Адская сковородка (джен)

Босс недоволен — мягко сказано, босс в бешенстве, от него исходит зной пустынь, убивающий путников. По капле испаряет последнее, что оставалось в ней человеческого: любовь.

Демон не может полюбить смертного, демон не может бескорыстно выдать ему секреты, но ведьма — та, что еще помнит себя — любит и делится знаниями.

Учеба в университете, закончившаяся пожаром, скитания по стране, увлеченность делом — везде за ним следуя тенью, меняя тела, охраняя, она рядом.

Демон не может полюбить человека, пусть и отмеченного печатью зверя. Демон не может хотеть сделать его королем ада.

Даже если желает стать королевой.

Смышленые глаза, живой ум, ловкие и сильные руки — Сэм не чурается черной работы. Он отдается ей полностью, в омут с головой, хоть его и считают за эту одержимость фриком, и она ныряет тоже, подсказывая, показываю своему Сэму чуть больше, чем нужно, чтобы стать Антихристом.

— Ты хотела быть королевой, — босс улыбается, и ее пронзает жар преисподней. Губы, которых нет давно, трескаются, кровь сворачивается и кипит. — Честолюбие сильней любви? Хороший демон.

Болит так, что будь она живой, умерла бы еще раз.

— Я помогла сделать капсюль.

Как Прометей принес людям огонь, так она принесла Сэму, своему Сэму, возможность убивать демонов с помощью капсюля и пары заклинаний, нанесенных на револьвер.

— И тебя в том числе, — гордо вскидывает голову она, готовясь к покою.

Но покой не приходит.

— Я придумал наказание, — смеется босс; ей страшно, но не за себя. — Ты сможешь его выполнить, когда сгоришь дотла и на твои кости и честолюбивую душонку нарастет новое мясо. Ты будешь помнить, что такое любовь, будешь стремиться к ней, но любить больше не сможешь. Зато сможешь манипулировать. Настоящим Избранным. Ирония судьбы, он тоже будет Сэмом.

А что будет с ее Сэмом? Последняя мысль перед ревом пламени — и забытье на долгие годы…

Ее Сэм, полковник Сэмюель Кольт, умер внезапно, от естественных причин, в возрасте сорока семи лет. Немудрено: Азазель не любил оставлять следов. Азазель так и не смог узнать, у кого из рейнджеров остался на хранение револьвер Руби.

Сокращенная версия, признанная годной в качестве иллюстрации на вопрос: Кто виноват?

До обеда тренировался щелкать пальцами, как Михаил. Кажется, стало получаться. Правда, Люцифер все портит, говорит, что чем серьезней у меня лицо, тем смешней.

(Габриэль)

Папа сделал каких-то людей и ждет одобрения. Все хвалят, а мне скучно. Превратился в змею, думал испугать новеньких. Кто ж знал, что те сбегут из сада?

(Люцифер)

Решил пошутить, наврал с три короба, что на дереве висели яблоки знаний, которые змий скормил Еве. Кто ж знал, что змием прикинулся Люцифер?

(Габриэль)

P/S Зато он больше надо мной не смеется!

Папа говорит, что в семье не без урода. Согласился на всякий случай.

(Михаил)

Люцифер вообще перестал смеяться. Скучно! Сад перестал казаться райским. Все напряжены.

(Габриэль)

Решил разрядить обстановку и сделать папе подарок. Вместо сбежавшей пары создал улучшенную версию людей, добавив им немного наших способностей и убрав волю к выбору. Папа снова недоволен.

(Люцифер)

Нашел людей, сбежавших из сада. Назвался папиным гласом. Папа шутку оценил.

(Габриэль)

Отец говорит, что пора принимать меры. Не понял о чем он, но на всякий случай кивнул, чтобы он быстрее меня отпустил — Люцифер звал полетать над Землей…

(Михаил)

Долетался.

(Люцифер)

Под крылом Люцифера исчезла подъемная сила, его закрутило в штопор. Он вцепился в меня, но сорвался и упал.

(из объяснительной записки Михаила)

Нервозная обстановочка: все друг друга боятся, а больше всего Михаила. «Исчезла подъемная сила». Ага, как же, охотно верится.

(Габриэль)

Никто не хочет со мной летать, а Люцифера, папа говорит, не так просто достать из штопора.

