Каждый сражался за свою родину (гет)

Задник с изображением леса поднимается

За ним оказываются также декорации леса. По сцене разбросаны небольшие сухие веточки. Объемными сделаны огромный валун в центре сцены, покрытая мхом кочка перед ним и старый пень неподалёку. На кочке, прислонившись спиной к валуну, сидит Тарас Викентьевич с бледным лицом, Ольга перевязывает ему плечо. Рядом лежит пиджак Тараса Викентьевича. Освещение имитирует сумерки.

Ольга: Ну вот. Вроде, ничего важного не задето.... Надеюсь.... И пуля навылет прошла. (заканчивает перевязку)

Тарас Викентьевич: Знобит меня что-то.

Ольга: Много крови потеряли. (немного отстраняет спину Тараса Викентьевча от валуна и накидывает ему на плечи его пиджак)

Тарас Викентьевич (вдевает руки в рукава): Пожалуй.

Ольга: Ничего, через пару дней должно стать лучше. (Подумав) Очень надеюсь.

Тарас Викентьевич: Что ты дальше думаешь делать?

Ольга (без паузы, явно продумав всё до этого): Пересидим здесь немного, ночи пока тёплые, но и костёр разводить будем. Потом пойдём. У меня троюродная тётка под Осиповичами. Родня дальняя, но я до войны часто там гостила. Мы хорошо ладили. Она нас, думаю, примет. Будем идти не торопясь…

Тарас Викентьевич: Оля. (пристально смотрит на неё)

Ольга: Что? (поворачивает голову и отвечает таким же пристальным взглядом)

Тарас Викентьевич: Ты решила не возвращаться к своим?

Ольга: Вас там убьют.

Тарас Викентьевич: Я и не пойду.

Ольга (садится на пень рядом): Так как же Вы один?

Тарас Викентьевич: Как-нибудь. За ночь оклемаюсь, а с утра помаленьку.

Ольга (качает головой): С такой потерей крови, да если пойти уже завтра… Вы никуда так не дойдёте.

Тарас Викентьевич: А тебе дезертирство припишут и если поймают, нас обоих к стенке поставят.

Ольга (неожиданно легко): Ну, и поставят. (пауза) Я думала, из того кабинета сегодня живой не уйду. Здесь шансов больше. Как нас поймают? Они не знают, где мы.

Тарас Викентьевич (полушутливо): Так ты решила меня спасти?

Ольга: А Вы меня?

Тарас Викентьевич (снова серьёзно): Спасибо тебе. Только давай на «ты», наконец. Я не настолько тебя старше.

Ольга: Начальство, всё же.

Тарас Викентьевич: Был. (достаёт удостоверение, раскрывает его, смотрит пару секунд, а потом откидывает (но не за кулисы)) А теперь?

Ольга (смотрит на него немного лукаво): А теперь скорее подчинённый.

Тарас Викентьевич: Во-о-от. (пауза) Странно, как ты пистолет-то там спрятала?

Ольга: Заранее принесла и в ящике спратала за дощечкой, получилось, как в двойной задней стенке.

Тарас Викентьевич: Находчиво.

Ольга: Стараюсь. (пауза) Костёр надо разводить, пока не стемнело. (встаёт)

Тарас Викентьевич: Да, правильно. Сейчас. (поджимает ноги, чтобы подняться)

Ольга (кладёт ему руку на здоровое плечо и не даёт подняться): Сидите, Вы.

Тарас Викентьевич: Оля.

Ольга: Извини. С костром я сама неплохо справлюсь. А ты посиди. Чем быстрее оклемаешься, тем мне же легче будет. (начинает собирать хворост)

Тарас Викентьевич: Еду у местных покупать надо будет. А я только утром всё из карманов другу выгреб. (хлопает себя по карманам) Да, совсем всё.

Ольга: У меня немного. Я не рассчитывала.

Тарас Викентьевич: Вот же ш… Думал, до вечера ничего не надо, дома-то у меня нормально осталось…

Ольга: Ничего. Сейчас не зима, да и люди — не звери.

Тарас Викентьевич: Ну, да. (пауза) Хорошо стреляешь, кстати.

Ольга: Спасибо. И ты. Этому на ходу прямо между глаз попал.

Тарас Викентьевич: Новичкам везёт.

Ольга: Новичкам?

Тарас Викентьевич: Впервые в жизни стрелял в настоящего человека. Да и по мишеням до этого не очень упражнялся. Веришь?

