file#3: Образец искусства (джен)

На Рейнору дождь идёт всегда. Ночью, днём, утром и вечером. Он шумит в кронах деревьев, стекает по лианам, брызгает в иллюминаторы, хлюпает под траками грузовых роботов. Рейнору — планета вечного дождя.

Но Ежевике дождь нравился, она с удовольствием ощущала, как он падает на корпус, стекает по бортам и собирается лужицами в изгибах брони.

Если кто думает, что она расслабилась под шум дождя и рокот грома в облаках, то он ошибается. Она непрерывно сканировала сеть на предмет нового контракта, вела переписку с техслужбами и заправщиками порта и просматривала новые серии любимого мультфильма о розовых пони.

Разгрузка была почти закончена — рободокеры таскали последние тюки, груз на Рейнору был объемный, но очень лёгкий, какая-то вспененная целлюлоза для местного комбината.

Часть команды уехала в город для осмотра местных достопримечательностей и объектов культуры. Большинство к таким объектам относило местные мэйдо-кафе. Поехали: Грегг, стажёр Кукуев, боцман Крюгер и второй механик Мыкола Титушко.

Но старшему механику Родригису поездка в город была неинтересна. С тех пор, как он завязал с «зелёным змием», в нем проснулась невиданная тяга к работе: он тестировал оборудование, находил проблемы и устранял их с особым наслаждением. Дед постоянно пропадал в машинном отделении и в лабиринте технических переходов между блоками. Ежевика уже стала опасаться за его здоровье — шутка ли, на свежий воздух стармех давно не выходил. Но сейчас его голограмма возникла в рубке и обратилась к сидевшему в шлёпанцах капитану, который лениво листал местную газету:

— Вот что я вам скажу, сэр, генератор наш ни к черту, можно сказать, на последнем дыхании.

— А у нас разве нет резервного, «Ежевика» же в прошлом военный транспорт? — опустил газету капитан.

— Сэр, если вы не помните, это и есть резервный, а первый генератор сдох ещё при старине Форде. И запчастями уже не отделаться, менять надо весь блок — слишком большой износ.

— То-то у меня там покалывало, когда в субпространстве шли, — подала голос Ежевика. — Сейчас посмотрю, сколько стоит генератор на местном рынке… Ой, на Рейнору нет такого оборудования, только под заказ. И цена совсем не радует.

— Как думаешь, Казимирыч, дотянем на этом генераторе до планеты с нормальным рынком запчастей? — спросил кэп.

— Может, и дотянем, — поскрёб подбородок стармех. — Вот только никаких перегрузок, иначе «геннадий» точно крякнет.

* * *

— Ну, как там? — спросил стажёр Грегга, который только что закончил разговор с Ежевикой по местной сети.

— Говорит, что заказов пока нет, можно дальше гулять.

— Только бы не застрять здесь надолго, а то меня уже тошнит от всей этой кавайности!

Со стажёром все молча согласились: у местных жителей было странное понятие о красоте. Но глядя на серое небо и выцветшие тени далеких зданий и деревьев, едва проступающие сквозь пелену дождя, Иван решил что ядовито-яркая раскраска всего, что возможно — это ответ рейнорусиан окружающей блеклой действительности.

Да, непривычному человеку было тяжело на Рейнору — всё здесь выкрашено в кислотно — яркое разноцветье, а уже про одежду жителей и говорить было нечего — мало того, что цветовые сочетания резали глаза, так и фасоны были ого-го! Хотя, конечно, коротенькие миниюбочки довольно привлекательно смотрелись на стройных фигурках рейнориек, несмотря на то, что юбка могла быть розовой, чулки ядовито-зелёные, а топ — бирюзовый.

— Даже не знаю, может, стоило Жакуя взять с собой в мэйдо-кафе, где девчонки с ушками, хвостиками, и всё время говорят: «Ня»? — задумчиво сказал Грегг. — Ну, куда ещё сходим, друзья?

Абенобаши, городок, что вырос при космопорте, небольшого размера, и не богат достопримечательностями, а ехать в мегаполис на монорельсе было лениво. Да и не хотелось слишком отдаляться от «Ежевики».

— Извините за беспокойство, — вдруг подошёл к ним один из аборигенов. Это был толстячок, с длинными, словно черные верёвочки усами, в оранжевом плаще и шляпе местного фасона, что похожа на пирамиду. — Я слышал, что вы размышляете, что ещё можно посмотреть в нашем городке, уважаемые гости?

— Да, мы тут уже много где побывали, — ответил Грегг.

— Парк десяти фонтанов? Там сегодня проходят соревнования роботов — флейтистов.

