Занимательная гербология (гет)

Весна в этом году выдалась нервной, как экзальтированная барышня. То она, проникнувшись несвойственным ей в Англии человеколюбием, великодушно решила устроить потепление уже в конце марта, да так, что и травка успела зазеленеть, и появились робкие первые цветы — то вдруг резко вспомнила о прелести настоящей снежной зимы и радостно намела сугробы, более уместные где-нибудь под Рождество.

Во время очередной смены весеннего настроения столбик термометра взлетел вверх, сугробы быстро растаяли, так что все утонуло в грязи и слякоти. И если в больших городах лужи на асфальте уже почти все высохли, то здесь, неподалеку от Литл Сомерфорда, графство Уилтшир, куда я трансгрессировала этим утром по работе, без резиновых сапог никак не обойтись.

Впрочем, магам их хорошо заменяет влагоотталкивающее заклинание, наложенное на обычную обувь, кроссовки в моем случае. Маггловским агентам Службы Безопасности повезло меньше — сапоги им, видимо, не полагаются по форме, только строгие черные туфли, а о заклинании и речи нет. Я бы предложила, но надетые на них “магоблоки” все равно его нейтрализуют.

Поэтому, шагая по проселочной дороге к их шикарному черному минивэну, заляпанному грязью до самой крыши, мы с Дином, моим напарником, можем лишь сочувственно переглянуться.

— Янг! — зову я громко. Спустя пару мгновений агент Янг, чертыхаясь и поскальзываясь на грязи, вылезает откуда-то из канавы позади минивэна. Серый костюм его безнадежно испорчен, как и настроение. СБ не только подходящей погодным условиям экипировкой не может похвастаться — до места происшествия из Лондона им пришлось ехать более двух часов, а все ради простой проверки перехваченного у полиции сообщения. Отделу Взаимодействия с Магглами, где мы с Дином работаем, такие проверки почти ничего не стоят — быстренько “прыгнули” куда надо, помахали палочками и в случае, если магия в деле не замешана, так же быстро вернулись обратно.

— Браун, Томас, — отзывается Янг, с досадой разглядывая руки, затянутые в латексные перчатки — те тоже запачканы, и он явно раздумывает: надевать новые или нет?

Судя по тому, что такой вопрос возник, приехали они сюда явно не зря — и мы, соответственно, тоже. СБ и ОВМ работают вместе, если в результате воздействия магии серьезно пострадали люди.

— Ну, что там? — хмуро спрашивает Дин. Янг молча машет рукой в сторону канавы и, ничего больше не говоря, возвращается обратно. К нам он почти никогда вплотную не подходит — не потому, что боится или не любит волшебников. Вблизи от “магоблока” все чары нарушаются, мы не можем колдовать, и Янг считает более вежливым избежать такой неудобной ситуации, чем полезть с приветственным рукопожатием. Он не сразу до этого додумался, понадобилась пара месяцев и несколько прерванных заклинаний, вроде сегодняшнего влагоотталкивающего.

Когда мы обходим минивэн, взгляду открывается лежащая в канаве машина — вернее, то, что от нее осталось. Некогда белый автомобиль практически согнут пополам и валяется на боку искореженной грудой металла. Возле него работает команда из трех экспертов-криминалистов, явно приступившая не так давно — кто-то изучает следы на земле вокруг, кто-то фотографирует салон через разбитое ветровое стекло. Торчащие осколки густо залиты потемневшей кровью, но трупов не видно. Их не должны были увезти до того, как мы предварительно осмотрим, так что либо жертвы этой страшной аварии выжили и их забрала “скорая”, либо трупов не было вовсе. Я склоняюсь ко второму варианту. Когда есть выжившие, атмосфера на месте происшествия не такая гнетущая.

Разглядев надпись на дверце автомобиля, я говорю:

— Патрульная.

Янг кивает:

— Эти полицейские выехали после звонка в дежурную службу. Кто-то проезжал здесь и увидел стоящую на обочине женщину, им показалась, что ей нужна помощь. Сами не остановились, но гражданскую сознательность проявили. Следующий звонок был уже после того, как произошло вот это… что бы это ни было.

— Но никто ничего не видел? — уточняет Дин.

— Нет, — из-за деревьев, расположенных в десяти футах от разбитой машины, выходит агент Мосс; в отличие от Янга, она запаслась непромокаемым тренчем, но обувь ее это все равно не спасло. — Звонившие сказали, что патрульные, похоже, попали в аварию. Но их самих не видели, только сброшенную в кювет машину.

— А сами патрульные когда последний раз выходили на связь? — я осторожно, мелкими шажками, спускаюсь вниз; нет такого заклинания, чтобы не дать мне поскользнуться и шлепнуться на зад, ну или оно просто не приходит мне сейчас в голову.

Мосс останавливает взгляд на моих белейших кроссовках, прежде чем ответить:

— Только когда принимали вызов.

— То есть диспетчер сигнала о помощи не получал?

— Нет. Что бы тут ни произошло, это произошло быстро.

Оглядываюсь: вокруг нет ничего, обо что автомобиль мог так разбиться. Словно он с разгона впечатался боком в столб толщиной в фут, а потом так же — с другой стороны. Ну или что-то обхватило его и сжало, швырнув в канаву.

— А почему вы в СБ заинтересовались этим происшествием? — Дин заглядывает в салон разбитой машины. — Если не видеть все вживую, как-то не очень похоже на наш случай. Просто авария на дороге.

— Наш аналитический отдел мониторит все сообщения полиции, — сухо поясняет Мосс. — Выявляет с помощью программы подозрительные совпадения. Чуть больше недели назад тут неподалеку, в другую сторону от Литл Сомерфорда, у другой машины пробило колесо. Водитель потом сказал, что он как будто на что-то наехал, хотя когда вышел, дорога была абсолютно ровной. Пока доставал запаску, услышал со стороны леса какие-то звуки — и поторопился уехать. Напугался он достаточно, чтобы сообщить об этом в полицию, но там решили, что это просто был забредший близко к городу крупный дикий зверь, и передали информацию в природоохранную службу, а те ничего не нашли. Сами понимаете, на тот случай мы не отреагировали, а вот после сегодняшнего надо было проверить.

Как по мне, маловато оснований, чтобы связать эти два происшествия, но я уже знаю: в аналитическом отделе СБ работают далеко не дураки. Не раз уже такое было, что они, основываясь на обширных разрозненных данных и используя какие-то методы подсчета вероятностей, делали самые правильные выводы. Все-таки нам у них этому еще учиться и учиться, волшебники слишком многое упускают из виду, полагаясь на одну лишь магию.

Мы с Дином поднимаем палочки, и все сотрудники СБ, как по команде, отходят в стороны — даже криминалисты, не успевшие, по видимому, до конца осмотреть автомобиль.

Для полной проверки нам нужно каких-то пять минут и около десятка заклинаний. Прежде всего, чары Обнаружения: посторонних скрытых сущностей, следов чужого колдовства, человеческих останков поблизости. Все чисто. То есть магия чувствуется, особенно на автомобиле, в месте, где его что-то сдавило и едва не разорвало пополам — но магия эта подобна неуловимому флеру духов, ускользающему с первым порывом ветра. Она не похожа на тяжелый металлический “запах” Темных искусств, она не отталкивает, но и не ведет к ответу. Так мы ничего не добьемся.

— Лаванда, посмотри-ка, — Дин указывает на землю вокруг. Она словно взрыта, смешана с вырванной с корнем травой — сперва я подумала, что это сделал, падая в кювет, автомобиль. Однако Дин правильно заметил: земля потревожена и чуть дальше, там, куда автомобиль достать не мог.

Проверив вглубь, футов на двадцать, я говорю:

— Ничего.

Дин подтверждает это кивком.

— Мы осмотрели все вокруг, — Янг подходит чуть ближе, — следы крови есть только на стекле и еще немного — вот тут, на земле рядом. Кто-то из полицейских был ранен, но куда они делись потом — неизвестно. Не могли же они просто исчезнуть?

Он замолкает, поняв, что сморозил глупость — могли, и еще как. Их могли убить и закинуть куда-нибудь на Северный полюс, вот только тогда остался бы след перемещения, а мы ничего такого не нашли. Еще полицейских могли трансфигурировать во что-то, да хоть в камень, и унести в кармане, но я подозреваю другое.

— Их затащили под землю.

— Мы ведь только что смотрели, — возражает Дин.

Смотрю на него:

— Я не говорила, что они остались там… в том же виде.

Он мрачнеет и, неосознанно стиснув палочку в руке, смотрит под ноги — так, словно под ними вот-вот разверзнется пропасть.

— Думаешь… Темная магия? Но зачем? И следов ее нет.

— Сам знаешь, что следы при желании легко спрятать.

— Можно для непосвященных? — спрашивает Мосс; магглы, может, и “непосвященные”, однако настрой наш уловили — и агенты, и вернувшиеся было к работе криминалисты смотрят на нас напряженно. А может, так волшебно сработало упоминание Темной магии. С этой дрянью за время Взаимодействия почти все они уже успели столкнуться, и впечатления остались самые пугающие.

— Лаванда считает, что полицейских могло утащить под землю в результате темномагического воздействия. Это возможно, но у нас не хватит специальных знаний, чтобы проверить такую теорию.

Мосс кивает — агентам известно, что Темными искусствами владеют далеко не все волшебники. Их этот факт очень сильно успокаивает.

Я бы хотела ошибаться: заклинание, которое мне вспомнилось, приводит к мучительной смерти. Люди не просто оказываются под землей, без воздуха, чтобы дышать — они горят в ней, как в кипящем котле из раскаленной породы, и хорошо, если сердце не выдержит и остановится от боли. Нередко жертва все еще остается в живых, даже когда расплавилась почти до костей. Изобретатели таких чар — те еще садисты.

Это бы объяснило, почему мы не нашли останков, вообще никаких, даже микроскопических — они могли сгореть подчистую, такого и крематорий не обеспечит. С другой стороны, остается вопрос: почему уцелела машина? Да и кому понадобилось убивать таким способом маггловских полицейских?

Тут нужна консультация специалиста.

Дин уже понял, о чем я думаю, и вздыхает:

— Давай… раз уж без него никак.

Не дожидаясь особого приглашения, я наколдовываю Патронуса. Магглы во все глаза смотрят на мою светящуюся кошку — некоторые ее уже не раз видели, но такое проявление колдовства, как и трансгрессия, завораживает их даже спустя несколько лет Взаимодействия.

— Нужна твоя помощь, — говорю я коротко. — Подойди, пожалуйста, если не сильно занят.

Нетерпеливо взмахнув хвостом, Патронус улетает, чтобы передать сообщение.

— Нам безопасно тут находиться? — уточняет Янг. “Магоблок” — это, конечно, хорошо, но он нейтрализует магический импульс только в пределах пяти-шести футов, что не сильно поможет, если вокруг все придет в движение и загорится. Были прецеденты. В яму, образовавшуюся глубоко под землей, может провалиться почва из-под ног, а жар от магического огня все равно остается обычным жаром и способен навредить.

Засомневавшись, я смотрю на Дина.

— Работайте, мы проследим, — отвечает он. — Если что-то изменится — сразу скажем.

Тут Янга зовет один из криминалистов, занимавшийся осмотром салона:

— Нашелся видеорегистратор! Разбит, придется восстанавливать в лаборатории.

Агент удовлетворенно кивает:

— Хорошо. Мы на него рассчитывали, — и, повернувшись к нам, считает нужным объяснить: — В каждой патрульной машине установлено записывающее устройство, оно...

— Мы в курсе, — слегка улыбаюсь я. Сколько бы мы ни проработали вместе, агенты отчего-то постоянно забывают, что в ОВМ набирают только тех, кто достаточно хорошо знаком с маггловским миром, по крайней мере, знает про существование электронных технологий. Хотя, если задуматься, тот же Янг никогда не видел, чтобы я звонила по мобильному, а ведь он у меня есть — просто из тех, с кем мне чаще всего надо срочно связаться, телефоны мало у кого имеются.

— Что ж, — агент выглядит немного смущенным. — Будем надеяться, запись сохранилась и мы сможем увидеть, что здесь произошло.

