Как твои дела? (гет)

Коньяк, виски, снова виски и опять виски. Из закуски только жалкий пакетик леденцов, завалявшийся в дальнем углу кухонного шкафчика. Сон в кресле. Трезвонящий телефон, который, в конце концов, Андрей разбил о стену. Ругань Романа, который выпил на порядок меньше и соответственно был значительно трезвее. И который фонтанировал, фонтанировал, фонтанировал идеями. Андрей пытался их выслушивать. Сначала, пока виски не проникло во все клетки тела, даже критиковать пытался. Потом тупо смотрел на Ромку и просто старался не упасть под стол. Потом Андрею захотелось наказать виновных, и он попытался встать и заехать Ромке прямым в голову. Голова увернулась, а на вторую попытку силы у Андрея не хватило.

Утро он встретил относительно трезвым (или относительно пьяным), с полным пониманием того, что жизнь катится к чертям без его участия.

Срочно требовалось или опохмелиться, или застрелиться: голова трещала, во рту пересохло. Всё внутри закручивало в узлы, и тошнота подступала к горлу. А самое главное, от чего он вчера так замечательно уходил проверенным способом, никуда не исчезло. Что делать с Катей и фирмой предстояло решать сегодня, и времени у него не осталось.

Верный друг Ромио сбежал от него ближе к утру, когда Андрей не мог уже не только говорить и пить, но и сидеть, и на все попытки Малиновского отволочь его на кровать, отвечал неоригинально — матом.

Вот сейчас он только встанет и раздобудет… что-нибудь. От головной боли и от жизни.

Кряхтя и постанывая, Андрей выбрался из кресла, распрямился — голова ответила на всё это взрывом адской боли. Продолжая вполголоса стонать и материться, добрёл до ванной. Холодная вода в душе немного прояснила сознание, в уме начал выстраиваться план действий на сегодня. План простой и незамысловатый: сначала вылечить голову, всё равно как, потом решать, что делать дальше.

В отличие от пустых холодильника и кухонных шкафов, арсенал средств от похмелья Андрея не разочаровал: шипучие таблетки нашлись быстро. Чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, он развёл сразу несколько в большой чашке, выпил, и стало чуть легче.

Так, теперь побриться, костюм… Галстук? За обыденностью привычных утренних дел отодвигалась необходимость решать главное. Гмм, а что у нас главное? Сгрёб с тумбы ключи, мобильный. Кстати, надо бы его включить. Удивительно, что Кира не примчалась к нему в квартиру, совсем как собака, почуявшая не обглоданную кость. Вот ещё дело — Кира… Хотя плевать. День у него сегодня начнётся с Екатерины Валерьевны Пушкарёвой. Вот только голова…

Бармен был первым и единственным человеком, который встретил Андрея в офисе этим ранним утром. И это Андрея искренне порадовало — дома у него мышь в холодильнике повесилась, перед смертью сжевав остатки кофейных зёрен. Он уселся на высокий табурет у барной стойки и, морщась от головной боли, потребовал эспрессо. Бармен понимающе кивнул и отвернулся к кофе-машине.

Немного повеселевший после встречи с радушным работником кофе и бутылки, миновав пустую приёмную, Андрей зашёл в свой кабинет. У стола стояла Катя. Она подняла голову и уставилась на Андрея. Он обошёл девушку, бросил пальто на спинку кресла, усмехнулся, развёл руками и потёр лицо. Катерина в ответ нахмурилась.

— Ты рано пришла.

— У меня сегодня последний рабочий день, и я хочу успеть закончить все дела. — Сухой ответ скрипучим голосом прошёлся по Андреевым нервам словно наждаком.

— Дела… Это я дело, да, Кать? — Мысленно Андрей велел себе заткнуться, но было уже поздно.

Катя побледнела, выпрямилась, Андрею показалось, что стала даже как-то выше ростом, глаза гневно засверкали.

— Андрей… Палыч…

Андрей в ответ хмыкнул, и Катин воинственный настрой это немножко пригасило, она вздохнула и произнесла:

— Андрей, ты забываешь, кто из нас двоих тут… дело. И да, я хотела подготовиться и к совету и к разговору с тобой. Я надеялась, что ты всё обдумаешь, и мы поговорим сегодня до совета, но…

Гнев её опять разгорелся, и она потрясла кипой измятых и грязных бумаг:

— Что это? Я вчера всё приготовила, я… И ты… Такой…

Неожиданно для Жданова из глаз девушки потоком хлынули слёзы. Он быстро приблизился к Кате, привлёк её к себе, а она неожиданно легко поддалась и к нему приникла. Многострадальные документы опять полетели на пол.

