Падение двойной звезды, или О важности соблюдения техники безопасности при погоне за двумя зайцами (джен)

Запыхавшаяся Флер почти бегом влетела в кабинет матери и с порога объявила:

— Мама, мы должны с тобой серьёзно поговорить!

Мадам Делакур отложила перо, аккуратно отодвинула в сторону пергамент и с небрежным изяществом откинулась на спинку стула.

— Я тебя внимательно слушаю. И о чём же ты собираешься со мной говорить?

— О Майкле.

— О Мерлин! — возвела глаза к небу Аполлин. — Сколько ещё ты будешь надоедать мне подобными разговорами?

— Столько, сколько потребуется! — решительно заявила Флер, скрещивая руки на груди. — Я только что узнала: вчера он опять ушёл от тебя в половине четвёртого ночи. Как это понимать?

— Так и понимать, — пожала плечами мадам Делакур. — Мы с Майклом немного увлеклись. И я бы предпочла, чтобы после этого он отдыхал, а не снова бежал к тебе с утра пораньше.

— Мама! Сколько раз тебе повторять, чтобы ты оставила его в покое?! Он мой! Тебе заняться больше нечем? Почему ты вообще так в него вцепилась? Ты же после смерти отца смотреть ни на кого не хотела, чуть ли не в монастырь собиралась, а теперь Майкла ни на минуту от себя не отпускаешь! Других тебе мало?!

— «Других», — презрительно фыркнула Аполлин. — Да сколько у меня этих «других» за всю жизнь было, и не вспомнить. Хватало самых разных: юных, талантливых, опытных, уверенных, страстных… Твой отец тоже был не из последних. Но таких, как Майкл, я не встречала никогда. Как он восторжен! Как увлечён процессом! А что творит своей волшебной палочкой… И с каждым разом совершенствуется всё больше! Скоро мне уже будет просто нечему его научить. А его глаза… Когда я смотрю в них, то вижу, что там пылает истинная страсть! Это любовь. И я не могу ей противиться!

— А как же быть мне?! — воскликнула Флер. — Ведь когда он со мной — он весь огонь! Его слова, его мысли, его взгляды — все в одном направлении! А какой восторг отражается на его лице! А в глазах — звёзды. Да что там глаза, он сам звезда! Настоящее чудо, которые мне посчастливилось найти, а ты хочешь отобрать его у меня!

— У тебя-то как раз ещё будет множество других, а у меня он — последний!

— Другие, может, и будут, а вот такого, как Майкл, я точно больше не встречу!

— Ну… ты же сама видишь, — вздохнула Аполлин, — он слишком ценное сокровище, чтобы хоть одна из нас могла его отпустить.

— Но это же ненормально! Сколько ещё мы будем делить его, а он — разрываться между нами? Майкл должен сделать наконец выбор, ведь невозможно так жить! Пусть он уже определится, а мы примем любое его решение!

— Но он не хочет делать выбор, он хочет всё и сразу. И мы не вправе упрекать его и заставлять выбирать, ведь он особенный. Только он так может, только у него получается разрываться и всё равно везде преуспевать. Майкл действительно — настоящая звезда!

— Это он пока может и успевает! А вот что дальше будет… Мы всё равно должны с ним поговорить! Потому что ничем хорошим всё это не кончится, я просто чую, — мрачно предрекла Флер.

— Сделай выбор, сделай выбор, — раздражённо бурчал себе под нос Майкл, нарезая печень летучих мышей. Кипящее в котле перед ним зелье уже начало потихоньку синеть, поэтому с подготовкой ингредиента следовало поторопиться. — А если я не могу сделать выбор?! Если они мне обе нравятся?! Они же совершенно прекрасны, каждая по-своему! Одна — такая изысканная, такая волшебная. А сколько в ней мудрости, загадки, очарования! А вторая — такая нежная, такая чарующая, дурманящая. И тоже полна тайн и загадок. Казалось бы — такие разные, но обе так одинаково волнуют! Ни от одной не могу оторваться!

Майкл высыпал нарезанную печень в котёл, ровно три с половиной раза помешал по часовой стрелке и, убедившись, что зелье приняло правильный для этой стадии малиновый цвет, придвинул к себе листья алихоции.

— Ещё и профессор Уизли с профессором Делакур постоянно вздыхают: «Нельзя вечно разрываться!», «Нужно определиться!», «Добром это не кончится!» Но что мне сделать, если я одинаково люблю и прекрасную науку звёзд и планет, и восхитительную науку ядов и зелий?! И хочу заниматься обеими! И у меня ведь получается! Да ещё бы, с такими-то профессорами! Хорошо, что, когда после войны профессор Синистра решила уволиться и уехать в Америку, её должность досталась профессору Уизли. Во Франции изучению астрономии явно уделяют больше времени, уровень их специалистов на порядок выше. Да и не только в астрономии. Вот профессор Делакур — она же гений зельеварения, почти всю жизнь занимается этой наукой. И муж у неё, говорят, тоже очень талантливый учёный был. Хорошо, что после его смерти она решила перебраться поближе к старшей дочери и переехала к нам вместе со своей младшей. Иначе мало ли кому могло достаться место профессора зельеварения, после того как Слагхорн быстренько слинял «лечить свои больные кости». Ха! Знаю я, как он их там лечит! Об этом уже даже Скиттер в «Пророке» написала. Зато у нас в кои-то веки появился нормальный педагог, а у меня — возможность наконец всерьёз заняться тем, что мне нравится. Два таких таланта взяли меня к себе в ученики! И вот, когда я начал добиваться серьёзных успехов, профессора в один голос стали нудеть о необходимости определиться, хотя я прекрасно успеваю и там и там. Им бы радоваться, а они вздыхают! Не поймёшь этих женщин! — Майкл отбросил в сторону нож и поднял взгляд на часы. — Боггарт! Сатурн уже пять минут на небе! — подскочил он со стула.

