Завтра не наступит никогда (джен)

Её разбудило солнце. Каждый день, с семи до девяти утра оно заглядывало в окно спальни, делая комнату светлее и уютнее. Андромеда Тонкс поднялась с постели, на ходу расплетая тяжёлую косу, в которую укладывала волосы на ночь. По плечам рассыпались густые пряди неопределённого оттенка, пёстро-пегая мешанина разных оттенков коричневого пополам с сединой. Будто весенний снег, подточенный солнцем. Андромеда привычно отметила, что волосы хорошо бы постричь или покрасить, а лучше и то, и другое. Отметила и забыла. Как всегда. Когда в твоей жизни нет конкретных поводов приводить себя в порядок, ты просто поддерживаешь себя на плаву, не более того. Любой поступок сверх этого, выбивающийся из привычной рутины, рискует быть отложен «на завтра», которое, как известно, никогда не наступает. Зато ритуалы, даже самые мелкие и незначительные, становятся навязчивой потребностью. Например, ровно сто взмахов расчёской, прежде чем снова заплести волосы и уложить в пучок.

На стене рядом с дверью в ванную комнату висел календарь. Красный квадрат вокруг цифры «1», месяц — сентябрь, на самом верху в окружении затейливых завитушек угнездились ещё четыре цифры — «2017». Андромеда не позволяла домовикам переворачивать календарь, делая это самостоятельно, перед тем, как отправиться спать. Тоже своего рода ритуал, доставшийся от мужа: тот считал, что дни начинаются вечером, а во сне мы творим особую магию, позволяющую назавтра проснуться в мире, куда лучше того, в котором засыпали. «Но чтобы это произошло, готовиться надо заранее», — повторял он, сдвигая красную рамку на деление вправо. Долгие годы Андромеде казалось, что у него и вправду получается этот фокус: сделать мир лучше, просто перевернув календарь с вечера. А потом осталась привычка.

Она сошла на первый этаж, прислушалась. В коттедже было тихо, только на кухне из открытого окна раздавался невнятный птичий щебет. Значит, Тедди уже ушёл, решив никого не будить, а позавтракать в одиночестве. Часы в холле пробили восемь. Рано он. «Но, с другой стороны, он наверняка захочет побыть вдвоём со своей подружкой, прежде чем та уедет в школу». Андромеда задумчиво склонила голову набок.

Подружка… Она так и не решила, как относиться к этой девочке. Кукольная внешность, упрямо вздёрнутый подбородок и не по годам рассудительное поведение — разрозненные штрихи, не желавшие складываться в единую картину. Виктуар была как… слишком большая квиддичная ставка. Она могла принести в дом радость — или навсегда забрать её с собой. Благоразумная девушка не бросает школу раньше времени, что даёт фору ещё в два года. Да и во взрослой жизни она, как правило, домоседка. Наконец, благоразумная девушка умеет считать деньги и не станет тратиться на новое жильё, если у будущего мужа есть большой и почти пустой дом. И если всё сложится… да, если всё сложится правильно, то когда-нибудь Тедди и Виктуар поселятся здесь, в коттедже. Места хватит.

Однако перед внутренним взором Андромеды немедленно появлялась мать Виктуар, Флёр. Что, если она будет против? Причины нет, да и быть не может, но всё-таки если? Мало ли что может взбрести в голову взбалмошной матери. И тогда… что здесь скажешь, Андромеда и сама когда-то была «рассудительной девушкой». Слишком упрямая, чтобы подчиниться, слишком тихая, чтобы дать отпор. Достаточно сумасшедшая, чтобы сбежать. А вместе с ней куда-то к далёким горизонтам отправится и Тедди. Его всегда привлекали путешествия, так что Андромеда даже не надеялась, что, уходя, внук хотя бы обернётся. Это жизнь. Дети вырастают. Дети уходят. Старики остаются.

