Переговоры (джен)

Г'Кар давно перестал чему-либо удивляться в этой жизни. И все же был ошеломлен, когда с ним связался сам Лондо Моллари, да еще, кажется, с общественного терминала, находившегося довольно далеко от его собственной каюты. Они не разговаривали со времени того инцидента, когда, как уверял себя Г'Кар, на него снизошло Откровение. Было странно слышать голос Моллари наяву, после того как он — умоляющий, уговаривающий, неистовый, — звучал в его голове.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — заявил центаврианин без вступлений, что уже само по себе было на него не похоже. — Наедине, без свидетелей.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, — машинально ответил Г'Кар, одновременно пытаясь разрешить новую загадку. Если это была запоздалая попытка отомстить за… тот инцидент, то весьма неуклюжая. Каким угодно, но неуклюжим Моллари не был. Конечно, сложно было сказать, насколько тот случай повлиял на него. Торговец предупреждал Г'Кара, что «прах» может нанести непоправимый вред, и, учитывая происшедшее, Г'Кар и сам какое-то время был не в себе.

— Думаю, жизни двух тысяч твоих соотечественников стоят того, чтобы их обсудить, не так ли?

Странное чувство, которое, разумеется, не было чувством вины, исчезло, и вернулась застарелая ненависть. Центаврианское бессердечие в самом чистом виде. Глупо было даже предполагать, что Моллари и впрямь мог чему-нибудь научиться. Г'Кар уставился на экран. Впервые с начала войны между их народами Моллари не отвел взгляда. Он держался спокойно, без намека на нервную дрожь, или напыщенную жестикуляцию, за которой центавриане так хорошо умели прятать свои истинные намерения. Его глаза были совершенно непроницаемыми.

— Встретимся в турболифте. Все равно в каком. Выбирай любой и сообщи мне. И запомни, Г'Кар, никаких свидетелей. Это важно.

Если это была уловка, ее цель оставалась скрытой от Г'Кара. И мысль о том, что среди всех прочих именно Лондо Моллари ему не удавалось разгадать, одновременно раздражала и смущала, даже если бы никаких жизней и не стояло на кону.

— Откуда мне знать, что ты не подготовил заранее каждый лифт? — спросил он, гадая, сможет ли еще раз выдержать общество Моллари и не придушить его.

— Г'Кар, я никогда не стану покушаться на тебя на «Вавилоне 5», — сухо ответил Лондо. — Уверен, мистер Гарибальди будет рад предложить мне твою старую камеру в качестве постоянного пристанища, но, в отличие от тебя, я не нахожу в ней ничего привлекательного.

— Разумеется. Ведь там тебе пришлось бы встретиться с самим собой, — ответил Г'Кар, а потом вдруг резко замолчал.

Слишком легко было скатиться в старые пререкания с Моллари, но этого нельзя допустить — только не теперь, когда в ушах эхом звучат крики его соотечественников, не после того как он увидел разрушение собственного мира в мыслях Моллари. Он наугад назвал один из лифтов, и отключил Babcom.

На пути к турболифту Г'Кар задумался о том, что решение встретиться наедине вряд ли далось Моллари легко. Его пальцы все еще помнили это избитое, покрытое синяками лицо со следами слез. Странно, центавриане были такими хрупкими и слабыми по сравнению с нарнами, и все же сумели установить столетнюю тиранию, не прибегая к помощи Древнего Врага. Многое объяснялось превосходством технологий. Г'Кар всегда знал, что центавриане способны на жестокость, но лишь недавно был вынужден признать, что где-то в их генетическом коде должна содержаться и отвага.

Взять, к примеру, молодого помощника Моллари, сумевшего тайком освободить стольких нарнов. Или покойного старого императора Турхана, который прибыл на станцию, рискуя жизнью. И даже самого Моллари, в каком-то смысле, если эти переговоры все же не окажутся ловушкой. А в глубине души Г'Кар чувствовал, что так оно и есть. Отныне он знал о Лондо Моллари даже больше, чем хотел бы, и полагал, что способен понять, когда тот лжет, а когда — говорит правду. Конечно, то, что у Моллари хватило духу встретиться с ним, делало этого центаврианина еще более ненавистным.

Возможно, твари вроде лорда Рифы и обречены были стать подонками с того момента, как их родители навязали их существование беспомощной вселенной. Но Моллари… Моллари мог бы стать чем-то большим.

Г'Кар никогда не простит его.

