Поехали! (джен)

Бригадир акционерного общества «Кедровник» Антип Михайлович Кучумов, более известный в селе как Михалыч, был человеком серьезным и обстоятельным. Поэтому, собираясь на ярмарку в район, к выбору транспорта он отнесся очень ответственно. Древний, еще советских времен «ПАЗик», на котором они обычно ездили, отдал богу душу (если допустить, что душа у него была). И магическое поселение в уральской глубинке решило использовать старый колдовской транспорт, наложив на него маскирующие чары. Ступы не годились — лететь решили все вместе, чтобы и поговорить, и песни попеть — а на ступах это не получится. Председательский ковер-самолет сожрала залетная гигантская моль, и председатель третий день пил, не просыхая — оплакивал прадедовскую реликвию. Так что пришлось идти в тайгу за подходящим деревом, которому потом на месте можно будет придать облик того же известного всему району «ПАЗика».

Михалыч обошел вокруг сосны, прикидывая, уместится ли тут вся его бригада или стоит еще поискать? В прошлый раз на кедре летали, так и разместились все, и шишек набрали вдоволь. Одно удовольствие, летишь да орешки грызешь. Эх, не сезон сейчас... и кедровник далеко, и лиственницы еще от зимы не отошли. А елки ненадежные, да и грузоподъемность у них меньше. Нет, надо все же эту сосну выбрать. Он произнес заклинание, и крепкая корабельная сосна стала сама по себе выдирать корни из земли. Михалыч дождался, когда дерево зависло над землей, отряхиваясь по-собачьи, заровнял образовавшуюся яму и подумал, что надо будет отправить ребятишек подсадить лес. Тайга хоть и велика, а каждый раз в район летать — так и деревьев не напасешься. Он вздохнул, очистил ствол от смолы, выбрал на стволе местечко поудобнее и полетел в село. Транспортное средство он припарковал возле своего дома, наложив противоугонные чары и для верности посадив рядом Волчка. Вездесущие ребятишки тотчас же окружили сосну, но залезть на нее не пытались — Волчка знали хорошо, и связываться с ним дураков не было.

— Здорово, Михалыч! — окликнул его сосед. — Хорошую сосенку выбрал. Все уместимся, вперед — и с песней. Вот сейчас бабы набегут — места занимать. И Андрюха с баяном тут уже приходил, интересовался.

— А Андрюху-баяниста я больше брать не хочу! — ответил Михалыч. — Ему как человеку говорили: играй чего-нибудь душевное, "Ой, то не вечер" или там для баб — "Напилася я пьяна"... а он, паразит, какой-то "Раммштайн" наяривал. Я этих раммштайнов в сорок пятом в хвост и гриву до Берлина гнал, а Андрюха ихние песни играет.

— Да ладно тебе, Михалыч, — сказал сосед. — Весело же было. А не возьмешь Андрюху — так бабы всю дорогу тебя ругать будут. Прямо поедом есть. А на баян заклятье бросим, чтобы только по заявкам играл, делов-то.

— Так Андрюха первым и заявит: «Раммштайн» хочу! Пусть лучше бабы ругаются, не впервой.

— А чего это мы ругаться-то будем? — поинтересовалась подошедшая жена Михалыча. Умный Волчок тут же спрятался за сосну и прикинулся спящим: утром он стащил поставленный остывать на окошко пирог с картошкой и подозревал, что хозяйка ему это еще припомнит.

— Да вот я и думаю, что ругаться вам не с чего. Слетаем на ярмарку, чего надо — купим, чего не надо — продадим. Волчка вот с собой возьмем…

— Ты совсем сдурел на старости лет? Как ты его потащишь?

— Так от старого мотоцикла люлька за сараем лежит. Привяжем к дереву, да и полетит Волчок в люльке, как кум королю.

Волчок навострил уши. Лететь в люльке он был не против, хотя на сосну косился с изрядным недоверием.

— Придумал тоже! Я в этой люльке хотела яйца на продажу везти. Да бочонок клюквы. Посидит твой Волчок дома на цепи, проглот ненасытный.

Волчок тяжело вздохнул. Оставаться дома одному не хотелось.

— Яйца-то и уменьшить можно. И клюкву тоже. А Волчок скучать будет…

— Гав! — поддержал хозяина Волчок.

— Еще чего не хватало! Уменьшить! Ты еще скажи — трансфигурировать. А то сам не знаешь, что вкус у них после уменьшения меняется. Мне оно надо — чтобы в следующий раз всякие претензии предъявляли?

— Тогда короб плетеный бери. Привяжем его на другую сторону. Как противовес.

— Тогда я еще кой-чего положу. Кобелина твой не меньше двух пудов весит, это какой же ему противовес понадобится, волчьему отродью… — и задумавшаяся о торговых перспективах супруга скрылась в доме.

— Иди, иди, — буркнул Михалыч. — Ищи свои два пуда…

— Внуки-то пишут? — перевел разговор на другую тему сосед. — Как они там, в Колдовстворце?

— Хорошо они там. В квиддичную команду обоих взяли, — со скромной гордостью сказал Михалыч. — Старший пишет, что на мировой чемпионат поедут, как юниоры. Они теперь и в русский квиддич играют, на деревьях который, и в европейский — на метлах, стало быть. Наша сборная и китайцев обошла, и немцев. С немцами сыграли со счетом 4:5 в нашу пользу, китайцев вообще с сухим счетом сделали.

— Ну да, ну да, — покивал сосед. — Переучиваться с дерева на метлу-то небось сложно было? Мы, помнится, когда в ЗГВ служили, так хорошо помучились.

— Тяжело в ученье — легко в бою.

— Оно так, конечно. Ну бывай, Михалыч.

* * *

Наутро с шутками и прибаутками бригада Михалыча — промысловики и их жены — занимала места на общественном транспорте. На сосне укрепляли сиденья, привешивали грузы — не одна супруга Михалыча надумала везти товар на продажу, отдавали указания оставшимся в селе домочадцам…

— Содом и Гоморра, — проворчал не любивший суету и бабий гомон Михалыч. Андрюха-баянист, которого все-таки взяли под клятвенное обещание не играть «Раммштайн», а играть то, чего народ захочет, сочувственно вздохнул. Сидящий в люльке Волчок согласно гавкнул.

— Ну, что, бригадир, — раздался бойкий женский голос, — командуй отправление. Мы уж давно готовы.

Михалыч оглядел транспортное средство, проверил надежность креплений, втихомолку наложил чары на андрюхин баян (мало ли чего он там наобещал!) и степенно скомандовал:

— Поехали!

Сосна плавно поднялась в воздух и зависла на высоте человеческого роста.

— Земля, прощай! — дружно раздалось с левого борта.

— В добрый путь! — эхом откликнулся правый борт.

И русское национальное магическое транспортное средство отправилось в полет.