Невилл из Долгой долины (джен)

Жарким августовским днем 1419 года по летоисчислению Шира молодой хоббит работал на табачном поле. Поле это располагалось в Южной Чети Шира, в Долгой долине, климат и почвы которой, как известно, больше всего благоприятствуют возделыванию табака. Более того, наш хоббит и именовался по названию долины — Невилл Лонгботтом. Его предки жили в этих местах, занимаясь выращиванием трубочного зелья и прочих ценных и полезных растений, с тех пор, как перешли Туманные горы. Все они были хоббиты состоятельные, уважаемые и решительные, за что не раз избирались ширрифами — как, например, отец нашего Невилла. Знаменитые Хорнблоуэры, первыми освоившие здешние земли, приходились Лонгботтомам родней и нередко спорили, чей род старше и чей табак забористее, но и те, и другие получали от своего занятия немалый доход, позволявший спокойно смотреть в будущее.

Да только недавно все изменилось.

Невилл бросил взгляд на границу поля: там, знаменуя эти изменения, застыла высокая черная фигура с увесистой дубиной в руке. На противоположном конце поля замерла еще одна такая же. А началось все совсем недавно. И пары месяцев не прошло, как Лотто Саквилль-Бэггинс, незнамо как ставший Предводителем ширрифов, объявил, что нанял отряд Громадин для защиты границ Шира. Никто не отрицал, что времена нынче неспокойные и охрана не помешала бы, но не такая же! Совсем скоро стало ясно, что пришлые Громадины не столько охраняют, сколько грабят не хуже каких-нибудь разбойников. Сначала они потребовали двойную плату за свои услуги, потом попытались отобрать у хоббитов охотничьи луки и запретить охотиться, объясняя свой запрет тем, что в лесах, дескать, может быть опасно. На вопрос, как же в таком случае жителям Шира обойтись без дичи, ягод, грибов и прочих даров леса, Громадины заявили, что будут выдавать их по списку взамен соответствующего количества табачных листьев, должным образом обработанных.

Само собой, поначалу никто не принял эти угрозы всерьез. Хоббиты, как известно, умеют очень ловко прятаться и бесшумно передвигаться, а живут в земле — так что запасные выходы и отнорки пронизывали всю долину вдоль и поперек. Ничего не стоило выскользнуть под вечер за Городьбу и принести пару подстреленных кроликов или корзинку ягод, пока Громадины не пронюхали об этом и не начали устраивать облавы на ослушников, одну за другой. Схваченных на месте преступления хоббитов увозили неведомо куда: и Реджи Кэттермоула, который хотел добыть шкурок на шапки троим своим детишкам, и Тэда Тонкса, собиравшего целебные травы, и даже коротышку Грипхука, торговавшего пуговицами вразнос… Стоило первой повозке с арестованными скрыться из виду, как по Долине поползли слухи: дескать, главный в отряде Громадин — чародей, который всех насквозь видит, оттого-то они и знали, где кого ловить. Чародей этот сидит в Мичел-Делвинге, в доме, который приказал для себя построить, и колдует целыми днями, а взамен себя посылает помощника — и вот тот-то действительно страшен! Смотрит — будто просверливает взглядом насквозь, так что поджилки трясутся, и, кажется, способен влезть в голову и прочитать мысли!

Прозвище кошмарного помощника — Аспид — произносили только шепотом, искренне веря, что он способен услышать сказанное в Южной Чети, даже если сам еще не вышел из Мичел-Делвинга.

Но сейчас, на обожженном солнцем поле, хоббитам было не до разговоров. Они с тревогой поглядывали в безоблачное небо, беспокоясь о своих огородах и посевах. Детям и старикам, оставшимся дома, было не под силу справиться с прополкой и поливом, а всех прочих Громадины выгнали на поле, да еще и заставили засеять трубочным зельем несколько участков, на которых прежде росли клубни. Старый Слагхорн, которого после долгих споров выбрали старостой Долгой долины, попробовал было объяснить Громадинам, что без клубней зимой всем придется туго, но те только гоготали, а потом и вовсе выставили его из собственного дома. Слагхорн до сих пор сокрушался, что решил пойти против дедовских обычаев и поселиться не в норе, но поделать ничего не мог — разве что исправно поставлять Громадинам крепкую медовуху, настоянную на мяте, мелиссе и шишках хмеля, навевающую крепкий сон. Слагхорн и сам был большим охотником до сладкого и расставался с медовухой скрепя сердце, а выгоды почти никакой не имел — разве что успел, воспользовавшись моментом, отправить с глаз долой лучшего охотника Долгой долины, Рольфа Скамандера. Тот открыто заявлял, что слушать всяких пришлых не желает, что отцовский промысел не бросит и что попадает в глаз белке с полутора сотен футов и уж мимо Громадины-то точно не промахнется. Тут-то Слагхорн и расстался с первым бочонком медовухи.

Тем временем Невилла, кроме жары, усталости и тревоги о будущем, терзал еще один вопрос. Вчера вечером бабушка, выйдя из кладовой и вытирая руки о фартук, трагическим голосом сообщила, что у них осталось ровно восемь горшочков варенья. Запасы сладкого сиропа, продолжала бабушка, тоже невелики, но сосед Хагрид вскорости обещает подвезти пару мешков сахарной свеклы, и уж тогда она, Августа Лонгботтом, приложит все усилия, чтобы пополнить запасы. На худой конец можно будет обойтись и простым сиропом, заключила бабушка, глядя на Невилла так, что ему тотчас стало ясно: он должен провалиться сквозь землю, но раздобыть ягод для варенья.

Родителей своих Невилл не помнил — говорили, что они пошли в лес, да и сгинули там без вести, и бабушка была его единственной семьей. Огорчать ее не хотелось совершенно, да еще сейчас, когда у каждого огорчений и без того хватало. Бабушка и так слишком часто выражала свое недовольство внуком. По ее словам, Невиллу, если он в ближайшее время не возьмется за ум, не суждено не только стать ширрифом, как отец, но даже и высватать за себя приличную девушку с хорошим приданым. Потому что кто пойдет за рохлю, неспособного даже дичи настрелять на жаркое?

На самом деле стрелять Невилл умел, как любой хоббит, просто не слишком любил. Ему было жалко и кроликов, и уток, и даже безмозглую рыбу, хотя он понимал, что это глупость, и от хорошего жаркого никогда не отказывался.

Что же до девушек — он признавал, конечно, что в Долгой долине немало хорошеньких, не говоря уже о нескольких очень красивых, но подойти к ним не решался. Слишком они были бойкие, слишком разборчивые и острые на язык. Взять хоть соседок! Он покосился влево, туда, где наравне с ним, споро обламывая боковые листья и ненужные соцветия, а попутно выдергивая сорняки, шла вдоль ряда Лаванда Браун. Еще год назад никто и представить не мог, что дочь почтенного Редулфа Брауна самолично выйдет в поле вместо того чтобы вышивать себе приданое. Но Громадины выгнали на работу всех, кроме самых старых и самых малых, и пришлось подчиниться. Лаванда заметила его взгляд, сдула со щеки прилипшую светлую прядку и скорчила рожу. Шеймус, приятель Невилла, который двигался с другой стороны от Лаванды, оторвался от посадок и подмигнул. Дальше, за ним, работал Дин, за лето загоревший дочерна под палящим солнцем — он тоже поднял голову, собираясь что-то сказать, но тут с края поля послышался крик:

— Эй, не зевать! Не лениться! Работать!

Кричал один из самых мерзких Громадин — хоббиты прозвали его Крысом. Он был ниже своих сотоварищей, зато куда толще, с острым шевелящимся носом, в самом деле напоминавшим крысиный. Как его звали на самом деле и были ли вообще у Громадин настоящие имена, никто не знал, да и не стремился выяснять. Кроме Крыса были еще Ворон с Вороной, и Кошатник, который даже в самую жару не снимал жилетки из непонятного меха, и Зубастый, и Красавчик — этот все прихорашивался, и Дровосек, везде таскавший за собой огромный топор, и еще несколько…

Но Крыс, пожалуй, был самым мерзким; и то, как он сейчас покрикивал на хоббитов, сидя под специально устроенным навесом от солнца, попивая пиво, утащенное из трактира «Дырявый котел», и закусывая ветчиной, отобранной у миссис Бут, почему-то взбесило незлобивого обычно Невилла так, что он разом отбросил все сомнения. Чтобы вот из-за этого вот им с бабушкой лишиться варенья зимой? Да ни за что!

* * *

Лонгботтомы не зря гордились местом, которое выбрали когда-то для своей норы: с одной стороны, совсем близко, протекал один из притоков реки Брендивайн, неширокий, но чистый и быстрый, с другой было рукой подать до Городьбы. Парадная, наружная часть дома была окружена плетнем; красивая резная калитка напротив главной двери глядела на улицу, а два довольно-таки-тайных-хода вели один к реке, второй прямо в лес. Им-то и думал воспользоваться Невилл.

Вернувшись домой уже в сумерках, он наскоро похлебал крупяного супчика — впрочем, у бабушки даже такое немудреное кушанье получалось так, что пальчики оближешь, — выслушал от нее очередную порцию наставлений и сетований, вскинул на плечи плетеный короб для ягод и скользнул в боковой коридор. Особого выбора у него не было: сейчас, в конце лета, в лесу можно было разжиться разве что малиной и дикой смородиной. Не идти же на ночь глядя на болото, пусть даже бабушка любит бруснику! Сам Невилл предпочитал малину, к тому же в колючие заросли, скрывающие хоббита с головой, ни один Громадина не полезет.