(Михаил)

Решили, что виноват не Михаил, а Люцифер, и отсутствие подъемной силы есть папина кара. Папа всех за разъяснением посылает ко мне, мол, я же его глас. Думаю, не уйти ли в штопор. Без Люцифера скучно. Никто не смеется надо мной, все ожидают чего-то серьезного.

(Габриэль)

Отцу тяжело. Поэтому я делаю вид, что все в порядке.

(Михаил)

Убегу к людям. Они хотя бы забавные.

(Габриэль)

Долго думал над папиным планом. Согласился, хотя столько не выдержу.

(Михаил)

Никто столько не выдержит!

(Габриэль)

Почему? Я выдержу больше. Смотрите…

(Люцифер)

Далее было восстановлено часть пиктограмм, по которым можно предположить последующую ярость Михаила, обиду Люцифера, страх Габриэля и ужас остальных ангелов.

Джимми Новак приходит в себя в час после заката на выжженном пустыре.

— Звал?

У девушки напротив красный огонь полыхает в глазах. Джимми промаргивается — показалось.

— Где я?

Девушка улыбается. И что-то демоническое чудится в ее оскале.

— Неправильный вопрос, Джимми. Не где, а когда.

— Когда?

— Какой сейчас год?

Две тысячи девятый, хочется бросить ей в лицо.

В мае две тысячи девятого он вроде бы умер. Или нет? В феврале две тысячи десятого очень хотелось есть, постоянно хотелось есть. А потом...

Джимми вспоминает лагерь, амфетамины, тантрический секс.

Ему душно. Он тянет руку расслабить узел галстука, но на нем не костюм, а камуфляж.

— Да, Джимми, — понимающе тянет девчонка, — ты уже не праведник, и слава дьяволу. Мы, демоны, не любим святош. Вы благодарите бога за свой ужин, вы прощаете ему все. Запираете себя в своих телах, несвободные, привязанные к земле. Вы не умеете летать, Джимми. И не научитесь, пока все еще его рабы. А значит, и наши.

Джимми открывает рот, и не может найти возражений. Потому что ангелы ничем не лучше? Потому что света давно нет?

И в нем самом тоже — пусто.

— Так-то лучше, — хмыкает демоница, красное пламя в глазах вновь разгорается, — не люблю богословские споры. Скучно мусолить одно и то же всю вашу историю. Откуда пошло зло, если бог — добро и милосердие. Зачем он допустил зло…

Джимми снова молчит. Ее слова ложь, но кто сказал, что ложь не может оказаться правдой?

— Меня вызвал не ты, но если подходить формально, то фотография в зарытой жестяной банке твоя.

— А где... — Джимми кашляет, — ангел?

— Он мертв.

— А почему я жив?

— Потому что ты нам нужен.

Она обходит его, покачивая бедрами. Джимми отворачивается, но она тут как тут со своей лисьей улыбкой и понимающим взглядом.

— Я все равно ничего не помню, — огрызается он. Голос не слушается, хрипит.

— Твой ангел мертв, но ты, Джимми, ты милый, — нараспев произносит демоница, — ты мне нравишься. А я тебе нравлюсь?

— Нет! — вырывается у него. Чересчур поспешно.

— Неправда, Джимми...

Она дышит ему в шею. Рукой обхватывает его подбородок.

— Ты можешь всех спасти, Джимми. Спасти Землю. Ты можешь остановить конец света, — вкрадчиво шепчет она. — Просто — захоти. А я выполню любое твое желание.

— А как же твой босс? Люцифер?

— Он вынужден играть строго по правилам. Смешно. Самый великий бунтарь, а следует законам. Своим и чужим, но раз и навсегда установленным. Это его наказание за гордыню. Мой босс не помешает выполнить желание, Джимми. Но тебе надо спешить. Если мы замешкаемся, и нас найдут...

— Я понял, — перебивает он ее, — хочу, чтобы конца света не было.

— Противоречит воли Всевышнего. Если я исполню желание, мы все сгинем в небытие. Уж лучше тогда конец света.

Джимми лихорадочно соображает.

— Хочу… хочу… чтобы победили… не ангелы и не демоны, и не Люцифер. Люди. Хочу, чтобы победили люди!

На лице демоницы змеится улыбка, и Джимми ее целует.

Его встряхивает. И он чувствует, что снова наполнен светом. В нем ангел. А он просто сосуд...

