Скованные одной цепью (гет)

Охранные чары на доме Гарри Поттера — аврора и Мальчика-Который-Выжил-Дважды, знавшего толк в безопасности — были одними из мощнейших в Магической Британии. Лишь поместье Малфоев охранялось сильнее; но тамошние чары — тёмные, и установка таких в наши дни считалась противозаконной. Закон, что интересно, запрещал подобные чары со дня своего принятия и обратной силы не имел. А разрабатывался он при непосредственном участии Абраксаса Малфоя.

Прекрасные во всех иных отношениях чары, охраняющие жилище Гарри Поттера, имели единственный изъян: для их установки пришлось прибегнуть к помощи небезызвестного Северуса Снейпа. И теперь он, будучи даже в стельку пьяным, мог без усилий снять их, чтобы атаковать Гарри со смертоносным намереньем.

Если верить «Ежедневному Пророку», именно это Северус Снейп и совершил в одну из душных августовских ночей почти через десять лет после смерти Волдеморта.

Возможно, впрочем, что в «Ежедневном Пророке» ошиблись, считая швыряние камней в окна Гарри Поттера покушением на его убийство, поскольку Снейп, хоть и в стельку пьяный, способен убить того, кого вознамерился.

— Гадёныш, — прошипел Северус и без магии запустил камнем в окно дома Поттера.

Люциус, наблюдавший за происходящим с безопасной дистанции, чтобы в него не угодило случайным камнем или заклятием, сказал:

— Послушай, это глупо.

— Да убить мерзавца мало! — подняв с земли новый камень для броска, отозвался Северус. — Мне крышка, и всё из-за него. — Он погрозил кулаком в сторону дома. В одной из комнат второго этажа загорелся свет, и в окне замаячил силуэт. — Всего только словечко этой Задницы-Которая-Опять-Не-Сдохла — и от меня теперь не отцепятся. — Северус энергично потряс головой, пытаясь вернуть мыслям ясность. — Они снова хотят сделать меня директором, Люциус. Ты же не позволишь им так поступить со мной, правда? Пожалуйста!

Он навалился на Люциуса и приобнял его одной рукой, готовый, казалось, в любой момент рухнуть на колени и умолять. Или так только казалось.

— Боже, приятель, ну от тебя и разит, — скривился тот.

— Как из пасти гоблина, — хихикая, согласился Снейп.

— Поверю тебе на слово. Никогда не был настолько близок с гоблином.

За их спинами раздались хлопки. Это наконец явились авроры. Выглядели они донельзя взвинченными предстоящим противостоянием с двумя бывшими Пожирателями Смерти, чья репутация не позволяла ручаться за результат схватки.

— Положите камень, сэр, — велел один из авроров Северусу. — Если не будете сопротивляться, то и не пострадаете.

— Я тоже не хочу пострадать! — возмутился Люциус.

Северус открыл рот для остроумной отповеди, каковую решил подкрепить глотком огневиски и потому полез в карман за флягой, но был немедленно сражён алой вспышкой. Он ничком свалился в лужу, поверженный одновременно заклятием и Огденским.

Северус пришёл в себя — вскочив, лихорадочно ощупываясь в поисках волшебной палочки и покрываясь холодным потом от того, что не находит её — в мрачной камере с серыми стенами, на жёсткой узкой койке. Койку напротив занимал Люциус.

— Не спишь? — просипел Северус.

— Нет. Бодр как никогда.

Северусу показалось, что Люциус ответил немного сердито, но на это вряд ли стоило всерьёз обращать внимание. Настроение Люциуса менялось по причинам непостижимым, причём, возможно, даже для самого Люциуса. Любая мелочь могла рассердить его: проплешины у павлинов, развод, разговор с Драко, невозможность поговорить с Драко, измятая мантия, уменьшение доходов, магглы, пара седых волос. Но если с кем-то дружишь, то приходится мириться с недостатками друга, хотя порой тот и испытывает твоё беспримерное долготерпение.

Поэтому Северус, надеясь тем самым задать тему неклеящемуся разговору, широко улыбнулся Люциусу. Тот просто обязан был это оценить.

— Не знаю, чему ты радуешься, — недовольно сказал Люциус. — Утром нас будет судить ни много ни мало, а целый Визенгамот. За умышленное причинение ущерба имуществу, покушение на убийство Поттера и за потраву призовых бегоний его супруги вкатят нам, как мне передали, по полной.

— Но ты ведь уже вызвал своего адвоката.

— Разумеется.

— Тогда всё обойдётся, — пожал плечами Северус. — Он в своём деле дока.

— И берёт за это изрядно.

— Прежде расходы тебя мало волновали.

— Расходы? Меня больше волнует это «прежде». Нас было двое против четырнадцати авроров. Хотя тебя можно не считать — ты валялся на земле, и толку от тебя не было никакого. А вот прежде… Мы уже не те, что прежде. Прежние мы одолели бы их в два счёта, потом слетали бы домой и обеспечили себе алиби. И после всего ещё хватило бы сил на вылазку в город, чтобы отпраздновать победу.

Сам Северус не припоминал, чтобы на службе у Тёмного Лорда доводилось так весело проводить время. Разве что считать весельем набеги на грязные пивнушки, на выходе из которых наизнанку выворачивало от страха и выпитого. Назывались эти набеги Маггловскими Тяпницами.

— А я считаю, мы поумнели, — подумав, сказал он. — Нам больше не нужно драться, чтобы доказать своё превосходство. Пусть блестящий адвокат, которого ты можешь себе позволить, разбирается с проблемой, а потом мы отпразднуем победу, как ты и хотел, но с минимумом телесных повреждений.

Люциус в ответ раздражённо хмыкнул.

— Ты что, в самом деле скучаешь по старым временам? — встревожился Северус. — Если да, то предупреждаю, что подсыплю тебе яду в чай прямо у тебя на глазах.

— Мог бы и подождать, пока я отвернусь.

— Мы же друзья, и я дам тебе шанс. Но отравить — отравлю.

— Может, мне и скучно, — небрежно махнув рукой, ответил Люциус, — и хочется чего-то захватывающего, немного интригующего… Может, даже нужен какой-нибудь серьёзный вызов. Но у меня точно нет никакого желания заново переживать те дни, когда тёмным магам надлежало слоняться в темноте и по холоду.

— Говорят, это вредно для волос.

— И для коленей.

— Да и алиби теперь обеспечить сложнее. Все встали на путь исправления.

— Говорите за себя, ребята, говорите за себя, — насмешливо отозвался кто-то из соседней камеры.

— Чумазый? — Северус поднялся с койки и, несмотря на головокружение, попытался через окошко в двери разглядеть отозвавшегося. — А ты здесь что забыл?

— Десять лет каталажки, если не повезёт. Моя половина меня прибьёт.

Визенгамот вершил правосудие — или то, что правосудием считалось — без проволочек. С первыми лучами солнца Северус и Люциус предстали перед судом. Было так рано, что даже пресловутый дорогущий адвокат едва не опоздал и присоединился к ним, когда о заседании уже объявили. Он подлетел, шелестя мантией и извинениями:

— Прошу прощения, прошу прощения. Почтовая сова заплутала, и в последний момент изменили место слушания.

— Министерство в своём репертуаре, — вздохнул Люциус.

— Это даже к лучшему, — доверительно зашептал адвокат. — Это нам на руку. Оказывается, перед нашим делом слушается сейчас ещё одно. Секретное до такой степени, что никто из непосвящённых о нём не должен знать.

— Что за дело? — подначил его Северус.

— Дело, связанное с Гермионой Грейнджер. — Адвокат ухмыльнулся и прикинулся осведомлённым, из чего Северус заключил, что ничегошеньки тот не знает, но таким образом надеется узнать. Знакомый приём. И, как ни странно, действенный.

К залу заседаний они подошли заранее, опасаясь пропустить ещё какие-нибудь изменения во времени или месте слушания.

Вход в зал охраняли два аврора, преградившие им путь.

— Закрытое заседание, приятель, — сурово сказал один из них адвокату и указал на боковой проход к коридору, откуда выход из зала не просматривался: — Подождите там.

В проходе тоже стоял аврор, чья внушительная фигура перекрывала всякий обзор.

— Вот это поворот, — пробормотал Люциус так, чтобы аврор его не услышал.

Спустя десять минут раздались скрип открывающейся двери и топот множества ног. Выражение лица аврора, перегородившего проход, тяжелело тем сильнее, чем настойчивей адвокат пытался заглянуть за его плечо.

— Оставайтесь здесь, сэр.

— Но я обязан убедиться, что мы не пропустим наш вызов! — возразил адвокат. — Своими действиями вы препятствуете работе суда!

Аврор всего на несколько секунд оглянулся, но этого времени хватило, чтобы троица проскользнула мимо него в коридор.

По коридору как раз спешил коллега адвоката, кивнувший ему на ходу, а следом — два гоблина из Гринготтса, переговаривавшиеся на гоббледуке и имевшие чрезвычайно довольный вид.

— Дело ясное, что дело тёмное, — постановил Северус.

Аврор, развернувшись, испепелял Северуса, Люциуса и адвоката взглядом. Однако поднимать шум не решился, боясь, видимо, привлечь излишнее внимание к секретам Министерства.

— Идите уже, — сказал он и махнул рукой в сторону двери.

Неторопливо войдя в зал, они узрели полный состав Визенгамота во всей красе: то тут, то там розовели налитые кровью глаза и щетинились небритые подбородки, а лица выглядели измученно и почему-то виновато. Утро не было добрым к судьям, и, похоже, они без зазрения совести испортили бы его всякому, по чьей вине им пришлось притащиться сюда в безбожно ранний час.

— С позволения Визенгамота я представлюсь. Моя фамилия Хэзлитт, и я явился представлять интересы подсудимых, господ Малфоя и Снейпа. Мой коллега, господин Бёрни, выступит от имени обвинения. С вашего и его разрешения… Итак, что по первому пункту обвинения?

— Вину признаем, нет? — спросил секретарь, исподлобья глядя на подсудимых поверх очков-полумесяцев.

— Не признаем, уважаемые судьи, — заявил Хэзлитт. — Если мне будет позволено высказать предположение… — он сделал паузу, дожидаясь позволения, каковое ему кивком предоставил секретарь, — то я считаю произошедшее простым недоразумением. Между друзьями всякое случается. Зачем беспокоить высокочтимых дам и господ в столь ранний час из-за пустяка?

— Действительно, почему это дело слушается судом Визенгамота? — спросила ведьма с суровым лицом, сидевшая слева от подсудимых. — Оно кажется малозначительным, как и сказал адвокат.

— Многоуважаемые судьи, речь идёт о вероломном нападении на жилище Гарри Поттера двух Пожирателей Смерти! — возразил обвинитель.

— Вероломное?! — не выдержал Северус. — Он за моей спиной подстрекал попечителей Хогвартса назначить меня директором. Вот это было вероломно!

Хэзлитт шикнул на него и с глубоким поклоном, обращённым к судьям, повторил:

— Произошло простое недоразумение.

— Что-то я не вижу тут самого Гарри Поттера, который бы поддержал ваше утверждение, — сказала ведьма с суровым лицом. — Почему он не явился лично, чтобы разъяснить это, как вы его называете, недоразумение?

Северус и сам был удивлён отсутствием Поттера. Обычно тот выскакивал, как чёртик из табакерки, чтобы замолвить за героического Снейпа доброе слово. Это вошло у мальчишки в привычку; и нынешние неприятности тоже приключились из-за того, что Поттер лезет со своими добрыми словами по поводу и без. Видимо, гибель призовых бегоний стала последней каплей.

— Что же, раз судом моё утверждение не принимается, я выдвину следующий довод. — Хэзлитт нервно одёрнул рукава мантии.

— Выдвигайте, — разрешил секретарь.

— Я утверждаю, что соверши мои клиенты какие-либо из инкриминируемых им преступлений — чего они, разумеется, не делали, — это произошло под влиянием стресса и напряжения, ставших следствием военного конфликта.

— Того, при котором господин Малфой выступал на стороне противника, — холодно напомнила ведьма с суровым лицом.

— Да, вы правы, — признал Хэзлитт. — Но мы не можем игнорировать страдания, причинённые ему Тем-Кого-Нельзя-Называть. Кажется, у магглов это называется посттравматическим стрессовым синдромом.

— Но мы-то не магглы, — секретарь скривился, — и такого понятия не знаем.

— Но разве… — начал Хэзлитт и вдруг запнулся. Нет, не запнулся, а намеренно замолчал — чтобы привлечь внимание к тому, что собирался сказать. — Насколько я понял, точно такой же аргумент, выдвинутый защитой и принятый судом, имел место в предыдущем деле, где фигурировала мисс Гермиона Грейнджер.

Судьи беспокойно зашевелились на скамьях, шелестя мантиями.

Секретарь занервничал.

— Что вам об этом известно? — спросил он.

Хэзлитт ничего не ответил, но напустил на себя вид человека, которому известно об этом всё.

— Судьям требуется перерыв для краткого совещания, — объявил секретарь. — Уверен, что и от чашки чая никто не откажется.

Все согласились единогласно, и суд удалился на пятнадцатиминутный перерыв, суливший облегчение в такое нелёгкое утро.

Люциуса же и Северуса вытолкали из зала и погнали обратно в камеру.

— А неплохо вышло, — сказал Северус, когда их снова оставили вдвоём.

— Пожалуй, — согласился Люциус. — Ну они и переполошились! В прежние времена такого не было. Даже Фадж заподозрил бы тут уловку и, по крайней мере, попытался бы разузнать, известно нам что-нибудь или нет.

— Разве плохо, что они ничего не подозревают? Судебная, так сказать, ошибка пришлась очень кстати.

— Дело не столько в ошибке, сколько в самом подходе. Визенгамот — совет мудрейших. А эти-то… — Люциус покачал головой. — С ними даже неинтересно. Всё равно что отнять сахарного таракана у ребёнка. Хоть самому в министры иди, честное слово.

— Тебе не понравится быть министром. — Северус осторожно опустился на холодную жёсткую койку. — Слишком хлопотно. Уйма обязанностей, вежливое расшаркивание. Это как быть директором, но только без права назначать отработки с чисткой котлов без магии.

— Но нужно же что-то предпринять, пока нас не смыло волной хаффлпаффского рвения и гриффиндорской целеустремлённости.

— У гриффиндорцев всё пойдёт наперекосяк, даже если они поставят себе целью открыть банку с вареньем.

— В точку! — горячо подтвердил Люциус.

Забросив ноги на койку, Северус кое-как растянулся на ней.

— Интересно, когда нас начнут запугивать? — спросил он.

В то же мгновенье в замочной скважине заскрежетал ключ.

— Прямо сейчас, — ответил Люциус и предвкушающе улыбнулся.

Дверь камеры распахнулась. На пороге стоял Гарри Поттер. Усталый, помятый, небритый.

— А, явились, — протянул Северус, и не думая подниматься.

— Странно, — продолжил прерванный разговор Люциус, — я не знал, что Поттер участвует в министерских играх или делает за чинуш грязную работу.

— Ни то, ни другое, — ответил Северус, обращаясь к потолку. — Для игр он слишком глуп, а для грязной работы — слишком честен. Поэтому высокой должности ему не видать. В глазах обывателей он — олицетворение аврора, но в Аврорате своим никогда не станет.

— Благодарю за высокую оценку моих моральных качеств, — сказал Поттер.

— Это вам приснилось. — Северус соизволил наконец принять сидячее положение. — Чтобы я — и поставил вам высокую оценку? Люциус, с чего он это взял?

— Понятия не имею, — пожал плечами Люциус.

— У меня мало времени, — сказал Поттер. — Его можно впустую потратить на насмешки или выслушать моё предложение.

— О, сделка! — оживился Люциус. — Обожаю сделки.

— Особенно дурить своих партнёров, — язвительно отозвался Поттер. — Помолчите уже, Малфой.

С непроницаемым лицом тот замер, и сторонний наблюдатель решил бы, что Люциус благоразумно подчинился и замолчал, тогда как в действительности он, затаивший злобу в изрядном количестве, своим мнимым послушанием подталкивает самонадеянного оппонента к провалу.

— Я заявлю в суде, что никакого нападения не было, и с вас снимут все обвинения. Взамен вы сделаете кое-что для меня. — Поттер замолчал, пытаясь, видимо, сформулировать, что же ему понадобилось.

— Грейнджер, — сообразил Северус.

Люциус понял, что дело серьёзное, раз Поттер не стал по обыкновению задавать идиотские вопросы, а перешёл сразу к предложению:

— Мне нужно знать, что происходит. У неё проблемы и, кажется, большие. Но она молчит. Я не могу ей помочь, не зная, во что она вляпалась.

— Девчонке я помочь готов, — задумчиво произнёс Северус, — но не уверен, что хочу тем самым помогать вам, Поттер.

— Зачем это тебе? — спросил Люциус. — В чём твоя выгода? Может, поторгуемся, Северус?

— У меня перед Грейнджер чёртов долг жизни, — хмуро бросил тот. — С таким не торгуются.

— Долг жизни ни при чём, — отмахнулся Поттер. — Гермиона мне никогда не простит, если я использую его, чтобы добиться вашей помощи, потому что сама она никогда не собиралась требовать его уплаты.

— Ну вот! — воскликнул Люциус. — Вся эта честность! Она невероятно оскорбительна. Она разочаровывает. Да просто бесит! — Он рухнул на койку и невидящим взглядом уставился в потолок. — Кто вас за язык тянул? Ну не собиралась ваша подружка требовать долг жизни, и помалкивали бы себе. Такой козырь стоило приберечь до конца игры. А вы — сразу в лоб! Конечно, мы же такие честные-благородные гриффиндорцы! Прямо до слёз!

— Что с ним? — спросил у Северуса Поттер, с опаской косясь на Люциуса.

— Он немного шокирован, не обращайте внимания, — ответил Северус. — Итак, вы предлагаете нам свободу в обмен на то, что мы выясним, в чём затруднения Грейнджер?

— Ага, — кивнул Поттер.

— А скажите-ка мне, Поттер, это как-то связано с вашим внезапно возникшим желанием видеть меня на посту директора Хогвартса?

Поттер виновато потупился.

— Та-а-ак, — протянул Северус. — Значит, вы решили меня спровоцировать, а потом, когда я попаду в неприятности, великодушно спасти, чтобы я был вам обязан?

— О, а вот это почти подло, — одобрительно сказал Люциус. — Немного топорная, конечно, подлость но в целом… А почему вы просто не попросили Северуса о помощи?

— Из-за долга жизни, который Гермиона строго-настрого использовать запретила. Мне она велела держаться от всего этого подальше, а как ещё вас упросить, я не знал. Но вы же поможете, да?

— Нет, — ответил Северус.

Люциус рывком сел на койке.

— Что?!

— Нет, — повторил Северус. — Люциус, мне показалось, мы и сами неплохо справляемся. Так что обойдёмся без вашей помощи, Поттер. Вообще, если бы мне пришлось выбирать, лишиться ли глаза или принять от вас помощь, я бы выбрал увечье. Почему бы вам, Поттер-певший, не отправиться восвояси к призовым бегониям? Проваливайте!

Поттер уставился на него, раскрыв рот в немом изумлении.

— О, вот эту мину я сто лет знаю. — Северус закатил глаза. — Непробиваемая тупорылость с отвисшей челюстью. Погоди, сейчас он спросит, что я имел в виду, словно у «нет» имеется какой-то альтернативный смысл или он не понял, что в данном случае значит проваливать.

Рот Поттера дёрнулся, но сам он не издал ни звука.

— Я могу повторить медленнее: про-ва-ли-вай-те. Или вы не понимаете этого слова? — не унимался Северус. — Если понимаете, то почему вы ещё здесь?