— Пока нам понятно лишь, что по крайней мере одного патрульного вытащили из салона через разбитое лобовое стекло, — говорит Мосс, глядя, как видеорегистратор упаковывают в прозрачный конверт, предназначенный для вещественных улик. — И случилось это уже после того, как машину скинули с дороги. Никаких следов выстрелов мы не нашли, ни гильз, ни пороха. Вероятно, они просто не успели… или не смогли начать стрелять.

Лицо ее, и без того грубоватое, становится еще жестче. Мне знакомо это выражение — у Мосс, да и не только у нее, так проявляется страх, не страх смерти даже или увечья, а того, что в момент нападения ее лишат возможности защищаться, повлияют на разум, заставляя бездействовать, или парализуют, так что она сможет лишь наблюдать за приближением гибели своей и товарища. Всякое, к сожалению, бывало с агентами СБ — и такое тоже.

Закончив работу, криминалисты начинают относить собранный материал в машину; его не так уж много: найденный регистратор, образцы крови и почвы. Пора бы и нам со своей стороны что-то сделать, вот только без собственного эксперта мы с Дином почти ни на что не годны.

Как-то он не торопится. Из вредности или правда занят?

Словно услышав мои мысли, Янг смотрит на часы:

— Мне нужно позвонить, распорядиться насчет транспортировки патрульного автомобиля. Чем скорее, тем лучше, пока никто не…

— Звоните, — раздается позади нас холодный голос, и мы все дружно вздрагиваем, едва не подпрыгивая. — Я не задержу вас надолго.

Снейп приближается стремительно, широченными своими шагами, так что агенты, да и Дин тоже, машинально подаются назад. А я — я едва сдерживаюсь, чтобы не расплыться в умиленной, совершенно счастливой бабской улыбке. Пора бы уже привыкнуть к тому, что он иногда помогает ОВМ, тем более сегодня я сама его позвала, но каждая встреча с ним в рабочей обстановке отзывается во мне каким-то восторженным трепетом. Надо контролировать себя получше — репутацию, заработанную за время службы, потерять очень легко.

Краем глаза замечаю, что Мосс едва останавливается, потянувшись было к кобуре. Снейп умеет производить впечатление, это точно. К тому же, слава бежит впереди него, и даже те агенты, которые с ним еще не сталкивались, знают наиболее красочные моменты из послужного списка нашего “внештатного консультанта”, специализирующегося на Темных искусствах.

Будь на нем мантия, эффект был бы еще убийственнее, но Снейп отчего-то ей в последнее время пренебрегает, особенно когда ему приходится работать с СБ. Не будь я уверена, что ему наплевать на мнение магглов, да и вообще всех окружающих, решила бы, что он не хочет их лишний раз пугать своим макабрическим видом.

Не тратя времени на разговоры, Снейп взмахивает палочкой — еще не колдуя, просто показывая, чтобы все отошли от машины. Ну правильно: если его позвали, значит, надо проверить на Темную магию, к чему лишние расспросы и болтовня?

Магглы рассыпаются в стороны сразу, все, кроме Янга; к его чести, он ступает назад неторопливо, будто бы невзначай положив руку на пряжку ремня. В пряжку встроен “магоблок”, и многие агенты хватаются за него в напряженной ситуации, почти как за оружие — просто для собственного спокойствия.

Мы с Дином тоже отходим от греха подальше. Снейп бы предупредил, если бы его манипуляции представляли опасность, но мало ли как все может повернуться.

Едва все оказываются на приличном расстоянии от машины — криминалисты так вообще поспешили выбраться из канавы на дорогу — по взрытой земле словно пробегает рябь. А потом она начинает двигаться, как живая, и прямо из нее в воздух струится темно-лиловый дым, колышущийся от высокой температуры. Почва раскаляется за мгновения, я даже отсюда чувствую этот жар. Жар — и тот самый тошнотворный запах Темной магии, от которой рот наполняется горечью, а кожа на непокрытых участках тела будто начинает болеть. Искореженный автомобиль жалобно скрипит, чуть проседая вглубь почвы. Мосс поводит головой, будто скрывая желание прикрыть лицо, Янг довольно заметно ежится — несмотря на защиту, они тоже это чуют.

Значит, патрульных и правда убили Темной магией? Я не свожу взгляда с лица Снейпа и сжимаю кулаки, заметив, как он слегка нахмурился.

— Что это было? — спрашиваю сквозь зубы. Если на воле разгуливает темный маг, применяющий такие страшные заклинания для расправы над магглами, нам предстоит та еще работенка.

Снейп резко опускает палочку вниз, прекращая действие магии.

— Не имею ни малейшего понятия.

Я моргаю.

— В смысле?

Он наконец-то смотрит на меня — безразлично, по-рабочему.

— К Темной магии произошедшее здесь никак не относится. Нападение совершил какой-то волшебный зверь — или довольно слабый волшебник.

Вступает Дин, такой же ошарашенный, как и я:

— Но мы же видели только что…

— Я понял, какой вы сделали вывод, увидев разрытую землю, — раздраженно прерывает его Снейп, — и чтобы обнаружить скрытое темномагическое заклинание, применил его же в более слабой форме. Подобное должно притягиваться к подобному. Но это ни к чему не привело — значит, заклинание не было использовано здесь ранее. Что-то другое сделало это, что-то, двигавшееся под землей, — он вдруг шагает вперед, направляясь к автомобилю. — И оно оставило след, который вы упустили.

Присев возле переднего колеса, утопленного в смешанную с травой грязь, Снейп выуживает из своего кармана какой-то клочок ткани и ковыряется между шиной и ободом. Мгновение спустя в его руке оказывается длинный тонкий предмет, похожий на спицу, зеленую с ярко-красным острием.

Агенты устремляются к нему — и, едва, ступив на заколдованную Снейпом землю, шарахаются назад.

— Горячая, — бормочет Мосс. — Даже через ботинки.

— Скоро остынет, — бросает Снейп, не оборачиваясь. Он с интересом рассматривает “спицу”, держа ее на ладони предельно осторожно. Я иду к нему, Дин тоже; земля и правда немного жжется через подошву обуви, но терпимо.

Снейп встает, протягивая мне находку.

— Аккуратнее. Он, скорее всего, ядовит.

— Что это? — я беру “спицу” вместе с платком и поворачиваю в пальцах, разглядывая со всех сторон. — И как мы все ее упустили?

— Шип. Животного… или растения, — Снейп поднимает взгляд на приближающихся агентов; те все-таки решили не оставаться в стороне и торопятся сюда, стараясь не подпрыгивать на горячей поверхности. — А от обычных Обнаруживающих чар он был скрыт естественной защитой.

— И твое заклятье ее нарушило? Поэтому ты его увидел?

Он кивает, впервые с момента появления здесь выдав какую-то одобрительную ухмылку. Его явно не обрадовало, что пришлось из-за нас оторваться от работы, к тому же, как выяснилось, Темной магией тут и не пахло — но без его вмешательства мы бы не обнаружили важнейшую улику, да еще такую, которая даже его немного заинтересовала.

Надо же, здесь была тварь, сильная настолько, чтобы так покорежить целую машину, и обладающая естественным магическим “камуфляжем”... Плюс, Снейп сказал, она передвигалась под землей. Я, конечно, не эксперт в магозоологии, но знаю немало — и на ум все равно ничего не приходит.

— Н-но... — неуверенно подает голос криминалист, который осматривал автомобиль, — у нас ведь есть “магоблоки”, с ними маскировка колдовством не действует…

Снейп поворачивается к нему — бедолага аж весь съеживается.

— Напрашивается вывод, что вам стоило бы тщательнее выполнять свою работу, — произносит он медленно, практически по слогам, не сводя с собеседника немигающего взгляда. Вот что за характер, лишь бы кого-нибудь унизить, намекнув на непрофессионализм! Наверняка этот шип все равно бы нашли, еще раз осматривая машину на полигоне СБ — но нет, надо ткнуть носом в упущение, чтобы посмотреть, как криминалист будет краснеть и бормотать оправдания.

Быстро, пока агенты не вступились за своего и не грянула ссора, я левитирую найденный шип в сторону обиженного специалиста. Тот, спохватившись, поднимает открытый конверт для улик, который уже держал приготовленным в руках. За пять футов до него левитирующие чары перестают действовать, но, разогнавшись, шип по инерции влетает куда надо — мы этот трюк отработали уже давно.

— Мой коллега считает, что шип принадлежит животному или растению, а еще он ядовит. Вы сами хорошо знаете, что с ним делать, — говорю я дружелюбно. Иногда у нас с магглами возникают споры, кто первым будет исследовать улики с места преступления: с одной стороны, у них есть лаборатории, оснащенные по последнему слову техники, с другой — они до сих пор не знают о магии и десятой доли, так что зацепки будут искать практически вслепую. Отдав шип без лишних препирательств, я продемонстрировала доверие, убежденность в том, что они достаточно сообразительны для этой работы. В любом случае, через пару дней улики вернутся к нам.

Кивнув, криминалист уносит конверт в машину, а я, воспользовавшись тем, что Дин отвлек агентов разговором (Янг не сразу отводит от нашего консультанта тяжелый взгляд), беру Снейпа под локоть и утягиваю в сторону, ближе к лесной полосе.

— Спасибо, что так быстро отозвался. У тебя и без того завал.

Помощь ОВМ — не его основная работа. Отдел Тайн припахал Снейпа больше года назад, и с тех пор регулярно поставляет ему задачки, оказавшиеся не по зубам всем остальным.

— В следующий раз постараемся обойтись своими усилиями, обещаю.

Снейп кривится угрюмо:

— Все из-за маггла, поленившегося осмотреть колеса?

— Его бы не взяли в СБ, если бы он не выполнял свою работу хорошо, — я улыбаюсь, чтобы никому со стороны — а тем более, Мерлин упаси, самому Снейпу — не показалось, будто я его отчитываю. — К тому же, если Мордекаю будут жаловаться на тебя слишком уж часто, он разорвет наше сотрудничество. Я не смогу обращаться к тебе в обход него.

Но к чему говорить то, что он и так знает? Может, Снейп именно этого и добивается, сам не осознавая, хочет, чтобы его оставили в покое? И всегда хотел, если вспомнить, как он себя вел еще в бытность профессором. Сам не уйдет, потому что работа эта ему нужна, но если уволят — вздохнет с облегчением.

Неопределенно покачав головой, Снейп хмыкает. Он мог бы сказать, что его отстранение хуже сделает, в первую очередь, нам самим, но вместо этого сжимает легонько мое предплечье на пару мгновенией, отпускает — и трансгрессирует.

Я возвращаюсь к Дину и агентам, улаживающим последние формальности. Взгляд невольно задерживается на покрытом кровью автомобиле. С какими бы трудностями ни было связано сотрудничество волшебников и маггловской Секретной службы, результаты должны все оправдать. Сами мы бы никогда не обратили внимание на пропажу двух простых патрульных — и очнулись, только если бы счет жертв пошел на второй десяток.

Теперь наш долг — докопаться до того, что произошло здесь на самом деле, и предотвратить другие возможные случаи, не говоря уже о поимке виновного. Как бы он ни выглядел и как бы далеко ни уполз, мы его из-под земли достанем.

До чего же приятно после долгого трудового дня просто вернуться домой, в свою обшарпанную квартирку, принять душ, переодеться в легкую домашнюю одежду да открыть нараспашку окно в единственной комнате, впуская нагретый вечерним солнцем весенний воздух! И пускай окно выходит на грязную улицу дрянного маггловского района, весна все что угодно сделает лучше: чахлые деревца приукрасились зеленью, вдоль потрескавшегося тротуара появилась трава и даже цветы, а люди, сменившие опостылевшую теплую одежду на майки и шорты, глядят друг на друга чуточку добрее.

Вдохнув полной грудью, я улыбаюсь и иду на кухню. Однако стоит открыть дверь, замираю на пороге.

Снейп даже не поднимает голову, сидит себе за кухонным столом и черкает что-то в одном из десятков пергаментов, разложенных по всей столешнице. Ясно, опять его загрузили работой — как это магглы называют, карма? Меньше пяти футов домашнего задания он нам никогда не задавал, а на каникулы — так все десять. Вот только почему это нужно делать в моей квартире? У него точно такая же буквально за стенкой. Я привыкла, что Снейп вламывается сюда чуть что и мой защитный барьер на него даже не реагирует, но это уже как-то чересчур. Сейчас ведь, стоит мне скрипнуть дверцей шкафчика, начнет ворчать, а кухня, между прочим, предназначена для принятия пищи — никак не для выполнения поручений Отдела Тайн.