— Спасибо, такое нас не интересует.

— Акиба, торговый квартал?

— Мы уже побывали.

— Музей искусства двадцатого века планеты Грязь?

— Э… Какой планеты? — не понял стажёр. — Грязь?

— Совершенно верно! Это родина всех хьюменов, — радостно закивал толстяк. — Ерф, как ещё говорят.

— Может быть, Земля, система Солнце?

— Да-да, Зьемлиа. Грязь.

— Мужики, а давайте, сходим. Интересно же, я на Земле никогда не был, — сказал Грегг. — Так хотя бы на картины посмотрю.

— Да что там интересного, — хмыкнул Иван. — Наверняка какая-нибудь фигня.

— Для тебя, может и фигня, ты же землянин. А мы посмотрим! — у Грегга загорелись глаза:

— Я уже давно картинной галереи не бывал, соскучился. Сходим, поглядим?

Крюгер и Мыкола молча пожали плечами — им было все равно, лишь бы скоротать время. Разузнав у любезного горожанина дорогу, они двинулись к музею.

* * *

Здание музея оказалось обычным просторным ангаром, внутри которого на лёгких конструкциях были развешены картины.

Купив очень недорогие билеты у автомата на входе, команда двинулась в начало экспозиции. После осмотра примерно одной трети выставки начали раздаваться стоны разочарования, и только Грегг, кажется, получал искреннее удовольствие. Оказалось, что весь музей посвящён только земному абстракционизму.

Иван был разочарован, он не любил абстрактное искусство в любых его проявлениях. Но ещё больше был недоволен боцман Крюгер:

— Эй, я думал, тут будет обнажёнка! Тема сисек совсем не раскрыта, — бурчал он, рассматривая нечто, состоящее из разноцветных брызг на холсте.

— Ого, это же великий Поллак! — восхищался Грегг. — Даже в копии это производит впечатление!

— Грегг, вот уж не думал, что ты ценитель такой ерунды, — пожал плечами Иван.

— Я же с планеты Муза, система Евфема, у нас вся жизнь связана с различными искусствами. И можешь мне поверить, я знаю, где оно есть, а где — нет.

— Месье разбирается в искусстве? — вдруг раздался позади астронавтов голос, и к ним приблизился ранее незамеченный человек. Он был одет в костюм в серую полоску, белоснежную рубашку, на тонкой шее — красовалась бабочка. Голову украшал тёмный, с мягким отливом цилиндр. Человек был настолько худым, что его можно было принять за дистрофика, однако, по его улыбке, что играла на тонких губах, было заметно, что он чувствует себя прекрасно. После цветовой вакханалии аборигенов на его неброском наряде глаза просто отдыхали.

— Немного разбираюсь, я заканчивал колледж по специальности искусствоведение, — с достоинством поклонился Грегг.

— Правда? А почему в космофлот подался? — удивился Иван.

— К сожалению, таланта творца мне боги не дали, а искусствоведов на нашей планете уже перебор. Пришлось переучиваться на штурмана.

— О, сразу видно культурного человека! Меня зовут Арналь Реми, я владелец этого передвижного музея, а также экскурсовод. Хочу вам сказать, что это не копии, а оригиналы.

— Не может быть! Оригиналы должны стоить миллионы кредов! — воскликнул Грегг.

— Сколько?! — вытаращил глаза Мыкола. — Ой, мама, чому я не малюю?! Таки деньжищи за это платят!

— Мыкола, успокойся, — осадил его Иван. — Такое любой может накалякать, а вот купят не у каждого. Это же мафия. Но и мне не верится, что это подлинники.

— Тебе как землянину должно быть стыдно так говорить, Иван — укоризненно покачал головой Грегг. — Ты просто не понимаешь, что такое абстракционизм.

— И что же это?

— Это запечатление эмоции художника при помощи негеометрических штрихов, крупных мазков и тому подобного, — тоном бывалого лектора ответил Грегг.

— Вот как? А мне кажется, что на самом деле это — обман. Просто кое-кто договорился кое-с-кем, считать это искусством. А теперь на аукционах дурят богатеньких лохов. Ну, посмотри же ты взглядом реалиста: это же мазня, я таких картин сколько угодно тебе нарисую!

— Это тебе так кажется, а на самом деле — ничего у тебя не выйдет. Настоящий художник, в отличие от тебя, — неожиданно распалился Грегг, — может изобразить спонтанное выражение своего подсознания! — Грегг даже постучал костяшками пальцев по своей макушке. — Подсознания, Ваня! Отсюда и хаотичность форм, и отсутствие строгой композиции!