Поттер молча развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

— Тугодум, — рассмеялся Люциус. — Но в конце концов до него дошло. — Лицо его оживилось, щёки вспыхнули от возбуждения. — Что у тебя на уме?

— Даже не думай, что я стану помогать Поттеру. Меня и Империо не заставит.

— Но ты всё равно собираешься выяснить, что случилось с Грейнджер.

— Долг жизни, — напомнил Северус.

— Но ты же слышал Поттера: она никогда не потребует исполнить его. Считай, ты ничего не должен. Но всё-таки поможешь ей. А ты, оказывается, романтик в душе.

Северус беспалочковым заклинанием швырнул в Люциуса подушку.

— Со стороны Грейнджер это, конечно, очень благородно — не требовать долг. Но я-то в долгу оставаться не люблю. Рассчитаюсь — и буду свободен. От обязательства, от неё, а главное — от проклятого Поттера, — объяснил Северус и улёгся обратно на койку. — И не ты ли говорил, будто тебе скучно? Помнишь, так ведь? А раз так, то и не возмущайся.

Уловка Хэзлитта сработала.

Что бы там ни натворила Грейнджер, информация о её деле не должна была просочиться наружу. Особенно на страницы газет. И уж она не просочится — в этом, как намекнул после затянувшегося на час перерыва Хэзлитт, Министерство может положиться на благоразумие господ Малфоя и Снейпа.

Судьи намёк поняли, и ночную эскападу господ Малфоя и Снейпа было решено считать мелким правонарушением. Нервно потеющий секретарь предложил не лишать подсудимых свободы, а назначить им сто двадцать часов общественно полезных работ.

Конечно, Министерство, всерьёз не полагаясь на благоразумие господ Снейпа и особенно Малфоя, предпочло бы воспользоваться стирающими память чарами. Но благодаря недавним изменениям в законодательстве, внесённым, по злой иронии, с подачи мисс Грейнджер, не разрешалось стирать память без ордера и проведения открытого слушания, что грозило утечкой секретных сведений.

Хэзлитт от имени клиентов с приговором согласился. На соответствующих документах в соответствующих местах были проставлены соответствующие подписи, после чего подписанные пергаменты сами собой скрутились в свитки и отправились в архив.

— Вы свободны. Служба пробации* свяжется с вами и определит вид общественно полезных работ — сказал секретарь Северусу и Люциусу, а затем повысил голос: — Следующее дело, пожалуйста!

Хэзлитт уступил своё место адвокату по следующему делу, ловко разминувшись с коллегой, и повёл клиентов из зала суда.

— А что это ещё за общественно полезные работы? — спросил у него Люциус.

— Безвозмездный труд на благо общества, — ответил вместо Хэзлитта Северус.

Люциус поражённо застыл в дверях зала.

— Трудиться? Просто так? Помогать каким-нибудь беднякам без всякой для себя выгоды? Но… почему?!

— Чтобы не попасть в Азкабан, — объяснил Хэзлитт. — Но если вы недовольны, то ещё не поздно вернуться и заявить, что вы не намерены работать на благо незнакомых людей, а предпочтёте провести полгода в тюрьме.

— Не глупите. — Люциус отлепился от порога зала и наконец вышел в коридор. — Ах да, у вас сегодня будет ещё один клиент. Помните Чумазого? Он попал в небольшую переделку.

Хэзлитт вздрогнул, но кивнул.

— Тогда мне стоит встретиться с ним и всё обсудить. Разрешите откланяться, — сказал он и, развернувшись, заспешил по коридору в сторону камер.

— Ну и чудесно, — с самодовольной улыбкой сказал Люциус ему вслед. Северусу же достался убийственный взгляд. — Это ты во всём виноват!

— Угу, — хмыкнул тот. — Но ты мне ничего не скажешь и не сделаешь, потому что я спас Драко, чего ты никогда не забудешь.

— Знаешь что!.. Я был не в себе, когда говорил это. Совершенно неприлично пьян.

— Значит, ты не имел этого в виду?

Люциус с видом первокурсника, пойманного в коридоре после отбоя, горестно вздохнул и пожал плечами.

— Имел. Но не могли бы мы некоторое время не пускаться во все тяжкие?

__________________________

Пробация — вид наказания, при котором осуждённому предоставляется возможность исправиться без лишения свободы. При этом на него налагается ряд ограничений и вменяются определённые обязанности в течение установленного срока. За ходом исправления осуждённого надзирает специальный государственный орган.

Если Люциуса шокировала сама мысль о безвозмездной помощи неизвестно кому, то этот шок был ничем по сравнению с тем, какой он испытал, узнав, что придётся работать физически.

— Вот метла, — объяснял тощий прыщавый волшебник, приставленный надзирать за общественно полезными работами, указывая на нечто, что когда-то было метлой, но сейчас почти лишилось прутьев. — Древком нужно держать вверх, а прутьями — касаться земли и делать плавные размеренные движения. Это называется мести.

Люциус скептически приподнял бровь.

— Я осведомлён о существовании мётел, — сказал он. — Мне приходилось пользоваться ими. Для игры в квиддич. Если у них есть иное применение, то я об этом, да ещё и с такими подробностями, ничего знать не желаю! Северус, долго нам слушать эту чушь?

Худосочный прыщавый тип между тем продолжал инструктаж, перейдя от метлы к тряпкам для уборки пыли, их назначению и свойствам. На то, что его слушали плохо или даже перебивали, он не обращал внимания.

— Новые министерские правила, — ответил Северус. — Позаимствовали у магглов кое-какие идеи. Якобы для обеспечения безопасности труда.

Что бы ни подумал Люциус о безопасности труда, маггловских идеях и министерских нововведениях, он предпочёл промолчать. Этот испытательный срок — то ещё испытание; и распускать язык, не зная, кто тебя услышит, было бы неумно.

Некоторое количество перевоспитывающихся злодеев внимали типу, который всё бубнил и бубнил. Над ним, спрятавшись за спиной у Северуса, тихонько посмеивался Чумазый. Стараниями Хэзлитта десять лет тюрьмы превратились в сорок часов работ на благо общества. Поэтому Чумазый, до сих пор женатый и женой небитый, тоже находился здесь.

К злодеям примкнул ещё один, бывший, судя по копне длинных вьющихся волос, злодейкой.

— Это не Грейнджер там? — оглянувшись, спросил Северус.

— Похоже, что она, — признал Люциус и окинул вновь прибывшую дерзким оценивающим взглядом. — Не мог бы ты меня представить?

— Вы знакомы.

— Официально нас не знакомили.

— Набиваешься в друзья к героине войны?

— Едва ли. Я уже дружу с одним героем войны, господин скромняга. Однако умираю от любопытства, что же заставило мадемуазель Грейнджер сбиться с пути истинного. Думаю, тебя это тоже интересует. Как и Поттера.

— Главное — помнить, что шантаж по-прежнему запрещён законом.

Лицо Люциуса расплылось в улыбке.

Для оттачивания мастерства метения мостовой отбывающих наказание поделили на группы.

Благодаря мрачным взглядам, которые бросал по сторонам Северус, и злобным улыбкам, которые расточал Люциус, им обоим, сообща растолкав локтями недогадливых, удалось оказаться в одной команде с Грейнджер. Чумазый пристроился в кильватер и ходил за ними по пятам.

— Приветствую, Грейнджер, — сказал Северус, бесцельно тыча метлой себе под ноги.

— Здравствуйте, профессор, — ответила она.

— С Люциусом вы, конечно, знакомы, — кивнул он в сторону приосанившегося Малфоя.

— Виделись несколько раз.

— Мы не были друг другу представлены, — возразил Люциус и протянул ей руку.

Гермиона долго смотрела на протянутую руку. Потом вздохнула, вытерла свою ладонь о брюки и наконец пожала руку Люциуса.

— Здравствуйте.

— А это Чумазый, — представил приятеля Северус.

Чумазый и Гермиона кивнули друг другу.

— Я бы пожала вам руку, — сказала она, — но Люциус всё никак её не отпустит.

Тот, нисколько не смутившись, многозначительно похлопал по её ладони и лишь затем отпустил.

— Удивлён, что вы здесь, — проворковал он. — Любимица Министерства.

— Я…

— Тсс! — Чумазый приложил палец к губам. — Нельзя спрашивать и делиться, кто тут за что срок мотает. Так не принято.

— Чумазый у нас рецидивист, — ухмыльнулся Северус. — Верьте его опыту.

— Эй, я хоть в Азкабане не сидел, как некоторые! — возразил Чумазый.

— Да, в этом Люциус нас обскакал, — согласно качнул головой Северус.

— До чего мило, когда друзья тобой восхищаются, — беспечно произнёс Люциус.

Гермиона ничего не сказала, вместо ответа энергично пожав плечами.

Происходящее вызывало неподдельный интерес у Люциуса. Молчание Гермионы стало толчком, побудившим ринуться по следу, точно акула, учуявшая в воде кровь.

— И сколько часов вам дали? — спросил Северус. Люциус посмотрел на него с любопытством, но ничего по его лицу не прочёл.

Гермиона фыркнула.

— А о таком спрашивать можно? — обратилась она к рецидивисту с опытом.

Чумазый кивнул:

— Ага, можно.

— Тем не менее отвечать я не обязана, — улыбнулась Гермиона, но совсем невесело. — Даже если бы и могла.

Какая там кровь! В воде было растерзанное на части тело.

Чумазого загадки новой знакомой не занимали. У него нашлись дела поважнее. Он бочком подобрался к надзирающему за работами типу, которого про себя окрестил Прыщом.

— Да, не завидую тебе, приятель.

— Э-э-э… почему? — удивился Прыщ.

— Если не считать беспонтовую — ты меня извини, конечно, — работёнку с дерьмовой зарплатой?

Прыщ удручённо кивнул и только потом осознал, с чем согласился. Он открыл рот, чтобы возразить, но Чумазый ему одуматься не дал.

— Иметь дело с этими тремя — хуже и не придумаешь. Тебе за такое слишком мало платят.

— Да? — Прыщ нервно покосился на троицу, особенно на Гермиону, чей твёрдый подбородок и начальственный вид ему явно не понравились. — Я знаю, что Снейп с Малфоем сволочи, но Грейнджер?

— Она самим Гарри Поттером вертела как хотела. И чего ты сделаешь с ней, если её боялся тот, кто Сам-Знаешь-Кого не испугался, а? — Чумазый напустил на себя вид знатока, собравшегося сообщить клиенту-недотёпе, что всё оказалось гораздо сложнее, чем думалось вначале, и за ремонт гоночной метлы придётся заплатить втрое дороже. — Правда, старина Снейпи может дать ей укорот.

— Да?

— Ну, он был её учителем, а такое не забывается. На что хочешь спорю, когда он задавал тебе вопрос этим своим тоном — сам знаешь каким, — ты готов был обмочить подштанники. Спросит такой, дескать, а чего это у вас зелье смешного цвета, когда должно быть голубого, и смотрит на тебя, как на накипь. — Чумазый понимающе осклабился. — Говорят тот пацан, Лонгботтом, потому и смог укокошить Нагини: сказал, что после уроков старины Снейпи ему уже ничего не страшно.

— Мерлин милосердный, так и есть! У меня до сих пор случаются кошмары. То домашку потеряю, то подводоросли слишком рано бросаю в котёл и расплавляю его! — Прыщ активно закивал. — Послушайте, вы сразу показались мне достойным человеком. Скажите честно, вы и в самом деле считаете, что от Грейнджер стоит ждать неприятностей?

Чумазый внимательно посмотрел на Гермиону, немного подумал и спросил:

— Хочешь совет?

Прыщ опять кивнул.

— На твоём месте я бы определил всех троих в одну команду.

— Но не создаст ли это ещё больших проблем?

— И да, и нет. Проблемы будут, но — а вот сейчас слушай сюда — не для тебя. Они, эти трое, станут грызться между собой, и им будет не до тебя. Да и приглядывать за всеми сразу проще, чем по отдельности. — Чумазый тепло улыбнулся. — Я тут подумал, что сам бы мог приглядеть за ними. Для тебя. Должны же люди помогать друг другу, а? Вот я и пригляжу, чтобы они чего не выкинули.

— Да? — с надеждой спросил Прыщ. — Чертовски здорово! — Он облегченно перевёл дух.

— Ага, не переживай, приятель. Буду рад помочь — мы ж свои люди. — Чумазый немного помолчал, что-то прикидывая. — А не поручить ли им чего-нибудь непыльное? Ты как?

— Ну-у, — неуверенно протянул Прыщ. — Вы думаете, так будет лучше?

— А то! Всё равно они мало на что годятся.

Пристально посмотрев сначала на Снейпа, потом на Малфоя и Грейнджер, Прыщ вспомнил, что он тут вообще-то за главного.

— Отлично. Идите и сообщите им всё, о чем мы договорились.

— Предоставь это мне, приятель! — Чумазый, хлопнув Прыща по спине, развернулся и устремился обратно к своим товарищам.

«Чего-нибудь непыльное» оказалось уборкой в подсобке развалюхи, которую Министерство решило реставрировать.

Развалюха находилась на маггловской улице, и это значило, что все работы следовало производить без магии — по крайней мере, так было приказано, — каковая перспектива приводила в отчаяние.

Отчаяние овладело Чумазым, который отчаянно желал наслать затыкающее рот заклятие на Люциуса. Тот жаловался беспрестанно и достиг в своём нытье такого совершенства, что Чумазый просто обязан был остановить поток сетований, пока Люциус всё не испортил, начав повторяться.

— Вы только взгляните на мою мантию! — взывал Люциус, отвлекаясь от разглагольствований о неспособности Министерства организовать даже оргию в борделе. — Моим домовым эльфам нипочём не отчистить эту гадость с неё!

— Если вы не прекратите скулёж, — не выдержала Гермиона и, достав волшебную палочку, направила её на Люциуса, — клянусь, я...

Она не договорила. Остальные тоже напряжённо молчали, замерев, точно заметившие лисицу кролики. Только рука Северуса плавно и осторожно тянулась к его собственной палочке.

— Не кипятись, Гермиона, — наконец произнёс Чумазый. — Всякий знает, что он у нас доставучий нюня, но ты же не хочешь загреметь в Азкабан?

— С каких пор в Азкабан отправляют за грязеотталкивающие чары? — бросила она и резким взмахом палочки очистила мантию Люциуса.

— Посмеете ещё раз поднять на меня палочку — и это будет последним, что вы сделаете за свою жизнь, — процедил Люциус.

— Мерзавец неблагодарный. — И Гермиона, повернувшись к нему спиной, принялась усиленно мести пол.

Люциус сделал шаг в её сторону, но Чумазый схватил его за плечо, удерживая.

— А ты с какой стати назвал меня доставучим нюней? — возмутился Люциус, гневно на него воззрившись.

— С такой, что я отвлекал нашу барышню, — жёстко ответил тот.

Люциус высвободился из захвата и яростно выругался сквозь зубы.

— Глупо, Грейнджер, — негромко сказал Северус. — Мы все несколько… раздражены. А тут ещё вы подливаете масло в огонь.

Гермиона прекратила подметать, развернулась к ним и прерывисто вздохнула.

— Ну, разумеется. Будто бы я такая идиотка, чтобы проклинать Малфоя при свидетелях!

— А чего, очень даже по-гриффиндорски, нет? — Чумазый осклабился.

Гермиона закатила глаза, а Люциус невольно улыбнулся.

— Ладно, — сдалась она. — Простите меня. Я просто хотела помочь.

Люциус кивнул.

— Благодарю, — сказал он в конце концов.

— Я сделала это исключительно ради ваших домовых эльфов, — попыталась съязвить Гермиона, не очень-то, впрочем, и стараясь.

Люциус обвёл присутствующих взглядом, поднял половую щётку и оперся о её рукоятку.

— Раз уж нам придётся проводить вместе много времени, давайте заключим перемирие, — предложил он. — И кое о чём договоримся.

— Перемирие? — заинтересовалась Гермиона. — Продолжайте.

— Если заранее обозначить темы, которых стоит избегать в разговорах, у нас бы вышли сносные рабочие отношения. Например, змеи — Северус до сих пор даже слышать о них не может.

Северус, тяжело взглянув на Люциуса, в долгу не остался:

— И ни слова о масках и татуировках, а то Люциус разнервничается.

— Северус не любит разговоров о школе и преподавании. Да и вы, Гермиона — вы ведь позволите вас так называть? — вряд ли захотите вспоминать его педагогические приёмы.

— Педо-чего? — спросил Чумазый. — А что, за такое не сажают?

— Отвали, Чумазый, — устало отмахнулся Северус. — Вот из-за таких вот дерьмовых шуточек и можно схлопотать проклятие в спину.

Чумазый пошаркал ножкой, изображая раскаяние:

— Извиняюсь.

— А вы, драгоценная леди, кажется, предпочтёте не говорить о гоблинах, не так ли? — Люциус бросил пробный камень, проверяя теорию о причастности этих банковских воротил к неприятностям Гермионы. Она не ответила, но и отрицать ничего не стала, что подтверждало догадку.

— Итак, давайте подытожим, — после паузы сказала Гермиона. — Мы не можем говорить о прошлом, не должны обсуждать настоящее, а относительно будущего — не упоминать преподавание. — Она перевела дыхание длинным выдохом. — Значит, из безопасных тем остались погода и квиддич, о котором я ничего не знаю и знать не хочу.

— Ещё книги, — добавил Северус.

— Книги, искусство, культура и тому подобное, — предложил Люциус.

— Как будто ты читаешь книги, — поддел его Северус.

— Я три года провёл под домашним арестом. Год — по решению Министерства, а другие два — из-за желания Нарциссы восстановить своё доброе имя, на которое бросала тень моя репутация. У меня в распоряжении была огромная библиотека и полно времени. Так что я, к твоему сведению, чрезвычайно начитанный человек.

— Они что, всегда так? — спросила Гермиона у Чумазого.

Тот покровительственно глянул на собачащуюся парочку.

— Ага. Как супруги-старички.

— Понятно, — сказала Гермиона. — То есть… понятно, да. Ладно. Я даже рада, что они… э-э-э… нашли друг друга.

— Сам-то когда в последний раз брал в руки книгу? — Люциус решил взять реванш.

— На прошлой неделе, — с победным видом ответил Северус. — «Джейн Эйр». Помнишь ту ненормальную, которая таскалась за мной и превозносила мой героизм? Она ещё хотела… — он осёкся и покосился на Гермиону, после чего слегка зарделся, — хотела познакомиться поближе. Она всё твердила, что я похож на кого-то из этой треклятой книжонки. Вот я и прочёл.

— Что за нелепица! — Гермиона покачала головой.

— Хотите сказать, что моё происхождение не позволяет мне походить на благородного героя?! — возмутился Северус. — Классовые предрассудки — вот это что такое!

— В вашем благородстве я нисколько не сомневаюсь, — убеждённо сказала она. — Но в данном случае, если рассматривать ваши отношения с Люциусом, то вы не Рочестер, а скорее Джейн, которая пытается изменить его к лучшему.

У Северуса отвисла челюсть, и он уставился на Гермиону, не в силах выдавить ни звука в ответ. Чумазый давился смехом.

— Я слышал, Нарцисса теперь живёт в Тоскане на чудесной вилле с ещё более чудесным волшебником — так она говорит, по крайней мере, — сказал Люциус. — Значит, изменить меня к лучшему вполне возможно. А ещё у меня нет сумасшедшей жены, которая пряталась бы на чердаке. У меня вообще нет жены — ни сумасшедшей, ни наоборот.

— Но с чердаком у тебя точно не всё в порядке, — пробурчал Северус. — И чтобы вы знали, я не пытаюсь изменить Люциуса к лучшему и не состою с ним ни в каких отношениях, кроме дружеских.

