Дом на холме (гет)

Весенний ветер с бухты трепал локон Гермионы, выбившийся из причёски. Люциус стоял рядом и обнимал её, поглаживая талию под мягким твидовым пальто. На крутом холме вокруг старого особняка в Кале пышно цвёл шиповник, и нежно-розовые цветы на фоне поблекших стен лишний раз напоминали о неумолимом течении времени. Морской бриз приносил тонкий аромат цветов, наводя на мысли о приятной прогулке по саду или по заливу. Но никак не о тех жестоких событиях, которые случились здесь пятнадцать лет назад.

— Зачем мы здесь, Люциус?

Он крепче прижал её к себе, стараясь не вспоминать о тех чёрных днях, что до сих пор ранили сердце.

— Сначала я хотел продать этот дом. Но теперь хочу сжечь. И хочу, чтобы ты видела это.

Он направил палочку в сторону особняка, и он тотчас же вспыхнул.

— Постой, Люциус! — Гермиона вцепилась в лацканы его жакета. — Зачем всё это?

— Хочу, чтобы тебе ничто не напоминало о том, что здесь случилось. Хочу уничтожить этот проклятый дом!

Гермиона вдруг резко вывернулась из его рук и с тихим «Агуаменти!» наколдовала целый дождь. Он поливал крышу и фасад, пока пламя с громким шипением не угасло. А потом от дома повалил едкий дым, и чете Малфоев пришлось уйти с подветренной стороны.

— Люциус... — Гермиона положила ему ладони на грудь. — Старый дом не заслужил этого. Он здесь ни при чём.

— В нём случилось слишком много мерзости... — Люциус покачал головой, — зачем ты потушила его?

— Затем, что дом не виноват в том, что в нём случилось, — Гермиона положила голову ему на грудь и вздохнула. — Он не может быть плохим сам по себе. Его таким делают люди, которые живут в нём.

— Ты уверена? — недоверчиво переспросил он.

— Да.

Люциус гладил её по голове и в который раз поразился недетской мудрости своей молодой жены. Она всё переворачивала с ног на голову, делала чёрное белым, а дурное — добрым. А ещё она подарила ему самое дорогое в жизни — свою любовь в обмен на тепло и заботу, которые он оказал ей в тяжёлые времена войны. И Люциус не знал, чем заслужил такое чудо. Особенно двух прекрасных детей, которые скоро должны приехать из Хогвартса на каникулы.

— Пожалуй, ты права, — хрипло произнёс он, глядя, как бриз уносит к морю последние нити белого дыма. — В этом доме я узнал, что буду отцом. И это был как светлый луч среди вечной тьмы — после той дуэли.

Они стояли, обнявшись, и смотрели, как над бухтой парят чайки. Из-за скалы вдруг показался парус большой яхты — он вылетел, как огромная белая птица, как символ торжества свободы и радости.

— Идём, — Люциус сжал её плечо, любуясь женой. — Деларю сказал, что сегодня будет зюйд-вест, и не ошибся. Старый пройдоха!

— Ты купил яхту? — удивилась Гермиона. — И ничего не сказал мне?

— Мы с детьми хотели сделать тебе сюрприз, — хитро подмигнул он. — А они уже с год как хотят поучаствовать в парусной регате. Я обещал им на каникулах небольшое путешествие...

Они спускались по склону холма, обмениваясь шутками, а старый дом так и остался нетронутым. Только вместо розовых цветов шиповника чернели обугленные кусты. Ветер трепал сморщенные листья, будто приголубливая и успокаивая.

Вдруг рядом с домом словно из ниоткуда возник молодой мужчина. Он сбросил с плеч мантию-невидимку и устало сел в недавно пробившуюся траву, обхватив руками колени. Бриз коснулся его светлых волос над высоким лбом, аккуратной эспаньолки и тонких, но крепких рук в белых манжетах рубашки.

Драко бывал здесь раз в году, когда тоска по любимой женщине одолевала так, что не помогали ни ночные бабочки, ни Эликсир блаженства (он сам изобрёл его, принципиально отказавшись от выпивки). Он делал себе портал до особняка, а потом просто сидел здесь, глядя на блики в зелёной воде, и ждал, когда отпустит. Всё это можно было пережидать и в другом месте. Но здесь стоял дом. И он служил молчаливым напоминанием о том, каким чудовищем он был когда-то.

Драко вздохнул, безуспешно пытаясь сдержать дрожь. Ему не было холодно, нет.

— Акцио, огневиски!

Сколько лет он появлялся здесь. Один. Как добровольный изгой. Ищущий искупления, которого не существовало.

И именно сегодня отец с женой трансгрессировали сюда, застав врасплох. Заставив выслушать, что дом ни при чём. А при чём он сам.

Бутылка огневиски с золотистой наклейкой, появившаяся из подвала особняка, упала ему в руки. Драко с силой свинтил крышку, потому что глаза туманились от слёз. И когда он сделал первый глоток, закашлявшись, они хлынули по щекам.

...а ветер напрасно пытался их осушить.