Предупреждая мои возражения, Снейп говорит, не отрываясь от писанины:

— Скоро закончу. Немного не рассчитал время до твоего возвращения.

— Хм-м, — я прохожу мимо него и все-таки лезу в скрипучий шкаф. Достав оттуда яблоко, интересуюсь: — А что помешало тебе работать, ну скажем… в своей квартире?

— Сама знаешь, что у меня нет свободного места, — монотонно отвечает Снейп. Я-то знаю: его кухня — настоящий полигон зельеварческих испытаний, который, вообще-то, запрещено оборудовать в маггловском доме. Там все заставлено котлами, стеллажами с самыми разными ингредиентами и книгами, какими-то ящиками — со стороны может показаться, что там бардак, но это только если не видеть, как Снейп работает: он всегда точно знает, где что лежит, и легко ориентируется там хоть с закрытыми глазами. Не то чтобы я это часто наблюдала — в святая святых он пускает с неохотой. Зато мне личного пространства не оставил.

Я надкусываю яблоко, наблюдая, как он водит пером по пергаменту: губы плотно сжаты, брови то и дело сходятся на переносице, взгляд нетерпеливо бегает по строчкам. Вот на лицо падает тяжелая прядь волос, Снейп, раздосадованно дернув головой, заправляет ее обратно за ухо — и сорвавшаяся с пера капля чернил падает на запястье. Рукава белой рубашки закатаны — жарко ему, что ли? — так что чернила попадают прямиком на кожу. Капля стекает вдоль голубоватых вен, перечеркивая побледневшую Метку, и я отчего-то тянусь, как завороженная, ее стереть, но Снейп перехватывает мою руку.

— Не стоит тебе это видеть, — говорит он, глядя на меня снизу вверх.

— Что? — спрашиваю тихо, потому что уж Метку-то я успела рассмотреть во всех подробностях и с разных ракурсов.

Он отпускает меня, кивая на разложенные по столу свитки.

— Каждая из этих записей способна устроить Инферно на небольшой лондонский квартал. Поэтому они засекречены.

— И поэтому ты притащил их сюда из Отдела Тайн? — я вроде не собиралась сердиться, слишком много нервов уйдет, чтобы каждый раз бодаться из-за работы, но я ведь и не на Снейпа сержусь: он решил заняться этим здесь, просто потому что до чертиков устал круглыми сутками сидеть под землей, в Министерстве. Вон какие круги под глазами, и бледен еще сильнее обычного. Слишком уж много взваливают на него невыразимцы. Удивительно даже, как они позволили ему забрать свитки с собой, вместо того чтобы запереть в одном из кабинетов, пока все не выполнит. Может, Снейп вырвался с боем? Уложил парочку невыразимцев, взял свитки под мышку — и пошел заканчивать работу в более приятной атмосфере.

Я усмехаюсь и, решительно сдвинув кипу пергамента, сажусь на край стола, а сердитый взгляд встречаю невозмутимым хрустом яблока.

— Какая часть из моего предупреждения насчет Инферно осталась тебе непонятна?

— Это моя кухня, помнишь? — я болтаю ногами в воздухе. — Заканчивай уже, есть хочется.

Снейп смотрит на меня с убийственным выражением, но потом вздыхает:

— Еще пятнадцать минут — и я покормлю тебя где-нибудь.

— Место выбираю я? — улыбаюсь.

— Ни в коем случае, — он тянет пергамент, уголок которого оказался у меня под попой, и мне приходится чуть привстать, чтобы его высвободить. Однако уходить я не собираюсь — знаем мы эти “пятнадцать минут”. Набредет на какую-нибудь новую формулу и очнется лишь завтра утром.

Яблоко закончилось, а напоминать о себе как-то надо. Рискнув, я ставлю стопу на краешек стула. Снейп не реагирует — и стопа перебирается ему на бедро.

На миг рука его, водящая пером по пергаменту, застывает, но тут же продолжает прерванную строчку. Если бы не это, можно было бы подумать, что Снейп ничего не и заметил: взгляд его по-прежнему прикован к работе. Я слегка шевелю пальцами, сминая грубую ткань брюк, и сдвигаю стопу повыше.

Он опускает свободную руку, но вместо того, чтобы скинуть меня со стола, кладет теплые пальцы мне на щиколотку. Они медленно скользят вверх по голени, чуть вминаясь подушечками в кожу, затем вниз, снова вверх…

Я задерживаю дыхание, пока Снейп гладит меня, словно запрыгнувшую на колени кошку — рассеянно, не отрываясь от работы. Каждое движение ладони посылает по нервам заряд, от которого меня едва не подбрасывает на месте, словно все эрогенные зоны разом сконцентрировались именно здесь. И это при том, что нога моя касается его члена — как Снейп может сохранять равнодушный вид, в то время как я тут лишь чудом сдерживаю стоны?

Но я ведь понимала, с кем связываюсь, и черт меня дернул его испытывать. Снейп знает меня как облупленную, даже не прибегая к Легилименции, я же…

С того первого свидания, изменившего между нами решительно все, прошел почти год, а мне до сих пор не удалось его разгадать. Мы по-прежнему живем в соседних квартирах, периодически работаем над одним делом, спим вместе, если вдруг совпадают наши непростые графики — и никаких серьезных разговоров о том, что происходит и к чему все это катится. Меня же должно это пугать, так? То, как много места в моей жизни занял Снейп. Его не удержишь, на него не повлияешь, он словно тот кот, что гуляет сам по себе. Худющий и подранный черный кот, который в любой момент может запустить в тебя свои острые когти, но по какой-то причине до сих пор позволяет себя гладить.

Лаская, пальцы пробираются под колено, и с моих губ все-таки срывается судорожный вздох.

Снейп снова прекращает писать, вот только на этот раз убирает перо и скупыми, методичными движениями перекладывает свитки на дальнюю часть стола.

— Ты… уже закончил?

Внимательный взгляд черных глаз.

— Только начинаю.

Взяв меня за бедра, он рывком заставляет пересесть напротив себя. Снейп между моих разведенных ног — это зрелище каждый раз посылает волну дрожи по телу. Он подцепляет резинку шорт, стягивает их с меня, без капли заигрывания, с совершенно серьезным лицом. Губы его — раскаленное тавро на моей коже, хочется то ли отодвинуться, настолько это болезненно-остро, то ли вжаться сильнее… особенно когда он начинает целовать, чуть прикусывая, все выше по бедру. Зубы у Снейпа острые, и он любит пускать их в дело — об этом красноречиво свидетельствуют отметины на моих плечах — поэтому то, как близко они подобрались к самым чувствительным местам, заставляет понервничать. Та самая тревога, смешанная с порочным предвкушением — та самая суровая любовь, которой меня пугала Сан-Лима. И лучше нее ничего не может быть.

Но все-таки я едва не вздыхаю с облегчением, когда Снейп встает, чтобы заняться своей ширинкой. Откинувшись назад, ложусь на стол, успевая попутно подумать: секс на старинных свитках — не очень хорошая затея, мало ли какие ритуалы нужны для вызова Инферно на весь этот квартал…

А потом Снейп расстегивает штаны, и я уже ни о чем не думаю.

* * *

Большой зал переговоров, находящийся в центре Лондона, залит белым электрическим светом. Абсолютно все здесь состоит из прямых линий: огромный цифровой экран во всю стену, длинный стол, за которым могут поместиться входящие в группу расследования агенты и волшебники, жесткие неудобные кресла. Панорамные окна выходят на город, вот только видом не полюбуешься — здесь практически всегда царит густой смог.

По традиции, за столом мы сидим вперемешку, нет “стороны магглов” и “стороны магов”. По левую руку от меня расположился Дин, по правую — Янг, напротив же, сверля нас троих взглядом, сидит комиссар Турпин. Строго говоря, в расследовании она не участвует, ее задача — контролировать объем информации, который мы передаем агентам. Запрещено без необходимости разглашать имена волшебников, род их занятий, места проживания и много чего другого. Да, у нас с этим серьезно, настолько, чтобы завести для контроля специально обученных людей и посылать их сидеть у нас над душой. Как будто мы в ОВМ такие трепла и не умеем держать язык за зубами.

Раньше комиссаров отправляли вместе с нами на все вызовы, но они там только путались под ногами и мешали, поэтому их полномочия были ограничены. Иногда среди них попадаются неплохие ребята, которые с пониманием относятся к Взаимодействию и нашей работе, но чаще всего в Комиссариат набирают сплошь чистокровных и ревнителей Статута. Чтоб, значит, магглолюбцы не расслаблялись. Турпин как раз из таких. Моя одногодка, училась на Рейвенкло, но выглядит младше — росточка небольшого, черты лица мелкие, вполне себе симпатичные, волосы такого прозрачно-мышиного оттенка, который все всегда стремятся перекрасить. Чем, интересно, я ей насолила, что она так смотрит — может, посмеивалась над ней в школе? Хоть убей, не помню. Я тогда много чего глупого вытворяла.

Или у меня паранойя, и Турпин просто серьезно относится к своей работе, приготовившись ловить каждое мое слово, чтобы пресечь разглашение секретных сведений. Но тогда ей не на меня глазеть надо — в зале переговоров за ОВМ чаще всего говорит Мордекай. Вот уж на кого поглазеть не грех.

Сейчас, однако, слово взял старший агент Питер Дилейни, вставший у экрана, чтобы озвучить собранную информацию:

— Вызов в диспетчерскую поступил в семь сорок утра, по расчетам патрульный автомобиль должен был оказаться на месте в течение двадцати-двадцати пяти минут. О предполагаемой аварии стало известно уже в девять — проезжавший мимо автомобилист видел только разбитую машину, полицейских в ней не было. Наши эксперты считают, — он щелкает пультом, выводя картинку на экран: упрощенная 3D модель показывает автомобиль, стоящий на обочине дороги, — что, когда произошел инцидент, по крайней мере один патрульный оставался в салоне и пытался уехать. Об этом говорят следы шин: они буксовали, но автомобиль не сдвинулся с места, словно его что-то удерживало.

Нарисованная машина слегка поворачивается вправо-влево, а потом сминается посередине, как жестяная банка из-под газировки, и сползает в кювет.

— Ее туда стащили, — уверенно говорит Дилейни. — Обхватили… чем-то… и стащили вниз. Не сбросили по воздуху, а именно стянули волоком. И уже там выдернули из салона второго патрульного.

— Вы сумели восстановить записи с камеры? — спрашивает Мордекай, сидящий ближе всех к нему. Он потирает пальцами подбородок, задумчиво глядя на экран, будто этот простенький мультик способен дать ему больше информации, чем уже прозвучало.

Дилейни кивает и снова щелкает пультом. Окно с 3D моделью сворачивается куда-то вбок, вместо нее появляется новое. Запись с видеорегистратора — черно-белая, зернистая, приходится присмотреться, чтобы разглядеть изображение.

Я различаю дорогу, по краям которой движутся деревья и кусты — патрульный автомобиль едет к месту вызова. Звука нет, так что непонятно, о чем говорили сидящие внутри люди и говорили ли вообще. Может, это был конец ночного дежурства, и полицейские устало перебрасывались отрывистыми фразами, мечтая о том, чтобы поскорее оказаться дома…

Вот на обочине показывается белое пятно — фигура женщины в… кажется, в платье, да. Она стоит неподвижно, и автомобиль тормозит примерно в двадцати футах от нее. С такого расстояния видно, что у женщины темные волосы, но не более. Это изображение колышется, или она раскачивается из стороны в сторону? Выглядит жутковато. Через пару мгновений к ней идет патрульный, должно быть, спрашивая, все ли в порядке и не нужна ли ей помощь. В какой-то момент он загораживает женщину, но потом ее снова видно — развернувшись, она спускается в канаву. Полицейский смотрит в сторону камеры — скорее всего, не на сам видеорегистратор, а на напарника, спрашивая взглядом, что делать дальше. Он молод, этот патрульный, даже плохое качество съемки не скрывает его растерянных глаз. Может, напарник велел ему идти следом за женщиной — парень, поскользнувшись на откосе с первого же шага, тоже спускается вниз.

