Под крышей Кингс-кросс (джен)

Ещё вчера было теплое лето, а уже сегодня с утра оно сменилось на осень — золотую и ясную, будто воздух специально очистили от всех примесей, а деревья щедро побрызгали яркой краской из баллончика.

Впрочем, так было только за городом, возле Норы. По мере того, как машина всё дальше и глубже въезжала в город, воздух становился всё менее прозрачным и свежим, листья — тусклее и жёстче на вид, а шум и столпотворение за окнами будто проникали внутрь их маленького личного транспорта. Впрочем, не такого уж и маленького, всё же в него помещалась вся семья теперь уже не самого младшего Уизли вместе с детьми.

Сегодня умницу Розу отправляли учиться в Хогвартс, и это был поистине волнительный день: Рон, только недавно получивший права, всю дорогу напевал дурацкие песенки (эта привычка появилась у него с годами — в моменты волнения он сразу вспоминал весь репертуар какой-то древней магловской группы, которую его отец давал ему прослушать в далеком детстве на стареньком проигрывателе), а к моменту, когда они приехали к Кингс-кросс, он сначала едва не свернул не на ту улицу, а потом долго не мог припарковаться возле вокзальной площади.

Гермиона чуть усмехнулась про себя, когда поняла, как она подумала об этих несчастных исполнителях, которых так фальшиво перепевал её муж почти всю дорогу — магловская группа... А ведь когда-то... ладно.

Они дружно выгрузились из машины, сложили вещи в стоящую неподалеку тележку и весело отправились в путь по направлению к нужной платформе. Роза совершенно не волновалась, она жаждала этой поездки и начала учёбы, потому что была любознательной и активной девочкой: с самого раннего детства Гермиона видела в ней эту неистребимую тягу к новому и непознанному и с каждым прожитым годом всё больше узнавала в дочери саму себя. Сейчас она держала дочь за руку, чувствовала, как та едва ли не выдёргивает пальцы из её ладони, так ей хочется побыстрее убежать вперед, и понимала, что сейчас переживает и боится грядущего события больше Розы — не как Гермиона, а как мама Розы.

Рон шёл первым, толкая впереди себя тележку с сундуком, клеткой и младшим сыном, сидящим сверху сундука. Он был сосредоточен, не как обычно аккуратно объезжал медленно ползущих пассажиров и был весь вовлечен в процесс: у него была цель добраться до нужной стены как можно быстрее, и он следовал этой цели. Именно из-за своей сосредоточенности Рон, вероятно, и не обратил внимание на то, что увидела Гермиона. Точнее — на того, кого она увидела.

Возле входа на платформу металась женщина. Она именно что металась, настолько ошарашенными были её глаза, настолько нервно подрагивали тонкие губы, да и все её тело просто кричало и просило о помощи. Гермиона физически ощутила исходящее от женщины отчаяние и автоматически замедлила шаг, чем не замедлила воспользоваться Роза: она выскользнула из руки матери и молниеносно юркнула к широко шагающему отцу, схватила его за рукав, после чего все они — и Рон, и тележка, и Роза — исчезли за кирпичной разделительной стеной.

Женщина увидела это и её рот дернулся ещё сильнее, перекосился, будто ей иголку вонзили в руку. Лицо её показалось Гермионе смутно знакомым, но где и когда они могли видеться раньше, сообразить она не смогла. "С этим можно разобраться позже", — подумала Гермиона запоздало и подошла к женщине.

— У вас все в порядке?

"Дурацкий вопрос, и так же понятно, что нет".

— Вы тоже... из этих? — женщина дёрнула головой в сторону стены между платформами девять и десять и напряжённо уставилась прямо в глаза Гермионе.

— Да, — медленно ответила та, пытаясь понять, точно ли осознает эта женщина, кого она сейчас назвала "этими", или же она случайно что-то увидела и теперь ей требуется волшебное медицинское вмешательство. — Вы увидели что-то странное и теперь вас это тревожит?..

— Я всю жизнь живу рядом со странным! — почти выкрикнула женщина, но сразу же перешла на громкий шёпот и придвинулась к Гермионе: — Я знаю, что... я знаю, что вы маги! Я знаю, что вы существуете, просто не думала, что вы так близко ко мне подберётесь... и заберёте самое важное... самое дорогое...