Она накрыла стол в саду под каштаном: отправив свою девушку в Хогвартс, Тедди сразу вернётся домой и, разумеется, захочет выпить чаю. А пока Андромеда устроилась в плетёном ротанговом кресле с вязанием, поглядывая на последних бабочек, резвившихся в воздушных потоках и не подозревавших, что скоро ударят ночные холода. У осенних бабочек нет будущего, у неё же без внука не было даже настоящего: стоило тому ненадолго отлучиться, как Андромеду затягивало в водоворот прошлого, разрозненных воспоминаний, ярких и тусклых колдографий давно минувших дней.

Прошлое клубилось вокруг неё, забиваясь под ножки мебели и заставляя их натужно скрипеть. Оно путалось в колючих зарослях ежевики, превративших дальний конец сада в дикий дремучий пустырь. Грызло кисти шали и жило в ткани скатерти: чистой и тщательно выглаженной домовиками, но ветхой почти до неприличия. В доме уже давно ничего не менялось и не выбрасывалось — и только Тедди был переменчивым, лёгким на подъём, полным движения и жизни. Конечно, Андромеда боялась его потерять. «Вот бы Тедди остался, — снова и снова крутились мысли по заведённому кругу. — Порадовал бы бабушку». Шарф змеился из-под спиц перфолентой механического пианино, на котором решили сыграть тарантеллу. Быстрее! Ещё быстрее! Она наращивала темп и сама этого не замечала.

И вдруг выпустила вязание из рук, бессильно уронив его на колени.

Бабушка! Бабушки, конечно же, так себя не ведут. Они видят внуков пару раз в год, чтобы потрепать их по щёчке, дать лакричную конфету и удивиться: «Мерлин, как же они выросли!» Им нравится, когда внуки начинают с кем-то встречаться, как нравится видеть их пьющими огневиски или гоняющими на скоростных мётлах. Бабушки — те, кто постарели настолько, что чужая взрослость больше не делает их старше, только моложе. Это матери боятся отпустить детей.

Но Нимфадора, конечно же, была бы совсем другой матерью… Мысль оборвалась, как слишком туго натянутая струна. Вязание лежало в траве, скатившись по гладкой ткани платья, в саду жужжали пчёлы, солнце припекало. Недостаточно. Осеннего солнца никогда не бывает достаточно, чтобы рассеять поселившийся в сердце холод. Время остановилось. Быстро вращающиеся шестерёнки настоящего снова заглохли, засыпанные песком прошлого.

Медленно-медленно, словно сквозь сон, Андромеда наклонилась. Подняла вязание. Выпрямила спину. Нет. Пока Тедди с ней, она не собирается сдаваться в плен минувшему. А потом… потом будет неважно.

* * *

Она посмотрела поверх живой изгороди, привычно замечая высокую крупную фигуру в нелепом бежевом плаще и шляпе. Он всегда был там. Каждый день. Зимой и летом. Год за годом. В одиннадцать тридцать его придёт сменить другой, одетый в обычную мантию, но столь же плохо замаскированный.

Впрочем, первым слежку за домом заметил внук. Ему было года три, когда однажды Андромеда собралась проведать Нарциссу. Камин барахлил, аппарировать с маленьким ребёнком было опасно, так что Тедди предстояло впервые остаться дома одному. Он сосредоточенно строил что-то из кубиков и вовсе не выглядел озабоченным предстоящей разлукой, а вот Андромеда места себе не находила:

— Если захочешь есть или пить. Или поспать. Или ещё что…

— «Позови любого домовика», — пробубнил себе под нос Тедди, не поднимая глаз от конструктора.

— Я вернусь…

— «Через час, самое позднее через два», — хмуро-любопытный взгляд из-под ярко-розовой чёлки: мол, ну что ты, бабушка, заладила, я и так всё понял.

Андромеда опустилась перед ним на колени, внимательно заглядывая в лицо:

— Тедди, ты точно не боишься остаться здесь один?

Он посмотрел на неё спокойным взглядом и тихо сказал:

— А чего бояться? Наш дом ведь охраняют призраки.

И кивнул в сторону леса.