Ему не пришлось долго ждать. Г'Кар узнал эту исполненную важности походку еще до того, как показался Лондо, что дало ему время напустить на лицо самое сардоническое и безразличное выражение, на какое он только был способен. Они молчали до тех пор, пока двери лифта не закрылись за ними. От внимания Г'Кара не ускользнуло, что центаврианин встал у противоположной стены лифта, настолько далеко от него, насколько это вообще было возможно в тесном помещении. Что ж, значит, встреча и впрямь далась Моллари нелегко — эта мысль странным образом принесла удовлетворение. Резкий яркий свет, отражаясь от многочисленных безвкусных побрякушек на мундире центаврианина, вызывал головную боль.

— Ну? — спросил он, наконец.

Лондо начал рассказывать. Когда он закончил, Г'Кар уставился на него, не веря своим ушам.

— Должно быть, вселенной наконец-то удалось свести меня с ума, — медленно произнес он. — Готов поклясться, только что я слышал, как ты попросил меня покинуть мое убежище на станции и вернуться на Нарн, чтобы совершить ради тебя убийство. Даже если закрыть глаза на твое потрясающе самонадеянное предположение, будто я поверю, что ты не воспользуешься возможностью захватить меня в плен, должен сознаться, у меня все еще остаются кое-какие вопросы. Почему бы тебе не убить его самому? Только не говори мне, что тот, чьи руки обагрены кровью миллионов, оказался вдруг настолько щепетильным, потому что его следующая жертва — центаврианин.

— Мне недостаточно просто убить его, — ответил Лондо, проигнорировав первую часть высказывания. — Я хочу его уничтожить.

— Ну, учитывая твой богатый опыт по части разрушений, уверен, ты придумаешь другие способы. Мне казалось, ты мог бы уже уяснить, что никогда и ни под каким предлогом я не буду служить центаврианину, но очевидно, ты еще более глуп, чем я предполагал. Хорошего дня, Моллари, — заключил Г'Кар и нажал на кнопку.

— Ты забыл о двух тысячах нарнов, — холодно произнес Лондо.

Г'Кар резко развернулся. Ему стоило больших усилий сдержать себя. Причинить боль этому центаврианину было так легко. Теперь он точно знал, насколько это просто.

— Я освобожу тысячу нарнов, после того как ты примешь мое предложение, — сказал Лондо, — и еще тысячу — после смерти Рифы. Это в моих силах. В качестве дополнительного стимула могу предоставить тебе документы, раскрывающие роль Рифы в этой войне. Это он отдал приказ о применении масс-драйверов. Я сказал ему…

— Ничего, — перебил его Г'Кар. — Ты забыл, что я видел все твои жалкие воспоминания. Ты ничего не сказал.

Впервые Лондо отвел взгляд.

— Я не забыл это, Г'Кар, — пробормотал он. — Я ничего не забыл.

Двери распахнулись. Двое дрази вошли в лифт, и замерли, увидев, кто внутри.

— Вон! — рявкнул Лондо. Дрази выглядели растерянными и раздраженными.

— Вы что, не слышали? — прошипел Г'Кар. — Вон!

Недовольно ворча, те все же подчинились и вышли. Лондо снова нажал на кнопку, а потом остановил лифт.

— Воистину, смерть Рифы станет праздником для моего народа. Но почему я должен верить, что его смерти ты жаждешь больше, чем моей? — спросил Г'Кар, твердо решив не возвращаться больше к бомбардировке Нарна и другим недавним событиям.

Глаза Лондо вновь обратились к нему. На щеках заходили желваки. Мгновение казалось, будто он порывается сказать что-то совсем иное, но потом лицо его омрачилось.

— Потому что Рифа убил Адиру, — ответил он.

Сам Г'Кар едва ли вспомнил бы это имя. Танцовщица, в которую Моллари был влюблен несколько лет назад, — довольно милая, но слишком уж тощая на его взгляд, к тому же, обладавшая достаточно дурным вкусом, чтобы всерьез увлечься Лондо Моллари, — не задержалась в его памяти. Но воспоминания Моллари — совсем другое дело. Все те несколько недель, что Г'Кар провел в тюремной камере, он пытался избавиться от этих воспоминаний, подавить их с помощью медитаций, но многие из них по-прежнему оставались с ним, пропитанные страстью Моллари к этой девушке. То было очень странное чувство. У Г'Кара было бесчисленное количество любовниц. Некоторые были его хорошими друзьями. Но он не помнил, чтобы к кому-то из них испытывал что-то подобное — уж точно не к отдельно взятой личности. Страстная любовь к народу или к родине — это понятно. Но одержимость одной единственной женщиной — нет, этого Г'Кар не понимал, продолжая задумчиво изучать собеседника напротив, черты которого знал почти так же хорошо, как свои собственные.

