Предел свободы. Часть первая (джен)

Англия, 1958 год.

Вернон и Марджери Дурсли стояли в прихожей небольшого домика, расположенного на северо-западе Лондона, где они проживали всей семьей. Их отец находился возле входной двери, рядом с ним стоял невысокий рыжеволосый мальчик, которого Дурсль-старший поддерживал за плечо.

— Вернон, Мардж, знакомьтесь, это Барри. Сын моего старого друга. Он теперь будет жить с нами.

— Почему этот мальчишка должен жить с нами? Я не хочу! Где его родители? — требовательно захныкала шестилетняя Мардж.

— Это не обсуждается! — лицо Дурсля-старшего стремительно налилось краской.

* * *

Как ни странно, Вернон и Барри сдружились, что очень не нравилось Мардж, которая считала, что этот несносный мальчишка украл у нее брата, который должен был играть только с ней.

Барри привнес в дом Дурслей свежую струю, поскольку мальчишка был буквально заряжен энергией. Их с Верноном игры всегда были подвижными, что помогло последнему растопить начавший образовываться жирок. И насколько Дурсль-старший одобрял перемены в собственном сыне, настолько он не одобрял последствия детских игр, самым тяжким из которых стало разбитое стекло полицейской машины. И хотя мальчишки не были пойманы, Дурсль-старший благодаря Мардж знал, чьих рук это дело. Тогда он не стал наказывать ребят, считая, что Барри просто вымещает горечь от смерти своего последнего живого родственника — отца, который погиб при неизвестных обстоятельствах на территории Польши, вероятно, работая на секретную службу её величества. Что касается Вернона, то последний оказался чересчур подвержен чужому влиянию. Дурсля-старшего корёжило от мысли, что его сын может стать помешанным на правилах снобом. В общем, перемены в доме, несмотря на всю их неоднозначность, радовали стареющего ветерана отгремевшей второй мировой. Однако он и не подозревал, насколько глубоки эти перемены.

* * *

Лондон, 1964.

— Понимаешь, Вернон, мы должны это сделать! Мы пойдем на это марш! Мы покажем этим ублюдкам в правительстве, что у нас есть голос! И на этот раз долбаные копы нам не помешают!

— Разве ты не с коммунистами, Барри? Весь прошлый месяц ты твердил о том, что наш вклад в борьбу за права рабочего класса просто неоценим!

— Ай, да перестань, Вернон! Рано или поздно эти подонки ответят за все! За лишения простых работяг! За долбаных индусов в колониях! За моего отца...

Шестнадцатилетний Вернон молча положил руку на плечо своему лучшему другу.

В 1968 подтянутый молодой человек с только начавшими пробиваться усами сидел в небольшой съемной комнатушке и читал газету. Настроение его было мрачным, поскольку в статье он увидел то, чего втайне боялся уже некоторое время. В небольшой заметке на четвертой полосе мельком упоминался некий Барри Диггет, который выпал из окна во время полицейской облавы на штаб-квартиру предполагаемой подпольной организации. Других подробностей не сообщалось. Вернон был уверен, что его друг Барри не из тех, кто может просто выпасть из окна... был не из тех...

Дурсль вздохнул, накинул валявшийся недалеко плащ и отправился к выходу. Его ждал очень длинный день.

Уже выбравшись на улицу, Вернон оглянулся по сторонам и выдохнул сквозь сжатые зубы:

— Долбаные копы!

Позднее жизнь как-то сгладилась, увлечение Битлз, попытки «жить по полной», благодаря которым он даже как-то оказался в коме, хотя обычно все заканчивалось, как максимум, полицией и судами. Успешная карьера в рекламном бизнесе, собственная, хоть и небольшая, рекламная фирма, и вот уже тридцатилетний Вернон Дурсль решил остепениться и жениться на двадцатиоднолетней Петунье Эванс.

Свадьба прошла гладко, хотя Вернон так до конца и не мог понять, почему Петунья отказалась приглашать свою сестру и её парня, который, по мнению Вернона, был забавным, хотя и довольно странным малым. Петунья мечтала об идеальной семье, и по её настоянию они купили дом в тихом местечке под названием Литтл-Уиннинг, Суррей. Въехать в новый дом решили сразу же, не дожидаясь окончания внешней отделки.

Хоть Вернон Дурсль был отныне женатым человеком, новая реальность буквально оглушила его. В очередной раз осматривая идеально ровную линию однотипных домов Тисовой улицы, Вернон задумчиво покрутил ус и вернулся в дом. Остановившись возле столика с стоящим на нем телефоном, он задумчиво посмотрел в сторону спальни, а затем, решительно мотнув головой, будто отгоняя видение, набрал номер бригадира, выполнявшего работы.

— Да, это Вернон Дурсль. Вы уже закупили краску? Ах, стандартную, — какое-то время он слушал объяснения с другой стороны провода. — Я передумал. Херачьте фиолетовой. Нет, не ослышались. И крыша... хочу оранжевую... да, ярко-оранжевую...

Первого ноября тысяча девятьсот восемьдесят первого года чета Дурслей обнаружила на пороге своего дома племянника Петуньи с приложенным к корзинке письмом, описывавшим судьбу Поттеров. Это было первое известие о Лили Эванс за последние полтора года. Петунья, не смотря на явную нелюбовь к сестре, была подавлена. Вернон привел жену в чувство и, оставив её присмотреть за малышами, отправился за врачом, намереваясь заодно уладить вопросы с властями.

Некоторое время спустя Петунья рассказала ему о существовании магии. Нельзя сказать, что ярый оппозиционер, нарушитель спокойствия и обладатель самого эпатажного дома на Тисовой улице был смущен. Он молча подошел к кровати, на которой дремал новоявленный племянник.

— Добро пожаловать в семью, мой необычный племянник.

Гарри Поттер продолжил беспокойно ворочаться во сне.

Англия, графство Суррей, Литтл-Уиннинг, 1989 год.

Жизнь в доме Дурслей текла своим чередом. По правде сказать, не всякий смог бы уследить за этим «чередом». Иному и вовсе бы показалось, что он попал в некий вихрь, который несет его жизненную лодку к неизвестным берегам.

Обитателям дома номер четыре на Тисовой улице оставалось только приспосабливаться, поскольку куда их всех несет, похоже, не знал и сам «рулевой» — Вернон Дурсль, решивший в этом году начать свою избирательную кампанию за место депутата местного совета. Петунья Дурсль, к её несказанному удивлению, отлично вписалась в этот жизненный поворот, помогая своему мужу топить конкурентов с помощью тонко запущенных слухов.

Остальные обитатели дома номер четыре вздохнули с облегчением. Мальчишки искренне радовались вырваться из круговорота зачастую безумных идей Вернона.

Гарри Поттер лежал в своей комнате, неспешно переворачивая очередную страницу Британской энциклопедии. Несмотря на хорошие результаты в учебе, Гарри не был тем, кого принято называть «книжным червём». Просто в последнее время все ярче проявлявшийся в нем дух противоречия все настойчивее подталкивал его к углубленному изучению окружающего мира. Нет, не то чтобы он не ценил усилия дяди помочь ему «развить свой потенциал», но если занятия йогой все же позволили ему лучше контролировать те вспышки «паранормальных явлений», которые происходили с ним время от времени, то изучение латыни, а также кучи книг вроде «Молота Ведьм» и прочей оккультной чуши, порой вводили его в замешательство. Последней идеей дяди было изучение, кто бы мог подумать, арамейского. Вернон умудрился где-то достать какие-то старые исследования, связанные с этим языком.

Иногда у Гарри создавалось ощущение, что дядя и сам не знает, чего хочет, но вместе с тем не перестает требовать от него результата. И, надо сказать, результаты действительно были, правда, как и подозревал Гарри, Вернон действительно не всегда понимал, что же в итоге получилось. Вместе с тем, он свято верил в «свой метод», который он при всем желании не смог бы объяснить даже самому себе.

У Гарри Поттера не было много друзей. Кроме Дадли и Малкольма, прихлебателя Дадли, которого с натяжкой можно было отнести к разряду приятелей. Их семью считали странной, что служило частым поводом для стычек с другими детьми. Он был неплох в драке, несмотря на небольшой рост и хлипкое телосложение. Не обладая очевидным талантом к рукопашной схватке, как его кузен, Гарри отличался неслыханной бесшабашностью и презрением к боли, а присущие ему упрямство и недостаток терпения частенько заставляли его бросаться в драку, невзирая на последствия. Как правило, все заканчивалось тем, что Гарри успевал расквасить нос парочке «раздражителей» и получить в ответ множество синяков и ссадин, прежде чем выделявшийся среди сверстников как авианосец среди рыбацких шхун Дадли приходил на подмогу.

Что касается самого Дурсля-младшего, то он был счастлив, занимаясь боксом в одной из местных спортивных секций в младшей группе. И даже свалившиеся на него, милостью отца, курсы вышивания не особо огорчали его. Как признался сам Дадли, это помогало ему совершенствоваться. Гарри серьезно подозревал, что совершенствуется его кузен исключительно в боксе. За счет желающих посмеяться над «девчачьим занятием».

* * *

Там же, 1990 год.

Приближался десятый день рождения Гарри. Однако мальчик испытывал в связи с этим славным событием смешанные чувства. К обычной для любого ребенка радости примешивалась некоторая доля раздражения.

Вот уже полтора месяца дядя Вернон твердил, что этот русский «Кащпровски», несомненно, должен многое знать о магии. Гарри не считал свои аналитические способности экстраординарными, однако этих признаков ему было достаточно, чтобы понять, что тридцать первого июля он получит в качестве подарка книгу о какой-то мистической мути в худшем случае или что-нибудь о всяких псевдонаучных разделах психологии в лучшем.

Еще одним не улучшающим настроение фактом стало то, что его сорокалетний дядя с нетерпением ждал письма из Хогвартса. Дело в том, что из-за смерти сестры Петунья все-таки получила определенную психологическую травму, и её воспоминания о сестре стали более... размыты. Она определенно помнила, что письмо Лили пришло, когда ей было то ли десять, то ли двенадцать.

Тридцать первого июля с самого утра вся семья собралась в столовой. В честь дня рождения Гарри, хотя последний считал, что причина другая, Дадли было позволено пропустить курсы шитья, что определенно повысило ему настроение. Поначалу все было отлично — торт, поздравления, подарки, но уже к обеду у всех возникло ощущение, что они очень глупо проводят воскресенье, ожидая неизвестно чего. Еще через час все просто сидели в молчании, лишь изредка кто-то притрагивался к остаткам стоявших на столе блюд.

— А может быть, Гарри родился ночью? — в общем-то, резонно заметил Дадли, вернув настроение Вернона на прежнюю высоту.

— Разумеется! Наверное, в этом все дело! — воскликнул Дурсль-старший. — А пока, ребятки, пойдемте-ка, посмотрим наше любимое кино.

Гарри не очень нравился этот фильм, но он, пожав плечами, решил составить дяде с кузеном компанию. У него было чувство, что пока не придет это письмо, никто в доме спать не ляжет.

Около трех часов ночи Вернон все-таки смирился с мыслью, что сегодня письмо уже не придет, и отпустил ребят. Раздраженная Петунья отправилась ко сну задолго до того, пожелав мужу провести эту ночь на диване.

Гарри чувствовал себя немного разочарованным, однако затем он вспомнил, что отпуская их спать, дядя выглядел будто ребенок, который только что узнал, что Санты не существует. С этой мыслью он улыбнулся и, поплотнее закутавшись в одеяло, наконец уснул.

* * *

Там же, 1991 год, за несколько дней до часа Х.

Очевидно, прошлогоднее разочарование несколько остудило энтузиазм дяди Вернона, и тот прекратил заваливать его околомистической чушью. Возможно, помогал и тот факт, что обязанности члена муниципального совета отнимали уйму времени и сил. За это время Гарри уже неплохо овладел латынью и знал некоторые основы арамейского, хотя по-прежнему не видел в этом практической пользы, в отличие от научных знаний, которым он в последнее время уделял все больше времени. Также за последний год все окрестные мальчишки искренне уверовали в то, что вышивание не только нельзя называть девчачьей чушью, но и чуть ли не является единственным достойным занятием для настоящего мужчины.

Вообще, «Система Вернона», которую, как уже говорилось, он вряд ли смог бы сформулировать и сам, отлично работала. Он не отказывал мальчишкам ни в чем. Единственным условием для получения того, что им хотелось, было приложение адекватных усилий. Дурсль-старший резонно полагал, что человек с развитой волей добьется многого. А уж как он там себя ведет и как распорядится своими достижениями — исключительно его дело.

Это как ограненный алмаз. С одной стороны, каждый камень сверкает своими собственными гранями , но, в то же время, каждый такой камешек способен поцарапать, оставить свой след даже на очень твердых поверхностях.

Так, Гарри отличался завидным упорством, переходящим в упрямство, решимостью и завидной силой воли. Но вместе с тем у него был действительно сложный характер. Развитое изучением языков логическое мышление соседствовало с раздражительностью на «отсталость» других детей, а отсутствие друзей, помимо кузена, и, как следствие, развитие легкой степени мизантропии, способствовало все учащающимся проявлениям несдержанности.

Дадли многие черты перенял у своего отца. Физическая сила, положение отца и видимое отношение того ко многим людям, сделали из младшего Дурсля слегка нелюдимого, но уверенного в себе и своем доминировании над окружающими ребенка. Кроме того, была в Дадли и некоторая толика эгоизма. Никто не идеален.

Утром тридцатого июля Гарри очнулся от небольшого шума в гостиной. Стряхнув с себя остатки медитативного транса, Поттер выбрался из чулана, в котором отчего-то у него получалось достичь состояния наибольшей гармонии, и отправился разузнать, что происходит. Тетя Петунья разговаривала с представительно одетым человеком, которого мальчик принял за адвоката.

— Кого там черти принесли? — проворчал сонный дядя, которого, видимо, также разбудил шум в гостиной.

— Вернон, мистер Барристер заглянул к нам с совершенно чудесным известием! — едва не повизгивала Петунья.

— Пет, прекрати... — отмахнулся Вернон от жены. — Итак, Барристер... Чего тебе?

— Вернон! Будь повежливее с нашим гостем! — в голосе Петунье послышалось нескрываемое недовольство.

Тот лишь промолчал, однако Гарри показалось, что дяде в этот момент хотелось высказать, где он видал таких гостей, и куда именно им следует идти. В этот момент слово взял гость.

— Вернон, несмотря на все наши разногласия в совете, я хочу, чтоб ты знал — я никогда не верил тем слухам, будто бы в молодости ты был связан с коммунистами, а позднее даже с мафией. Я считаю, что ты занял место главы комитета по экологии совершенно заслуженно! И, чтобы уладить наши разногласия, я решил подарить тебе с семьей тур на остров в Северном море. Только там вы сможете по-настоящему оценить все красоты старой доброй Англии. Представь себе, великолепный коттедж посреди острова... Да это практически наши северные Багамы! Кстати, стоимость аренды лодки входит в стоимость тура!

Вернон с сомнением посмотрел на собеседника.

— Северные Багамы, говоришь? А с чего это ты, Барристер, решил...

Но тут он был прерван гостем, который теперь уже обратился к Петунье.

— Подумайте, Петунья, какое благотворное влияние окажет морская соль на вашу замечательную кожу.

Вернон нахмурился. Петунья бросила на мужа умоляющий взгляд, и тот нахмурился еще сильнее.