В тот раз она сбежала по ступенькам, не касаясь не только перил, но, казалось, и ступеней. Выбежала за защитный барьер, впившись взглядом — отчаянным, полным надежды — в линию деревьев у опушки. И тогда она первый раз увидела его.

Трудно описать свалившееся на неё чувство разочарования, как трудно до конца разобраться, чего было больше — боли или бессильной злости. Не призрак. Она знала его — немного, шапочно, но всё-таки знала — и это почему-то показалось ей особенно невыносимым.

Нарциссу слова о странных людях, следивших за домом, ничуть не удивили:

— Ах, эти, — она устало улыбнулась и отвела от окна штору. — У меня тоже есть несколько… Или больше. Надеюсь, что больше.

Она отвернулась от окна, и Андромеда заметила, что в глазах сестры мелькнул страх. Впрочем, Нарцисса практически сразу снова взяла себя в руки:

— Ведь согласись, даже для министерских авроров было бы слишком глупо настолько не владеть чарами маскировки. Мне кажется, они отвлекают внимание, а настоящую слежку ведёт кто-то другой.

Она усмехнулась. А Андромеда подумала, что как раз её дом охраняет вовсе не аврор. Хотя, что она знала о его жизни?

— Почему ты думаешь, что это Министерство?

— Потому что их работа нас защищать? — безразлично пожала плечами Нарцисса. — Или потому, что если бы это были… — она на секунду замялась, словно не до конца зная, как назвать людей, с которыми ещё совсем недавно и она, и её муж так часто общались, — они. Если бы это были они, то мы вряд ли проснулись бы живыми.

Снова те же два чувства — злость и боль. Злость в ответ на «они», боль — в ответ на «мы», так легко и беззаботно слетевшее с языка. Посочувствовать страхам Нарциссы Андромеда не смогла, даже если захотела бы: что для сестры всё ещё было ночным кошмаром, порождённым беспокойством о будущем, для Андромеды уже стало реальностью. Больным, нагноившимся прошлым, распухшим до такой степени, что настоящему места не осталось.

С тех пор прошло много лет, и всё же каждое утро для Андромеды начиналось с взгляда в сторону леса. И со злости. Почему никто из них не вернулся? Призраками становятся те, у кого на Земле остались неоконченные дела. Но, видимо, воспитание маленького ребёнка — недостаточно значимое дело. Куда важнее уйти за предел рука в руке, чтобы не расставаться и в будущей жизни. И, если уж мы говорим о том, чтобы ступить за черту вместе… Тед. Тот, другой, со светлыми волосами и громким смехом. Тед, который всегда разбрасывал вещи и никогда не возвращал их на место. Почему он тоже не нашёл причины остаться? Неужели для него это имело так мало значения, а она просто год за годом что-то себе придумывала, создавая из самого обычного брака романтическую сказку? Это она рассорилась с семьёй, разрешила дочери учиться на аврора, приняла в семью зятя-оборотня: хорошего и верного человека, но всё же каждый месяц ходившего по грани между светом и тьмой. А что сделал Тед? Одна мелкая уступка — назвать дочь Нимфадорой.

Андромеда никогда не жалела о сделанном в юности выборе. Но Тед покинул её, оставил в этом мире одну, и одно это словно обесценивало всё, что было прежде. Её дом не охраняли призраки дорогих людей. Только нелепые люди из Министерства, одетые как магловские детективы-неудачники.

* * *

А самое странное — они не исчезали. Охрану с особняка Малфоев сняли едва ли не десять лет назад. С дома Шеклболта — два года, с домов Поттера и Уизли — почти пять лет назад. Но коттедж Андромеды охраняли по-прежнему, словно для того, чтобы она никогда не смогла забыть о своём одиночестве.

Она опустила взгляд на скатерть. По краю были вышиты циферблаты, всегда показывавшие точное лондонское время — пустяковое колдовство когда-то слишком щепетильной хозяйки, считавший, что демонстративно смотреть на часы при гостях неприлично. И вот сейчас эти часы показывали девять. Поезд отправляется от Кингс-Кросс в 10:00, значит, Тедди не появится дома ещё час.