Успел он вовремя. Еще пара дней, и ягоды начали бы осыпаться. Он набрал уже треть короба, когда понял, что совсем рядом, в тех же кустах, кто-то есть. Кто-то невидимый и осторожный: если бы не едва слышный треск сучка под ногой, Невилл бы ничего не заметил. Конечно, это мог быть другой хоббит, так же, как и он сам, решивший нарушить запрет. Но окликать его Невилл не спешил — мало ли что? А если это вовсе не хоббит, а, к примеру, медведь-оборотень, о котором рассказывал страшные истории всем известный Бильбо Бэггинс? Настоящему медведю в лесу прятаться не от кого, но поди угадай, что может прийти на ум оборотню или еще какому-нибудь чудовищу! Надо сказать, Невилл очень любил слушать занимательные истории и читать тоже, пусть даже не собирался, подобно Бильбо Бэггинсу или не менее известному Гарри Поттеру, покидать родной дом. Не будь кусты столь густыми, он мог бы подобраться ближе, а то и учуять соседа: у того, кто выращивает трубочное зелье, нюх должен быть очень острый. Но здесь все перебивал густой горячий ягодный дух. Невилл заглянул в короб, представил, что скажет бабушка, решил было не обращать внимания и собрать еще, хотя бы до половины, но тут звук повторился. На этот раз хрустнуло не внизу, а вверху, гораздо выше, чем он мог бы дотянуться рукой — хотя для хоббита Невилл был очень даже рослым!

Что бы там ни было, больше испытывать судьбу он не собирался. Подхватил короб и тихонько попятился, стараясь двигаться как можно тише, и, как всегда в таких случаях, его невезенье оказалось тут как тут: аккуратно отведенная в сторону ветка вдруг вырвалась из рук и хлестнула прямо по мягкому месту. И не просто хлестнула — зацепилась колючками, будто ухватила, не желая отпускать, больно впилась в кожу.

Невилл, надо отдать ему должное, не издал ни звука. Стерпел, сжав зубы: не хватало еще, чтобы получилось, как в старой присказке, когда пришел хоббит в лес, заблудился и кричит: «Эй, есть тут кто-нибудь?» А из-за дерева выходит тролль и говорит: «Я есть. Ну что, полегчало?»

Можно было, конечно, рвануть посильнее, оставить колючему кусту пару лоскутьев. Но тогда и домой можно было не возвращаться: мало того, что ягод не набрал, так еще и штаны порвал! Льна в этом году почти не сажали, бродячих торговцев, ходивших раньше из Чети в Четь, Громадины повывели, ярмарки запретили… Конечно, бабушка поставит в конце концов заплатку, но до того Невиллу придется выслушать много хорошего. Он замер, втайне надеясь, что неизвестный сосед по малиннику куда-нибудь денется и можно будет отцепиться, не жертвуя штанами, но тут кусты раздвинулись, как по волшебству. И, двигаясь между ними невообразимо легко, будто ступая по просторной лесной поляне, на пятачок, где застрял Невилл, вышла…

Он захлопал глазами. Невилл слышал достаточно рассказов, чтобы понять, кого видит перед собой. Другое дело, что поверить собственным глазам у него ну никак не получалось. Эльф? Настоящий эльф, вот здесь, в нескольких шагах от Городьбы и Громадин? То есть… настоящая, конечно. Невилл не мог отвести от нее глаз. Какие там соседки, хоть хорошенькие, хоть нет! Создания красивее он в жизни не видел и даже вообразить не мог, что такие бывают на свете. И тут же представил рядом с ней себя: красного, мокрого, с дырой на штанах и коробом на спине…

Эльфийская дева наклонила голову: по плечам скользнули тяжелые косы серебристо-белого цвета, качнулись и зазвенели ажурные сережки в виде рябиновых гроздей — или это была настоящая рябина? А потом прекрасная дева протянула руку, тонкую и такую белую, что она казалась сделанной из снега, и коснулась злосчастной ветви. И та послушно распрямилась, отпустив Невилла.

Бабушка не напрасно столько лет вбивала в него хорошие манеры: даже сейчас, едва не помирая со стыда, он собрался с силами и, неуклюже тряхнув головой, проговорил дрожащим голосом:

— С-спасибо, прекрасная леди!

И вдруг понял, что бояться-то ему нечего! Что именно она была рядом, в кустах, и, наверно, тоже собирала малину — и сразу ела, конечно: губы у нее были как раз такого цвета, ярко-малинового. Невилл поспешно отвел глаза, а прекрасная дева — он все-таки косился на нее — медленно кивнула и улыбнулась.

— Ты, должно быть, хоббит? — спросила она. В сказках говорилось, что у эльфов голоса — точно пение птиц. Невилл не мог бы сказать, так это или нет, но сразу понял, что этот голос готов слушать всю жизнь.

— Почему ты молчишь? — не дождавшись ответа, продолжала эльфийка.

Он поспешно затряс головой, по-прежнему не в силах выдавить ни слова.

— О, я поняла, — кивнула она. — Мозгошмыги! Они не дают тебе разговаривать, верно?

И пока Невилл пытался сообразить, о чем идет речь, снова потянулась к нему и осторожно стряхнула что-то невидимое со лба и висков. Невилл немедленно решил, что ничего приятнее в жизни не чувствовал. Вот если бы можно было не умываться, чтобы сохранить след ее прикосновения!

— Ну как? — спросила между тем эльфийская дева. — Тебе лучше?

— Да, — ответил он хрипло, стыдясь своего внезапно севшего голоса. — Спасибо… А кто… кто такие эти мозгошмыги?

— Очевидно, те, кто мешает тебе говорить, — сказала она, все еще внимательно его разглядывая. — Разве ты не от них хотел уйти, не набрав ягод?

— Я? Нет… — начал было Невилл и опять умолк. Не рассказывать же, что он испугался именно ее?

Но, во всяком случае, он счел не слишком невежливым снова поставить короб на землю и заняться малиной.

— У тебя хорошо получается, — вдруг сказала эльфийка. — Не то что у других. Но все равно медленно. Ну-ка…

Она протянула руку к ветке, усеянной потемневшими уже ягодами: та покорно склонилась над коробом.

Невилл вытаращился на нее.

— Ты ее бережешь, — продолжала эльфийка, проводя ладонью по листьям, точно это была не колючая ветка, а мягкая кошачья спинка. Невиллу даже почудилось, что ветка сама льнет к ладони. — Не ломаешь, не гнешь больше нужного, не рвешь неспелых ягод. Здесь недалеко есть еще один малинник — недавно я пошла навестить его и увидела, что все кусты поломаны и помяты. Ни один зверь в лесу не станет так поступать…

— И хоббит тоже не станет! — не удержался Невилл. — Это не мы! Это Громадины!

— Громадины? — она удивленно сдвинула брови. — Кто такие Громадины? Что-то вроде мозгошмыгов?

— Нет, они…

Невилл и сам не догадывался, как глубоко засели в нем в нем гнев, страх перед собственной беспомощностью и всем миром, который еще год назад казался совсем неплохим местом. Не подозревал, как мешало ему неизменное бабушкино «Лонгботтомы не жалуются!» Он же и не жаловался! Он просто должен был рассказать хоть кому-то, что происходит с ним и с Широм, не рискуя нарваться на осуждение или насмешки. С чего он взял, что именной ей можно все рассказать? Или просто вообразил, что можно, потому что она была такая красивая и жалела даже сломанные кусты малины? Так или иначе, он, торопясь и захлебываясь, выложил ей все: про Громадин, злобных и прожорливых, про хоббитов, которых увезли неведомо куда, про поля трубочного зелья, на которые всех выгоняют работать, так что нет времени заняться запасами на зиму…

— А поломанные кусты — это, наверно, Крыс! — заключил он. — То есть он Громадина, но мы зовем его Крысом, потому что похож. И вечно еды требует! Может прямо на огород влезть и сорвать, что ему приглянется. У Томасов яблоки оборвал, еще неспелые, прямо с ветками, у миссис Кэттермоул всю кладовую вынес, когда Реджи, ее мужа, увезли, а ведь у них трое детей! А Терри Бута подкараулил, когда тот возвращался с охоты, и побил дубинкой, и еще Ворона с Вороной позвал, чтобы держали! Миссис Бут пришлось все окорока ему отдать, чтобы Терри отпустили…

Она слушала. Лицо ее оставалось все таким же прекрасным и спокойным, но Невилл не сомневался, что она все понимает.

Наконец она легко вздохнула, и Невилл опомнился. Было уже совсем поздно. Он потянулся к коробу и вдруг увидел, что тот наполнен до краев. Эта прекрасная эльфийская дева собрала для него малину, пока он тут жаловался на жизнь, как глупый доросток?

— Спасибо! — пробормотал он снова, и она улыбнулась:

— Как тебя зовут, отважный хоббит?

— Невилл. П-почему отважный?

— Ты же не побоялся прийти сюда? Послушай, этот малинник теперь знает тебя — я его попросила. Если тебе будет нужно, можешь прийти сюда снова.

— А ты? Ты придешь? — выпалил Невилл и тут же испугался, не обидел ли ее.

— У эльфа и у ветра не спрашивай ответа, — рассмеялась она, будто колокольчик прозвенел. — Получишь в ответ: где да, там и нет!

И исчезла, будто привиделась.

Варенье пришлось варить не в летней кухне, как обычно, а в зимней, глубоко в норе. Бабушка ворчала, но тут уж Невилл твердо настоял на своем: неужели она хочет, чтобы кто-то из Громадин учуял запах и потребовал отдать все им? Неужели он, Невилл, ходил в лес, чтобы накормить ее знаменитым вареньем этих мерзавцев?

Бабушка внимательно оглядела его, будто не сразу узнала, а потом кивнула. Он и сам себя не узнавал. Не зря в сказках говорили, что встреча с эльфами любого меняет. Точно — вот и Бильбо Бэггинс переменился после встречи с гномами и эльфами, да еще как! Когда Невилл вспомнил об этом, то сразу успокоился и даже начал прикидывать, сможет ли снова вырваться за ягодами, но не успел.