Лицо Грегга раскраснелось, видимо, Иван зацепил его за живое. Стажеру надоел этот спор, но он все же решил не сдаваться:

— Я считаю, что настоящее искусство должно быть понятно любому разумному существу, так-то, — Иван указал пальцем на одну из картин, где были изображены только несколько цветных полос, а потом, этим же пальцем покрутил у виска: — А это что? Такую мазню даже хьюмен не каждый поймёт. Вот скажи, Крюгер, тебе нравятся эти картины?

— А это картины?! Мне вообще ничего не нравится, если не нарисовано хоть одной голой бабы, — безапелляционно заявил боцман, — А здесь даже и не нарисовано ничего.

— Крюгер, надо говорить — «я люблю картины в стиле ню», — поправил его Грегг. — И ты, кстати, в этом не одинок, кх-м. При всей моей любви к абстракционизму, реалистичное изображение гармонично развитого женского тела… э… тоже доставляет подлинное эстетическое наслаждение.

Боцман понимающе оскалился, ведь это у Грегга он брал кое-какие журнальчики.

— Пан Арналь, а как так вышло, что ваши картинки — подлинники, если они стоят миллионы? — подозрительно прищурил глаза Мыкола.

— Это просто. Двести восемьдесят лет назад на Земле к власти пришёл один бесноватый художник-абстракционист. Он объявил, что культура земной расы выше всех рас в Галактике, и приказал изготовить десятки атомных копий известных картин известных абстракционистов. После чего подлинники были смешаны с копиями, и стало совершенно невозможно различить, где копия, а где — подлинник, всё же скопировано с точностью до атома. Если между ними нет разницы, то все картины объявили подлинниками. Затем, этими произведениями искусства были укомплектованы картинные галереи, погружены на космические корабли, которые разлетелись по всем уголкам Галактики, дабы поразить жителей иных планет невероятной мощью земного абстракционизма.

— И что было дальше? — заинтересовался стажёр, так как уроки истории он в своё время благополучно проспал.

— Оказалось, что кроме людей, хьюменов, никакая другая раса в галактике не воспринимает абстракционизм, — продолжил рассказывать Арналь. — Тирана через несколько лет свергли, а потом оказалось, что он был сумасшедшим. Но десятки передвижных выставок продолжали путешествовать по Галактике, благо в Федерации — тысячи населённых планет. Со временем музейные корабли выработали ресурс, и музеи стали оседать в тех или иных мирах. Как правило, через некоторое время они уничтожались аборигенами…

— Какое варварство! — воскликнул Грегг.

— Этот музей бы тоже погиб, если бы я не вмешался. Тогда я был простым коммивояжёром, торговал всяким ширпотребом, перебираясь с планеты на планету. И вот на одной из планет я наткнулся на это чудо, и купил музей у его хозяина, совсем опустившегося человека, за триста кредов. Теперь вожу его по разным системам, знакомлю туземцев с абстракционизмом, за долю малую.

— Ну и как бизнес? — поинтересовался Грегг.

— Да по-всякому, — скромно потупился музейщик. — На этой планете — совсем тухло. Тут другая культура, как будто рейнорцы вовсе не относятся к роду людскому.

— Это мы тоже заметили, — посочувствовал Иван.

— А вы, кстати, не с того ли фиолетового корабля, что прибыл к нам два дня назад?

— Да, мы с «Ежевики», свободные торговцы и перевозчики, — подтвердил предположение музейщика Грегг.

— Слушайте, парни, у меня договор с одним капитаном, что должен забрать меня отсюда через месяц. Но я не ожидал, что интерес к музею пропадёт быстрее. Может, вы меня подкинете до ближайшей планеты, где ещё ценят такое искусство? — Арналь умоляюще сложил ладони. — Конечно, я оплачу доставку в полном объёме.

— Надо связаться с хозяйкой, — ответил Грегг и вызвал Ежевику.

Переговоры не были долгими, Ежевика и так подумывала перелететь в систему Понистарк, где была развитая индустрия, много планет, космических станций и есть заказы на перевозки. Музейщик подвернулся весьма кстати — окупить затраты на топливо и даже немного подзаработать.

Так что Грегг, от лица Ежевики, вскоре ударил по рукам с владельцем музея абстрактных картин.

* * *

В здании порта было малолюдно, и Грегг отправился к стойке, договариваться насчёт транспорта до «Ежевики».

Стажёр заметил в углу небольшой магазинчик, в котором продавались различные масштабные модели для сборки: от военных кораблей, до танкеров и горнодобывающих. Ещё на полках стояли истребители, танки, боевые роботы, краулеры, и множество другой техники. Иван решил поглазеть на это богатство, пока не приехала портовая развозка.

