Исключение из правил (гет)

Вроде бы он выспался. Даже как будто отдохнул.

Кирилл еще немного полежал с закрытыми глазами. Это была особенность его организма: он просыпался почти мгновенно, не открывая глаз. И сейчас, лежа неподвижно, прислушивался к себе — не сломано ли что-нибудь? По ощущениям кости были целы.

Вчерашний бой оказался несколько… изнуряющим. Противник был силен — настоящая гора мышц! Но Кирилл уже давно уяснил себе: в поединке важен не вес и количество силы; важны ловкость, изворотливость, умение заранее просчитывать ходы противника, чтобы вовремя среагировать на неожиданные выпады, отбить их и при этом не понести урона.

Всего этого у Кирилла было в избытке. А еще — переполнявшая его злость, ярость. Ненависть. Чувства, толкающие на участие в самых отчаянных поединках. Он осознавал, что просто гибнет, снедаемый разрушающей озлобленностью на людей и весь мир в целом. Захлебывался своей ненавистью. И ничего не мог с ней поделать.

А сегодня вдруг захотелось чего-то… расслабляющего.

* * *

Ей было откровенно скучно: ни веселый гогот одногруппников, ни бесконечные шутки Киреева не могли поднять настроения. Кира буквально перед выходом из дома зацепилась рукавом вязаной блузки за дверную ручку. Вроде бы мелочь, а… отчего-то стало неприятно.

— Может, я не пойду, а? Мне расхотелось…

— Обнорская, не ной! — повелительный тон подруги не вселил оптимизма в Киру. — Давай ты не будешь портить мне вечер! Тем более с нами идут ребята со второго потока.

— Анфиса, если я пойду с тобой, то унылым видом, боюсь, испорчу настроение не только тебе. И вообще, видишь, сама судьба дает мне знак — «Не ходи-и!». Вон, даже дверные ручки цепляются.

— Обнорская, ты с каких пор в эти идиотские знаки судьбы веришь?

— Филатова, перестань! Ну не хочу я никуда идти! Я б лучше «Оливера Твиста» почитала.

— Ты его в оригинале уже раз десять читала. Не надоело одно и то же?

Кира вздохнула. Как отвязаться от назойливой подруги? Только…

— … пойти со мной! Ну что ты, как предатель, в самом деле!

Предателей девушка не любила, в их число вступать не торопилась, и потому ей пришлось безропотно подчиниться.

И сейчас, сидя в шумной веселой компании, среди, в общем-то, знакомых и даже близких друзей, Кира чувствовала себя ужасно одинокой.

— Обнорская, ты еще не уснула? — веселый голос Лехи выдернул девушку из печальных мыслей. Она пожала плечами.

— Мне скучно, Леш.

— А ты выпей!

— Я пью.

— Сок?

— Нет, джин с тоником.

— А похоже на обычный лимонад.

— А ты сам попробуй и убедись: да, я тоже употребляю алкоголь.

Он усмехнулся: синие глаза смотрели, слегка кося, и от этого создавалось впечатление, что собеседник постоянно замыкается в себе, не слушая других. Однако Кира знала, что друг — очень чуткий человек, улавливающий малейшие изменения настроения.

— Леш, я на свежий воздух выйду. Душно здесь.

— С тобой пойти?

— Не нужно. Я скоро вернусь.

— Смотри сама. Если тебя через десять минут тут не будет, я поднимаю на ноги охрану клуба.

— Идет, — улыбнулась Кира, чувствуя благодарность за заботу. — Не скучайте, ребят, — она поднялась, пробралась через толпу сидящих и направилась к выходу. Леха проследил за подругой взглядом, полным серьезности. Но уже через несколько мгновений смеялся вместе со всеми над чьей-то шуткой.

* * *

Она вышла на улицу, радуясь тому, что в сумочке лежал и телефон, и деньги. «Потом из дома скажу, что родители звонили», — решила Кира, доставая мобильный и отходя на некоторое расстояние от клуба.

Она направлялась по тихой аллейке — клуб находился практически в соседнем квартале от их городской квартиры.

— Эй, красивая, номерочек не дашь? — нагловатый оклик удивил больше, чем испугал. Она остановилась, недоумевая, кто же это обращается — и к ней ли?