Рано утром всю Долгую Долину разбудил оглушительный звон. Колотили в медное било, подвешенное на дереве рядом с Большой поляной. Разумеется, все хоббиты повскакали с кроватей и, одевшись кое-как, бросились на звук. Такую тревогу объявляли, насколько знал Невилл, разве что из-за больших лесных пожаров.

Но сейчас никакого пожара не было — зато на Поляне их встречали Громадины в полном составе. Размахивая дубинками, топорами и прочими устрашающе огромными штуками, они заставили хоббитов выстроиться вокруг Поляны, а потом Дровосек затащил на середину что-то большое, обернутое в тряпку, и тряпку эту откинул.

Невилл вытянул шею, вглядываясь: на утоптанной земле лежал Крыс, с виду невредимый, но несомненно и бесповоротно мертвый.

Зубастый — кажется, он теперь был за главного, — посмотрел на хоббитов, как волк на кроликов, а потом задал единственный вопрос:

— Кто?

Невилл покосился на Громадин. После рассказов о волшебниках, которые способны были подслушивать мысли, даже думать о том, кто бы мог прикончить Крыса, было страшновато. Но не думать он не мог. Сам вид тела (пусть даже лишний раз смотреть на него Невилл не собирался) наводил на мысль, что Крыс мог помереть сам, от обжорства, например, или съесть какую-нибудь ядовитую ягоду — хоть волчье лыко, хоть паслен, а то и красавку. Да и грибы попадаются такие, что только ой. Другое дело, что от ягод или грибов так просто не помрешь, непременно помучаешься. Невилл вздохнул про себя — конечно, негоже было рассуждать о смерти живого существа вот так спокойно, но жалеть о Крысе он не мог. Как и о любом другом Громадине. Он вдруг задумался: а ведь, наверно, где-то есть место, где эти Громадины родились — не появились же они на свет, как тролли из камня, сразу огромными и мерзкими? Вот пусть бы там и жили! Додумать Невилл не успел, потому что, не дождавшись ответа, снова заговорил Зубастый:

— Чтоб через час виновный был назван! А не то хуже будет!

— Нам бы, сударь, узнать, где его, значит, нашли, — раздался дрожащий тенорок Слагхорна. — Да осмотреть бы, отчего он умер. А то, может, с ним удар случился или лихоманка какая, а нам отвечать!

— Эт-то кто сказал?

Слагхорн вышел вперед. Вид у него был бледный. Толстое брюхо, обтянутое когда-то цветастым, а сейчас изрядно выцветшим жилетом, заметно тряслось.

— Извольте видеть, — продолжал он, вцепившись обеими руками в узловатую трость. — Крови-то на нем нет! Да и ран незаметно! Вот если он у кого-то во дворе, скажем, или на улице…

К Зубастому подошли остальные Громадины и принялись шушукаться.

Шеймус, неведомо как оказавшийся рядом, тихонько ткнул Невилла в бок.

— За Городьбой нашли, — шепнул он почти беззвучно. Шеймус всегда был охоч до сплетен и первым узнавал обо всем, что творилось в Долине. Но как он проведал про Крыса, Невилл не мог взять в толк, пока приятель не подмигнул ему, показывая взглядом на Лаванду. — Я домой шел, а они его тащили. — И гордо добавил: — Хоть предупредить успел!

Невилл восхищенно покачал головой: значит, Слагхорн знал, о чем говорил! Другое дело, что Громадинам было без разницы, виноваты хоббиты или нет — чтобы лишний раз их прижать, годился любой повод. Но все равно, Шеймус не оплошал.

— Значит, так! — объявил между тем Зубастый. — Чтобы к сегодняшнему вечеру были головы списки: кто сколько и чего садит и собирает. И какая скотина во дворе имеется. А если не хотите, чтобы мы каждого десятого отправили куда следует, половину всего, что будет переписано, сдать… вон ему, — и указал на Кошатника. — И не думайте, что легко отделаетесь! Предводителю донесение отправлено, вот пришлет он Аспида разбираться, хвосты-то подожмете!

И, пока ошеломленные хоббиты осознавали, чем им грозит произошедшее, скомандовал:

— Разойдись! Чтобы через полчаса все были в поле!

* * *

Когда Невилл, еле волоча ноги, возвратился вечером домой, то обнаружил, что плетень повален, резная калитка годится разве что на дрова, а в парадной двери зияет изрядная прореха. Бабушка встретила его с большим половником в руке. На мгновение Невилл струсил, но тут же понял, что половник припасен вовсе не для него.

— Уж я им все сказала, — заявила бабушка. — И этому дураку старому, который тут блеял, тоже, что пока он себя ведет, как баран, его и будут гонять туда-сюда, а потом и вовсе зарежут!

— Бабушка! — ахнул Невилл. — Они ведь могли тебя…

— Так бы я им и позволила, — воинственно размахивая половником, заявила она — и вдруг, будто разом выдохшись, опустилась на стул. И даже за сердце схватилась. Но когда Невилл в ужасе подскочил, только махнула рукой: — Да что со мной сделается! Валерьяночки завари-ка…

В запасе у Невилла была не только валерьяночка. Уже несколько лет он заготавливал целебные растения, опасаясь за бабушкино здоровье. Собирал их, пробовал сочетать так и сяк, стараясь и пользы прибавить, и вкус сделать получше.

Пока Невилл уминал бутерброды, бабушка прихлебывала свой отвар и рассказывала:

— Да кто им все выложит — нашли дураков! В норы мерзавцам ходу нет, так что я им только два мешка овса отдала из дальней кладовой… Но только помяни мое слово: если они и отстанут, то ненадолго! Не угомонятся, пока все у нас не отберут. Здесь по-другому надо…

— А этот, — полушепотом спросил Невилл. — Аспид? Он правда приедет?

— Может, и приедет. Громадиной больше, Громадиной меньше — не важно, а в колдунство ихнее я не верю.

* * *

Хорошо было соглашаться с бабушкой, сидя в знакомой до мелочей кухне с кружкой дымящегося чая в руках.

Но когда на следующее утро Невилла опять разбудил оглушительный звон, он еле сумел оторвать голову от подушки. Все тело ломило после целого дня на солнцепеке: вчера им не разрешили даже перекусить, пока не был пройден последний ряд.

Трубочное зелье, как известно, полностью вырастает за сорок дней. Но прежде чем рассада попадет на поле, ее нужно вырастить из мелких, похожих на пыль семян, приучить к открытому воздуху, защитить от вредителей. В Долгой долине удавалось выращивать два урожая в год, и когда на одних полях приходила пора ломать листья, на другие можно было высаживать готовую рассаду. Так что Невиллу сегодня грозило работать даже не внаклон, а просто стоя на четвереньках. Он с трудом поднялся, плеснул в лицо водой и побрел на улицу. Соседи тоже не спешили уже бегом, как вчера, но брели как придется. Через десяток шагов Невилла нагнали Дин с Шеймусом: вид у них был куда бодрее. А ведь Шеймус наверняка опять полночи «провожал» на заднем дворе Лаванду!

— Может, опять кого прибили? — с надеждой поинтересовался Дин. Шеймус пожал плечами:

— Ну, не каждый же день такой праздник! Я не видел.

Громадины, появившись в Долгой долине, сразу облюбовали для себя «Дырявый котел» и только и делали, что гоняли взад-вперед хозяина трактира, старого Тома, требуя то пива, то еды и, разумеется, даже не думая платить. Ночевать там они не могли и приспособили под жилье большой амбар по соседству.

Ворота амбара сейчас были настежь распахнуты, по обе стороны от них вытянулись Красавчик и Ворон, а изнутри слышались голоса. Хоббиты, сбившись в кучу, опасливо вглядывались в темноту и даже отшатнулись, когда оттуда стремительно, как на крыльях, вынесся еще один Громадина — незнакомый.

Аспид! И действительно, если Крыс был толстый и для Громадины короткий, то этот оказался тощий и длинный, как змея. Длинные волосы, слипшиеся неопрятными сосульками, падали ему на плечи, злобное лицо казалось еще мрачнее из-за огромного носа. Носища просто! В глазах — и это было самое страшное — невозможно было различить зрачки, будто в голове у Аспида кто-то просверлил две дыры и оттуда на хоббитов смотрела тьма. Вдобавок и одет он был не как другие: длиннополое одеяние хлопало его по ногам при каждом шаге. Стервятник, какой-то, а не Аспид, размышлял Невилл — ровно до того момента, когда тот повернулся к Зубастому, бегущему за ним по пятам.

— А жрать зимой будешь тоже табак? — прошипел Аспид, так что у Невилла по спине побежали мурашки. — И сам выйдешь следующей весной на поле, когда эти, — он указал на хоббитов, — передохнут с голоду?

Зубастый отчаянно замотал головой.

— Повелитель узнает обо всем! — шипел Аспид. — Он слишком добр к вам, но я — я прослежу, чтобы все здесь делалось правильно. Чтобы вы работали, а не только жрали, и не тратили добро Повелителя направо и налево!

Хоббиты поразевали рты, а Аспид, развернувшись в их сторону, уставился своими черными зенками непонятно куда:

— Староста?

Кажется, на этот раз Слагхорна пришлось выталкивать вперед.

— Пойдешь со мной. А пока… — Аспид сделал два гигантских шага, остановившись прямо перед Невиллом, и тот затрясся, как заячий хвост.

— Ты! — длинный палец в каких-то желтых пятнах уперся ему в грудь: должно быть, Аспид почувствовал, как колотится у Невилла сердце, потому что гадко ухмыльнулся, показав желтые же кривые зубы. — И ты! — Палец указал поочередно еще на десяток молодых хоббитов, стоящих рядом. — В лес. Собирать все, что съедобно! Вечером сдавать!

— Как это в лес? — вякнул Ворон.

— Ну так заставь их сейчас посадить клубни! Проголодаешься — заставишь выкопать!