— Ладно, Барристер... давай свою путевку, — тот поспешно передал карту, ключ и еще пару бумаг, а затем, быстро попрощавшись, удалился.

— Северные Багамы... А, Гарри! — Вернон заметил притаившегося за поворотом племянника. — Прихвати-ка моё ружье, может быть, мне даже удастся немного поохотиться.

Чем магическая сова отличается от обычной? Во-первых, она значительно умнее, во-вторых, она невероятно вынослива. И, самое главное, она способна безошибочно определять адресата письма даже в отсутствие четких указаний. В остальном это самая обычная сова. То же самое строение, такое же оперение. И та же самая скорость — около пятидесяти километров в час. Чем опель мистера Дурсля отличался от других машин? Принципиально ничем, та же система управления, те же четыре колеса. И скорость, которая варьировалась от сорока до восьмидесяти километров в час. В общем, когда одна из хогвартских сов подлетала к дому четыре по Тисовой улице, опель семейства Дурслей находился более чем в двухстах километрах от дома. Получилась классическая задачка про Ахиллеса и черепаху. И каждый раз, когда сова приземлялась передохнуть в том месте, где она отыскала знакомую ауру, владелец которой выехал оттуда не далее как пару часов назад, она издавала тихое уханье, больше похожее на разочарованное «оу».

* * *

Рубеус Хагрид, хранитель ключей школы чародейства и волшебства Хогвартс, а по совместительству школьный лесничий, с нетерпением ждал сегодняшней ночи. Сегодня он увидит Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил, победителя Того-Кого-Нельзя-Называть, и просто сына людей, которых он знал еще в те времена, когда они учились в школе. Именно Хагрид вытащил юного Гарри из развалин родительского дома и передал директору.

К слову, именно Альбус Дамблдор вызвал его сегодня к себе, сообщив, что ему предстоит ввести Гарри в мир волшебства. Директор снабдил Хагрида порт-ключом в то место, в котором, как он отчего-то был уверен, Гарри с семьей сегодня непременно окажутся. Альбус пояснил, что не хотел бы слишком обременять свою знакомую из отдела транспорта, и поэтому обратно им с Гарри предстояло добраться на лодке. Хагрид уже представлял себе, как расскажет юному Поттеру о волшебном мире, о его родителях и, конечно же, о Хогвартсе и самом замечательном директоре Альбусе Дамблдоре, великом светлом волшебнике и победителе Гриндевальда.

Директор смотрел на ушедшего в свои мысли лесничего и улыбался всепонимающей отеческой улыбкой.

* * *

Вернон Дурсль был мрачен. Его нынешнее душевное состояние было ему не то чтобы в новинку, но за последние несколько лет подобное настроение находило на него нечасто. Могла ли Петунья изменять ему с Барристером? Иначе с чего бы она так ухватилась за это его предложение, а мягкие попытки отказаться встречала с видимым неудовольствием. Черт, Пет и эта гнида Барристер... Нет, этого не может быть...

Вернон Дурсль обладал весьма обширным и, кстати, не всегда приятным, жизненным опытом, чтобы в конце концов признать, что возможно еще и не такое. «Но почему остров? — подумал Вернон. — Что же в нем такого особенного?»

«Там нет ни копов, ни свидетелей», — тут же ответил он сам себе. «Может быть, вообще не ехать? Нет! Не-е-ет... Я себя накручиваю! Мы просто едем всей семьей на отдых...»

Как уже было сказано, у него был богатый жизненный опыт. Вернон мельком взглянул в зеркало заднего вида, чтобы заметить негромко о чем то беседующих Дадли и Гарри, которые как раз обсуждали полученные последним подарки.

«А как же дети? — спросил он сам себя — Петунья может и относилась к сыну своей сестры немного предвзято, но не убивать же его теперь? А уж того, кто предложил бы нанести хоть сколько-нибудь малый вред Дадли, Петунья лично разорвала бы на части».

Дорога была пустынной. Окружающий пейзаж был красив, но до ужаса однообразен, и потому мысли мужчины снова свернули к этому странному туру и еще более странному поведению его жены.

«А что, если этот Барристер просто задурил ей голову?» — думал Дурсль-старший — «Избавиться от меня... хотя вроде и не настолько уж сильная у нас вражда... Вот избавится он от меня, а остальных за компанию... как свидетелей».

Вернон и подумать не мог, что этот ублюдок может решиться на такое из-за пары небольших контрактов на озеленение, от которых ему, из-за Дурсля, который и сам не зевал, Барристеру не удалось откусить свой кусок. Вернон обладал богатым жизненным опытом и знал, что не бывает идеальных решений. Бывают моменты, когда надо выбирать между плохим и худшим. Он тяжело вздохнул, но все-таки принял нелегкое решение.

«Увижу Барристера на острове — валю обоих, — мысль шла неохотно, словно тяжкий груз совести тянул её за собой вниз. — А детям как-нибудь объясню».

Дорога уходила на северо-запад. Дети смотрели в окна в попытках хоть как-то скоротать время. Петунья просто сидела молча с выражением озадаченности на лице. Вернон продолжал хмуриться, управляя машиной.

«А может быть, я просто все это выдумал? Нужно зарядить на заправке ружье».

«Похоже, придурок Барристер всего лишь отколол идиотскую шутку» — раздраженно, но в то же время и успокоенно, решил Вернон, взирая на «великолепный коттедж», который так красноречиво расписывал предполагаемый любовник его жены. — «С другой стороны, никто не мешает мне позже воздать ему по заслугам».

Оплаченная лодка полностью соответствовала своему названию. Деревянная посудина и пара весел. Вообще-то Барристер так и сказал: «лодка», но Вернону отчего-то казалось, что имеется в виду нечто более... внушительное.

«Недоглядел», — подумалось ему. Теперь, когда недавние страхи казались ему приступом паранойи, даже «великолепие предоставленных хором» не могло испортить ему настроение.

Поскольку лодка оказалась... тем, чем оказалась, Дурслям пришлось оставить в машине не только большую часть вещей, но и значительную часть продуктов. Из всех вещей взяли только мяч для детей, ружье для Вернона, который не оставил надежды немного поохотиться, и дамский роман для Петуньи.

В то время как дети обследовали остров, Вернон договорился с лодочником о том, что тот заберет их ближе к вечеру. Ночевать на острове они, по понятным причинам, не собирались. Остаток дня прошел довольно неплохо. Гарри с Дадли продолжали исследовать остров, то же самое делал и Дурсль-старший, всюду таскавший за собой ружье и имевший далеко не мирные намерения. Петунья же, в отличие от мужской части семьи, предпочла всем видам активности солнечные ванны с романом в руках.

Однако уже после полудня погода начала ухудшаться. Дурсли и Гарри продолжали тешить себя надеждой, что разыгравшееся волнение не помешает лодочнику забрать их в оговоренное время. Когда через два часа после назначенного времени перевозчик так и не появился, а на море уже свирепствовал самый настоящий шторм, временным поселенцам острова среди моря пришлось признать, что им все-таки придется остаться в предоставленном им «дворце» на ночь, чтобы переждать непогоду.

После недолгих приготовлений все улеглись спать. Расслабленный Вернон искренне радовался, что никакого заговора нет и в помине, но все же положил ружье неподалеку.

* * *

Усталый именинник чувствовал себя немного разочарованным. Вот уже второй год обещанное письмо из школы магии не приходило. А ведь он уже научился не только сдерживать свою магию, но и манипулировать ей. Гарри не знал, какими навыками владеют настоящие волшебники, но и свои достижения он считал если не выдающимися, то весьма значительными. Он понимал, что оценивает себя субъективно и очень, очень пристрастно. Но он утешал себя мыслью, что если у него появится возможность понять, как работает магия, ему удастся достичь очень и очень многого...

Углубившись в свои мысли, Гарри не заметил, как уснул, лишь для того, чтобы вскоре проснуться от ужасного грохота.

* * *

Порт-ключ активировался за минуту до полуночи, переместив Хагрида на скалистый остров посреди штормового моря. Уже направляясь к неказистой даже на его непритязательный вкус хижине, Рубеус искренне недоумевал, что семье Гарри могло понадобиться в таком месте. Но, раз Дамблдор сказал, что сегодня они будут здесь, очевидно, какие-то причины все же были.

Подойдя к хижине, Хагрид решил постучаться. Но, видимо, из-за шторма, обитатели ничего не услышали. Тогда он решил стучать сильнее и, к собственному смущению, снес её с первого же удара. И пока скромный лесничий пытался преодолеть смущение, обитатели дома также начали проявлять активность. Сначала послышалась какая-то возня, а затем и без того острый слух Хагрида, невероятно четко, на фоне барабанящего дождя, расслышал фразу:

— Шлюха! Я так и знал!

Не подозревая в чем дело, лесничий вошел в хижину, где увидел сжавшуюся в углу женщину, растерянных и ничего не понимающих мальчишек и полного усатого магла, торопливо запихивающего какие-то прямоугольники в двухтрубную палку, которую он держал в руках. Хагрид решил дать знать о своем присутствии:

— Я... это... извиняюсь, за дверь значит, да... Так, кто здесь Гарри Поттер?

Тут он заметил, что один из мальчишек поразительно похож на Джеймса. И глаза у него были как у Лили. Путем нехитрых умозаключений Хагрид решил, что это, наверное, Гарри. Так он и сказал. Видя, что мальчик смотрит то на него, то на дядю, Хагрид решил, что мальчик очень скромный и для начала нужно представиться. Осуществить это намерение ему помешал полный магл, направивший свою палку на него. В тишине, прерываемой лишь звуками разыгравшегося снаружи шторма, он спросил:

— Твою мать, ты кто такой?

* * *

Гарри проснулся от жуткого грохота. Достаточно умному для своих лет мальчику не составило труда понять, что это не к добру. Сначала дядя, первым делом спросонья начавший заряжать ружье, принялся обзывать тётю Петунью и кричать, что так он и знал. Что это все — заговор. Гарри здорово напугался, думая, что Вернон сошел с ума и им всем сейчас настанет конец. Также, очевидно, думала сжавшаяся в углу и побледневшая, несмотря на полученный загар, Петунья. Дадли, кажется, разделял их мнение, судя по тому, как он изготовился помешать дяде зарядить ружье и прикончить их всех. Внезапно жалобно заскрипела поверженная дверь, и по её бренным останкам в комнату зашел самый большой человек, которого Гарри когда-либо видел. Он извинился за сломанную дверь и спросил, кто здесь Гарри Поттер. Сам мальчик изрядно напрягся и с заметным облегчением встретил вмешательство дяди. Последующий диалог также был одним из самых странных, что он когда-либо слышал, даже несмотря на то, что ему приходилось и раньше выслушивать дядю не раз и не два.

Проигнорировав направленное на него ружье, человек ответил на заданный ему в грубой форме вопрос, представившись Рубеусом Хагридом, хранителем ключей школы чародейства и волшебства Хогвартс.

Дядя, видимо, был в сильном замешательстве, поскольку спросил может ли тот доказать, что его не послал мистер Барристер. Самому Гарри пришла в голову мысль, что об этой школе вряд ли известно каждому встречному, но счел разумным не вмешиваться.

Дальнейшее развитие событий могло показаться бредом, поскольку обе стороны начали спорить — куда и с кем пойдет он, Гарри Дядя Вернон напирал на то, что пойдет как раз таки гость, причем он умудрился описать его предполагаемый маршрут в таких выражениях, что тетя Петунья наверняка прополоскала бы племяннику рот с мылом при малейшем подозрении, что Гарри может знать такие слова. Огромный человек раскраснелся и начал ссылаться на некоего Дамблдора, что, конечно же, никак не могло урезонить дядю, который в сердцах объяснил, куда незваный гость и его разлюбезный Дамблдор могут идти и чем им там следует заняться. Гарри покраснел и пропустил момент, когда человек, назвавшийся Хагридом, выхватил зонтик и зарычал так, что в хижине, казалось, начали трястись стены.

— НЕ СМЕТЬ ОСКОРБЛЯТЬ ПРИ МНЕ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА! — с этими словами он попытался взмахнуть зонтиком.

«Зря», — подумал Гарри.

В следующее мгновение всех находящихся в помещении оглушил звук выстрела. Явно запахло порохом. Хагрид корчился на земле и, яростно крича, баюкал простреленное колено. Давишний зонтик отлетел в дальний угол комнаты.

Именно этот момент выбрала уставшая, но довольная собой школьная сова, чтобы с триумфальным уханьем влететь в пролом, образовавшийся на месте двери, подлететь прямиком к Гари и сбросить на топчан рядом с ним письмо.

Гарри потянулся за письмом и увидел надпись на конверте.

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА ХОГВАРТС

ГАРРИ ДЖЕЙМСУ ПОТТЕРУ,

ХИЖИНА НА ОСТРОВЕ ПОСРЕДИ МОРЯ

1 августа 1991 года, остров посреди моря.

Постепенно все стало приходить в норму. Раненому была оказана первая помощь, чтобы он не истек кровью, а выпучившая от возмущения глаза школьная сова без всякого вознаграждения за столь эпичную погоню была отправлена за помощью в Хогвартс. Хагрид с перевязанной ногой степенно беседовал с дядей Верноном о политике. Последний настолько напористо убеждал полувеликана в том, что тот целиком и полностью виноват в произошедшем, что наивный лесничий чувствовал себя до крайности неловко, вломившись в чужое жилье и перепугав всех обитателей. По крайней мере, так ему представлялась действительность всего лишь после получаса общения с дядей. Еще через час он был абсолютно уверен, что совершил едва ли не смертный грех, нарушив отдых такого замечательного человека, как Вернон Дурсль, так что едва только наметилась более-менее нейтральная тема для разговора, Хагрид не замедлил её поддержать, хотя и разбирался в политике, как многие из его любимых созданий в атомной физике.

Гарри был, мягко говоря, изумлен, видя, как еще недавно пытавшийся проклясть дядю человек спустя всего лишь пару часов слушал его с неподдельным уважением. Тем временем Вернон сел на любимого конька (а вернее, одного из многих) и очень красочно описывал степень некомпетентности и неспособности принимать хоть какие-то адекватные решения действующего премьер-министра Джона Мейджора. Хагрид активно поддакивал, рассказывая, что, несмотря на сегрегацию миров, проблемы, похоже, у них одни и те же. Что, мол, министр их нынешний, Фадж — бестолков до жути. И чуть ли не ежедневно шлет сов Дамблдору.

«Совета просит, — гордо пробасил Хагрид. — Без Дамблдора он в своем кресле и дня не усидит, так-то!»

Данное утверждение заставило Гарри, с детства наслушавшегося дядиных монологов на политические и околополитические темы, начать более внимательно прислушиваться к разговору. Похожую реакцию выказал даже Дадли, который мало интересовался данной темой, не говоря уже о Верноне, проводившем последние годы в казалось бы непрерывной политической борьбе или же подготовке к ней. Дядино лицо излучало максимальную степень доброжелательности, которую Гарри доводилось видеть всего пару раз, на ужинах с самыми крупными и важными деловыми партнерами дядиной фирмы. Гарри всегда вспоминал эти вечера с изрядной долей смущения — тетя Петунья пыталась заставить их с Дадли говорить гостям, что они стали героями их школьных сочинений. И если кузен не видел в этом особых проблем, то Гарри считал, что подобные заявления слишком уж отдают дешевым фарсом. К счастью, Вернон в тот раз с мнением племянника согласился, заставив их придумать что-нибудь более изощренное.