Ольга (кладёт сорбанный хворост не далеко от валуна и не поднимается, а пристально смотрит в лицо Тарасу Викентьевичу): А зачем сейчас на немца кинулся? Почему ты меня спас?

Тарас Викентьевич (после паузы): Знаешь, в беспросветном мраке нашей конторы, ты всегда была для меня лучиком света.

Ольга: И ты для меня. (пауза) И после этого, ты думаешь, я тебя оставлю и уйду? (поднимается и расхаживает по сцене) И я новичок. Почти. В первое лето собрали немцы нас, сажают в вагоны, в Германию везти. Тогда попался мне под руку какой-то прут, я им одному в живот…., лицо и сейчас помню. А потом задания были не те, стрелять не надо было. Здесь просто повезло с этим в окне. Думала, просто заставить его спрятаться.

Тарас Викентьевич: Говорю же, новичкам везёт.

Ольга (с усмешкой): Получается!

Тарас Викентьевич: Только к твоим родственникам нам нельзя. К моим тоже.

Ольга: Почему это?

Тарас Викентьевич: Их проверить могут. Гессен — не рядовой и даже не оберлейтенант. Проверять будут всю родню и друзей, о которых знают.

Ольга (испуганно): Что значит «проверять»?

Тарас Викентьевич: Просто проверять, думаю. Хватать и вешать будут первых попавшихся.

Ольга (хватается руками за голову): Из-за меня. Как думаете, сколько?

Тарас Викентьевич: Не знаю. Много.

Ольга: Ну почему же они так? Это подло!

Тарас Викентьевич: Подло, конечно. А Вы почему? Прости. Начальство твоё. Понимали же, что будут вешать. Не первый раз.

Ольга (встаёт и горделиво выпрямляется): Конечно. Лучше всего как в Самапомачы. Не воевать ни за тех, ни за этих, создавать вид деятельности и не марать рук. (пауза) Почему ты пошёл в то болото? Понятно же было, что фашистам идёшь служить. Почему не ушёл, если было так тошно? А ведь было, я видела.

Тарас Викентьевич: До войны с комунистами тоже было тошно. Я привык.

Ольга: Не понимаю.

Тарас Викентьевич: Да всё ты понимаешь! Не на луне же ты жила.

Ольга (удивлённо): Нет, не понимаю. Мы жили мирно и счастливо, работали ради светлого будущего. За то, чтобы такую жизнь вернуть, мы сейчас и боремся.

Тарас Викентьевич: В стране до войны было, как в трамвае: половина сидит, остальные трясутся. На факультете половину преподавателей позабирали. За что? Все враги народа? Никто к военному ведомству отношения не имел, возможности вредить не было. Кто сказал неосторожное слово на лекции, кто просто на беду учился до революции и в своё время не сообразил уехать!

Ольга (её удивление растёт): За одно слово??

Тарас Викентьевич: За одно. И не обязательно «Сталин-дурак». Любую фразу могли толковать странно. Многих друзей моих увезли чёрные воронки. Их самих, их родителей. За намерения, за слова. Мы постоянно боялись, что приедет воронок. Чумная колесница. Страшная чёрная машина. Он появлялся обычно ночью, чтобы общие масштабы скрыть. Приехал раз, остановился во дворе. Забрали соседа. Приехал другой — другого соседа. Нас минуло каким-то чудом. Бывало, дописываешь курсовик, опаздываешь, три дня не спишь, потом, наконец, сдаешь и сваливаешься. Но как бы крепко не спал, от звука мотора вскакиваешь: а вдруг на этот раз не пронесёт.

Ольга (неуверенно): Может, так нужно…. стране.

Тарас Викентьевич: Власти нужно. Чтобы боялись. Чтобы не смели поднять голову и взглянуть на то, как живут люди.

Ольга (ещё более неуверенно): Партия служит народу. Возможно, кого-то взяли по ошибке… Но это ошибка.

Тарас Викентьевич: «Уничтожение мальчиков-младенцев было необходимо; надо же понимать монархические интересы справедливого Ирода. Вот то, что вместе с ними убили четырёх девочек — вопиющая несправедливость, о которой немедленно должно быть доложено кесарю». Талантливый один человек так говорил.[18]10 А в интересах фрицев евреев истребить! Интересы у всех свои, невинным жертвам от этого не легче.