— Но ведь они сбегут! Здоровые такие! Может, сопляков послать?

Аспид крутнулся на месте и сгреб Ворона за воротник.

— Много тебе сопляки насобирают, а? А эти, — он пробежал взглядом по застывшим хоббитам, и Невиллу показалось, что на него Аспид смотрел особенно долго, — эти понимают уже, каково их старикам придется, если они сбегут. Да? — И вдруг притопнул ногой: — Бегом!

Невилл не помнил, как добрался до дома, как схватил короб и рванул к лесу — и очнулся только в знакомом малиннике. Неподалеку слышались голоса: Шеймус, Дин, Лаванда и Ханна, внучка кабатчика Тома, должно быть, обсуждали случившееся. Невиллу же больше всего хотелось забиться в самую чащу, чтобы никто не видел, как ему страшно. Аспид смотрел на него, смотрел прямо в глаза, и именно в этот миг Невилл не мог перестать думать о том, как он ходил в лес в прошлый раз, как разговаривал с эльфийской девой… А вдруг узнал? Что же теперь будет?

Он оглянулся. Кусты малины укрывали его со всех сторон, сплетались над ним, будто он сидел в шалаше.

— Приходи! — прошептал он в отчаянии. — Где ты?

Но отозвалась на его зов только какая-то птичка — пропела коротко и сорвалась с куста, хлопая крылышками.

* * *

Принимал собранное сам Аспид, собственной персоной.

Стоял в дверях сушильного сарая, закрывая их почти целиком: Невилл, который приходился Аспиду по пояс, мог видеть, как внутри за столами чистят грибы и перебирают ягоды и миссис Бут, и миссис Кэттермоул, и другие соседки.

— Что здесь? — проскрипело над головой.

Невилл молча выставил перед собой короб, полный доверху. Честно говоря, он и сам не знал, когда успел набрать столько, если почти половину времени просто просидел, обхватив руками колени и тупо глядя перед собой. Никакой эльфийской девы он, конечно, не дождался — да и не стала бы она появляться в лесу, где под каждым кустом наткнешься на хоббита! Но о малиннике сказала сущую правду: ветви сами склонялись над коробом, словно просили избавить их от груза, и ни одной ягодки не упало мимо. Бабушка бы обрадовалась! Аспид скривился, нагнувшись ниже.

— Отвратительно. Разве я сказал, что можно собирать неспелые ягоды?

От такой несправедливости у Невилла даже дух захватило. Он покосился на короб: малина лежала там ягодка к ягодке, отборная, душистая — на ярмарке такую можно было бы обменять… да на что угодно! А какое из нее может получиться варенье! Но этому уроду все не так. Невилл бросил ненавидящий взгляд на Аспида, который жевал ягоду с таким видом, будто ему скормили гнилой клубень.

— Это хорошая малина, — не удержался Невилл.

— Твое дело собирать, а не рассуждать, полурослик! Чтоб завтра было не меньше, а то!..

Этим вечером, несмотря ни на что, Невилл чувствовал себя куда лучше. Лес для него всегда был лучшим лекарством, уютнее он себя чувствовал разве что в собственном саду, но с некоторых пор времени покопаться там не оставалось совершенно. А вот переброситься десятком слов с Шеймусом и Дином сил хватило.

Они сидели на задах норы, там, где берег спускался к реке. Ни Шеймуса, ни Дина назавтра в лес не послали — отрядили развешивать табачные листья на просушку. Шеймус улыбался довольно: Лаванде, оказывается, тоже велено было туда явиться. Дин кивал головой, радуясь за друга, но смотрел невесело: все никак не мог забыть рыженькую девушку, встреченную прошлой весной на ярмарке в Северной Чети. Раньше он все надеялся, что сможет снова увидеть ее осенью, а теперь и надежда пропала.

— И ничего не пропала, — сам не зная как сказал Невилл. — Громадины — они, конечно, Громадины, но вот Крыс же помер!

— Ага, конечно, — протянул Шеймус. — Ты ему в миску отравы какой-нибудь, а потом не только тебя в Исправноры уволокут, но и еще половину деревни.

— Исправноры? Это еще что?

— Лаванда подслушала. Всех, кого увозят, туда сажают и заставляют камень дробить. Говорят, весь берег Брендивайна раскурочили, строят какую-то «фабрику».

— Зачем это?

— Да кто их разберет, этих Громадин? Радуйся, что завтра тебе опять в лес, а не у них под носом крутиться. Глаза бы не смотрели!

— А этот Аспид будто и в самом деле читает мысли, — подхватил Дин. — Как уставился на меня — я чуть не обделался, честное слово!

Обделался? Невилл вспомнил укромную полянку по дороге к малиннику, где видел невесть как занесенные к ним в лес узкие листочки кассии. Пожалуй, стоит нарвать побольше про запас.

— А Ханна про тебя спрашивала, — вдруг отвлекся от печальных мыслей Шеймус. — Лаванда сказала.

— Про меня?

— Да, гуляешь ты с кем-нибудь или нет. Так я передам, что нет? И завтра их сюда позову? — он виновато оглянулся на Дина, но тот покачал головой.

— Не смотри ты на меня! Если мне не везет, то пусть у остальных все получится!

— Но я… я не… — начал было Невилл — и умолк. Что он мог сказать? Что не нужно ему никаких девушек, пусть самых красивых? Но ведь эльфийская дева все равно не про него; да и он дурак, даже имени ее не спросил. Может, завтра?

* * *

На глазах у Громадин топать по улице с коробом за плечами и корзинкой с обедом в руках оказалось тем еще испытанием. Больше всего хотелось пуститься бегом, и даже сознание того, что никто его не может остановить, не помогало. И правильно — не успел он свернуть на дорожку, ведущую к городьбе, как услышал:

— А ну стой! Что у тебя там? — Кошатник навис над Невиллом и почти выхватил из рук корзинку. — Запрещенное к проносу имеется?

— Что имеется? — только и пискнул Невилл.

— Луки, стрелы, ножи и прочее оружие! Топоры тоже нельзя!

Огромная лапища зашарила в корзинке и извлекла на свет промасленный сверток.

— Проваливай! — скомандовал Кошатник, жадно обнюхивая сверток. Невилл понял, что не видать ему ни бабушкиных котлет, ни пирожков, но спорить не стал и припустил-таки к лесу.

Малинник встретил его прохладой и птичьим щебетом. Казалось, птицы заголосили громче, стоило Невиллу появиться возле знакомых кустов.

— Привет, — прошептал он, оглядываясь. Будь рядом кто-то еще, даже из своих, Невилл, пожалуй, смутился бы: не хватало только, чтобы его потом задразнили за то, что он говорит с кустами. — Посторожите минутку? Я сбегаю нарву здесь кое-что.

Конечно, было совсем нетрудно заготовить, а после и насушить листьев кассии. Да и подсыпать незаметно сероватого порошка в котел с похлебкой, которую ежедневно варила им лучшая повариха Долгой долины, Рози Кроттон, тоже представлялось не слишком сложной задачей. Но дальше-то что? А ну как Рози пошлют в эти, как их, — Исправноры, а вместе с ней и еще десяток-другой односельчан для острастки? Здесь Невиллу оставалось предполагать самое худшее. Однако же кассия могла пригодиться в любом случае. Он ловко и споро — бабушка удивилась бы, если бы увидела! — рвал невысокие стебли, усеянные мелкими желтоватыми цветочками, когда трава неподалеку зашевелилась и, переваливаясь с боку на бок, на поляну вышла жаба. Пожалуй, любой хоббит, кроме Невилла, вскочил бы с криком или просто предпочел бы отпихнуть уродливую тварь в сторону, чтобы не мешала. Отчего-то считалось, что брать жаб в руки нельзя ни в коем случае — покроешься бородавками, если не чем-нибудь похуже.

Любой, кроме Невилла.

— Эй, — сказал он, посмеиваясь над собой: мало того что с кустами поболтал, так теперь и с жабой беседует. — Ты чего здесь? Заблудилась?

Жаба остановилась и смотрела на Невилла так, будто понимала, что он ее не тронет. Глаза у нее были ярко-желтые, почти золотые, шкурка темно-зеленая с бурыми разводами. Удивительно, но жаба не казалась ни мокрой, ни скользкой: Невилл с трудом удержался, чтобы не погладить ее по спинке.

— Или просто вышла погулять?

Жаба квакнула — на удивление низким голосом.

— Так ты мальчик? — спросил Невилл и почти не удивился, услышав, что кваканье повторилось. — Здорово! Я слышал про говорящих собак и орлов, а вот про жаб... хотя ты и не говоришь... Слушай, — вдруг осенило его, — а это не она тебя послала? Та прекрасная дева? Хотя она скорее бы сделала своим посланцем какого-нибудь соловья или там жаворонка! Ну вот, — продолжал Невилл, — я все и собрал, теперь придется возвращаться в малинник. Рад был познакомиться!

Конечно, ноги у Невилла были куда длиннее, чем жабьи лапки, так что он заметил, что жаб догнал его, далеко не сразу, а заметив, не знал, радоваться ему или расстраиваться.

— Ну и что мне с тобой делать? — спросил он, ожидая в ответ закономерного «ква!», но вместо этого услышал знакомый голос, чистый и нежный:

— Кажется, ты ему понравился.

Он подскочил на месте, завертел головой. Пришла! Она в самом деле пришла и снова говорит с ним! От избытка чувств Невилл растерял все свои манеры и, вместо того чтобы поздороваться, выпалил:

— Понравился? Жабе? То есть я против жаб ничего не имею, — затараторил он, — я просто не знал, что им кто-то может нравиться, кроме других жаб, конечно... — и на этом, окончательно запутавшись, смутился и умолк.