Поколебавшись немного, Андромеда поднялась с кресла и помахала рукой в сторону леса. Стоявший в тени деревьев человек сначала пытался не заметить её жеста, но потом, судя по всему, осознав, что она всё равно добьётся своего (и что, в любом случае, он уже рассекречен), с видимой неохотой приблизился к изгороди.

— Не хотите чаю, мистер Бэгмен?

Людо Бэгмен сделал ещё один медленный и неохотный шаг в сторону садовой калитки. Вид у него был несколько смущённый.

— Спасибо миссис Тонкс, но я не думаю…

— Ох, какие глупости, — не терпящим возражения тоном прервала она. — Если я правильно понимаю, вы здесь, чтобы нас охранять. А чем ближе к объекту, тем надёжнее охрана. Ну же!

Бэгмену ничего не оставалось, как войти, с неожиданной грацией миновать заросли ежевики, не зацепившись за неё мантией, и усесться в крайнее, самое далёкое от дома и близкое к калитке кресло.

Она налила ему чаю.

— Сахар? Молоко?

— Две ложки пожалуйста. И с молоком, — пробормотал Людо, явно всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке.

Но Андромеда поставила себе цель разговорить его во что бы то ни стало, а заодно и убить время до прихода Тедди. Так что у Бэгмена шансов отмолчаться не было.

— И не скучно вам вот так стоять у границы моих владений, Людовик? День за днём, месяц за месяцем…

Он вздрогнул, услышав, что она назвала его по имени. Снял шляпу и положил её на соседний плетёный диванчик. Вытер вспотевшие руки о ткань брюк, очевидно, полагая, что сделал это незаметно. Да, Людо Бэгмен и конспирация всегда были несовместимыми понятиями. Всё, что Андромеда помнила про него в школе — если группа младшекурсников нарушала правила, то он всегда был в числе попавшихся. Иногда даже только он один. Человек-невезение.

— Это моя работа, — угрюмо заметил он, всё ещё не поднимая головы. — Надеюсь, я не слишком вам досаждаю.

Последнее прозвучало с вызовом, и Андромеда поняла, что немного перегнула палку своей репликой о «владениях». Она ведь хотела, чтобы он общался с ней неформально, как с давней знакомой, а сама принялась отчитывать, будто хозяйка поместья, поймавшая за кражей яблок соседских мальчишек.

— Ах, Мерлин мой, разве же дело в этом? — она легко улыбнулась и взяла со стола свою чашку. — Это мне впору спрашивать, не приношу ли я вам неудобств. Ведь вы здесь из-за меня, а не наоборот. Как вы — в целом? Судя по всему, окончательно вернулись в Англию и уезжать больше не собираетесь? И… даже стали аврором. Почему-то не ожидала увидеть вас в этой роли.

— Это… — Людо откинулся на спинку кресла, впервые за время их разговора расслабляясь. — Это всё идея Кингсли. Я хочу сказать, министра Шеклболта. Он как-то нашёл меня, мы разговорились — он сделал неопределённый жест рукой, — и он предложил мне вернуться, сказав, что уладит мои прошлые проблемы, если я завяжу с тотализатором.

— Не знала, что вы так близко знакомы, — приподняла бровь Андромеда.

— А мы и не были, — он улыбнулся одновременно смущённо и беззащитно, так, что ей почему-то внезапно стало его жаль. — Да и сейчас едва друг друга знаем, хоть он и шеф моего шефа. Сам не знаю, зачем Шеклболт стал так заморачиваться. Может, он в юности был фанатом квиддича? Мне кажется, спорт — единственное, в чём я не облажался.