— Интересуетесь? — непрерывно улыбаясь, спросил его маленький, желтолицый продавец, откладывая в сторону модель дисколёта культуры Карракс, которую он пытался собрать.

— Да так, я недавно начал этим заниматься, сейчас собираю модель своего корабля, — рассматривая коробки с Люфтвайскими «Штукками», ответил Иван.

— На каждом космолёте есть член экипажа, который увлекается судомоделизмом, — закивал головой желтолицый. — Поэтому и держу тут лавку.

— После вахты просто приятно повозиться, нервы успокаивает, — пояснил Иван.

— Рекомендую «кит» начинающего моделиста, — продавец протянул коробку: — Здесь монокулярные резаки, три номера, набор микроманипуляторов для тонких работ, и два минибота — сборщика. Они незаменимы, если надо приклеить декали. Просто показываешь им фото оригинала, и они сами всё сделают. Ну и по мелочи — атомарный клей, небольшой три-дэ принтер, если надо что нестандартное распечатать. Всего восемь кредов. Как бонус могу дать один икс-винг.

«Купить, что ли?» — подумал стажёр, и полез было в карман за картой. Но тут он увидел, как в жёлтую, яйцеобразную развозку последним пассажиром залезает Крюгер, и она исчезает, резко набрав ход в сторону почти не видимой за пеленой дождя «Ежевики».

«Черт, они даже не заметили, что меня нет рядом, — с обидой подумал Иван. — Или это Грегг специально подколол, за наш спор в музее».

Настроение упало, и покупать набор, к разочарованию продавца, стажёр не стал.

«В принципе, до корабля всего два километра, — прикинул Иван. — Двадцать минут, и я на месте».

Если в Абенобаши они гуляли под стеклянной крышей, что накрывает почти все улицы, то на поле космодрома разверзались хляби небесные. Ивану срочно был нужен зонтик.

Автомат по продаже зонтов нашёлся тут же, совсем рядом с модельным магазинчиком. Вот только выбор товаров оказался слабоват, то есть он практически отсутствовал. Или ядовито-малиновый зонт с рисунками каких-то жёлтых зверьков с румяными щёчками, или такой же, но вместо жёлтого зверька — коричневая стрёмная жаба.

Иван выбрал с грызунами.

Получив зонт, стажёр вышел из-под козырька, окружающего здание космовокзала, раскрыл своё приобретение и потопал к «Ежевике», мысленно перебирая варианты, что он скажет Греггу и остальным, когда их увидит.

Зонты на Рейнору делают просто огромные, наверное, потому, что на планете почти не бывает ветра. А вот жёлтые твари, как только струи дождя коснулись купола зонта, принялись носиться, кривляться и корчить рожицы.

Иван оторвал от ручки зонта бирку, и не отважившись мусорить на девственно чистую, мокрую поверхность космодрома, решил сунуть кусочек пластика в карман. Мельком глянув на него и найдя среди иероглифов Рейнору ай-лингв, прочёл: «Зонт-Пикачу, сапсибо за пакюпка».

* * *

Стажёр бодро дотопал до правой передней опоры корабля, когда все его ухищрения остаться сухим, свёл на «нет», неповоротливый робот-докер: пытаясь убраться с дороги, пятиметровая махина плюхнула шагоходом по луже, и обрызгала Ивана с ног до головы.

В довершении всего, возле тамбура он встретил старпома Ветрова, который, окинув взглядом стажёра, с коего ещё продолжала стекать вода, изрёк:

— Ты что, купался? Надеюсь, за буйки не заплывал?

— Это докер меня окатил!

— Вот и я думаю, почему ты с зонтом и такой мокрый. А зонтик у тебя занятный, глаза уже слезиться начали от этой расцветки…

— Выбора не было, брал, что есть в портовом автомате.

— Иван, не слушай Юрия Васильевича, — раздался голос Ежевики из мегафона над шлюзом, — Какой миленький зонтик! Ой, а что там за зверушки?

— Это пикачу, — ответил Иван. — Местная крыса.

— Я хочу пикачу! Поймай мне пикачу, Ваня! — захныкала Ежевика.

— Ежевика, не ной! Фиг его знает, что жрёт этот пикачу, ещё загнётся на наших харчах!

— Ладно, жаль, что отправляться надо, а то бы я посмотрела на этих милашек!

* * *

— Что-то мне не нравится эта картинка, — пробормотал Иван, глядя, какие сетки гравитационной нестабильности выводит Ежевика на большой штурманский планшет.

