Клинок второй: Здесь мы стоим (джен)

Здесь мы стоим. На глыбах камня, на ледяных озёрах, на пустынных землях, где свободный ветер поет свою песню о сыновьях, ушедших с мечом в руках, о мужьях, погребённых под снегом, о жёнах, поднявших щиты. Здесь мы стоим, вонзаясь в бесплодные каменистые земли, со звоном металла очерчивая границу побережья, и разрывая посягнувшего на наш остров. Потому что мы — когти медведицы, защитницы старых и малых от холода ночи и тьмы водных пучин. И я — её самый длинный коготь и самый древний.

Впервые когда я прибыл сюда со старковским Льдом, остров был в железных тисках морских щупалец. На белой северной земле они виднелись как уродливая зараза, расползающаяся темными потоками болезненной крови по еще живой плоти. Такие остаются не от честного поединка, не от удара меча, но от укуса паразитирующей твари, жаждущей пожрать все на своем пути, зверски голодной, и всё же незнающей конца, ибо в животе её зияет бездна. Этот чужеземный кракен отрывал от севера то немногое, что мог, как темная вода забирает сушу в дни прилива, как речные пиявки высасывают кровь, как осьминог, вцепившись мертвой хваткой и не отпуская, пока не придушит свою жертву окончательно. Сколько раз мы отсекали эти поганые щупы, сколько Хоаров мы закололи вместе со Льдом, пока не наступило затишье?

Мы приходили, скидывали железное иго, поднимали деревни, растили медвежат и уходили. Точнее это я уходил за Льдом, потому как Лёд не может оставаться вечно на крошечной и всеми забытой медвежьей льдине, его душа уже давно была закована в самом сердце Севера, и кровавые чардрева свидетели этой нерушимой связи: Лёд, ушедший на юг, растает, но если Лёд, уйдет на север, то заберет Север с собой, и там, где лежал зимний снег, распустятся летние подснежники; Лёд должен быть в Винтерфелле. А я — на Медвежьем острове. Мне потребовались века борьбы с железнорождёнными, чтобы осознать эту истину. Я смотрел, как падает голова кальмара, как бьются в агонии его щупальца, как горят северным гневом паруса железнорождённых, как рычит медведица в последние мгновения свой жизни — я не мог уйти.

«Брат мой, веками мы бились вместе, вместе защищали север от одичалых за Стеной, от морского народа с юга, нас сроднили долгие зимы, согревающие костры, кровь и пот сражений. Но теперь наши пути расходятся: я остаюсь на Медвежьем острове, возвращайся без меня. Кто-то же должен быть на страже границ», — с этими словами я простился со Льдом.

Нет, конечно, я приходил на зов Старков, верно им служил, сражался в их битвах рядом со Льдом. Однако в тот день северные тропы увели меня к другим сражениям, севернее, чем сам Север, темнее, чем самая долгая ночь. Мы пересекались с мои сотоварищем на таких же битвах, но как прежде уже не было.

Скорее всего, Лёд это понял ещё тогда, когда Родрик Старк в последний раз изгнал захватчиков. Понял и молчаливым кивком принял мой обет о защите рубежей. Весенний ветер кружил по смолкшему полю, между еле живых дотлевающих деревьев — морской народ ушёл, север вернул своё. И на этом пепле, еще неостывшем от битв, накрыли шатёр — отпраздновать, пока горяча кровь, откупорить вражеский эль, чтобы вскоре снова уйти.

— … если бы не Мормонт, мы бы даже на сушу не ступили, так бы и кружили, пока железяки нас не потопили…

— Ха-ха, кто-то же должен был ваши задницы прикрывать! — возразил Мормонт.

— Вот за наши задницы я отдаю тебе Медвежий остров, уж мимо Морского медведя ни один кальмар не проплывет, — произнес король Родрик, и дружина его, веселясь, поднимала кубки в честь славной победы и героя торжества, моего владельца.

— За Морского медведя! За Джона Мормонта!

— За Север! За победу!

Забрасывали свои якоря железнорождённые, совершали тщетные набеги одичалые, но все они встречали яростный отпор медведицы. Острые когти очерчивали границы Севера, и с каждым поколением нас становилось все больше, когти медведицы, защитники северных границ. Я вырастил поколения возмужавших медведей, справедливых, храбрых Мормонтов, каждый из которых был и когтем, и клыком, и медвежьей яростью. Стойким как скала, прочным как северный лёд, сильным как вековые чардрева.

И с каким же позором прервется дом Мормонт, думал я, наблюдая, как мой нынешний владелец поспешно собирал вещи.

— Линесса, дорогая, поторопись, весь твой гардероб мы увести не сможем. — Джорах Мормонт метался из комнаты в комнату, периодически всматриваясь в холодную синь за окном. Никогда не думал, что попаду в такие странные обстоятельства: бежать, как трус, в одном чемодане с женским тряпьем и побрякушками, оставлять свой остров далеко позади, нарушать клятвы, данные когда-то. И как это все так получилось?

Долгие века у меня была только одна задача и с ней я отлично справлялся, иногда даже превосходно и невероятно скучно. Последние полвека я служил Старому Медведю Джиору — гонял ребятишек в учебном бою, пару раз отбивал вторжения с моря, и, наверное, стоило уйти вместе с ним на Стену, но я не смог, как не смог в тот самый день. А старый Мормонт не настаивал, всю ночь он полировал меня до блеска, а на следующий день передал своему сыну и исчез черной тенью. А потом события валились, как снежный ком, Лёд ушел на юг вернуть похищенную девочку домой, а и не вернулся. Юный Старк поднял знамёна, и я отправился вызволять своего друга из темницы. Объединившись с домом Арренов, мы скакали через Речные земли навстречу к войскам Баратеонов, а потом с боем пробивались все южнее и южнее к столице. Я нашел товарища обожженным бесчестием и полыхающим изнутри гневом и ненавистью. Всегда спокойный Лёд искрил эмоциями. А вокруг него лежали сожженные останки предыдущего хранителя Севера.