Ангел стоит на шоссе. Джимми откуда-то знает, что все изменилось, и избранный спутал все карты небесной канцелярии, отправившись мириться с весселем дьявола. А значит, значит, у людей появился шанс — победить.

Он спокойно засыпает. И его совсем не мучает мысль, какова цена этой сделки.

Первый раз демон появляется в соседке через дорогу. Чернота не успевает залить ее глаза, как Дин быстрым речитативом затягивает псалом, и демон успевает покинуть тело, до того как Дин спотыкается.

Да. Он до сих пор не может выучить ритуал изгнания. Хотя читает его каждый день.

Затем он в помощнике шерифа — Рое. Демон успевает пожаловаться на непорядки в аду, прежде чем отправиться восвояси. Дин начитывает ритуал на телефон, и теперь его врасплох никто не застанет.

Но телефон оказывается беспомощен, когда Дина навещает Кас. И затягивает бодягу о трудных временах и Дине в строю. Дину приходится высказаться достаточно прямо: что он думает про ангельские дела, и куда они могут пойти всем составом. Дин не сбивается ни разу, и Кас пропадает, не дослушав.

А когда на пороге дверной звонок обрывает сам Кроули, Дин, не говоря не слова, направляется в гараж за ножом. Кроули следует за ним, но вовремя останавливается: над Импалой мелом начерчен круг Соломона.

— Сэм у нас, — первое, что говорит Кроули, и рука с ножом опускается, — у нас в аду.

— Ложь. Сэм в клетке, а оттуда даже Люцифер не может выбраться.

Дин проводит левой рукой по лицу. Правая с ножом безвольно висит вдоль тела. Обманчивое положение. Кроули знает, что расслабляться нельзя, но находит ящик с инструментами и аккуратно присаживается на него.

— Видишь ли, Дин, Сэма выкинуло из клетки Люцифера почти сразу. Выкинуло оттого, что Сэм человек, а не ангел. Клетка же создана не для людей. А ангелом Сэм пока еще не стал.

— Значит он сейчас на дыбе? — голос Дина вздрагивает, хотя он и считает, что в клетке Люцифера на порядок хуже. Ответ Кроули его удивляет, если не сказать больше.

— Не совсем. Сэму дали задание навести порядок в Аду. Честное задание. Он наводит порядок, его почетно провожают на Землю.

— Почему он? — вырывается у Дина.

— А кто еще Дин? — удивляется Кроули. — Азазеля вы убили, Аластара, Лилит тоже. Да вы даже Люцифера вернули на место. Пошевели мозгами, кто захочет перечить Сэму? Мы подумали, он будет лучшей кандидатурой.

— Мы? Демоны? Или демоны с ангелами?

— Неважно. Это наше внутренне дело. Проблема в другом. Сэм не справляется.

— Потому что убивать вас не то же самое, что руководить.

— Нет, просто потому, что ему тяжело все время руководить. А найти такого дурака, кто бы мог поруководить им временно, чтобы Сэм отдохнул, мы не можем. Все-таки многие его боятся.

— Ага, и этот дурак — я?

— Не беспокойся, Сэм тебя не тронет.

— Да я спокоен. Я сейчас очень спокойно прочту ритуал изгнания, и ты перестанешь здесь отсвечивать.

— А может, мы лучше заключим сделку?

Дин кривится с отвращением:

— С тобой я целоваться не стану. Не думай! И душу не продам.

— За твою душу Сэм меня, пожалуй, вздернет на твою же дыбу и отдаст в виде подарка тебе же, так что воздержимся. А сделка простая: ты помогаешь нам, мы не безобразничаем наверху. Идет?

Дин не успевает кивнуть, как оказывается у входа в ночной клуб.

— К шефу, — кидает Кроули, и охрана пропускает их внутрь.

От басов вибрируют стены, потная толпа извивается на танцполе — и это реальный ад?

Дин находит рубильник, он уверен, это Кроули обвел его флуоресцентным сердечком, и дергает его вниз, музыка тотчас стихает.

— Вечеринка окончена, — заявляет Дин, его голос отражается от всех стен, балконов и помостов. От толпы демонов ему не по себе, поэтому он врубает на телефоне ритуал изгнания.

— Как ты можешь отправить нас в ад, если мы уже там, — смеется Кроули, но хоть и последним исчезает из клуба. Так-то лучше. Дин обходит пустой зал, прежде чем найти Сэма в обычном кабинете. Тот спит прямо над кипой контрактов, положив голову на папки, а руки на лэптоп.