— Не самой обычной, — спокойно ответила эльфийская дева, усаживаясь прямо на землю: колючие ветви посторонились, давая ей место. — Рядом с вашей долиной, отважный хоббит, живет множество существ, о которых вы понятия не имеете. Многие из них страшны и опасны, но есть создания мирные. Возможно, когда-то их предки уже имели дело с двуногими, и память сохранилась — вот они и тянутся к вам. Собаки, кошки, жабы вроде него, даже крысы иногда... Не нужно пренебрегать даром, даже если его ценность не сразу понятна.

— И что мне делать? — растерянно пробормотал Невилл.

— Взять его с собой, конечно.

— Но Аспид... — начал Невилл. — Да, ты же не знаешь! Помнишь, госпожа, я рассказывал тебе о Громадине по прозвищу Крыс? Так вот, он умер! Никто не знает, отчего, и потому из Мичел-Делвинга приехал разбираться еще один Громадина — Аспид! Крыс был просто мерзкий, а этот ужасно страшный, как взглянет — будто насквозь проткнет! А сам длинный, черный, с вот таким носом! Отправил меня в лес — теперь ягоды надо отдавать ему, а с табачного поля погнал всех на огороды и в амбары, мол, иначе Громадинам зимой есть будет нечего! В общем, Аспид! — закончил он, задохнувшись от собственного внезапного красноречия.

— Отправил в лес? Но разве тебе не нравится в лесу? — спросила она.

— Нравится! Но только если я сам сюда прихожу, потому что хочу или надо, а не когда всякие там распоряжаются!

— Так ты выбрал бы табачное поле?

Невилл непонимающе заморгал:

— Ну... нет, наверно, но все равно.

Жаб подковылял ближе и глядел в упор.

— Так что же мне с ним делать?

— Неужели никто никогда не говорил, что хочет дружить с тобой?

Невилл задумался. Приятели у него были, но лучшего друга, друга на всю жизнь, как рассказывают в сказках, — нет, не случилось. И тем меньше он мог представить, что в друзья ему просится жаба. Пусть даже не слишком обычная! В Долгой долине над ним и без того частенько подтрунивали — пусть незло, необидно: из-за бабушки, которая глаз с него не спускала, из-за огорода, в котором он пропадал дни напролет, из-за того, что купанью в речке или танцам до упаду в «Дырявом котле» он предпочитал возню с рассадой или одинокие прогулки по лесу… Сам Невилл ничего странного в этом не видел. В конце концов, сам знаменитый Гарри Поттер, который год назад неизвестно куда отправился вместе с друзьями, тоже слыл хоббитом не слишком компанейским. Но принести домой жабу? Которая, по уверению прекрасной эльфийской девы, выбрала его в качестве лучшего друга? Всему есть предел!

Он совсем уже решил сказать нет, но загляделся в глаза необыкновенного серебристо-голубого цвета и поймал себя на том, что лепечет:

— Ну конечно, я буду очень рад...

Она посмотрела серьезно и кивнула:

— Я могу попросить у этих кустов не сбрасывать ягоды. Но ненадолго, может быть, еще на один раз — потом у них появятся другие заботы, нужно будет готовиться к зимнему сну... Справишься с этим, отважный хоббит?

— Я Невилл, — напомнил он и наконец-то осмелился спросить: — А ты? Как твое имя?

— Если тебе нужно будет позвать меня, — сказала она, сразу и отвечая, и уходя от ответа, — достаточно прийти сюда и свистнуть — вот так!

Свистеть по-птичьи было совсем нетрудно, но лучше бы она все-таки сказала, думал Невилл, бредя вечером домой с тяжелым коробом и тяжелым сердцем. И тяжелым жабом в кармане. Уж его-то он мог назвать по собственному усмотрению и решал недолго, выбрав имя Тревор. Было в этом имени что-то, напоминавшее негромкое солидное кваканье.

Впрочем, разумность Тревора оказалась-таки сильно преувеличена. Кто, спрашивается, сказал ему, что вылезать из кармана нужно именно тогда, когда Невилл предстанет перед Аспидом, да еще и соберется объяснять, что сезон малины подходит к концу?

До сих пор Аспид слушал его, злобно скалясь и время от времени доставая из короба ягоду-другую. И нет бы просто съедал — так умудрялся сперва сдавить так, что брызгал алый сок и костлявые пальцы казались измазанными в крови.

Жалко было и ягод, и собственных трудов — просто до ужаса. Невиллу даже показалось, что в груди его что-то заворочалось, будто сердце не в силах было вынести подобного издевательства.

— А это еще что такое? — вдруг вопросил Аспид, тыча Невиллу прямо в грудь, туда, где опять что-то ворохнулось, и между пуговицами куртки показалась голова Тревора. — Что за тварь? Ядовитая? Где взял?

Мало того, Аспид еще и неожиданно проворно выхватил несчастную жабу из-за пазухи, почти не нагибаясь, и высоко ее поднял, держа за заднюю лапку. Тревор вяло трепыхался, а бедный Невилл мучительно пытался сочинить хоть что-нибудь в свое оправдание. Если соврать, что просто подобрал жабу в лесу, сам не зная зачем, Аспид, может, и поверит и попросту отбросит Тревора в сторону, и тот сможет спокойно уползти. Но... но прекрасная дева — он опять горько пожалел, что не спросил ее имени, — сказала, что такими дарами не разбрасываются! Что, если она обидится и больше не придет? Да и вообще — каким трусом надо быть, чтобы отказаться от того, кто тебе доверился?

— Это моя! — выкрикнул он. — И ничего она не ядовитая!

Аспид поднял Тревора выше, покрутил перед глазами. Густые брови, похожие на двух толстых волосатых гусениц, мрачно сдвинулись.

— Кое у кого, значит, хватает времени, чтобы ловить жаб вместо работы? Пожалуй, стоит прибавить тебе норму! Полтора короба, или...

— Нет! — Невилл сжал кулаки. Тревор по-прежнему болтался в воздухе, пучил глаза, но молчал. — Я хотел сказать, не получится полтора, малина-то кончается! Отходит!

— Кончается? Опять оправдания, хоббит? Лишь бы не работать? Раз уж ты такой любитель жаб и болот, думаю, полтора короба клюквы тебе как раз по силам. Или желаешь, чтобы твоя зверушка подождала тебя здесь?

— Нет, — поспешно проговорил Невилл. — Нет, я принесу, принесу!

— Забирай, — Аспид размахнулся, но тут позади послышался крик и визг, и из-за угла трактира выскочил Красавчик. В руках у него, извиваясь и выворачиваясь, бился сосед и приятель Невилла — Дин Томас.

У Невилла дух перехватило. Не помня себя, он совсем было наладился пнуть Красавчика в колено, но следом за ним, оглушительно топая, подскочили Кошатник и Зубастый.

— Поймал! — торжествующе заорал Красавчик. — Попался, мерзавец!

— Что такое? — Аспид, морщась, оглядел вся компанию.

— Вот! — Красавчик поднял Дина выше, держа за ногу: ни дать ни взять кривое отражение Аспида с жабой. Тот, кажется, тоже заметил сходство и поспешно опустил руку и разжал пальцы. Тревор плюхнулся в траву, а Невилл, встав на четвереньки, подхватил его и водворил за пазуху. — Поймал! Он, тварь, чего удумал: поперек дверей в амбаре веревочку натянул! Я вчера лоб расшиб, потом сегодня — смотрю, дело нечисто! Вот и засек! Ну, сейчас я ему… Где там у нас розги?

— Один? — ледяным голосом осведомился Аспид.

— Что один?

— Сомневаюсь, что у него не было сообщников. Наверняка сговорились, и если уж наказывать, то всех сразу. А лучше отправить на строительство.

Красавчик ощерился, показывая острые волчьи зубы, потом неохотно кивнул.

Аспид выждал некоторое время, а потом приказал:

— В погреб его, и поглубже. Посмотрят, как он там сидит голодом, — скорее передумают!

— А высечь? — заикнулся Кошатник.

— Успеем. Все понял? — рявкнул он, нависая над Невиллом. — Полтора короба, не то рядом сядешь!

Красавчик с Кошатником заржали, тыча беспомощного Дина пальцем в ребро.

— Посмотрим, кролик, как ты завтра заговоришь!

* * *

Не успел Невилл устроить Тревора в огороженном палисаднике и успокоить бабушку, как в оконную раму, затянутую навощенной кожей, влетел камушек.

— Ты здесь?

Шеймус перемахнул через ограду, помог перебраться Лаванде и Ханне — невысокой, светленькой, похожей на мышку. Разглядывать ее открыто Невилл стеснялся, да и не до того было.

— Вот же болван! — сокрушался Шеймус. — Нет бы мне сказать! Вместе бы что-нибудь поумнее придумали! Ты видел, куда его посадили? К Слагхорну в погреб, где он медовуху выдерживает! Может, пойти признаться? Пусть меня тоже посадят, хоть не в одиночку там…

— А что на него нашло? — спросил Невилл. Эта мысль с самого начала не давала ему покоя: узнай он, что веревку натянул Шеймус, не удивился бы — тот мигом взрывался от малейшей несправедливости. Дин был куда спокойнее.

— Я знаю, — пискнула Ханна. — Этот, в жилетке, хвастался, что в Хоббитоне целую семью мятежников арестовали, и все рыжие! Девчонку, сказал, пришлось особо поучить, чтобы кулаки не распускала. Вот он и решил…

— Говорю же, дурак! — Шеймус с досады врезал кулаком по стене. — И не помог никому, и себе хуже сделал… Нет, пойду хоть мозги ему вправлю!

— Не ходи! — всхлипнула Лаванда, вцепившись ему в рукав. — А я как же?

Ханна поглядела на Невилла, будто именно он должен был что-нибудь придумать. Будто и она, и вся Долгая долина висели сейчас над бездной, а великан, который их держал, мог вот-вот разжать пальцы.

— Слагхорн! — пробормотал Невилл. — Может, пойти к нему, спросить, нет ли второго выхода?