— Не плачь, Кать... Ну, что ты в самом деле? — Он щекой потёрся о её макушку.

— Я не плачу-у-у. Это гормо-о-оны. — Катя лбом упёрлась в его грудь. — Отпусти меня, слышишь? Ненавижу, — на секунду девушка теснее прижалась лицом к его груди, размазывая слезы по свежей рубашке. — Отпусти!

Катя попыталась вывернуться, но Андрей только теснее прижал к себе её маленькое тело. «Сейчас ещё больше глупостей на всю свою больную голову наделаешь, Жданов». Он почувствовал отсутствующую ещё несколько часов назад определённость. Изменить в Катином состоянии он уже ничего не может, поэтому следовало принять как факт — Катя беременна, и он отец ребёнка. Эх, если б на этом неприятности заканчивались, если б не нужно было думать о компании, родителях, Кире…

— Голова трещит, Кать, не дёргайся. — Он переждал, пока трепыхание прекратится, и сказал куда-то ей в волосы: — Я виноват, но я всё решу. Только давай поговорим, хорошо? Сейчас поедем куда-нибудь и поговорим.

Катя опять стала вырываться из его рук, и он сжал её сильнее.

— Сейчас сюда все придут, мы не сможем разговаривать.

Андрей понимал, что Катя не хотела никуда с ним идти. И в нём неожиданно проснулся дар убеждения: он разыскал Катино пальто, схватил с кресла своё. Молча крепко взял девушку за руку и, не реагируя на растерянное: «Мы можем поговорить здесь, Андрей», потащил её из кабинета. Но подобные способы убеждения, как оказалось, на Катю не действовали. Сначала она цеплялась рукой за спинку кресла и даже немного проволокла его за собой. Андрей отцепил её от кресла, но освободившейся рукой она стала бить его по плечу, потом попыталась разжать его пальцы, крепко сжимавшие её ладонь.

Дотащить Катерину ему удалось только до приёмной. Там она всё-таки вырвала у него свою руку, оттолкнула Андрея и, не удержавшись на ногах, плюхнулась на диван.

— Мы никуда не пойдём. Я никуда с тобой не пойду. Мы и здесь можем…

— Катя, сейчас здесь будет всё Zimaletto! И мои родители, и Кира!

Андрей протянул руку Кате, но она отшатнулась от него, отодвинулась и забилась в угол дивана, помотала головой:

— Андрей… Павлович, я не собираюсь им что-либо говорить, не беспокойтесь!

* * *

— … не беспокойтесь!

Андрей разозлился. Неужели он так предсказуем? Прозрачен для Кати Пушкарёвой? И его желание не допустить Катиной встречи с его родителями до тех пор, пока он не решил, что будет делать дальше, так просто ею просчитывается? А ведь было время, она смотрела на него как на идола, верила в него, она руки его целовала... Господи, прости… Хорошо, если она желает разговаривать здесь, пусть будет здесь!

— Хорошо. Поговорим здесь, Катенька! — Андрей навис над Катей, а она ещё больше сжалась, превратилась в неоформленную, какую-то неопрятную, кучку, и лишь глаза в этой кучке жили, сверкали и буравили его неотрывно.

Пусть слышит женсовет, пусть Виктория слышит, пусть доносят Кире, пусть всем доносят! Разрубить всё к чертовой матери разом!

Чувство раздражения на Катерину, такую непонятливую и упрямую, временно перебило даже головную боль. Андрей отвернулся и снял очки, повертел в руках, не зная, куда их пристроить. В конце концов, опять нацепил их на нос.

— Хорошо, раз ты согласна на публичные слушания, — Андрей резко развернулся, навис над сидящей Катей, — поговорим здесь.

Катя сжалась ещё сильнее, хотя ему казалось — сильнее уже невозможно.

— Чего ж ты пугаешься-то меня так, Катерина?

Катя в ответ выпрямилась:

— Я не боюсь!— Она набрала воздуха в грудь: — Мне противно!

— Что?! — взревел Андрей.

Возобновившаяся головная боль не способствовала сдержанности, он это понимал. Он понимал также, что сейчас он наговорит Кате таких вещей, которые только усугубят положение, но сдержаться он действительно не мог:

— Противно? Тебе противно? Так противно, что ты сначала клянешься мне в любви, потом клянёшься никогда не предавать и не бросать… А сама уходить собралась… Да ты…

— Я? Так это я виновата? Как вы можете? Как ты можешь?