— Мы наведем порядок! — шипит Дин, поливая кабинет выпивкой из бара. Затем расталкивает Сэма. Тот спросонья тянется к Дину, заваливается на плечо, и у Дина почти падает зажигалка.

Пламя пожирает бумаги, когда они бегут по лестнице вниз.

Вокруг клуба тьма демонов — явно превышает число тех, кто был внутри.

— Ты спятил, — Кроули как всегда прямолинеен. — Ты представляешь сколько вам прибавится работы с привидениями? В Чистилище они вряд ли отправятся по доброй воли. А в Рай их не пустят. Да-да, посмотри кругом, Дин. Эти души ты освободил от сделок. И спасибо они тебе не скажут. И Кас спасибо не скажет, ты ведь, по сути, взял на себя функции Страшного Суда.

— А вы думайте с Касом в следующий раз лучше, кого ставить руководить адом, — огрызается Дин, подмигивает Сэму: — Круто, да я их?

Сэм сонно качает головой:

— Дин, неужели ты не понял, что рай, ад и чистилище — это одно и то же место? Оно меняется в зависимости от самого тебя. Что ты хочешь, чего ты боишься — то и получишь. Сюда попадают души, а не тела, поэтому нет ни пыток, ни свиданий — это все игра воображения умершего. А это место усиливает фантазии, именно те, которые превалируют.

Сэм так и сказал «превалируют», и Дин закатил глаза. Сэм еще что-то умное наговорил, но Дин уже не слушал.

— Как виртуальная реальность? — спросил он, прерывая лекцию чертового зануды, который остается таковым и на том свете.

— Самая лучшая виртуальная реальность, — кивает Сэм, — что-то вроде реестра, где хранятся все умершие люди.

— И ты смог ее взломать?

Сэм самодовольно улыбается:

— А как бы ты тогда здесь оказался?

— И что дальше?

— Ну, в принципе, можно стереть наши данные. И мы исчезнем отсюда.

— Но твой лэптоп остался в кабинете! А там пожар!

— Пожар — иллюзия, кроме того отправить нужную команду я могу и со смартфона. А он у меня в кармане.

— Чертов выпендрежник, — бормочет себе под нос Дин, чтобы не показывать, как он восхищается братом. — Сидишь в аду с телефоном. Мог бы и мне позвонить.

— Позвонить не так просто, — сопит носом Сэм, виновато сопит, — я все еще не подобрал код между адом и землей, а посыльных ты обратно отправлял.

— В следующий раз посылай толковых ребят. Что не так?

— Есть одна загвоздка с удалением наших данных.

— Неужели? Я что-то такое предполагал.

— Если вдруг Земля — это тоже реестр, то мы исчезнем совсем.

— Но если Земля не настоящая, то разве тебя огорчит, что мы просто перестанем играть дурацкие роли мальчиков для битья?

— Не знаю. Я бы просто переписал код, добавив нам счастливую судьбу.

— Но это же было бы ненастоящим.

— А как бы мы об этом узнали?

— Давай, Сэмми, стирай данные. Что-то же должно быть реальным, хотя бы земля. Хоть в это-то давай поверим?

Сэм сжимает ладонь Дина прежде чем отправить команду #delete.

Мир расплывается рябью, и Дин едва успевает смириться с небытием, когда оказывает в гараже у Импалы. Один. Под тусклым светом лампочки. С гаечным ключом в руке.

Дверь отъезжает вверх, впуская солнечный свет и свежий воздух. На пороге околачивается недовольный Сэм.

— Между прочим, — ворчит он, — в «Блинчиках Глэдис» уже закончился завтрак, теперь поесть омлет стоит в два раза дороже. А твой пирог обойдется нам как два полноценных ланча.

Дин улыбается. Это не самая высокая цена. Ее, как раз, он заплатить может.

Голубой; бело-голубой; белый; желто-белый; желтый…

Продолжите последовательность, предлагал тест, и он до сих пор помнит, как аккуратно вписал два слова — оранжевый и красный.

Правильный ответ дал дополнительные баллы. С правильными ответами всегда так.

