Зимние сны молодого человека (гет)

В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме жила самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья состояла из папы, мамы и Малыша. Разумеется, у Малыша было имя — звали его Сванте Свантесон, — но прозвище настолько прочно закрепилось за ним, что даже родители не называли его как-то иначе. У Малыша были старшие брат и сестра, но они уже давно жили отдельно, Боссе даже обзавелся собственной семьей. Малыш не слишком-то общался с ними. По правде говоря, и с собственными родителями общение не складывалось. Все, что ему нужно было, — чтобы его оставили в покое.

* * *

— Привет. Здесь свободно?

Странный вопрос. Народу в парке было совсем немного, найти место — проще простого. Хотя, конечно, Малыш занял самое лучшее — стоящая в тени дерева скамейка была почти невидна со стороны дорожки, однако находилась ближе всего к озеру. Он обернулся на голос.

— Я могу здесь присесть? Мне нужно отдохнуть. Нелегко, знаешь ли, лететь из Вестергётланда в Стокгольм совсем без остановок.

Миловидная девушка, коротко стриженные рыжие волосы и… пропеллер? «Нет, такого не может быть», — мелькнула мысль. Но это и в самом деле был пропеллер.

— Да, пожалуйста. А что, сложно вот так лететь?

— Мне — ни капельки! Ведь я лучший в мире летун. Но отдохнуть все же стоит. Как тебя зовут?

— Малыш. Хотя по-настоящему меня зовут Сванте Свантесон.

— А я Карлсон.

— Карлсон? Это фамилия? А имя?

— Просто Карлсон, и все. Привет, Малыш!

— Привет, Карлсон! — ответил слегка обескураженный Малыш.

Они немного помолчали. Несмотря на абсурдность ситуации, общество девушки со странным именем Карлсон устраивало Малыша. Наконец, она улыбнулась, пробормотала: «Пора и домой», — нажала какую-то кнопку на животе, взлетела и сделала пару кругов над скамейкой. Малыш, затаив дыхание, молча наблюдал.

— Мотор барахлит. Надо будет залететь в мастерскую, чтобы его смазали. Конечно, я могу и сама, но лучше все-таки воспользоваться услугами мастерской. Привет, Малыш! — крикнула Карлсон, помахала рукой и скрылась.

Малыш проснулся.

* * *

Друзей у него не было. Время от времени он заходил к Кристеру — своему школьному приятелю — посидеть, покурить (и далеко не всегда это были сигареты), иногда присутствовала выпивка. А бывало, что Кристер брал Малыша на встречи со своими друзьями. Не сказать, что Малыш был в восторге от этих «друзей» — он был почти уверен, что у некоторых из них явные проблемы с законом, — но там на него не обращали особого внимания, не лезли с нравоучениями, не приставали с разговорами. Так что Малышу было все равно.

Иногда во сне он видел ту странную девушку с мотором. Она находила его, развлекала странными и нелогичными разговорами и улетала — всегда неожиданно.

Во сне он видел лето, наяву — зиму.

* * *

Он много рисовал. По большому счету, совсем недавно это было единственным занятием, к которому у Малыша еще оставался интерес.

Ее лицо было всюду. Она улыбалась, хмурилась, прищурившись, смотрела вдаль, что-то оживленно рассказывала или, закрыв глаза, думала о чем-то своем. Листами с ее портретами был завален стол, они лежали на полу, на подоконнике, под кроватью. Он знал ее лицо наизусть — каждый штрих, каждое движение, каждую улыбку.

Малышу снилось, что он рисовал — не ее, нет. Он рисовал их лето — бескрайнее небо, город, изнывающий от невиданной жары, пустынный парк (в его снах там почти никогда не было людей). Когда он рисовал, Карлсон иногда куда-то улетала, а затем возвращалась с кульком яблок. «Я заплатила за них пять эре. Оставила монетку на подносе», — и Малыш, понимавший, что вряд ли яблоки могут стоить пять эре, вслух соглашался, что все честно.

Он просыпался, смотрел на снег за окном и садился рисовать.

* * *

— Чем ты занимаешься, Малыш?

