь свежего, не очищенного дефрибрилятором воздуха, не решаясь открыть глаза.

— Все это сон. Мне просто вчера стало особенно плохо, вот у меня и были галлюцинации на предмет последней прочитанной книги, — тихо прошептала она. В самом деле, зачем открывать глаза, если она знает, что же будет потом?

Звонок протрещал еще раз. Наверное, соседу дяде Мише опять что-то нужно из того, чего у него в квартире никогда нет, а может, пришел посмотреть, живы ли самые неконфликтные соседи на этаже. За стеной послышалась площадная ругань. Опять мать смотрит очередную серию «Криминальной любви».

— Что ты за криворукий рукозад такой, а? Вот все испортит, козел очкастый, придет и испортит! Вот кто тебя просил его с места на место переносить? Отлично просто: потолок в копоти, пол в копоти, стены в копоти, мебель в копоти, брат в копоти, да все тут в этой Мордредовой копоти, будь она неладна! Я же просто хотел сварить треклятое зелье для пищеварения, курсовую по которому мне нужно сдать по ЖАБА! Я даже специально, Мордред побери, взял на время у треклятого соседа треклятый самопомешивающийся котел, который ты взял и испортил! Вот что я ему скажу? Да эта хреновина наверняка стоит столько, что даже если я продам тебя гоблинам в рабство на всю твою ничтожную оставшуюся жизнь, столько денег не наберется!

Арина радостно распахнула глаза, понимая, что это не сон. Да, это не сон, она жива, у нее есть два старших брата… которые, по-видимому, сейчас за стеной устраивают итальянский сериал. Во дают! У Аберфорта ей оставалось только поучиться искусству обругать собеседника, не произнося ни одного матерного слова, да и лексикон жителя магического мира стоило расширить. А то что: Мерлин, да Мерлин, Моргана, да Моргана, Мордред, да Мордред…

— Что опять случилось? — спросила девочка, вылезая из своей комнаты и чуть ли не на ходу надевая платье. Вылезла — и осеклась, исподлобья рассматривая случившееся.

Гостиная погибла — это Ариана могла сказать точно. Действительно, все было в черной копоти, а стоявший на черном-черном полу около черного-черного нечто, что когда-то было самопомешивающимся котлом, черный-черный Аберфорт ругался с черным-черным Альбусом, а недалеко от них эту черную-черную сцену, мрачно скрестив руки на груди, наблюдал черный-черный Гриндевальд. Слишком много черного, это уже какая-то страшилка получается!

Братья, заметив ее, застыли длинными черными соляными столбами.

— Добрый день, — буркнул сосед, пытаясь соблюсти хоть какую-то вежливость, и вернулся к своему созерцательному занятию. Ариана высоко подняла брови, старательно копируя знаменитый снейповский жест.

— Вы… вы что наделали? — выдохнула она, смотря, как покрываются черным слоем копоти плоды ее труда.

— Они обманом отобрали у меня котел и попытались принести меня в жертву сатане, — ехидно наябедничал Гриндевальд. — Неудивительно, что он взорвался.

— Какая жертва сатане, ты… — запыхтел Аберфорт.

— Вот и зря, что не принесли, — вздохнул Альбус, оставаясь, по-видимому, самым адекватным черным-черным персонажем. — Аберфорт одолжил у Геллерта самопомешивающийся котел, нарушил технику безопасности, и все взорвалось…

— Не взорвалось бы, если кое-кто не влез бы с советами! — вспыхнул младший брат, и английский вариант «Санта-Барбары» пошел по накатанной.

— Напыщенный идиот!

— Не читающий инструкции!

— Помет гиппогрифа!

— Кусок навоза!

— Оба — два идиота… — вмешался Гриндевальд, обращаясь почему-то к Ариане. Тем не менее, его услышали.