— Как скажете, — сказала Гермиона. — Дружеские так дружеские.

— Ах, у нас, по-видимому, свободные отношения, — заметил Люциус. — Ты ведь не говоришь мне, что встречаешься с другими.

— Я не встречаюсь с Люциусом. Я с ним не трахаюсь, — прорычал Северус, изменившись в лице. — Я не!.. Люциус!

— Конечно, нет, мой дорогой мальчик, — сказал тот противным высоким голоском. — Разумеется, ты не Люциус. Люциус — это я. И не вижу причин стесняться.

— Извините, — Гермиона смутилась. — Просто Чумазый сказал, что… И я подумала, что вы, как Сириус с Ремусом, хотя у него и была Тонкс… Я решила, что он имеет в виду… Ох, извините! Всё, молчу!

— Полагаю, мы добавим эту тему к списку запретных, — сказал Люциус, и Гермиона согласно кивнула. — Хотя это и обидно, Северус, что ты так походя отверг меня. Неужели я тебя не привлекаю? Я мужчина хоть куда, в полном расцвете сил. И дорогого стою.

— Ну, я бы больше десяти фунтов не дал, — негромко сказал Северус Чумазому, но Люциус услышал.

— За ночь со мной?! — с деланной обидой вскричал он. — Я шокирован!

— За тебя всего. Ты стоишь не дороже ингредиентов, на которые тебя можно пустить.

Гермиона хихикнула, и Люциус обернулся к ней, состроив брови домиком.

— Но вы-то, мисс Грейнджер, видите, что я стою гораздо дороже?

— Двадцать фунтов? — Она залилась румянцем. — За одну ночь. Оставить вас себе я, боюсь, не смогу. Мне вас содержать не по карману.

Северус хмыкнул.

— Похоже, она догадалась, что от тебя одни убытки, поскольку ты уже вышел в тираж, — сказал он.

— И всё-таки она заинтересовалась. Осталось договориться о цене. — Люциус самодовольно улыбнулся. — Думаю, смогу продемонстрировать Гермионе, чего я стою на самом деле, раз ты меня по достоинству оценить не можешь.

— Ничего я не заинтересовалась!

— Фу, как грубо, — вздохнул Люциус. — Мне знакома эта тактика: демонстрировать незаинтересованность, чтобы продавец сбавил цену. Но я — тёртый калач.

— Конечно, тёртый, — согласился Северус. — А ещё чёрствый и заплесневелый.

— Нет, только не в этой мантии. — Люциус оглядел себя и остался доволен. — В ней у меня исключительно свежий вид.

— А давайте хотя бы притворимся, что работаем, — предложил Чумазый. — Прыщ таращится как раз на нас и ещё чего доброго заставит работать взаправду.

Дни потянулись за днями, похожие один на другой.

Отбывающие наказание являлись в указанное место, получали инвентарь для уборки; потом их делили на группы. Но Гермиона, Люциус, Северус и Чумазый так и составляли квартет, который надзирающий за работами волшебник не решался расформировать.

Они приступали к работе. То есть считалось, что приступали. Чумазый с Гермионой имитировали бурную деятельность, по крайней мере, первые минут тридцать, в то время как Северус и Люциус вперяли тяжёлые взгляды волшебника-надзирателя, пока он не пугался и не ретировался. Предоставленные сами себе, они, опёршись о мётлы, принимались судачить о маразме стариканов из Визенгамота и тупости юнцов или решали, куда отправиться на ланч — в «Солодовую лопату»* или в «Кота и скрипку».

Конечно, пить за ланчем не полагалось. Но никто и слова не говорил, когда они тайком смывались в пивную или потихоньку возвращались оттуда в настроении более приподнятом, чем свойственно трезвым, и охотно брались за дело. Гермиона принималась мести свой участок ритмичными движениями, без размаха, уверенно, а Северус за ней наблюдал.

— Меня всегда восхищала хорошая техника, — прошептал однажды Люциус ему на ухо, заставив подскочить от неожиданности. — Смотреть приятно. И весьма познавательно.

— Ты же говорил, что с этой сферой применения мётел ты знаком лишь понаслышке. Неужели ты собрался подметать? Не замечал за тобой прежде склонности к эротизации уборки.

Люциус поглядел на друга с укором.

— Да брось, — продолжил Северус. — Единственная причина, по которой Малфои согласятся марать руки в буквальном смысле, — получение сексуального наслаждения.

Гермиона, услышав это, остановилась и вытерла ладонь о бедро, оставляя на брюках грязный след.

— С удовольствием познакомилась бы с мужчиной, который возбуждается, когда гладит бельё, — сказала она и, вызвав удивленные взгляды Северуса и Люциуса, запоздало смутилась: — А что? Ненавижу гладить.

— Люциус не имеет ни малейшего понятия, что значит гладить бельё. — Северус ухмыльнулся. — После ваших слов он решит, будто это какой-нибудь извращённый сексуальный заскок.

— Нет уж, подобные развлечения хороши только для домовых эльфов. — Люциус презрительно скривился.

Гермиона строго посмотрела на них обоих, потом вернулась к уборке.

— Но ведь домовых эльфов не было в списке запрещённых тем, — тихо сказал Люциус.

— Теперь, наверное, есть, — так же тихо ответил Северус. — Гриффиндорцы любят менять правила посреди игры.

Люциус окинул его внимательным взглядом.

— Прежде тебя это огорчало, — заметил он.

— Когда истечёт срок этих идиотских работ, я буду свободен. И, знаешь, собираюсь наконец своей свободой насладиться.

— Правильно, — одобрила Гермиона; взгляд её смягчился. — Так и надо.

И она отправилась подметать дальний угол подсобки. Северус с метлой последовал за ней. За ними было устремился и Чумазый, но его придержал за руку Люциус.

— Эй, чего случилось?

— Вот что, любезный. Выясни-ка, что там за конфликт у Гермионы с гоблинами, — велел Люциус.

— Это ещё зачем? — Чумазый нахмурился.

— Ты хотел сказать «сколько». — Люциус оттопырил карман, в котором что-то соблазнительно звякнуло.

— Я встал на путь исправления, — сказал Чумазый, пожирая глазами карман Люциуса.

— Нет ничего противозаконного в том, чтобы кое-что разузнать, — искушал Люциус. — К тому же этим ты окажешь услугу старым друзьям и поможешь попавшей в беду даме. В нашем бесчестном мире ничего честнее и достойнее нельзя и вообразить.

— А ей это не повредит? — Чумазый, сдавшись, протянул руку. — Вдруг ты решил её шантажировать, так знай, что она мне понравилась, понял? Она вроде как хорошая девчонка.

— И поэтому ей нужно помочь. А Северус — именно тот, кто ей поможет, когда у него будут в распоряжении факты.

Чумазый покосился на Северуса и Гермиону, которые болтали, позабыв о мётлах.

— Северус, значит.

— Она в его вкусе: магглорождённая, умненькая, с перчинкой и симпатичным задом. Он частенько говорит о ней, правда, по больше части жалуясь на то, что она выбрала в друзья чёрт-те кого, или сетуя, что она напрасно растрачивается на службе в Министерстве. Но о других он и полслова не скажет. И касательно Министерства он прав. Мы действительно должны что-то с этим сделать.

— Ладно, — Чумазый кивнул, — поглядим, что удастся разнюхать.

— Кроме всего прочего, кто-то сказал мне, что мы тут должны приносить пользу, — с чарующей улыбкой добавил Люциус. — Вот я и думаю сделаться полезным. Чем плохо?

На шестой день спокойствие было нарушено явлением Рональда Уизли.

— Вам сюда нельзя! — надрывался Прыщ, терзаясь необходимостью отказать Лучшему-Другу-Мальчика-Который-Выжил-Трижды. — Общение с осуждёнными, пока они работают, запрещено!

Рон и ухом не повёл.

— Что-то не похоже, чтобы они трудились в поте лица, — сказал он, войдя в здание. — На Малфое вон нет ни пылинки.

— Ах, — отозвался Люциус, — это грязеотталкивающие чары. Ваша подруга была чрезвычайно любезна и защитила ими мою чудесную одежду.

— Что вам угодно, мистер Уизли? — вопросил Северус так зловеще, что для пущего эффекта не хватало только развевающейся мантии.

Рон невольно отступил на шаг.

— Вот, решил посмотреть, как вы тут. Если хотите, я мог бы замолвить за вас словечко.

— Ваш приятель уже осчастливил меня таким же предложением, и оно было отклонено, как сейчас отклоняется ваше, — сказал Северус с гадкой улыбочкой. — Поскольку вы оба отличаетесь непонятливостью, придётся повторить, что я вашей помощи не хочу и мне она не нужна. А теперь проваливайте. Прямо сейчас.

— Конечно! — Рон, явно смущённый, попытался гадко улыбнуться в ответ. — Зато от Малфоя вы бы помощь приняли.

— Принял бы. Потому что Люциус деликатно поинтересовался бы, нужна ли его помощь, прежде чем её навязывать.

— Исключительно, чтобы определить цену ответной услуги, — уточнил Люциус, внимательно рассматривая свои ногти. — Честное слово, Северус, если ты и дальше будешь рассказывать обо мне такие ужасы, все решат, будто я щедрый и добрый. И что мне тогда делать?

— Отбиваться от вдов и сирот палками, — ответил Чумазый.

Гермиона поперхнулась смешком, но её весёлость увяла под мрачным взглядом Рона. Она выпрямилась, перестав обнимать метловище.

— Что?

— Ну и как, довольна? — спросил Рон, хмурясь всё больше.

— Чем?

— Тем, что оказалась права насчёт Снейпа. Всё, как ты и говорила, да?

— А я так и знала, что он не захочет снова быть директором. И уж конечно не обрадуется, если кто-то без его ведома станет такой вопрос улаживать. — Гермиона пожала плечами и снова опёрлась о метлу — специально. — Но Гарри же виднее, правда? Он всегда знает, что для кого лучше. Даже когда дело касается чужой личной жизни.

— У меня такое чувство, что мы наблюдаем продолжение давней ссоры, — задумчиво произнёс Люциус. — Вы — точно Цисси.

— Вовсе нет! — возразила Гермиона.

— Ах, не вы, дорогая. Вы-то как раз напомнили мне меня самого: говорите здраво, разумно, доходчиво и по делу. Я имел в виду юного Уизли. Он, как и Нарцисса, бросается обвинениями, хотя полностью не прав.

Уголки губ Гермионы дрогнули, прежде чем она успела изобразить на лице безразличие.

— Вы мне льстите, — сказала она.

— Уизли, почему бы вам не адресовать своё предложение помощи тем, кто мог бы её захотеть? Например, вашей подруге. Вы знаете, почему она отбывает наказание? — спросил Северус.

— Она не признаётся, — с горечью ответил Рон. — А пока она молчит, я ничего не могу сделать!

И он посмотрел на неё с надеждой, ожидая ответа, которого не последовало.

— Сами видите, — сказал он, — молчит. Ладно, раз моя помощь вам обоим не нужна, счастливо оставаться.

Резко развернувшись, он вышел — только его и видели.

— Так это и был знаменитый Рональд Уизли, значит? — спросил Чумазый. — Я думал, он того… повыше. Но зато он, бедняга, точно рыжий.

— И такой же глупый, — пробурчал Северус.

Гермиона усмехнулась и спорить не стала. Она вдруг вспомнила, что у неё в руках метла, и взялась подметать так старательно, словно собиралась домести до Австралии.

Её товарищи тем временем живо обсуждали случившееся при помощи многозначительных взглядов и шевеления бровями. Затем Чумазого отправили раздобыть чашку чая, а Северус и Люциус остались наблюдать нездоровую трудовую активность Гермионы.

Она остановилась перевести дух и стереть со лба пот, и тут, по счастью, вспышка её гнева улеглась. Да ещё и Северус вовремя вручил ей чашку:

— Выпейте-ка чаю. Вам не повредит.

Гермиона поблагодарила его и присела на выщербленный каменный выступ под окном.

— Лучше? — спросил Северус.

Тяжкий вздох был ему ответом.

— Порой это достаёт меня до невозможности, — ответила она, сделав большой глоток из чашки.

— Понимаю. Я шесть лет учил Уизли.

Гермиона легонько толкнула его плечом.

— Это же одна из запретных тем!

— Тогда давайте поговорим о его неспособности вам помочь.

— Я… Я не могу. Хотела бы, но не могу.

— И он злится еще и поэтому?

— Да, — кивнула она.

— А спросить, почему вы не можете об этом говорить, у него, значит, ума не хватает.

— Когда мы перестали встречаться, он постоянно спрашивал, снова и снова, что он такого сделал. И как ему было объяснить, что ничего он такого не сделал, а дело в нём самом? Потому что это жестоко. Я его щадила, а он… — Гермиона пожала плечами. — Ему до сих пор кажется, что я от него что-то скрываю. Он был счастлив и потому уверен, что я тоже счастлива, понимаете? И он никогда не интересовался, так ли это, а когда я попыталась ему сказать…

— Он спутал откровенность с грубостью, — закончил за неё Северус. — Помнится, одна дама, с которой я водил компанию, не стеснялась в выражениях, когда мы расстались. Это не проливало свет на причины разрыва, но причиняло боль.

— Именно! — воскликнула Гермиона. — А я хотела, чтобы мы остались друзьями несмотря ни на что. Потом Гарри сунул свой нос и попытался посредничать в нашем воссоединении, но от его вмешательства стало только хуже.

— Не представляю Поттера в подобной роли. Он даже не знает, как пишется слово «воссоединение», не то что его значение.

— Ваша правда, — со смехом согласилась Гермиона.

— А ведь это чары конфиденциальности мешают вам говорить, — догадался Северус, и она кивнула.

— Рон думает, что я нарочно, и дуется. Или просто дуется.

— Но Поттер-то обеспокоен.

— Ох, — вздохнула она. — Надеюсь, он не просил у вас помощи? Потому что я ему запретила. Вы и так уже столько сделали, что…

— Я ему отказал. Но вам всё равно собираюсь помочь.

— Только не говорите, что из-за долга жизни. Я не…

— Вы считаете это проявлением доброты и милосердия — не взывать к долгу жизни? — спросил Северус, перебив. — Я хочу от него освободиться. И единственный способ — отплатить. В какие бы неприятности вы ни втравили себя, они, с одной стороны, кажутся достаточно серьёзными, чтобы вернуть вам долг, а с другой, не ставят при этом под угрозу вашу жизнь, что устраивает и вас, и меня.

— Что же, если смотреть с такой точки зрения…

— И больше нас ничего не будет связывать, — добавил Северус.

— Ну да. — Гермиона сникла.

— Связывать — в смысле удерживать. Мы сможем по собственной воле выбрать то, что захотим.

— Ну да! — согласилась она куда как радостнее. — Тогда я принимаю любую вашу помощь.

— Смотрите не пожалейте, — предупредил Северус и жестом подозвал Люциуса с Чумазым. — Гермиона согласилась, чтобы я отплатил долг жизни. А вы оба как раз вызвались мне помочь.

— Да? — Чумазый поскрёб затылок. — А, точно.

— К Гермионе применили чары конфиденциальности, — пояснил Северус. — То есть она будет молчать, пока мы не придумаем, как их снять.

— Дело рук Визенгамота, — уверенно заявил Люциус. — Иначе вам было бы, что порассказать газетчикам.

Гермиона кивнула.

— Вы думали, что справитесь в одиночку, — сказал Северус, а Люциус, поразмыслив, добавил:

— Или вас принудили взять всё на себя. Например, угрозами в адрес ваших друзей. Это, наверное, связано с чем-то, в чём участвовали вы все втроём. Что-то грандиозное. Что-то, что может стоить карьеры.

— Непростительные? — предположил Северус.

— Кто ими только не бросался во время войны! Никто не стал бы поднимать этот вопрос. Не после того, как всем раздали ордена Мерлина. Нет, тут что-то другое. — Люциус сузил глаза, прикидывая так и этак. — Чумазый, а ты что думаешь?

— Я слышал, что в окрестностях Визенгамота ошивались гоблины, — сказал Чумазый, не упоминая, что слышал-то он это от самих же Люциуса с Северусом.

Гермиона не кивнула, но весь вид её будто кричал: да!

— Итак, гоблины, — резюмировал Северус, задумчиво водя длинным пальцем по губам. — Они — мстительные твари. Должно быть, не забыли, как вы их обставили.

— Да, похоже на то. — Люциус участливо похлопал Гермиону по плечу. — У вас, видно, был никудышный адвокат, моя дорогая. Вами воспользовались.

— Знаю, — выдавила она, перебарывая чары. — Поверьте, я знаю.

— Ну что же, — начал Северус и многозначительно посмотрел на Люциуса, — раз уж ты вызвался мне помогать…

Тот вздохнул.

— Ох уж эти мне общественно полезные работы. Они подрывают мои моральные устои. Ещё привыкну приносить пользу.

__________________

«Солодовая лопата» (в ориг. «Лопата для ворошения солода») — распространённое название для пивного бара (прим. переводчика).

Назвать Люциуса изворотливым всё равно, что сказать, будто море — это лужа. За долгие годы кулуарных интриг, дипломатического лавирования и подковёрной борьбы он сделался величайшим, как ему казалось, стратегом, чей разум не мог просто так перейти от причины к следствию без того, чтобы не изыскивать способы получить личную выгоду.

Люциус считал это своим главным достоинством.

Когда-нибудь его ныне прекрасные шелковистые волосы потускнеют и выпадут, несмотря на ухищрения зельеваров, но ум его останется таким же острым, как сейчас.

В конце концов, не привлекательная внешность позволила ему пережить Азкабан и Тёмного Лорда. Правда, Люциус предпочитал опускать, что это не было и результатом его прозорливости или тщательного планирования. Лишь вследствие счастливого стечения обстоятельств он провёл год, когда Волдеморт захватывал власть, в тюрьме, откуда вышел не под действием сверхъестественных сил, а по истечению срока заключения.

Гермиона Грейнджер — если на неё надавить и воспользоваться её состоянием, когда она пьяна, не в себе или загнана в угол — могла бы признать, что у Люциуса прекрасные шелковистые волосы и за ночь страсти с ним двадцатки маловато. Но интеллектуального превосходства она бы за ним не признала никогда. Возможно, поэтому она оказалась на стороне победителей, никогда не бывала в Азкабане и теперь совершенно бесплатно пользовалась плодами умственного труда Люциуса и его адвоката.

Встречу с Хэзлиттом устроили за ланчем.

Все впятером они расселись вокруг не блистающего чистотой столика, чтобы обсудить дело Гермионы.

— Вы можете рассказать хоть что-то о том, в чём вас обвинили? — спросил её Хэзлитт, и она покачала головой. — Итак, у нас имеется нарушение по крайней мере четырёх пунктов Кодекса Визенгамота! — оживился он. — Во-первых, вас тем самым лишили права на надлежащую юридическую помощь, а подобное ограничение допускается только для обвиняемых в тяжких преступлениях. Но вас-то не могли обвинить в тяжком преступлении, поскольку за него не приговаривают всего лишь к общественно полезным работам.

Гермиона открыла было рот, пытаясь что-то объяснить, но у неё ничего не вышло: рот захлопнулся сам собой против её воли.

— Или это всё же было обвинение в тяжком преступлении? А потом вам пообещали переквалификацию на менее тяжкое и мягкий приговор, если вы не будете артачиться, так?

Гермиона, расширив от удивления глаза, кивнула.

— Наверняка они напомнили вам, что с судимостью по тяжкому преступлению нельзя занимать министерскую должность. Старая добрая уловка. Они угрозами вынудили вас принять поспешное решение, — уверенно заявил Хэзлитт, а Гермиона вместо ответа пожала плечами. — И угрожали, наверное, не вам одной. Люциус сказал, вы человек добросердечный и преданный. Вот вам и намекнули, видимо, что двое ваших друзей при наличии обвинительного приговора вылетят из Аврората.

