Предел свободы. Часть первая (джен)

Англия, графство Суррей, Литтл-Уиннинг, 1989 год.

Жизнь в доме Дурслей текла своим чередом. По правде сказать, не всякий смог бы уследить за этим «чередом». Иному и вовсе бы показалось, что он попал в некий вихрь, который несет его жизненную лодку к неизвестным берегам.

Обитателям дома номер четыре на Тисовой улице оставалось только приспосабливаться, поскольку куда их всех несет, похоже, не знал и сам «рулевой» — Вернон Дурсль, решивший в этом году начать свою избирательную кампанию за место депутата местного совета. Петунья Дурсль, к её несказанному удивлению, отлично вписалась в этот жизненный поворот, помогая своему мужу топить конкурентов с помощью тонко запущенных слухов.

Остальные обитатели дома номер четыре вздохнули с облегчением. Мальчишки искренне радовались вырваться из круговорота зачастую безумных идей Вернона.

Гарри Поттер лежал в своей комнате, неспешно переворачивая очередную страницу Британской энциклопедии. Несмотря на хорошие результаты в учебе, Гарри не был тем, кого принято называть «книжным червём». Просто в последнее время все ярче проявлявшийся в нем дух противоречия все настойчивее подталкивал его к углубленному изучению окружающего мира. Нет, не то чтобы он не ценил усилия дяди помочь ему «развить свой потенциал», но если занятия йогой все же позволили ему лучше контролировать те вспышки «паранормальных явлений», которые происходили с ним время от времени, то изучение латыни, а также кучи книг вроде «Молота Ведьм» и прочей оккультной чуши, порой вводили его в замешательство. Последней идеей дяди было изучение, кто бы мог подумать, арамейского. Вернон умудрился где-то достать какие-то старые исследования, связанные с этим языком.

Иногда у Гарри создавалось ощущение, что дядя и сам не знает, чего хочет, но вместе с тем не перестает требовать от него результата. И, надо сказать, результаты действительно были, правда, как и подозревал Гарри, Вернон действительно не всегда понимал, что же в итоге получилось. Вместе с тем, он свято верил в «свой метод», который он при всем желании не смог бы объяснить даже самому себе.

У Гарри Поттера не было много друзей. Кроме Дадли и Малкольма, прихлебателя Дадли, которого с натяжкой можно было отнести к разряду приятелей. Их семью считали странной, что служило частым поводом для стычек с другими детьми. Он был неплох в драке, несмотря на небольшой рост и хлипкое телосложение. Не обладая очевидным талантом к рукопашной схватке, как его кузен, Гарри отличался неслыханной бесшабашностью и презрением к боли, а присущие ему упрямство и недостаток терпения частенько заставляли его бросаться в драку, невзирая на последствия. Как правило, все заканчивалось тем, что Гарри успевал расквасить нос парочке «раздражителей» и получить в ответ множество синяков и ссадин, прежде чем выделявшийся среди сверстников как авианосец среди рыбацких шхун Дадли приходил на подмогу.

Что касается самого Дурсля-младшего, то он был счастлив, занимаясь боксом в одной из местных спортивных секций в младшей группе. И даже свалившиеся на него, милостью отца, курсы вышивания не особо огорчали его. Как признался сам Дадли, это помогало ему совершенствоваться. Гарри серьезно подозревал, что совершенствуется его кузен исключительно в боксе. За счет желающих посмеяться над «девчачьим занятием».

* * *

Там же, 1990 год.

Приближался десятый день рождения Гарри. Однако мальчик испытывал в связи с этим славным событием смешанные чувства. К обычной для любого ребенка радости примешивалась некоторая доля раздражения.

Вот уже полтора месяца дядя Вернон твердил, что этот русский «Кащпровски», несомненно, должен многое знать о магии. Гарри не считал свои аналитические способности экстраординарными, однако этих признаков ему было достаточно, чтобы понять, что тридцать первого июля он получит в качестве подарка книгу о какой-то мистической мути в худшем случае или что-нибудь о всяких псевдонаучных разделах психологии в лучшем.

Еще одним не улучшающим настроение фактом стало то, что его сорокалетний дядя с нетерпением ждал письма из Хогвартса. Дело в том, что из-за смерти сестры Петунья все-таки получила определенную психологическую травму, и её воспоминания о сестре стали более... размыты. Она определенно помнила, что письмо Лили пришло, когда ей было то ли десять, то ли двенадцать.

Тридцать первого июля с самого утра вся семья собралась в столовой. В честь дня рождения Гарри, хотя последний считал, что причина другая, Дадли было позволено пропустить курсы шитья, что определенно повысило ему настроение. Поначалу все было отлично — торт, поздравления, подарки, но уже к обеду у всех возникло ощущение, что они очень глупо проводят воскресенье, ожидая неизвестно чего. Еще через час все просто сидели в молчании, лишь изредка кто-то притрагивался к остаткам стоявших на столе блюд.

— А может быть, Гарри родился ночью? — в общем-то, резонно заметил Дадли, вернув настроение Вернона на прежнюю высоту.

— Разумеется! Наверное, в этом все дело! — воскликнул Дурсль-старший. — А пока, ребятки, пойдемте-ка, посмотрим наше любимое кино.