В глазах женщины блеснули слёзы, она торопливо достала из поношенной сумочки носовой платок и промокнула воспалённые веки.

— Не волнуйтесь так, пожалуйста... Расскажите, что у вас забрали... может, я смогу вам помочь? — Гермиона дотронулась до плеча женщины успокоительным жестом, отчего её собеседница в первый момент вздрогнула и чуть не отскочила, а после как-то разом обмякла, постарела и потухла. А потом начала говорить, медленно и протяжно, будто выводя заунывную похоронную песню:

— У меня есть сыночек, он самый важный в моей жизни. Был всегда самым важным, понимаете? Я всё делала, чтобы он был счастлив, может, не всегда правильно поступала, но всегда всё ради него. У вас же есть дети? Вы же меня понимаете?

— Конечно, понимаю, — согласно кивнула Гермиона, и слегка потянула женщину в сторону от кирпичной стены: к ней уже приближалась очередная порция отъезжающих на учёбу детей и их родителей.

— Я всё — ВСЁ — всегда делала для него, потакала любым капризам, всегда старалась, чтобы у него всё было самое лучшее... И мечтала... мечтала оградить его от всего ненормального!.. — женщина было осеклась и закусила губу, а потом её глаза зло вспыхнули, и она продолжила чуть громче: — Да! Я не считаю, что то, что происходит... здесь, у вас, что это нормально! Я хотела жить в своем обычном и нормальном мире! Но я всегда, я всегда сталкивалась с этими ненормальными людьми, я даже иногда хотела сама стать такой... давно... в детстве... — она опять замолчала и принялась жёстко вытирать уже сухие глаза.

— Я понимаю, я сама родилась в... обычной семье, и мне сначала всё это казалось очень... странным, — решилась вступить в диалог Гермиона, её собеседница вызывала у неё острое чувство жалости, но при этом... немного пугала. — Так что случилось с вашим сыном? Вы его потеряли?

— Ну, можно сказать и так, — криво усмехнулась женщина. — Мой мальчик влюбился и женился.

— Так что же в этом плохого? Или вам невестка не понравилась?

— Ну, не то, чтобы не понравилась. Да, она, конечно, выглядит очень... непривычно, но с этим мы смирились... через год-два. А вот потом выяснилось, что её внешность... это не самое страшное.

— А что не так с её внешностью?

— Ну, она темнокожая... Хотя и очень красивая... И ребёночек у неё родился очень милый, к счастью, не такой чёрненький, как она... и на папу похожий.

— А что же было самым страшным? — спросила Гермиона, уже зная, что ответит ей эта странная женщина.

— Она оказалась из ваших... Из ненормальных. Волшебница она, понимаешь ли! Уж как мы просили нашего сыночка, чтобы он бросил её, а он ни в какую, люблю, говорит, жить не могу. Не иначе приворожила... И жить он в другое место уехал, бросил нас, а мы ж с его отцом этот дом для него родимого строили!

— Ну, может он и вправду её любит, ведь любовь от цвета кожи не зависит, — неуверенно сказала Гермиона.

— Да бог с ним, с цветом кожи, мы с этим уже и смирились давно, но ведь эта её ненормальность передалась нашей кровиночке! Внученьке любимой! А теперь... они... её... туда... в стену эту вашу увели... — женщина опять начала плакать, рыдания искривили её и без того некрасивое лицо, она закрывала трясущимися руками глаза и повторяла сухими губами, как в бреду: — Они и так... привозили её редко... рядом не оставляли... всё боялись нас подпускать... а мы что ж — звери?.. да и бог бы с ним... с этой её ненормальностью... но они ж нам её и на денёк не давали, а теперь и вовсе увезли чёрт знает куда... а как что случится? А если опять ваш Волдеморт придёт?! — женщина вскинулась и с ужасом посмотрела в глаза обомлевшей Гермионе. — Кто защитит нашу кроху?

— А как зовут-то вашего сыночка, — непослушными губами спросила Гермиона, продолжая держать женщину за напряжённое плечо.

— Дадли его зовут, Дадли Дурсли, а дочку они Кэтти назвали, как маму... она такая у нас красивая, наша внученька...