Катя тоже повысила голос, но Андрей кричал громче:

— Ты клялась, что никогда меня не предашь. И то, что я по твоему мнению совершил подлость, твоей клятвы не отменяет! К тому же теперь отягощенной… такими последствиями! — он посмотрел на её живот.

Катя сначала покраснела, потом сразу же побледнела и стала как-то странно заваливаться на спинку дивана. Глаза её закатились, и Андрей с опозданием понял, что Катя упала в обморок. Не в первый раз он стал свидетелем её обморока, но сейчас она беременна…

Что ему делать с беременной Катей? Искусственное дыхание? Но может беременным искусственное дыхание вредно? А если расстегнуть её наглухо запечатанную блузку? Или она может простудиться? А, наверное, простужаться беременным нельзя?

Андрей попятился от дивана. Вспомнил, что в таких случаях, кажется, брызгают на человека водой. Взгляд его заметался по приемной. Где взять воду? Откуда Вика берет воду?

Андрей бестолково метался от секретарского стола к кофейному аппарату и никак не мог сообразить. Катя в сознание не приходила. Он кинулся в свой кабинет, но вспомнил, что все жидкости, там хранившиеся, он вчера употребил внутрь и теперь отпаивать и обрызгивать беременную женщину ему нечем. Рванулся обратно в приемную, подбежал к Кате, всё-таки расстегнул пуговку на блузке, потом ещё несколько, укололся брошью.

Чёрт те что.

Поднял Катины ноги на диван, уложил девушку ровнее, снял с неё очки и сунул себе в карман, натянул юбку ей на колени.

Где Вика? Где люди, когда они так нужны? Может «Скорую» вызвать? А если она умрет, пока машина едет по пробкам?

Андрей машинально взлохматил волосы, потом зачем-то обежал Викин стол, рванул ящик, удивлённо и обрадовано присвистнул:

— Ах, ты…

В ящике стола лежала на две трети пустая бутылка мартини. Схватил её, свернул крышку. Остановился. Чёрт, беременным, кажется, алкоголь нельзя. Опять заметался по приёмной. Потом осенённый новой мыслью остановился, вытащил из кармана телефон, стал набирать номер «Скорой»…

Какой номер у «Скорой»? И где, где все, когда нужна помощь?

Когда Андрей уже был готов орать «караул», он услышал прерывистый вздох и сразу отвлекся от телефона. Катя пришла в себя. Облегчение сменило страх, и Андрей перевёл дыхание. Развернулся на пятках, приблизился к дивану и склонился над девушкой. Голова у него почему-то закружилась, нависать над Катей сразу стало неудобно, и Андрей встал на колени. То, что он хотел сказать Катерине Валерьевне, нужно было говорить глаза в глаза, он это понимал. Наклонил голову, Катя, видимо, не ожидая такого близкого контакта, отвернулась и смотрела теперь не на него, а прямо в кожаную обивку дивана.

— Катя, не отворачивайся от меня.

Она сделала попытку приподняться, но так и не повернула к нему голову. Он одной рукой придержал её ноги, и она прекратила попытки встать, но опять сжалась в комок.

— Катя, я долго думал о нашей ситуации…

Катя резко крутанула головой и уставилась своими глазищами на него. Всё-таки без очков они производили на него удивительное… устрашающее впечатление. Такие глаза запретить надо… «Отлично, Жданов! О чем ты сейчас думаешь?»

Андрей попытался собрать ускользающие мысли и выстроить в нужном порядке. Легче думалось, когда она на него не смотрела. И врать тоже было легче.

— Катя, я думал… Вы… ты сказала, что знаешь про глупую шутку Малиновского, — он натолкнулся на непримиримый Катин взгляд. — Я тоже виноват, но это Ромкина шутка дурацкая была, Катя!

— Не врите, Андрей… Палыч, — голос Кати был сиплым и наводил на мысли о бесплодности его усилий.

— Катя, ты мне очень нравишься, правда… — как ни странно, лгать ему не пришлось. — Просто я не задумывался никогда, что я чувствую. А Ромка… Роман Дмитрич очень высокого мнения о тебе и…

— И считает никому ненужной страшилой, — Катя закрыла глаза, — которую стоит только поманить. И которой два таких… человека легко могут управлять.

— Да когда нам удавалось управлять-то тобой? — Андрей закричал и качнулся к Кате, но она опять распахнула свои чудовищные по силе воздействия глаза, и он отпрянул.

