Я человек счастливый, я радостный человек. Свободный я человек.
Полгода назад, пока рукопись "Грозы была у меня на столе, казалось, что у меня депрессия. Впрочем, я не шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, депрессия это была или нет. Сердце кололо. По ночам как будто призраки возникали из незанавешенного окна и тихонько так звали за собой. В застенки. Я достаточно образован, и моего образования вполне хватает, чтобы не верить в призраков. Но я суеверен. Нет-с, не хочу никого запугивать, жизнь наша настолько размеренна, что жалко ее теребить. И все же... ушат ледяной воды, и снова дышишь, созерцаешь, удивляясь, как же все-таки хорошо и привольно тебе живется на свете! Пройдешь долгий, мучительный путь, забрезжит болотным огоньком надежда, и сморит тебя глубокий сон, без застенков, эшафота и призраков. Уже сквозь дрему почувствуешь на своих губах привкус соленого ветра, окутает тебя запах диких сибирских трав, убаюкивая, утешая. Этого, наверно, вы не изволите понимать. Ну-с, а я понимаю.
Я человек счастливый, я радостный человек. Свободный я человек.
У нас с котами грустное.
Мы вернулись в город, впереди новый учебный год. Расписание сформировано, ученики набраны, пора засучить рукава и работать.
Оливер трагически молчит. В машине орал. Его оторвали от боя с соседской рыжей гадиной, и она выиграла, потому что она осталась, а он уехал.
На всякий случай трижды поел. В конуре этой вашей двухкомнатной, без сада! Без лестницы! Ироды.
Салли поела, поиграла, сходила в лоток и вполне довольна. Правда, ее благодетель в лице папы остался на даче. Папа втихаря купил ей лакомство и утром подкармливал. Застуканы оба пару недель назад на месте преступления.
Я грущу. Всегда было сложно прощаться с летом и уезжать в город. И сейчас. Там привольно, там космея цветет, бегают мураши, солнце в гамаке, и красная рябина на синем море неба.
А мы уже тут, в каменных джунглях.
С утра успели сходить с папой в лес. Чудная погода добавила грусти прощания.
Полезли белые.
Лосиные вши до сих пор не дремлют, но уже приуныли.
Полгода назад, пока рукопись "Грозы была у меня на столе, казалось, что у меня депрессия. Впрочем, я не шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, депрессия это была или нет. Сердце кололо. По ночам как будто призраки возникали из незанавешенного окна и тихонько так звали за собой. В застенки. Я достаточно образован, и моего образования вполне хватает, чтобы не верить в призраков. Но я суеверен. Нет-с, не хочу никого запугивать, жизнь наша настолько размеренна, что жалко ее теребить. И все же... ушат ледяной воды, и снова дышишь, созерцаешь, удивляясь, как же все-таки хорошо и привольно тебе живется на свете! Пройдешь долгий, мучительный путь, забрезжит болотным огоньком надежда, и сморит тебя глубокий сон, без застенков, эшафота и призраков. Уже сквозь дрему почувствуешь на своих губах привкус соленого ветра, окутает тебя запах диких сибирских трав, убаюкивая, утешая. Этого, наверно, вы не изволите понимать. Ну-с, а я понимаю.
Я человек счастливый, я радостный человек. Свободный я человек.