Она снова кивнула.

— Прекрасно, — сказал Хэзлитт. — Теперь у меня достаточно информации, чтобы добиться пересмотра дела. Начнём с возможности получить квалифицированную помощь адвоката. — Он посмотрел на Люциуса заблестевшими глазами.

— Все расходы за мой счёт, — объявил тот. — Это самое меньшее, что я могу сделать.

— Я не… — начала Гермиона, но Люциус предостерегающе поднял руку. Жаль, этот жест не дотягивал по силе до чар конфиденциальности, заставлявших Гермиону держать своё мнение при себе.

Провожая Хэзлитта до двери, Люциус оживлённо с ним беседовал. Оба они то и дело оглядывались на столик с самым интригующим видом.

— Не забивай себе голову, — сказал Гермионе Чумазый, взмахом руки заказывая у барменши новую порцию пива. — Конечно, старина Люц потребует чего-нибудь взамен за услугу, но вряд ли это будет чего-нибудь ужасное. Сдаётся мне, ты ему нравишься.

Гермиона изумлённо уставилась на него.

— Видишь ли, старина Люц в глубине души немного хаффлпаффец. Он — добряк, но вынужден притворяться негодяем, иначе настоящие негодяи сыграют с ним злую шутку.

— Вы серьёзно? — выдавила Гермиона. Выражение глубоко потрясения на её лице вызвало у Чумазого улыбку.

— Не-а. — Он схватил появившуюся перед ним полную кружку и сделал большой глоток. — Люциус — скользкий тип, и за ним нужен глаз да глаз. Но беда в том, что это напряжно. Да и ты, я извиняюсь, маленько не дозрела, чтобы смекнуть, какую подляну он задумал. Так что расслабься и представь, что он помогает тебе по доброте душевной.

— А вдруг он захочет чего-то такого, что... даже не знаю… что повергнет меня в шок?

— Может быть. — Чумазый стёр пенные усы. — Но пока ты этого не знаешь, чего заранее пугаться-то? Пока можно и не волноваться. И старина Северус в случае чего поможет. Люциус его слушается и на что хочешь ради него готов. — С этими словами он пихнул Северуса под рёбра.

— Ещё раз назовёшь меня старым, и я скажу Люциусу, что его ты назвал хаффлпаффцем, — пригрозил Северус и нахмурился. — Сомневаюсь, чтобы он задумал что-то неприемлемое, — сказал он, обращаясь уже к Гермионе, и под заинтересованным взглядом Чумазого утешительно похлопал по её кисти. — Неужели Поттер с Уизли были настолько глупы, что не додумались сами найти вам хорошего защитника?

Гермиона залилась румянцем, но руку из-под ладони Северуса не убрала.

— Догадаться было сложно, — ответила она.

— Прекрасно. Вопрос снимается. Так и знал, что в вашей компании за всех троих думали вы одна. Но я удивлён отношением Уизли.

— Рону трудно. С тех пор, как мы… В общем, из-за прошлого.

— Но вы-то справились. А он что же, никак не возьмёт себя в руки?

— Похоже. Да ещё и Гарри спит и видит, как мы вдвоём с Роном живём долго и счастливо. Но наяву всё не так, и Гарри расстраивается.

Дальше распространяться на эту слишком связанную с запретными тему Гермиона не стала, но Северус додумал и сам, про себя радуясь расстройству Поттера.

— Поттер — дурак, — сказал он.

— Совсем как в прежние времена, правда? — весело сказал вернувшийся Люциус и плюхнулся на свой стул. — Сидеть за столом и слушать, как Северус ругает Поттера.

Чумазый, пододвигая Люциусу бокал с огневиски, кивнул:

— Точно. И я извиняюсь перед ста… перед Северусом, потому как думал, что он заливает насчёт Поттера, будто тот дурак и эгоист. Зато твои мозги, Гермиона, он хвалил.

— Правда? — спросила та, ещё сильнее краснея.

— Можешь мне поверить, не будь я слизеринец, — поклялся Чумазый, после чего повисла пауза, во время которой Гермиона заинтересованно посмотрела на Северуса. — Перестань пинать меня под столом! — потребовал он у Снейпа.

— Приятно узнать, что Северус хорошо обо мне отзывался, пусть даже это не касается зельеварения, — сказала Гермиона.

Люциус с намёком поглядел на ладонь Северуса, лежащую поверх Гермиониной, и позволил тому заметить этот взгляд.

— Для Северуса никто не бывает достаточно хорош в зельеварении, — сказал он. — В школьные годы он умудрялся придираться даже ко мне, а ведь я на целый год его старше.

— На пять, — буркнул Северус. — Если быть точным.

— В данном случае точность выходит какая-то недружественная, — с обидой произнёс Люциус.

— А знаете, что говорит моя дражайшая супруга по этому поводу? — кстати вмешался Чумазый, завладев вниманием всех троих. — Мужчины взрослеют медленнее женщин — так она говорит. Поэтому по ихним женским меркам вам лет по двадцать обоим, и разницы почти нету.

— А это не лишено смысла, — со смешком согласилась Гермиона.

— Я бы поспорил с таким аргументом. — Люциус покачал головой.

— Но не тогда, когда он отнимает тридцать лет от твоего возраста, — сказал ему Северус, но тот парировал:

— А от твоего — двадцать пять.

— Мне, например, всегда будет двадцать с хвостиком в глазах моей жёнушки — так она говорит. Разве не мило?

— Она именно так и говорит? — удивился Северус. — Дословно?

— Почти, — с улыбкой ответил Чумазый. — Давайте выпьем, пока не пришлось возвращаться к ней.

— К жене?

— К работе. — Чумазый скривился. — Вот ведь даже и слова такого говорить не хотел, а вырвалось!

Не успели они поработать и получаса после ланча, как явились авроры. Прыщ, поминая всуе законность и свои всеми попираемые обязанности, попытался остановить визитёров, но тщетно.

Прежде чем укрыться за колонной, Чумазый успел прошептать Гермионе на ухо:

— Не делай такой занятой вид. Занятой вид — самый подозрительный и есть.

Северус и Люциус не делали не только занятого вида, но и вообще ничего, поэтому не должны были вызвать подозрения. Но выглядеть невинно у них тоже не получилось. Они стояли не то чтобы плечом к плечу, но в них явно ощущалось чувство локтя.

Гермиона выбрала позицию, с которой вход в подсобку хорошо просматривался и простреливался.

Авроры выглядели очень воинственно и сердито. Каждый имел вид настолько угрожающий, что, казалось, то было врождённое качество, которое они ещё и развивали долгими годами тренировок. Они настороженно оглядывали подсобку, сощурив глаза. Затем самый крупный из авроров задержал суровый взгляд на Северусе и направился к нему. Его коллеги ринулись следом.

Остановившись, аврор набрал полную грудь воздуха, раздул ноздри и угрожающе навис над Северусом. Того природа при рождении обделила угрожающим видом, зато в искусстве угроз он в бытность свою учителем тоже тренировался часто. Он грозно посмотрел на авроров.

— Что? — спросил он с вызовом.

— Да вот хотим тебя на пару слов наедине, — ответил аврор, подошедший первым и бывший, видимо, предводителем.

Северус надменно выгнул бровь.

— Если вам есть, что сказать, говорите при всех. А если у вас имеются ко мне вопросы, то сперва спросите у адвоката господина Малфоя, стану ли я на них отвечать. Ставлю все свои мизерные сбережения, что Хэзлитт скажет «нет». Он не дурак, в отличие от некоторых. — Северус обнажил зубы в пародии на самодовольную улыбку. — О последнем обстоятельстве я бы на вашем месте особенно беспокоился.

Аврор рывком повернулся и напустился на Люциуса:

— А ты что скажешь?

— Без разрешения своего адвоката — ничего. — Улыбка Люциуса вышла более натуральной, но могла в любой миг превратиться в оскал. — Впрочем, кое-что я скажу. Ваше руководство поступило глупо, послав вас сюда. До вашего появления я мог лишь строить догадки. Теперь же я знаю, что близок к разгадкам.

Аврор нахмурился — не то от недовольства полученными ответами, не то от непривычки к умственным усилиям. В поисках новой жертвы для запугивания он обвёл помещение цепким взглядом и заметил край мантии Чумазого, прятавшегося за колонной.

— Ага! — торжествующе сказал аврор. — А ну, выходи! А я тебя знаю, да?

Чумазый, шаркая, вышел из-за колонны с видом жалким и невинным.

— Нынаю, — промямлил он.

— Да это же Чумазый! Правонарушитель со стажем. Ещё один привод — и добро пожаловать в Азкабан.

— А я чё? Я ничё. — Чумазый пожал плечами.

Аврор, придвинувшись вплотную, навис над ним.

— Значит, тебе не стоит нас расстраивать.

Тот промолчал.

— Слушай, пока ты тут чалишься, мы всегда можем заглянуть к твоей благоверной и поболтать с ней. Она одна и скучает, наверное. Вот мы и навестим её, а там видно будет.

— Вы что, собираетесь запугивать мою жену? — спросил Чумазый обманчиво спокойным тоном, каким неумолимый тиран отдает приказ стереть с лица земли города и страны. Он сплюнул на пол, и плевок едва не задел аврорский ботинок. — Мою дражайшую супругу?

— Какое запугивание? — Аврор развел руками. — Мы просто напомним ей о долге каждого добропорядочного члена общества помогать властям.

— Угу, конечно, — кивнул Чумазый и вдруг ткнул прутьями метлы под колени аврору, заставив руки его коллег нервно дёрнуться за волшебными палочками. — А я сейчас просто подметаю, да, ребятки?

Ребятки не знали, что ответить, держа руки навесу у палочек.

Чумазый покачал головой:

— Ай-ай-ай, твоя мамаша вряд ли будет тобой довольна. Тоже мне герой нашёлся — запугивать беззащитную женщину!

— Просто намотай себе на ус, — сказал аврор, стараясь отступить от Чумазого так, чтобы это не выглядело отступлением. Он опять оглядел подсобку, остановив беспристрастный взгляд на каждом из четырех отбывающих наказание. То же самое проделали остальные авроры. Затем они дружно развернулись к выходу и пошли прочь, надувшись и чеканя шаг.

— Они собрались запугивать мою жену, — пожаловался Чумазый.

— Собрались, — признал Северус.

— Так не пойдёт, — добавил Чумазый.

— Действительно, — согласился Люциус.

— Может, ей нужна помощь? — взволнованно спросила Гермиона, положив руку на плечо Чумазому.

— Да моя дражайшая супруга справится с ними одной левой, прожуёт и выплюнет, — ответил Чумазый; его взгляд сделался мечтательным, а улыбка — блаженной. — Просто это же неправильно — запугивать чужих жён. Это же не квиддич.

Через пару дней Северус заметил:

— Что-то давненько к нам никто не заглядывал.

— Сплюнь три раза, а то сглазишь, — сказал Люциус. — У меня только-только начали получаться эти экзерсисы с метлой. Не хочу, чтобы меня отвлекали.

Остальные посмотрели на него, отстоящего на добрых три шага от прислонённой к стене метлы, и он дурашливо улыбнулся.

Взгляд Гермионы был полон осуждения.

— Мы как будто в школе взыскание отрабатываем, — вздохнула она.

— Надеюсь, вы не сравниваете нас с Поттером и Уизли? — немедленно ощетинился Северус.

— Ага, — влез Чумазый, — давайте она станет нам каждый раз растолковывать, в чём шутка, да?

— Я имела в виду, что нас заставили тут находиться, и мы вынуждены ладить друг с другом. Как-то так. Но нас сближает неприязнь к тем, кто засунул нас сюда, и в этом мы похожи.

Люциус пробормотал что-то о собственных непохожести и неповторимости.

— И в этом сценарии Министерство играет роль бедного, в поте лица трудящегося учителя, которому пришлось наказать вас за отсутствие старания и дерзость, — подколол Гермиону Северус.

— Получается, что так, — согласилась она с улыбкой. — Но вы учителем были куда любезнее. Только, чур, без обид.

Да и теперь Северус, как ей казалось, излучал обаяние, очаровывавшее своей неосознанной естественностью. Наверное, всё дело было в том, что он доверял тем, с кем находился, и даже где-то симпатизировал им, подумала Гермиона. Ей и самой нравилась подобравшаяся компания, если не считать надутого индюка Люциуса. Впрочем, она к нему почти привыкла.

— Ваш адвокат случайно не сообщал, как у него дела? — спросила она у индюка.

— Он обещал вскоре порадовать нас успехами. Возможно, уже сегодня вечером. А затем, — и уголок губ Люциуса зловеще приподнялся, — вам больше не придётся терзаться сомнениями относительно услуги, которую я попрошу у вас взамен.

Посмотрев на него исподлобья, Гермиона отвернулась и сквозь зубы бросила:

— Козёл!

— Ты же понимаешь, зачем он это делает, а? — спросил незаметно подошедший к ней Чумазый.

— Потому что он козёл.

— Есть немного, — усмехнулся Чумазый и дружески пихнул её плечом. — Он хочет тебя отвлечь.

— Отвлечь?

— Если ты будешь волноваться о том, чего он с тебя потребует, то отвлечёшься от своих неприятностей и не сможешь себя ругать за то, что неровно дышишь к Северусу. Тогда мы и дальше все останемся приятелями. И всё будет хорошо и просто.

Гермиона пристально посмотрела на него, обдумывая только что услышанное.

— Почему это я неровно дышу к Северусу? — спросила она, вычленив самую важную часть информации.

— Ты каждый раз сидишь с ним рядом за ланчем.

— Выбор невелик.

— Ты часто трогаешь его за руки и ни разу не получила от него за это даже пустякового сглаза.

— Я передавала ему соль!

— Ты ему глазки строишь.

— Да я в жизни никому глазки не строила! Даже Локхарту. И вообще это было давно и неправда. — Она заставила себя перестать оправдываться, но, чувствуя, что выразилась неясно, добавила: — Я не строю Северусу глазки.

— Ну и зря. Повторяю: он терпит твои прикосновения. Значит, ты ему нравишься. Ясно как день.

Уставившись на Чумазого, Гермиона подумала, что он как раз сейчас и усложнил то «хорошо и просто», о котором говорил. Наверное, это часть какого-то плана или…

Или она действительно нравится Северусу. Ну и ну!

Гермиона покраснела.

— По-моему, ты ей нравишься, — сказал Северусу Люциус. От дверного проёма им обоим было удобно наблюдать за Прыщом, чтобы он не застал их врасплох, и одновременно они видели Чумазого, болтающего с Гермионой.

— Ты рехнулся, — ответил на это Северус.

— Она постоянно сюда смотрит.

— Это она за тобой следит. Во-первых, она не доверяет тебе, а во-вторых, ей интересно, начнёшь ли ты когда-нибудь работать.

— Она не на меня смотрит, — упорствовал Люциус. — И я знаю, что она мне не доверяет. А она знает, что я не стану работать.

Северус искоса глянул на Гермиону, которая на самом деле не сводила с него глаз. Её щёки порозовели. Потом порозовели не только щёки.

— Салазар побери! — выдохнул он. — Похоже, ты прав.

И он медленно двинулся в сторону Гермионы, ни разу не посмотрев на неё прямо, но почти содрогаясь от уверенности, что она смотрит на него.

Заметив приближающегося Северуса, Чумазый стал бочком заметать к дверному проёму, поднимая перед собой небольшое облачко пыли. Облачко, почти долетев до Люциуса, завихрилось на расстоянии вытянутой руки от него — сработали грязеотталкивающие чары.

— Ну разве не очаровашки? — умилился Чумазый. — Сон юной любви*.

— Тише, — шикнул на него Люциус. — Вряд ли ты хочешь, чтобы Северус услышал, как ты назвал его. Он начнёт возмущаться и доказывать, что он не такой, и это отбросит нас назад.

— А точно всё идёт, как надо? По мне, оно шито белыми нитками.

— Это потому, что ты ничего не смыслишь в тонкостях воздействия на человеческое сердце. — Люциус всплеснул руками и сложил ладони сердечком. — Два стеснительных книжных червя находят друг друга и свою истинную любовь.

— Хватит и простой привязанности.

Люциус покачал головой, всем своим видом выражая отчаяние, с какой грубой глиной ему приходится работать.

— Чем бы оно ни было, пора переходить к следующей стадии, — сказал он. — Северус никогда не получит девушку, если его к этому не вынудить.

Чумазый засомневался:

— Ох и разозлится же он, если узнает, что ты задумал.

— Или будет мне благодарен. Может, даже перестанет каждые пять минут напоминать мне, как он спас Драко. А то он всегда так делает, когда хочет настоять на своём. В крайнем случае я получу возможность отомстить ему — упоминая Гермиону. Так что я не внакладе при любом раскладе.

— И с Гермионы тебе тоже причитается за помощь.

— Совершенно верно, — с улыбкой ангела, которого склоняют к грехопадению, согласился Люциус.

Между тем Северус и Гермиона, вместо того чтобы дать волю чувствам, обметали друг друга кругами в подобии ритуального танца, исполняемого под звон подавленного сексуального напряжения.

Люциус, приблизившись к ним, немного подождал, но танец не прекращался, и пришлось кашлянуть, привлекая к себе внимание. Северус от этого звука подскочил и наградил друга возмущённым взглядом.

— Мой адвокат предлагает встретиться сегодня вечером, — обратился Люциус к Гермионе. — Но нужно найти безопасное место.

— Можно у меня дома, — предложила она, мысленно оценивая чистоту своего жилища и находя её недостаточной.

— Не пойдёт, — возразил Северус. — Туда Министерство нагрянет в первую очередь.

— Я бы предложил поместье, но… — Люциус развёл руками, а потом, будто бы в задумчивости, произнёс: — А если в Паучьем Тупике? Охранные чары там почти такой же силы, как на поместье, и устоят против попыток вторжения.

Северус кивнул.

— Даже против очень упорных, — сказал он с гордостью. — Они удержались против Тёмного Лорда и Дамблдора.

— Но не против Нарциссы, — заметил Люциус.

— Нарцисса пока что не работает на Министерство, — отмахнулся Северус. — В котором часу твой адвокат предлагает встретиться?

— В семь часов, если нас это устроит, — ответил Люциус и промурлыкал: — Я принесу вино, чтобы смягчить официальность нашего рандеву.

______________________________

Подразумевается одноимённое стихотворение Томаса Мура о прелести нарождающегося чувства (прим. переводчика).

Северус Снейп не привык принимать у себя, в Паучьем Тупике, больше одного гостя за раз. Правда, являвшиеся для запугивания Пожиратели Смерти или авроры приходили парами или более многочисленными компаниями и без приглашения. Авроры разыгрывали из себя доброго и злого. Пожиратели Смерти играли в плохого Пожирателя и очень плохого. И первые, и вторые напрочь забывали о правилах хорошего тона и ничего не смыслили в салфеточках.

А вот мама Северуса салфеточки обожала. Они придавали обстановке респектабельный вид даже в самые тяжёлые времена.

Отец Северуса салфеточки терпеть не мог. Он считал их проявлением манерности представителей среднего класса.

На неискушённый взгляд Северуса принадлежность к среднему классу имела свои преимущества, если альтернативой ей служило использование книг для растопки, забрасывание обутых в грязные ботинки ног на стол или злоупотребление дешёвым пивом. Сам он был за то, чтобы книги читать, по дому ходить в тапочках и предпочитал кислому пиву сухое вино. А потому — и за салфеточки.