— Что ты об этом думаешь? — задал он вопрос своей подчинённой.

Ежевика — хозяйка корабля и одноименной компании, но сейчас, во время перехода она — просто третий штурман и рулевой. Значит, по рангу ниже.

— Я не могу пока сказать ничего определённого, Иван. Я такого ещё не встречала. Но лучшее, что мы можем сейчас предпринять, это продолжать идти прежним курсом.

— Я вызову кэпа, — рука стажёра потянулась к интеркому, но включить его он не успел — корабль существенно тряхнуло, и не сработай демпфер штурманского кресла — в рубке бы сейчас появился не очень симпатичный цветной потолок.

— Держись, Иван! «Три сестры»! — вскричала вдруг Ежевика, и транспорт закружило так, будто он попал в центрифугу гигантской стиральной машины. Сознание стажёра померкло.

Придя в себя, Иван в первую очередь восстановил в памяти предшествовавшие события: сектор космоса, через который шла «Ежевика» был спокоен и чист, и ни чего не предвещало проблем. Корабль шёл в максимально щадящем режиме, так как они берегли генератор. Капитан ненадолго оставил рубку, чтобы отобедать, и второй штурман остался на вахте один, не считая, конечно, Ежевики. Вот тут всё и произошло.

— Ежевика, как экипаж? — спросил Иван. «Три сестры» — так звездоплаватели называют особую серию гравитационных волн, что легко может разрушить корабль, если гравикомпенсатор войдёт с ними в противофазу.

— Тряхнуло знатно, гравиимпульс пропустила один, хотя и ослабила. Он в пике до полутора тысяч «же», кстати, был. Вроде бы все живы, вот только из пены будут долго ещё выбираться.

«Залила специальной быстротвердеющей пеной, чтобы по стенкам не размазало, — понял стажёр. — Уф, хотя бы все живы».

— Мы сейчас в «евклид» вывалились? — спросил Иван.

— Ага. Ой, что-то внутри кольнуло и онемело… — пожаловалась Ежевика. — Кажется… Генератору конец.

— Ежевичка, потерпи немножко! Сейчас вызовем помощь, — с сочувствием в голосе попросил Иван.

— Ладно, всё в порядке… Ваня, глянь-ка лучше на экран, — попросила Ежевика. — Только не сильно пугайся.

Он и не собирался пугаться, но когда разглядел картинку, душу все равно кольнуло холодком: «Ежевика» сейчас шла по очень низкой орбите над нечто таким, что напоминало вырезанную прямо в экране бездонную яму. «Горизонт событий», — пробежал озноб по спине второго штурмана.

Они сейчас медленно, но верно по спирали приближались к неизвестно откуда взявшейся на пути «чёрной дыре».

Больше часа прошло со времени аварии, и экипаж уже более — менее пришёл в норму, кроме одного Жакуя — его ошпарило кипятком, а потом залило пеной вместе с кастрюлей, полной только что отваренных пельменей. И сейчас бедный котофурри латал себя в медпункте, раздражённо ворча на нерасторопного робота-санитара.

— Вот тебе и тихий сектор, — подвёл итог кэп, когда все отчитались по текущему состоянию. — Никогда не было, и вот тебе — снова!

— Генератор накрылся, — голографическое изображение стармеха махнуло рукой. — Теперь уже точно — финал.

— Что ж, выбора нет, придётся вызывать спасателей. — Кэп поморщился, словно от зубной боли: вызов буксира был крайне дорогим удовольствием. — Ежевичка, сколько нам до точки невозврата?

— Тридцать шесть часов примерно.

— Маловато, — помрачнел капитан. — Могут и не успеть…

Если корабль пройдёт «горизонт событий», то вернуть его уже не удастся никакими силами, это понимали все.

— Не стоит беспокоиться…

Это был не совсем голос... Было непонятно, заговорило с ними реальное существо, или это образы фраз возникают прямо в нейронах у присутствующих в рубке.

— Кто это говорит? — первый пришёл в себя кэп.

— Ваш гость. В какой-то мере это я виновен в том бедственном положении, в котором вы оказались.

— Да где же вы, черт возьми!

— В вашей вселенной это вообще не будет иметь смысла, — ответил гость. — В данный момент я альтернативный концепт самого себя, одновременно находящийся в бесконечных вселенных в бесконечных вариациях. Минутку, я приму как вы говорите — материальные формы.

Посреди рубки, прямо из воздуха материализовались две фигуры. Человекоподобные, но они не имели лиц. Головы — просто шары, ни рта, ни ушей. Шары, и всё. Одна фигура была словно из затемнённого стекла, а вторая, будто состояла из клубов дыма.