Из тени на аллейке навстречу Кире выдвинулась фигура. Нет, две фигуры… Три.

Их было трое. И они окружили девушку, преграждая ей путь. Кира испугалась, затравленно озираясь — как назло, охранник у дверей куда-то отошел и никого не было. Никого, кого можно было бы позвать на помощь. Только неподалеку на лавочке полуприлег какой-то парень. «Наверное, наркоман, — пронеслось в голове, — такому будет безразлично, что вокруг происходит. Ширнулся и кайфует».

— Ну и? — окликнувший придвинулся еще ближе, дохнув легким перегаром.

Кира поморщилась.

— Чо рожу свою кривишь, кукла? — внезапно вызверился тот. — Не нравлюсь, да? А чего это? Мажоры нравятся, да? А я, может быть, тоже мажорик?

Он надвигался на девушку, пьяно ухмыляясь.

— Ребят, что вам нужно? — пролепетала она, прижимая к груди сумочку. Заставляла себя не трястись, но все равно предательски дрожали руки, губы и даже, кажется, глаза…

— Ой, а чо это мы такие пугливые? — игриво протянул второй парень и легонько ущипнул девушку пониже спины. — Какая сладкая, м-м!

— А сиськи у тебя такие же упругие, детка? — встрял снова первый, масляно ухмыляясь.

Она вертелась между ними, как котенок между собаками, а они глумливо скалились, играя со своей «жертвой». Но такая «забава», по-видимому, скоро надоела, потому что третий из этой компании, находящийся за ее спиной, откровенно зевнул:

— Паровоз, давай уже закругляться. Нам случайные свидетели ни к чему, — он кинул быстрый взгляд на скамейку.

— Заткнись, мелкий.

Парни ненадолго замолчали, потому что услышали нечто, похожее на тихий смешок. Звук шел со стороны скамейки.

Компания тут же переключилась на полулежавшего со скрещенными на груди руками «случайного свидетеля»:

— Чо это было? Нарик смеется над своими глюками?

Смешок перерос в громкое фырканье.

Паровоз как заводила компании двинулся к скамейке, кивнув подбородком на Киру. Его дружки остались на месте, контролируя каждое движение — и девушки, и парня на скамейке.

— Э, ты! Глюканул, что ли? А ну, в глаза смотри, нарик херов!

Кира испуганно сжала руки: еще не хватало стать свидетелем избиения несчастного парня! А ведь потом, когда эти подонки закончат с ним, ее ждет их неприятная компания.

«Леша, Леша, ну и где ты? — лихорадочно вопила ее душа. — Твои десять минут уже прошли давным-давно! Ну же, давай, выглядывай, я тебя так жду, как никогда в жизни не ждала…».

— Ребят, давайте мирно разойдемся! Я вам все деньги свои отдам и телефон! — слабо сказала она. Парни заржали. Паровоз тем временем уже наклонился над сидевшим.

Кира зажмурилась от страха. И услышала странный звук — то ли полувсхлип, то ли глухой стон. Почувствовала, как жесткие пальцы отпустили ее, оттолкнув так, что она села прямо посреди аллеи.

— Охрана! — вырвалось откуда-то из булькающего горла. — Эй, кто-нибудь! Помогите! Человека убивают!

Конечно, она не видела наверняка, что «убивают», но подумала, что этот ее «грозный» крик устрашит преследователей и хоть на какое-то время спасет «жертву».

Один из подонков рванул к ней назад, грубо схватил за челюсть:

— А ну заткнись, сука!

И размахнулся для удара.

Кира издала слабый писк, инстинктивно пытаясь закрыться руками, но…

Но удара не случилось. Зато перед перепуганной девушкой кулем осел еще несколько минут назад ухмыляющийся подельник Паровоза. Его глаза были навыкате, в них плескался страх.

— Мамочки! — прошептала она, в ужасе хлопая глазами. — Ой, мамочки!

Только что трое парней приставали к ней, угрожали, лапали, недвусмысленно гогоча, и вдруг все трое лежат на теплом асфальте, корчась и ноя… от боли. «Нарик со скамейки», «случайный свидетель» и просто «жертва хулиганов» стоял, нависая над ней.