Порой салфеточка заменяет магическую защиту, заставляя присаживаться на краешек стула, прихлёбывать чай мелкими глотками и отщипывать бисквит по кусочку, а оскорбления заменять неискренними пожеланиями всего наилучшего. Там, где повсюду разложены салфеточки, голос не повышают.

Северус придирчиво осмотрел гостиную, точно новоиспечённая жена перед первым визитом свекрови. Вязаные салфеточки лежали на спинках кресел, кружевная дорожка — на буфете, отороченные тесьмой салфеточки были подстелены под лучшие фарфоровые тарелки, на которых подавалось миндальное печенье, и под набор праздничных бокалов для обещанного Люциусом вина.

Отпечатка аристократического декаданса интерьер не носил, но средств на это Северусу и не хватило бы. Всё выглядело буржуазно, тем более, так оно и было по-честному; и он надеялся, что Гермиона предпочтёт честность декадансу. Впрочем, Северус бы не возражал против некоторой конструктивной упадочности в обстановке, когда б ему представилось хоть полшанса.

Услышав стук в дверь, он расправил закатанные рукава, застегнул манжеты, пригладил сюртук и пошёл открывать.

Люциус, случалось, проводил у зеркала по часу и более, чтобы не выглядеть специально принарядившимся. В этот раз он так не выглядел.

— Я принёс твоё любимое бургундское, — сказал он, держа три булки. — По одной на каждого. Надеюсь, Гермионе хватит вкуса и благоразумия, чтобы оценить хороший товар.

— А Хэзлитту мы вина не предложим? — прочистив горло, спросил Северус.

— Пить с прислугой? Нет, мой дорогой мальчик, только не такое вино.

Бутылки откупорили, давая вину подышать, поставили на буфет и скрыли дезиллюминационными чарами.

Люциус устроился в излюбленном кресле у камина и вытянул ноги к теплу пламени.

— Итак, — начал он, — что мы будем делать с девчонкой Грейнджер?

Уголок губ Северуса дёрнулся.

— Прежде ты не был столь прямолинеен.

— Прежде я не знал, на чьей ты стороне и не запустишь ли мне в спину заклятием, — с довольной улыбкой ответил Люциус. — Сейчас же наши интересы более схожи: ты хочешь девчонку Грейнджер, а я хочу, чтобы ты её заполучил.

— Но я не…

— Не отрицай! Не скажу, что я всякий раз могу разоблачить тебя, когда ты врёшь. Чаще всего не могу, и история это доказала. Но в данном случае твой интерес к девчонке очевиден.

— Вообще-то я собирался усомниться в том, будто знаю, что мне делать с Грейнджер, если я её заполучу.

Люциус выгнул бровь.

— Во-первых, — справившись с изумлением, сказал он, — она, кажется, знает, что делать с тобой.

— А во-вторых?

— В библиотеке Малфоев множество книг — интересных и весьма инструктивных.

— Да чего я только в вашей библиотеке не читал, — отмахнулся Северус и замолчал, вспоминая, а вдруг и впрямь что-то пропустил. — Мерлинов шнобель! — воскликнул он. — Только не «Поучительные и подробные истории из жизни семейства Малфоев» в тринадцати томах!

— Да хотя бы. — Люциус рассмеялся скрипучим смехом. — Почему-то никто не хочет читать эти «Истории». Даже мой сын, который наверняка разочаровывает свою жену и любовницу.

— Малфои, — покачал головой Северус. — Вам закон не писан.

— Я не изменял своей жене с любовницами, и посмотри, к чему это привело, — шутливо парировал Люциус.

— К долгому счастливому браку, — постановил Северус, но в ответ получил лишь пожатие плечами. — Ты не думал найти себе кого-нибудь ещё? — спросил он, старясь максимально тактично сменить тему ухода Нарциссы.

— Женщину, которую привлечёт моя репутация, не захочу я. А ту, которую захочу, отпугнёт моя репутация. — Люциус заёрзал, уютнее вжимаясь в кресло. — Если у тебя выгорит с Грейнджер и мы заставим её хорошо ко мне относиться, для меня всё может измениться к лучшему.

— Ох, даже от сердца отлегло. Я уже было решил, что ты на старости лет превращаешься в хаффлпаффца. А тут, оказывается, имеется для тебя выгода.

— Разумеется, я хочу, чтобы ты счастливо устроился. — Люциус слабо улыбнулся. — Это наименьшее, что могу сделать я, после того, что сделал ты. Ради Драко.

— Полагаю, с моей стороны будет крайне невежливо пренебречь историей семьи друга, — задумчиво произнёс Северус. — Раз уж ты ею так гордишься.

Последней прибыла в Паучий Тупик Гермиона. Когда она вошла в гостиную, адвокат уже примостился на краю дивана. По обеим сторонам этого жёсткого на вид предмета мебели в креслах у камина расселись Люциус и Северус.

Гермиона никогда в жизни не видала столько салфеточек и даже стала подозревать, вдруг они — образчик неизвестного ей колдовства, по секрету передаваемого в волшебных семьях из поколения в поколение: какие-нибудь сплетённые вручную проклятия, которые взмоют и набросятся, а потом примутся душить, если преступить нормы вежливости… И Гермиона несколько раз одёргивала себя, когда, забывшись, собиралась макнуть печенье в чашку с чаем — на всякий случай.

— Итак, — сказала она после чаепития, — с чего начнём?

Хэзлитт с величайшей осторожностью поставил свою чашку на маленький столик у дивана и подался вперёд:

— Господа Малфой и Снейп будут моими подмастерьями в этом ритуале.

Губы Северуса тронула тень улыбки, вызванной, скорее, не собственным неудовольствием, а тем, как взвился Люциус:

— Мне казалось, мы договорились, что будем называться ассистентами!

— С наложенными на мисс Грейнджер чарами конфиденциальности лучше не рисковать, — отрезал Хэзлитт, настроенный по-деловому. — Лично я не имею желания знакомиться с ответственностью за их взлом в качестве обвиняемого. И так пришлось потрудиться, убеждая министра ослабить их до уровня, позволяющего мне проконсультировать мисс Грейнджер.

— А я думал, Гермиона у министра в любимчиках, — сказал Люциус и послал Северусу ухмылку.

— Так и есть… — Хэзлитт замялся. — Прошу меня простить, мисс Грейнджер. Министр уверял, что рад бы помочь, но у него связаны руки. Мне не показалось, будто он врёт.

— Значит, острозубые уродцы-недомерки с ушами торчком закогтили и министра? — удивился Люциус. — Интересно.

— Не нужно называть их так! — возмутилась Гермиона. — Это неправильно, когда других членов магического сообщества — важных членов, я должна заметить, — сравнивают с… с животными. Я давно и тяжко борюсь за права волшебных существ, чтобы они могли занять подобающее место в…

— Даже когда эти существа пытаются засадить вас в Азкабан? — перебил Люциус не без ехидства.

— Да! — ответила она и упрямо сжала губы. — Вас же я считаю человеком, несмотря на то, что вы пытались меня убить. Дважды.

В гостиной повисло напряжённое молчание, нарушенное в конце концов единственным словом Северуса:

— Перемирие.

Гермиона нервно вскинула руку к волосам и пригладила пальцами длинную косу:

— Прошу прощения. Я была непозволительно груба.

— Тем не менее, я учту ваше мнение, — произнёс Люциус с леденящей холодностью. — Вы знаете, что на гоббледук слово «человек» переводится как «беззубый неженка»? Возможно, это знание облегчит вашу совесть.

— Я в самом деле прошу прощения, — сказала она жалобно. — Просто я…

— Вы — ведьма, совершенно неспособная извинить и забыть то, что сами согласились оставить в прошлом. Я уже понял, — невозмутимо заметил Люциус.

— … просто я раньше принимала близко к сердцу, когда кто-либо считался недостойным из-за предрассудков. Но можно согласиться и с вашей формулировкой. К тому же вы сейчас назвали меня ведьмой, поэтому я вас прощаю.

— Но вы же и есть ведьма, не так ли? — выпалил Люциус, рассерженный прощением, полученным за то, что он не считал неправильным и требующим прощения.

— Да. — Гермиона искренне улыбнулась. — Но лет пять назад вы бы, скорее, выкололи себе глаз собственной палочкой, чем признали, что я ведьма.

Люциус в ответ тоже улыбнулся, но очень неуверенно — словно не в полной мере осознавая, что последние три недели воспринимал Гермиону как равную.

Хэзлитт деликатно кашлянул.

— Может, вернёмся к цели нашей встречи? — спросил он.

Гермиона кивнула:

— Что вам нужно узнать?

— Давайте начнём с вашего ареста, — приступил Хэзлитт. — Расскажите мне, как всё случилось.

— Если подумать, то это было забавно. За мной послали отряд из четырёх авроров. Арестовать меня. В воскресенье ни свет ни заря, в половине пятого утра! Я не спала, потому что всю ночь сводила бюджет отдела для встречи с министром в понедельник утром. И тут вдруг охранные чары забили тревогу. — Гермиона искоса бросила взгляд на Люциуса и продолжила, взвешивая каждое слово: — Когда-то в Министерстве посчитали разумным, чтобы у нас была сильная защита, оберегающая от нежелательного внимания, так сказать.

— Чтобы избежать отмщения со стороны Пожирателей Смерти, которые не настолько раскаялись, как я? — спросил Люциус, сдерживая улыбку.

Гермиона в ответ кивнула.

— Поэтому Аврорат не вправе жаловаться, что двое их лучших сотрудников попали в больницу из-за ранений, вызванных агрессивным магическим воздействием. А всего-то нужно было постучать! Но нет, они решили испытать себя и проломиться через защиту, даже когда поняли, что у них не выйдет и что я уже и так не сплю. Мальчишество же! Это как не спрашивать дорогу, когда заблудился, и прочие глупости. Если имеется лёгкий путь, но подразумевающий — с их точки зрения — потерю лица, или трудный, но без оной, они по-детски каждый раз обязательно выберут трудный.

— Авроры предъявили документы? — спросил Хэзлитт.

— Нет. Не тогда. — Гермиона замолчала, поморщившись от воспоминаний. — Честно говоря, стоило защите исчезнуть, как меня сразу связали и отправили в Министерство. И уже там предъявляли документы.

— Как им удалось преодолеть защиту? — удивился Северус.

Гермиона посмотрела на него, не зная, что и сказать.

— Вы будете смеяться.

— А поподробнее? — подстегнул Люциус.

— Двое из них были ранены. Я не могла не проверить, как они, — ответила Гермиона.

Люциус расхохотался первым, но и Северус отстал не намного.

— Ладно вам, ладно! — сдалась она. — Знаю, это было глупо.

— И потому в следующий раз вы в подобной ситуации не выйдете из дома, а вызовете своего адвоката и подождёте его прибытия, — наставительно заключил Хэзлитт. — Ведь так?

Гермиона кивнула и продолжила:

— В итоге меня обвинили по пяти пунктам использования запрещённых охранных чар и по одному пункту сопротивления аресту. Ещё грозились привлечь за причинение ранений аврорам при исполнении, но те не стали выдвигать обвинения. Не знаю, может, их Гарри попросил. Или они не хотели, чтобы в «Пророке» написали, будто их в одиночку одолела женщина. Наверное, и то, и другое.

— Итак, вас отправили в Министерство, — напомнил Северус.

— Да. Там с меня сняли связывающие чары и поместили в очень неуютную камеру, где и оставили одну на несколько часов, пока арестовавшие меня авроры залечивали раны и завтракали. Мне предложили только чашку чая, да и то не сразу. А удобства в камере… Ведро в углу и несколько обрывков «Пророка» — вот и все удобства.

— Да, весьма неудобно.

— Потом авроры вернулись, делясь между собой впечатлениями о завтраке: о двойной глазунье, жареной картошке с бобами, о том, каким вкусным был бекон. Меня перевели в другую камеру, чуть получше. И предложили чашку чая.

— Вы просили пригласить адвоката? — спросил Хэзлитт.

— Вы пили тот чай? — одновременно с ним спросил Северус.

— Да, я просила вызвать адвоката, а когда мне отказали, попросила свидания с Гарри. И чай я не пила — только Веритасерума мне и не хватало. Прямо горжусь собой, какой я была сильной. — Гермиона торжествующе улыбнулась. — Уж свои права я знаю: сама составляла проект. Никакого Веритасерума без разрешения суда и присутствия адвоката и вызванного подозреваемым целителя. Параграф третий аврорского кодекса. Доказать, добавили ли в чай Веритасерум, я не могу, но для «Эрл Грея» запах был слишком лимонным.

— Чем же они мотивировали отказ вызвать для вас адвоката?

— Они как будто и не отказывали, но отговаривались, мол, ещё слишком раннее утро, чтобы его будить, и мы вернёмся к этому вопросу позже. Но и позже адвоката не вызвали.

Хэзлитт кивнул и спросил:

— А потом они начали допрос?

— Да. — Гермиона принялась теребить кончик своей косы, точно играющая с собственным хвостом кошка. — То есть сперва я даже не поняла, что это допрос. Казалось, они просто сплетничают. Мне и раньше задавали такие вопросы: какой на самом деле Гарри и каково оно — быть в бегах, и действительно ли мы проникли в Гринготтс.

— А-а-а, — с пониманием протянул Северус.

Люциус вздохнул.

— О да, — сказал он. — Хотя в моём случае обычно спрашивали, каким на самом деле был Тёмный Лорд, каково оно — сидеть в Азкабане. И правда ли, что мы устраивали пожирательские пирушки.

— И что вы отвечали? — заинтересовалась Гермиона.

— Страшный. Ужасно. Нет. А вы?

— Храбрый. Ужасно. Да, — ответила она. — До сих пор ненавижу грибы.

— А меня спрашивали о Тёмном Лорде, о пирушках и каким был Поттер. Предвосхищая ваш вопрос, отвечаю: страшный, нет и идиот. Весёлое было время, — сказал Северус.

— Да уж, — процедила Гермиона, решив оставить тему умственных способностей Гарри по причине безнадёжности такого спора со Снейпом. — Весёлое.

— Значит, вам не сообщили, с чем связан их интерес? — уточнил Хэзлитт.

— Нет. Они как будто не замечали, что мне неприятно вспоминать о войне, а мои односложные ответы их не устраивали, и они всё время возвращались к вторжению в Гринготтс. Не ожидала, что в конце концов меня обвинят в ограблении банка. — Гермиона расстроенно вздохнула. — Тяжкое, без срока давности преступление, наказание за которое — пожизненное заключение в Азкабане. И самое главное то, что я его совершила.

— Ну, это, конечно, затруднение, но вполне преодолимое для хорошего адвоката, — сказал Люциус.

— Они это предусмотрели. Мне совершенно недвусмысленно намекнули, что если я буду хорошей девочкой и признаю вину, они не тронут Гарри и Рона, а я получу мягкое наказание. Если же я потребую адвоката или не признаю вину, то мы все втроём ответим по полной программе. Гарри и Рон очень гордятся своей службой в Аврорате. Да и общественные работы не самый плохой вариант.

Хэзлитт немедленно возразил:

— Вас на несколько часов лишили воды, пищи и сна. Вы были не в состоянии взвешенно принять такое сложное решение.

— Я была полностью… — возмущённо начала Гермиона, но осеклась и вскочила на ноги. — Ой! Нет, вы правы. Я только сейчас поняла, что вы имеете в виду. Определённо, на мою способность принимать решения отрицательно повлияло то, как со мной обращались авроры!

— Думаю, этого будет достаточно, чтобы инициировать пересмотр дела, — решил Хэзлитт.

— Но чем это поможет, если мы и вправду незаконно проникли в Гринготтс? — отмахнулась Гермиона.

— Пожалуйста, перестаньте так говорить! — Хэзлитт покачал головой, раздосадованный извечной глупостью клиентов. — Что на самом деле не поможет, так это подобные заявления! Особенно когда они не соответствуют действительности.

Гермиона нахмурилась.

— Хм… но мы были в Гринготтсе.

— Кто знает, может, и были, а может, и не были, — пожал плечами Хэзлитт.

— Я? — с некоторым сомнением спросила Гермиона.

— Чушь! Вас кто-нибудь видел?

— Гоблины, — сразу ответила она, но вдруг задумалась. — Хотя те двое, которые видели нас вблизи, мертвы. А остальные видели Беллатрикс. Значит, вы так хотите меня защищать: заявить, что меня там не было? Но я же там была!

— Вас пригласили. А грабителей определённо не приглашают.

— Но пригласили-то Беллатрикс, — возразила она.

Хэзлитт отреагировал мгновенно:

— Значит, вы признаёте, что в банке все видели Беллатрикс?

— Мерлин, я запуталась! Хотя кому, как не мне, знать? — Гермиона улыбнулась. — А вы молодец.

— Благодарю, — ответил Хэзлитт, нисколько не смущённый похвалой. — Люциус, вы не знаете, Нарцисса не собиралась подавать жалобу в связи с проникновением в хранилище госпожи Лестрейндж? Я полагаю, всё имущество перешло к вашей бывшей супруге по наследству.

— Понятия не имею. Но я спрошу. Впрочем, не думаю, что Нарцисса при любых обстоятельствах поддержала бы Министерство. И, разумеется, она не стала бы жаловаться на мисс Грейнджер. А если это ещё и связано с Поттером, то в особенности. Она до сих пор чувствует себя обязанной ему из-за того, что он помог Драко.

— Даже ради Беллы? — усомнился Северус. — Прости, я не мог не спросить.

— Нарцисса скорбит о сестре, которая у неё когда-то была, но не о той, кем она потом стала, — помолчав, ответил Люциус через силу. — Давайте прекратим об этом говорить.

— Прекрасно, что имущественных претензий нет. Сторона обвинения не получит ни единого шанса на победу! Во-первых, никто не сможет подтвердить, что мисс Грейнджер была на месте преступления. А если и была, то её пригласили. А если приглашение явилось следствием ошибки из-за применения Оборотного зелья — а гоблины вряд ли признают, что их настолько легко одурачить при помощи такого пустяка, — то ничего не было похищено.

Гермиона ошарашенно захлопала ресницами.

— Вы так это преподносите, что я, выходит, и не виновата.

— И какой же из этого следует вывод, мисс Грейнджер? — с притворной суровостью спросил Хэзлитт.

— Никогда ничего не говори, пока не посоветуешься со своим адвокатом, — отчеканила она.

— Очень хорошо. Думаю, для начала достаточно. И уж точно достаточно, чтобы завтра с утра пораньше поднять с постели дежурного секретаря по апелляциям, требуя срочного пересмотра дела.

— А он не рассердится? — спросила Гермиона.

— Он будет в ярости, — Хэзлитт удовлетворённо улыбнулся. — И уж я направлю её против идиотов из Аврората и Визенгамота, которые хотели запятнать доброе имя героини, но даже не попытались сделать это по закону. — Он поднялся и, прощаясь, кивнул Северусу и Люциусу. — О результатах я доложу моим… подмастерьям.

Гермиона собралась было последовать за адвокатом, но вспомнила, как кто-то, кажется, обещал принести вино. Один бокал ещё никому не вредил. К тому же Люциус намекнул, что Северус особенно обрадуется, если она задержится.

И три часа спустя она сидела на полу гостиной в гнезде из подушек, удобном и от близости камина тёплом. Сбоку, чуть поодаль от неё, прислонился к креслу Люциус, держа за горлышко последнюю наполовину опорожнённую бутылку. Северус растянулся спиной к очагу рядышком с Гермионой и украдкой бросал на неё взгляды. В одной руке он держал бокал, другая же мало-помалу ползла, точно паук, в направлении Гермионы.

— Знаете, это почти романтично, — лениво протянула она, наблюдая приближение пауколадони.