— Кать, послушай, — он заговорил чуть тише прежнего, но всё равно почти кричал, и одновременно, теперь уже двумя руками, удерживал Катерину в лежачем положении. Почему-то держать её так казалось ему очень важным.

— Я идиот, я не отрицаю, но я ухаживать за девушками не умею! И Малиновский об этом знает! И предложил мне помощь!

Он врал, он беззастенчиво врал сейчас. Началось это… ухаживание с Ромкиной помощью вовсе не из-за того, что Андрей не умел приударять за женщинами. Правда в его словах сливалась с ложью и умолчаниями, и это он прекрасно осознавал. Ему не нужна была Катя. Вначале — не нужна. Всё, о чём он мог тогда думать — это компания, которая могла уплыть из его рук. Всё, что он хотел — да и хотел ли? — это держать Катю под контролем. Обеспечить ей этакое состояние лёгкой влюбленности в шефа. А что? Все секретарши находятся в этом правильном состоянии, а если не находятся, то работают секретаршами очень недолго. Ромка только немного подтолкнул Андрея и задал направление. Но если бы Андрей тогда задумался, чем всё это может закончиться, он на пушечный выстрел не подошел бы к Пушкарёвой.

Андрей мысленно усмехнулся. Наверное, если он может ещё каламбурить в такой ситуации, он ещё не совсем… с катушек… в пропасть? Сосредоточился, пытаясь сообразить, что он должен сейчас сказать Катерине. Тщетно. Дома, собираясь, он пытался составить речь. Найти такие слова, которые убедили бы Катю подождать ещё немного. Пока Андрей не определится. Подождать и не уходить из компании, не разбрасываться откровениями о ребёнке... А сейчас Андрей растерялся: врать, глядя в такие глаза, не получалось, но правды он и сам пока не знал.

Ситуация, когда Катя лежит на диване, а он по непонятной для него самого причине не дает ей подняться и привести себя в порядок после его столь эффективных спасательных мероприятий, ломала его и так несовершенный план. Андрей посмотрел на девушку — блузка расстёгнута так, как она никогда себе не позволяла. Андрей загляделся…

Что ж ему делать-то, а? Наверное, пора было встать с колен, поднять Катю с дивана и поговорить, как говорят цивилизованные люди. Он же не первый начальник, оказавшийся в подобном положении? Скоро и вправду явятся все сотрудники — до начала рабочего дня оставались считанные минуты. Да и родители с Кирой, обеспокоенные его упорным нежеланием подходить к телефону, примчатся искать его именно сюда.

Всё становилось сложнее и сложнее, хуже и неопределённее, чем представлялось ещё полчаса назад. Андрей понял, что если сейчас скажет худо-бедно заготовленную речь, то, во-первых, очевидно и неприкрыто солжет, а во-вторых, окончательно потеряет Катю. Почему-то именно сейчас, когда она лежала перед ним маленькая, до синевы бледная и хрупкая, когда не скрывалась за бронёй своих одежд и не прятала глаза за очками, он понял, что терять её не хочет. Как бы сделать так, чтобы никто ничего не узнал, и Катя осталась при нём?

Мысли галопировали в его больной голове, и он мог выговорить только:

— Катя, послушай! — говорил он это уже в третий раз. А она молчала.

Закрыла глаза и слушала, ждала… Чего?

Андрей медленно начал озвучивать свою заготовку.

— Я изменился, — лгал он. — Сразу после на нашей первой ночи…

Катя мотнула головой, а Андрей схватил ее за левую руку: так, казалось ему, будет убедительней.

— ...Но окончательно понял, как ты дорога мне после нашего второго раза, — он понял, что сейчас не лжёт, и неожиданно заволновался сильнее. Как сложно оказалось облекать в слова то, что и в мыслях пока не оформилось!

— Не буду врать, что Zimaletto не играет в наших... — Андрей запнулся, — отношениях никакой роли… — А это была правда.

«Как легко говорить правду, а, Жданов?»

— ...Но, Катенька, инструкция появилась по инициативе Малиновского. А я, как дурак, повёлся… Но я пытался сам в последнее время… Ты совсем не обращала на меня внимания! Не получается у меня… я… — теперь он запутался в мешанине из правды и лжи.

Андрей схватил вторую Катину руку, опустил голову, в который раз пытаясь уйти от совершенно чумового взгляда девушки.

— Катя…

Дверь в приёмную распахнулась.