Если есть вероятность (гет)

«Стриптиз до полного раздевания».

Собравшись наконец с духом, Гермиона озвучила написанное на клочке пергамента задание и, подняв глаза, обвела взглядом гостиную. Кто из собравшихся на вечеринке мог замыслить такую чистой воды провокацию?

Гарри и Рон исключались сразу. У обоих не достало бы ни фантазии, ни наглости, да и вытянувшиеся от изумления лица говорили сами за себя. Билл выглядел спокойным, но он слыл человеком серьёзным, и ожидать от него подобного рода шалостей было по меньшей мере странно.

Оставались двое, вернее две: Джинни и Флёр. Гермиона поставила бы на Флёр. Всё-таки стриптиз — не вальс и даже не буги-вуги, и вряд ли Джинни доводилось видеть этот специфический танец. Как бы она выкручивалась, вытащив из кубка собственный фант?

Впрочем, сейчас место Джинни было среди зрителей, а выкручиваться — в буквальном, скорее всего, смысле — предстояло Гермионе. С пылающими щеками она застыла посреди комнаты, бессильно озираясь по сторонам, не зная, как быть и что думать.

Тишину нарушил подохрипший от волнения голос Рона.

— Ты можешь отказаться, Гермиона! Она ведь может отказаться? — повторил он уже не столь уверенно, вопрошающим тоном, глядя то на старшего брата, то на его жену.

— Естественно, нет, — ответила Флёр, осадив Рона решительным взглядом. — Кубок зача`гован, и подобный отказ ч`геват не самыми п`гиятными последствиями. Я п`гедупреждала. `Азве от Ге`гмионы т`гебуется что-либо, несовместимое с жизнью? Нет, не т`гебуется, а значит, п`гедётся танцевать.

Флёр подплыла к большому деревянному приёмнику и, наставив волшебную палочку на потемневший от времени тумблер, спросила, обращаясь ко всем одновременно:

— Как насчёт музыки? Конце`г Селестины Уо`глок должен начаться с минуты на минуту...

— Только не это! — запротестовала Гермиона и, отмахнувшись от предложения Флёр обеими руками, кинулась к своей оставленной на диване сумочке. — Есть кое-что получше, — сказала она, вытаскивая мобильник. — Если, конечно, удастся отрегулировать громкость.

— Никаких п`гоблем! — воскликнула Флёр. — Билл всё сделает в лучшем виде.

— Вот и прекрасно.

Гермиона процедила это сквозь зубы, почти что выплюнула, жалея лишь о том, что не догадалась сымитировать французский акцент — пожалуй, сошло бы за шутку.

Всучив Биллу мобильник, она устремилась к выходу. Оклик Джинни нагнал её у самой двери:

— Ты куда?

— Переодеваться, — бросила она на ходу и, не оборачиваясь, выбежала из комнаты.

* * *

Ванная была достаточно просторной и уютной. В целом — ничего лишнего, однако во всём, в каждой мелочи — вплоть до синего махрового коврика на полу, — ощущался незаурядный вкус хозяйки коттеджа. Но, видимо, и у неё раз на раз не приходится, и когда чувство меры даёт сбой...

«Француженка», — прошипела Гермиона в сердцах. Пусть запоздало и себе под нос, но хоть так!

Это она, Флёр, всё затеяла: и вечеринку эту, и игру в фанты! Ясно, что всё планировалось заранее, и новомодный спор о грядущей школьной реформе явился лишь предлогом. Но Рон так ратовал за Гриффиндор, а Гарри так ему поддакивал, что, право, грех было не поддеть их на удочку. Ну и всех остальных заодно.

«Никаких д`гаконов и г`гиндилоу, п`госто иг`га на исполнение желаний. У нас в Шармбатон все так делают, и это ошьень смешно!»

«Задохнусь от смеха, — подумала Гермиона с мрачной ухмылкой. — Закон Мёрфи* осечек не даёт».

Её собственный фант с простым, как снег, пожеланием спародировать кого-нибудь из знакомых наверняка достанется Джинни, и та, как обычно, станет королевой вечеринки. А мисс Всезнайка потерпит сокрушительный провал. Как пить дать потерпит... — если только не включит мозги и не вытащит себя из этой передряги. А она вытащит — хоть бы и за горло!

Через минуту босые стопы Гермионы утопали в мягкости коврика, а её худенькая фигурка отражалась в огромном, во всю стену, зеркале.

И всё-таки, несмотря на злость и откровенно паническое состояние, Гермиона не замечала в своем отражении ничего особенно ужасного. Живот выглядел плоским и подтянутым, изгиб талии — четко очерченным. Худоба уже не казалась такой болезненной, как три месяца назад, а вызолоченная солнцем кожа придавала телу вполне здоровый вид.