— Почему «почти»? — спросил Северус. — Огонь, вино, я и Люциус. Или здесь недостаточно шикарно? Хоть я и из рабочего класса, но повсюду разложил салфеточки и вообще…

— Двое мужчин и одна женщина — это не романтично, а извращённо, — сказала Гермиона.

— А может, наоборот, вдвойне романтично, — возразил Люциус.

Гермиона моргнула, собираясь с мыслями:

— Возможно. Пусть будет в полтора раза романтичней. А чтобы было в два, нужна ещё одна женщина.

— Нет, моя дорогая, тогда это будет оргия. — Люциус ухмыльнулся.

— Ясно, — кивнула она и на миг задумалась. — А что, вы когда-нибудь?..

— Нет, — печально отозвался Северус. — Оргий не было. Регулус обещал, но их не было. Не было даже вечеринок с приличной выпивкой и крекерами.

— Зато сейчас у нас есть приличная выпивка и… Ну, ладно, просто приличная выпивка, — сказал Люциус.

— Да, крекеров бы сейчас, — мечтательно произнесла Гермиона, но никто не сдвинулся с места, чтобы раздобыть крекеры. — А в слизеринской гостиной оргий тоже не бывало?

— Боже мой, нет! В девять вечера декан приказывал всем отправляться в постель, но не в том смысле, как нам бы тогда хотелось, — ответил Люциус, улыбаясь во весь рот. — А вы что вытворяли у себя в гриффиндорской гостиной?

— Преимущественно домашние задания, — ответила она почти так же печально, как Северус, жалеющий о несостоявшихся оргиях. — Некоторые, правда, обнимались-целовались. Но не я. А стоило бы, наверное.

Ладонь Северуса накрыла колено Гермионы, и она отрешённо воззрилась на неё.

— В молодости я часто обнимался-целовался, — сказал Люциус. — А потом женился. А потом развёлся. И теперь никто меня не целует-обнимает. Это печально.

Гермиона положила свою ладонь поверх ладони Северуса. Тот вздрогнул и собрался отступить на нейтральную территорию ковра. Но Гермиона, передвинув обе ладони выше по своей ноге, отпустила его руку, и он нежно сжал её бедро.

— Но, — продолжил Люциус, с блеском в глазах следя за успехами пауколадони, — у меня всё ещё есть мой прекрасный дом. И друзья. Друзья — это хорошо, правда, Северус?

Тот проигнорировал вопрос, занятый продвижением вверх по бедру Гермионы.

— Друзья — это здорово, — согласилась она. — Ведь вы с Северусом дружите ужасно много лет, да?

— Не по женскому летоисчислению, — покачал головой Люциус. — Так что не ужасно много.

Гермиона широко улыбнулась.

— И каким он был?

— Лучше я выйду, чтобы вы могли посплетничать обо мне, — пробурчал Северус.

— Воплощение огня и страсти. Пожалуй, это наиболее точная характеристика. — Люциус сверкнул ответной улыбкой. — Во всяком случае, когда он был в полной боевой готовности.

— Я, — вмешался Северус, — был мелкой сварливой сволочью. Ни больше ни меньше.

— Ну, это Регулусовы слова — о воплощении огня и страсти, — сказал Люциус. — Он долгое время был тобой увлечён.

Северус рывком сел.

— Что значит «увлечён»? — обалдело спросил он.

— Вы ему нравились, — пояснила Гермиона. — Вы ведь это имели в виду, Люциус?

Тот кивнул.

— Ну и почему же, чёрт подери, он так прямо и не сказал? — Северус повалился навзничь на подушки и уставился в потолок.

— Действительно, почему? Подумаешь, ты был влюблён в Лили, и вообще тебе нравятся девушки!

— Я был подростком, Люциус, переполненным гормонами подростком. Я бы с радостью полез в трусы к любому, кто мною заинтересовался, независимо от того, что у него в тех трусах.

— Какие у тебя широкие взгляды. — Люциус изогнул бровь. — Хотя о таком лучше помалкивать в смешанной компании.

— А мне нравится, когда мужчину легко привлечь, — сказала Гермиона. — Не могу же я каждый раз спаивать Северуса таким прекрасным вином, чтобы соблазнить.

— У вас прекрасный вкус. — Люциус отсалютовал ей полупустой бутылкой. — Ещё бокал?

— Потому что ей понравилось вино или понравился я? — воинственно потребовал ответа Северус.

— В силу обеих причин, мой дорогой мальчик. Да кто поверит, в самом деле, что мы с тобой ни разу не… — Люциус сделал многозначительную паузу, — хм-хм… не обнимались.

— Не знаю, с чего вдруг ты заделался ханжой. Обнимались? Ты что, пытаешься намёками на наше сомнительное прошлое очернить меня в глазах Гермионы?

— Ого, — сказала Гермиона с видом человека, чьи мысли сделались не просто грязными, а радостно барахтались в грязи. — И как это было? Приятно?

На неё уставились две пары глаз.

— И от кого вы желаете получить ответ? — спросил Люциус. — Вам требуется подтверждение мужской состоятельности Северуса? Или подробнейший отчёт об опыте запретных удовольствий?

— Запретные удовольствия? — Северус фыркнул. — Торопливые объятия и…

— Поскольку в процессе участвовал я, то могу заверить, что запретные удовольствия имели место.

— А я вот помню…

Но Люциус прочистил горло, не дав закончить фразу.

— Пусть лучше Гермиона представляет себе двух молодых привлекательных мужчин, — принялся вещать он, — которые после ночи, проведённой за распитием шампанского и поеданием канапе, сплелись на шёлковых простынях, а поутру расстались, пообещав друг другу позабыть об этом, но воспоминания навсегда остались в их сердцах, тогда как на самом деле…

Гермиона и впрямь представила себе такую картину и нашла её приемлемой.

— … тогда как на самом деле мы надрались в «Кабаньей голове», где и провели ночь в одной постели, потому что Нарцисса перестала по неизвестной причине со мной разговаривать, а ты меня пожалел.

— Не помню, чтобы я тебя жалел, — не согласился Северус. — Разве что утром, когда поделился с тобой Антипохмельным зельем. Всё из-за дешёвого пойла.

— Мерлин, да! — Люциус вдруг улыбнулся совершенно по-мальчишески. — Я думал, что умру, и отчасти даже хотел этого. Но вообще всё было довольно мило. Поэтому, если хотите справку, Гермиона, я готов засвидетельствовать, что Северус энергичный, полный энтузиазма и благородный.

— Тогда я был моложе, — смутился Северус. — Энтузиазма ещё хватает, а вот спина уже не та. И колени.

— Что же, на этой радостной ноте я вас покину, предоставив друг другу, а сам отправлюсь в свою никем не согретую постель. — Люциус отставил бутылку и поднялся на ноги с меньшим, чем обычно, изяществом. — Увидимся, думаю, сегодня позже.

— Много позже, — кивнул Северус. — Бывай.

Люциус едва разминулся с дверным косяком на выходе из гостиной, но, судя по донесшемуся из прихожей грохоту, с подставкой для зонтов ему повезло меньше.

После его ухода воцарилась тишина, вовсе не казавшаяся уютной. Она была наполнена напряжением, боязнью и возможностями, готовыми вот вот-вот потеряться. И тогда Северус решил бросить ей вызов, сказав нечто остроумное, чарующее и исполненное соблазна.

И он сказал:

— Хм…

— Шёлковые простыни очень скользкие, я знаю, — сообщила Гермиона таким тоном, словно расставалась с заветной фантазией. — Но если не считать их, вы были… Были ли вы неопытным юношей, вовлечённым в тёмные и отвратительные деяния, о которых даже говорить можно только шёпотом? Или вы воспользовались слабостью Люциуса и подчинили его своей воле?

— И как… — вкрадчиво начал Северус, а его ладонь вернулась на бедро Гермионы, — вам хотелось бы, чтобы это было?

— Не знаю, — со стоном ответила она.

— Тогда оба варианта. Битва за доминирование, длившаяся всю ночь с переменным успехом, когда силы то убывали, то возвращались, и сначала один из нас одерживал верх, потом другой, пока…

— Пока — что? — Гермиона глядела на него во все глаза.

Северус не ответил. Он придвинулся ближе, оставляя между своими и её губами расстояние короче выдоха.

— Не дразнитесь, — прошептала Гермиона и, разделив с ним дыхание, преодолела и разделявшее их расстояние.

Первый поцелуй получился лёгким и нежным, но на втором Северус подмял Гермиону под себя и с жадностью прижался к ней всем телом.

Они переместились в спальню, для чего пришлось подняться с пола и на второй этаж. Там до первых лучей солнца они и складывали зверя с восемью с половиной спинами, пока член Северуса не объявил забастовку.

В приятном изнеможении любовники тесно обнялись на жесткой кровати, созерцая рассвет, сующий розовые пальцы сквозь занавески.

— Хорошо, — сказал Северус.

— Даже лучше, чем хорошо, — отозвалась Гермиона, укутываясь покрывалом.

— Жаль, повод был несколько надуманным, — вдруг признался он, заставив её замереть, напряжённо, молча и огорчённо ожидая объяснений. — Вся эта штука с Люциусом…

Напряжение чуть ослабло.

— Я и сама подумала, что всё было не совсем так, как он желает показать, — сказала она. — Продолжай.

— Этого вообще не было.

В ответ Гермиона опрокинула Северуса на спину и пригвоздила пристальным недобрым взглядом.

— Ты мне солгал.

— Не совсем.

Она быстро высчитала, что он имеет в виду:

— Ты солгал Люциусу.

— Скажем так, мы действительно поцеловались и завалились в тот клоповник, чтобы довести дело до логического завершения, и…

— И — что?

— И он уснул.

Гермиона сначала коротко хихикнула, потом расхохоталась.

— Уснул? Люциус, великий и непревзойдённый любовник, уснул? И ты ему ничего не сказал?

— Утром он мучился похмельем, у него было плохое настроение. Мне показалось, так гораздо проще…

— Да?

— Да. Потому что он, несмотря на плохое настроение, был… он гордился собой. Я не хотел задевать его чувства.

Поцеловав Северуса в плечо, она сказала:

— Это было очень мило с твоей стороны.

— Наверное.

— И ты даже не собирался шантажировать его когда-нибудь?

— Н-у-у, — протянул он. — Я был молод и глуп. Тогда мне это на ум не пришло.

Он не увидел, а кожей почувствовал мягкую улыбку Гермионы у себя на плече.

— Просто он твой друг.

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь.

— Кто-то же должен, — пробормотала она. — Если не ты, тогда придётся мне.

Проснувшись в одиночестве, Северус был разочарован. Но ровно до того момента, пока не ощутил сильный аромат жареного бекона. Аромат щекотал нос, расплывался по дому и манил обещанием воплотиться в ирландском завтраке, что и произошло десятью минутами позже.

— Доброе утро, — сказала Северусу Гермиона и поцеловала его в макушку.

— Будь я педантом, я бы оспорил термин «утро», поскольку сейчас уже за полдень, — ответил он, макая тост в жёлтый глаз прекрасно приготовленной яичницы. — Поэтому добрый день.

— Когда просыпаешься, тогда и утро, — возразила Гермиона. Она налила им обоим чаю и вернулась за стол. — Но ведь оно, чем бы оно ни было, всё равно доброе?

— Недурственное, — согласился Северус, нежно пожав её кисть. — Пожалуй, лучшее утро за последние чёрт знает сколько лет.

И больше никакие споры не отвлекали их от поглощения и переваривания завтрака.

— Жаль, нам сегодня не нужно отбывать наказание, — вздохнула Гермиона.

— Почему это?

— Потому что было бы особенно непристойно после ночи необузданной страсти ещё и прогулять работу, правда? Словно вишенка на торте.

— При случае обязательно попробуем.

— Обязательно, — кивнула она, обменявшись с Северусом улыбками, и будущее сделалось чуть-чуть определённее.

Они перебрались в гостиную, прихватив по чашке с чаем и по газете. Читать, переплетясь телами на диване, было по-домашнему уютно и самую малость неудобно из-за чересчур острых локтей Гермионы и слишком костлявых бёдер Северуса. Но после нескольких неудачных попыток устроиться с комфортом всё же получилось.

Вдруг пламя в камине окрасилось в зелёный цвет и погасло. Спустя секунду оно вспыхнуло снова и позеленело — уже более настойчиво.

Северус вздохнул.

— Это, наверное, Люциус, — сказал он.

— Вдруг что-то важное?

— Он просто ищет пищу для сплетен.

— Или сам кое-что разузнал, — предположила Гермиона и поправила не себе халат.

Северус, взмахнув волшебной палочкой, разблокировал камин, и оттуда появился Люциус.

Заметив, что Северус и Гермиона оба в неглиже, он широко ухмыльнулся:

— Кажется, ночь выдалась доброй.

— Чудесной, — ответила Гермиона.

— Неплохой, — ответил Северус, скрывая, что польщён.

Люциус заломил бровь и демонстративно сел в кресло, воспользоваться которым ему намеренно не предложили.

— Я неоднократно убеждался, — сказал он, откинувшись на спинку с видом человека, снизошедшего открыть непосвящённым величайшую истину, — что сообща можно сотворить столько зла, сколько в одиночку не суметь ни одному самому закоренелому злодею.

— Думаю, нам стоит довериться вашему опыту, — заметила Гермиона, и Люциус, точно принимая комплимент, кивнул.

— А я, между прочим, — заявил он, — состоял в огромном количестве комитетов, комиссий и прочих коллегий сообщников.

— И что же привело тебя сюда? — спросил Северус. Он махнул рукой в направлении буфета, и бокал, сам наполнившись огневиски, полетел к Люциусу.

— Я принёс новости, — подхватив бокал, ответил тот. Он пригубил янтарный напиток и обвёл одобрительным взглядом ноги Гермионы, укрытые полами халата. — Хэзлитт смог добиться предварительного слушания по вашей проблемке, дорогая.

— Предварительного? — переспросила она.

— Из объяснения всех юридических тонкостей, длившегося добрых минут двадцать, я понял, что это такое слушание, которое определяет, допустима ли апелляция по вашему приговору. Если оно пройдёт удачно, они сразу же назначат апелляцию или что-то в этом роде — кажется, именно так он и сказал. Сознаюсь, через десять минут я уже перестал вникать.

— На тебя это не похоже. — Северус нахмурился.

— Я вообще-то плачу Хэзлитту, чтобы он с этим разбирался. Я ему доверяю, — сказал Люциус, созерцая потолок. — Мерлин, ты прав. Это совершенно на меня не похоже. Салазар великий, меня, оказывается, так легко изменить к лучшему!

— Конечно, нет, — отмахнулась Гермиона.

— О, я ценю вашу неискренность, но, пожалуйста, не надо меня утешать! Я же чувствую, как исправляюсь. Я уже на пути к охаффлпаффливанию. Это ты виноват, Северус! Общественно полезные работы… Я теперь приношу пользу, оказываю помощь и работаю! Будь ты проклят!

Гермиона прыснула со смеху.

— Никто из видевших, как вы обращаетесь с метлой, — сказала она, — не упрекнёт вас в том, что вы работаете.

— Какое облегчение, — улыбнулся Люциус. — А теперь отправляйтесь-ка вы оба умываться и одеваться. Через час у нас назначена встреча, и на неё нельзя являться в дезабилье. Растрёпанный после секса вид всякому к лицу, но недостаточно сдержан для официального случая.

Северус не сдвинулся с места.

— Гермиона может воспользоваться удобствами первой, — ледяным тоном произнёс он.

— Святые небеса, ты думаешь, я затеваю что-то за твоей спиной? — Люциус осушил бокал одним глотком и с хитрым видом отсалютовал Северусу. — Неужели ты мне не доверяешь?

Тот закатил глаза:

— Горячей воды хватает только на одного.

Гермиона поспешила наверх. Она умылась и сменила нижнее бельё, трансфигурировав его из найденной в сушилке старой наволочки.

Когда она вернулась, мужчины сидели в чинном молчании, и только слегка порозовевшие уши Северуса намекали на содержание произошедшего в её отсутствие разговора.

— Ванная свободна, — бодро доложила она. — Кажется, даже немного горячей воды осталось.

— Прекрасно, — констатировал Северус.

Люциус, заметив досаду друга на то, что его переиграли и ему всё же придётся оставить гостей наедине, просиял.

— Иди же, — поторопила Северуса Гермиона. — Я и сама хочу поболтать с Люциусом с глазу на глаз.

Что-то в её тоне успокоило Северуса, и он отправился на второй этаж в настроении отнюдь не мрачном.

— Итак, — сказал Люциус.

— Итак, — повторила Гермиона. — Чего именно вы хотите за свою помощь?

Люциус не слишком искусно изобразил задумчивость. Но кто бы поверил, будто он не принял решения задолго до того, как вступил в игру?

— Насколько я понял, вы с Северусом теперь… пара.

Гермиона кивнула.

— И вы, вероятно, не считаете это чем-то ужасным, судя по тому, что со мной вы ведёте себя вполне цивилизованно, — сказала она.

— Не считаю, — с ширящейся улыбкой ответил Люциус. — Северус мне симпатичен, и я не хочу, чтобы его обижали. Тем не менее у него имеется непревзойдённая способность всё усложнять. И это при том, что даже самые устоявшиеся отношения не обходятся без конфликтов. Рано или поздно вы поссоритесь.

— Возможно, — пожала плечами Гермиона. — И что?

— Когда вам в один прекрасный день захочется проклясть его, когда искушение отвернуться от него станет слишком сильным, а он запрётся от всех в своих подземельях и будет дуться, я хочу, чтобы вы вспомнили этот наш разговор, переступили через свою гордость и пошли к нему первой.

Гермиона не поверила своим ушам.

— Но только один раз. Иначе Северус начнёт этим пользоваться. Северус есть Северус. Однако ему нужно знать, что ссора не означает окончательный разрыв.

— Только один раз? — спросила она.

— Минимум один раз, — подумав, ответил Люциус. — Прошу вас, не ограничивайтесь единственным случаем принесения извинений. Особенно, если вы не правы. Уверен, Северус оценит новизну того, что кто-то признает его правоту. Мерлин свидетель, мне за тридцать лет супружеской жизни так и не довелось испытать этого.

— Думаю, хотя бы однажды вы должны были оказаться правы. Ведь так?

— Такое впечатление, что вы пообщались с Нарциссой.

— Нет, — покачала головой Гермиона. — Только с Молли Уизли.

Её позабавила смена выражений на лице Люциуса, сначала пришедшего в ужас от сравнения его бывшей жены с Уизли, а потом со злорадством осознавшего, как ужаснулась бы сравнению сама Нарцисса.

Очень скоро и почти бесшумно вернулся в гостиную Северус.

— Успели поговорить обо мне? — спросил он, и в его тоне сквозила нервная настороженность.

— В общих чертах, — вкрадчиво произнёс Люциус. — Согласовали пролонгацию, так сказать, перемирия, раз уж вы перешли к взаимоотношениям на более постоянной основе.

— А мы перешли? — осторожно уточнил Северус.

Гермиона обиделась бы и вспылила, не почувствуй она неуверенности в его вопросе. Поэтому она ответила:

— Перешли. Конкретные сроки и условия обсудим в ближайшие несколько месяцев. Но даже не думай, что сможешь вернуться к неподходящим женщинам с дурным литературным вкусом.

— Совершенно верно, — промурлыкал Люциус. — Остин несомненно превосходит сестёр Бронте.

— Вы читали «Гордость и предубеждение»? — удивилась Гермиона, тут же отвлекшись.

— Я же рассказывал, как провёл три года под домашним арестом, — ответил Люциус, качая головой. — А теперь поспешим. Нам нужно успеть на встречу и кое о чём сговориться.