Несколько секунд ничего не происходит, мы все просто смотрим на пустую дорогу — есть что-то выматывающее в том, чтобы просто смотреть, зная, что там, в десятке футов слева, куда не достает обзор, погибает молодой парень — и вдруг, очень резко, лобовое стекло накрывает тень, оно разбивается вдребезги, после чего камера перестает работать.

В зале повисает тишина. Не то чтобы мы не видели происшествий похуже. На местах преступлений были и выпотрошенные тела, и сгоревшие дети, и отъеденные головы, и животы, расплавленные изнутри зельями… Каждый раз думаешь, что хуже уже не будет, и тут же понимаешь, что нет — будет, потому что мир наш неиссякаем на кошмары.

И сейчас все тоже достаточно плохо, хотя бы потому, что мы до сих пор не знаем, с чем имеем дело. Зацепок почти нет — кроме одной.

— Шип? — коротко спрашивает Мордекай. Мое решение отдать улику, чтобы СБ исследовала ее первой, он никак не прокомментировал. Я даже не поняла, был он с ним согласен или нет, и в этом весь Мордекай. Отдала и отдала, вызовом своему авторитету он это не считает — настолько вот спокойный и уверенный в себе начальник. Раньше я видела в этом признак бесхребетности, потом многое о нем поняла.

— О, это уникальная находка! — чуть ли не вскрикивает седой мужчина, сидящий на противоположной от меня стороне стола. По виду — настоящий “сумасшедший ученый”: всклокоченные волосы, огромные очки, из-за которых глаза, и без того восторженно распахнутые, кажутся еще круглее. Только белого халата не хватает, как и все в СБ, мужчина одет в строгий костюм. Правда, галстук сдвинут набок — ну точно, ученый.

— Наш биолог, мистер Моро, — представляет Дилейни, очевидно недовольный тем, что тот вступил без приглашения. — Он и его команда обнаружили кое-что интересное.

Моро вскакивает с кресла, прыгучим шагом подходит к экрану, сам, забрав у старшего агента пульт, что-то щелкает на нем — присутствующим показывают найденный зелено-красный шип, увеличенный во всю ширину дисплея.

— Экземпляр, безусловно, растительного происхождения, — начинает Моро воодушевленно. — Однако, изучив его внимательнее, мы обнаружили, что внутри располагается полый канал, более свойственный представителям животного царства. Судя по найденным внутри остаткам, канал служил для поступления вещества — и вот это, уважаемые, самое интересное!

Он выводит на экран какие-то формулы, графики — мне непонятно ничего, кроме пары названий.

— Поразительная органика! Психоактивное вещество, не сравнимое ни с одним ранее изученным! Никакой известный каннабиноид в естественной среде не обладает подобным диссоциативным воздействием!

— Кхм, — Дилейни откашливается. — Извините, мистер Моро, но не все могут сразу вникнуть в смысл этих терминов… В общем, — обращается он уже к нам, — как мне объяснили, вещество, которое впрыскивалось через этот шип, способно ввести человека в подобие транса. Женщину, стоявшую на дороге, мы опознали — это Лилиан Доран, жительница Мальмсбери, города севернее Литл Сомерфорда. Двумя днями ранее она ушла из дома и не вернулась, однако родственники заявление о ее пропаже подали только сегодня утром. Между поселениями меньше четырех миль, это около часа ходьбы. Где она находилась в дни между исчезновением и нападением на патрульных, неизвестно.

— Она была приманкой, — негромко говорит Мордекай.

Агенты, да и мы с Дином, замираем. Я прихожу в себя первой:

— Хочешь сказать, ее уколола такая вот штука, после чего она вышла на дорогу и…

— Да.

Все переглядываются, обдумывая эту версию.

— Вы предполагаете, — говорит впечатленный Янг, — что некто при помощи какого-то... растения ввел эту женщину в такое состояние, чтобы она привлекла внимание других людей и заманила их в ловушку?

Мордекай качает головой:

— Я практически уверен, что некто — само растение.

На него продолжают таращиться, что неудивительно — даже для волшебного мира это… необычно.

— Но позвольте, — выдавливает Моро. — Я осведомлен о существовании магических видов растений, проявляющих признаки разумности… Ваши Дьявольские силки из Амазонии — это нечто фантастическое, то, как они способны ползти за жертвой… Однако ваша теория, мистер Томпсон, выходит за все мыслимые пределы. Даже не каждое животное способно использовать одну свою жертву как приманку для другой жертвы.

— Более того, — мрачно говорит Дилейни, — я готов поверить, что это нечто схватило и утащило целый автомобиль, но чтобы вытянуть из салона патрульного… как бы оно до этого додумалось?

— Тепловое излучение? — предлагает Дин. — Дракучая Ива ориентрируется по нему.

— Возможно, — кивнув, Мордекай поднимается с места, чтобы встать рядом со старшим агентом. — Я не отрицаю, что за всем произошедшим может стоять конкретный волшебник — скорее всего, так и есть. Если нападение совершил некий неизученный ранее вид волшебного растения, способный при помощи психотропного вещества управлять людьми, скрытно передвигаться под землей и двигать целые машины — кто-то должен был этот вид вывести. Однако, как мне кажется, само нападение носит спонтанный характер. Охотнику было все равно, кто клюнет на приманку, патрульные не были конкретной целью.

— Но зачем? — спрашивает Мосс. — Защита территории?

— Пища, — просто отвечает Мордекай, глядя на нее. — Похоже, всех их съели.

И снова все молчат, осознавая масштаб угрозы. Дилейни, едва заметно побледневший, выводит на экран карту местности, на которой видно расположение Литл Сомерфорда, Мальсмбери и других окружающих поселений, находящихся на расстоянии трех-четырех миль друг от друга. Вокруг — практически сплошная равнина с полями и лугами.

— Оно может быть где угодно, — говорю я, поняв, о чем он подумал. — Мы не знаем, как далеко от Мальмсбери оно напало на женщину, но если где-то на окраине города — значит, оно может передвигаться под землей на расстояние минимум в четыре мили. С естественным “камуфляжем” мы его вряд ли обнаружим.

— Самое логичное — попробовать выйти на след волшебника, создавшего это… существо, — говорит Дилейни. — Если он умышленно выпустил его на охоту — это серьезное преступление.

— Сам факт его создания — это преступление, — говорит Мордекай. — Эксперименты по разведению существ классом выше “ХХ” строго запрещены.

— Возможно ли, что этот волшебник живет где-то поблизости от Литл Сомерфорда или Мальсмбери? — спрашивает его Дилейни.

Отвечает Мордекай не сразу. Те несколько секунд, пока он молчит, мы с Дином переглядываемся — и я вижу, как напружинилась Турпин.

— Насколько мне известно, в этих двух поселениях не зарегистрировано постоянно проживающих волшебников.

Ни от кого не укрывается, как осторожно Мордекай подбирает слова. Этот сумасшедший герболог-экспериментатор, если он вообще существует, мог не сообщать в Министерство о том, что поселился среди магглов — хотя, по идее, обязан. А еще Мордекай не ответил напрямую, есть ли волшебники в соседних городах. Насчет одиночек не скажу, но вроде бы ближайшие места проживания больших групп — Бат, Бристоль и Оксфорд, а это двадцать-сорок миль от Мальмсбери. Далековато для сорняка-переростка. Или нет?

Лучшее, что мы сейчас можем сделать — это и правда попытаться найти возможного создателя. Не так уж много волшебников обладают познаниями в Гербологии, достаточными для подобных экспериментов. Начать, пожалуй, стоит даже не с соседних с местом происшествия городов, а с гербологов, которые укажут, в каком направлении двигаться.

И так уж получилось, что одного отличного герболога я знаю довольно близко.

Не узнав от нас ни имен, ни адресов волшебников, агенты решают действовать проверенным способом — искать подозреваемых среди знакомых и соседей первой жертвы. Вряд ли они так чего-то добьются, но что им еще остается делать.

Янг выходит из зала переговоров, уныло глядя себе под ноги — ему предстоит трястись обратно до Мальмсбери, чтобы проверять заведомо тухлый след. Волшебники, даже сходясь с магглами, имеют привычку подчищать им память, так что если среди окружения Лилиан Доран и был тот самый герболог, выбравший ее первой жертвой своему детищу, никто об этом рассказать не сумеет.

— Эй, Янг! — зову я. Агент оборачивается — и едва успевает подставить руки для коробочки, которую я ему кинула.

— Твоему сыну, как и обещала.

Он неуверенно улыбается и только открывает рот, чтобы что-то сказать, как к нам подлетает Турпин.

— Что ты ему передала? Передача магглам волшебных предметов вне расследования, для личного пользования, все еще запрещена Статутом!

— Это конфеты, Турпин, — вздыхаю я. — “Берти Боттс”. Они под запрет не попадают. Только, Янг, учти, там всякое может быть внутри. От клубники до рвоты.

— Спасибо, — глаза его сверкают, прямо как в тот день, когда он впервые попал на Косую Аллею. К его сожалению, агентам нельзя ходить туда в личных целях, не по работе, а принести ему оттуда что-то по-настоящему волшебное я не могу по причине, которую озвучила Турпин. Так что никаких шоколадных лягушек или летающих перьев — обычные конфеты. Почти обычные. Сыну Янга должно понравиться, если, конечно, он рискнет их ему дать. Парнишка изведется, выпытывая у отца, в каком магазине он их купил.

Порадовавшись приподнятому настроению Янга, я спешу в лабораторию СБ, где мистер Моро с огромной неохотой отдает мне шип. Мордекай разрешил взять главную улику, чтобы, не тратя времени даром, показать ее гербологу. Тот ведь не только может рассказать про своих нечистых на руку коллег, но и способен пролить свет на природу этого существа. Хотя бы теоретически.

Выходя из здания, я ловлю себя на том, что не могу сдержать улыбку. Нет, работа не превратила меня в черствую суку, которой все нипочем. Дело, в котором уже фигурируют три жертвы, не может не тревожить, и все-таки меня с каждой минутой все больше охватывает приятное волнение.

Кто бы мог подумать, что когда-нибудь, вот так запросто, мимоходом, я вернусь в Хогвартс.

Трансгрессировав в Хогсмид, я несколько минут просто стою на месте, прислушиваясь к своим ощущениям.

Для Шотландии весенний день выдался довольно жарким — помню, раньше мы считали огромной удачей, если такая погода выпадала на выходные и можно было уйти из школы, чтобы побродить по улочкам волшебной деревни. Здешние кафешки видели наши первые свидания и поцелуи, здесь мы хоть на пару часов переставали быть школьниками и казались себе ужасно взрослыми. Это был совершенно особый мир, жизнь в миниатюре — закончившаяся для многих слишком скоро и трагично.

Говорят, в ту майскую ночь здесь почти все сгорело подчистую. Я этого уже не увидела. Восстановили деревню быстро, быстрее, чем замок, и на первый взгляд строения не отличишь от прежних. Но мне немного странно думать, что это не тот же Хогсмид, который застало мое поколение, а нынешние школьники вряд ли поймут, в чем разница.

Несмотря на хорошую погоду, улицы полупусты — сегодня рабочий день. Не повезло кому-то.

Выйдя из-за домов, я уже могу разглядеть башни Хогвартса. Вид этот внушает трепет — даже не своей величественностью, не магией, что буквально излучают стены школы, но ощущением причастности, принадлежности чему-то древнему и глубоко правильному. Это — ощущение дома.

На территории замка тоже тихо, значит, еще идут занятия. У меня есть письменное разрешение находиться в Хогвартсе, его, наверное, надо кому-то показать — кто тут сейчас завхоз вместо Филча? — но заморачиваться поисками неохота. Кому надо, сами меня найдут. Так что я просто неспешно иду к теплицам, наслаждаясь ласковыми солнечными лучами и чистым небом.

Теплицы тоже остались такими же, как мне запомнилось: три больших застекленных строения, в окнах которых виднеются самые разнообразные виды магических растений. Хотя одно отличие все-таки есть — вокруг стало заметно аккуратнее и чище, пропали кучи удобрений и сорняков, пустые горшки составлены в ровные башенки, деревянные ящики все в идеальном порядке и строго пронумерованы.