Женщина опять притихла и снова принялась вытирать глаза мятым платком.

— Вы не переживайте так, миссис Дурсли, Тот-кого... Волдеморт не вернётся, честное слово. Мы сами видели, как он погиб. И вот уже столько лет прошло, и всё спокойно. Вы, главное, не переживайте за вашу Кэти, моя дочка вот тоже сейчас едет учиться на первый курс, смотрите, они с вашей внучкой ещё подружатся, и всё у них будет хорошо, вот увидите, а сейчас мне пора, мне надо успеть проводить мою Розу.

Гермиона медленно отошла от Петунии Дурсль и уже почти дошла до стены, когда та окликнула её:

— А вас-то как зовут, девушка?

— Э-э... Мэри, меня зовут Мэри.

На платформе было не очень чтобы людно, но всё пространство заполнили густые клубы дыма, поэтому Рона и детей Гермиона искала долго.

— И где ты была, — полюбопытствовал любящий муж, обнимая её за талию.

— Так... знакомых увидела, пока разговаривала, потеряла вас в этом... облаке.

— Это да, — хохотнул Рон и обнял её ещё крепче, — сегодня они угля не жалеют.

Роза уже вовсю разговаривала с Альбусом и пыталась его растормошить, похоже младший сын Поттеров нервничал перед грядущей учёбой. Что было не удивительно — старший, Джеймс, то и дело дразнил его, и даже вмешательство отца не могло успокоить расшалившегося мальчишку.

Вскоре поезд тронулся, родители потянулись вслед уходящим вагонам, они изо всех сил махали руками и улыбались своим отпрыскам, но мысли Гермионы до сих пор оставались по ту сторону разделительной кирпичной стены. И как она сразу не поняла кто перед ней? Впрочем, чему удивляться, в доме Дурслей она была всего один раз и родственников Гарри видела мельком, на фотографиях в гостиной.

— Ну, что, дорогая, мы с тобой остались одни, — шепнул ей на ухо Рон, и его рука игриво пробежалась по бедру Гермионы, — мне кажется, что пока дети учатся, взрослые могут немного пошалить...

— Подожди, мне надо поговорить с Гарри, — начала было говорить Гермиона и вдруг осеклась: — Как одни, у нас же есть... Рон, а как зовут нашего сына? А где наш сын? Рон?

Гермиона вырвалась из рук мужа и со всё нарастающим ужасом начала оглядываться в поисках маленького рыжего мальчика, но дым вокруг неё вокруг становился всё более густым, пока не скрыл её ото всех...

Гермиона судорожно вздохнула и открыла глаза. В спальне было тихо и темно, Рон спал рядом, положив вихрастую голову на её подушку и придавив её тяжёлой сонной рукой. Осторожно выскользнув из-под его руки, Гермиона встала и на цыпочках прокралась в детскую.

Годовалая Роза крепко и безмятежно спала в своей кроватке и едва слышно посапывала маленьким носиком. Гермиона села возле кроватки прямо на пол, осторожно взяла крошечную ручку дочери в свою руку и подумала, как же хорошо, что в своё время её родители так спокойно отнесли к тому, что она родилась у них... ненормальной...

— А ещё нам нужен сын, — прошептала она еле слышно. — Роза, мы обязательно родим тебе братика.

Прошло десять лет.

Осень в этом году настала как-то внезапно и была солнечная и яркая, будто кто-то взял цветные мелки да и разрисовал все окрестности Лондона сочными цветами.

Сегодня всё семейство Рона Уизли провожало в Хогвартс старшую дочь Розу, и это событие волновало и совсем немного страшило всех старших членов семейства Уизли. Только Хьюго весело сидел на сундуке, который сейчас везли на тележке через весь вокзал, и с любопытством озирался по сторонам. Рон шагал размашистым широким шагом, нацелившись прямиком на красную кирпичную стену, разделяющую платформы девять и десять, а счастливая Роза семенила рядом с ним и держалась рукой за его рукав.

Всю дорогу от машины до платформы Гермиона зябко поводила плечами и украдкой оглядывалась, боясь увидеть где-нибудь неподалёку высокую сутулую женщину с некрасивым лицом...