— Все нормально? — совершенно по-будничному спросил он.

Она молча поднялась на ноги, неуклюже хватаясь за сумочку и стараясь не смотреть в сторону поверженных.

— Эй! Девушка! «Скорую» вызвать? — спаситель был озадачен: со своего места он не увидел ничего такого, что могло бы травмировать ее. Ну подумаешь, пару раз приложились к мягкому месту. И что теперь…

— … из-за этого в обморок падать? — озвучил он свою мысль прежде, чем успел заткнуться. Похоже, мамзель не то что уличную драку — местную гопоту впервые в жизни видит. Он легонько потряс ее за плечи.

— А? — неожиданно очнулась Кира, с трудом отводя взгляд от валявшихся парней. — Это… это вы?

— Это я. А я — что?

— Вы их… того?

— Чего?

— У… убили? — ее испуганный шепот был настолько наивным, что ему захотелось расхохотаться. Заставив себя сохранять серьезность, он нахмурился.

— Ага, убил. Чтоб потом сразу сесть на двадцать лет за тройное… — и, видя, что глаза девушки стали просто огромными от ужаса, быстро добавил: — Нет, конечно, они дышат, разве не видно? Вон кто-то даже шевелится. А вообще вам следует поскорее… валить отсюда, не то набегут любопытные. Лично мне не хочется в отделение. Так что прощайте!

Он развернулся и даже сделал шаг. Но тут же почувствовал, как в руку вцепились прохладные пальцы.

— Постойте, э-э, как вас там! Мы же не можем этих вот так бросить!

— «Мы» — не можем. «Я» — могу.

— И вам совершенно наплевать?

— На что?

— Не «на что», а «на кого»! Им, может быть, помощь нужна!

«Рыцарь», коим поначалу оказался спаситель в глазах Киры, начал раздражаться.

— Послушай, девочка, если тебе так хочется позаботиться об этих ублюдках — вперед. Я в санитары не нанимался, — и он развернулся, собираясь продолжить путь.

— Ну постойте же! Ну неужели же вам настолько все равно?!

Он замер на месте. Кира, радуясь тому, что смогла пробудить в черствой душе нотки сочувствия, тут же принялась лихорадочно рыться в сумке — искать мобильный телефон.

— Не это ли ищете, девушка? — с полунасмешкой спаситель уже протягивал ей мобильник.

Она машинально схватила его и чуть не заревела в голос: по дисплею растекалось красивое разноцветное пятно.

— Это… это что?! Вот черт!

— Ну как, нравится? Они вам телефон бьют, лапают, оскорбляют, а вы им еще и «Скорую» вызываете. Максимум на что я согласен — «неотложка» из дурдома. Для всех четверых! — он фыркнул, дернул плечом и все-таки направился в сторону. Кира, помешкав, бросилась за ним.

— Эй, постойте!

Парень не оборачивался.

— Ну погодите же! Как вас зовут хоть? Ну я же вам даже спасибо не сказала!

Он уходил быстрым шагом, и Кире стало ясно, что она его не догонит.

— Ну, спасибо!

И откуда-то из темноты донеслось:

— Не за что.

* * *

Расслабился, блин. Хотел тупо посидеть на скамеечке, поглазеть на народ. Девчонками полюбоваться. И снова приходится вмешиваться…

Тогда им тоже пришлось вмешаться, иначе женщине несдобровать. Могли бы пройти мимо? Кирилл смог бы, наверное. А вот Толька — нет.

Толька — ярый защитник слабых и униженных.

Толька — красавец, умница, надежда родителей, гордость школы.

Толька — любимчик девчонок.

Толька — лучший. Лучший друг…

Кирилл скрипнул зубами от бессильной злобы, вдруг огнем всколыхнувшейся в груди. Сглотнул ком в горле, зажмурился, сгоняя закипавшие на глазах слезы. Нет, он никогда, никогда не сможет вспоминать о друге спокойно, безэмоционально…

* * *

Кира сидела в любимом кресле у окна, распахнутого настежь, на коленях лежала раскрытая книга. В данный момент она перечитывала «Белого Клыка» в оригинале.