И у неё, безусловно, была грудь.

Или «грудь у неё, безусловно, была...» — малость по-другому, но куда ближе к реальности.

Зато за бёдра, ягодицы — за всё, что пониже спины — переживать не стоило в принципе. Джинсы Гермиона всегда покупала сама, с обязательной примеркой, а продавцы на комплименты не скупились. Всё выглядело на «превосходно»: округло, аккуратненько и вместе с тем роскошно. Ну а ноги...

Да нормальные у неё ноги! Слава богу, не кривые, и коленки не выпирают. Жаль, в единственном имеющемся платье — том самом, сиреневом, которое надевала и год назад, взору не за что зацепиться, кроме лодыжек. Излишне тонких. Или костлявых, по убийственному замечанию незабвенной тётушки Мюриель.

...если б можно было выставить на обозрение ноги, а всё, что выше талии, оставить под конец. Чтоб мелькнуло перед глазами — и занавес!

Какое-то время задача казалась неразрешимой, но разве Гермиона Грейнджер могла позволить себе сдаться?

Изготовить дубликат платья с помощью «Джеминио» не составило труда. Чуть больше времени заняли Исчезательные чары: платье должно было укорачиваться постепенно, дюйм за дюймом, с расчетом на трёх-четырёхминутную мелодию. Немного поразмыслив, Гермиона решила обойтись без нижнего белья. Навыков мадам Малкин у неё всё равно нет, а лицезрение её удобных, но без изысков, бюстгалтера и трусиков вряд ли приведёт в восторг зрителей.

Она поймала себя на слове «зрителей» и усмехнулась. Попрать собственные принципы ради какой-то дурацкой игры, не умереть со стыда, а потом выкинуть всё из головы и продолжать общаться с Гарри и Роном так, словно ничего не произошло? Последнее представлялось абсолютно нереальным.

Об этом будут помнить все. А парни — наверняка ещё и... эм-м-м... «снимать физиологическое напряжение». За Рона, по крайней мере, можно было поручиться не сходя с места.

Гермиона вновь усмехнулась: не волновал её ни сам Рон, ни его эрекция. Будет ли он, глядя на неё, пускать слюни или сжимать кулаки — его проблемы. Ей-то какое дело?

Да и остальные пусть думают, что хотят.

Билл вольно или невольно будет сравнивать новоиспеченную стриптизёршу со своей женой-вейлой, и тут хоть наизнанку вывернись, а выше головы не прыгнешь. Флёр себе цену знает, и жалкие потуги лохматого «синего чулка» её лишь повеселят. Джинни все глаза проглядит, выискивая изъяны в её фигуре, а потом, возможно, на пару с той же Флёр обсосёт каждую косточку.

Да пусть они все хоть подавятся этим стриптизом!..

Гермиону интересовал лишь единственный зритель. Тот, который не носил фамилию Уизли.

Флёр упомянула, что «сест`гичка Билла гостит здесь уже несколько недель», и это стало для Гермионы неожиданностью. Так же, как и известие о том, что ещё в начале лета Гарри перебрался к своему крестнику. Да и на влюбленную парочку эти двое больше не походили — весь вечер держались на расстоянии, не перемигивались, не перебрасывались шутками, и это наводило на размышления.

Версию о размолвке Гермиона отмела сразу. Скорее всего, образовалась обычная для скоротечных школьных романов пауза, когда по-детски уже неудобно, а по-взрослому и непривычно, и боязно. Как у неё с Роном: душу грызли сомнения, и не было никакой уверенности в том, что перевод отношений на новый уровень сделает жизнь счастливей.

Конечно, нельзя было ничего утверждать наверняка, но ещё пару часов назад, впервые отметив непривычный, хоть и сфокусированный на Гарри, взгляд Джинни и ответную неловкость, Гермиона почувствовала свой шанс. И, верно, потому сейчас находилась в ванной и упрямо колдовала над платьем. Словно это время было ей специально отпущено, чтобы собраться с мыслями и принять непростое решение.

Злость не прошла, но появился азарт. Внезапно захотелось выдать что-нибудь из ряда вон — совершенно феерическое, — чтобы один недогадливый очкарик разглядел в ней не своего парня, не подругу, не сестру, а девушку. Возможно даже привлекательную. С каких, в самом деле, пор рыжие волосы и усыпанный веснушками нос вдруг сделались эталоном красоты?

Ей так и так нужно будет на кого-то смотреть. С шестом она не собиралась искушать судьбу, но вспомнился один фильм, ненароком подсмотренный, в котором инструктор, объясняя начинающим стриптизеркам секреты их будущей профессии, говорил примерно следующее: «Мужчины любят глазами и могут возбуждаться при одной мысли о половом акте. Подыграйте ему, дайте понять, что „возможно всё“, и он не устоит. Только для этого нужен зрительный контакт — глаза в глаза, — и никаких озираний по сторонам!»