Его откровенность — будто за всё это время Андромеда стала первой, кто спросил, а ему уже давно хотелось рассказать — смутила её. Она запомнила Людо как громогласного комментатора, нелепого спортивного чиновника и хитрого дельца и мошенника, взиравшего с колдографий под скандальными разоблачениями в «Пророке». Но сейчас он казался искренним и уязвимым, похожим на большую и шумную собаку, которую хозяин ругает за погрызенные тапочки и испорченную мебель. А у собаки в глазах — только тоска и непонимание: как так случилось, за что её любимый хозяин так жесток с ней, ведь всё делалось исключительно от восторга и из лучших побуждений…

— Многие не могут сказать о себе даже этого, — ободряюще улыбнулась Андромеда. — Шеклболт в вас, похоже, поверил, а он не ошибается в людях. Так значит, он уладил ваши дела?

— Да, — с готовностью кивнул Людо. — Но взамен поставил условие: поступить на службу в Аврорат. Простым констеблем, разумеется, на большее меня бы не хватило, — и снова эта улыбка, как бы заранее извиняющаяся за всё. — Кингсли верил, что мне просто нужно хорошее, постоянное дело, и тогда мысли об игре испарятся сами собой. И вы стали моим первым заданием.

Он посмотрел прямо на неё, пристально и как-то выжидающе, будто только что сделал важное признание. Или как если бы за его словами скрывался второй смысл. Бэгмен намекал так же неуклюже, как маскировался: с одной стороны, разве что слепой не заметил бы, что для него этот разговор значит нечто большее, чем следовало из его реплик. С другой же, смысл ускользал, оставляя только тревожное чувство неуверенности. Андромеда вдруг и совсем некстати вспомнила, что после Первой Волшебной войны Бэгмена судили за помощь Пожирателям. Его тогда оправдали, но всё же… Она снова посмотрела на кресло, которое он занял, и опять нахмурилась. Паранойя или всё-таки нет? «Почему я вообще решила, что он из Министерства? — подумала она и похолодела. — Нарцисса могла ошибиться, а я так и ни разу не спросила Кингсли, почему мой дом под охраной. Вдруг он никого ко мне не посылал? Бэгмен-аврор — это смешно, а вся его история на редкость неубедительна, что и говори».

Впрочем, он пытался ей о чём-то намекнуть. На чьей стороне бы не стоял Людо, ему по какой-то причине было не всё равно. Когда-то давно Андромеда думала, что он был в неё влюблён, хотя откуда взялась такая уверенность — ведь они виделись буквально пару раз — она и сама точно не могла сказать. Но сейчас, цепляясь за эту химерическую возможность, как за соломинку, она пристально посмотрела ему в глаза и тихо спросила:

— Людовик, скажите… почему мой дом до сих пор под охраной?

Он хотел было отвернуться, не желая об этом говорить, но она была проворнее: Андромеда облокотилась о чайный столик и протянула к нему руки, так что они почти касались его рук.

— Скажите, прошу вас. Умоляю.

Он бросил на неё короткий взгляд, полный тяжёлой ненависти, но ненависти особой: той, что рождается, когда не можешь отказать другому, даже зная, что для тебя это ничем хорошим не закончится. Людо колебался, но Андромеда уже знала, что он обязательно заговорит. И она угадала:

— Это связано с вашим внуком, миссис Тонкс, — он выжимал из себя каждое слово, будто кто-то держал его за горло. — С Тедди. Пожиратели… остатки организации Пожирателей. Он… зачем-то им нужен. Что-то связанное с возрождением Тёмного Лорда.

* * *

Какая-то часть её сознания заметила, что он сказал «Лорд»: не «Волдеморт», не «Тот, кого нельзя называть». Но это было белым шумом, тихой мелодией из соседней комнаты на фоне затопившего Андромеду дикого страха. Она забыла все свои роли: насмешливо-покровительственной начальницы, радушной хозяйки, некогда любимой женщины, просящей бывшего поклонника об одолжении. Осталась только не слишком уже молодая женщина — больше чем бабушка, меньше чем мать — смертельно испуганная за единственного оставшегося у неё родного человека.

— Но при чём здесь Тедди?