— А ты вообще заткнись! — прогремел хор славных отпрысков не очень-то и древней и богатой, но гордой семьи Дамблдор. Братья посмотрели друг на друга и, вдруг поняв, что хотя бы в чем-то оказались единодушны, поспешили загладить эту оплошность.

Ариана и Геллерт посмотрели друг на друга и синхронно вздохнули.

— И давно они так? — спросила она, решив поддержать беседу. Юный Гриндевальд пожал плечами.

— Не знаю, часов с собой не ношу. Они, понимаешь ли, меня разбудили своими криками, я вспомнил, что одолжил Аберфорту свой котел, который еще со школы остался. Я понял, что что-то тут нечисто, сунул ноги в тапки и вбежал к ним чуть ли не в исподнем… — племянник Батильды сделал выразительную паузу. Арина незаметно скосила глаза вниз, действительно обнаруживая на ногах Гриндевальда тапочки, точнее, то, что когда-то было ими.

— И что? Вы пришли, а все взорвалось? — полюбопытствовала девочка, уже заранее знала, что права. Гриндевальд со вздохом кивнул: серьезное выражение на его лице отчего-то выглядело неестественно.

— Зрите в корень, фройляйн, зрите в корень. Они мало того, что мой котел взорвали, еще и испачкали меня копотью от моего же котла! И как я домой пойду?.. — внезапно он перестал сокрушаться и хитро посмотрел на девочку. — Вы знаете, фройляйн, давайте на «ты». Все это выканье приближает нас к возрасту престарелых пеньков, которые сейчас повсюду. Вы ведь не хотите становиться пеньком преждевременно, верно?

— Не пеньком, — возразила Ариана с самым серьезным выражением лица. — Пеньчихой.

— А у вас неплохое чувство юмора, — улыбнулся Гриндевальд. — Ну что, принимаете мое предложение?

— Принимаю, — улыбнулась Ариана в ответ и от души пожала протянутую ладонь. — Правда, я делаю это только потому, что, судя по тому, что они взорвали ваш… твой котел, то они такие же, как ты. Следовательно, мне уже прямо сейчас придется начинать привыкать к тому, что в моем доме будет маячить твоя рожа.

— Ха, сначала спроси меня, хочу ли я того, чтобы моя рожа маячила в твоем доме, — беззлобно огрызнулся Геллерт — чувство юмора у него, определенно, имелось, хоть и сильно подпорченное. — А сейчас, кажется, мне придется применить всю мою храбрость, чтобы разнять твоих братьев, иначе, чувствую, здесь будет еще ужаснее…

Гриндевальд взмахнул палочкой, и спорщиков окатило водой, как из ковша. Мокрые и злые, они прекратили перепалку и уставились друг на друга, тяжело дыша. Вода стекала на пол черными каплями, создавая серые борозды на их черных лицах. Альбус со вздохом протер закопченные стекла очков и с досадой констатировал, что они стали еще чернее.

— Все спорят и спорят, как кошка с собакой. Вы бы, джентльмены, обратили внимание на то, что сестру пугаете…

— И правда, мы, кажется, слишком уж переборщили, — признал Альбус, как старший. Арина расставила руки в боки.

— И что же произошло?

— Я варил зелье для ЖАБА…

— Он варил зелье, игнорируя все правила, в результате взорвал чужой котел!

— Я бы не взорвал его, если кое-кто не полез бы выкручивать таймер!

— Я не выкручивал, а выключал, потому что ты про него забыл!

— Идиот!

— Мерзавец!

— Помет гиппогрифа!

— Хватит! — прикрикнула Арина, понимая, что так они никогда не закончат. Про себя она уже злилась на то, что ей хватило глупости спросить у этих вечных спорщиков причину: не уймутся же. — Мне все равно, из-за чего вы напакостили, но вы напакостили, и потрудитесь, пожалуйста, убрать за собой!