И все же, хоть это и выходило за пределы его понимания, он не сомневался: девушка значила для Моллари достаточно, чтобы наказание ее убийцы казалось ему важнее удовлетворения и почестей от поимки Г'Кара. Это не означало, конечно же, что Г'Кар вот так запросто согласится, какой бы заманчивой ни была мысль об освобождении двух тысяч нарнских узников или смерти Рифы. Между ними ничто и никогда не бывало запросто. И никогда не будет.

— Предположим на секунду, что я сделаю, как ты хочешь, — сказал Г'Кар. — Твой помощник — никудышный лжец. Я всегда мог понять, когда он что-то замышляет — для центаврианина у него слишком честное лицо. Если он притворится, будто готов выдать твои планы Рифе, чтобы заманить его на Нарн, то в тот же миг будет разоблачен и допрошен. Как и большинство твоих планов, этот глуп и недальновиден.

— Как и большинство твоих утверждений, это основано на ложных и высокомерных предположениях, — огрызнулся Лондо. — У Рифы есть собственный телепат. Естественно, я не стану посылать Вира, чтобы обмануть его.

— Что ж, тогда…

— Вир будет верить в то, что говорит правду, когда его станут допрашивать. Он поверит, что я хочу захватить тебя в плен на Нарне, потому что я ему так скажу, и потому что ты притворишься, будто согласен поехать туда, когда он придет к тебе чуть позже.

Г'Кар вынужден был признать, что это многое меняло. Это было умно. И в этом было куда больше коварства, чем можно было ожидать от Моллари. Не то чтобы это что-то значило, конечно. Г'Кар подумал о глупеньком Вире Котто, который пытался извиниться перед ним, и о тех нарнах, которых, как сообщали, он спас.

— Ты позволишь схватить и подвергнуть телепатическому допросу собственного атташе? — требовательно спросил он, больше из желания увидеть, как Моллари вздрогнет, нежели оттого, что действительно сомневался. На мгновение Г'Кару стало жаль Вира Котто, но лишь на мгновение. Его народ был гораздо важнее, к тому же, помощник сам выбрал свою судьбу, связавшись с таким, как Моллари. Зачем кому-то это нужно, до сих пор оставалось для Г'Кара загадкой. Даже запах этого центаврианина вызывал тошноту: застарелая смесь бривари и какого-то отвратительного одеколона. Сколько ни пытался Г'Кар смыть его водой, любезно предоставленной мистером Гарибальди, этот запах оставался с ним на протяжении всех шестидесяти дней его заключения.

Лондо не вздрогнул. Вместо этого он продолжал глядеть прямо на Г'Кара.

— Это можно пережить, — сказал он. — Уж я-то знаю, верно?

— Ничего ты не знаешь, и поэтому ты воистину достоин презрения, Моллари, — сказал Г'Кар, стиснув кулаки. — Заговор против Рифы — это первая смерть на моей памяти, которую ты замыслил из ненависти. Но ты погубил миллионы моих соотечественников, не потому что ненавидел нас, а потому что жаждал власти. И теперь ты предлагаешь мне освободить нескольких из них, не потому что раскаялся, наконец, в своем преступлении, а потому что они оказались полезны для заключения сделки.

Эти слова еще долго висели в воздухе после того, как Г'Кар замолчал. Лондо ничего не ответил. В прежние времена Г'Кар часто гадал про себя, существует ли что-то, что могло бы заставить Моллари заткнуться. И вот это случилось, но долгожданного триумфа по этому поводу он почему-то не испытал.

— Вот инфокристалл, который должны найти у Рифы, — наконец, сказал Лондо, вынимая что-то из жилетного кармана. — А это — голограмма, которую ты покажешь ему перед смертью.

Г'Кар мог бы возразить, что еще не дал согласия на сделку. Но вместо этого вытянул руку. Когда его пальцы коснулись руки Моллари, он почувствовал легкую дрожь. Видимо, статическое электричество от голографического проектора.

— Откуда ты знаешь, — не выдержав, спросил он, — что я не оставлю в карманах Рифы оба эти кристалла? Я же все равно получу тысячу освобожденных нарнов, и в придачу двоих мертвых опозоренных центаврианских палачей вместо одного. Выгода очевидна.

— Я знаю это по той же причине, по которой гвардейцам будет приказано не стрелять и не пытаться арестовать тебя и твоих приятелей, когда вы покончите с Рифой, — ответил Лондо, оскалив зубы в невеселой усмешке. — Я знаю это, потому что я знаю тебя.

Г'Кар снова привел лифт в движение и вышел на первой же остановке. Он думал лишь о том, какое это облегчение — оказаться подальше от Моллари. Ему и в голову не пришло ответить Лондо, что тот неправ.