— Я думаю, нам будет удобнее общаться в таком виде — сказал Тёмный. Теперь его голос звучал вполне себе реалистично и подчинялся всем законам акустики.

— Вас двое? Как вас звать?

«Кэп все-таки молодец, — подумал стажёр. — Ничем его не пронять, сразу видно — старая школа».

— Двое? Нет, это всё один я. Но так интересней, я люблю болтать сам с собой, знаете, иногда неплохие мысли приходят. Можете называть меня именами, что дал мне этот молодой человек: «Дымчатый» и «Тёмный», — и обе фигуры указали на Ивана.

«Черт, он что, мысли читает? — испугался стажёр. — Как теперь общаться, мало ли я сейчас чего надумаю»…

— Я не читаю мысли, если кто подумал, — сказал Дымчатый, его голос был немного повыше, чем у Тёмного. Он развернулся прямо к стажёру: — Ежевика назовет мои имена, через минуту.

— Вы можете предугадывать будущее? — изумился старпом, который до этого безмолвствовал.

— Предугадывать будущее? — переспросил Тёмный, и, переглянулся с Дымчатым. Оба заразительно рассмеялись:

— Ну, эти четырёхмерки, такие смешные, умора просто, — отсмеявшись, сказал Дымчатый. — Я наблюдаю только массив темпоральных возможностей, а не какое не «будущее».

— Ежевика, что ты можешь сказать об этом? — спросил кэп. «Возможно, это всё мой бред», — подумал он.

— Трудно сказать, сэр, но мистер Тёмный и Дымчатый реален. Это не галлюцинации, если об этом речь.

— Простите, что я прервал ваш путь, — сказал Дымчатый. — Я могу перенести ваш корабль в любое место того, что вы называете Галактикой.

— Но как же так вышло? — заинтересовался кэп. — И откуда вы сами будете?

Ответил Тёмный:

— Я просто захотел отдохнуть, сделать маленький привал, любуясь оказавшимся рядом «белым пиком». Моё прибытие всколыхнуло пространственно-временной континуум, что и вызвало вашу аварию.

— «Белый пик»? — не понял кэп.

— Это «чёрная дыра», только с другой стороны, — пояснила Ежевика.

— Девочка права. Любая дыра — понятие относительное. Ну, а отвечать, откуда я — смысла нет, так как это лежит вне множества всех ваших, как вы говорите, вселенных. И вообще, я тут совсем случайно и проездом.

— Неужели… Вы — Создатель? — изменился в лице кэп.

— Создатель? В смысле — Всевышний, что ли? — не понял сразу Тёмный. И они опять покатились со смеху.

— Нет, ну ты помнишь, чтобы я так веселился? — спросил Дымчатый у Тёмного.

— Давно, давно я так не смеялся! — ответил тот. — Нет, я не ваш «Создатель», — он закавычил слово пальчиками. — Но я неплохо знаю того, кто создал, как вы говорите, вашего Создателя.

— Корабль повреждён, вы не могли бы нам помочь, — вдруг бархатным голоском спросила Ежевика.

— Это вы про то, что вы называете генератором? Знаю, знаю. Но я не раздаю генераторы направо и налево просто так.

— А у вас есть лишний генератор?

— Один найдётся, компактный и мощный, гарантия две тысячи ваших лет, масштабируемый выход, и тайм-шифт бонусом. Работает на принципе отрицания отрицания, так что энергии, в вашем понимании, он не требует.

— А разве такой бывает?

— Вообще-то не бывает, но у меня — есть.

— И что же вас интересует? Деньги? Товары?

— Нечего из того, что вы называете материальными ценностями. Потому что, грубо говоря, я и сам не материален. Считайте меня разумной концепцией, которая питается идеями, символами и смыслами. И я проголодался. Утолите мой голод и получите свой генератор!

— Мистер Дымчатый и Тёмный, — встрял Иван, — а концептуальное искусство вас может заинтересовать?

— Искусство тоже сойдёт. Дайте мне один хороший, сочный символ, или круто замешанную идею, и я дам вам новый генератор.

Иван подтолкнул Грегга:

— Это наш специалист, он искусствовед, он вам всё покажет, да, Грегг? — ехидно спросил он, припоминая свой путь под дождём.

Штурман, наоборот, плотоядно улыбнулся:

— Вы обратились по адресу. На ближайшие десять парсеков у нас самый большой выбор идей, символов и смыслов в искусстве!

Старпом наклонился к капитану и прошептал ему на ухо:

— Сэр, а что мы скажем музейщику?

