Путеводитель по Сурану и окрестностям (гет)

Кувшин дешёвого креплёного гриифа уже заканчивался, и картинка перед глазами Даррика начинала расплываться: уже раздваивались светильники на стенах, когда на них не фокусировался взгляд, и чувствовалось, что попытка заказать следующий кувшин может вызвать некоторые затруднения. А заказывать надо было — к чему вообще накидываться, не доводя дело до логического завершения? И как в его ситуации вообще можно было не напиваться?

Вот уже закончилась зима, снова зазеленели те деревья, что сбрасывали во время его прибытия в этот город листву, вот уже дожди не шли сплошной пеленой, и даже первые, самые смелые караванщики уже начали перевозить по суше свои товары, а в его деле ничего не менялось. Конечно, можно было уйти, просто оставив в покое этого Хейдж-ая, и можно было так сделать с самого начала, наплевав на ту огромную сумму, которую предлагали за его поимку, и знал бы Даррик, сколько времени у него могут отнять такие поиски — с самого начала не принимался бы за заказ. Но он принялся, он вышел на след, и теперь уже месяцы наступал этому Хейдж-аю на пятки, ходил от него в двух шагах, но так и не мог найти неуловимого беглеца. А тот сам загнал себя в ловушку, в Суран, покинуть который ему было крайне затруднительно. Сдаться в таком случае было сродни признанию своей некомпетентности, да и как можно вообще сдаваться, находясь в каком-то шаге от цели? Но продолжать поиски сил не было никаких. И как после такого не взять и не накидаться? А потом — ещё раз, и ещё…

Нет, Даррик не проводил всё имевшееся у него время в запое, скинув всю работу на Прячущего-Глаза. Он тоже искал, расспрашивал граждан и ловил слухи, он даже подрабатывал, как охранником, так и «специалистом по небольшим скользким поручениям», дабы деньги не закончились слишком рано, и оставалось бы и на что выпить, и на что провести ночь в любовных утехах (он выбирал, как правило, Марелле) в те периоды, когда он бывал относительно трезв и в состоянии этими утехами заниматься. Но сейчас, когда он заказывал второй кувшин, он уже был неприлично пьян.

Да и говоря по правде, вид у него сейчас, пожалуй, был не самый презентабельный. Выглядел он, наверное, как будто он неделями не был в цивилизации, а потом пришёл и ещё неделю нажирался. Впрочем, лучше бы он и правда шёл неделями по следу этого грёбаного беглого раба по пустошам, чем находиться с ним в одном городе, не в силах ни завершить, ни прекратить преследование.

Прячущий-Глаза, будучи полезным в начале их совместной работы, теперь не приносил видимых результатов. Видно было, что следопыт старается делать свою работу, но вряд ли город был его стихией — вот в горах он бы точно выследил беглеца. Увы, Прячущий-Глаза был славным малым, но не слишком полезным, пока они находились в Суране. А у Даррика остались силы только на выпивку…

Он часто мечтал, особенно будучи уже выпимши, как ловит этого беглого раба, получает за него свою плату — и может с ней идти на все четыре стороны. А дальше можно уже было бросать профессию охотника за головами и за беглыми рабами, купить себе дом или даже открыть собственное дело, завести семью… С кем? Да хоть с той же Марелле! Или с какой-нить другой, но время от времени навещать Марелле… Почему нет, если он собирался становиться обеспеченным и уважаемым гражданином? Что ему могло бы помешать?

Мысли путались, как ноги меж столами после двух кувшинов гриифа, свет казался всё более тусклым и размытым, а кружки пустели одна за одной. Зима давно уже кончилась, а весна всё никак не собиралась наступать.

* * *

Хейдж-ай сидел в трактире, медленно пробуя лунный сахар, перекатывая тающие крупинки по языку, и не понимал, чего такого хаджиты находят в этом веществе. Ранее у него не было ни денег, ни возможностей, ни желания достать это вещество, но сейчас-то он стал достаточно обеспеченным для этого, и даже обрёл определённую репутацию в узких кругах здешних наёмников. А делать что-либо решительно не оставалось ни сил, ни желания. Когда он совершал побег, он даже не подозревал, чем вся эта история обернётся. Но в тот момент ему было совсем не до того.

Так получилось, что он действительно был не только отличным пастухом, но и хорошим охотником и следопытом. И эти таланты пригодились хозяевам, когда он при неудачных обстоятельствах попал в рабство. Не успев сбежать до продажи, он попал на плантацию Дрена, где и приметили его таланты. И его же отправляли в помощь членам дома Хлаау, когда хозяева проворачивали дела с контрабандистами. Но страшным было не это. Страх, заставивший его сбежать из места с репутацией самого надежного контроля за рабами носил совершенно другое имя — Шестой дом. Он не знал, что заставило владельца плантации Дрена проворачивать сделки с этими… существами, но знать не хотел совершенно. Он своими глазами видел то, во что превратились бывшие данмеры, видел и неудачные экземпляры, умершие от «божественной болезни» — и всё то, что он наблюдал, заставляло его предпочесть практически гарантированную смерть близкому общению с этой организацией.