Ханна покачала головой:

— Испугается. На него же первым делом подумают, если что. И вообще… дедушка видел, Громадины ему какие-то сладости давали в обмен на медовуху, и он брал!

— А к кому еще?

— К тете… к тете Сибилле, — всхлипнула Лаванда, промокая глаза кружевным платочком.

— К кому?! Да она же…

Среди хоббитов чудаков никогда не жаловали — вот и о Лавандиной тетке Сибилле, которая вечно хвасталась, что видит будущее, чего только не болтали! Тем более что предсказания ее сводились всегда к одному и тому же: сегодня плохо, а завтра будет еще хуже! Достоинств за Сибиллой признавали ровно два: никто не умел так заваривать чай, как она, и ставить крепкое ягодное вино. Употреблением этого вина и объясняли обычно ее странности.

— Она вино там хранит, у Слагхорна… Он сладкое любит, так она ему отдает бутылку с каждого урожая.

— Узнаешь у нее? — спросил Невилл. — Сейчас?

— И я, — вызвалась Ханна. — Вдвоем не так страшно.

— Говорил я тебе — влюбилась, — заявил Шеймус, стоило девчонкам скрыться из виду. — Не теряйся, лови момент!

Невилл только покачал головой. На улице было совсем темно, завтра предстояло ползать по болоту, бабушка за стенкой покашливала многозначительно, напоминая, что гостям пора и честь знать… Словом, ему нашлось, о чем подумать, кроме сердечных дел. Да и еще и эльфийская дева — не зря же она разрешила звать ее на помощь! Если, скажем, вызволить Дина и привести к ней, согласится ли она его спрятать? Или хотя бы проводить в другую Четь, где не станут искать?

— Надо было с ними пойти, — тревожно пробормотал Шеймус, прислушиваясь, — и тут по тропинке застучали шаги.

На этот раз Лаванда сама перемахнула изгородь. Ханны с ней не было.

— Что?!

— Сбежали! — выдохнула она. — Обратно шли, а Громадины из трактира вывалились — и за нами! Хотели, чтобы мы с ними выпили, ужас какой! Спасибо, Том услышал, на Ханну накричал и домой погнал. А пока кричал, я убежала! И мы все узнали!

Вид у Лаванды был испуганный, но и отчаянный тоже. Глаза горели, кулаки сжимались — хоть сейчас в драку!

— Там снаружи не открыть, только изнутри: на две нижние пустые бутыли нажать одновременно, и будет проход к реке! Я покажу, где! Только как же Дину передать?

Невилл уставился в окно, будто ждал, что оттуда подскажут ответ, но за окном был только Тревор: он то замирал, то выбрасывал длинный язык, охотясь на комаров.

— Понял!

* * *

У двери в погреб сидел Кошатник. Невилл не слишком интересовался, кто у Громадин главный, а кто нет — только про Аспида было известно наверняка, но сейчас вдруг подумал, что после смерти Крыса Кошатник оказался самым забитым. Но забитый или нет, он все равно оставался Громадиной. Огромная дубина лежала рядом с ним на земле, а за пояс был заткнут большой, просто гигантский кнут, которым любого хоббита можно было пополам перешибить.

Невилл вытащил из-за пазухи Тревора, посадил в траву и подтолкнул вперед:

— Прости, друг. Не подведи!

Тревор квакнул, взглянул на Невилла золотыми круглыми глазами и внезапно прыгнул! И еще, и еще! Невилл следил за ним, сжав зубы: вот сейчас Тревор должен был поравняться с Кошатником, а тот — заметить его, и тогда… Но в нужный момент Кошатник вдруг извлек из кармана здоровенный шмат ветчины и сунул в рот. Тревор остановился, подождал и вдруг громко, басовито квакнул. Кошатник вздрогнул и подавился. Заколотил себя кулаками в грудь, заперхал, согнувшись, и тут-то Невилл выскочил вперед.

— Стой! — завопил он. Тревор, будто сообразив, что от него требуется, припустил по дорожке со всех своих коротких лапок. Сзади надрывно кашлял Кошатник, и Невилл, не позволяя себе оборачиваться, только представлял, как, пользуясь возникшим переполохом, к двери в погреб подбирается Шеймус, как швыряет внутрь кремень, обернутый обрывком бумаги.

— Стой! — завопил за спиной прокашлявшийся наконец Кошатник.

Невилл сцапал Тревора, обернулся и застыл.

— Ты чего здесь?

— Жаба! Убежала от меня, а я ловил!

— Что еще за?..

— Господин Аспид жабу разрешил! — заявил Невилл. Сердце колотилось где-то в пятках. — Чтобы я завтра ягоды на болоте собирал!

— Аспид… — проворчал Кошатник, злобно зыркнул еще раз и махнул рукой: — Проваливай!

Невилл попятился, потом побежал — не домой, а проулком к реке, туда, где, по словам Лаванды, заканчивался тайный ход из погреба.

Шеймус ждал его.

— Ну ты даешь! «Аспид разрешил!» — передразнил он. Оба умостились в яме под корнями старой плакучей ивы. Тревор копошился за пазухой, и Невилл мысленно пообещал ему самых вкусных личинок, каких только сможет наловить. Время тянулось, клонило в сон, и тихие шаги над самой головой едва не заставили хоббитов подпрыгнуть.

Невилл подтянулся, выглянул: высоченная черная фигура брела по берегу, наклоняясь над рекой, словно высматривая что-то в воде. Аспид! Но не мог же он догадаться, что они задумали? Откуда бы? Или о побеге Дина уже узнали? Тогда где же он?

Невилл нырнул обратно в яму, схватил за руку Шеймуса, который тоже решил было высунуться.

Шаги прошуршали совсем близко, послышалось тяжелое дыхание, но потом звуки начали удаляться.

Вдруг под ногами у них земля зашевелилась, посыпалась, обнажая деревянную крышку. Оба ухватились за край, позабыв, что снаружи ее открыть невозможно, но крышка подалась вперед, поднялась — и из темноты показалась замурзанная физиономия Дина.

— Скорее!

Задворками все трое рванули к дому Лонгботтомов, скатились вниз, к отнорку, ведущему в лес.

— Теперь куда?

— Я отведу, — сказал Невилл и поднял руку, останавливая Шеймуса, собравшегося, похоже, идти с ними. — Кому-то придется остаться. Чтобы знать, что творится, понимаешь? Я завтра вечером вернусь, уже с ягодами. Если что, скажешь бабушке?

Шеймус открыл было рот, но так ничего и не возразил. Кивнул.

* * *

В другое время ночной лес напугал бы Невилла до мурашек. Он отлично помнил, как эльфийская дева рассказывала ему про страшилищ, живущих по соседству, но сейчас самыми опасными тварями казались Громадины.

— Куда мы идем? — выдохнул Дин, едва понял, что Долгая долина осталась позади.

— Не знаю. У меня здесь одна знакомая, я ее попрошу тебя спрятать… но подождать придется, наверно. Может, и до утра… Эх, дурак я, даже поесть ничего не прихватил, а ты ведь голодный!

— Я прихватил, — тихо рассмеялся Дин, хлопая себя по карману. В кармане забулькало. — Медовуха!

Малинник в темноте тоже представлялся сказочными зарослями.

Невилл свистнул, чувствуя себя последним болваном, не подозревающим, что птицы по ночам спят. На всякий случай повторил, а потом уселся под куст ждать.

Осень, хоть и ранняя, давала о себе знать: штаны промокли от холодной ночной росы, ужасно хотелось развести костер, но приходилось терпеть. Невилл и медовухи себе позволил не больше двух глотков — не то что Дин, выхлебавший половину бутылки и уснувший почти мгновенно.

— Ты звал меня, хоббит?

Ночью этот голос тоже звучал по-другому: ниже, таинственнее. Светильник в руке обливал эльфийскую деву серебряным сиянием, и казалось, что волосы и платье светятся сами по себе.

—Я… — Невилл отвел глаза, — я… да, звал. Прошу, помоги нам! Мой товарищ — его ищут, прошу тебя, спрячь или отведи его куда-нибудь на время! Мы… — и, спотыкаясь на каждом слове, он принялся рассказывать про рыжую девушку, натянутую поперек двери веревку, Красавчика и Кошатника. — И Аспид велел его запереть до утра. И меня грозился запереть, и Тревора забрать, если еще больше ягод не принесу!

Тут он прервался, потому что сказанное стало все больше напоминать жалобы, а не просьбу.

— А что станешь делать ты? — спросила она.

— Обратно пойду. Или до утра здесь просижу — все равно ведь завтра возвращаться. Да, — вдруг вспомнил он, — Аспид еще ходил вдоль реки, высматривал, наверно, не хочет ли кто сбежать! Едва нас не заметил!

— Едва не заметил? — рассеянно повторила она. — И посадил твоего друга в погреб вместо того чтобы побить?

— Вместо порки, — закивал Невилл. — Вот таким кнутом, я сам видел! И меня отправил за клюквой, раз малины больше нет!

— И в самом деле жестоко, — она склонила голову, разглядывая Невилла. — Ты очень храбр, хоббит, но еще не слишком зорок. Попробуй посмотреть глубже. В прошлый раз ты рассказывал мне про другого человека…

— Человека? А, Громадину! Да, про Крыса, и он…

Невилл взглянул на нее: прекрасное лицо казалось одновременно и юным, и неизмеримо древним, суровым и непреклонным при всей легкости. Значит, рассказал про Крыса, и на другой день того нашли…

— Крыс был здесь? В лесу? И что с ним случилось?

Вопросы вырвались будто сами по себе; Невилл испугался, что они могут оскорбить ее, но она лишь спросила:

— Ты хотел бы, чтобы и с Аспидом случилось что-то?

— С ними со всеми! — едва не выкрикнул Невилл. — Пусть убираются, откуда пришли!