Не сразу, но он находит правильный ответ: какого цвета пламя ангелов. Изначально оно кажется ослепительно белым, и только потом, когда глаза привыкают, можно разглядеть голубой оттенок. Температура должна превышать солнечную в десять раз. Будь у него спектроскоп, он бы сказал точнее, но ничего подобного нет, только времени — много.

Хотя на деле время исчезло, сузилось до точки, пропало, и этого, пожалуй, хватило бы с лихвой, чтобы сойти с ума, если бы не голубое пламя.

Самая яркая звезда.

Кто же знал, что порой Библию следует понимать дословно?

Что по сравнению с этим какой-то человек, состоящий из пыли тех звезд? Выгорающий снова до пепла, разделенный на атомы, все еще обладающий памятью, болью, роком.

Рок выталкивает. Сразу же? Как сказать, если времени там нет и не было. Но его путь не завершен, и для чего-то его возвращают назад.

Знать бы для чего. Вечная мука, не голубоватое пламя, плещущееся по венам, а снова не знать, кто дергает за ниточки, кто ведет его.

Становиться человеком непросто, почти невозможно. Звуки оглушают: сверчки и мотыльки, ветер и трава. Только высоко в небе безмолвно мигают звезды.

Он пепел звезд. И он снова смотрит на них, дышит, живет.

И это его первая мысль.

От запахов кружится голова — он чувствует и горький запах земли, и сладкий — свежего луга, и древесный — рощи поодаль.

Он одет, в ту самую одежду, в которой прыгал вниз, вцепившись в Адама. Нет, ни в Адама, в архангела Михаила.

Но это не кладбище, не Лоуренс. Это огромный луг, кругом ничего человеческого: ни домиков, ни дорог.

В карманах пусто.

Тот, кто вернул его в одежде, мог бы позаботиться и о телефоне.

Это его вторая мысль.

Он добирается до одного определенного дома напрямик через несколько штатов, и как он добирается — хороший вопрос. Нужно заново учиться привыкать запоминать слова и поступки, чтобы не удивляться: зачем он стоит у окна и смотрит, как в гостиной ужинают незнакомые знакомые люди, зачем он сюда добирался…

«Сэм», — сидящий напротив глава семьи молчит.

«Сэм», — пробует на вкус свое имя пришедший.

Нужно учиться и вспоминать, потому что когда воспоминания накатывают, все разом, то оглушает похлеще звуков и запахов. Он рад, что гаснет фонарь, и никто не видит ни его лица, ни глаз. Ни из этого дома, ни из соседних.

Он Сэм.

В горле першит: получилось. Все получилось. Кроме того, что он вернулся, а это неправильно, это предвестник будущих бед, и по-хорошему надо бы выяснить, кто за этим стоит, и что делать ему, чтобы снова все не испортить. Выяснить, как сдать трудный тест. Не хочется, но необходимо.

Сперва выяснить, а потом стучать в эту обычную дверь.

Если вообще стоит стучать.

По венам бежит голубое пламя, обжигающее пламя, и так трудно сдержаться и уйти назад.

Но он же мастер по невозможному, так? Особенно когда ему помогает один человек.

Вот и сейчас, ради него он отвернет назад.

Ради него он заморозит и пламя голубой звезды.

Правильный ответ — дополнительный балл. Правильный шаг — дополнительный год жизни для него.

Того, кто внутри домика, пусть и в иллюзорном, но раю.

Зачем тащить снова его в свой собственный ад. Не иллюзорный.

Сэм пятится спиной до дороги, разворачивается и долго бежит, бежит, будто кто-то собирается его догонять. Собирается всерьез, без дураков.

Красный. Оранжевый. Желтый. Желто-белый. Белый. Бело-голубой. Голубой.

Чтобы не сойти с ума, он вспоминает тест и повторяет сквозь рванные выдохи: «Красный. Оранжевый. Желтый. Желто-белый. Белый. Бело-голубой. Голубой».

Он бежит несколько часов, пока не рассветает и его не подбирает спешащий в Южную Дакоту дальнобойщик.

«Красный, оранжевый, желтый, желто-белый, белый, бело-голубой, голубой», — бормочет он во сне, где огромную фуру догоняет старенькая черная шевроле. И что это значит — черт его знает.

Название: Merry Little Christmas

Автор: Танка Морева

Пейринг: Дин, Сэм, Михаил, Люцифер

Рейтинг: G

Саммари: первое безоблачное рождество у всех братьев)

С неба падали белые хлопья, то ли распустившихся яблоневых цветов, то ли снега — Дин никак не мог распознать чего именно.