Сбежать ему оказалось не особенно сложно — сказалось и то, что у него как у считавшегося надёжным и почти незаменимым рабом были определённые вольности, и навыки охотника и следопыта, и хорошее знание местности и особенностей наблюдения за рабами. Вначале он хотел присоединиться к какому-нибудь каравану, сбить погоню со следа, а после выйти на аболиционистов, о существовании которых ходили слухи, и найти кого-нибудь, кому можно рассказать о своём опыте пребывания в рабстве на плантациии Дрена, о Шестом доме и об угрозе, которую тот представляет. Но судьба внесла свои корректировки.

Когда Хейдж-ай встретил Даррика, то решил, что безопаснее всего будет держаться как можно ближе к нему — вряд ли его стали бы искать в обществе известного охотника за рабами. Правда, пришлось убедить Даррика, что он — совершенно другой аргонианин. Пришлось даже систематически употреблять сок коммуники, смешанный с кашицей из удушайки — гадость была редкостная, но Хейдж-ай в своё время опытным путём выяснил, что такой напиток меняет цвет кожи, который был одной из важнейших улик, по которым его могли найти. Представлением охотнику он особенно не заморачивался — просто перевёл своё имя на достаточно редкий аргонианский диалект, бывший его родным. Он считал, что зря многих аргониан упрекают в отсутствии чувства юмора…

Когда шутку оценил местный работорговец, Хейдж-ай начал думать, что возможно, он был не так уж и прав, пошутив таким образом над ничего не подозревавшим Дарриком. Дранас Саратрам, мигом раскусивший всю изюминку ситуации, чётко дал ему понять, что шутка нравится ему настолько, что он не будет её разрушать ровно до того момента, пока сам Хейдж-ай прикладывает старания для её поддержания. Поэтому расставание с Дарриком стало возможным только за пределами Сурана и, желательно, в руках аболиционистов. И случай вскоре представился… Но Хейдж-ай считал, что лучше бы не предоставлялось ничего.

Когда они шли к хижине Штердекана, он готовился нанести охотнику за рабами единственный, смертельный удар, как только появится возможность, рассказать аболиционисту свою историю и просить помощи. Но планы пошли наперекосяк. Когда Даррик осматривал хижину, то, конечно, не обратил внимания на пепельные статуэтки на полке — зато они сразу бросились в глаза Хейдж-аю. Он прекрасно знал, где такие статуэтки стоят — это был маркер, по которому можно было определить святилища шестого дома и просто места, связанные с ним. Беглый раб не знал, что связывает аболициониста с Шестым домом и как в хижину попали статуэтки, но в одном был уверен — это не случайно, а значит, наверняка вся организация связана с Шестым домом, и что происходило с теми, кого аболиционисты «освобождали»… об этом было лучше не думать.

Когда он ранее рассуждал о своей дальнейшей судьбе, то приходил к выводу, что единственный надёжный способ покинуть Морровинд — через аболиционистов. Так было, пока он не увидел статуэтки. Теперь же стало совсем непонятно, кому рассказывать о Шестом доме, кто ему поверил бы, как этого кого-то найти… Совершенно точно рассказ о таких вещах Храму Трибунала мог привести только к смерти, дом Хлаау имел своих подданных и нужные связи и внутри Храма — не говоря о том, что, по дошедшим до него позднее слухам, ординаторы готовы были схватить всякого, кто не считал существование Шестого дома в настоящее время вымыслом — а независимых граждан, с которыми имело смысл делиться подобной информацией, найти не получалось. Но теперь, когда и аболиционисты отпали, он уже плохо представлял, что делать. Возможно, другие Великие дома или Имперский Легион могли бы заинтересоваться его информацией, но до тех их представителей, которые вообще стали бы проверять его слова, а не объявили бы их сразу не заслуживающим внимания бредом, добраться кому-то вроде него было нереально.

В принципе, Хейдж-аю нормально жилось, пока он изображал бурную деятельность по поиску и поимке себя, но что делать дальше, он не имел понятия — вот и просиживал штаны, терял время и будущее. Он знал, что с каждым днём Шестой дом крепнет, и возможно, именно его миссией было обратить на это внимание Империи, но он не справился. Теперь он сидел в Суране и ждал, пока накопившаяся на Морровинде гремучая смесь рванёт. Решимость, радость свободы, ярость — всё это когда-то казалось чем-то, что характеризовало его освобождение, настоящую жизнь, которую он обрёл после побега, а теперь уступало место безысходности и бесцельному проживанию сегодняшнего дня. А завтра… Хейдж-ай знал, что завтра никогда не наступит.