Уютно устроившись, забравшись с ногами в кресло, она пыталась вникнуть в то, что было написано в книге. Но мысли все равно перескакивали, перескакивали…

Воспоминания дарили спокойный голос, сильные руки, уверенное лицо. Черные брови, темные глаза, короткие вьющиеся волосы, тонкие губы с резко очерченной линией. И тонкий нос — так не вязавшийся с волевым подбородком…

Глаза… в них не было огня. Кира явственно увидела в них усталость, хотя на вид этому молодому человеку нельзя было дать больше двадцати пяти лет.

«Наверное, ему уже однозначно больше двадцати трех, — решила она, закрывая книгу с закладкой, — институт точно закончил. Может быть, работает где-то. Только в глазах непонятное выражение застыло. Они какие-то безжизненные, что ли».

Отложив книгу, Кира встала и, взяв с полочки папку для рисования, задумчиво перебрала свои карандаши.

Снова забралась с ногами в кресло. Закрыла на несколько мгновений глаза, вызывая из памяти образ…

За окном стоял погожий июньский день, весело щебетали птицы и терпкий запах акаций доносился до ее комнаты, дурманя, кружа голову…

Кира схватила карандаш и принялась рисовать. На бумажном листе формата А4 четко проступило волевое лицо с решительным взглядом. Короткая прядь темной волной падала на высокий лоб. Резко очерченные губы изогнулись в полуулыбке. Лицо с бумаги смотрело вполоборота, из-за ворота полурасстегнутой рубашки выглядывало несколько звеньев массивной цепи. Между бровей залегла складочка, благодаря которой выражение лица оставалось сосредоточенным, хмурым…

За дверью послышались шаги — наверное, это мать поднималась к ней. Вообще-то Кира очень любила родителей, а от матери и вовсе не имела секретов, рассказывая обо всем на свете. Но сейчас, заслышав шаги за дверью, она воровато оглянулась и, быстро засунув уже законченный портрет в папку, закрыла ее и схватила книгу.

Инна вошла в комнату, предварительно постучав в дверь, так что Кира даже успела раскрыть книгу на странице с закладкой.

— Можно, дочь?

— Конечно, ма! — улыбнулась она, снова закрывая книгу. — Ты что-то хотела?

— Только узнать, все ли у тебя в порядке.

— Все в порядке, мам. А что может быть не так?

— Например, ты ничего не рассказывала мне про то, как вы там отдохнули на этой своей вечеринке… Тебе не понравилось?

— Ма, да там ничего интересного и не было. Скукотища! Все, как обычно: мальчишки напились и стали ко всем приставать.

— Тебя обидели? — осторожно спросила мать.

Кира от неожиданности замолчала, растерянно глядя на нее.

— Почему ты спрашиваешь? — наконец выдавила она.

— Как почему? Ты в последнее время молчаливая такая…

Кира взяла себя в руки и даже улыбнулась.

— Ты что, мам? Ну кто меня посмеет обидеть? Я же Обнорская! Да и Лешка за нас с Анфиской любого порвет!

— Кира!

— Что? — она улыбалась по-настоящему. — Он сам так говорит.

Инна покачала головой.

— Кошмар, а не молодежь!

Они помолчали.

— А что ты сейчас читаешь? — поинтересовалась она, кивая на закрытую книгу на коленях дочери.

— Джек Лондон, «Белый Клык». Оригинал.

— Я знаю, дочь. Ты предпочитаешь оригиналы. Не надоело перечитывать?

— Нет. Каждый раз нахожу для себя что-то новое.

— А что рисуешь, покажешь из последнего? — Инна потянулась было к папке, но Кира поспешно притянула рисунки к себе. — Это секрет?

— Ну… — Кира быстро соображала, силясь придумать что-нибудь более или менее правдоподобное. — Я рисую… Да. Это что-то вроде цикла. Сборник. И… это сюрприз! — лукаво улыбнулась она. — Так что извини, не обижайся, я потом как-нибудь покажу. Когда закончу.

— Хорошо, — понимающе кивнула мать. — Ты же знаешь, как я люблю смотреть твои работы.

— Да, конечно, — согласилась девушка, убирая папку за спину. Инна еще раз понимающе улыбнулась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.