Её голос дрожал, как дрожали и руки, судорожно вцепившиеся в край шали. Холодно. Как же здесь холодно. Бэгмен неопределённо пожал плечами:

— Я точно не знаю. Говорят, это как-то связано с Битвой за Хогвартс, со смертью обоих родителей… — он осёкся, воровато посмотрев на Андромеду, но та ничем не выдала своих эмоций и он продолжил: — Они считают, что если ребёнок очень маленький, то он связан с матерью даже на расстоянии и… как будто присутствует там же, где она. То есть в каком-то смысле он был свидетелем их смерти и… Я не понимаю, как это работает, но мне кажется, они каким-то способом хотят повторить то, что произошло с Гарри Поттером.

— Но это же бред!

В тишине утра её окрик прозвучал слишком громко. Так что Андромеда даже слегка смутилась и пришла в себя. Ей стало стыдно за своё поведение.

— Простите.

— Ничего, это вы меня простите, — пробормотал он в ответ и снова уткнулся взглядом в свои ботинки. — Я знаю, что это глупость. И я понятия не имею, с чего они решили, что у них получится. Но данные разведки говорят именно об этом и потом… Разве всё, что делали Пожиратели логично?

— К сожалению, нет, — кивнула Андромеда, соглашаясь. — Вы правы, так было бы проще. Так чего же они ждут? Какого-то возраста? Стечения обстоятельств? Удобного случая?

Первый ужас прошёл, остались только хорошо контролируемая паника и ещё более укрепившиеся подозрения. С каких это пор в Аврорате секретные данные дают читать простым констеблям? Тем более, с таким прошлым? Она снова посмотрела на Бэгмена, долго и оценивающе. Мог он шпионить за Тедди по приказу кого-то из Пожирателей? Само по себе — вряд ли, но если они, допустим, оплатили его долги…

Бэгмен только пожал плечами и полуприкрыл глаза, словно досадуя на собственную бесполезность.

— Не знаю, Андромеда, просто не знаю. Всё, что я могу — просто стоять здесь и смотреть.

И снова: он не сказал «следить» или «защищать». Смотреть? Нет, она должна была проверить его прямо сейчас.

— Вы не могли бы пересесть поближе, мистер Бэгмен? А то здесь ветер… — она зябко поёжилась и плотнее запахнулась в шаль. — Слова относит, и я почти вас не слышу. Идите сюда, — она похлопала рукой по соседнему с собой диванчику. — Ну же!

Большая часть сада была укрыта защитными заклинаниями. Их ставил ещё Тед, поэтому Андромеда их и не сняла. Когда она вспоминала, как он ими гордился, на глаза наворачивались слёзы. Но здесь, под каштаном, пролегала граница: участок был немного вытянутым, а ставить круглый защитный купол было куда проще, чем эллипсоидный, поэтому Тонксы решили пожертвовать узкой полоской сада, а заодно получить удобную площадку для аппарации. Никто, кто желал вреда обитателям дома или хотя бы помогал другим причинить этот вред, войти внутрь купола не мог. Ни один враг, ни одна нечисть или нежить. Вот почему Андромеда искала призраков за границами сада: даже самое положительно настроенное привидение испытывало боль, входя под купол. Да и любой чужак тоже. Странный эффект, который сама она разгадать не смогла, а версию Теда: «Все мы немного привидения, только обросшие мясом и костями», — принимать не желала, потому что та казалась ей ужасно глупой.

Бэгмен с готовностью вскочил со стула и быстро преодолел разделявшие их несколько метров. Вдруг, он остановился и тяжело осел на диван, растерянно крутя головой из стороны в сторону, словно пытаясь от чего-то отмахнуться. Андромеда следила за ним с необычайным вниманием, но Людо не спешил превращаться в пепел или падать без чувств.

— Аутч! — наконец, резюмировал он. — Что это было?

— Извините, слишком сильная защита, — виновато улыбнулась Андромеда. — Зато теперь мы точно знаем, что вы не враг этому дому.

Он посмотрел на неё внимательно и как-то укоризненно:

— Это ведь была не шутка?