Определенно, Невилл тут хорошо потрудился.

Приоткрыв дверь одной из теплиц, я с улыбкой наблюдаю за тем, как он ведет урок. Высокий, загорелый, жизнерадостный — томные взгляды окруживших его старшеклассниц мне очень и очень понятны. Не сомневаюсь: Гербология теперь — один из самых популярных классов, и дело не только в том, каким Невилл стал красавцем. Он по-настоящему увлечен предметом, умеет интересно его подать, под его чутким руководством даже самые рукожопые студенты выращивают превосходные экземпляры. А с каким азартом он может рассказывать о какой-нибудь невзрачной травке — заслушаешься так, словно пересказывают игру особо напряженного квиддичного матча!

Невилл занял должность два года назад, сменив Спраут по ее же просьбе. Он один из самых молодых преподавателей в штате, но это не значит, что ему недостает профессионализма. Его исследования печатают в международных изданиях, а доклады рады послушать на конференциях европейского масштаба. Не то чтобы я интересовалась гербологией, но за успехами Невилла слежу, они не оставляют меня равнодушной — как и успехи любых моих друзей.

— Лаванда! — он замечает меня и приветствует взмахом руки. — Проходи, мы уже закончили.

На публике — никаких дружеских объятий или похлопывания по плечу, но старшеклассницы все равно провожают меня ревнивыми взглядами. Странно, неужели не знают о новоиспеченной миссис Лонгботтом, Ханне то бишь? Невилл женат вот уже полгода — и счастлив просто до неприличия.

— Домашнего задания не будет! — объявляет он студентам. — Пройдитесь еще раз по списку вопросов для Ж.А.Б.А., на следующем занятии разберем, что останется непонятно. Все, кто брался за лабораторные, не стесняйтесь, приходите в любое время — посмотрим, что у вас там выросло.

Готова поспорить, кадки для внеурочных занятий нынче все заняты — а ведь раньше в теплицах завсегдатаями были только пара-тройка старшеклассников с Хаффлпаффа да сам Невилл. Пока я посмеиваюсь про себя, студенты расходятся, оставляя нас вдвоем.

— Идем в конец теплицы, там попросторнее, — улыбается он, отмывая руки от земли в какой-то плошке с водой. Давно заметила, что Невилл многое любит делать без магии — я бы использовала Очищающее заклинание.

Невилл ведет меня между рядов с растениями — всех цветов радуги, сердито шипящих, весело насвистывающих, меланхолично вздыхающих и загадочно-молчаливых. Некоторые тянутся к нему веточками, словно хотят обнять, и он отстраняет их бережно, как детишек, которые лезут поиграть с папой, пока тот сильно занят. В конце теплицы и правда больше места, можно присесть на два пустых сложенных друг на друга ящика; матовые стекла рассеивают солнечные лучи, так что освещение здесь приглушенное, а еще — душно и влажно.

— Всякое бывало, но за консультацией для расследования ко мне обращаются впервые, — глаза Невилла заинтересованно сверкают, когда он садится напротив. — Я польщен.

— Взгляни-ка вот на это.

Запечатанный в пластик шип он берет в руки не сразу.

— Он ядовитый. Эта прозрачная штука — она…

— Да, через нее держать безопасно. Но как ты понял?

— Красный цвет не всегда свидетельствует о наличии яда, — Невилл осторожно проворачивает пакет в руках, указывая пальцем на кончик шипа, — однако вот здесь, на самом острие — видишь? — есть черные пятнышки. Черное на красном — это верный признак.

— Значит, ты такое уже видел?

— Не совсем… — он несильно гнет шип пальцами обеих рук. — У мексиканской Карнегии — это такой кактус, в три раза более ядовитый, чем лягушка листолаз, ядом которой индейцы мажут свои стрелы — у Карнегии колючки такой же расцветки, но значительно короче. У индийской плотоядной Гледичии они длиннее, примерно такие же, как эта, только пошире и без зеленого основания — но они не ядовиты. Они служат тому, чтобы накалывать на них добычу — Гледичия быстро движется, яд ей не нужен. Представь: идешь ты по джунглям, видишь необычное дерево с красивыми яркими пучками таких вот колючек, подходишь поближе, чтобы рассмотреть, даже необязательно вплотную — а ветки вдруг бьют по тебе со всех сторон, и вот ты уже как рыбешка, наколотая на вилку.

Будь в рассказе Невилла чуть больше энтузиазма, я бы заволновалась — но он рассказывает обо всей этой жути совершенно спокойно. Скорее всего, просто привык к такой манере повествования, которая может заинтересовать школьников — тем всегда подавай смертоубийства с кровищей, даже в такой мирной области, как Гербология. Знали бы они, какая тварь сейчас ползает по Уилтширу...

— То есть, такого шипа нет ни у одного известного тебе вида? — уточняю я.

— Нет, — Невилл пожимает плечами. — Но новые виды выводят каждый год, не про все пишут в журналах. А что такое, кто-то пострадал?

Глядя на него со всей серьезностью, говорю:

— Расследование еще идет, об этом нельзя рассказывать всем подряд… Но что, если я скажу тебе, что вот эта штука, — указываю взглядом на шип, — способна при помощи яда управлять разумом человека, ползать под землей на неизвестно насколько большое расстояние, обладает магическим “камуфляжем” и к тому же таскает предметы весом в три с половиной тысячи фунтов?

Невилл застывает. Медленно опускает взгляд на предмет в своей руке, будто увидев впервые.

— Тогда я отвечу тебе, что у нас у всех большие проблемы. Жертвы… я так понимаю, уже есть?

— Да. Магглы, предположительно трое.

— Где это произошло?

— Уилтшир, в районе Мальмсбери. Не факт, что это первое нападение, СБ сейчас проверяют все подозрительные случаи пропажи людей, но надо от чего-то отталкиваться.

— То есть?

— Невилл, — я смотрю ему в глаза. — Это понятно, коллеги всегда друг за друга горой… Но если ты знаешь там кого-то незарегистрированного, кто мог бы сотворить такое — ты ведь скажешь мне, правда?

— Само собой, — отвечает он просто. — Только в тех местах, насколько я знаю, не живет никто и лабораторий не держит… Ползает под землей, говоришь? Некоторые виды Дьявольских силков большую часть времени проводят под землей — в тех районах, где для них слишком солнечно. И они довольно сильные, сама знаешь. Хотя три с половиной тысячи фунтов…

— Оно согнуло пополам маггловскую машину.

Невилл присвистывает.

— А что насчет управления разумом?

— Мы предполагаем, что оно намеренно использовала женщину, чтобы заманить двоих полицейских. Яд содержит какое-то… психоактивное вещество, из-за него женщина вышла к дороге и стояла там неподвижно, пока на нее не обратили внимание. Тогда она пошла прямо к месту, где из земли вылезла эта штука.

Глаза Невилла все больше расширяются, под конец рассказа он начинает качать головой:

— Поразительно… Нет, каждый элемент по отдельности, с некоторыми натяжками, возможен, даже яд, управляющий сознанием. Ты слышала, что в Запретном лесу растет перламутровая трава, вызывающая галлюцинации? Хагрид регулярно ловит старшекурсников, которые ходят ее собирать.

Я усмехаюсь:

— Похоже, в школьное время это все прошло мимо тебя, да? Наши тоже за ней как-то лазили, правда, так и не нашли.

— И слава Мерлину, — содрогается Невилл. — Трава эта, почти как грибы, размножается спорами — и если ее употребить, тот же галлюциногенный эффект заставит тебя до изнеможения ходить по лесу, разнося эти споры. Это становится одержимостью, единственным смыслом существования — пока действие галлюциногена не прекратится. А учитывая, что трава вызывает привыкание и ее хочется постоянно, можно провести там неделю, месяц, год, ведь она растет даже зимой. Был такой случай, хорошо хоть не со студентом.

— Да уж… Так, значит, это растение — такой… конструктор из разных элементов? Управление разумом, “камуфляж”, сила, шипы, передвижение под землей — каждый элемент по отдельности взят у разных видов? То есть Мордекай прав, и у него точно должен быть создатель.

— Похоже на то, — Невилл рассеянно смотрит в окно, не замечая, что сзади к нему подобрался бледно-желтый вьющийся усик, трепетно скользящий по его плечу.

— И все-таки, — я рассматриваю усик, — насколько они… разумны? Этот, похоже, тебя любит.

Невилл поворачивает голову и, заметив растение, с улыбкой снимает его с плеча.

— Они правда могут любить. Насколько я знаю, это уже и магглами доказано. Если за растением ухаживает тот, кто ему нравится, оно начинает лучше извлекать питательные вещества из воды и почвы, а значит, и лучше выглядит, больше плодоносит. Волшебные растения, в силу своей природы, проявляют это гораздо заметнее.

— Это можно как-то использовать? Выдрессировать их?

— Я читал про Хрусткий плющ, выведенный в Греции, который умеет подавать газету своему владельцу: берет ее на крыльце, протягивает через окно… но это делает один-единственный экземпляр, другие попросту воруют все предметы, до которых дотянутся. Неосознанно, скорее как рефлекс. Так что нет, я бы не сказал, что они разумны в полной мере.

Но я вижу: он в этом не до конца уверен. Усик так и остался в его ладони, свернулся там клубком — ну чисто как котенок. Думаю, Невилл и относится к нему, как некоторые относятся к любимым питомцам — они для них члены семьи, друзья, ни в коем случае не обычные животные.

— Я тут подумал, — говорит вдруг Невилл, — Мальмсбери — он ведь недалеко от Брейдонского леса?

— Да, вроде так.

— Хм-м… не уверен, но может…

Он замолкает, а я от нетерпения подаюсь вперед:

— Говори уж, раз начал!

— Жил там когда-то один герболог, фамилия… то ли Хэмилтон, то ли Хэмвелл, надо посмотреть в старых журналах — у него были публикации о ядовитых растениях.

— Так… а почему он тебе сразу в голову не пришел?

Невилл пожимает плечами:

— Я о нем уже давно, года три ничего не слышал, да и не видел вообще ни разу: одиночка он был, статьи писал интересные, но никогда на съездах не появлялся. Говорят, страдал какой-то болезнью, из-за которой почти не мог двигаться — заразился, пока в экспедиции ездил. Может, и умер давно. Спросить даже некого...

— Может, и умер — поэтому его нигде в списках по Уилтширу нет. А проверить все-таки стоит. Спасибо!

Я встаю — Невилл не сводит с меня хмурого взгляда.

— Вы ведь не пойдете к нему с магглами? Старики к ним очень... болезненно относятся.

— Не бойся, с вооруженным отрядом туда сразу никто не вломится. Может, придется взять с собой пару агентов, работающих по этому делу, они нормальные ребята. Тут уж так: мы зовем их, они зовут нас, если что — на то у нас и Взаимодействие.

— Хорошо, — он успокаивается. И улыбается внезапно: — Все хотел тебя спросить, да никак не мог подобрать подходящий момент — а тут ты сама сюда пришла.

— А?

— Мадам Помфри собирается уходить через полгода-год, ее должность хотят разделить на двоих: медсестру и зельевара. Я и решил тебя спросить, может…

Фыркаю:

— Да какая из меня медсестра! А уж тем более зельевар. Помнишь, сколько раз мы сидели на отработках после того, как проваливали лабораторные… Я, конечно, сдала Высшие Зелья, чтоб в ОВМ работать, но там только теория была, и…

Я затыкаюсь, увидев, как смущенно смотрит на меня Невилл.

— Не-ет, ты не можешь иметь в виду…

— Предполагается, что зельевар не будет работать с детьми, только готовить составы. Он ведь все равно это делал, пока был профессором.

— Кто ты такой и куда дел Невилла Лонгботтома?

— Я серьезно, — он улыбается еще шире. — Мадам Помфри жаловалась, что профессор Слагхорн увиливает от помощи, а все, кого она пыталась нанять со стороны, не справлялись с обязанностями. Сама знаешь, какая это работа — десяток даже самых простых разных зелий за раз, тут скорость нужна и четкость. Профессору Снейпу это ничего не будет стоить, еще и время останется на собственные исследования.