— Придумаем что-нибудь. Нам сейчас главное — получить генератор, — отмахнулся кэп.

— На борту «Ежевики» целая выставка этого искусства, вот только как бы вам её продемонстрировать? — задумчиво произнёс новоиспечённый искусствовед.

— Что ж, интересно будет посмотреть. Но для начала… — Дымчатый щёлкнул пальцами, и «чёрная дыра» исчезла с экранов Ежевики. — Вот тут будет удобно, располагайтесь.

Кэп, старпом, Грегг и Иван уставились на большой экран: перед Ежевикой, в нескольких десятках километрах появилась огромная шарообразная космическая станция. Она отсвечивала металлически-матовым блеском, но по её экватору проходила тёмная канавка, и одну из половинок, образованных этой канавкой, украшало углубление, будто туда надавили, оставив след, сферой поменьше. Часть шара была ещё не достроена, и зияла дырой и многочисленными строительными лесами.

— Ух ты, — не выдержал стажёр. — Впечатляет! Это ваш корабль?

— Конечно, нет. Мне для путешествий не нужен корабль. Просто эта штука мне показалась удобной для выставки картин.

— А что это за сооружение? — полюбопытствовал кэп. — В Федерации я не припомню, когда такое строили.

— Это из одной далёкой-далёкой галактики, — пояснил Тёмный. — Называется «Звезда Смерти». Машина для уничтожения планет.

— Хм… Федеральный старсейвер класса «Звёздный молот» может уничтожать целые системы звёзд, но он не такой огромный! — заметил старпом, который увлекался дредноутами. — А почему она не достроена?

— Такова концепция, её ещё ни разу не довели до конца, — пожал плечами Дымчатый.

— И зачем нам эта «Звезда Смерти»? — спросил Иван.

— А почему бы и нет, там отличный эллинг, куда поместится ваш корабль и где можно развернуть вернисаж. Это будет мой лофт-проект.

Кэп подозвал к себе старпома и тихо сказал: — Наплети музейщику что хочешь, но чтобы из каюты он и носа не показывал.

— Понял, кэп.

* * *

Роботы-матросы и экипаж с большим энтузиазмом установили лёгкие выставочные перегородки и укрепили на них картины, всё под руководством Грегга. Тот словно был одновременно везде. То тут, то там, слышались его вопли:

— Ну, куда ты тащишь Шнелла? Вешай сюда! Железняк! Это же Кристин Бэйкер, а ты её рядом с Дэпнером разместил!

Роботы суетливо бегали с полотнами, но, в конце концов, Грегг сказал, что экспозиция готова.

Тёмный и Дымчатый, который на время куда-то исчезал, приступил к осмотру.

Он шёл вдоль картин, то приближаясь к некоторым, то отдаляясь, иногда задумчиво замирая на пару секунд, но, не проявляя особого интереса ни к одной работе.

Рядом следовал Грегг, давая пояснения профессионально занудным голосом экскурсовода:

— Марк Ротко, работа называется «Номер шесть». Имя художника чаще всего ассоциируется с абстрактной живописью цветового поля. Марк проделал в искусстве долгий путь, в котором нашлось место и фигуративной живописи, и технике ташизма, и чистому сюрреализму. Свои самые знаменитые работы — мультиформы и абстракции — художник отказывался объяснять и пресекал всякие попытки интерпретации…

— Не удивительно, что отказывался, — перебил его Дымчатый.

— Да, уж… Бедный Маркус…— покачал головой Тёмный.

Художник сменял художника: Кандинский, Мондриан, Делоне… и ничего из их работ не привлекло внимание Дымчатого и Тёмного.

В некотором отдалении за ними почтительно следовала свита, возглавляемая капитаном, стажёр плёлся в хвосте.

— А вот Малевич и его знаменитый «Чёрный квадрат», — Малевичем, как любимым художником, Грегг завершил выставку.

— Какое лицемерие… — переглянулись Тёмный и Дымчатый. — Ладно, если это был бы единственный «Чёрный квадрат»!

— Ну, как? Что-нибудь понравилось?

— Одна пятая часть всех этих художников имеют проблемы с психикой, а остальные — прожжённые циники. Как таковых здесь ни идей, ни смыслов нет. Хотя на сумасшедших четырехмерок, вероятно, они производят определённое впечатление.

Грегг был подавлен:

— Как же так, не может быть! Это же признанные образцы абстракционизма, чистая идея, эмоция и так далее…

— Иван, можно тебя на минутку? — вызвала стажёра Ежевика, которая наблюдала за происходящим своими многочисленными датчиками, а так же используя сенсоры роботов-матросов.