Ольга: Это неправда! Сколько людей работало в НКВД? Что, все только и мечтали, как бы получше запугать народ?! В этом не смысла!

Тарас Викентьевич (с усмешкой): Смысл был. У всех свои интересы. Чем больше рвения, тем лучше карьера, чем больше посадишь, тем больше чин. Там тоже, думаю, свой план, как на заводе. Я слышал, была такая якобы антисоветская группа — всем по 14 лет от роду. Как возраст подошёл для уголовной ответственности, так их под суд. Причём по приговору получалось так, что сколачивать группу лидер начал лет с семи.[19]11 Выслужиться охота всем, значит, угождать надо начальству, иначе никак в нашей стране.

Ольга садится, обхватывает руками колени и кладёт на колени голову. Долгая пауза, слышно только пение птиц.

Тарас Викентьевич (тихо): Оля, прости… Я не хотел…

Ольга поднимает голову.

Ольга: Скажи. Скажи честно. Неужели всё это действительно правда?

Тарас Викентьевич: Правда

Пауза. Ольга встаёт.

Ольга: Тогда тем более, зачем мне возвращаться в отряд?

На сцену выбегают Робин и Григорий. Видно, что Робин практически протрезвел.

Робин: Оля! Наконец-то! Почему на квартиру не пришла? В отряд в конце концов?! (указывает на Тараса Викентьевича) Это кто?

Ольга: А вы почему так хорошо «прикрыли». Легла бы там, если бы не Тарас Викентьевич (указывает на Тараса Викентьевича).

Робин: Командир запретил прикрывать. Центр города. Пришлось так, сама понимаешь — иначе нельзя.

Ольга: Вот скажи мне, только честно, кто отдавал приказ о ликвидации Гессена?

Григорий: Центральный штаб партизанского движения. Некуда выше.

Ольга: Но не лично товарищ Сталин?

Григорий (Робину): Ты какой лапшы девушке на уши навешал?

Робин: Иначе бы ты не пошла. А неподчинение приказу.... (выразительно смотрит на Григория)

Ольга: Видеть тебя не хочу больше. (демонстративно поворачивается к Робину спиной) Как вы вообще нас нашли?

Робин: Случайно. Просто повезло.

Ольга (снова резко поворачивается к Робину лицом): Ты ж меня бросил там! Вначале обманул самым наглым образом, а потом бросил!!

Робин (соображая): Подожди.

Ольга: Что «подожди»? Зачем было врать?!! Думал, я струшу, если ты правду мне скажешь?!! (подходит к Робину и тычет ему указательным пальцем в грудь) Знаешь, кто ты после этого?!! (принюхивается) Ты что, пил? (снова принюхивается) И сильно, я смотрю. Это ты так храбрости набирался, меня прикрывать?

Робин: Так, это вы тут уже пару часов вдвоём?

Ольга (с вызовом): Имеем право. А тебе чего?

Робин: Да, ничего, Оленька, только…

Григорий (прерывает): Отставить. Сцены ревности до лагеря подождут. (Ольге, указывая на Тараса Викентьевича) Уточним, это свой?

Ольга: Конечно, свой. Без него не выбралась бы. Как уходили, он двоих фрицев застрелил…

Григорий (прерывает): И росказни тоже до лагеря отставить. Взяли раненного и пошли.

Робин: Минутку. При всём уважении, товариш капитан, надо разобраться, что это за «свой». (Тарасу Викентьевичу) Ты кто такой, Тарас, не помню как там дальше?

Тарас Викентьевич: Я здешний.

Робин: А полицаи что, из Африки приехали? Говори толком!

Григорий: Ты из себя особиста-то не строй. На то Никаноров есть.

Ольга: Да свой он. Ещё раньше людей из гетто помогал выводить. Может, кто даже к нашему отряду прибился.

Робин замечает лежащее на сцене удостоверение Тараса Викентьевича, резким движением поднимает его, открывает, смотрит и показывает Григорию. Тот отходит немного назад и на дальнейшее смотрит до определённого момента безучастно, сложив руки на груди.

Робин: Вот он какой свой!

Григорий: Да, не думал.

Григорий отходит немного назад и на дальнейшее смотрит до определённого момента безучастно, сложив руки на груди.

Ольга (с волнением, которое не получается скрыть): Я месяц назад его завербовала.

Робин: Врешь! Доложила бы мне, если бы правда. А сейчас на ходу выдумываешь.