Быстро покрошив алихоцию и ещё несколько раз перемешав зелье, Майкл уменьшил огонь под котлом:

— Так, на час можно отбежать, а потом надо будет вернуться и потушить огонь, пока оно не выкипело! — и выбежал из лаборатории, бросившись к Астрономической башне.

Там он с восторгом припал к телескопу, наблюдая за планетами и звёздами. Иногда отрывался, делал записи и пометки, заполнял карты звёздного неба, проводил расчёты, а потом снова возвращался к наблюдениям и уходил из реальности, оказавшись в волшебном мире планет, комет и созвездий. Очнулся Майкл только тогда, когда небо на востоке начало постепенно светлеть и его записи освещали уже не только стоящий на рабочем столе фонарь, но и выглянувшее солнце.

— Как?! Уже рассвет? Демоны! Я же забыл про своё зелье! — и он бегом бросился из башни, не заметив, что резким движением опрокинул фонарь на журнал с записями.

Лаборатория горела. Корчились в огне книги и пергаменты, со звоном взрывались от перегрева флаконы и пробирки, пылали шкафы с ингредиентами, плавились перегонные кубы. Ярко-фиолетовые брызги разлетевшегося по всей комнате зелья дивно дополняли фантасмагорическую картину.

Примчавшись в лабораторию, Майкл тут же закашлялся от скопившегося в помещении удушливого едкого дыма, от которого не спасали никакие вытяжные установки, и поспешил сотворить заклинание Головного пузыря. Дышать сразу стало легче, но пожар от этого не прекратился. Не помогло в борьбе с огнём и старое-доброе «Агуаменти». После того, как Майкл направил в центр комнаты струю воды, пламя лишь на минуту притихло, чтобы после разгореться с новыми силами.

— Демон! Демон! Демон! Ну конечно же, как я мог забыть! Алихоция! Второе название — Горячительное дерево! Боггарта с два её теперь потушишь! — заметался Майкл.

— Что здесь творится?! — в лабораторию ворвалась заспанная и всклоченная Аполлин в ночной рубашке и одной тапочке.

— Да вот… Зелье… Алихоция… Пожар… «Агуаменти» не работает, — попытался сумбурно объяснить Майкл.

— Идиот! Чем ты слушал, когда я рассказывала о технике безопасности?! Живо за песком! А я пока… Где-то здесь был экстракт ипопаточника… Он нейтрализует алихоцию!

Когда совместными усилиями пожар наконец был потушен, Майкл без сил сполз на пол. Аполлин ходила по почерневшей и местами обугленной лаборатории и горестно восклицала, оценивая размер ущерба.

— Мои книги! Мои ингредиенты! Мои записи! Мой лабораторный журнал! Как ты это допустил? Мало того, что передержал зелье и спровоцировал взрыв, так ещё и ничего не предпринял, увидев последствия! Сам не догадался, как потушить, так отправил бы мне Патронуса! А ты что, всё это время, стоял и наблюдал, как всё горело? — накинулась она на Майкла.

— Я не наблюдал, меня тут вообще не было. Там Сатурн появился, и я пошёл... — попытался оправдаться Майкл, чем разозлил мадам Делакур ещё больше.

— Что?! Ты бросил зелье из алихоции на финальной стадии и пошёл наблюдать за Юпитером?! — тихим и очень опасным голосом поинтересовалась она.

— За Сатурном, вообще-то, — поправил её Майкл.

— Да хоть за Меркурием, плевать я на их названия хотела! — взорвалась Аполлин. — Ты взорвал, а потом и спалил мою лабораторию, потому что в очередной раз не смог выбрать между зельями и звёздочками?! Да ты хоть понимаешь, что ты натворил?! Ты…

— Ага, так я и знала, что ты будешь здесь! — с какой-то очень злой радостью объявила Флер, появляясь на пороге. — Значит, всё у меня спалил и побежал сюда, чтобы… — она удивлённо огляделась по сторонам, — и тут всё спалить?!

— Как, и у тебя тоже? — ужаснулась Аполлин.

— Да, мама! Он опрокинул фонарь и… Все мои записи, все журналы, все карты! Все они стали пеплом! Даже восстанавливать нечего! А телескоп! Корпус оплавлен, стекла потрескались…

— Но я просто вспомнил про зелье…

— И решил уничтожить не только мамину, но и мою работу, да?! Чтобы никому обидно не было?

— Да нет же, я и не думал, — убито возразил Майкл. — Я только хотел добиться успеха и в астрономии, и в зельях, ведь до сих пор у меня получалось. Я хотел как лучше…

— Ну да, ну да, благие намерения, — фыркнула Флер. — Все мы знаем, куда ведёт вымощенная ими дорога. То-то у нас тут настоящая геенна огненная, — обвела она рукой разрушенную лабораторию.

— А мы говорили тебе: сделай выбор, определись наконец! — подхватила вслед за дочерью Аполлин. — Но ты предпочёл погнаться за двумя зайцами!

— Да, я так и не смог определиться, — горестно уронив голову на руки, вздохнул Майкл. — Подвёл вас обеих, а в итоге не получу и кроличьего хвоста…

В помещении повисло неловкое молчание, которое прервал шумный взрыв чудом уцелевшего в пожаре флакона. Волшебники с ругательствами и восклицаниями поспешно отскочили от брызнувших в разные стороны осколков.

— Зато прощальный фейерверк вышел очень эффектный! — с нервным смешком заключила Флер.