— Что такое? — Иван придавил к уху шарик трансивера, чтобы лучше слышать хозяйку.

— Я, кажется, поняла, что ему надо. Ты можешь подарить мне свой зонтик?

— Зонтик? Да забирай, пожалуйста… — пожал плечами стажёр.

— Принеси его.

* * *

— Всё, сворачиваемся, — приказал капитан. — Что ж, сэр, извините за задержку, — повернулся он к Дымчатому и Тёмному. — Очень жаль, что вам ничего не подошло.

— Что ж поделать.

— Грегга вы просто убили, вон он, ходит как потерянный, бедолага.

Дымчатый окликнул несчастного искусствоведа:

— Грегг, дружище! Ну не расстраивайтесь вы так!

— Легко вам говорить, — тяжело вздохнул Грегг. — Но только что вы разрушили всё, во что я верил. Я бы проигнорировал ваши слова, если бы вы были обычным существом, а не тем, кто закусывает идеями и символами! Уж кому, как не вам, знать в них толк… Но неужели миллионы людей заблуждаются, считая это подлинным искусством?

— Всё дело в том, что это «искусство» эксплуатирует ваше несовершенство восприятия мира, — доверительно поведал Тёмный. — Вы, люди, так устроены — когда вы сталкиваетесь, с тем, что бессмысленно, вы сами вкладываете в это идею и символ. Все эти картины — пусты, но они помогают вам создавать новые смыслы. К сожалению, для меня это не приемлемо, я не создаю, а употребляю.

— А как вам вот эта штука, — вдруг раздался из-за спины Дымчатого и Тёмного голос стажёра, и когда они повернулись в его сторону, Иван раскрыл перед ошарашенным концептом свой малиновый зонт. Он ещё был влажный, и многочисленные пикачу вальяжно переваливались с боку на бок, и строили рожицы.

В гробовой тишине прошла минута, показавшаяся всем вечностью. Наконец, Дымчатый вымолвил:

— Я не видел ничего более прекрасного уже миллион лет!

— Согласен… Это… просто… божественно! — восторженно ответил ему Тёмный.

— Вам это нравится? — вытаращился на них Грегг. — Вот это?!

— Да! Да! Очень! — одновременно воскликнул Дымчатый и Тёмный. — Я беру этот образец подлинного искуссва!!!

— Минуточку, — раздался вдруг голос Ежевики, сейчас она использовала большой громкоговоритель на корпусе, — я тоже без ума от этой штуки, и не хочу с ней расставаться ни за какие коврижки!

— Гарантийный срок работы генератора увеличен до двадцати тысяч лет! — не отрывая взгляда от зонта отмахнулся Темный.

— Эх, ладно. Забирайте! — как бы нехотя согласилась Ежевика.

 

Генератор оказался небольшим, не более метра в диаметре лиловым шаром, который сам возник посередине помещения генераторной. Время от времени по поверхности шара пробегали молнии, тоже лилового цвета.

изучив инструкцию к лиловому шару, Ежевика заявила:

— Нас немного обманули, это не совсем генератор, а какая-то «хроносфера». Генерация — это второстепенная функция.

— Я не понимаю, как эта штука работает, и на каких физических принципах, — сказал дед, покачав головой. — Хорошо, что мне её чинить не придётся, с таким-то сроком гарантии. Но своё дело она делает — уровень мощности поля просто зашкалило. Этой штуки хватило бы и для старсейвера.

— Ежевика, как ты теперь себя чувствуешь? — спросил кэп.

— Прекрасно! Эта новая штуковина — просто чудо. Она того стоила, чтобы выменять её на классный зонтик. Хотя, жаль, конечно, там были такие прикольные пикачу!

— Господи, Ежевика! Купим тебе точно такой же в ближайшем порту! — Капитан повернулся к старпому: — А что ты сказал нашему пассажиру?

— Я пришёл к нему в скафандре, и сказал, что у нас проблемы, и весь корабль наполнен ядовитым газом. После гравитационной болтанки он готов был поверить во что угодно.

В итоге, пока мы возились с картинами, он вылакал весь запас из гостевого бара, и теперь спит мертвецким сном.

— Единственный, кто пострадал, так это я, — сказал Грегг. — Как мне теперь смотреть в глаза людям на Музе, если всё, чем они занимаются — это самообман? Существует ли вообще такое понятие, как искусство?

Никто в рубке не смог дать ответ на этот вопрос, а та, кто могла — промолчала, потому, что её внимание было занято просмотром самой новой серии мультфильма про розовых пони.