Условие не показалось таким уж невыполнимым, а душу вдруг охватило странное предчувствие, столь ей несвойственное.

Если есть вероятность невероятного, то всё произойдёт здесь и сейчас.

Гермиона уже облачилась в платье и, стоя у зеркала, подгоняла казавшийся чересчур свободным лиф по фигуре, когда в сознание закралась мысль, что Гарри может и не смотреть в её сторону. Убедит себя отвернуться или зажмуриться, и на операции «Соблазни рядового Поттера» можно ставить крест.

Что ж, реакцию женского организма на холод еще никто не отменял.

* * *

Появление Гермионы было встречено всеобщим молчанием.

Гарри, Рон, Билл — все, как один, вытаращились на её грудь. Ничего ещё не началось, но обтянутые тонкой шёлковой тканью соски выделялись так откровенно, что отвести от них глаз сложно было даже женской половине собравшихся.

Она ощущала на себе заинтересованные, оценивающие взгляды, но это лишь укрепляло в решении идти до конца.

Ухмыльнувшись про себя, Гермиона вышла на середину гостиной и, подав знак Биллу включить музыку, заложила за голову сцепленные «в замок» руки.

Она не собиралась делать ничего невообразимого. Просто крутила попкой — плавно, кокетливо и, как отчаянно надеялась, грациозно. Заколдованное платье укорачивалось само по себе, а ей оставалось только смотреть на Гарри и наблюдать за его реакцией.

Он не сразу обратил взор к её ногам. Но когда открылись выше «положенного» бёдра, его сосредоточенно-удивлённый, залипший на сосках взгляд сделался растерянным, а лицо — изумленным. Он как будто только сейчас обнаружил, что как бы ни были прекрасны вишенки, главное в пироге — начинка, а её вкус глазами не распробуешь.

Гермиону это насмешило. Она улыбнулась и, перехватив взгляд Гарри, провела по губам кончиком языка. Он сделал то же самое, наверняка безотчетно, но словно плотину прорвало.

С этого мгновенья Гарри пожирал её взглядом, с жадностью отмечая каждое её движение, каждый изгиб её тела. И по мере того, как платье ползло вверх, всё больше оголяя кожу, его зрачки расширялись, а блеск глубочайшего потрясения в глазах сменялся вполне осознанным желанием.

«Я дам тебе потрогать», — послала мысленное обещание Гермиона, ничуть не сомневаясь в том, что Гарри её услышит, как не раз уже бывало в их жизни. Густо насыщенный энергией воздух — буквально вибрирующий — не оставлял иных вариантов.

Гарри кивнул в ответ. Потом моргнул пару раз, словно давая глазам отдых, и вновь сосредоточился на исчезающей полоске шёлка. Растущее в нём возбуждение Гермиона ощущала всей кожей, каждым оголившимся дюймом, и, казалось, не могла понять только одного: чего же ей хочется больше? Чтобы этот тугодум кончил прямо сейчас, не сходя с места, или мучился остаток вечера, проклиная свои тесные джинсы?

Увы, Гермиона забыла учесть, что вырез платья на спине был глубже, чем на груди, и потому последние дюймы ткани свалились с неё, в одну секунду обнажив маленькие крепенькие грудки с твёрдыми, дерзко торчащими сосками. Но музыка звучала, кураж вынуждал действовать, и потому она — уже совершенно голая — продолжала свой импровизированный танец.

Пришла в себя, когда стихли последние аккорды. Поскольку под рукой не нашлось ни занавеса, ни покрывала, ей пришлось просто развернуться и просто уйти, гордо вскинув голову.

В спину дышала тишина — звенящая, разбавляемая лишь нетерпеливым сопением Рона и скрипом диванных пружин под ерзающей Джинни.

Но Гермиона чувствовала себя победительницей. Она выполнит данное Гарри обещание, и если есть вероятность того, что они будут вместе...

Поймав себя на слове «если», Гермиона тряхнула головой.

Никаких «если». Она уверена: вероятность есть.

_________________

* Закон Мёрфи (англ. Murphy's law) — шутливый философский принцип, который формулируется следующим образом: если есть вероятность того, что какая-нибудь неприятность может случиться, то она обязательно произойдёт (англ. Anything that can go wrong will go wrong). Иностранный аналог русского «закона подлости», «закона бутерброда» и «генеральского эффекта».

Приписывается капитану Эдварду А. Мёрфи, инженеру Лаборатории реактивного движения, служившему на авиабазе Эдвардс в 1949 году. В то же время выражения, подобные закону Мёрфи, были описаны и ранее.