«Я ничего не мог сделать! Лежал на полу и смотрел, как в судорогах бился Брандон, пытаясь до меня дотянуться, как языки драконьего пламени пожирали лорда Рикарда. Меня положили прямо между ними, а этот чокнутый король противно гоготал, хлопая в ладоши, как в одобрение! Ничего не смог… Не смог. Чертовы драконы и их низменные желания, бесчестные ублюдки, воры и насильники!»

Никогда ещё я не видел друга таким разбитым — ему не стоило идти на юг. Раньше он так сильно не переживал из-за гибели воина, старые владельцы сменяются новыми — это бесконечный цикл войны и мира. Мы помним их, понимаем их чувства, знаем о чем владельцы думают и мечтают, даже частично становимся ими, но из всех встреченных мною мечей Лёд меньше всего прикипал душой к людям — для него существовало только понятие чести. И поразила его не сама смерть лорда Винтерфелла и его наследника, а то, как все это произошло. Не знаю, оправился ли Лёд после этого, в любом случае он больше не выпускал эмоции наружу. Он бесстрастно наносил смертельные удары противникам, будто бы и не было того эпизода в темнице, будто бы не он пылал холодной яростью, жаждая отмщения.

Возвращались мы с триумфом, но вкус победы был пресным, как пепел после пожарища. И это был не конец. Слетела с железного трона голова дракона, на трон сел новый король, но волнения по стране не утихли — Железные острова направили свои паруса в прибрежные земли, объявляя их своими, все как тысячи лет тому назад. Мы направились к кракенам в гости, ведь народная мудрость права — хочешь мира, готовься к войне. Мир в северных землях наступит тогда, когда кракены хотя бы чуточку присмиреют. Именно так я объяснял себе необходимость похода, в то время как желал поскорее вернуться к себе на Медвежий остров.

Тяжело воевать, когда сердце стремится к миру. Но еще тяжелее жить в мире, в котором нет ни смысла, ни чести. Головы кракенов тонули в окрававленном море, Лёд сверкал непоколебимым безжизненным светом. В нём не было ни пламени ни льда. Я понял, что что-то в нем погасло и бесповоротно заржавело, когда он, не останавливаясь, забирал души юных воинов, которых едва только от матери оторвали. Чьих-то сынов и внуков, таких же, как мои подопечные, которых я покинул.

«Опомнись, Льдина! Мы защищаем, а не мстим. Довольно с нас войны. Ты совсем заржавел по дурости?» — нанес ему я выпад.

Тот мальчонка между нами был неважен, может быть, он и станет врагом Медвежьего острова, а может и нет, не за его жизнь я заступился. Клинки живут войною и кровь полирует нас лучше любого турнира. Но в войне всегда есть конец, а в мести только смерть. Я ударил друга и он ударил меня в ответ.

Его возмущение все ещё звенит даже столько лет спустя. Хотя я уже даже не помню его слов, просто чистый гнев, направленный сквозь меня, будто бы было что-то ещё позади меня. Возможно, это были наши сотни веков клинок к клинку в тысячах битвах прошлого.

Наша размолвка прошла незаметной для людей, в грязи и крови внезапно натыкающихся на мечи друг друга. А может быть в этом люди углядели умысел богов. Если боги и помогают, то явно не нам. Иначе не было бы этой бессмысленной войны и долгой дороги на юг.

Вернулся я на Медвежий остров. Но как оказалось не надолго. Но вот Джорах Мормонт, поправ честь и имя дома, решил бежать за море.

Моё место на Севере, я совершенно не желал на юг за драконовы моря неизвестно зачем. Нет чести в бегстве от последствий своих поступков, увы, в этом Мормонте не было стержня его предков. Однако в нём все еще была совесть. Когда черную ткань стянули с меня после нескольких недель дороги в неизвестность, я увидел Север, еще более северный, чем я когда-либо видел ранее. Меня отправили к Джиору Мормонту на Стену.

Скажу честно, хотя я и был рад, что все ещё на Севере. Но тёмные ветра и суровые ночи в Чёрном замке напоминали мне изгнание и медленную смерть. Тепло ладони Мормонта на моей рукоятке становилось все больше сном из прошлой жизни, Джиор старел и годы брали своё. А я стал душой и лезвием ржаветь вдали от моего острова, от того, что я называл домом.

Мне пришлось признать, что более не вернусь домой, несмотря на то, как сильно я того желал.

Проходили летние зимы и вёсны, северный холод все больше проникал в мое сердце. Как бы я не пытался полюбить это место, оно было лишь последним фортом между тем, что было и что больше не вернуть, и тем, что приведет меня к забвению.

Даже не помню, как сгорела моя рукоятка и как в один день чуждый огонь привел меня в сознание. На следующий день Джиор Мормонт передал меня из своих стареющих рук юнцу из Старков. И я подумал, что в тот момент завершилась история Длинного Когтя с Медвежьего острова и началась история Длинного Когтя с Севера.

Ибо здесь я стою. На глыбах камня, на ледяных озёрах, на пустынных землях. На Севере между тьмой и холодом. Так далеко и так неимоверно близко от Медвежьего острова.