Хэзлитт устроил контору в скромном здании, отделенном от Кривой аллеи проходом под аркой, скрывавшим контору от любопытных глаз, но всё же с хорошим видом на Министерство, точно оно бдительно надзирало за адвокатом.

Обстановка кабинета напоминала старый джентльменский клуб: знававший лучшие времена обюссонский ковёр и тяжёлая мебель красного дерева с кожаными сиденьями. Плотные зелёного бархата портьеры были полуопущены и пропускали лучи послеполуденного солнца, в которых танцевали пылинки.

— Прошу садиться, — пригласил Хэзлитт, предложив также чаю с печеньем нескольких видов. — Господин Малфой уже, несомненно, сообщил вам хорошие новости?

Гермиона кивнула:

— Он рассказал о предварительном слушании, которое определит, дадут ли ход апелляции.

— Я уверен, что дадут. — Хэзлитт едва заметно улыбнулся. — Наиболее консервативно настроенные члены Визенгамота несколько недовольны, что пошли на поводу у гоблинов, а наиболее прогрессивно настроенные — что пострадала от этого сама Гермиона Грейнджер.

— Похоже, непримиримые противники в кои-то веки сошлись во мнениях, — заметил Люциус. — Вам должно польстить, дорогая, что они не только не бойкотируют друг друга, но и готовы даже проголосовать одинаково.

— Это привело к необычным последствиям, — сказал Хэзлитт. — Сегодня днём я лично видел, как Спреглиш разговаривал с Казёлом, а их семьи враждуют со времен средневековья.

— Это им хочется, чтобы все так думали, — пробормотал Люциус.

— Насколько я помню, всё началось с того, что Казёл выставил Спреглиша из квиддичной команды, — сказал Северус. — А о давней вражде вспомнили исключительно для того, чтобы придать вес этой детской ссоре, совершенно глупой по сути.

— Можно подумать, длящаяся полтысячи лет семейная вражда не глупость, — съязвила Гермиона.

— Нет, дорогая моя, это традиция, — с ухмылкой отозвался Люциус. — Но мы отвлеклись от главного.

— А главное то, — вставил Северус, — что гоблины, кого бы они ни подкупили в Визенгамоте, насыпали перца под хвост кому не следовало, раз уж даже эти двое решили восстановить добрые отношения.

— Какой цветистый оборот речи! — тихо восхитился Люциус. — И, заметьте, попадающий точно в цель.

— Что же, — сказала Гермиона, — хорошо, раз так.

— Похоже, у нас может всё выйти, как мы хотим, — подытожил Хэзлитт. — Но не забывайте, что глупые люди от отчаяния совершают глупые и отчаянные поступки, поэтому мы должны быть очень и очень осторожны. В течение ближайших нескольких дней не принимайте никакие необычные приглашения. Это касается всех троих.

— Так что, нам втроём пожить пока в Паучьем Тупике? — преувеличенно небрежно предложил Северус. — Ради нашей же безопасности?

— Мой дом всегда открыт для вас обоих, — обратился Люциус к Северусу и Гермионе. — Никому не придёт в голову искать всех нас там. К тому же, — он кашлянул, — у меня есть шёлковые простыни.

— Правда? — заинтересовалась Гермиона.

— И огромная библиотека, — добавил Северус. — Уверен, наш радушный хозяин не станет возражать, чтобы ты воспользовалась ею, пока будешь гостить.

— Разумеется, не стану. — Люциус посмотрел на Северуса и покачал головой, шутливо журя. — Я думал, ты будешь против.

Тот пожал плечами.

— Возможно, это совпадает с моими планами.

— Ах, планы, — протянул Люциус с широченной улыбкой. — Звучит очень заманчиво. План — это часть заговора, а уж приятнее него ничего нет, кроме тщательно разработанной стратегии. Итак, если мы уговорим Гермиону провести ночь под моей крышей…

Гермиона неуверенно взглянула на Северуса:

— Можно мне поддаться на уговоры?

— Не только можно, но и нужно, — ответил он и улыбнулся.

Конечно, ужасы войны научили Гермиону всегда быть настороже. Десять лет спустя она по-прежнему повсюду таскала с собой расшитую бисером сумочку, наполненную вещами первой необходимости. Даже в незапланированном многодневном походе с палатками Гермионе не грозили бы лишения, хотя она приложила бы немалые усилия, чтобы этого похода избежать.

И до чего же неприятно было осознать, что она не учла возможности приглашения погостить вместе с как бы бойфрендом в шикарном особняке его приятеля-сноба. У неё имелись зубная щётка и смена белья, которое она могла превратить во что-нибудь подходящее для подходящей компании. Но не было приличествующих случаю туфель и мантии, и ни капли хороших духов.

В будущем Гермиона собиралась эту оплошность исправить, но теперь приходилось довольствоваться удобной повседневной одеждой, ни в какую не выглядевшей сексуальной, и практичной обувью.

Гермиона вздохнула. Не подходила она на роль роковой женщины. Впрочем, вряд ли Северус был в полной мере готов иметь дело с подобной женщиной. Другое дело — Люциус: он-то точно смог бы с такой сладить. Но в плаванье по этим водам Гермиона бы точно не пустилась, спасибо большое. Так, зашла бы по щиколотку, не глубже. Вот с Северусом, дивным и соблазнительным, она бы — если пользоваться всё той же многообещающе развязной метафорой — побарахталась всласть. И по шею можно, и с головой погрузиться, и ещё глубже…

Гермиона хихикнула. Поведёшься с мальчишками — и в чём угодно начнёшь видеть непристойности.

Венчающий раму большого венецианского зеркала золотой амурчик прочистил горло и сказал:

— Оба джентльмена ожидают вас в столовой. Если вас не затруднит, выйдете, пожалуйста, в коридор и проследуйте за ожидающим вас там светящимся шаром.

Шар повёл её странным путём. Гермиона догадалась, что маршрут специально проходил в обход любых помещений, которые она видела в свой прошлый визит. Догадка принесла одновременно облегчение и неожиданную злость на Люциуса. Уж чересчур это напоминало попытку слишком незначительного и позднего извинения, которое принесли, чтобы только избежать наказания.

Когда Гермиона вошла в столовую, Люциус показался подозрительно возбуждённым. А Северус, одетый в чёрное, наоборот, выглядел невозмутимым, и от его вида у Гермионы засосало под ложечкой.

Хорошо бы обед не затянулся, подумала Гермиона, мечтавшая снова заполучить своего любовника как можно скорее.

Она посмотрела на Люциуса, чуть прикрывшего веки, точно сытый кот, который одну мышь уже съел, а за второй наблюдает просто из удовольствия, — и вздрогнула.

— Вы что-то задумали, — сказала она. — Вы оба. Не нравятся мне секреты.

— Мы всего-навсего обсуждали ситуацию и придумывали уловки, которые могут нам пригодиться, — сказал Северус.

— Неудивительно, что у вас такой удовлетворённый вид, — ухмыльнулась Гермиона. — Для вас, слизеринцев, плетение заговоров — нечто вроде прелюдии, да?

— Тогда получается, мы с Северусом флиртуем друг с другом уже долгие годы, — задумчиво произнёс Люциус, а потом улыбнулся. — Как бы то ни было, вы теперь имеете на него больше прав, дорогая.

— Может, хватит уже передавать меня, словно переходящий приз? — возмутился Северус.

— Давай устроим в твою честь дуэль, — предложил Люциус. — Я бы вызвал Гермиону за то, что она с нечестивыми намерениями порочит твоё доброе имя.

— Доброе имя? — Северус вздохнул. — Скажи ещё старинную фамилию, зашифрованную на гербовом щите. Хотя на самом деле это не щит, а поддон для угля. У меня как раз есть такой, спрятанный в укромном месте под забором и довольно грязный, в чём точно нет вины Гермионы. Мой щит и имя замараны давным-давно.

— Алмазы в грязи не тают, — сказала Гермиона. Ей вспомнился Рон, и она поморщилась. Северус был заинтригован, а Люциус, похоже, развлекался. — Избавьте меня, пожалуйста, от необходимости дуэли с Люциусом. Не хочу, чтобы он… ударил в грязь лицом.

Люциус сдержался и не ответил, пригласив вместо этого гостей к столу.

За мизанбушем* начали обсуждать погоду, а закончили — за супом. За рыбным блюдом и половиной мясного поговорили о том, что Люциус планирует устроить в оранжерее, а Северус рассказал о последних достижениях в выращивании орхидей. А Гермиона между тем всё думала, где бы раздобыть сыворотку правды и как незаметно подлить её в послеобеденный кофе сотрапезников.

— Вы скажете, наконец, что задумали?! — не выдержала она. — Или мне прибегнуть к жёстким мерам?

— А ты говорил, что она не вытерпит дольше первой перемены блюд, — насмешливо сказал Северусу Люциус.

— Что за дурацкая у мальчишек привычка — секретничать? — посетовала Гермиона. — Гарри и Рон…

— Дожились, — сокрушённо произнёс Северус. — Нас сравнивают с Поттером и Уизли. С Поттером и Уизли!

— Даже не знаю, сравнение с кем менее лестное, — фыркнул Люциус. — Интересно, пойдёт ли мне рыжий цвет?

Северус одарил его взглядом, способным с двадцати шагов расплавить котёл.

— Продолжай в том же духе — и узнаешь.

— Итак, вы готовы просветить меня? Или поиграем ещё? — Гермиона промокнула губы льняной салфеткой и отложила её, оставив край живописно свисать со стола.

— А тебе разве не нравятся игры? — спросил Северус и улыбнулся озорно, точно мальчишка.

— Это зависит от того, что за игра, — ответила Гермиона. — Вот ты, например, какую предлагаешь?

— Есть такая игра — «Найди лживую сволочь». Старинная, но никогда не надоест.

— Кто больше всех выиграет от ваших… небольших неприятностей, дорогая? — спросил Люциус и сжал губы, сложив ладони в подобии молитвенного жеста. — И кто лёг под гоблинов?

— Фу, даже представлять противно, — скривился Северус. — Но во главу списка подозреваемых я бы поместил тех, кто испытывает финансовые затруднения. Уж если гоблины берут кого за яйца, то вцепляются нещадно.

— Будто это представлять не противно! — возмутилась Гермиона. — Не знаю, я бы заподозрила в первую очередь тех, кто не смирился с поражением Волдеморта и мечтает поставить нахальных грязнокровок на место. — Она изо всех сил старалась не посмотреть на Люциуса.

— Нет, — возразил он. — Иначе до меня бы дошли хоть какие-то слухи. Большинство заядлых сторонников Лорда либо мертвы, либо в тюрьме, либо сидят тише воды, ниже травы, чтобы сойти за перевоспитавшихся. — Он улыбнулся приятно, широко и совершенно неубедительно.

— Это не в их стиле, — согласился с ним Северус.

— А я-то думала, что слизеринцы только и заняты, что запутанными заговорами.

— Вы правы, дорогая. — Улыбка Люциуса искривилась в хитрую ухмылку — то есть сделалась честнее. — Но ваше дело вовсе не похоже на запутанный заговор.

— И недостаточно необратимо. Если уничтожать Золотое Трио, то сразу всех троих. Глупо оставлять врага в живых — он будет жаждать мести. У Поттера, при всех его недостатках, есть одно достоинство: преданность. И будь у него малейшее подозрение, что тебе хотят навредить, он бы ни перед чем не остановился, пока всё не выяснил. А методы у него не из числа аккуратных, зато эффективные.

— Предпочитает принуждение убеждению, — пробормотал Люциус себе под нос.

— Он — верный друг, — довольно улыбнулась Гермиона, а у Северуса сделалось такое лицо, будто он понюхал чрезвычайно токсичное зелье.

— Да уж, — процедил он. — Итак, поразмыслив, мы подумали, что стоит применить более изощрённый подход.

— А именно?

— Поручим Чумазому разнюхать, не замечен ли кто в мздоимстве, например, — объяснил Северус.

— Чумазый в жизни не простит тебе, что ты считаешь его методы изощрёнными, — покачал головой Люциус. — Он из кожи вон лезет, чтобы казаться безобидным и потрёпанным рубахой-парнем. Годами старается — к неудовольствию его жены.

— А на самом деле он не такой? — спросила Гермиона.

— Чумазый из тех, кто пьёт пиво, — ответил Люциус.

— Но это самое лучшее пиво, сваренное тайным орденом магов на Оркнейских островах по рецепту, передаваемому от отца к сыну со времён викингов, — добавил Северус.

— Но закусывает он его яичницей с жареными сосисками и беконом, — не сдался Люциус.

— Это сосиски и бекон из свиней, взращённых в свином раю. Живут эти свиньи отнюдь не свинарниках, а в свиных дворцах, где их холят и лелеют в невообразимой роскоши, покуда не придёт им время превращаться в бекон столь прекрасный, что ангелы спускаются с небес попробовать его, — сказал Северус. — И лучше уж я промолчу о том, где Чумазый берёт яйца. У фениксов, наверное.

— А книги у него есть какие-нибудь? — продолжила допытываться Гермиона.

— Какие-нибудь есть, — ответил Северус. — Ветхие и с загнутыми уголками страниц. Это третье лучшее собрание в стране.

— Третье? — Гермиона поочерёдно посмотрела на обоих. — Если самое лучшее собрание в Хогвартсе, то…

— Библиотека Хогвартса — вторая, но зато сразу после моей, — с присущей ему скромностью заявил Люциус. — И, пожалуйста, не смотрите на меня так, дорогая, а то Северус взревнует.

— И взревновал бы, будь интерес направлен лично на тебя, а не на твои книги, — отмахнулся тот. — Я нравлюсь Гермионе просто так.

— Это она ещё не видела библиотеки, — сказал Люциус. — Но я не хочу становиться между вами, поэтому возьми-ка на себя труд показать всё сам.

Гермиона уподобилась лабрадору, услышавшему слово «крекер».

— Мне кажется, историческая секция многому её научит, — добавил Люциус и хищно улыбнулся.

Северус сердито посмотрел на него.

Спустя несколько часов он всё ещё сердился.

Люциус устроил Гермиону в отдельной комнате, что было разумно на текущей стадии её с Северусом отношений. Излишняя самоуверенность могла повлечь холодный приём, пощёчину или даже полный от ворот поворот.

Но Северусу совершенно не понравился намёк, а именно зелёный шёлковый халат, выложенный для него на кровать.

То есть сам намёк, что Северус должен пойти к Гермионе, его не задевал, потому как он и так собирался. Но когда тебе лишний раз утирают нос напоминанием о недостатке вкуса и щегольства — это никуда не годится. Почему бы Люциусу не допустить мысль, что у Северуса есть собственный халат для посещения девиц в середине ночи? Но он не допустил, отчего его высокомерие раздражало особенно.

Так Северус и стоял, обернув полотенце вокруг талии и задумчиво обозревая халат. Он решал, не попробовать ли превратить эту отвратительную вещь в нечто менее противное и унылое.

Однако стильным Северус стать так и не успел. Его отвлёк шум за спиной. Вздрогнув, он беззвучно призвал свою волшебную палочку, поймал её и развернулся одним плавным, но быстрым движением.

— Ого, ловко у тебя выходит с этой палочкой, — сказала Гермиона. — В следующий раз я покашляю, чтобы предупредить о своём приближении.

Северус осознал, что, во-первых, скорость его реакции произвела впечатление на Гермиону, но она не устроила истерику из-за едва не сразившего её заклятья. А во-вторых, она надела халат, похожий на тот, который приготовил для Северуса Люциус, только красный.

И главное: под халатом на ней ничего не было.

Наверное.

Шёлк струился по коже, точно жидкость, обтекая фигуру Гермионы, и подчёркивал сжавшиеся соски.

И Северус понял, насколько она ему подходит: здравомыслящая, практичная, с красивой грудью, готовая — что самое важное — прийти и взять от партнёра то, чего ей хочется.

— Понравился халат? — спросила она.

У Северуса пересохло во рту, и он молча кивнул.

— Я боялась, тебе не понравится цвет. Он несколько вызывающий, тебе не кажется?

— Возможно, — выдавил он, дав петуха. — Не знаю… Если бы я мог сравнить…

— Ты хочешь, чтобы я надела для этого другой халат? — уточнила Гермиона и улыбнулась.

— Нет. Я хочу, чтобы ты сняла этот, — ответил Северус.

Ему пришло в голову, что если он не сваляет дурака, то ещё не раз увидит, как она раздевается. Со временем он начнёт воспринимать это как нечто обыденное: она будет ходить по их спальне, готовясь лечь в постель, и болтать с ним о повседневных пустяках, одновременно чистя зубы безо всякого стеснения; и падающий на пол халат, открывающий взору её стройный стан, перестанет вызывать эту примитивную телесную реакцию. Пройдут годы, и она постареет, её талия утратит стройность, груди обвиснут. Они оба погрязнут в непринуждённой домашности…

Ну и пусть.

Ему, большую часть жизни стремившемуся к тому, что у него немедленно и навсегда отнимут, такая перспектива казалась чертовски привлекательной.

— Ты ведь понимаешь, что Люциус может наблюдать за нами при помощи чар? — спросил Северус.

Гермиона в ответ пожала плечами, отчего её груди маняще колыхнулись:

— Тогда давай ему покажем.

И они с восторгом предались восхождению на пик неизбежного удовольствия.

____________________

Мизанбуш — мини-закуски, возбуждающие аппетит, например, канапе (прим. переводчика).

От автора

Перед слушанием Министерство вело себя безупречно: заранее были отправлены совы с уведомлением о дате заседания, выбрано для него разумное время, которое — что самое удивительное — соблюли почти минута в минуту.

Хэзлитта это чрезвычайно нервировало.

— Понятия не имею, что они задумали, — сокрушался он. — А они точно что-то задумали. Несомненно. Какая-то новая уловка, которой я не предусмотрел.

— Не волнуйтесь, — ободряюще сказала Гермиона. — Уверена, всё будет хорошо.

Хэзлитт с лицом, перекошенным от ужаса, воззрился на неё:

— Вы сами-то в это верите?

— Разумеется, верит, — ответил Северус, закатив глаза. — И при данных обстоятельствах её вера вполне уместна. Чумазый сообщил, что Визенгамот на этот раз намерен играть честно.

— Да неужели? — изумился Хэзлитт.

— Есть мнение, что гоблины перегнули палку. Им пора напомнить о нейтралитете, который они преднамеренно соблюдали во время властвования Тёмного Лорда. А Гермионе, обеспечившей его поражение, многие тут вообще должны по гроб жизни, — заметил Северус.

— И тем, кто мыслит более традиционно, не стоит забывать, что они не могут себе позволить менее чем всецелой поддержки нового режима, — добавил Люциус.

— Вы же никому не угрожали? — спросил Хэзлитт тоном человека, надеющегося услышать отрицательный ответ, несмотря на всю несостоятельность такой надежды.

— Жалоб на угрозы не будет, — ответил Люциус и принялся внимательно разглядывать свои ногти. — А раз нет жалоб, значит, с точки зрения закона, не было и угроз, не так ли?

Хэзлитт утвердительно качнул головой и обратился к Гермионе:

— Ну хорошо. Запомните, мисс Грейнджер, главное — придерживаться правды, а уж нужные вопросы я задам сам.

Едва она кивнула в ответ, как бейлиф встал у дверей и объявил начало слушания. Он указал Гермионе на место обвиняемого в центре зала. С поднимающихся амфитеатром кресел на неё пристально уставились ведьмы и колдуны.

Хэзлитт тоже занял своё место напротив низенькой полной женщины, нарочито сосредоточенно пролистывавшей бумаги. За его спиной устроились Северус и Люциус. Женщина кивнула Хэзлитту, потом поднялась.

— С позволения Визенгамота я представляю сторону обвинения, — начала она.