Тем временем дядя и школьный лесничий, казалось бы, поменялись ролями. Не слишком разговорчивый обычно Хагрид, поощряемый Верноном, который активно расхваливал как самого краснеющего от смущения лесничего, так и превозносимого им директора Хогвартса, едва ли не подпрыгивал в возбуждении, рассказывая о легендарном человеке, к которому испытывал безграничное уважение. Хагрид рассказывал о знаменитой победе Дамблдора над Гриндевальдом, о его достижениях как председателя Визенгамота, так и верховного чародея в магическом аналоге Лиги Наций (прим. автора: именно Лиги Наций, не ООН).

С каждым сказанным словом лицо Гарри приобретало все более задумчивое выражение. Вернон же,казалось, и вовсе лишь кивал в такт своим мыслям и время от времени задавал уточняющие вопросы. Он даже перестал кидать в сторону Петуньи настороженные взгляды, когда та подходила поправлять повязку Хагриду, морщившемуся от боли, после очередной экзальтированной речи о достижениях директора. Также мельком он упомянул Того-Кого-Нельзя-Называть, известность мальчика и судьбу его родителей, отчего Петунья заметно побледнела, а Вернон, нахмурившись, окончательно ушел в свои мысли.

Гарри рос в очень необычной обстановке и, в отличие от других детей, общение с которыми, впрочем, у них с кузеном было весьма ограниченным, с детства привык слушать не сказки, а дядины рассказы о бурной молодости, об окружающих их недоумках, которые, по мнению Вернона, составляли едва ли не девяносто процентов знакомых и незнакомых людей. А еще он часто слушал о политике. О людях, которыми Дурсль-старший восхищался и о других, которых он столь же самозабвенно ненавидел. О системе, которая построена на скрытом угнетении и тотальном зомбировании, и где коррупция и некомпетентность будто фиговым листиком прикрыты пластом традиций и неформальных правил игры.

Гарри всегда считал, что идеи дяди несколько... надуманны. А проблемы, существующие в их обществе, не столь уж велики. Хотя насчет огромного количества недоумков Гарри, становясь старше, соглашался все чаще и чаще.

Он был весьма сообразительным ребенком, и к моменту, когда раскрасневшийся лесничий закончил свой рассказ, у него в голове сложилась определенная картина.

«Итак, доверенное лицо... — Гарри бросил взгляд в сторону привалившегося к стене Хагрида. — Возможно, не самое умное... — мальчик вспомнил выражение лица огромного человека, когда тот рассказывал о своем патроне — ...да, без сомнения преданное доверенное лицо очень влиятельного даже в мировом масштабе человека приезжает на остров посреди моря, чтобы убедиться, что первоклассник попадет в школу... Если бы кто-взялся измерять уровень абсурдности в жизни человека, то по этой шкале данная ситуация запросто наберет, как минимум, девяносто из ста».

Немного подумав, Гарри все же решил, что он преувеличивает. Во-первых, мир все-таки магический, и многое там может быть иначе, хотя дядя, к примеру, считал, что человека не переделаешь. Гарри до определенной степени был согласен с этой точкой зрения. Во-вторых, магический мир не может быть столь уж велик, иначе вряд ли у них получилось бы долгое время скрывать свое существование. И, в-третьих, как он понял из рассказов Хагрида, Гарри в волшебном мире был кем-то вроде знаменитого героя войны. И, несмотря на то, что сам он довольно скептически относился к новообретенному статусу, это хотя бы имело смысл.

Гарри решил, что с внесением поправок данная ситуация на шкале абсурдности потянет баллов на пятьдесят.

Он не мог себе представить, чтобы доверенное лицо, скажем, того же Мейджора явится к ним на Тисовую, дабы убедиться, что он, Гарри Поттер, непременно попадет... ну пусть будет даже не школа, а колледж... и все равно маловероятно. А затем, когда он все-таки представил себе развитие ситуации, Гарри немедленно попытался стряхнуть с себя нахлынувшие видения. Единственный возможный исход визита доверенного лица министра-консерватора в их дом отчего-то заканчивался взаимодействием с государственными или муниципальными институтами. Для представителя — больница, для дяди Вернона — тюрьма, а для них с Дадли — органы опеки.

Затем взгляд Гарри в очередной раз зацепился за окровавленное колено хогвартского лесничего, и мальчик, усмехнувшись, поздравил себя с составлением сносного прогноза.

Хижину окутала плотная пелена тишины. Каждый думал о своем: Петунья с сыном — о возможностях выбраться с острова, Хагрид — о том, что юный Гарри не совсем такой, каким он его представлял, в то время как последний размышлял над ситуацией в целом.

Дядя Вернон предавался одному из смертных грехов. Он завидовал. Его обуяла самая настоящая черная зависть. Известность. Настоящий Бренд с большой буквы. «Сами-Знаете-Кто» — подумать только, парень которого знают ВСЕ. Огромный политический капитал.

В этот момент снаружи раздалось два хлопка, и в хижину в сопровождении женщины в возрасте торжественно вошел директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, обладатель ордена Мерлина первой степени, Верховный чародей Визенгамота Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор.

* * *

Альбус Дамблдор, несмотря на колоссальный жизненный опыт, не мог представить, что у Хагрида могло пойти не так. Нет, он знал, что есть области, в которых этот человек, мягко говоря, не блещет. И, положа руку на сердце, таких областей не одна и не две. Но что может быть сложного в том, чтобы сопроводить ребенка из пункта А в пункт Б? У Альбуса не было детей и, несмотря на более чем полвека работы в школе, он действительно слабо представлял, что в этом может быть сложного. Немаловажным был тот факт, что всю поездку Дамблдор спланировал лично. Тот факт, что в таком простом на вид деле возникли непредвиденные сложности... нет, не бил по его самолюбию — он просто находился за пределами его мировосприятия, так что когда он прочел доставленное невероятно уставшей школьной совой, ухватившей на прощание лимонную дольку с его стола, послание, он не колебался ни секунды. Вызвав Минерву по каминной сети, он отправился к точке аппарации, рассчитывая, что его заместитель поспеет туда одновременно с ним.

В ту памятную ночь он долго сомневался, стоит ли оставлять юного Гарри в этой семье. Если в волшебном мире Мальчик-Который-Выжил мог превратится в маленького избалованного принца, то глядя на дом, в котором проживало семейство Дурслей, Дамблдор не мог даже представить, кем мальчик может вырасти.

Тогда, стоя посреди улицы и играя дезиллюминатором, он смотрел то на раздраженную Минерву, то на дом, цвет которого так хорошо подходил к цвету усыпанной звездами мантии старого волшебника. Он не знал, кем может вырасти мальчик, но глубоко в душе его грела надежда, что в этом доме вырастет великий волшебник, который сможет понять его идеи, разделить с ним тяжкое бремя борьбы с Тьмой, которое он нес уже долгие годы. Да, это будет великий волшебник, который разделит с ним его идеи, его вкусы... и, может быть, даже страсть к лимонным долькам.

* * *

Хижина на острове посреди моря, 1 августа 1991.

Минерве сразу не понравились эти магглы. Макгонагал знала, что сестра Лили не любит магию. Но она и не думала, что та еще и умудрится выскочить замуж за сумасшедшего.

Когда Альбус сообщил ей, что возникли проблемы с родственниками Гарри Поттера, она была ничуть не удивлена. От этих всего можно было ждать. Место, к которому им с Альбусом пришлось аппарировать, только укрепило её мнение об этой семейке. Ну кто в здравом уме будет проводить выходные здесь?

Когда они зашли в хижину, муж сестры Лили бросился пожимать руки Альбусу, и на его лице было такое выражение, будто он внезапно встретил давно потерянного родственника. Затем он кинулся объяснять ситуацию с Рубеусом, который не только не возмущался, но и оправдывал этого... типа. Затем разговор зашел о том, что Гарри необходимо посетить Косой переулок, и Минерва заметила, что на следующей неделе она должна посетить одну маглорожденную ведьму, и что это будет вполне подходящее время, в связи с её занятостью как заместителя директора. Гарри быстро вставил, что он не возражает, и постарался скрыться от изучающего взгляда Альбуса, который, похоже, заметили все присутствующие. И пока Минерва размышляла, что её старый наставник увидел в молодом волшебнике, Альбус уже дал разрешение дяде мальчика сопровождать того в Косом переулке. Дальше разговор пошел о всяких незначительных мелочах. Но когда этот магл спросил, сможет ли он сделать такие же звездочки, как на мантии директора, с помощью немагических средств, Минерва напомнила Альбусу, что Хагрид нуждается в медицинской помощи. Дамблдор призвал своего феникса и попросил его доставить лесничего в больничное крыло. Напоследок Альбус угостил всех присутствующих лимонными дольками. Кроме Гарри, который отказался от угощения. С тем они покинули хижину и аппарировали обратно в Хогвартс.

Англия, Литтл-Уиннинг, Тисовая улица, дом 4, 6 августа 1991.

— Директор Дамблдор! Хорошо, что вы пришли. Проходите, проходите... — радостно воскликнул Вернон Дурсль, пропуская волшебников в дом. — И вы тоже, мадам. Чаю не желаете? Да что же это я? Петунья! Чаю гостям!

— Я просто не мог не заглянуть к человеку, обладающему столь непревзойденным эстетическим вкусом, — усмехнулся в бороду директор. — Лимонную дольку?

Макгонагал негромко фыркнула за спиной директора.

— Разве только немного с чаем, я не большой ценитель сладкого, — ответил Вернон.

— Очень жаль, — слегка разочарованно вздохнул Дамблдор. — Могу я осмотреться здесь? Ваш дом, надо сказать, весьма необычен даже по меркам волшебников.

— Конечно. Дадли, покажи гостю дом... а я пока...

— Все это очень мило, но нам пора отправляться, — вмешалась Макгонагал, обстановка начала её немного раздражать.

— Разумеется, Минерва. — обернулся директор, уже начавший подниматься на второй этаж. —Но, прежде чем вы уйдете, я хотел бы попросить вас захватить с собой юного мистера Уизли, который единственный в своей семье остался без школьных принадлежностей. Артур занят в Министерстве, а Молли не может сопроводить его — их дочь, Джинни, заболела.

— Но Альбус, сегодня я должна забрать одну маглорожденную ведьму, — вскинулась Макгонагал. — Мне будет нелегко справиться сразу с тремя детьми.

— Но ведь я буду с вами! — вставил Вернон. — Помогу присмотреть за сорванцами. — Макгонагал фыркнула.

— Вот и решение, — просиял директор.

В комнату вошел Гарри и, кивком дав понять дяде, что он готов, отправился к выходу. Макгонагал и Дурсль-старший также засобирались, но не успели они пройти и полдороги до выхода, как их остановил директор:

— Ах, да, Вернон... — тот выжидающе посмотрел на Дамблдора. — Не обижайтесь, но вы... довольно необычный человек. Я попрошу вас не рассказывать никому из ваших знакомых о волшебном мире. Статут Секретности существует не просто так.

Хорошо, — просто ответил тот. Дамблдор смотрел прямо на него, его лицо немного посуровело.

— Я говорю серьезно, мистер Дурсль.

— Я вас понял, — чеканя каждое слово, произнес Вернон, стойко выдерживая взгляд старого волшебника.

Дамблдор нахмурился.

— Ну что ж... хорошо... — Директор взмахнул рукой, давая понять, что разговор окончен и, уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, тихо добавил: — Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть.

* * *

Гарри и Вернон ехали по адресу, который оставила им заместитель директора, перед тем как отправиться за другим ребенком.

— Как Мэри Поппинс, — усмехнулся Гарри.

— Мэри Поппинс приезжала к нам на остров, — не согласился дядя, намекая на зонтик незадачливого гостя.

Дальше дорога проходила в молчании до тех пор, пока они не подъехали к нужному адресу, где условились встретиться с профессором Макгонагал. Первым нарушил молчание Вернон :

— Знаешь, Гарри... там... к тебе будут относиться иначе... Ты должен быть готов к тому, что многие люди... окажутся не такими... какими ты можешь их видеть, — слова давались Вернону с трудом, рассказывать одиннадцатилетнему мальчику о не самых приятных сторонах жизни оказалось труднее, чем он думал. В салоне машины воцарилась неловкая тишина. Дурсль-старший пытался найти подходящие слова, чтобы объяснить... Пока его не прервал вопрос Гарри.

— Как профессор Дамблдор?

Дядя помедлил, обдумывая ответ.

— Не только, но для примера подойдет. Тебе он показался странным?

— Не знаю. Это все таки волшебный мир, может там у них ношение балахона со звездами и поедание конфет является обязательным.

— Просто мечта любого ребенка, — усмехнулся дядя.

— И все-таки что-то во всей этой истории не складывается.

— Да и я собираюсь кое-что предпринять, чтобы прояснить... некоторые обстоятельства.

— А, кажется, вон они. Видимо, родители девочки тоже решили присоединиться.

— Если можно мне, то почему нельзя им, — вставил дядя Вернон, выбираясь из машины.

Когда Гарри уже собирался направиться в сторону Макгонагал, дядя придержал его за плечо.

— Знаешь... возможно я и мнителен... но постарайся разузнать, могут ли волшебники читать мысли.

Гарри растерянно кивнул.

* * *

Минерва Макгонагал была раздражена. Когда невыносимый маггл наконец-то закончил свои попытки братания с Альбусом, они получили возможность отправиться в Косой переулок. А его вызывающе дерзкий разговор с директором? Разве так относятся к величайшему магу современности? Нет, конечно, они магглы и не могут в полной мере осознавать, впрочем неважно. Она с самого начала была против того, чтобы оставлять сына Поттеров с этими нелепыми магглами. Ей придется пристально следить за Гарри, который, несомненно, вслед за родителями попадет в Гриффиндор.

Минерва пыталась убедить себя, что ей действительно нужно торопиться, чтобы помочь юной ведьме освоиться в новом для нее мире. Она не стала бы использовать её ситуацию, чтобы отделаться от надоедливого маггла.

Когда она добралась до места проживания Грейнджеров, её посетила замечательная на первый взгляд идея. Раз уж Альбус позволил опекуну одного, практически магглорожденного, студента сопровождать его в Косом переулке, то почему бы ей, заместителю директора, не позволить другим так же поступать точно также. Чета Грейнджеров с радостью воспользовалась возможностью сопровождать свою дочь не то что в незнакомое место — в новый мир.

Минерва не могла аппарировать сразу с тремя «пассажирами», вместо этого отец девочки, Дэниэл, предложил просто доехать на машине. Ей не часто приходилось пользоваться маггловскими видами транспорта, но она признавала, что некоторые из них обладают рядом преимуществ. Для тех, кто не способен использовать магию, разумеется.

Они подъехали к месту, где должен был располагаться «Дырявый котел», вход в который ее спутники, за исключением Геримоны, конечно же, не замечали.

— Следуйте за мной, — спокойно произнесла Макгонагал, — здесь мы должны встретиться с остальными нашими попутчиками.

— Они тоже волшебники? — спросила Гермиона.

— Мальчик — ваш сверстник, мисс Грейнджер. В этом году он, как и вы, получил свое письмо из Хогвартса, — Минерва выдержала паузу и раздраженно добавила: — Вместе с ним будет его дядя.

Дэн и Эмма Грейнджер обменялись недоумевающими взглядами.