— Чтоб вы знали, джентльмены, волшебная копоть заклинанием не убирается, — произнес Гриндевальд и гадко ухмыльнулся. Черный-черный Аберфорт и черный-черный Альбус с пронзительным стоном упали в черные-черные кресла черной-черной гостиной, причем черный-черный Альбус чуть не растянулся на черном-черном полу.

Определенно, для этого дня черноты было слишком много.

Пока Альбус и Аберфорт пытались привести гостиную в божеский вид и одновременно убедить в том, что с котлом все будет в порядке, товарища Гриндевальда, Арина наконец-то вышла прогуляться.

В Годриковой впадине было красиво, даже слишком красиво. Чистый воздух опьянял, мягкая зеленая трава, казалось, была выложена ярким ковром, луг, по которому не прошлась еще своими кирзовыми сапогами матушка-цивилизация, пестрел цветами всех оттенков… Ариана отошла подальше от дома, к лесу, развалилась на траве и прямо-таки почувствовала, как ласкает ее яркое солнышко. Как же все-таки давно она не выходила из дома! Ни в той, ни в этой жизни. Там ее постоянно ограничивали больные легкие, которые отзывались болью при каждом движении, здесь — волшебный дар, неконтролируемый и опасный.

Арина одернула подол платья, подложила руки под голову и задумчиво смотрела на облака, плывущие по ярко-голубому небу. Сказка, просто чудесная сказка… Ее родной город мог похвастаться лишь небом мрачным, грязно-серым, как половая тряпка, которую забыла выжать школьная уборщица. Впрочем, тогда девочка и не обращала внимания на все эти мелочи — у нее была школа, друзья, строгие, но справедливые учителя, потакающие всему родители… Кому нужно это дурацкое небо, когда есть все? О «дурацком небе» впору задумываться, когда ты, никому не нужный, коротаешь жизнь в четырех стенах, прикованный к кровати и кислородному баллону.

В сети Арина много раз встречала разных людей, которые уверяли, что родились не в своем времени. Кто-то мечтал оказаться в девяностых, бандитских и беспринципных, кто-то в восьмидесятых, теплых и счастливых. Кто-то серьезно примерял свою жизнь к безудержным шестидесятым и героическим сороковым, а уж совсем неординарные личности всерьез вздыхали по началу двадцатого века, бесцеремонному и мрачному. Сама девочка себя к таким причислить не могла… до этого времени. Сейчас она бы ни за что не променяла всю эту дикую, необузданную и не загнанную в людские рамки красоту на серую квартирку в сером городе, где никто никому не нужен.

Хотелось лежать и лежать, отбросив все заботы, выбросив из головы все чаяния, прикрыть глаза и вообразить, что она вовсе и не умирала, а просто попала в далекую страну далекого детства, где все хорошо и приятно.

Подул холодный ветер, и девочка инстинктивно зажмурилась: все умиротворение куда-то пропало, но настроение хуже не стало. Ариана с улыбкой поднялась с земли, отряхивая платье.

— Почему бы и не прогуляться по окрестностям? А то будет подозрительно, если я не буду знать, что где находится, — пробурчала Ариана себе под нос и отправилась на туристическую прогулку, тихо напевая полузабытую песенку. Ее бывшие одноклассники часто хвалились, где они побывали на каникулах — в Египте ли, в Турции ли, в Греции… Посмотрела бы Арина на их лица, если бы с самым серьезным видом произнесла, что все каникулы отдыхала в Годриковой впадине!

Годрикова впадина, кстати, была самой обычной деревней. Если не брать во внимание язык, то она, в принципе, могла бы сойти за обычную деревню из российской глубинки, правда, дома там были чуть поухоженнее и стояли хотя бы в подобие порядка. По тропинкам бродили и призывно блеяли козы, потерявшиеся или отошедшие слишком далеко, через ограду какого-то дома сигали совсем маленькие мальчишки, а старый дед замахивался на них клюкой.