Гарри не очень нравился этот фильм, но он, пожав плечами, решил составить дяде с кузеном компанию. У него было чувство, что пока не придет это письмо, никто в доме спать не ляжет.

Около трех часов ночи Вернон все-таки смирился с мыслью, что сегодня письмо уже не придет, и отпустил ребят. Раздраженная Петунья отправилась ко сну задолго до того, пожелав мужу провести эту ночь на диване.

Гарри чувствовал себя немного разочарованным, однако затем он вспомнил, что отпуская их спать, дядя выглядел будто ребенок, который только что узнал, что Санты не существует. С этой мыслью он улыбнулся и, поплотнее закутавшись в одеяло, наконец уснул.

* * *

Там же, 1991 год, за несколько дней до часа Х.

Очевидно, прошлогоднее разочарование несколько остудило энтузиазм дяди Вернона, и тот прекратил заваливать его околомистической чушью. Возможно, помогал и тот факт, что обязанности члена муниципального совета отнимали уйму времени и сил. За это время Гарри уже неплохо овладел латынью и знал некоторые основы арамейского, хотя по-прежнему не видел в этом практической пользы, в отличие от научных знаний, которым он в последнее время уделял все больше времени. Также за последний год все окрестные мальчишки искренне уверовали в то, что вышивание не только нельзя называть девчачьей чушью, но и чуть ли не является единственным достойным занятием для настоящего мужчины.

Вообще, «Система Вернона», которую, как уже говорилось, он вряд ли смог бы сформулировать и сам, отлично работала. Он не отказывал мальчишкам ни в чем. Единственным условием для получения того, что им хотелось, было приложение адекватных усилий. Дурсль-старший резонно полагал, что человек с развитой волей добьется многого. А уж как он там себя ведет и как распорядится своими достижениями — исключительно его дело.

Это как ограненный алмаз. С одной стороны, каждый камень сверкает своими собственными гранями , но, в то же время, каждый такой камешек способен поцарапать, оставить свой след даже на очень твердых поверхностях.

Так, Гарри отличался завидным упорством, переходящим в упрямство, решимостью и завидной силой воли. Но вместе с тем у него был действительно сложный характер. Развитое изучением языков логическое мышление соседствовало с раздражительностью на «отсталость» других детей, а отсутствие друзей, помимо кузена, и, как следствие, развитие легкой степени мизантропии, способствовало все учащающимся проявлениям несдержанности.

Дадли многие черты перенял у своего отца. Физическая сила, положение отца и видимое отношение того ко многим людям, сделали из младшего Дурсля слегка нелюдимого, но уверенного в себе и своем доминировании над окружающими ребенка. Кроме того, была в Дадли и некоторая толика эгоизма. Никто не идеален.

Утром тридцатого июля Гарри очнулся от небольшого шума в гостиной. Стряхнув с себя остатки медитативного транса, Поттер выбрался из чулана, в котором отчего-то у него получалось достичь состояния наибольшей гармонии, и отправился разузнать, что происходит. Тетя Петунья разговаривала с представительно одетым человеком, которого мальчик принял за адвоката.

— Кого там черти принесли? — проворчал сонный дядя, которого, видимо, также разбудил шум в гостиной.

— Вернон, мистер Барристер заглянул к нам с совершенно чудесным известием! — едва не повизгивала Петунья.

— Пет, прекрати... — отмахнулся Вернон от жены. — Итак, Барристер... Чего тебе?

— Вернон! Будь повежливее с нашим гостем! — в голосе Петунье послышалось нескрываемое недовольство.

Тот лишь промолчал, однако Гарри показалось, что дяде в этот момент хотелось высказать, где он видал таких гостей, и куда именно им следует идти. В этот момент слово взял гость.

— Вернон, несмотря на все наши разногласия в совете, я хочу, чтоб ты знал — я никогда не верил тем слухам, будто бы в молодости ты был связан с коммунистами, а позднее даже с мафией. Я считаю, что ты занял место главы комитета по экологии совершенно заслуженно! И, чтобы уладить наши разногласия, я решил подарить тебе с семьей тур на остров в Северном море. Только там вы сможете по-настоящему оценить все красоты старой доброй Англии. Представь себе, великолепный коттедж посреди острова... Да это практически наши северные Багамы! Кстати, стоимость аренды лодки входит в стоимость тура!

Вернон с сомнением посмотрел на собеседника.

— Северные Багамы, говоришь? А с чего это ты, Барристер, решил...

Но тут он был прерван гостем, который теперь уже обратился к Петунье.

— Подумайте, Петунья, какое благотворное влияние окажет морская соль на вашу замечательную кожу.

Вернон нахмурился. Петунья бросила на мужа умоляющий взгляд, и тот нахмурился еще сильнее.

— Ладно, Барристер... давай свою путевку, — тот поспешно передал карту, ключ и еще пару бумаг, а затем, быстро попрощавшись, удалился.

— Северные Багамы... А, Гарри! — Вернон заметил притаившегося за поворотом племянника. — Прихвати-ка моё ружье, может быть, мне даже удастся немного поохотиться.