Андромеда не хотела его обижать. Сейчас, когда с опасениями можно было повременить, Людо вновь напомнил ей большую беззащитную собаку. Кто будет достаточно жесток, чтобы пнуть подобное существо? Но и врать она тоже не собиралась:

— Нет, боюсь, что нет. Возможно, я слишком подозрительна, но я делаю это из любви к своей семье. Простите, что не предупредила.

Он снова посмотрел на неё: долго и медленно, так, что Андромеда впервые за последние двадцать лет пожалела, что не красит волосы и ходит в одних и тех же глухих тёмных платьях. В этом взгляде была какая-то нежность, но в то же время — удивление и упрёк, будто он не ожидал от неё такой подлости. Или… или ожидал, но надеялся на что-то другое и сейчас досадовал на себя за эту надежду. Но вот Людо улыбнулся и махнул рукой:

— Ладно. По крайней мере, сегодня я с вами говорю, и вы даже отвечаете.

— Это ведь тоже была не шутка? — осторожно спросила Андромеда. — Я когда-то вам не ответила, верно? Мне стыдно, правда.

— Вы не помните, — без тени вопроса заметил он. Но, увидев, что Андромеда собирается что-то возразить, только поднял руку, призывая подождать. — На самом деле, это правильно. Для старшекурсников одиннадцатилетки — другой мир. А вы с сёстрами и подавно. У нас на факультете даже ходили слухи, что вы ни с кем не разговариваете, кроме как друг с другом и с учителями.

— Я бы сошла с ума, будь это так, — со смехом возразила она.

— Но многие в это верили, — он вернул ей улыбку. — А я на свою голову решился проверить…

— Так вот почему мне казалось, что вы когда-то были в меня влюблены.

Слова сорвались с её губ раньше, чем Андромеда успела подумать. Она прикрыла рот ладонью, гадая, что же заставило её так забыться. Такого уже давно не случалось. Но Бэгмен только снова улыбнулся и покачал головой:

— Я, конечно, был в вас влюблён, но это случилось много позже, когда я вырос. А в тот раз я сделал это…

— На спор? — ахнула Андромеда.

— Бинго, — отозвался он. — «Сёстры Блэк ни с кем не разговаривают, сёстры Блэк такие загадочные». Они… они раззадорили меня своими рассказами и меня как будто понесло. «Чудесно, — сказал я ребятам, — а я попробую!» Я мог выиграть пять галлеонов и одно яблоко, но… — он усмехнулся, одновременно мечтательно и как-то хищно. — Я бы сделал это даже бесплатно, вот в чём фишка!

— И вы выбрали меня, потому что думали, что я самая покладистая и воспитанная, — пожурила его Андромеда, всё ещё улыбаясь: Бэгмен в своей стихии был неподражаем. Он напоминал охотника, расписывающего повадки какой-то редкой дичи. — Много проиграли?

Он смущенно ухмыльнулся:

— Совсем не проиграл. Я доказал парням, что в условии пари не было сказано, когда именно вы должны мне ответить. Им пришлось отступиться.

— Ну вы и хитрец!

Он поднял палец вверх, призывая дослушать. Андромеда послушно затихла.

— А когда спустя пятнадцать лет я встретил вас в Министерстве, и вы пожелали мне доброго утра…

Андромеда тихо хихикнула, уже предвкушая продолжение.

— Пять галлеонов — ерунда, но до чего же вкусное было яблоко!

* * *

Так они болтали и смеялись, греясь в лучах яркого осеннего солнца. Пока взгляд Андромеды не упал на скатерть. Часы показывали почти одиннадцать. Тедди давно уже должен был быть дома, а даже если и нет… надо было срочно выяснить, почему он задержался.

— Ох, совсем заговорила вас! — она всплеснула руками в притворном ужасе. — А у вас смена совсем скоро. Вы же, наверное, не хотите, чтобы ваш сменщик не обнаружил вас на месте?