Кладбище было, наверное, почти единственной достопримечательностью, помимо славной истории. Столько волшебных могил девочка ни разу не видела. Боунсы, Абботы, Пруэтты… Были тут и какие-то Поттеры, совсем незнакомые, но Ариана ясно видела лишь одну могилу.

Кендра Дамблдор (1851-1899)

Девочка опустилась на колени рядом с могильным камнем, отчего-то резко всколыхнулось чувство дежа вю. Эпитафии еще не было, земля была еще свежей и не заросшей, как будто похоронили ее мать буквально вчера. Скоро к ней должна будет прибавиться маленькая приписка «и ее дочь Ариана». Должна — и не прибавится. Арина этого уж точно не допустит!

Девочка еще раз посмотрела на могильный камень чужой ей женщины и вдруг почувствовала, как по сердцу словно полоснули ножом. Мама, мамочка! Образ Арининой родной мамы, которая еще даже не родилась, начал постепенно меркнуть под наплывом чужих воспоминаний. Вот черноволосая женщина читает ей на ночь сказку и раскачивает скрипучую кроватку, вот она утешает плачущую девочку, потому что она упала и разбила коленку, вот она гуляет с ней по темному лунному лесу и учит отличать одно растение от другого… Безразличие накладывалось на любовь и ненависть одновременно, и Арина-Ариана вцепилась пальцами в волосы, чужие волосы, боясь самой себя.

Приступ закончился так же быстро, как и начался, и Арина вдруг обнаружила, что стоит на коленях, прижавшись щекой к холодному могильному камню. Стоять просто так казалось ей неуважением к этой бедной женщине, которая ради дочери превратила себя в добровольную тюремщицу, и Ариана ненадолго вышла в ближний лесок, чтобы сорвать цветов. Маленький, но пестрый букетик, состоявший в основном из люпинов и колокольчиков, опустился на грязно-серую землю. Немного постояв в тишине, Арина медленно пошла прочь.

Интересно, а ее мама, Аринина, умерла бы за свою дочь? Приключись с Ариной такое, стала бы мама помогать ей во всем? Отказывала бы себе во всем ради дочери? Два года назад, когда мир был сплошь хороший и приятный, ответ был бы очевиден, но сейчас…

— Тогда было другое время, — твердо сказала Арина сама себе. — Другое время, и моя мать просто сорвалась, да и особым мужеством она не обладала.

Она шла по молчаливому месту скорби, чувствуя, как на нее ощутимо давит горечь этого места. За каждым могильным камнем наверняка крылось чье-то горе, чья-то трагедия, чья-то история, которую мало кто мог бы сейчас поведать. Идя вперед, Арина настолько погрузилась в себя, что чуть не споткнулась об очередную могильную плиту. Ариана опустилась на корточки и провела пальцем по холодному камню, стирая слой пыли. Первое слово еще возможно было разобрать, — Певерелл — а вот имя…

— Иг… Игнотус?

Точно. Игнотус Певерелл, который был хранителем третьего дара смерти, мантии-невидимки. Рядом с фамилией был вырезан тот самый знак, который все не давал покоя Гермионе Грейнджер в книге.

— Да, вот так разгадка истории! Стоп, а это что? — в кусте за могильной плитой в глаза бросался огрызок карандаша, жизнерадостно желтого, жизнерадостно круглого, жизнерадостно маггловского и жизнерадостно обгрызенного по краям чьими-то кривыми зубами. Чем жизнерадостнее Ариане казался карандаш, тем бессмысленнее казалось его местонахождение. Конечно, где же еще не находиться карандашу, как не на старинном магическом кладбище!

Ариана осторожно взяла обгрызенный карандаш двумя пальцами и повертела его в руках. На карандаше стояло клеймо «Staedtler», слегка потертое. Клеймо австрийской фирмы.

— О, кажется, я знаю, кто здесь был… — пробормотала она и засунула карандаш в карман платья. — Кажется, теперь кое-кто не отвертится от признания…