Беллсне

Все-таки в мире существовала справедливость.

Всю репетицию Аяги получал от семпая по носу, как же, сам Такато Сайджо снизошел до демонстрации простым смертным своего мастерства. А он, Аяги, вроде как хрен с горы, мальчик, написавший в штанишки и забывший текст.

В гробу он видел эту театральную постановку с бесконечными репетициями и придирками «великого» актера. И выхлопа от нее будет почти ноль, придут сто человек снобов, напишут рецензию в газетах, которые читают только такие же пердуны-знатоки театра. Тц.
То ли дело съемки в дорамах с высоким рейтингом, где все снимается с дубля, потом только успевай светить лицом в ТВ передачах и получать тонны писем от восторженных дур, то есть поклонниц, конечно. Но театральная постановка типа должна показать его как серьезного, драматического актера. По мнению Аяги все это было полной херней, но вдруг менеджеру видней.

После репетиции все, чего он хотел — просто прибить Такато Сайджо. И тут судьба улыбнулась Аяги (а она, блядь, всегда должна ему улыбаться), Такато, любимец всех женщин страны от школьниц до пенсионерок оказался педиком, голубее чем небо над Окинавой в ясную погоду. Бим-бом! Бинго! Как же он задрожал и покраснел, когда Аяги его слегка потискал в гримерке.

Потом Такато еще и упился в баре с трех банок пива, читал тупые нотации, с громким чпоком очищая фасоль, ну не дебил ли? И бесил при этом до кровавых мушек перед глазами.

Аяги потащил пьяное туловище к себе домой, в принципе, не имея особого плана. Ну, думал поснимает, как кумир миллионов будет блевать или чесать задницу, сидя на коврике у двери, или сделает еще что-нибудь увлекательное в таком роде.

Но Такато повалился на его кровать и сладко заснул, незамысловатая картина заставила Аяги взглянуть иначе на всю ситуацию. На одну ночь можно и сказать прощай своей гетеросексуальности.

Он присел на краешек кровати, стиснул бедро Такато, оценивая. Тонкокостный, худой, чувствовалась порода, мать его. Небось, занимался кендо в школе, верховой ездой или еще какой аристократической фигней. Аяги надоело просто так смотреть на спящую красавицу и он грубо стянул с него рубашку, пара пуговиц жалобно звякнули на пол. Посрать, он же у нас богатенький. Богатенький, знаменитый и испорченный. Аяги подумал, что неплохо было бы его укусить, больно, чтобы саднило потом с неделю и не заживало.

И чтобы хахаль увидел, должен же там быть друг сердечный? Аяги хохотнул, представив эту сцену, охуеть, должно быть, дорама развернется.

Но сначала погладил его по щеке, кожа была нежной как у бабы, пахла лосьоном и табаком. На шее обнаружился привет от милого дружка, блядский засос.

— А тебе к лицу отметины, слышишь меня, сэм-пай?! — Аяги скопировал голос Такато и снова засмеялся.

Он стянул с него брюки, носки и трусы.

— Вау!

Аяги оценил гладко выбритый лобок и промежность, погладил двумя пальцами кожу, тоже нежная, как на лице. Потрогал мягкий небольшой член. Вообще-то он бы хотел, чтобы Такато отсосал ему, смотря на него снизу вверх своими прекрасными, полными слез глазами. Но раз это невозможно, то придется делать, как придется.

— Ты станешь сегодня моей женщиной, Такато-сан, обещаю.

Он нашел презервативы, масло для массажа, смазки не было, но поди не порвет.

— Ох и заводная у тебя задница! — Аяги перевернул его на живот и шлепнул с оттяжкой. Кожа ягодицы мгновенно покраснела, Аяги не сдержался и куснул пару раз.

Такато простонал еле слышно, но так, что трахаться захотелось до дрожи. Аяги раскатал резинку и вставил палец в его сжатую задницу. Палец прошел свободно, дырка легко растягивалась уже двумя пальцами, все-таки не зря Аяги прочитал когда-то одну яойную мангу. Засунул три пальца и раскрыл на костяшках, не жалея масла.

Блядина Такато тихо и ритмично стонал, видел сны, наверное, о своем любовнике.

Аяги вдруг разозлился, кому-то Такато с удовольствием подставляется каждую ночь, раздвигает ноги и стонет в голос… Он с трудом присунул головку, все-таки плохо растянул, плеснул еще масла и пальцем оттянул край ануса, помогая себе войти полностью.

Такато всхлипнул и Аяги остановился. Он не насильник и ему не хотелось, чтобы тот брыкался и рыдал от боли. Но сил терпеть не было, и он снова осторожно толкнулся, прихватил за бедро и начал трахать мелкими толчками. Такато отчаянно подмахивал, стонал и шептал что-то бессвязное. Аяги сжал его полувставший член, дрочил как себе, но Такато нравилось, судя по тому что встал у него полностью.

Как же сладко, какой он покорный, горячий, Аяги прижался спиной к его мокрой спине, слизнул пот и укусил нежной местечко на шее.

— Сэм-пай, я же, блядь, влюблюсь в тебя…

Аяги часто задрожал, почувствов в своей руке горячую сперму Такато, совсем мало, но то что этот высокомерный хрен кончал сейчас ему в руку, добавило бешеных эндорфинов в кровь и Аяги выгибаясь в позвоночнике, обкончался вслед. Такато кулем рухнул на подушку и захрапел дальше.

— Ничего, впереди длинная ночь, еще познакомимся получше, сэм-пай! — Аяги перекатился к тумбочке, нашел сигареты и зажигалку.

— А утром я подробно расскажу тебе, какой же ты был сладкой девочкой.

Он с удовольствием выдохнул дым в открытое окно спальни.