Сплю, подумал он, оглядываясь. Сэмми разговаривал с девушкой за стойкой и светился той самой своей невинной улыбкой с ямочками.

Дин мог бы поклясться, что еще минуту назад ни девушки, ни стойки не было.

Он подошел ближе и услышал:

— Вы подписываете здесь и здесь. Договор начинает действовать тут же. В свою очередь вам потребуется сразу вступить в свои обязанности.

— Что за ерунда, Сэм? Договор?

— О, Дин Винчестер, а вот ваш договор… — девушка улыбнулся, и Дину показалось, будто у той одновременно над головой засветился нимб, и из-под юбки вылез кончик… хвоста.

— Никогда не буду пить больше пяти банок пива, — решил Дин и принялся изучать бумаги.

Договор

Небеса и Преисподняя, в дальнейшем Заказчик, заключает нижеследующий договор с Дином Винчестером, далее Исполнителем, о долговременном сотрудничестве в должности архангела Михаила.

Обязанности и права сторон…

— Что за черт! — воскликнул Дин.

— Стандартный договор, — любезно объяснила девушка, — время от времени мы выбираем для наших нужд новых исполнителей. Сложилась традиция искать таковых среди братьев. Вы нам очень подходите.

— Только тем, что братья?

— Нет, у нас длинный список соответствий.

— Хотелось бы ознакомиться, — сухо ответил Дин.

— Это займет очень много времени, — предупредила девушка. Сэм замер, глядя на брата. Договор пока не подписал.

— Ничего, я быстро читаю, — успокоил Дин девушку.

— Хорошо, — пожала плечами та, и у Дина за спиной материализовались бесконечные, уходящие в даль, стеллажи книг.

— Которая секция? — не растерялся он.

Девушка рассмеялась.

— Вам придется изучить весь архив.

— Вы шутите! — ахнули оба брата.

— Точно также удивились и мы. Ведь впервые за, опустим сколько лет, девушке неприлично говорить о своем возрасте, вы подошли идеально.

— Подошли идеально на что? — уточнил Дин.

— На роль Михаила и его брата Люцифера.

— А куда делись настоящие?

— А настоящих никогда и не было, — братья удивленно переглянулись, и девушка заторопилась: — Подписывайте договор, от судьбы все равно не уйдешь. Каждый раз, когда Земля заходит в тупик, приходится устраивать конец света. И если вы хотите, чтобы в этот раз все окончательно не кануло в небытие, вы сыграете свою роль. С проставлением подписи к вам автоматически придут необходимые знания и силы.

Дин подписал договор. Сэм тоже.

— Молодец, — объявился тут как тут Захария за спиной старшего брата.

Дин обошел его по дуге.

— Сэмми, пошли отсюда.

— Но конец света!.. — растерялись «Заказчики».

Дин ухмыльнулся.

— Прочтите свой договор внимательно. Там сказано, что братья должны встретиться. Но не сказано, что я должен упечь Люцифера или убить, или он меня. Так что мы просто уходим.

— Но конец света…

— Я вам его сейчас устрою. Локальный.

Захария и девушка потрясенно замолчали.

Михаил и Люцифер сидели на самом краю обрыва. С неба сыпал то ли снег, то ли белые лепестки яблонь.

Первое ни чем неомраченное рождество.

Маленькое семейное.

Счастливое.

Где это все начинается? В Миссури, когда фура сносит, словно картонную коробку, Импалу? Когда потерянный Сэм бродит по коридорам больницы, а Дин бродит рядом, а не с гофрированной трубкой во рту валяется в палате? Когда отец вместо мести идет на сделку и вытаскивает Дина с того света?

Или раньше? Когда слепой видит в зале человека с миссией, человека, избранного богом?

Или еще раньше, когда Мэри Кэмпбелл не сдается?

Или раньше, но позже, когда ангел спасает грешника?

Или когда архангел преподает урок Сэму?

Или когда Дин продает свою душу?

Время свернуто в кокон, а они ходят друг за другом разными тропками. Все их дороги начинаются с нее — со смерти.

Смерть — это и знакомая девчонка с карэ, и сухой дед в костюме. И разорванный бок Джо. И глаза Элен. И холодный взгляд Зака. И возвращение домой.

Их смерть — это только начало пути.

Идти еще долго…