— С вашего позволения я вас прерву, — перебил её Хэзлитт, вставая. Она нахмурилась, но присела обратно. — Я хотел бы отметить, что дело инициировано ответчиком, и поэтому именно я должен открывать процедуру. Удивительно, что такой опытный специалист как мисс Скеффингтон могла допустить подобную ошибку.

Мисс Скеффингтон снова поднялась, и Хэзлитт с грациозным поклоном предоставил ей слово.

— Мне сообщили, что это слушание — первое, — сказала она. — Разве это не так?

Секретарь суда, выглядевший, будто проглотил осу, ответил:

— У нас имеется апелляционная жалоба на приговор с ходатайством о повторном рассмотрении дела.

— Апелляция? — удивилась мисс Скеффингтон. — Но у меня нет об этом никакой информации.

Тут в который раз встал Хэзлитт.

— Именно, — сказал он. — В таком случае можно ли считать, что возражений против апелляции у обвинения нет?

Мисс Скеффингтон зло сузила глаза, но кивнула согласно:

— Поскольку мне не было дано указаний утверждать противоположное, возражений я не имею.

— Благодарю мою учёную коллегу за уступку в этом вопросе. Выходит, мисс Скеффингтон была совершенно права, пожелав выступить первой, и я прошу прощения, что прервал её.

— Очень хорошо, — сказал секретарь. — Итак, апелляционная жалоба удовлетворяется, приговор мисс Грейнджер отменяется. Надеюсь, мы можем продолжать?..

Хэзлитт кивнул. Тень улыбки тронула его губы.

— Вношу ходатайство снять с мисс Грейнджер связывающие чары. Они были предусмотрены отменённым приговором, а поскольку начато повторное рассмотрение…

Секретарь не возражал. По его знаку к креслу подсудимой подошёл волшебник и обвёл её быстрым взмахом палочки. Вокруг Гермионы образовалось голубоватое свечение, и она почувствовала, как спадают с неё магические оковы.

Потом опять встала мисс Скеффингтон.

— Как я уже говорила, я представляю обвинение. Мой учёный коллега мистер Хэзлитт представляет защиту, — сказала она, и Хэзлитт, поднявшись, величаво поклонился судьям. — Мисс Грейнджер обвиняется в связи с деяниями, совершёнными ею первого мая 1998 года. Коротко по существу: проникновение в банк Гринготтс и похищение нескольких ценных предметов. Обвинение выдвигается по одному пункту незаконного проникновения и по четырнадцати пунктам кражи и причинения ущерба имуществу. Сторона защиты согласна, что в случае, если сторона обвинения преуспеет с пунктом о незаконном проникновении, они уступят относительно прочих пунктов.

— Это так, мисс Грейнджер? — уточнил секретарь.

Гермиона согласно качнула головой, косясь на Хэзлитта. Она надеялась, он знает, что делает.

— Очень хорошо, — сказал секретарь. — Сторона обвинения может вызвать своего первого свидетеля.

— У меня имеются письменные показания управляющего банком, данные под присягой, — заявила мисс Скеффингтон. — Предполагаю, мой учёный коллега не будет возражать против приобщения их к делу вместо допроса свидетеля.

— Ваше предположение неверно, — ответил на это Хэзлитт.

— Я думала, вы намерены опираться на оправдательные и смягчающие обстоятельства. — Мисс Скеффингтон поджала губы. — Какая необходимость цепляться к мелким деталям показаний свидетеля?

— Мне удивительно слышать, что вы считаете детали, лежащие в основе всего вашего дела, мелкими. Для защиты, например, они очень важны. Это вы должны доказывать обвинения, а не полагаться на нас, что мы своими возражениями компенсируем дефекты вашего дела и облегчим вам жизнь.

По лицу мисс Скеффингтон ничего нельзя было прочесть, но раздражённый жест, которым она приказала вызвать свидетеля, выдал её настроение.

Не менее раздражённым выглядел и гоблин-управляющий. Он неохотно занял место перед судом.

— Вы — Рагнок, управляющий банком Гринготтс? — задала вопрос мисс Скеффингтон.

— Да. Если не обращать внимания на то, как людской язык коверкает моё имя.

Судьям такой ответ совсем не понравился, и они неодобрительно зашушукались.

— Не могли бы вы подробно рассказать об известном вам дне? — И мисс Скеффингтон любезно улыбнулась всему составу Визенгамота. Эта улыбка недвусмысленно намекала, что происходящее — глупая формальность в угоду Хэзлитту.

Рагнок длинным пальцем с острым когтем указал на Гермиону:

— Эта девчонка проникла в Гринготтс.

— Поподробнее, господин Рагнок, — попросила мисс Скеффингтон, постепенно переставая улыбаться.

— Ладно, — проворчал он. — Утром первого мая 1998 года девчонка, которая здесь присутствует, с двумя дружками явились в Гринготтс. Они выдавали себя за Беллатрикс Лестрейндж и двух её сопровождающих. Потом они применили Конфундус к главному кассиру, чтобы попасть в хранилище Беллатрикс Лестрейндж. Когда они пробирались в хранилище, сработали специальные устройства против воров, и их обман был раскрыт. В начавшейся неразберихе их поймать не смогли, и они удрали.

Мисс Скеффингтон оценивающе посмотрела на свидетеля и решила, что узнала от него достаточно.

— Свидетель ваш, — сказала она и села на место.

Хэзлитт поднялся на ноги, одёрнул манжеты и одарил гоблина улыбкой.

— Итак, господин Рагнок, вы можете описать тех троих посетителей банка, которых вы видели в упомянутый день?

— Одной из них была она, — настаивал Рагнок, указывая на Гермиону.

— Прошу прощения, но как она выглядела?

— Длинные тёмные волосы, чёрная одежда. Она выглядела точь-в-точь как Беллатрикс Лестрейндж. В тот момент.

— Выглядела точь-в-точь как Беллатрикс Лестрейндж, — медленно повторил Хэзлитт. — И на этом основании вы впустили её в помещение банка?

— Нет, — ответил Рагнок. — Она применили Конфундус к главному кассиру.

— И вы видели это собственными глазами?

— Нет, но здравый смысл подсказывает, что к нему применили чары. Иначе зачем бы ему впускать её?

— Потому что она выглядела точь-в-точь как Беллатрикс Лестрейндж?

— Мало внешне походить на одного из клиентов, чтобы получить допуск. Нужно пройти другие проверки: предъявить свою волшебную палочку, иметь соответствующий ключ… и всё в таком роде. Я не намерен разглашать здесь подробности обеспечения безопасности в нашем банке, но можете мне поверить на слово: недостаточно просто опиться Оборотным зельем и принять чужой облик, чтобы попасть внутрь.

— Верю, — кивнул Хэзлитт. — Благодарю за столь ценные сведения.

Рагнок, раздосадованный благодарностью, недобро посмотрел на мисс Скеффингтон.

— Итак, — продолжил Хэзлитт, — лицо, которое принимали за Беллатрикс Лестрейндж, было допущено в банк?

— Эмм… да, — ответил Рагнок, чувствуя подвох в вопросе.

— И её сопроводили к хранилищу госпожи Лестрейндж?

— Да.

— Кто именно?

— Главный кассир и Грипхук.

— И они, разумеется, подтвердят ваши слова.

— Нет. Они оба мертвы. Убиты Лордом Волдемортом, обнаружившим, что из упомянутого хранилища кое-что пропало.

— Вот оно что, — протянул Хэзлитт, а мисс Скеффингтон поднялась и сказала:

— Прошу прощения, но все и так знают, что Золотое Трио проникло в Гринготтс под чужими личинами, и я на самом деле не понимаю…

Хэзлитт, не дав ей закончить, встал с победным видом.

— Я всячески прошу меня извинить за то, что перебиваю мою учёную коллегу на полуслове. Это ужасно грубо с моей стороны, я понимаю. Но разве то, что якобы все и так знают, и слухи являются допустимыми доказательствами? Как ни прискорбно мне обращать внимание суда на эту досадную оплошность моей учёной коллеги, но мы должны следовать закону. А закон недвусмысленно гласит: никаких слухов, только достоверные факты. — Хэзлитт учтиво улыбнулся противнице. — Еще раз, дорогая, простите, что перебил, — садясь, сказал он. — Вы как раз говорили, что…

На лице мисс Скеффингтон было написано желание выпотрошить и подвесить Хэзлитта за его собственные кишки.

— Ничего. Я отзываю свой довод.

— Благодарю, — склонил голову Хэзлитт в ответ на эту уступку.

Мисс Скеффингтон гневно обозрела его и опустилась на свой стул. Хэзлитт же, поднявшись, продолжил допрос:

— Итак, господин Рагнок, позвольте мне пройтись по вашим показаниям ещё раз. Вы видели кого-то, неотличимого от госпожи Лестрейндж и допущенного в хранилище. И вы утверждаете, что Оборотного зелья будет недостаточно, чтобы обойти банковские меры безопасности.

— Да, но… — начал было Рагнок, но замолчал, заметив, что мисс Скеффингтон качает головой.

— Но видели ли вы в банке мою клиентку?

— Да! — триумфально провозгласил Рагнок. — Да, я видел её, когда она улетала на драконе.

— Вы в этом уверены совершенно точно? — вкрадчиво уточнил Хэзлитт и, получив в ответ кивок, твёрдо произнёс: — Потому как я заявляю, что вы могли ошибиться.

Рагнок вскочил на ноги.

— Я не ошибся! — закричал он. — У меня нет причин лгать!

— Прошу вас, господин Рагнок, сядьте, — велел секретарь. — В этих стенах стоя выступают только адвокаты.

Рагнок повиновался, но сев, едва слышно пробормотал что-то на гоббледуке.

— Вы хотите добавить что-то к своим показаниям? — любезно осведомился услышавший его бормотание секретарь.

— Нет. — Рагнок впился когтями в подлокотники кресла. — Ничего.

Секретарь пригвоздил гоблина тяжёлым взглядом, но потом вновь обернулся к Хэзлитту:

— Очень хорошо. Вы можете продолжать.

— По вашим словам, у вас нет причин лгать. Но ведь мисс Грейнджер вам не нравится, не так ли?

Рагнок не ответил.

— Ладно, давайте спрошу иначе. Не мисс ли Грейнджер занималась Хартией о Правах, которая распространяется на всех разумных существ, включая гоблинов?

Рагнок зло прищурился и кивнул.

— Не понимаю, куда клонит мой коллега, — вмешалась мисс Скеффингтон.

— Пока не понимаете, — согласился Хэзлитт. — Немного терпения — и всё прояснится.

Мисс Скеффингтон с сочувственным видом покачала головой, словно бы скорбя о некогда выдающемся уме, из которого теперь его обладатель выжил.

— Так вам об этом известно? — спросил Хэзлитт у Рагнока.

— Да.

— И о том, к чему это может привести?

— Не знаю, что вы такое имеете в виду.

— Тогда позвольте мне пояснить. Если гоблины, как существа разумные, получат всю полноту прав, то возникнут неприятные последствия для банка.

— Я… — Рагнок растерялся. — Возможно.

Гермиона вздрогнула и подалась вперёд. Ей и в голову не приходило, что гоблинам может вовсе не понравиться, если отношение к ним улучшится.

— Вам знакомо такое выражение: «Нет прав без обязанностей»?

— Предположим, — упавшим голосом ответил Рагнок.

— И в правлении банка на высочайшем уровне обеспокоились, верно? Ведь если упомянутая Хартия будет принята, то следующим шагом станет введение налога на доходы банка, так?

— Возможно.

— Именно! — Хэзлитт, оглядев аудиторию, заметил, что по рядам пробежал ропот. Судьи оценили идею налога и удивлялись, почему эта мысль не посетила их раньше. Многие уже прикидывали, как воспользуются полученными деньгами в своих министерских департаментах. — Кстати, ещё вопрос. Вы держите в Гринготтсе дракона?

— Да, — ответил Рагнок. — А что? — Его самоуверенность таяла под напором Хэзлитта. К тому же он чувствовал, что вот-вот сболтнёт лишнее и правлению это сильно не понравится.

— Вы уверены? Потому как, насколько мне известно, имеются чёткие правила содержания драконов в изолированных помещениях в условиях города. Согласитесь, подземные хранилища банка являются изолированными помещениями, а Гринготтс расположен в Лондоне, каковой несомненно является городом.

— Но…

— И если… если первого мая вырвался на свободу именно дракон, то это как раз и объясняет ущерб, причиненный нескольким домовладениям на Кривой аллее.

— Но…

— И если вы держали дракона без соблюдения соответствующих предписаний, то вам и отвечать за любой причинённый им ущерб. Подумайте хорошенько, поскольку владелец упомянутых зданий, господин Люциус Малфой, присутствует здесь. Не помню, говорил ли я, что ущерб составляет десятки тысяч галлеонов? Так вот, господин Малфой тоже крайне заинтересован в ответе на вопрос, который я задам снова. Итак, вы держите в Гринготтсе дракон?

— Нет, — ответил Рагнок. — Не держим. И никогда не держали. Это было бы противозаконно и неправильно.

— Спасибо, господин Рагнок, за честность.

Казалось, гоблин готов лопнуть от ярости.

— Таким образом, раз не было дракона, то не могло быть и улетающей на нём мисс Грейнджер, верно?

— Верно, — подтвердил Рагнок. — Теперь я понимаю, что ошибся.

Со своего места рывком поднялась мисс Скеффингтон.

— Нет, я на самом деле не могу допустить, чтобы мой учёный коллега беспардонно принуждал свидетеля отказаться от своих показаний! Он угрожает свидетелю прямо на глазах у суда! Это возмутительно!

— Я никаких угроз не слышал, — сказал секретарь. — Вы желаете пожаловаться на угрозы, господин Рагнок?

— Нет, — сквозь зубы процедил тот, — не желаю.

— Раз так, давайте продолжим разбираться с остальными пунктами обвинения: кража, присвоение похищенного имущества, изъятого из хранилища, — заявила мисс Скеффингтон. — И я отзываю своё согласие на проведение процедуры специфического обвинения*. Меня вы в эту ловушку не заманите!

— Кстати о доказательствах, — поднялся Хэзлитт, и мисс Скеффингтон весьма неохотно уступила ему право выступать. — У защиты нет копии заявления потерпевшей.

Секретарь вопросительно посмотрел на мисс Скеффингтон.

— Потерпевшая мертва, — сказала она, — поэтому получить от неё заявление не представляется возможным. Или господин Хэзлитт предлагает нам всем отправиться к Арке смерти и взывать к погибшей? Или, может, он полагает, что у мёртвых нельзя украсть?

— В случае смерти потерпевшего принято обращаться к наследникам или распорядителю имуществом.

Мисс Скеффингтон с трудом взяла себя в руки.

— Я прошу суд меня извинить и предоставить отсрочку, чтобы я могла организовать подачу такого заявления, — сказала она.

— Я предвидел это, — вмешался Хэзлитт и вытащил лист бумаги, позволив ему попасть под манящие чары секретаря.

— Очень интересно, мистер Хэзлитт. Из этого документа следует, что Нарцисса Блэк ничего не знает о краже из хранилища Лестрейнджей. Она заявляет, будто из хранилища не пропало ничего из того, что должно было там находиться. Это её точные слова, — сказал секретарь, сдвигая очки вверх по носу. — Вам есть, что к этому добавить, госпожа Скеффингтон? — обратился он к обвинительнице.

— Но ведь Чаша Хаффлпафф…

— Чаша является собственностью Хогвартса. Но и такого заявления я не вижу в деле, — перебил её секретарь.

— И не увидите, — донёсся с задних рядов голос, подозрительно похожий на голос Минервы МакГонагалл.

— В связи с этим оснований для привлечения к ответственности нет, — заключил Хэзлитт. — Касательно же незаконного проникновения, то доказательств, что моя клиентка когда-либо бывала в банке, нет. Как нет и доказательств, что она причастна к причинению ущерба, поскольку её там не было. А точнее — она не улетала верхом на драконе из банка Гринготтс, и это, как мы выяснили, равнозначно тому, что её там не было.

Секретарь оглянулся на судейские ряды и оценил настроение занимавших их ведьм и колдунов.

— Считаю, что нам следует единогласно принять утверждения стороны защиты, — провозгласил он. — Согласны?

И судьи — кто победно, кто смирившись, кто раздражённо — хором ответили:

— Да.

— Очень хорошо, — сказал секретарь. — Вы свободны, мисс Грейнджер. Можете идти с чистой совестью и незапятнанной репутацией.

Гермиона несколько долгих секунд не могла пошевелиться. В ней боролись облегчение от того, что она получила свободу, и ужас от того, что после всего содеянного она вышла сухой из воды.

Хэзлитт подошёл к ней и протянул руку, чтобы помочь подняться.

— Есть такая поговорка, — зашептал он Гермионе на ухо, — что любителям колбасы не стоит смотреть на то, как её готовят. Боюсь, то же относится и к тем, кто верит в правосудие.

— Спасибо вам за всё, господин Хэзлитт, — давясь нервным смешком, сказала она.

— А сейчас прошу меня извинить, но я должен немного позлорадствовать. Да и вас, кажется, ждут не дождутся.

Северус и Люциус нетерпеливо переминались перед выходом из зала, а из-за двери выглядывали Гарри и Рон, ища Гермиону взглядами в столпотворении.

Она улыбнулась друзьям, но поспешила к Северусу.

— Кажется, все прошло хорошо, — сказала ему она.

— Неплохо, совсем неплохо, — согласился тот.

Потом каждый из них подумал, не поцеловаться ли, прикидывая, насколько сильно это ввергнет в шок окружающих, и вполглаза наблюдая за реакцией Гарри. А потом их губы всё-таки соединились.

— И этот человек запрещал студентам предаваться любовным играм в общественных местах. Какое лицемерие, — прочистив горло, сказал Люциус.

Северус за спиной у Гермионы что-то жестом показал ему, но поцелуй разорвал.

— Не пора ли нам покинуть это ужасное место и отправиться праздновать? — предложил Люциус. — Если, конечно, мне удастся отлепить вас друг от дружки.

— Пойдём? — спросил у Гермионы Северус.

— Непременно, — кивнула она.

— Ты наверняка захочешь и корешей своих позвать, — сказал Северус.

— И в мыслях не было идти без вас, — ответила Гермиона и поцеловала его в щёку. — Сейчас только узнаю, пойдут ли с нами Рон и Гарри.

— Она назвала нас корешами, — сказал Люциус, когда Гермиона отошла достаточно далеко, чтобы пообщаться с товарищами.

— Мы корешились кое с кем и похуже в прошлом, — пожал плечами Северус, ласково улыбнувшись оглянувшейся на них Гермионе. — На твоём месте я бы не жаловался.

Люциус задумался.

— Не знаю, считать ли поход в пивную с Гарри Поттером наказанием за мои прежние грехи или наградой за мои недавние добрые дела, — наконец сказал он.

— Не лучше ли считать это возможностью использовать Поттера при случае?

— Я думал, ты не хочешь просить его о помощи.

— Не хочу. Но, кажется, нам с ним придётся проводить больше времени, чем прежде. Так почему бы не посчитать, будто это отвечает нашим интересам? Или ты не согласен?

Люциус рассмеялся:

— Звучит, как счастливый финал, который мне наверняка понравится.

__________________________

Специфическое обвинение — неточный перевод термина specimen charge, о котором Википедия (https://en.wikipedia.org/wiki/Specimen_charges) сообщает, что это тип обвинения, выдвигаемого в случае неоднократного совершения обвиняемым преступлений одного вида. Для упрощения процедуры суд не рассматривает каждый из эпизодов, а выбирает один из них. Так, например, некто, путём поджога лишивший жизни несколько десятков людей, был обвинён по этой процедуре, и ему выдвинули специфическое обвинение в убийстве одной жертвы (прим. переводчика).