— Так убираются — или?.. Впрочем, осталось недолго, отважный хоббит. Жди вестей с севера!

— Ты что-то знаешь? Что? И почему помогаешь мне? Почему ты здесь?

— Потому что мой корабль еще не готов к отплытию, — ответила она, протягивая руку и касаясь его щеки. — Или уже уплыл, а я заблудилась по дороге в Гавань и отстала… может быть, лишь для того, чтобы познакомиться с тобой. Ведь если бы не наша встреча, ходить тебе в штанах с заплатой!

И она рассмеялась — коротко и горько, будто у колокольчика внезапно прижали язычок.

* * *

Когда на следующий вечер Невилл, пыхтя и отдуваясь, приволок к «Дырявому котлу» кроме короба еще и большую корзину ягод, встретил его вовсе не Аспид.

У дверей, опираясь спиной о стену, стоял Зубастый.

— Клюква? — процедил он. — В амбар.

— А завтра сколько нести?

— Нисколько. Увижу, что наладился наружу, — урою!

— Но Аспид… — начал Невилл, надеясь, что волшебное слово поможет.

— Пшел вон! — рыкнул Зубастый, взмахнув дубиной.

Бабушка выслушала сбивчивые объяснения на удивление молча, поджав губы и вытирая руки о фартук.

— Фрэнк Брайс помер, — сказала она наконец. — Говорят, удар хватил. Знаем мы такие удары!

— Громадины? — пробормотал Невилл, чувствуя, как по спине пробежала дрожь. — Кто?

— Поди знай. По голове огрели — много ли старому надо? А узнали вот только, он же бобылем жил, не знался ни с кем. Берта Джоркинс нашла — ей бы только болтать. Доболтается!

Огрели? Дубины носили Зубастый и Ворон, остальные Громадины ходили кто с чем. Может, вчера он и задумался бы, кто ударил несчастного Фрэнка, но не сегодня. Гнев переливался через край, а слова о том, что ждать осталось недолго, только подбавляли жара. Все они виноваты! Все до одного! И первым делом… Он представил себе Аспида — страшного, черного, зловещего… Прогнавшего хоббитов с табачного поля на уборку клубней и на сбор ягод в лесу. С работы под открытым небом — в амбары и огороды, где в любой момент можно спрятаться, что от палящего солнца, что от дождя, что от надсмотрщиков. Не позволившего никого отправить в Исправноры за смерть Крыса. Остановившего кнут, уже занесенный над Дином. Не заметившего двух хоббитов у корней ивы. «И в самом деле жестоко…» Но… Но не могло же случиться так, что Аспид делал это нарочно? Ведь он Громадина, все они одинаковы!

У Невилла даже голова заболела. Нужно было срочно посоветоваться — с кем угодно. Жаль, что той единственной, с кем ему сильнее всего хотелось поговорить, рядом не было, да и вообще… Кстати же, вдруг подумал он, Аспида тоже сегодня не было! Он-то куда делся? Или забрел в лес, и его, как Крыса…

Шеймус с Лавандой отыскались на заднем дворе у Браунов. Увидев Невилла, они отскочили друг от друга и чинно уселись на бревно на расстоянии фута, не меньше.

— Ну что, отвел Дина? — спросил Шеймус, обеими руками приглаживая волосы. — Про Брайса слыхал уже? И вообще, не нравится мне все это!

— А кому нравится?

— Нет, ты не понял. У них сегодня что-то странное творится. К Аспиду с утра прилетел ворон, в смысле, настоящий ворон, птица, — и он быстренько куда-то убрался. А эти… они Аспида боялись, а стоило ему уйти — кот из дому, мыши в пляс. — Он невесело усмехнулся. — Только вот достается нам от этих мышей. Не думал, что скажу, но уж лучше пусть Аспид наорет, чем вон как Фрэнка, по голове. Про Дина-то, — прибавил он шепотом, — похоже, вообще забыли! Сидят сейчас пьют.

— Думаешь, забыли? — Невилл покачал головой. — Так, выходит, Зубастый там уже пьяный стоял? Мне кажется, надо пойти посмотреть… Как бы они вправду чего не выкинули!

Шеймус нахмурился.

— Надо еще кого-нибудь позвать. Лав-Лав, а ты иди домой и запрись хорошенько. Действительно, мало ли что?

— И ничего не запрусь! — Лаванда вскочила, уперев руки в боки. — Чем я хуже? С вами пойду!

— Я тебе сказал!..

Дослушивать их Невилл не собирался, двинулся к трактиру, соображая, кого же еще кликнуть на помощь. Что-то будто гнало его вперед — может быть, слова о том, что ждать осталось недолго? Постучал, в конце концов, в дома, мимо которых проходил — к Корнерам, к Бутам, — собрался уже завернуть в переулок к Диггори, но не успел.

Громадины частенько — до появления Аспида, конечно, — собачились друг с другом. Вот и сейчас все что-то выкрикивали наперебой. Невилл подумал, что, может, оно и к лучшему: пусть друг другу хоть горло перегрызут!

По поляне метались огромные тени. Собрались Громадины возле лаза в погреб, где вчера заперли Дина, — и это было хуже всего.

— Медовухи давай! — орал Зубастый. — Я кому сказал!

— Господин Аспид не велел, — дрожащим голосом отвечал ему Слагхорн. — Сказал, что вернется и…

— Вот вернется — и будем разбираться, а пока открывай! А-а-а, — вдруг выдохнул он, хватая Слагхорна за грудки и отбрасывая прочь, а потом саданув дубиной по деревянному люку. — Эй ты!

«Эй ты» — толстяк Паркинсон, который не успел вовремя смыться, — подошел на подгибающихся ногах.

— Медовухи! — снова заорал Зубастый, и остальные Громадины поддержали его дружным хором. — Лезь! Тащи всю, сколько есть!

— И этого, который там сидит! — визгливо выкрикнул Кошатник. — Щас мы ему врежем за вчерашнее!

— Я не… не…

— Кому сказал, лезь!

Невилл оглянулся. Вокруг не было ничего хоть отдаленно похожего на оружие — разве что рядом с Красавчиком, уже успевшим захрапеть прямо у стены трактира, валялся нож.

— Здесь нет никого, — раздалось из погреба.

— Как так нет?

Кошатник встал на четвереньки, ткнул в отверстие факелом, наклоняя голову, чтобы рассмотреть, — и вдруг выпрямился:

— Сбежал! Сбежал, сволочь!

— Ну все, кролики, — процедил Зубастый, — щас вы у нас попрыгаете!

Сзади кто-то испуганно охнул. Невилл обернулся: оказывается, у него за спиной столпилось уже десятка два хоббитов. Похоже, Шеймус тоже успел кого-то предупредить. Но дальше, окружив их со всех сторон, поляну обступили Громадины.

— Ну, кого первого?

Невилл шагнул было вперед, но Ворон уже нагнулся и ухватил пухленькую Панси, дочь Паркинсона, — должно быть, она пришла сюда следом за отцом.

— Да хоть бы и эту! А кому мы сейчас надерем задницу? — мерзко захихикал он, задирая вышитую юбку. Панси завизжала и забарахталась. Ее отец, до сих пор не выбравшийся из погреба, завопил:

— Это не она, не она! Вот этих хватайте! — указывая на Шеймуса и Невилла.

Больше Невилл терпеть не мог. Пусть он так и не добрался до ножа, но вокруг валялось немало камней и не родился еще тот хоббит, который не умеет метко бросать камни.

Первый его снаряд угодил Ворону в лоб. Тот вскрикнул, выпустил добычу, а Невилл уже наклонялся за следующим. Рядом просвистел еще один камень, и еще — краем глаза Невилл заметил, что даже Лаванда не отставала. Если бы еще их поддержали остальные хоббиты — ведь должны были они услышать, что на поляне происходит неладное! Громадины уже опомнились. Терри Бут вскрикнул, получив по спине хлыстом. Седрика Диггори настиг удар дубины. Невилл увидел, как Зубастый пинком сшибает с ног Лаванду, кинулся ей на помощь — и вдруг, останавливая побоище, над поляной разнесся знакомый ледяной голос:

— Что здесь происходит?

— Аспид! — выдохнул кто-то, и Невилл, сам не понимая почему, вдруг почувствовал, что еще не все потеряно.

— Наказываем, — осклабился Зубастый. — Вчерашний-то, которого посадили, сбежал, вот и учим остальных, чтоб знали!

— Отставить, — без всякого выражения произнес Аспид. — Предводитель объявил отступление. Всем собраться и построиться.

— Чего?! — пьяный Красавчик заворочался, пытаясь подняться: то ли получил как следует, то ли так и проспал все на свете. — Как это отступать?

— Быстро, — последовал ответ.

— Брешешь!

Аспид пожал плечами, окидывая взглядом всех, кто стоял, сидел или лежал на поляне: Невилл ощутил его взгляд, как удар. И словно в ответ из-за деревьев вылетела огромная каменная глыба и с жутким грохотом ударилась в крышку погреба, разнеся ее в щепки. Сейчас же, закрываясь руками, закричала Лаванда: должно быть, один из осколков попал ей в лицо.

— Все вон, — прошипел Аспид, глядя на Невилла. — И не высовываться.

Не высовываться? Ну уж нет! Если Громадины собираются отступать, то он, Невилл, будет среди тех, кто заставит их скорее убраться из Шира! К счастью, Громадинам было уже не до них. Невилл оглянулся.

Рядом Ханна — и откуда только взялась? — помогала Лаванде подняться, Паркинсоны, держась за руки, со всех ног удирали прочь, кто-то поддерживал Терри, уносил с поляны бесчувственного Седрика… Но и тот десяток хоббитов Долгой долины, что еще держался на ногах, был кое на что способен.

— За мной, — скомандовал Невилл, понятия не имея, услышит ли его кто-нибудь. — Вдоль дороги, по кустам! И камней соберите!