Хрупкая атмосфера непринуждённого общения разлетелась на куски с одного удара. Они оба это поняли: он сразу, она — чуть с опозданием. Но извиняться не стала. Сейчас Андромеде надо было как можно скорее выпроводить Бэгмена за калитку: надо было найти Тедди, и на светскую болтовню у неё больше не было времени. Как и на чужие обиды.

Сказав друг другу «пока», они разошлись в разные стороны: Людо — к своему посту на опушке, Андромеда — в дом.

Там она достала сквозное зеркало и попыталась вызвать Тедди. Никакого ответа. Она вызывала его снова и снова, но поверхность зеркала оставалась всё такой же мёртвой и неподвижной. Тогда Андромеда включила камин.

Голова министра Шеклболта появилась в зелёном пламени едва Андромеда успела выйти в общую каминную сеть.

— Андромеда? Миссис Тонкс! — его голос был встревоженным и не предвещал ничего хорошего. — У меня для вас плохие новости…

* * *

Подходя к своему посту наблюдения, Людо Бэгмен заметил среди опавшей листвы нечто странное. Похожее на светло-коричневый мешок или груду тряпья. Он подошёл ближе и остановился как вкопанный: на земле лежал человек в светлом плаще магловского покроя и в шляпе. Его глаза — остановившиеся и как будто стеклянные, смотрели куда-то вбок, навсегда запечатлев выражение крайнего изумления. А самое странное — у человека было лицо Людо Бэгмена. Это могла быть какая-то ошибка или глупая шутка, но Людо вдруг со всей ясностью почувствовал то, что подспудно грызло, томило и удивляло его последние несколько часов — впервые за всю свою жизнь он не думал об игре.

Кингсли ошибся, считая, что работа аврором от чего-то излечит: Бэгмен по-прежнему бредил ставками, а иногда — с помощью анонимного букмекера, чужой палочки и небольшой коррекции внешности — даже делал их, избегая, впрочем, залезать в долги. Ведь если бы Шеклболт вдруг узнал об этом, Людо бы мало не показалось. И сегодня утром он тоже думал о ставках пока… мир как-то смазался, предметы потеряли чёткость, из леса повеяло холодом. Бэгмен покрутил головой, пытаясь заметить что-то необычное, но не преуспел в этом. Он снова вернулся к работе, а через четверть часа его позвала Андромеда. Выходит, он уже был мёртв к тому времени?

Людо вытянул перед собой руки, замечая, как те на глазах приобретают серебристый оттенок. А потом — резко пропал с хлопком. Есть привидения, что всегда помнят о собственной смерти. И есть те, что вспоминают об этом время от времени, и каждый раз сильно расстраиваются. Настолько сильно, что пропадают, а потом снова появляются, чтобы ещё раз разыграть ситуацию, в которой умерли. Говорят, это имеет для них терапевтический эффект, что однажды они смогут преодолеть свой страх. И что тогда они вновь получат выбор: уйти или остаться. Но пока Бэгмену было до этого далеко. Он дематериализовался с хлопком, чтобы снова появиться на следующий день на своём месте работы, по-прежнему уверенным, что было первое сентября.

* * *

Она закрыла камин и отошла от него на несколько шагов. «Курица без головы продолжает двигаться», — вот и всё, что она успела подумать. Тяжесть случившегося и пустота внутри. Неверие, что такое могло быть. Андромеда медленно подняла руку ко лбу — холодному и мокрому — и упала в обморок.

Через несколько часов, так и не добудившись хозяйку, домовики решили сделать то, что они обычно делали, если кто-то из хозяев приезжал, слишком много выпив. Они привели комнату в порядок, переодели её в ночную одежду и отлеветировали в спальню. Только одного они сделать не могли: перевернуть листок календаря. Ведь хозяйка всегда делала это сама. Поэтому когда назавтра Андромеда поднялась с постели, её встретила надпись «1 сентября 2017».

Коттедж был пуст и тих. «Наверное, Тедди решил уйти пораньше и не будить меня», — подумала она.