* * *

Гарри и остальная компания вошли в «Дырявый котел». Единственным подходящим определением для этого заведения было — грязный средневековый трактир. Неизвестно, что думали по этому поводу Грейнджеры, но дядя Вернон уж точно сдерживаться не собирался.

— Охренеть. Только вступил в волшебный мир и вот, на тебе, чудеса. Чудеса антисанитарии.

Большинство посетителей смотрели на него с разной степенью неодобрения, а стоящий за стойкой бармен так и вовсе глядел на «наглого маггла» как на врага. Гарри видел, как профессор Макгонагал резко развернулась в сторону дяди и начала его отчитывать:

— Мистер Дурсль! Вы взрослый человек, но ваше поведение неприемлемо! — сердито кричала она. — Двадцать баллов с... — профессор остановилась, понимая, что последнее было, мягко говоря, лишним. Ближайшие посетители бара негромко захихикали.

— Двадцать баллов? Вы еще отшлепайте меня! — Усмехнулся Вернон. В этот раз смеялись практически все. — И вообще, я веду себя адекватно. Понимаю, если бы я заявил бы что нибудь вроде «Эй, кошечка! Почему бы нам не поразвлечься в этих прелестных номерах!». Посетитель за ближайшим от их компании столиком громко фыркнул, да так, что залил брызгами вина своего соседа, на что тот не обратил ни малейшего внимания, поскольку буквально содрогался от распиравшего его хохота. Они оба были достаточно молоды, чтобы посещать уроки трансфигурации у профессора Макгонагал. Последняя, в свою очередь, просто побледнела от ярости. Она уже успела выхватить волшебную палочку, но в последний момент передумала и, залепив Вернону мощную пощечину, направилась ко входу в Косой переулок, практически приказав шокированному семейству Грейнджер:

— Следуйте за мной!

Дядя Вернон оглядел едва начавший успокаиваться зал и удивленно спросил:

— Нет, ну а что я такого сказал? — Это заявление вызвало новый взрыв хохота.

Гарри стоял чуть позади дяди, используя его как прикрытие от ненужного внимания. Кроме того, для тех же целей он надел сегодня и бейсболку. Не стоит и упоминать, что с отвлечением внимания Вернон справлялся на превосходно, чему Гарри был несказанно рад. Внезапно он почувствовал резкую головную боль, которая отчего-то была сконцентрирована там, где располагался его небезызвестный, как он успел узнать из рассказов Хагрида, шрам. Он мотнул головой и успел заметить, как человек в лиловом тюрбане поспешно отвернулся в сторону. Что было странно. Судя по рассказам хогвартского лесничего, любой в волшебном мире сразу бы начал кричать и обращать всеобщее внимание на знаменитого Мальчика-Который-Выжил. Этот же старательно делал вид, что вовсе не смотрел в его сторону. Решив обдумать это позднее, Гарри поспешил за профессором Макгонагал. Дядя последовал за ним.

Косой переулок привел мальчика в восторг. Он заметил, что и в глазах дяди горел неподдельный энтузиазм. Первой остановкой был банк. Профессор пояснила, что родители Гарри оставили ему наследство, которым он может воспользоваться для приобретения школьных принадлежностей, поскольку его обучение в Хогвартсе было оплачено еще при жизни его родителей. Вернон возмутился, заявив, что он не нищий и вполне способен оплатить сборы в школу своего племянника, втайне считая, что безработный Джеймс Поттер, каким бы милым парнем он ни был, не мог оставить сыну хоть что-нибудь стоящее. Было бы чудом, если тот умудрился умереть, не оставив долгов. Гарри пришлось уговаривать дядю, упирая на то, что стремление к независимости было одной из вещей, которую он старательно прививал им с Дадли. Когда Гарри открыл свое хранилище, он понял, что не прогадал, и забрал из оттуда около пяти тысяч золотых монет, которые сопровождающий гоблин назвал галеонами, он же предоставил специальные банковские мешки с чарами облегчения веса, благодаря чему мальчик и был способен унести такое количество золота. Сами гоблины мальчику резко не понравились. Они напоминали ему лепрекона из одноименного фильма, только с зеленым цветом кожи. Гарри подозревал, что коротышки обладают таким же злобным нравом, как и персонаж из фильма, что, впрочем, было не далеко от истины. Вернувшись на поверхность, он обнаружил дядю Вернона, любезно беседующего с Хагридом, который шепотом объявил на весь зал, что выполняет сверхсекретное задание Дамблдора. Он должен доставить ему кое-что из хранилища семьсот тринадцать. Гоблин-кассир в это время едва ли не бился головой об стойку, выражение его лица четко давало понять, что он думает о подобном «уровне секретности». Дядя с серьезным лицом заверил лесничего, что никому ничего не скажет и принялся жаловаться на грабительский курс галеона к фунту, который составлял что-то около одного к пятидесяти, и одновременно хвастался, что он наконец-то нашел в лице гоблинов прародителей еврейского народа.

Макгонагал пришлось едва ли не силой вытаскивать их из банка, спасая, судя по лицам гоблинов, от крупных неприятностей.

Дальше им пришлось ожидать профессора в кафе Фортескью, который продавал изумительное мороженое. Правда позднее Гарри, несмотря на свалившееся на него, как он теперь понял, огромное богатство, все же согласился с дядей, что платить около шестидесяти фунтов в пересчете на обычные деньги за кружок мороженого все же как-то слишком.

Макгонагал вернулась через полчаса с высоким по меркам Гарри рыжим типом, который представился Рональдом Уизли. Он тут же начал забрасывать вопросами Гарри, начисто игнорируя Гермиону, с которой, впрочем, и сам Гарри перемолвился всего лишь парой слов. Его словесный поток так и продолжался, пока дядя Вернон, к облегчению Гарри, не уловил интересную тему.

Рыжий Рон выглядел ошеломленным. Будто бы кто-то спросил его, мокрая ли вода. Но все же он умудрился справиться с изумлением и выдал очень содержательную речь.

— Это игра, — пауза. — В неё играют с метлами.

— Содержательно, — ответил дядя. — Кстати, Гарри, твоя тетя просила передать, что по возвращении вас с Дадли ожидает «квиддич» всего дома. Ну, я, так уж и быть, разрешу вам воспользоваться пылесосом.

Он зашагал дальше и начал о чем-то расспрашивать профессора Макгонагал, не обращая ни малейшего внимания на её раздражение.

— Магглы играют в квиддич на пылесонах? — вдруг «ожил» рыжий попутчик.

— Нет, — буркнул Гарри и ускорил шаг.

Когда он нагнал дядю и профессора, ему удалось услышать обрывок разговора, который, впрочем, уже заканчивался.

— Так эти ваши авроры — что-то вроде военизированной стражи, я правильно понимаю? А как же тогда расследуются... ну, скажем, убийство?

— Каждая волшебная палочка после сотворения заклинания оставляет остаточный след. Ну а дальше все просто — свидетели, улики, сыворотка правды.

— А что если жертва убита не магическим способом?

— На оборотней, вампиров и прочих опасных существ устраиваются облавы, — сухо ответила Макгонагал.

— Так что же, у вас в ходу месть вместо правосудия? — вмешался заинтересовавшийся разговором Дэн Грейнджер.

Макгонагал не ответила. Молчал и Вернон. Гарри, вспомнив происшествие на острове, готов был поклясться , что дядя имел ввиду отнюдь не вампиров.

* * *

Гарри ходил между рядами телескопов, пытаясь подобрать подходящий. В магазине были представлены десятки моделей, которые различались в основном дизайном, кроме того, в наличии имелось множество карт звездного неба, которые дядя, немного понимавший в астрономии, сходу назвал неточными, чем вызвал бурю возмущения у продавца, которую ухитрился пережить, сохраняя невозмутимое выражение лица. Наконец ему приглянулся один из телескопов с посеребренным корпусом.

— Отличный выбор, молодой человек, — воскликнул продавец, но тут же слегка нахмурился. — Он дает двадцатикратное увеличение, и потому цена на него... — продавец сконфуженно развел руками.

— Сколько? — удивленно произнес дядя Вернон.

— О... я не назвал цену... Сто пятьдесят галеонов, но у нас есть и более дешевые модели... — ответил продавец.

— Да нет же, я про увеличение...

— В двадцать раз! Лучшая модель на рынке! Уверен, у вас, магглов, нет ничего подобного.

— Как он зачарован? — неуверенно спросил Дурсль.

— Самоочищение и самополировка.

— Гарри, мы уходим.

— Но... — вскинулся продавец, уверенный, что ему удалось их впечатлить.

— Мы уходим, — с нажимом повторил Вернон.

Гарри стойко перенес примерку роб в магазине мадам Малкин, ему был непонятен восторг дяди, который заказал себе «мантию как у Дамблдора, со звездочками», чем вызвал изумление у всех присутствующих и раздраженное фырканье профессора Макгонагал.

В магазине волшебных ингредиентов хоть что-то понимала лишь профессор. Посему все закупки и легли на ей плечи. Лавку товаров для квиддича они пропустили — Макгонагал пояснила, что первокурсникам все равно нельзя иметь свои метлы. В волшебном зверинце Гарри приобрел большую полярную сову, чем немного огорчил Вернона, который сказал, что уже договорился с директором о выкупе той самой школьной совы, что доставила Гарри его первое письмо.

— Оставлю его у себя, — произнес Дурсль, — назову Фидиппидом.

Во Флориш и Блотс компания разделилась. Макгонагал со школьными списками ребят отправилась к продавцу, Гарри тем временем поинтересовался у его помощника о книгах по ментальной магии, получив в ответ полный подозрений взгляд и пояснение, что подобная литература относится к разряду «ограниченных к распространению». Так он и поведал дяде. Тот посоветовал ему заглянуть в стоявший неподалеку магазин поддержанной литературы.

— В подобных местах чего только не найдешь. Попадаются настоящие сокровища.

Сокровищ Гарри найти не удалось, однако он накупил изрядную стопку разнообразной историко-публицистической литературы, чем вызвал завистливый взгляд у младшей Грейнджер и недоумевающий у единственного в их компании Уизли. Кроме того, ему удалось выяснить, что два основных направления ментальной магии называются легиллименция и окклюменция. Нападение и защита, соответственно. А еще он получил адрес магазинчика в Лютном, где можно приобрести не только литературу по данной тематике, но и многое другое... из «ограниченного к распространению». За это услужливый хозяин лавки предложил ему купить полную коллекцию Гриффиндорского альманаха, за «смешную цену» в тысячу галеонов, которой, по мнению продавца, эта коллекция вполне стоила. Гарри пришлось согласиться, поскольку он понятия не имел, сможет ли он найти место, где продадут все необходимое, в сжатые сроки. Конечно, продавец мог надуть его с адресом магазина.

«Хотя бы посмотрю выпуск родителей» — утешил себя Гарри.

Обратная дорога в Литтл-Уиннинг также проходила в молчании, пока Вернон не задал вопрос:

— Ну и что ты обо всем этом думаешь?

— Этот придурок даже не спросил, как меня зовут, а вел себя так, будто я его лучший друг, с которым мы виделись буквально вчера.

Вернон покачал головой.

— Не стоит судить поспешно. Подстава, конечно, явная, но паренек её явно не сам придумал.

— Да уж, не мастер интриги, — усмехнулся Гарри. После паузы добавил: — Но зачем?

— Понятия не имею, — пожал плечами Вернон. — А вот тебе следует разузнать поподробней. Все же тебе там жить.

— Ты мне поможешь?

— Да.

Свое обещание дядя начал исполнять уже на следующий день. Вернее, утро. Очень раннее утро.

Гарри проснулся, оттого что чья-то рука крепко сжимала ему рот. Он открыл глаза и увидел нависавшего над ним дядю Вернона, который жестом свободной руки призвал его сохранять молчание. Гарри осторожно кивнул. Дурсль жестами приказал ему собираться.

Когда они вышли на улицу, у дома уже стояла неприметная машина, в которой сидели трое мужчин. Водитель носил очки. Он был одет в серую рубашку и джинсы. Вторым был сурового вида здоровяк в джинсовом костюме и с прической, почти такой же как у Гарри, вот только, в отличие от мальчика, он был блондином. Третьим был толстяк с каштановыми волосами. Он носил усы и бородку и был одет во что-то наподобие того, что обычно называют гавайкой. Гарри с дядей сели в машину. Джим, Деррек, Дональд.

— Можешь звать меня Донни, парень, — вставил толстяк.

Гарри не знал, что и думать, пока они не приехали к тому же месту, где останавливались вчера. Рядом с Дырявым Котлом.

— Слушай, Гарри. Ты проведешь нас в Косой переулок. Я попросил старых друзей помочь мне достать кое-что. То, что тебе крайне необходимо. Ты понимаешь меня?

«Защита разума», — понял Гарри, а вслух ответил: — Да, я помню.

— Отлично, — резюмировал Вернон. И уже остальным: — Приготовьтесь, там, куда мы идем, обитают настоящие отморозки.

Глаза Гарри расширились от удивления так, что, казалось, еще чуть-чуть, и они столкнут с его носа очки. Все взрослые, включая дядю, вытащили пистолеты и изготовили их к стрельбе, передернув затворы.

Он сделал все, как было сказано. Провел мужчин в Косой переулок и стал дожидаться их возвращения в Дырявом Котле. Прошло уже четыре часа, когда вслед за каким-то волшебником в бар ввалились четыре фигуры в плащах с накинутыми на головы капюшонами, причем две из них практически волокли на себе третью.

— Наш друг перебрал маленько, а мы решили немного погулять у магглов, — голосом дяди Вернона отозвалась одна из фигур.

Бармен лишь пожал плечами, мол, какое мне дело. Почти так же поступили немногочисленные сегодня посетители.

К удивлению Гарри, на выходе из бара одну из фигур запихнули в багажник. И тут до него дошло, что в их компании не хватало еще одной полной фигуры. Уже в машине очкастый Джим кинулся повторно перевязывать Дерреку глубокий порез на руке. Они долго петляли по проселочным дорогам, пока наконец не добрались до дома.

Машина уехала в неизвестном направлении, а дядя швырнул к ногам Гарри объемную спортивную сумку, которую тот не заметил ранее. Она оказалась тяжелой, но Гарри напрягся и поволок её к дому.

У самого крыльца дядя внезапно остановился.

— Завтра я начну искать подходящее помещение, где ты сможешь начать заниматься.

Гарри не стал спрашивать, почему он не мог заниматься дома, он уже начал догадываться о подозрениях Вернона и был с ними в какой-то степени согласен, хотя и не уверен до конца. Вместо этого он набрался решимости и спросил:

— Дядя Вернон... Это ведь был не Донни? Что с ним?

На что тот спокойно, хоть и немного приглушенно, ответил:

— Ему не повезло.

Англия, Литтл-Уиннинг, Тисовая улица, дом 4. 31 августа.

Гарри лежал в своей комнате и бездумно крутил между пальцами свою новую волшебную палочку с сердцевиной из пера феникса. Рядом на столе лежала его вторая палочка, чему он был откровенно не рад. Внезапно нахлынули воспоминания о состоявшемся с Олливандером разговоре. Как-то так получилось, что в магазине волшебных палочек Гарри оказался один. Дядя Вернон остался рассматривать модели волшебной одежды. Гермиона утащила родителей обратно во Флориш и Блотс, а Макгонагал помчалась оттаскивать Рона от витрины «Все для квиддича».