Они еще успели укрыться в зарослях на холме, одном из тех, что окружали Долину, — а с севера уже надвигалось вражеское войско. Невилл и не думал, что Громадин в Шире так много! Впереди ехала огромная штука, похожая на поставленную на колеса деревянную ложку — такую мог удержать в руке разве что горный великан. Трое Громадин толкали ее, еще двое суетились рядом, закладывая в ложку тяжеленный даже на вид камень — точно такой же недавно залетел к ним на поляну. Шеймус замахнулся, но Невилл перехватил его руку.

— Хочешь, чтобы нас сразу выловили? Надо проследить.

— Стой! — выкрикнул кто-то. — Катапульту к бою!

Деревянную штуку остановили и начали разворачивать. Громадины вокруг нее выстроились в ряд: в руках у них были не дубины или топоры, а настоящие боевые мечи и секиры.

— Сдавайтесь! — раздался еще один голос, на этот раз без сомнения принадлежавший хоббиту. — Если вы ничем не провинились перед народом Шира, вам позволят уйти, как только будет восстановлено все, что вы разрушили!

— Пли! — заорали вместо ответа, и гигантская ложка встала стоймя, выталкивая снаряд.

— Давай! — шепотом приказал Невилл. В Громадин полетели камни, кто-то рванулся к кустам — его встретили еще одним градом камней.

Откуда-то вынырнула Ханна: в руках у нее была праща, на боку — сумка с булыжниками. Еще удивительнее оказалось то, что за Ханной следовала Панси, тоже с пращой. Невилл отвлекся всего на миг, а когда повернулся, на дороге и около уже кипела битва. Нужно было как можно скорее обезвредить ложку: ее защищали сразу несколько Громадин, и огромные глыбы летели во все стороны одна за другой.

— Прикроешь?

Ханна кивнула, и Невилл ползком двинулся вперед, не слишком хорошо представляя, что собирается делать. Вот если бы он догадался захватить с собой хоть что-нибудь острое: нож, тяпку, хотя бы садовую лопатку! Он огляделся — и вдруг прямо рядом с ним, сминая кусты, рухнул один из Громадин, должно быть, получивший удар мечом или стрелой. Кровь хлынула на землю. Невилл шарахнулся: огромное, заросшее бородой лицо оказалось совсем рядом, его искажала гримаса боли, из раззявленного рта текла слюна. Невилл сглотнул, заставив себя отвернуться и заняться делом. Громадина дергался и корчился, добраться до его пояса никак не удавалось. В отчаянии Невилл приподнялся, высунул голову из кустов — и увидел гигантскую ложку прямо над собой. У ее подножья валялся еще один Громадина, и еще один копошился рядом. Невозможно было с первого взгляда не узнать черные патлы, нос, похожий на клюв, и длинный плащ. Аспид! Если он сейчас выстрелит…

Но вместо выстрела раздался глухой удар: Невилл, позабыв об опасности, подобрался еще ближе — и замер: Аспид мечом рубил веревки, удерживающие ложку. Значит, все-таки он…

Додумать Невилл не успел — выбрал самый тяжелый камень, какой у него был, и что было сил, уже не скрываясь, принялся молотить по колесам. Аспид мельком взглянул на него, рубанул в последний раз и, бросив еще один непроницаемый взгляд, устремился туда, где шел бой. Вслед ему из кустов полетел камень. Невилл заорал:

— Не трогать! — и бросился бежать следом.

Он поднырнул под ноги одного из Громадин, пнул другого, третьему саданул камнем по колену — и обнаружил, что внезапно стало тихо. Все — и хоббиты, которых оказалось гораздо больше, чем врагов, — и Громадины вдруг замерли, как заколдованные. Взгляды их были направлены в одну сторону, и Невилл смог с трудом, словно сквозь толщу воды, разглядеть на дороге двоих: очень высокого, совершенно лысого Громадину с посохом в руке и напротив него — молодого темноволосого хоббита в чужеземной одежде.

— Сейчас ты умрешь, — прошипел лысый Громадина. Кожа у него на голом черепе отливала серым, будто у тролля, а носа вовсе не было. — Видишь, я могу повелевать всеми, и я могу убить тебя и уйти, Гарри Поттер!

Гарри Поттер! Тот самый! У Невилла перехватило дух. Может, других этот серый действительно заставил замереть, но Невилл пошевелился, пусть и не сразу. Еще один камень удобно лег ему в ладонь.

— Ты не сможешь убить меня, — снова заговорил темноволосый хоббит. — А я мог бы, но не стану.

— Еще скажи, что простишь меня и отпустишь, и всех моих мерзавцев тоже, после того как они разорили твой уютный Шир. Я так хотел, чтобы ты вернулся на развалины родного дома, хоббит! Жаль, что не успел сделать больше!

— И мне жаль, Том, — ведь ты мог бы стать великим, если бы направил свои силы на другое. И я действительно мог бы простить тебя даже сейчас, если бы ты искренне раскаялся и признал свою вину и постарался бы восстановить все, что уничтожил.

— Не верю, — просвистел серокожий. — Я убью тебя!

— Не сможешь, — спокойно сказал Гарри Поттер. — У тебя больше нет ни зрячих камней, ни волшебных колец. Даже посох твой — и тот перестал быть волшебным. Ты лишен силы, Предводитель!

— Лишен?

Громадина что было сил ударил посохом о землю: посох хрустнул и переломился.

— Вот видишь.

— Будь ты проклят! — выплюнул Громадина. — Когда мы встретимся в следующий раз…

Он повернулся и сделал шаг, и Невилл, к которому серокожий теперь стоял лицом, вдруг увидел, как в руке у того что-то блеснуло, и изо всех сил запустил в него камнем. Но другой успел раньше. Взметнулся черный плащ, раздался свист — лысый Громадина повалился на землю. Из горла у него торчала рукоятка ножа.

— Аспид! — закричал кто-то. — Это Аспид! Хватай его!

Невилл бросился вперед, встал, раскинув руки.

— Не троньте! Он… он… нам помогал! Честное слово!

Гарри Поттер, склонившийся над телом серокожего, выпрямился и подошел ближе.

— Помогал? Я слышал совсем другое…

Невилл поспешно закивал.

— Я точно знаю! От эльфов!

Гарри вздохнул.

— Как тебя зовут? Думаю, нам нужно поговорить.

Невилл обвел взглядом холм: битва была окончена, Громадины, лишившись Предводителя, будто разом потеряли способность сопротивляться; их вязали и отводили в сторону. Из долины уже спешили соседи и друзья — он различил и Шеймуса, и Ханну, и даже бабушку.

— Невилл, — сказал он наконец. — Невилл Лонгботтом.

Эпилог

Когда король Арагорн и королева Арвен навестили Шир, объявленный ими свободной землей, на встречу с ними было приглашено множество хоббитов, так или иначе отличившихся в годы войны и мира. Невилл Лонгботтом из Долгой долины оказался среди приглашенных: в качестве дара он приготовил кожаный мешок с лучшим табаком для короля и горшочек самого вкусного малинового варенья для королевы. Малину он нарвал собственноручно с куста, некогда благословленного эльфийской девой, имени которой он так и не узнал, потому что больше ни разу ее не видел. Последний раз он слышал о ней от Дина Томаса, его соседа: эльфийка отвела того в Хоббитон, где Гарри Поттер, только что возвратившийся из странствий, собирал ополчение.

Не встречался он больше и с Аспидом, хотя прочие Громадины попадались ему на глаза, когда возили камни для починки дорог или сгребали песок, возвращая реку в прежнее русло.

Нельзя сказать, что он часто думал об этом. Слишком много дел накопилось за те месяцы, когда Шир был осквернен, слишком часто к нему приходили за советом или с просьбой. Но когда однажды летом жители Долгой долины попросили его стать ширрифом, Невилл отказался. Слишком многих забот требовал новый сорт табака, слишком часто бабушка напоминала, что варенья можно запасти и побольше, слишком хотелось просто бродить по лесу с Тревором в кармане, благо тот умел слушать, не задавая лишних вопросов, — а если при этом Невилл еще насвистывал по-птичьи, то что с того?

А дальше подоспела свадьба Шеймуса и Лаванды, и Дин отыскал свою рыженькую, и все они раз за разом намекали, что и Невиллу пора бы обзавестись семьей; только Ханна при этих разговорах молчала и отводила глаза.

Словом, поменять обстановку оказалось как нельзя кстати.

В свой черед он предстал перед Королем и Королевой, и Гарри Поттер, ставший ему хорошим приятелем, представил:

— Невилл Лонгботтом из Долгой долины!

Король Арагорн кивнул ему, принимая подарок, а потом обернулся к свите — высоким воинам в блестящих доспехах. Некоторые из них носили на шлемах звезду о множестве лучей, а поверх доспехов — серые неброские плащи.

— Северус, не об этом ли хоббите ты мне рассказывал?

Один из воинов приблизился и поклонился, знакомо сдвигая густые брови. У Невилла глаза полезли на лоб.

— Об этом, государь, — раздался знакомый холодный голос. — Я и так-то от хоббитов не в восторге, но такого тупого надо было еще поискать! И не вздумай курить табак, который он преподнес: неизвестно, что там могло вырасти! Малина во всяком случае безопасна.

Невилл поклонился, как учила его бабушка, изо всех сил стараясь не рассмеяться, — и ничуть не удивился, когда все-таки услышал смех. Смеялись и король, и королева — все, кроме воина, с честью выполнившего когда-то не самый легкий приказ и теперь хмуро взиравшего на общее веселье. А из-за трона королевы Арвен тоже зазвучал смех — точно зазвенел колокольчик, и Невилл, увидев наконец необыкновенные глаза и серебряные косы той, о ком не смел даже мечтать все эти годы, почувствовал, что теперь-то совершенно счастлив.