Сказать, что меня это предложение повергло в шок — не сказать ничего.

Снейп не просто третировал Невилла, пока мы учились — он унижал его планомерно, последовательно, регулярно срывал на нем гнев и раздражение. И это было… мерзко. Далеко не из тех испытаний, которые закаляют характер — Невилл обрел уверенность в себе скорее вопреки его мудачеству, чем благодаря. Едва ли не единственное, за что я до сих пор не могу Снейпа простить.

И вот теперь Невилл думает, что они могут сработаться. Неужели хочет поставить воображаемую точку в этом давнем конфликте, показать, что чего-то стоит, увидеть если не одобрение, то хотя бы признание своих достижений?

Однако что-то мне подсказывает, что им движут иные мотивы. Не зря же Невилл до сих пор уважительно называет Снейпа профессором, хотя тот уже давно не преподает и вряд ли когда-нибудь будет. И не зря, узнав про нас, прислал приглашение на свадьбу — одно на двоих. Снейп, что характерно, все-таки пошел со мной, и это был до невозможности странный вечер. Особенно тот эпизод, когда мы подошли поздравить молодых — в момент их рукопожатия я все ждала грома с небес.

И не скажешь ведь, что Невилл остался забитым рохлей, готовым всячески пресмыкаться перед страшным профессором. Так же, как Снейп не превратился в добродушного или хотя бы терпеливого наставника. Просто оба повзрослели — да, с кем-то это происходит немножко за сорок.

А ведь они и правда могли бы…

Нет, надо сперва поговорить со Снейпом. Работать с Невиллом он бы не отказался, однако терпеть поблизости сотни малолетних бандитов — это вот под большим вопросом.

— Я скажу ему. Но… прости, не думаю, что он захочет сюда вернуться.

— Понимаю. Он ведь так и не общался ни с кем из преподавателей? С тех пор, как…

— Нет, не общался. А сейчас у него такая работа, что и не надо ни с кем особо контактировать — выдали задание, он делает. Неразгаданные загадки он любит больше людей, и, думаю, его все устраивает.

По крайней мере, я так считала до недавнего времени. Потом задумалась: может, Снейп просто не знает, с чего начать? Работать ему легко, это его естественное состояние, а вот сходиться с другими — не очень. Поэтому и загоняет себя, практически не вылезая из Отдела Тайн, где его окружают обезличенные невыразимцы. Было бы здорово, если бы он хоть пару часов в день проводил среди живых людей — всех тех, кого он считает глупыми, недалекими, несовершенными, но которые ему необходимы, чтобы совсем не окаменеть над своими свитками.

Главное — не давать Снейпу власти над школьниками. А уж его ворчание из-за необходимости лишний раз варить Бодроперцовое зелье они как-нибудь переживут.

— Ты ведь не предложил бы это, если бы остальные профессора были против? — уточняю я у Невилла.

— Конечно, нет! — он понимающе усмехается: мой вспыхнувший интерес не остался незамеченным. — Директор сама об этом никогда не скажет, но я знаю, что она об этом подумывает. Может, когда до увольнения мадам Помфри останется пара месяцев, она и решится ему написать. Я подумал, будет лучше, если к тому времени ты, так сказать, подготовишь почву.

Эта мысль не дает мне покоя всю обратную дорогу до Хогсмида, даже наводка на герболога, который может быть создателем смертоносной твари, отходит на второй план. Такую ли уж хорошую идею подал Невилл? Стоит ли “подготавливать почву”, ненавязчиво намекнув Снейпу, что пора бы менять работу? Сварить пару котлов простеньких зелий для него и правда легко, времени будет оставаться не в пример больше. Опять-таки, в Хогвартсе огромный запас редких ингредиентов, которыми он сможет пользоваться…

Но все это не будет иметь никакого значения, если Снейп не готов вернуться в это место. Мои кошмарные воспоминания потускнели со временем, я спокойно могу смотреть на башню, в которой меня рвал на части оборотень. На самом деле, мне казалось, будет гораздо хуже.

Вопрос не в том, так ли плохи воспоминания Снейпа, чтобы перечеркнуть все хорошее — а в том, захочет ли он это проверять.

Когда-то давно Брейдонский лес покрывал добрую треть Уилтшира, и хоть был он не так непролазен и дремуч, как Запретный шотландский, в нем тоже водилось много чего интересного.

Времена те давно прошли, лес занимает от силы сотню гектаров, его пересекает вполне современная асфальтированная дорога, а вокруг расположились поля и фермы. Стоит ли говорить, что этот островок дикой природы исхожен магглами вдоль и поперек и ничего волшебного в нем уже не осталось.

Но в то, что там мог поселиться волшебник, поверить вполне можно: несколько защитных заклинаний не дадут нежеланным гостям даже увидеть твой дом, не то что в него проникнуть. К сожалению, распространяется это не только на магглов — иначе нам с Дином и агентами не пришлось бы прочесывать лес этим ранним утром.

Герболога, о котором рассказал мне Невилл, звали Джереми Хэмвелл, и в этом году ему должно было исполниться сто два года. Хороший возраст для волшебника — дети, внуки и даже правнуки уже взрослые, сил еще много, можно посвятить себя любимому занятию или попробовать что-то новое. Вот только, похоже, у Хэмвелла никаких близких не было — только Гербология, изучению которой он отдал более полувека. Увидев список его публикаций, я впечатлилась: мне столько и за всю жизнь не прочитать; как верно вспомнил Невилл, многие из них посвящены ядовитым растениям и их гибридам.

Зарегистрирован он был в Бристоле, никаких точных сведений о доме или хотя бы лаборатории в Брейдонском лесу мы не нашли. Но такое случается нередко, волшебники в этом вопросе крайне безалаберны: переехал, а Министерство уведомить забыл или не посчитал нужным. “Вспоминают” об этом, только когда захотят подключить камин к сети — Хэмвеллу, судя по всему, это было не нужно.

Так откуда стало известно, что он живет в лесу? Да до смешного просто: он отправлял статьи, переписывался с другими гербологами и везде указывал на конверте: “Дж.Хэмвелл, Брейдонский л.”. Пару его писем мы обнаружили в министерском архиве — и уже по тому, что никто не озаботился проверить данные о регистрации, можно оценить бестолковость всей нашей системы. Будь у ОВМ актуальные сведения, мы бы давно уже пробили всех подозрительных лиц, живущих поблизости от места преступления. А одиночка-герболог, специализирующийся на ядах — это просто чертовски подозрительно.

Но Невилл был прав и в другом — о нем уже давно ничего не слышно. Последние публикации вышли три года назад, сохранившиеся письма написаны еще раньше. Хэмвелл умудрился рассориться со всеми коллегами, и никто из них не интересовался его судьбой. А между тем, он действительно был серьезно болен: нашлись данные об отправке ему нескольких сильнодействующих зелий, в основном обезболивающих. Ничего конкретного, но все указывает на каменную волчанку, редкостную дрянь, приводящую к медленной и мучительной смерти.

Жутковато думать, что с ним произошло. Может, он все еще жив, и мы найдем его в ужасающем состоянии… А может, кто-то сердобольный о нем все-таки вспомнил, нашел его тело, похоронил где-нибудь там же, в лесу — и, опять-таки, забыл сообщить в Министерство.

Поэтому, разделившись для проверки территории, мы не слишком уж обольщаемся. Со мной отправился Янг, с Дином пошла агент Хёрт — Мосс все еще опрашивает знакомых жертвы в Мальмсбери.

Мы начинаем с южной оконечности леса, где прямо возле уходящей в чащобу дороги примостился симпатичный двухэтажный домик. В этот раз Янг оделся более подходяще, в серо-зеленый непромокаемый костюм и крепкие ботинки, вроде тех, что носят охотники и егеря. Из старого облачения — только ремень с “магоблоком”, без него никуда. И оружие, конечно: штурмовая винтовка на ремне за спиной, большая и очень серьезная на вид — такую с охотничьей точно не спутаешь.

Еще у него есть при себе документы инспектора природоохранной службы, чтобы порасспрашивать местных, не вызывая лишних вопросов. Люди склонны волноваться, когда рядом с ними рыщут агенты спецслужб, сразу начинают думать про НЛО и террористов — а так Янг просто может сказать, что поступило сообщение о крупном хищнике, которое он должен проверить. Здесь, правда, ничего крупнее лисиц не водится, ну да ладно.

Однако вышедший к нам из домика мужчина заявляет, что пару месяцев назад у него пропала собака, а так он ничего необычного в округе не видел: никаких особенных следов, сломанных деревьев или чего-то такого. Этого следовало ожидать: если “камуфляж” действует на волшебников, магглы и подавно не заметят, даже когда тварь будет проползать у них прямо под носом. Остаточный след магии я смогу определить, как это было на месте нападения на патрульных, но вот его природу — уже нет. Мало ли, может, кто-то трансгрессировал в лес, чтобы погулять на свежем воздухе, или спугнул заклинанием белку.

Первый час поисков также не приносит результатов. Приходится проверять буквально каждый фут, в том числе и там, где на первый взгляд нет ничего, кроме деревьев и кустов. Не будь на Янге “магоблока”, я могла бы следить за его реакцией — рядом с защитными чарами магглы теряются и испытывают непреодолимое желание повернуть назад — но снимать его агенту строжайше запрещено.

Мы уже прилично углубляемся в лес, когда Янг указывает куда-то под куст:

— Смотри.

Я сажусь на корточки, раздвигаю листья — и правда, земля разрыта, хотя не так сильно, как возле покореженного патрульного автомобиля.

— Может, какой-то зверь?

На магию все-таки проверяю — она слабо, но чувствуется. Где-то поблизости находится защищенный дом волшебника, и магический фон сам по себе в порядке нормы… однако это повод лишний раз оглядеться по сторонам. Мы ведь не знаем, как в точности выглядит эта штука, какие у нее листья и есть ли они вообще — может, вон тот плющ, густо оплетающий стволы, не так безобиден, как кажется? А еще вокруг тихо, слишком тихо, не вскрикнет птица, не прошуршит под старыми прелыми листьями мелкая живность.

Кстати, а когда растительность стала такой непролазной? Я и не заметила. То вроде мы свободно шли от дерева к дереву и расстояние между ними было футов пять, не меньше — теперь же приходится потрудиться, чтобы пролезть через подлесок. Неужели на меня действуют чары?

— Лес давно изменился?

— Что? — удивляется Янг.

— Я пропустила момент, когда лес стал гуще. Думаю, мы на правильном пути, дом Хэмвелла должен быть где-то рядом.

Янг смотрит наверх, где среди шелестящих под ветром крон виднеется солнце, затем, отодвинув с запястья рукав куртки, на часы со встроенным компасом — стрелка бегает по кругу, как сумасшедшая.

— Не нравится мне это. Даже с “магоблоком” подкрепления не вызвать.

— Возвращайся к машине, — предлагаю. — Мы ж не думали, что защита будет такая сильная. Сама поговорю с Хэмвеллом, если что — позову Дина. Он за моим Патронусом сюда сразу трансгрессирует.

Янг с сомнением переводит взгляд на окружающие нас деревья. Несмотря на “магоблок”, агенты во многом заведомо более уязвимы, чем мы. Летящее в них заклинание он отразит не хуже Протего, с физическими проявлениями магии все обстоит по-другому. Горький опыт показал, что те же оборотни благодаря своей нечеловеческой скорости способны успеть нанести несколько ударов, прежде чем начать трансформироваться обратно в человека — и каждый из этих ударов будет смертелен.

— Надо было взять огнемет, — говорит вдруг Янг. Уходить он, кажется, не собирается.

— И спалить весь лес? — улыбаюсь я, качая головой.

— При такой влажности — не спалишь. Зато с ним было бы спокойнее.

Я приподнимаю палочку в воздух:

— Огнемет. Портативнее некуда. Пойдем, мы уже почти на месте.

Интуиция не подводит: буквально через пятнадцать футов заросли становятся такими, что без Диффиндо не пролезешь. Прорубив себе путь, мы вываливаемся на открытое пространство.