Гарри изрядно напугался, когда странный старик подкрался к нему со спины, и вкрадчивым голосом произнес:

— Ах, Гарри Поттер... Я ждал вас. Казалось бы, еще вчера ваши родители выбирали свои первые палочки, — Олливандер прошел к полкам с палочками. Он закатил свои неестественно-серые глаза и с придыханием закончил: — Я помню. Помню их всех.

Гарри молчал. Хозяин магазина также не произнес ни слова. Видимо, ушел в свои воспоминания. Внезапно он слегка вздрогнул и, цепко взглянув на мальчика, быстро пробормотал:

— Так, давайте посмотрим, что тут у нас, — и, с небольшой паузой: — Какой рукой вы держите палочку?

— Сэр, я никогда не держал в руках палочку, — слегка подрагивающим голосом ответил Гарри. — Конечно... Я имел в виду вашу рабочую руку, ту, которой пишите, — мягко поправился Олливандер.

— Я правша, сэр.

— Прекрасно.

Тут же многочисленные линейки и другие инструменты, названия которых Гарри не знал, принялись измерять его от макушки до пят. Затем наступил черед выбора палочки. Они перебрали множество вариантов, не добившись ни малейшего отклика, пока наконец одна из палочек не выдала не слишком яркий сноп искр.

— Любопытно, — бесстрастным голосом произнес Олливандер. — Кажется, и мне свойственно ошибаться.

— Простите?

— Видите ли, дело в том, что ядром этой палочки является перо феникса. Обычно фениксы дают всего одно перо...

— Но не в этом случае? — перебил Гарри.

— Да, — спокойно продолжил Олливандер. — Сестра этой палочки оставила шрам у вас на лбу.

Гарри напрягся. При мыслях о том, кто оставил его без родителей, в нем зарождался гнев.Он промолчал. Между тем, Олливандер как ни в чем ни бывало продолжил:

— И ведь дело даже не в этом. Я был уверен, что вам подойдет другая палочка, — он достал из-под прилавка еще одну коробочку, и вытащил оттуда темно-желтого оттенка палочку. — Попробуйте вот эту.

В этот раз сноп искр был ярче, но не намного. Олливандер нахмурился.

— Ох, бедный мальчик...

— Вы собираетесь объяснить мне, в чем дело? — раздраженно выпалил Гарри.

— Если бы это было так просто... Впрочем, слушайте, — и Олливандер путано, сбиваясь на различные мифы и легенды, начал описывать болезнь, которую книги дяди Вернона однозначно трактовали как раздвоение личности. — Гарри, в вас живет две личности. И как бы одарены бы вы не были, ни одна палочка не способна пропустить через себя силу, направленную усилиями двух воль одновременно. Тем более, когда... личности столь различны... что, очевидно, имеет место быть в вашем случае, юный Гарри...

— Будут проблемы? — нахмурился он.

— Вы приуменьшаете, — мягко улыбнулся Олливандер — Даже простой люмос, заклинание света, доставит вам массу сложностей.

— Хорошо, хорошо... Просто расскажите мне о последствиях, — Гарри начал нервно ходить из угла в угол.

— Никаких чар, кроме тех, основной компонент которых — воля волшебника. К ним, например, относится заклятие призыва. Защита от темных искусств — то же самое. Исключением, пожалуй, станет трансфигурация, основной компонент которой — воображение. Здесь, рискну сказать, вы сможете добиться выдающихся высот. Ядром вашей второй палочки является крыло феи. Очень хрупкая палочка, однако с её помощью можно создавать настоящие произведения искусства — чем бы вы ни занимались. Палочка с пером феникса могущественна... но она не подходит вам, Гарри. И, несмотря на то, что она выбрала вас первой, я убежден, что это не ваша палочка.

Мальчик помолчал и уже собирался, не прощаясь, выйти из магазина, когда Олливандер вдруг окликнул его.

— Мне жаль вас, юный Гарри... Вас ждет очень непростая судьба, — Гарри медленно повернул голову к хозяину магазина. — Я хочу сделать вам подарок. На вашей палочке с ядром из крыла феи... не будет некоторых чар. Удачи вам, юный Гарри.

Об этом разговоре Гарри поклялся не говорить никому. Ни единой душе. Нет ничего плохого в том, что ты необычен, что не соответствуешь навязанным шаблонам. Быть ненормальным не то же самое.

Трансфигурация, древние руны и арифмантика. Нужно сосредоточить все внимание на этих предметах. Еще остаются — история магии, зелья и гербология. Запасной вариант. Гарри продолжал думать о том, с чего ему следует начать изучение магии. Пытался расставить приоритеты, ведь, как говорил дядя, ему там жить. Из всей приобретенной литературы самыми ценными оказались подержанные книги старых лет. Попадались издания даже девятнадцатого века. Иные в обычном мире давно считались бы историей, и те деньги, что он отдал за них, показались бы просто смешными.

Гарри решил не торопиться с изучением материала первого курса, рассудив, что раз в книгах даны самые общие описания, то фундаментальную теорию и подробные разъяснения он получит в школе. Вместо этого он решил сосредоточиться на изучении мира, в котором ему вскоре предстоит оказаться, и, поскольку нельзя объять необъятное, изучал он в основном Хогвартс.

Он пролистывал справочники, пособия и мемуары, останавливаясь в местах, казавшихся ему интересными. Купленная подержанная публицистика здорово отличалась от учебных пособий последних лет, которые он купил во Флориш и Блотс. Впрочем, основные события и явления описывались практически одинаково, однако причины и трактовка событий бывали зачастую едва ли не противоположны.

Так, его особенно поразила система факультетов Хогвартса. Распределять на основании личностных качеств? Что за бред? Человеческая психика невероятно сложна, к тому же она пластична, и не получится ли так, что некоторое время спустя человек окажется на совершенно чуждом ему факультете? Или по-другому. Этот артефакт, который не упоминался в открытую ни в одном из источников, распределяет человека, который в данный момент испытывает определенную смесь эмоций, не повлияет ли все это на распределение?

Потом все детали мозаики начали постепенно складываться. Все издания, начиная примерно с пятидесятых годов, описывали Гриффиндор, как сборище бой-скаутов. Горячих, импульсивных, но всегда готовых снять с дерева котенка или перевести через дорогу старушку. Описания Слизерина поначалу состояли в основном из славословий последнему оплоту истинной аристократии. Но ближе к семидесятым появилась некоторая тенденциозность, а уже издания середины восьмидесятых Слизерин описывали не иначе как цитадель темных магов.

Все это было крайне странно, поскольку «Гриффиндоский альманах» от тысяча пятьсот десятого года красочно повествовал, как трое бравых гриффиндорцев замечательно развлекались с «низкородной», внимание, со Слизерина! Далее автор эссе, некий Джонатан из Йорка, бравировал тем, что даже пятнадцать дней в каземате того стоили.

Следующая статья была написана уже от имени другого лица, который описывал, как его славный товарищ буквально выпотрошил наглеца, осмелившегося вступиться за честь однокурсницы, и как он впоследствии умер от яда, которым подлец, очевидно, смазал свое оружие. Далее было напечатано что-то вроде гравюры и траурной рамки с подписями гриффиндорцев, скорбевших об убитом.

Гарри был изумлен. Его очень заинтересовали два момента. Во-первых, дуэль велась на мечах. И, во-вторых, каким образом представительница Слизерина оказалась «низкородной»? Ведь основатель факультета изначально не допускал на свой факультет никого, кроме выходцев из волшебных семей. Загадка.

Понимание пришло к нему после прочтения рукописи магглорожденного выпускника Рэвенкло, написанной в конце девятнадцатого века. Он приводил анализ остаточных чар на помещениях факультета и пришел к выводу, что башня Рэвенкло буквально пронизана самыми разнообразными чарами, но основными все же были два типа: усиливающие концентрацию и умиротворяющие. Чары Гриффиндорской башни носили явно оборонительный характер, у Хаффлпафа — всевозможные чары уюта, а про Слизеринские подземелья удалось узнать лишь то, что на них лежат какие-то антишпионские заклятья.

И тут Гарри озарило. Ну конечно же! Хогвартские факультеты исторически отражали сословное деление общества! Гриффиндор выставлял почти такие же требования, какие предъявлялись к кандидату в оруженосцы. Сэр Годрик определенно не стал обременять себя умножением сущностей сверх необходимого.

Следуя этой логике, на Слизерине могло обретаться богатое купечество да мелкое дворянство, которое могло стремиться забраться повыше, не брезгуя преступать условности того времени. Наверняка там были и те, кто подходил для другой «не рыцарской работы». Палачи, шпионы, люди для особых поручений...

С Рэвенкло все очевидно. С Хаффлпафом тоже все понятно — сплоченность это основа крестьянской общины, а уж трудолюбие в ту эпоху было основой выживания простых людей.

Гарри нахмурился, когда вильнувшая в сторону мысль привела его к осознанию, что перед ним открывается целый мир, полный сословных предрассудков и жесточайшего социального неравенства. Дядя Вернон всегда твердил, что нынешняя система воспитывает покупателей и продавцов. Та система откровенно воспитывала слуг и господ.

Дымка волшебной сказки развеялась окончательно.

* * *

Мундунгус Флетчер всегда знал, что его алчность в конце концов его погубит. Примечательно, что его родители так не считали. Отец считал, что это будет трусость, а мать — лень. Возможно, это их разногласие стало одной из причин их развода. Кто знает?

В тот вечер он пришел в скупку, чтобы скинуть кое-какой товар. У старика, имени которого никто из знакомых Мундунгуса не знал, толпы покупателей обычно не толпились, но сегодня, можно сказать, был аншлаг. Сразу четверо незнакомцев в темных плащах с капюшонами, надежно скрывавшими их лица, грузили товары так, будто завтра не настанет. Они явно были при деньгах, но чувство опасности, которое вырабатывается у каждого, кто смог протянуть в Лютном хотя бы неделю, настойчиво твердило: «Слушай, друг... оно того не стоит».

И вдруг Мундунгус услышал обрывок разговора:

— ...А что вы можете посоветовать людям... не обладающим даром.

«Магглы... или сквибы... да какая, к чертям, разница!» — радостно думал Флетчер, выбегая из лавки. Одна неосторожная фраза, и они подписали себе смертный приговор.

Найти Робина было несложно, он обычно ошивался в трактире «Дядюшка Тролль» в компании двух своих подельников. Все, что было о нем известно — он был магглорожденным и учился в Гриффиндоре. Флетчер с разрешения Робина присоединился к ним за столом, заказал себе пива и начал торговаться. В начале он хотел получить галеон, но Робин резонно возразил, что тот может пытаться его кинуть и предложил пять процентов. Сославшись на то, что они могут вот-вот уйти, благо ни сквибы, ни магглы аппарировать не умеют, он выторговал себе целых пятнадцать процентов, при условии, что Мундунгус будет участвовать в нападении. Флетчер немного поежился, но согласился. Его ожидал неплохой улов. Главное смыться быстрее, чем подельникам придет в голову мысль, что проще делить на троих.

Они успели. Компании незнакомцев оставалось пройти всего два поворота, чтобы выйти из Лютного, а там их будет уже не достать. Один из подельников Робина попытался окликнуть их. Дальше события развивались очень быстро. Незнакомцы, не говоря ни слова, достали откуда-то странного вида штуки. Мундунгус успел заметить, как Робин резко отпрыгнул в сторону, доставая еще на лету свою волшебную палочку. В следующее мгновение Флетчер наблюдал за боем сквозь мутную пелену. Было ощущение, что в голове внезапно зазвонили колокола. Расходящееся эхо от очень громких хлопков переполошило окрестных пикси, которые с визгами заметались среди улицы.

Робин послал мощное режущее проклятье в одну из фигур, которое, судя по всему, мгновенно перерезало жертве горло. В Лютном шуметь не принято. Следующий также не успел полностью увернуться от проклятья, которое угодило в руку. На этом везение Робина и закончилось. Раздалось еще три мощных хлопка, и его мозги забрызгали стену ближайшего дома. В голове все также шумело. В таком состоянии он даже не пытался аппарировать, понимая, что его просто разорвет. Так какой смысл дергаться — конец-то все равно один. Как сквозь вату он слышал голоса:

— Твою мать! Донни! Эта мразь убила Донни!

— Спокойно, Деррек, ему уже не поможешь.

— Надо валить отсюда, пока все окрестные монстры сюда не сбежались! Или еще отморозки припрутся! — добавил третий.

— Тихо! — скомандовал один из них гулким басом. — Кажется, один из них еще жив. Пуля задела голову по касательной. Хватайте его, он может рассказать много интересного.

— А как же Донни?

— Ему уже не поможешь. Пошли!

Его схватили за руки и куда то повели. Затем свет померк.

В следующий раз он очнулся... он не знал, где... На голове был кусок ткани, но где бы он ни был — трясло немилосердно. Он потерял сознание.

Мундунгус не помнил, было ли третье пробуждение. Он слышал голоса. Один из них спрашивал про какие-то там дозы. Далее был укол... наверное. Потом было много чего. Ему являлись люди, которых он когда-то знал. Существа, вообразить которых могут, наверное, лишь в «Придире». Потом были растения. Говорящие. Они спрашивали его о жизни. О других волшебниках, о делах в Лютном. Он подружился с большим кактусом. Кактус останавливал огромный папоротник, который избивал его, когда ему казалось, что Мундунгус не договаривает. Глупый папоротник. Нерушимую клятву так просто не обойдешь. Кактус замечал эти странности и не спрашивал, когда Флетчер был уже близок к тому, чтобы нарушить клятву, а затем умереть. Они долго спорили, и кактус заявлял, что у него вид, будто вот-вот откинет копыта, и что тут, наверняка, замешана какая-то магическая пакость.

Мундунгус не знал ни сколько времени провел в этом месте, ни что это вообще за место. Раз в день ему приносили еды. Иногда приходил высокий человек в маске и колол ему какую-то дрянь. После этого забавные растения приходили снова. У него даже начались вспышки спонтанной магии, которые не случались с ним больше тридцати лет.

Однажды к нему в камеру зашел здоровяк в безрукавке и с длинным шрамом на левом предплечье.

— Теперь ты будешь работать на нас. Когда будешь готов, придешь по этому адресу.

Флетчер искренне удивился такой наивности. «С чего это мне туда приходить?»

Здоровяк, словно отвечая на невысказанный вопрос сказал :

— Захочешь получить еще дозу — придешь.

* * *

Гарри сидел в купе «Хогвартс-экспресса». Дядя не смог его подвезти, сославшись на срочные дела. Вместо этого он просто дал племяннику денег на такси. Вообще, в последнее время они редко общались. После того как выяснилось, что маги способны читать мысли, он свел общение с племянником до минимума, поясняя, что он — легкая цель, и так будет лучше для всех. Он выполнил свои обещания и договорился с владельцем дома на соседней улице о том, что тот сдаст им пристройку на своем участке. Сославшись на занятость, Вернон объяснил, что деньги будет передавать через племянника, который, как он пояснил , будет заниматься проектами, необходимыми для учебы. Что, в общем-то, было правдой.

Гарри на всякий случай приехал за два часа до отправления поезда. Оказалось, что переживал он совершенно напрасно, поскольку когда он прошел через барьер, отделяющий платформу 9 ? от остального вокзала, на перроне не было ни души. Чуть позже показалась женщина средних лет, удивившаяся, что он прибыл так рано и посоветовавшая ему выбрать себе купе.

— Если хочешь, можешь купить сладостей, я привезу тележку.