Ольга (со слезами): Это правда.

Робин: Всё, капут тебе, Тараска.

Робин достаёт парабеллум, целится в Тараса Викентьевича. Тарас Викентьевич пытается достать из кармана свой пистолет, но делает это неулюже, Робин успевает подскочить, выхватить у Тараса Викентьевича пистолет и отбросить его в сторону. Ольга с криком повисает на руке Робина, но тот бьёт её ногой в солнечное сплетение и Ольга падает рядом с Тарасом Викентьевичем, ловя ртом воздух.

Робин: Не лезь, Олька, не то сама под трибунал пойдёшь за сочувствие к врагу народа.

Робин приставляет парабеллум к голове Тараса Викентьевича. Тот зажмуривается и весь съёживается.

Робин (Ольге): Погляди на своего хахаля нового. Обделался, небось, уже.

Робин нажимает на курок, но вместо выстрела слышится только щелчок осечки.

Робин: Халтура фрицевская!

Робин со злостью широким движением с разворотом отбрасывает парабеллум и достаёт наган, но поднять его не успевает: Ольге хватает времени достать свой пистолет. Ольга стреляет в Робина много раз, пока вместо выстрелов не начинаются щелчки. Робин роняет наган и оружие. Ольга кидается на Робина и начинает с остервенением бить его рукоятью пистолета по голове. За это время Григорий успевает расстегнуть кабуру и взяться за пистолет, но не спешит его доставать. Ольга наконец поднимает взгляд на Григория и хватается за наган Робина. Тарас Викентьевич берёт Ольгу за руку и не даёт ей поднять наган.

Тарас Викентьевич: Не надо. Он давно бы нас пристрелил, если бы хотел.

Григорий: Верно мыслишь.

Ольга оставляет наган и поднимается. Григорий убирает руку от пистолета, достаёт из внутреннего кармана флягу.

Григорий: Боевого товарища надо бы помянуть.

Ольга и Тарас Викентьевич внимательно и недоумённо смотрят на Григория. Григорий достаёт из внутреннего кармана флягу.

Григорий: Хороший был боец, но в целом, если честно, дрянь-человек. (отпивает из фляги)

Григорий подходит к Ольге и протягивает ей флягу.

Ольга: А ведь я сволочь эту когда-то любила. Зря. (отпивает)

Ольга протягивает флягу Тарасу Викентьевичу. Тот отпивает молча. Григорий берёт флягу и выплёскивает немного содержимого.

Григорий: Бывайте. Надеюсь, хватит ума на шоссе не соваться и до поры до времени деревни стороной обходить? (закрывает флягу и прячет во внутренний карман)

Тарас Викентьевич: Авось не пропадём. Спасибо Вам.

Григорий уходит.

Перед героями и объёмными декорациями опускается задник с изображением леса

На сцену выходят Григорий и Пимен. Разговаривая, они прохаживаются по авансцене.

Пимен: Скажите, Григорий, Вы служите нашей партии за страх, или за совесть?

Григорий: За совесть, конечно.

Пимен: И даже после допросов в НКВД и ГУЛАГА?

Григорий: Ошибки всюду бывают. Следователя того уже расстреляли, вместе с Ягодой.

Пауза

Григорий: А Вы, Пимен, пройдя Гражданскую, а потом столько полярных экспедиций, Вы уж точно служите за совесть?

Пимен: Когда как.

Григорий: Вы видели самое начало советской власти. Надежды. Победы. Деньги тогда чуть не отменили. Белых мы били. Светлое тогда было время, я помню.

Пимен: Вам в 17-м 10 лет было. Что Вы помните?

Григорий: Многое. Баррикады на улицах и стрельба. Юнкера лежат за брёвнами, а мы с чердаков закидывает их камнями и на утёк. Всю Москву поперегораживали. На Красной площади и то будто свалку остроили.

Пимен: И тогда по-разному было. И тогда не всегда за совесть.

Пауза. Оба останавливаются и поворачиваются лицом к зрителям.

Пимен: Что в центр напишем?

Григорий: По существу. Операция «Баллада» прошла успешно. Штандартенфюрер Рудольф Гессен ликвидирован. Также уничтожено несколько предателей Родины.

Пимен: Агентов Робина и Литтл Джона представим к награде посмертно. Действительно посмертно?

Григорий: Абсолютно точно, можете не сомневаться. (оба невесело усмехаются)

Занавес закрывается