Прямо перед нами оказывается дом — если так можно назвать двухэтажное строение с покосившейся крышей, второй этаж которого сколочен из досок над первым, каменным. Словно зеленый водопад, с крыши стекает плющ, вниз, к земле, молодые побеги поверх толстых веток — и он то ли стягивает кровлю за собой, то ли, наоборот, поддерживает ее, не давая окончательно развалиться.

Воздух вокруг сердито гудит от потревоженных старых чар, но будь они по-прежнему активны, то не пустили бы нас сюда так просто. Это место заброшено, и давно.

Янг достает из-за спины винтовку, перевешивает на плечо и кивает мне.

— Мистер Хэмвелл? — зову я на всякий случай. — Меня зовут Лаванда Браун, я представляю Министерство магии.

Тишина.

— Надо проверить дом, — говорю. — Он был болен, может…

— Понял, — Янг упирает приклад винтовки в плечо, поворачивается, чтобы обойти дом с другой стороны. — Посмотрю, что там.

Входная дверь не заперта, но рассохлась и поддается с трудом. Когда я наконец ее открываю, изнутри в меня летят облака пыли.

— Хоменум Ревелио.

Будь здесь хоть один живой человек, заклинание дало бы знать — но в доме пусто.

Я оглядываюсь: типичное стариковское жилье с кучей наваленного повсюду хлама. К хламу обычному, правда, добавлен тот, что выдает в хозяине герболога: кадки и горшки всех видов и форм, лейки, некоторые из которых давно уже пришли в негодность, но так и не были выброшены или отремонтированы, всяческие садовые инструменты, бутылки с гербицидами (эти отмечены предупреждающими знаками). И, конечно же, книги — сотни, сотни книг и свитков. Книги навалены горой на чайном столике в гостиной, книги лежат на всех подоконниках, книгами наполнена большая раковина в кухне.

В поисках тела я обхожу весь первый этаж. Здесь темно — окна занавешены снаружи плющом, да и не мыты давненько. Ступать приходится осторожно, чтобы не раздавить ненароком какой-нибудь хрупкий горшок или не вляпаться в какую-нибудь дрянь.

Вот и лестница наверх. Нам, в общем-то, больше нет необходимости здесь находиться, раз Хэмвелла мы не обнаружили — но уйти просто так, когда можно выяснить, что с ним случилось, я не могу, так что надо подняться.

От скрипа первой же ступени у меня почему-то шевелятся волосы на затылке. Дом пуст, я вооружена, чего тут бояться? Но есть что-то болезненное в этой мертвенной тишине, которую не хочется тревожить — и я стараюсь подниматься как можно медленнее и тише.

Хэмвелла я нахожу в спальне. По крайней мере, мне кажется, что это он.

Открыв дверь, я сперва не могу понять: откуда в комнате взялся цветочный куст? Но, присмотревшись, чувствую, как сердце ухает куда-то вниз.

Здесь светлее, чем во всем доме — окно разбито и вездесущие лозы проникли внутрь. Стелясь по полу, они опутали узкую кровать и сидящую на ней темную, окаменевшую фигуру, лишь своими очертаниями смутно напоминающую человека. И если стебли на полу выглядят засохшими, то те, что обняли умершего от болезни Хэмвелла, по-прежнему зелены — и распустились множеством крошечных цветов, красных, как кровавые слезы.

Я подхожу ближе. Сама не знаю почему, но этот растительный алтарь, этот живой могильный памятник притягивает к себе. Хоть кто-то любил Хэмвелла настолько, чтобы не забыть о нем после его смерти… Я трогаю пальцами шершавые ветви, задеваю россыпь красных цветочков, маленьких, каждый не больше моего ногтя. Мертвое лицо прямо под ними выглядит как рассыпающийся от времени барельеф.

— Браун! — голос с улицы приводит меня в чувство. Зябко поежившись, я переступаю сплетенные канаты лоз, чтобы подойти к разбитому окну. Выглянув наружу, машу Янгу:

— Я нашла его!

Он стоит возле теплицы, которую мы, находясь по другую сторону дома, не заметили. И не мудрено — она такая же покосившаяся и заросшая, к тому же совсем небольшая. Скорее сарай, нежели теплица. Стекла с одного края тоже расколочены, мертвые лозы то ли вываливаются наружу, как одеревеневшие щупальца огромного осьминога, то ли наоборот заползают внутрь.

— Скажу Дину, чтоб прекращали поиски.

Опустив лицо к прицелу, но еще не целясь, Янг всматривается во что-то внутри теплицы и не отвечает. Я вызываю Патронуса, отправляю его к Дину — тот вряд ли без срочной необходимости бросит агента Хёрт одну посреди леса, чтобы сразу трансгрессировать. Он пойдет с ней пешком и доберется сюда через несколько минут.

— Тут что-то… шевелится, — бормочет Янг сквозь зубы.

Налетевший ветер колышет высокую траву у его ног.

Я вдруг охватываю взглядом все сразу, все это пространство вокруг заброшенного дома, это заколдованное дикое царство посреди исхоженного человеком леса. Оно оживает под порывами ветра, вздыхает травянистой волной, пуская по ней перламутровые блики — и в меня бьет дурное предчувствие.

“Ты слышала, в Запретном лесу растет…”

— Янг, уходи! — ору изо всех сил.

“...растет перламутровая трава, вызывающая галлюцинации”.

Но над радужно-зеленым морем уже высыпают в воздух легчайшие пылинки — и, подхваченные ветром, окутывают Янга трепещущим облаком.

На то, чтобы создать заклинание Головного пузыря, уходит три секунды, еще пара — на трансгрессию. Янг шарахается в сторону, когда я возникаю рядом, и в последний момент отводит от меня дуло винтовки.

— Что это? — он мотает головой, отгоняя пылинки, а я всматриваюсь в его лицо — никаких изменений.

Ну точно, Невилл же говорил, что споры перламутровой травы служат только для размножения. Пока мы не употребляем ее внутрь, бояться нечего. Паникерша…

Я коротко смеюсь от облегчения и смотрю, как облако оседает вниз, обратно на траву. Спохватившись, убираю Головной пузырь.

— Так что там шевелилось в теплице?

Внутри темно, видно лишь, что все растения — или одно-единственное — сплелись в большой неразборчивый клубок, занимающий все помещение, такой же потемневший и мертвый, как проникшие в дом лозы.

— Может, мышь пробежала, — неуверенно говорит Янг. — Не вижу ничего подходящего по описанию.

И правда — никаких красных шипов или наростов, где те могут быть скрыты. Все находящееся в теплице, так же, как и в доме, давно погибло.

Позади нас раздается треск веток — это подоспели Дин и агент Хёрт.

— Все в порядке? Мы слышали крик.

— Да, ложная тревога. Хэмвелл там, на втором этаже, — я показываю на разбитое окно. — Сложно сказать, как давно он умер, тело полностью окаменело. Не знаю… может, он и был причастен к появлению той твари.

Оглядевшись, Дин поводит плечами:

— Не нравится мне это место. Нужно осмотреть дом, вдруг сохранились какие-то записи — да уходить. Думаю, вам, — обращается он к Хёрт, — стоит остаться снаружи.

Она сдвигает широкие брови:

— Хотя бы один из нас должен быть в доме, когда идет поиск улик. Хэмвелл — наш единственный подозреваемый, мы точно найдем там, что…

Еще не закончив фразу, Хёрт переводит взгляд с наших лиц куда-то нам за спины, глаза ее расширяются, и я понимаю: дело дрянь.

— ЯНГ!

Истошный женский крик звенит в ушах. Резко обернувшись, я не сразу могу сообразить, что не так — Янг по-прежнему стоит возле теплицы, держа винтовку наперевес, и смотрит на нас… стеклянными, неживыми глазами.

Тошнотворный хлюпающий звук заставляет передернуться — отделившись от Янга, на землю, тяжело бухнув, падает длинный зеленый щуп.

— Он ударил его сзади! Ударил в голову! — вскрикивает Хёрт, подаваясь вперед, однако Дин удерживает ее на месте.

— Янг, — зову я охрипшим от тревоги голосом. Он ведь все еще на ногах, он в порядке, а щуп упал под действием “магоблока”, не успев причинить ему вреда… так ведь?

Не щуп — стебель, выросший из земли прямо позади него.

— Янг! — шаг в его сторону. — Ответь!

Не меняясь в лице, он вскидывает винтовку — и выстрел гремит совсем рядом со мной, заставляя инстинктивно отпрыгнуть в сторону. Что за черт, в кого он…

Не издав ни единого звука, Хёрт хватается за бок, и сквозь ее пальцы, пропитывая защитный костюм, течет кровь.

Дин отталкивает ее назад — он едва успевает сам оказаться подальше от “магоблока”, чтобы выставить Протего, в который тут же ввинчивается новая пуля. Крупный калибр способен пробить волшебный щит, но не зря весь ОВМ тренировали до изнеможения по аврорской программе — нас бесполезно расстреливать даже из гранатомета.

Я бросаюсь на Янга, не задумываясь, как смогу побороть без магии немаленького мужчину. Удар по руке, подсечка — будь он в здравом рассудке, с его подготовкой это бы не сработало, но Янг валится ничком, роняя винтовку. Я сажусь на него сверху, скручиваю руки… и с ужасом вижу обломок шипа, торчащий из раны на шее.

Все-таки достала, тварь.

А позади меня уже ворочается что-то огромное, разбивающее изнутри старую теплицу. В спину летят щепки и стекло, над головой проносятся длинные зеленые тени — вырвавшись на свободу, увенчанные красными иглами щупальца выстреливают в Дина и Хёрт; Протего вспыхивает, когда они бьются в него на огромной скорости, бьются раз, другой, третий, остервенело пытаясь достать укрытых за ним людей. Но пока те смотрят на них, застыв с расширенными глазами, прямо возле ноги Хёрт земля начинает шевелиться.

— Сзади!

Скривившись от боли, агент перехватывает винтовку — земля летит в стороны под градом пуль. Хёрт вертится, чтобы не упустить из виду возможную опасность, и стреляет, стреляет, стреляет без конца. Только бы она не подошла слишком близко к Дину! Но тот и сам следит за расстоянием, убирает Протего, чтобы атаковать: рассеченные щупальца падают вниз, а на смену им из земли, из теплицы, отовсюду — уже лезут десятки новых.

Все еще удерживая Янга, оборачиваюсь — там, в темноте, толстые сплетенные стебли ворочаются и перетекают, как клубок змей. Почему они меня не трогают?! Я направляю туда палочку, безрезультатно пытаюсь выстрелить. Проклятье! Но агент подо мной уже обмяк, потеряв сознание, и угрозы не представляет; отпихнув от него винтовку, я ползу назад — и уже через пару футов повторяю попытку.

Огненный шар врезается в сухие доски, заставляя их мгновенно вспыхнуть. Следом за ним прилетает пара других — Дин тоже сообразил, где скрыт корень зла, из которого лезут агрессивные стебли, и ударил по нему вместе со мной.

Рев огня заглушает рассерженное шипение, обломки теплицы летят во все стороны — и огромный пылающий столб вырастает над нами, размахивая горящими стеблями, словно руками. Им уже не до нас, надо поскорее оттащить Янга, пока его не задело — только я так думаю, как всего в нескольких дюймах от меня со всего размаху падает извивающийся щуп. Его красные иглы дергаются в агонии, такой явной и ощутимой, что мне почти слышен этот крик.

Свистит заклинание — это Дин выстреливает Режущим, метя в основание сплетенных стеблей; рассеченные, горящие, они валятся вбок и тут же, перераспределившись, выравниваются — только чтобы получить новый удар.

— Убери Янга! — Дину с трудом удается перекричать треск пламени. Я вижу, что Хёрт больше не может устоять на ногах, бухается на колени, зажимая рану — и бросаюсь обратно к Янгу. Все новые горящие стебли падают уже совсем близко от него. Тащить кого-то в два раза тяжелее себя можно, только продев ему руки под мышки; перевернув Янга на спину, замираю: лицо его побледнело и покрылось пятнами, губы синие — он отравлен, сильно, и возможно, уже мертв. Я хватаю его и пячусь назад, отпихивая с дороги обгоревшие щупы.

Очень вовремя — объятое пламенем чудище все-таки сдается, начинает рассыпаться на части-ветки, оседая вниз. У меня заняты руки, да и колдовать я не смогу — но Дин выставляет передо мной заслон, о который ударяются падающие стебли.