Гарри вежливо отказался, решив вместо этого вздремнуть. В прошлую ночь он не смог уснуть, размышляя о своем открытии. Он решил еще раз просмотреть книги и с облегчением, к которому примешивалась толика разочарования, понял, что был неправ. К счастью, волшебный мир успешно перешагнул затянувшуюся эпоху средневековья. С середины семнадцатого века началось нечто вроде эпохи Возрождения, которая у магов пришлась на середину восемнадцатого века. Именно с этого времени «заимствовать» маггловские изобретения стало не зазорно. Об этом не говорили, но и не осуждали, хотя собственно в этот период ничего особо и не заимствовали. Но идея была брошена в массы... Далее был период, который примерно соответствовал эпохе Просвещения, он начался примерно в середине девятнадцатого века и... не закончился до сих пор. В этот период были открыты двенадцать способов использования драконьей крови, разработан ряд принципиально новых зелий и созданы Чары Доверия. Но качественного перехода не произошло. Так продолжалось до Второй мировой и еще некоторое время после... Но тут в движение пришли реакционные силы. Чем все закончилось, известно. Хотя Гарри отмечал, что мог подписаться под каждым словом маршала Фоша, когда тот прочитал условия Версальского договора: «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет», хотя, конечно, он мог и ошибаться. Не все можно понять из книг.

Кстати, о книгах, «Альманах Гриффиндора» оказался настоящим сокровищем, что немало успокоило Гарри, который долго переживал по поводу того, как ушлому торговцу удалось надуть его. Альманах выпускался старым, берущем свое начало в конце пятнадцатого века родом Ландстоунов, все без исключения представители которого учились в Гриффиндоре. Альманах выпускался раз в год первого июля, сразу после окончания Хогвартса. Коллекция, которую приобрел Гарри, содержала более четырехсот номеров и хранилась в большой зачарованной шкатулке. У Гарри не было времени на то, чтобы прочитать все, но даже то, что он успел, не только восхитило его, но и открыло на многое глаза. Первые номера повествовали о славных деяниях предшественников, верно служивших короне и славно бившихся на полях сражений столетней войны, и даже умудрившихся разграбить Шармбатон, что породило вековую вражду между английскими и французскими магами. Было видно, что и через столетия со смерти основателя его факультет продолжал играть ведущую роль. Однако, со временем количество черных траурных рамок, наподобие той, что была у Джонатана из Йорка, стало увеличиваться. Империя расширялась, и ей требовались воины. Выросло количество жалоб на «мерзких торгашей» и «подлых крыс, забившихся в подземелье». Однако по-настоящему черной датой для факультета стало двадцать пятое октября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года. Сражение у Балаклавы. Печально знаменитая атака легкой конницы, лишившая Британию цвета её аристократии и, как понял Гарри, не только маггловской. После этого сражения пять традиционно гриффиндорских родов угасли полностью. Еще двенадцать лишились прямых наследников, что заставило род Блэков пойти на невыгодный династический брак, который не только считался в их среде мезальянсом, но и привел в итоге к переходу последующих поколений этого рода в Слизерин. Еще одна потеря для Гриффиндора. Альманах того года вышел полностью черным. Три выпуска гриффиндорцев разом полегли в том сражении. Гарри сравнил даты в книгах и понял, что примерно с этого времени авторы осторожно начали описывать Слизерин, как оплот Британской аристократии. Что касается самого альманаха, то он перестал выпускаться уже с тысяча девятьсот пятнадцатого года. Последний номер был полностью посвящен последнему представителю рода Ландстоунов. На первой полосе была размещена маггловская фотография, на которой был изображен моложавый человек в форме капитана британской армии. Под фотографией были только даты рождения и смерти. Последней значилось двадцать второе апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года. Вторая битва при Ипре.

На последней полосе было дано короткое объявление о закрытии издания в связи со смертью последнего из рода, а также переходе всего имущества, включая типографию, перешедшей в род мужа сестре покойного Энн Лавгуд.

Славный дом Годрика, последний оплот английского рыцарства, угасал...

Гарри проснулся от того, что кто-то немилосердно тряс его за плечо. Это оказалась та девочка, Грейнджер.

— Пора переодеваться, мы уже подъезжаем к станции.

— Да, приятель, ну и здоров ты спать, — радостно воскликнул еще один нежданный пассажир купе. Гарри осмотрелся, он точно помнил, что когда засыпал, то был единственным пассажиром. А рыжий тем временем продолжил: — Заходил Малфой со своими дружками, но мы быстро его отвадили.

Гарри пожал плечами и даже не стал спрашивать, как они оказались в его купе. Они выгрузились из поезда и отправились за Хагридом, который еще издалека окликнул первокурсников. Гарри заметил, что тот слегка прихрамывает. Потом они плыли на лодках через озеро. Хогвартс был по-настоящему великолепен. Смотреть на Хогвартс в свете луны было из разряда тех вещей, после которых окончательно убеждаешься, что чудеса бывают, и одно из них находится перед тобой.

Хагрид оставил их на попечение профессора Макгонагал, которая кратко, на взгляд Гарри, так очень и очень кратко, поведала им о системе факультетов и о поведении, которое от них ожидают. Когда она оставила их поразмыслить над грядущим выбором, из стен выплыла группа приведений, которая что-то громко обсуждала. Многие первокурсники испуганно завизжали. Гарри не обратил на них никакого внимания. Ему нужен был подопытный — хотелось проверить одну идею, которая возникла у него еще летом.

Первокурсников очень волновал вопрос, как будет проходить распределение. Высказывались самые дикие варианты. Но самый маловероятный, по мнению Гарри, предложил его самопровозглашенный друг Рон.

— Мои братья сказали мне, что нам нужно будет сразиться с троллем! — окружающие издали испуганный вздох, а Грейнджер продолжала повторять заклинания, которые могут понадобиться им на тесте. И тут на сцене появился идеальный для целей Гарри подопытный.

— Даже твои братья считают тебя идиотом, Уизли! — блондин высокомерно вскинул голову. — И вообще, я считаю, что все эти разговоры про распределение — чушь! Все достойные попадут в Слизерин, а недостойные никого не интересуют!

— Заткнись, Малфой! — выпалил Рон.

«Значит, Малфой... То что нужно», — подумал Гарри и выступил из-за спин группки первокурсников, где он пытался избежать, надо заметить, с успехом, ненужного внимания.

— А если это действительно тролль? — спокойно спросил он.

Малфой повернулся к нему и высокомерно процедил:

— Что за чушь... — запнулся, а затем воскликнул: — Ты Гарри Поттер!

Все мгновенно обернулись и стали смотреть на Гарри, который невозмутимо продолжил.

— Ты настолько сомневаешься в своих способностях волшебника, что боишься даже думать о тролле?

Круглолицый мальчик в углу шумно сглотнул.

— Разумеется, нет! — разгорячился Малфой. — Я волшебник! И если увижу в зале эту вонючую орясину, то ей несдобровать!

Первокурсники молчали, видимо, не были настолько уверены в своих силах. Гарри вышел из толпы. Теперь получалось, что он стоял напротив припертого к стене блондина, а за его спиной собрались остальные первокурсники.

— Подумай, о чем говоришь... — произнес Гарри ровным тоном, он обернулся и указал рукой на толпу, стоящую у него за спиной. — Если ты откажешься от своих слов там, в зале, все эти люди посчитают тебя жалким... жалким трусом. И никто. Повторяю, никто не будет тебя уважать.

Лицо Малфоя побледнело, а затем вспыхнуло. В этот момент вернулась профессор Макгонагал.

— Первокурсники, следуйте за мной!

Все первокурсники неуверенно смотрели на Малфоя. Рон довольно оскалился. Малфой окинул взглядом толпу первокурсников, а затем, гордо вскинув голову, первым последовал за профессором. Гарри заметил, что блондин всю дорогу сжимает и разжимает кулаки, видимо накручивая себя перед предполагаемой схваткой. Остальные первокурсники следовали в нескольких шагах позади. Трудно представить себе какие чувства испытывал Малфой, когда двери большого зала распахнулись и вместо огромного тролля перед взорами первокурсников предстал табурет, на котором лежала даже на вид старая, потрепанная шляпа, и четыре факультетских стола, за которыми сидели ученики, лениво наблюдавшие за распределением первокурсников.

Малфой начал понемногу успокаиваться. Краска с лица понемногу сходила, а кулаки перестали судорожно сжиматься.

«Второй этап», — подумал Гарри и, нагло усмехнувшись, подмигнул Малфою. Заметивший это Рон смеялся над блондином едва ли не в открытую.

Тот окинул их яростным взглядом, но отвернулся, когда шляпа запела свою песню и началось распределение.

— Малфой Драко! — выкрикнула Макгонагал очередное имя. Черноволосый мужчина за преподавательским столом, до этого сидевший с абсолютно бесстрастным лицом, проявил толику интереса, выразившуюся в легком наклоне головы.

Драко подошел к табуретке, уселся и натянул на голову шляпу. Беседа продолжалась около тридцати секунд и, видимо, то, что говорила Шляпа, Малфою совершенно не нравилось. Он бросил на Гарри с Роном яростный взгляд. Уизли продолжал улыбаться, ну а Гарри, сохраняя абсолютно спокойное выражение лица, показал ему большой палец.

Глаза Драко начали наливаться кровью, он смотрел на парочку первокурсников так, словно сейчас достанет волшебную палочку, но не для того, чтобы проклясть недруга, нет. Он использует её как кол и будет забивать своих врагов как свиней. Видимо, это и определило решение шляпы, которая секундой позже воскликнула на весь зал:

— Гриффиндор!

— Нет в мире совершенства, — меланхолично произнес Гарри.

— Что? — отозвался шокированный Рон.

— Ничего, забудь.

Весь зал, похоже, был шокирован распределением Малфоя, так что остальные первокурсники получали не слишком бурные аплодисменты. И даже он, Мальчик-Который-Выжил, удостоился чуть более теплых приветствий, особенно от гриффиндорцев, к столу которых он вскоре и присоединился, после непродолжительной беседы со шляпой.

«Один билет до Гриффиндора, пожалуйста», — подумал Гарри.

«Любишь играть с чужими судьбами, значит? Да тебе самое место в Слизерине... не многим удается провести старую шляпу...»

«Ваша вежливость может соперничать только с вашей компетентностью», — хмыкнул про себя мальчик. — «Только Гриффиндор, это дом моих родителей, моих предков... мой дом».

Шляпа поворчала, но все же огласила нужный вердикт. За преподавательским столом профессор Дамблдор мягко улыбнулся. Лицо Макгонагал оставалось таким же строгим, но её взгляд потеплел, и можно было сказать, что она вспоминает что-то хорошее. Черноволосый преподаватель слева от заместителя директора лишь скривился.

Затем директор сделал объявление о запретном коридоре на третьем этаже, после чего произнес свою сверхсодержательную речь, которую, по-видимому, считал вершиной ораторского искусства, наподобие «Пришел! Увидел! Победил!»

Ужин проходил в молчании. Все находившиеся за гриффиндорским столом бросали любопытные взгляды на юного Малфоя, который был бледен, будто не далее чем пять минут назад у него откачали очень много крови. Однако на него смотрели не только за столом его нового факультета. Очень многие за слизеринским столом смотрели на него презрительно, а иные и вовсе враждебно. Гарри неторопливо насыщался, думая о том, что его эксперимент принес неожиданные бонусы в виде отсутствия ненужного внимания.

Когда пир закончился, старосты повели первокурсников Гриффиндорскую башню. Староста-пятикурсник, брат Рона, вел себя так, словно ему доверили отвести стадо баранов в загон, а он в это время испытывал гордость от того, что выполняет столь важное задание. По пути встретился Пивз, который начал кидаться в них всяким мусором. Угроза позвать Кровавого Барона быстро привела его в чувство.

Когда они уже почти подошли к башне, кто-то дернул его за руку и изо всех сил припечатал к стене. Гарри увидел перед собой Драко Малфоя, глаза его пылали яростью, в правой руке зажата волшебная палочка, которая была направлена прямо в переносицу Поттера.

— Это все твоя вина! — прошипел Малфой.

— И что ты сделаешь? Заставишь умереть со смеху или просто засыплешь искрами? — спокойно ответил Гарри. — В чем твоя проблема? Считаешь себя недостойным самого славного дома в Хогвартсе?

— Нет! Я просто не хочу учиться с чертовыми грифами!

— Наши будущие однокурсники только что скрылись за углом. Можешь пойти и высказать им это.

— Нет, я не это... — Малфоя подобная перспектива, похоже, не радовала.

— Ну, если у тебя нет претензий, тогда нам лучше поспешить, — Гарри буквально отцепил от себя ослабившего хватку Драко и молча отправился следом за остальными гриффиндорцами, которые не успели еще далеко уйти. Его недавний собеседник последовал за ним. К счастью, вход в Гриффиндорскую башню оказался буквально за поворотом, и их отсутствие осталось незамеченным. Староста пустился в объяснения о системе паролей, существовавшей на факультете, и тут же продемонстрировал её на примере, сообщив нынешний пароль полной даме на портрете, охранявшем вход в башню.

Далее была короткая лекция о правилах и распорядке дня. Им сообщили действующий пароль и, пожелав доброй ночи, отправили в направлении спален первокурсников. Гарри немного удивил тот факт, что староста даже и не подумал спросить, имеются ли у них вопросы. Он решил не доискиваться причин, а просто взять ситуацию в свои руки.

— А почему никто не посвящает нас в традиции факультета? Ведь есть же какие то негласные правила и обычаи, так?

Остальные первокурсники, уже направившиеся к спальням, остановились — им стало интересно.

Два рыжих гриффиндорца, на год или два старше, которых Гарри принял за очередных братьев Рона, начали переглядываться с усмешками, не сулившими ничего хорошего бедолаге, которого они вздумают «просветить».

Тем временем староста поправил слетевшие на нос очки и уже повторно принялся рассказывать о том, что от них ожидается строгое соблюдение правил, выполнение инструкций и вежливость по отношению к преподавателям и другим студентам.

Гарри заметил, что первокурсников, за исключением девчонки Грейнджер, речь старосты нисколько не заинтересовала. Другие гриффиндорцы принялись поспешно рассасываться по дальним углам общей гостиной. Внезапно его посетило озарение, что если рыжего старосту в ближайшее время не заткнуть, то у него могут возникнуть сложности с однокурсниками, которые могут невзлюбить излишне инициативного товарища еще до знакомства.

— Вообще-то, я имел в виду другое... — Персиваль прервался, удивившись, что его смеет прерывать первогодка. — Наш факультет с самого основания имел свои особенные правила, что логично, учитывая кем впоследствии становились выпускники нашего факультета... Я понимаю, со временем что-то должно измениться, но ведь что-то должно остаться. Чтобы сохранить дух факультета... — Гарри видел в глазах окружающих лишь непонимание. Внезапно его охватила злость. Даже те из учащихся факультета, чьи предки поколениями учились на Гриффиндоре, не понимали. Он очень хотел попасть в Гриффиндор. Не только из-за родителей. Он хотел оказаться среди соратников по духу. Среди людей, которые готовы рваться к своей цели напролом. Он считал, что здесь его будут окружать гордые и сильные люди, которых сложно оболванить. Превратить в послушное стадо. Гарри понимал, что все совершают ошибки, и он не исключение. И все же ему было горько осознавать, что та картина, которую рисовало его воображение, оказалась ложной. Он судил о факультете по книгам, по воспоминаниям людей, которые когда-то сделали Гриффиндор тем местом, в которое он так стремился. Но времена изменились. Люди тоже. Гарри шел в то место, где, как он считал, он встретит родственные души. Это было то самое место, но, похоже, он просто ошибся временем.