Они расположились на траве в парке Васа. Малыш, задумавшись, смотрел в небо и не сразу понял, о чем его спросили.

— Чем ты занимаешься? Я имею в виду, вообще, в жизни.

— А… Ничего особенного. Живу. Немного рисую. Ничем не занимаюсь, по большому счету.

* * *

— Сынок, тебе не кажется, что пора уже взяться за ум? — мама не оставляла надежд вразумить Малыша. Она уже давно смирилась с тем, что он не хочет получать нормальное, по ее мнению, образование, но иногда еще заводила подобные разговоры.

— Не хочешь учиться, ищи работу! Сколько, по-твоему, можно сидеть без дела? — порой и папа пытался повлиять на Малыша.

Но подобные разговоры заводились слишком редко. По большей части, Малыш был предоставлен сам себе. Иногда он размышлял о том, что же будет дальше, — и не мог ни на что решиться.

* * *

— Скучаешь?

— Как ты здесь оказалась? Я тебя не заметил.

Малыш сидел на крыше дома, любуясь просыпающимся городом. Стояла середина июня — чудесное время, когда жизнь кажется прекрасной, мир удивительным, а ты сам — всемогущим.

— Я прилетела. Вообще-то я пролетала мимо, но, увидев тебя, решила поздороваться.

— Рад тебя видеть.

— Я тоже. Есть какие-нибудь планы на сегодня?

— Нет.

— Полетаем? В этом долбанном Стокгольме совершенно нечего делать летом.

— А… как? Я же не ты — я не умею.

— Спокойствие, только спокойствие! — улыбнулась она и добавила: — Обними меня.

Малыш, немного помедлив, подчинился. Карлсон задорно улыбалась, в ее глазах прыгали чертенята. Она сказала:

— Держись крепче! — и в тот же миг они оторвались от крыши и взмыли вверх.

Карла стремительно набирала высоту, и вскоре дома, магазинчики, узкие улочки — все осталось далеко внизу. У Малыша возникло полное ощущение нереальности происходящего — настолько фантастическим все казалось. Он счастливо засмеялся: лето, утро, свобода, ветер в лицо — что может быть прекрасней!

— Держись крепче! — повторила Карлсон.

Внезапно в голову пришла мысль, что он вообще-то раза в два тяжелее девушки, и как же…

— Не волнуйся, мне совсем не тяжело. Только нужно подняться еще повыше.

— Зачем?

— Чтоб нас не заметили. Такие правила.

— Правила?

Девушка ничего не ответила, загадочно улыбнувшись.

Стокгольм давно остался где-то позади, когда они, наконец, начали снижаться. Малыш понятия не имел, где оказался; очевидным было лишь то, что они находились на побережье. Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что сейчас уже можно разжать объятия. Нехотя отпустил девушку, но она какое-то время продолжала стоять рядом. Потом потянула его куда-то в сторону:

— Пойдем!

Они куда-то шли, останавливались, любовались морем, небом, разговаривали, смеялись и — летали. Пожалуй, ради этого стоило выбраться из Стокгольма! Ветер бил в лицо. Отчаянно хотелось, чтобы этот чудесный день никогда не заканчивался.

Малыш открыл глаза. За окном шел снег, начинало светать.

Больше он никогда не видел Карлсон во сне.

* * *

Два года спустя студент Королевской высшей художественной школы Сванте Свантесон быстро шел по улице, периодически переходя на бег — надо же было так проспать! Вполне вероятно, что профессор не пустит его на занятие, но попытаться стоило. И вдруг… впереди мелькнул смутно знакомый силуэт — высокая девушка с коротко стриженными рыжими волосами. У Сванте на мгновение перехватило дыхание, он остановился, а затем, словно опомнившись, бросился догонять незнакомку.

— Карлсон? — выдохнул он внезапно севшим голосом.

Девушка обернулась. Теперь стало ясно — это не она: немного другая фигура, немного другие черты лица, но глаза… Эти глаза он не мог забыть последние два года и сейчас был счастлив увидеть их еще раз.

— Простите?

— Извините, я обознался. Принял вас за давнюю знакомую. Я Сванте.

— Карла.

Девушка улыбнулась. Малыш тоже.