— Как он?! — Хёрт пытается ползти к нам, но стонет и окончательно валится в траву. Когда пожарище остается относительно далеко, я проверяю пульс Янга. Не сразу мне удается его почувствовать, однако он есть, хоть и слабый.

— Жив, но состояние критическое, — бормочу, судорожно соображая. В подобной ситуации, если агенты ранены и не могут сами вызвать подмогу, нам полагается, используя их средства связи, обратиться в СБ — те быстро прилетят на вертолетах из Лондона и прямо на месте окажут пострадавшим необходимую помощь. Мы так и сделаем, Хёрт они точно спасут, с огнестрельными они дело иметь привыкли. А вот яд, выведенный волшебником…

— Держись, Янг, — я хватаю его ремень, чтобы расстегнуть. — Знаешь, обычно перед тем, как вот так делать... мне нужно сходить с парнем на свидание, — я чертыхаюсь, когда ремень застревает в шлевке, и дергаю его сильнее.

— Что ты творишь? — рядом оказывается Дин, хочет схватить за руку, но останавливается на середине движения. — Нам запрещено лишать агентов “магоблока”!

— А лишать возможности выжить — разрешено? — огрызаюсь, бросая ремень подальше. — Янг... ты только держись.

Змеи-стебли вокруг уже почти не шевелятся, а зарево пожара, должно быть, видно в самом Мальмсбери. Покачав головой, Дин отходит, чтобы локализовать огонь и вызвать СБ. Я же беру Янга за мертвенно-холодную руку, и рывок трансгрессии подхватывает нас, унося подальше от Брейдонского леса.

— ...Они предполагают, что Хэмвелл и правда скрестил несколько видов, взяв за основу какой-то амазонский подвид Дьявольских силков, но основные свои функции гибрид получил случайно. Оставшись без хозяина, он был вынужден начать охотиться — сперва на мелких грызунов, пробегавших по теплице, потом, когда те перестали к ней приближаться, отрастил стебли подлиннее и вылез наружу, передвигаясь под землей, где меньше света… Яд он использовал, чтобы грызун привел его в нору, где больше пищи. Представляешь, да? Потом взялся за добычу покрупнее — кошек, собак. У Лилиан Доран, первой известной жертвы, как раз была собака.

— Поразительно, — сложив руки на груди, Снейп смотрит в окно кухни; весна снова изменила настроение, зарядив непрекращающейся уже третий день моросью. — Вид эволюционировал за… сколько, три года?

— Ага. Из ростка в горшке — до огромной твари с интеллектом почти как у животных, — я раскачиваюсь на стуле. — А может, и не “почти”. Невилл считает, этот гибрид умел рассчитывать количество впрыскиваемого яда в зависимости от того, как долго должна была прожить жертва. Доран проходила пару дней, пока на нее не “клюнули” патрульные, а Янг… от него требовалось только напасть на нас.

При упоминании агента Снейп бросает на меня неодобрительный взгляд:

— Я все еще считаю, что он не стоил всех неприятностей.

— Я в курсе.

За то, что с агента СБ впервые за всю историю Взаимодействия сняли “магоблок”, трясли не только меня, но и весь Отдел магического правопорядка. Кажется, магглы смирились бы даже со смертью Янга, но вот то, что сверхсекретный прибор оказался выброшенным в кусты, откуда его мог забрать любой желающий, их действительно задело за живое. Ситуации не помогла и сожженная дотла теплица — умники из СБ явно рассчитывали заполучить побольше образцов; вечно они ищут что-то, чем смогут воспользоваться в государственных интересах. В данном случае им, скорее всего, требовалось исследовать механизм выработки яда, способного управлять человеком, но для этого нужно было, чтобы сохранились не только колючки и фрагменты стеблей, а основное тело растения — его-то мы с Дином и уничтожили.

Но наказали меня, разумеется, не за это — Мордекаю и остальному начальству плевать, одним хищным растением больше, одним меньше, лишь бы никого не доставали, а методов управления разумом у волшебников и без того предостаточно. Выговор и временное отстранение я отхватила за нарушение строжайшего из запретов: никогда, ни при каких обстоятельствах, не прикасаться к “магоблоку”. На этом строится Взаимодействие, без этого мы не сможем работать с магглами.

В запрете, признаю, есть рациональное зерно, ведь еще совсем недавно многие волшебники предпринимали попытки отнять “магоблоки” у агентов. Но в данном расследовании Янг фактически был моим напарником, а стоять и смотреть, как погибает напарник — это я считаю преступлением против всех принципов не только Взаимодействия, но любых товарищеских взаимоотношений. Правило должно быть пересмотрено, и выживший благодаря моим действиям агент — лучший в пользу того довод. Янг скоро восстановится и вернется к своим жене и сыну, а небольшую трепку я как-нибудь переживу.

— Только одного не могу понять, — говорит Снейп, отходя от окна. — Почему гибрид не напал на тебя? Судя по твоему рассказу, у него была такая возможность, пока ты сдерживала маггла.

Я пожимаю плечами:

— СБ после отчета Хёрт тоже обратили на это внимание. Она доложила, что я чуть ли не отдыхала там, пока они с Дином прятались за Протего и отстреливались с тылов. Мордекай отбрехался как-то, сказал, может, во мне не увидели угрозу, и вообще, мол, вы что, хотите понять логику растения?

— Однако у тебя есть версия, так? — Снейп наклоняет голову вбок. А ему и правда интересно. Видимо, совсем устал от своих свитков.

Версия-то у меня есть, но основана она скорее на интуиции, чем на чем-то конкретном — то есть, Снейп ее гарантированно осмеет. Помявшись, я все-таки говорю ему:

— Знаешь, оно было… когда я зашла в комнату Хэмвелла и увидела этот цветочный алтарь, я до него дотронулась. Оно не забыло своего создателя. Оно было его детищем и помнило о нем все эти годы, единственный, кто о нем помнил, потому что любил. Невилл сказал, они умеют любить — а этот гибрид еще и скучал. Ему было одиноко там. Я была первой из волшебников, кто пришел туда после смерти Хэмвелла, я касалась тех стеблей — думаю, оно это почувствовало. Я разделила с ним его скорбь… как-то так.

Снейп разглядывает меня молча какое-то время, затем произносит:

— Что ж… вполне возможно.

От удивления я приподнимаю брови:

— Не считаешь это романтическим бредом?

— Считаю. Но создание Хэмвелла, похоже, тоже было склонно к романтическому бреду, если оно действительно было для этого достаточно развитым. Даже жаль, что вы его уничтожили.

— А мне нет, — отрезаю я. Возможно, чересчур поспешно.

Потому что где-то в глубине души я, наверное, тоже немного жалею об этом. Не о растении, в разы превосходящего интеллектом все известные доселе виды. Об этом пусть сокрушаются ученые — я не ученый. Мне ближе сострадание живому существу, способному привязываться и испытывать боль после потери того, кто был ему дорог. Говорят, от потерей болит сердце — где было сердце у гигантского сорняка?

Кто знает, как бы все могло повернуться, если бы Хэмвелл не умер и смог рассказать о своем творении, показал его всему миру, научил его, что есть людей — плохо. Если бы сам был чуть более общительным и не сгинул в одиночестве посреди леса.

Я усилием стряхиваю с себя тяжелые мысли и улыбаюсь Снейпу:

— У меня для тебя кое-что есть. Подожди-ка…

Сходив в комнату, возвращаюсь со свертком. У нас не принято дарить друг другу подарки, и Снейп первое мгновение смотрит на него подозрительно:

— Какой повод?

Но все-таки разворачивает пакет, извлекая содержимое. Две футболки, черная и белая — и уже когда он просто держит их перед собой, я вижу: размер подобран правильно. Снейп только кажется таким тощим, торс у него длинный и модели для худеньких мальчиков были бы ему попросту коротки.

Он опускает руки, чтобы поверх футболок можно было увидеть его раздраженно-удивленный взгляд.

— “Эй Си Ди Си”? “Металлика”? Я такое не ношу, как ты, возможно, могла заметить.

— Это для дома. У тебя же кроме рубашек ничего нет, а в них неудобно ходить в домашней обстановке. К тому же, — скалюсь еще шире, — я заметила, что тебе в них жарко. Скоро лето, можно позволить себе ходить в удобном, хотя бы пока никто не видит.

Неопределенно хмыкнув, Снейп сует футболки обратно в пакет. Ну да, не думала же я, что он тут же радостно напялит одну из них.

— Есть еще какая-то причина, по которой ты решила добавить эту безвкусицу к моему гардеробу?

Знает как облупленную, это точно.

— Я хочу таким образом сказать, что рада видеть тебя на этой кухне. В одной из этих замечательных новых футболок или в старой жаркой рубашке. В любое время, а лучше всегда. Тебе, вроде, не хватает места в своей квартире? Ну так пусть там будет только лаборатория, а все остальное — здесь… Вообще-то, к черту квартиры! Бабушкин дом в Бате стоит пустой, там огроменный подвал, можно оборудовать отличную лабораторию, и ОМП не нагрянет, если ты чего-нибудь взорвешь, так что…

Я замолкаю, потому что Снейп смотрит на меня очень странно. Наверное, я все-таки поторопилась. Ему не нужно, чтобы за ним все время приглядывали, то, что есть сейчас, его вполне устраивает. На пятом десятке поздновато менять привычки, а Снейп, насколько я знаю, всегда жил один. Общая грязная посуда и одежда в стирке, споры о том, как часто можно звать в гости моих друзей и нужно ли вообще это делать, невыразимцы, которые способны нагрянуть в любое время дня и ночи, и которых я точно не стану так просто терпеть, держа язык за зубами… Мерлин, о чем я думала, Снейп ни за что не захочет во все это ввязываться! Он и так уже подпустил меня чересчур близко.

— Подвал, говоришь?

Он задумчиво разглядывает стену, за которой располагается его лаборатория.

— Будет непросто так все сразу перевезти.

Губы мои расползаются в совершенно дурацкой и абсолютно счастливой улыбке:

— Меня все равно на месяц выпнули из Отдела. Даже не знаю пока, чем заняться.

Как-то незаметно моя рука оказывается в его руке. Такие моменты запоминаются на всю жизнь: в полной тишине невозможно отвести взгляды, и он смотрит прямо, неулыбчивое лицо его расслабленно и безмятежно, и только пальцы гладят мои пальцы…

… но, конечно же, в этот самый момент, ни минутой раньше или позже, в коридоре раздается громкий скрип двери.

— Это?..

— Да, — Снейп поворачивается, чтобы выйти, но я не отпускаю его руку.

— Что опять нужно этому муда…

— Скорее всего, ему просто нравится портить мне жизнь. Пусти. Выясню, чего Неизвестный от меня хочет, и сразу вернусь.

Мы оба знаем, что это не так. Глава Отдела Тайн может забрать его прямо сейчас, как уже делал это раньше. На сколько теперь: на сутки, на неделю? Месяц?

— Пошел он, — говорю я с чувством. — Не хочу, чтобы ты уходил. Только не сейчас. Давай… давай просто сбежим?

— Нельзя. В смысле, не получится. Я пробовал — он может отследить любой самый запутанный трансгрессионный след и способен видеть сквозь Дезиллюминационные чары.

Он говорит, сжав зубы — не шибко любит признаваться, когда кто-то оказывается сильнее и хитрее его. Да, когда речь идет о Неизвестном, я верю, что тот может все это делать и даже Снейп его не обманет.

— Тогда… — перевожу взгляд на окно. — Тут есть пожарная лестница.

Снейп такого от меня точно не ожидал — а значит, и Неизвестный тоже. Я рывком поднимаю вверх дребезжащую раму и первая вылезаю наружу, под мелко моросящий дождь. Шорох за спиной говорит о том, что гулять под ним я все-таки буду не одна — не произнеся ни слова, Снейп вылазит следом. Главное побыстрее отбежать подальше от дома, к пустующей, залитой лужами остановке, а там и на маггловский автобус запрыгнуть.

И пусть везет нас, куда глаза глядят, пусть липнут к лицу мокрые волосы — рука снова в руке, и можно положить голову на костлявое плечо, и, закрыв глаза, предвкушать свою новую, трудную, хорошую жизнь.