Гарри Поттер молча развернулся и отправился в спальни первокурсников, не слушая, что там собирался сказать раздраженный Персиваль.

* * *

Хогвартс, десятое сентября 1991.

С того памятного дня прошло уже больше недели.

В первый же вечер, прежде чем отправиться ко сну, Поттер успел познакомиться со своими соседями по комнате. Единственным магглорожденным оказался Дин Томас, который сообщил, что является поклонником футбола, вызвав недоумение у трех других мальчишек — Рона Уизли, Драко Малфоя и Невилла Лонгботтома. Ирландец Симус Финниган был полукровкой, и потому прекрасно понял, о чем говорил Дин, но сам фанатом данного вида спорта не являлся. Рон Уизли рассказал о том, что у него много братьев и едва не кинулся в драку, услышав комментарий Малфоя о их нищей семейке. Гарри напомнил высокомерному первокурснику о том, что у Рона действительно много братьев-старшекурсников, которые также учатся на Гриффиндоре. Дарко побледнел, чем вызвал у Рона победную усмешку.

Сам Малфой ограничился тем, что его семья хорошо известна, и значит его и так все знать должны. Гарри выражал схожую мысль более тонко, поясняя, что в связи с его статусом многие о нем уже слышали. Последним высказался Невилл Лонгботтом, поведавший остальным, что он живет с бабушкой. На этом знакомство завершилось, и все отправились спать.

Гарри неторопливо поглощал овсянку. Настроение было не слишком радостным. Впечатления о факультете сильно расходились с его ожиданиями. Последующие наблюдения лишь укрепили его мнение. Гриффиндорцы были... обычными, и если и проявляли качества, приписываемые их факультету, то лишь самые, на взгляд Гарри, худшие — вроде безрассудности и высокомерия. Мальчик читал, что для представителей их факультета была характерна преданность. Но это не была лояльность общине, как у хаффлпафцев, а, скорее, верность сюзерену. Так вот, у некоторых эта положительная, в общем-то, черта трансформировалась в совершено уж фанатичное следование правилам. Капитан команды по квиддичу был по-настоящему одержимым. Гарри иногда казалось, что этот человек просто безумен. Некоторые старшекурсницы вели себя как шлюхи, откровенно флиртуя с членами наиболее богатых и влиятельных магических родов. Самого наследника Поттеров от всей этой возни до поры спасал возраст. Однако кроме несбывшихся надежд у него и без того хватало поводов для огорчения.

Олливандер оказался прав, и учеба, за исключением трансфигурации, давалась ему невероятно трудно. Подтвердилось и другое утверждение продавца палочек: у Гарри был просто невообразимый талант к трансфигурации. Свое первое задание — превращение спички в иглу — ему удалось выполнить в первые пятнадцать секунд, что привело в восторг Макгонагал и принесло их факультету десять баллов. Его очевидную одаренность признавала даже Грейнджер, не прекратившая, однако, соревноваться с ним в этой области. Возможно его успехи и вызывали у нее ревность, но Гарри считал, что его тотальный провал в чарах, позволил ей отчасти примириться с тем, что она не может быть первой во всем.

А дела в Чарах шли действительно неважно. Достаточно сказать, что простейший Люмос, который его сверстники осваивали со второй-третьей попытки, ему удалось наколдовать лишь к концу недели. Другие предметы также шли не слишком хорошо. То, что преподавалось им под видом истории, Гарри, большой любитель этого предмета, считал профанацией и, к неудовольствию Гермионы, занимался самоподготовкой прямо во время лекций Биннса.

Гербологию Гарри невзлюбил. Даже дома его помощь в саду не выходила за рамки подай-принеси. А здесь приходилось все занятия ковыряться в земле без всякой видимой пользы. Нельзя сказать, что вся его учеба состояла из одних провалов — помимо трансфигурации он здорово преуспел и в астрономии. Секрет успеха был прост — обычный маггловский телескоп и парочка современных справочников. Все это вызывало неодобрение Гермионы, но ему удалось убедить её не распространяться о его маленьком секрете, искусственно привив ей чувство вины за то, что даже с её постоянной помощью ему нисколько не удалось продвинуться в чарах. Иногда он спрашивал себя, а не становится ли он манипулятивным подонком? Он боялся честно ответить на этот вопрос даже самому себе. В конечном итоге он решил, что даже если и да, то это только его дело, и пока он не переходит определенных границ — все в порядке.

Еще одним предметом, в котором Гарри не блистал, стало зельеварение. И хотя Гарри признавал, что не обладает талантом в данной области, он считал, что основной причиной его неуспеваемости является предвзятое, мягко говоря, отношение преподавателя.

* * *

Хогвартс, четвертое сентября 1991.

Гарри шел чуть в стороне от остальных гриффиндорцев. Рон и Гермиона шли по бокам и обсуждали чары. Однако беседа как-то не складывалась, поскольку Гарри молчал, а ребята, считающие себя друзьями Гарри, отчего-то предпочитали общаться исключительно с ним, по возможности избегая друг друга, и поэтому их текущая беседа больше напоминала два не связанных между собой монолога, направленных в никуда.

— Не волнуйся, приятель! У меня вот тоже не сразу получились эти красящие чары! Да и кому они нужны? Я знаю, что тебе поможет, — уверенно и слегка самодовольно заявлял Рон, — давай сыграем в шахматы после уроков?

— Посмотрим.

— Гарри, если ты будешь больше внимания уделять учебе, я уверена, у тебя все получится, — вставила Гермиона.

— Спасибо за поддержку, но не думаю, что это поможет...

— Да ладно тебе, приятель, расслабься, подумай о чем-нибудь другом...

Гарри кивнул.

Так они подошли к аудитории в подземельях, где должен был проходить урок. Слизеринцы и большая часть гриффиндорцев уже были там, рассевшись в соответствии с факультетской принадлежностью. Гермиона села на первую парту, а Гарри с Роном отправились на предпоследнюю парту в гриффиндоской части класса. Чуть погодя в класс вбежал запыхавшийся Малфой, получивший кучу презрительных взглядов со слизеринской стороны и ни одного приветствия с гриффиндоской. Гарри только закончил раскладывать на столе все необходимое для урока, как в комнату ворвался запомнившийся еще во время распределения преподаватель с сальными волосами. Его мантия эффектно развивалась при ходьбе, что, на взгляд Гарри, только усилило сходство преподавателя с вампирами из фильмов. Учитель прошелся по классу, а затем вернулся к своему столу.

— Меня зовут Северус Снейп. И я буду обучать вас высокому искусству зельеварения, — преподаватель чеканил каждое слово, его ровный, холодный голос заставил многих беспричинно поежиться. — Здесь не будет глупого махания волшебной палочкой. Я научу вас, как разлить по флаконам славу, приготовить любовь и даже закупорить в сосуде смерть. Если, конечно, вы хоть немного отличаетесь от того стада баранов, которое мне каждый год приходится учить...

— Поттер! — внезапно почти выкрикнул он, отчего вздрогнул весь класс. — Где вы будете искать безоар. если я попрошу вас его принести?

— Понятия не имею, — спокойно ответил Гарри, пришедший в себя после эффектного вступления профессора Снейпа. — Очень надеюсь, что смогу узнать это на ваших уроках...

— Минус десять баллов за незнание элементарных вещей. Еще минус пятнадцать за вашу дерзость, Поттер.

* * *

Хогвартс, десятое сентября 1991.

В общем, с зельеварением дела как-то не пошли. С защитой дела обстояли так же, как и с чарами. Возможно, Гарри, помимо заклинаний, мог бы почерпнуть некоторые общие принципы защиты, но профессор Квиррел, преподававший предмет, оказался не лучшим учителем. Мальчик проводил много времени в библиотеке, к немалой радости Гермионы, однако занимался вовсе не попытками улучшить свои оценки, которые, по мере того, как Поттер стал уделять меньше внимания уже и письменным работам, неуклонно скатывались к Т, что удивляло даже не блиставшего Рона.

* * *

Хогвартс, двадцать пятое сентября, 1991.

Наконец-то. Его усилия наконец-то принесли плоды. Последнее время Гарри проводил большую часть времени либо в библиотеке, либо в Гриффиндорской башне, читая привезенные с собой справочники. Гермиона одобряла такой подход, но была расстроена отсутствием внимания со стороны одного из двух людей, которых узнала еще до Хогвартса... С остальными сверстниками подружиться ей так и не удалось, отчего девочка явно чувствовала себя одинокой и в последнее время находилась в расстроенных чувствах. Похожая история произошла и с Роном, который поначалу шутил, что Гарри больше подошло бы Рэвенкло, а затем как-то отдалился и стал проводить много времени с Дином Томасом. Обычно они обсуждали спорт. Рон выслушивал истории Дина про футбол, не понимая многое из сказанного, а затем говорил:

— Классная история, друг! — и начинал рассказывать про квиддич.

Гарри даже отклонил приглашение Хагрида, которое пришло во время его второй недели обучения. Но он все-таки добился, чего хотел. Из всевозможных справочников по истории заклинаний и колдомедицине ему удалось понять, на что он в принципе способен. Выходило не густо.

Во-первых, это были так называемые ментальные чары — конфундус. Заклинание, вводившее объект в замешательство и ступор одновременно. Еще оно снижала внимание и критическое восприятие жертвы до минимальных величин. Изучалось не раньше четвертого курса Хогвартса.

Обливиэйт — заклятье модификации памяти с различными вариациями. В Хогвартсе не изучалось вообще. Также в его распоряжении были чары призыва, изучаемые на четвертом курсе. Из защитных заклинаний он мог рассчитывать только на отталкивающее заклинание и его более сильную вариацию — сногсшибатель. Изучались на первом и втором курсе соответственно. История колдомедицины показывала, что люди с такой же, как у него, болезнью не испытывали проблем с Непростительными. Гарри не нашел ссылок на описания или произношение заклинаний, однако слова «убивающее», «пыточное» и «подчиняющее» говорили сами за себя. Он сомневался, что в ближайшее время сможет получить доступ к подобным знаниям. Но тут на ум пришла сумка дяди Вернона, которую тот добыл в Лютном. Гарри не успел изучить содержимое как следует и решил, что этим стоит заняться во время зимних каникул. Кроме того, существовало заклинание Патронуса, вполне подходившее ему. Загвоздка была в том, что далеко не каждый взрослый волшебник мог выполнить его, не говоря уже о первокурснике. Поттер подозревал, что у него может получиться и так называемая темная магия. Однако мальчик не видел в её изучении особого смысла, так как считал, что она носит слишком... агрессивный характер. Зачем навлекать на себя неприятности ради того, что, может, вообще не пригодится?

Теперь, когда неизвестность перестала тяготить его, Гарри решил помириться с Роном и Гермионой. Младший Уизли легко поверил отговорке, что ему нужно было время — чтобы справиться с проблемами, которые обрушились на него в последнее время. Гермиона, крайне серьезно воспринимавшая учебу, с пониманием отнеслась к тому, что текущие проблемы Гарри вогнали его в депрессию. И когда он пообещал, что будет работать над собой еще усерднее — мир был восстановлен. Затем Гарри вспомнил о записке Хагрида и пригласил друзей присоединиться к нему. Те с радостью согласились. Гарри немного беспокоила мысль, что он изначально собирался выведать у Рона информацию о Дамблдоре. В конце концов он решил, что в этом нет ничего плохого, и пообещал себе проводить с Роном и Гермионой больше времени. Это его успокоило.

Тем же вечером все трое сидели в общей гостиной и обсуждали историю Хогвартса и их факультета в частности. Гермиона постоянно ссылалась на «Историю Хогвартса», Гарри на «Гриффиндорский альманах», а Рон на опыт его родителей и братьев. В камине весело потрескивал огонь. Яркие языки пламени на фоне красно-золотого факультетского знамени на стене напомнили Гарри о том разочаровании, которое он испытал в свою первую минуту.

— Гарри? — Гермиона обеспокоенно смотрела на него. — С тобой все в порядке?

— Простите... просто задумался.

— В чем проблема, приятель? Все грызешь себя из-за учебы? — добавил Рон. Гермиона нахмурилась.

— Нет... Я просто... — Гарри смотрел на людей, сидящих в общей гостиной. На многочисленные портреты, размещенные в гостиной. Затем он резко встал с кресла. Гермиона встревоженно смотрела на него.

Гарри вышел на середину комнаты, некоторые обитатели башни начали оборачиваться в его сторону. Около десяти секунд он стоял неподвижно, а затем произнес:

— Внимание, у меня есть небольшое объявление.

Теперь уже все, кто присутствовал в гостиной, обратили на него внимание.

— Прошло чуть меньше месяца с тех пор, как я поступил в Гриффиндор, — ученики молча смотрели на него. — Я долго думал над тем, что собираюсь вам сказать. Сэр Николас де Мимси. Лорренция Прюэтт.

Гриффиндорцы переваривали услышанное, пока один из близнецов не воскликнул:

— Почти Безголовый Ник?

— Вот пример не слишком удачной шутки, дорогой братец. Пообещай мне, что мы никогда не опустимся до столь искрометных шуток, — вставил второй.

— Да погодите вы, — оборвал их третьекурсник Вуд. — Что ты хочешь этим сказать?

— Сэр Николас де Мимси был казнен в тысяча шестьсот сорок девятом году. Топор палача был тупым и перерубить ему шею удалось лишь с третьего раза. Он был казнен министерством магии за то, что сохранил верность королю Карлу Первому. Он был волшебником. Стоило ему отречься от потерпевшего поражение короля, и министерство спустило бы дело на тормозах. Он остался верен уже проигранному делу. Потому что был истинным гриффиндорцем, который хранил верность сюзерену до самого конца.

— Причем здесь какой то маггловскиий король?

Гарри проигнорировал вопрос. Остальные хранили молчание, с интересом ожидая продолжения.

— Лоренция Прюэтт была деканом Гриффиндора в конце пятнадцатого века. Она погибла у входа в эту самую башню, когда сторонники Йорков вошли в Хогвартс и вознамерились вырезать детей сторонников Ланкастеров. Лоренция дала ученикам время запечатать башню с помощью охранных чар Гриффиндора.

Многие недоуменно переглядывались, не понимая, к чему все это. Между тем, Гарри продолжил:

— С тех пор вход в башню охраняется её портретом, — послышались изумленные возгласы. — К чему я говорю вам все это? Да потому что, похоже, никто здесь этого не знал.

Никто не издал ни звука.

— Мы все гордимся тем, что мы гриффиндорцы. А спросите себя — могут ли наши предшественники гордиться нами? Что сказал бы сэр Годрик, если бы увидел нас? — Гарри обвел взглядом собравшихся. — Я оставлю в общей гостиной все, что мне удалось разузнать о традициях нашего факультета. Берите. Читайте. Мы можем даже устраивать совместные чтения. А потом мы поговорим о том, что должно быть сделано, и что мы должны изменить, чтобы называться истинными гриффиндоцами, достойными своих предшественников, — стояла полная тишина, все задумчиво слушали Мальчика-Который-Выжил. — Я чувствую, что так будет правильно.

Гарри повернулся и уже двинулся к спальне, как вдруг вход в башню отворился, и в нее вошел Перси. Окинув взглядом притихших гриффиндорцев, он спросил:

— Что здесь происходит?

Хогвартс, шестнадцатое октября 1991.

— Фортитер Вентилабис! — воскликнул Гарри, и деревянный брусок, трансфигурированный из куска пергамента, сорвался тумбочки, стремительно отправившись в полет, чтобы закончить свой путь в виде множества больших и малых щепок, сваленных у стены спальни первокурсников-гриффиндорцев. Сшибающее с ног заклинание оказалось элементарным, несмотря на то, что его изучали только на втором году обучения, что уж говорить о его упрощенной версии — отталкивающем заклинании. Всего-то и делов — направить палочку на цель, произнести слова и вложить в заклинание столько воли, сколько потребуется для того, чтобы свалить цель с ног. Гарри изрядно удивился, когда выпущенное им заклинание буквально размазало по стенке яблоко, на котором он решил провести испытания. Последующие испытания показали, что возможности заклинания довольно велики. Так, все тот же испытательный брусок с легкой руки Гарри мог свободно пролететь пятнадцатиметровый коридор, чтобы затем разлететься в щепки. Это несколько различалось с описанием «сногсшибателя» в книгах. Его относили к слабейшим из защитных заклятий, доступных для изучения в первые годы Хогвартса. Конечно, оно имело недостатки. Так, оно требовало значительной концентрации воли и внимания как на самом заклинании, так и на цели. Считалось, что применять его в движении или, скажем, уклоняясь от атаки невероятно трудно, если вообще возможно. Однако Гарри считал, что упорство и тренировки помогут ему преодолеть недостатки заклинания, чем он и занимался в последние пару недель. Для тренировок он использовал пустующие школьные коридоры, школьные земли, когда появлялась возможность выбраться из замка, и даже спальню первокурсников, если он был один. Но если бы кто-то застал его в спальне в момент тренировок, то здорово бы удивился, увидев знаменитого Мальчика-Который Выжил, стоящего в классической ковбойской дуэльной позиции и с прищуром рассматривающего ряд деревянных брусков, а затем разносящего их в щепки стремительной серией заклинаний. В такие моменты он представлял себя персонажем из фильма «Непрощенный», которого блестяще сыграл Клинт Иствуд.

Вообще, Гарри обнаружил, что он на самом деле щедро одарен природой. Собственную скорость и точность он, субъективно, даже без тренировок считал вполне приемлемой. Конечно, ему еще было, куда стремиться, и он продолжал упорно работать над собой. Времени не хватало, а попытки использовать свое время более рационально, в частности за счет чар, истории магии и гербологии, привели лишь к потере баллов, отработкам и, как следствие, еще большей потере времени.

Что касается других заклинаний, которые он, судя по результатам импровизированного исследования, возможно, может выполнить, то Гарри решил остановиться на заклятии призыва и конфундусе. Отсутствие наставника, по мнению мальчика, должна была компенсировать хорошая теоретическая подготовка, но поскольку времени было в обрез... в общем, он не рассчитывал овладеть этими заклинаниями в ближайшее время.

Тем не менее, появление в его арсенале двух защитных заклинаний здорово повысило не только самооценку Гарри, но и его настроение. Он чувствовал, что, возможно, умение защитить себя станет весьма актуальным. Нет, не то чтобы была какая-то явная угроза, просто...

Да нет, совсем не просто. С момента поступления прошло уже более месяца и всем, начиная от преподавателей и заканчивая миссис Норрис, было известно о «невообразимом таланте» Гарри в области чар. Даже не упоминая слизеринцев, его почти полное отсутствие достижений в одном из основных направлений магии вызывало перемешанное с презрением удивление в Рэвенкло и даже насмешки хаффлпафцев. В Гриффиндоре, правда, над ним никто не смеялся — то ли из-за факультетской лояльности, то ли из-за того, что заявление Гарри породило настоящую бурю, и вот уже две недели Гриффиндор со спорами, порой доходившими до драки, обсуждал внезапно обретенное историческое наследие. Поттер ожидал, что в ближайшее время на горизонте появятся любители повеселиться за счет тех, кто слабее. А уж беззащитный Мальчик-Который-Выжил — заманчивая цель. Особенно для слизеринцев.

Гарри пристально рассматривал груду щепок у стены. Затем он усмехнулся.

— Не смейте больше резать ваших шлюх... — произнес он, прежде чем отправиться сметать щепки под кровать Рона, где они почти со стопроцентной гарантией затеряются навеки.

* * *

Хогвартс, конец октября.

Страсти, которые не утихали в Гриффиндоре почти месяц, постепенно пошли на спад. Первоначально всеми овладело простое любопытство и когда Гарри с помощью старшекурсников разложил в трансфигурированном ими шкафу всю коллекцию Гриффиндорского альманаха, то особого ажиотажа это не вызвало. Но постепенно интерес рос, альманах расходился по рукам, иногда даже со спорами по поводу того, чья очередь читать тот или иной выпуск. Так появились совместные чтения. И гриффиндорцы стали вносить посильный вклад. Близнецы Уизли принесли настоящий шкаф, состояние которого не нужно было постоянно поддерживать с помощью магии. Их брат Перси принес из библиотеки старинный свод правил Хогвартса, в котором говорилось, что изначально только представители гриффиндора не могли быть подвергнуты телесным наказаниям. Конечно, с отменой таковых данная привилегия вроде бы утратила смысл, но все же... Вторым шокирующим открытием стало отсутствие факультетских старост, которые появились лишь к семнадцатому веку. Объяснение было простое: одно дело повиноваться наставнику, а другое — своему сверстнику, чей род может быть ниже по положению, либо же вовсе незнатного происхождения.

Перси немедленно воспылал желанием, как он выразился, «прекратить это безобразие», однако, как говорится, процесс уже пошел. Справедливости ради следует сказать, что пятый, шестой и седьмой курсы были затронуты происходившим в гораздо меньшей степени, будучи больше сосредоточены на предстоящих экзаменах и собственном будущем, однако интерес проявили и они. Курсы с первого по четвертый были просто очарованы деяниями их предшественников. Это было то, о чем они сами тайно мечтали. Победить дракона, вести свои отряды в бой против кровожадных гоблинов и покрыть себя славой. Магглорожденные играли в полицейских или в войну. Представляли себя исследователями дальних планет. И теперь в глубинах прошлого они видели себя. И свою мечту, осуществления которой они втайне ждали, поступая в Гриффиндор.

Они часто затевали жаркие споры по поводу тех или иных событий. Их предшественники были воинами, но не святыми. И бывали случаи, когда они совершали поступки, которые детям двадцатого века было очень трудно принять. Гермиона, к примеру, очень возмущалась, когда её однокурсники принялись обсуждать победу одного из их предшественников на дуэли. С преподавателем. Со смертельным исходом.

В ходе дискуссии не раз и не два мелькало имя профессора зельеварения. Многие смеялись, а другие и вовсе выглядели задумчивыми. Но больше всего её вывело замечание Рона о том, что он и сам поступил бы так же.

В общем, в славном доме Годрика назревали перемены.

Гарри заметил, что даже пока лишь назревающие перемены практически мгновенно изменили атмосферу в самой школе. Его товарищи по факультету стали вести себя сдержанней, но в то же время уверенней. Даже известные модницы и сплетницы Парвати с Лавандой стали вести себя как-то серьезней. Гриффиндорцы по-прежнему вели себя дружелюбно, но идиотско-панибратское поведение стало постепенно куда-то пропадать. Казалось бы, ну что такого? Тем не менее, атмосфера в школе стала постепенно меняться. Пока это выразилось лишь в том, что слизеринцы стали враждебнее к гриффиндорцам. Для первокурсников все началось с урока зельеварения, который, как водится, изучался студентами обоих факультетов совместно.

Теодор Нотт после неожиданного распределения Драко, которому прочили позицию лидера среди слизеринцев, в основном в силу положения, которое занимал его отец, стал претендовать на место «выбывшего». За прошедшее время ему удалось-таки эту позицию завоевать, но он решил, что для того, чтобы укрепить свое положение, ему не помешает «потоптаться» по бывшему конкуренту. К тому же, стычки с грифами всегда были почетны среди змей. Нотт подошел к стоявшему в стороне от остальных гриффиндорцев Драко.

— Я вижу, тебя хорошо приняли среди львов... — монотонно, растягивая слова произнес он. — Впрочем, ты никогда не был достаточно умен для Слизерина... Скажи, а что твой отец думает по этому поводу?

Малфой побледнел, а стоящие недалеко слизеринцы засмеялись. Драко смотрел на них с неприязнью. Впрочем, как и другие гриффиндорцы.

— Возможно, он думает, что твоя мать, Малфой, изменяла ему с Уизли... — ухмыльнулся Нотт. — Может быть это даже недалеко от истины... Леди Малфой кажется такой неприступной... а какова она на самом деле, Драко?

— Не смей оскорблять мою мать! — закричал тот.

«Это было слишком просто», — подумал Теодор. Он смотрел на своего предполагаемого соперника с презрением. Он выиграл, это ничтожество не смогло бы продержаться и раунда в вечной слизеринской игре... Сильный удар по лицу стал для него полной неожиданностью. Оппонент Нотта играл в другую игру.

Драко не остановился, ударив слизеринца. Он оседлал его сверху и ударами по лицу вымещал на нем все накопившиеся эмоции. Он бил его за то, что отец писал в письме, за то что это он, Драко, должен был быть на его месте. Он всегда был избалованным мальчишкой и привык, что окружающие выполняют его прихоти и обходятся с ним, как минимум, хорошо, но после распределения в Гриффиндор на него обрушилось целое море презрения от тех же людей, с которыми он любил посмеяться над теми, кто был ниже его по положению. Теперь, после того как он не попал в Слизерин, а те, кто составлял его прежний круг общения отвернулись от него, он поступил, как делал всегда в своей жизни. Он не стал винить себя или считать себя ниже, чем они. Нет, он принял свою роль — потому что, раз уж он поступил туда, куда поступил, то это по определению самое лучшее место. Потому что Малфои всегда получают лучшее. Все просто — они презирают его, а он отвечает им чистой, незамутненной ненавистью.

Крэбб и Гойл стояли неподалеку, не зная как поступить в данной ситуации. В отличии от них, Блейз Забини не мешкал. Он ударил Малфоя ногой по лицу, тем самым скинув его с Нотта. Драко приходил в себя у стены, Нотт продолжал лежать на полу с разбитым лицом. В коридоре повисла напряженная тишина. Оба факультета настороженно разглядывали друг друга. Внезапно все вздрогнули от глухого стука и последовавшего за ним вскрика. Симус Финниган с размаха ударил Забини в глаз. Это стало сигналом Крэббу и Гойлу, что пора вмешаться в драку. Последний схватил не ожидавшего подвоха Дина Томаса и ударил его лбом в переносицу, тот мешком повалился на пол. Громилы были немедленно атакованы Гарри и Невиллом. Рон Уизли с криком «Чертовы слизни!» кинулся на спину Крэббу, но был мгновенно сражен проклятьем прилетевшем от Паркинсон, которая также не продержалась долго. В неё попало пущенное рукой Гермионы проклятье, заставившее её волосы быстро расти и обматывать её голову. В общем, пока мужская часть факультетов сошлась в ближнем бою, женская часть принялась увлеченно обмениваться проклятиями, которые разили и своих, и чужих. Схватка была в самом разгаре, когда в её в ход вмешался фактор, появление которого можно было предвидеть.

— Поттер! Сто баллов с Гриффиндора! Что здесь происходит?

Немногим позже компания Гриффиндорцев сидела в больничном крыле и обсуждала грядущее наказание. Малфой из-за сотрясения мозга, полученного от сильного удара головой об стену, остался под наблюдением мадам Помрфи. Выходя из палаты, каждый из них кивнул пострадавшему на прощанье. Уже выходя за дверь, Гарри успел заметить, как переминающийся с ноги на ногу Рон пытается что-то сказать Драко. В конечном итоге он пробормотал:

— Мерзкие слизни, — и вышел вслед за остальными.

* * *

Хогвартс, тридцать первое октября 1991.

После той драки в подземельях произошло еще несколько менее масштабных стычек между факультетами, но заместителю директора удалось, щедро раздавая взыскания, взять ситуацию под контроль. В свете недавних событий, состоявшийся на прошлой неделе первый квиддичный матч сезона проводился между Хаффлпафом и Рэвенкло. Однако даже это не могло потушить разгоревшуюся вражду. Все понимали, что это только начало.

Администрация школы не сидела сложа руки — старосты сбивались с ног, пытаясь остановить возникающие то тут, то там стычки, причем заниматься этим приходилось в основном рэвенкловцам и хаффлпафцам, поскольку старосты враждующих факультетов, за исключением Перси Уизли, вставали на сторону своего факультета. За свою принципиальную позицию Персиваль получил благодарность Макгонагал и неприязненное отношение остальных гриффиндорцев.

Как отмечали многие старшекурсники, Хэллоуинский пир в этом году поражал воображение, ни один не мог припомнить ничего подобного в предыдущие годы учебы. Все прояснилось, когда Дамблдор встал со своего похожего на трон кресла и произнес зажигательную речь о важности любви и всепрощения, о важности единства домов Хогвартса и еще о многом в подобном духе. Как ни странно, эта речь произвела нужный эффект, и напряжение в зале заметно спало. Первокурсники Гриффиндора наслаждались невероятно вкусной едой, которую подали к этому «примирительному» пиру. Рон Уизли выглядел так, будто сегодня — счастливейший день в его жизни. При этом он не только предавался мечтам, но и пожирал пищу в огромных количествах. Сидящий напротив него Малфой постоянно морщился, но молчал.

Рон дожевывал курицу, когда ему в голову пришла замечательная, как ему думалось, шутка:

— Странно, что я не слышал еще ни одной жалобы от Грэйнджер по поводу того, как я ем...

Однако вместо смеха или хотя бы вежливых улыбок он услышал слегка обеспокоенный вопрос Дина:

— Действительно, а где Гермиона? Кто-нибудь видел её на пиру?

Симус немедленно обернулся к однокурсницам:

— Эй, Лаванда, ты не видела Грэйнджер?

Гриффиндорка повернулась в его сторону:

— Последний раз, когда мы с Парвати её видели , она все еще была в библиотеке.

Симус нахмурился:

— Она решила пропустить пир?

Лаванда ответила:

— Ну, вы же знаете Гермиону, она запросто могла...

— Слизеринцы могли что-нибудь сделать с ней, — вставил доселе молчавший Драко.

— Чертовы слизни! — воскликнул Рон. Соседи по столу начали оборачиваться в их сторону.

Симус повернулся к столу Слизерина:

— Нотт и компания на месте.

— Это могли быть и старшекурсники, которых мы не знаем, — рассудительно вставил Дин.

— И что мы будем делать, если там действительно старшие курсы? — немного неуверенно спросил Невилл.

— Ты боишься, Лонгботтом? — начал подначивать Малфой.

— Хватит. Пойдем все, — резко оборвал дискуссию Гарри.

Первокурсники вышли из зала под предлогом необходимости убедить Гермиону посетить пир. Таким образом, через десять минут, когда в зал ворвался взволнованный Квиррел, они и тролль находились на одинаковом расстоянии от Гермионы.

— Стойте, кажется, там кто-то кричит! — воскликнул Гарри.

— Скорее, там Гермиона! — подхватил Рон, и вся компания отправилась в сторону звуков.

Тот, кого они встретили, не был слизеринцем. Пожалуй, единственное, что его роднило с представителями змеиного факультета — зеленый цвет, который у одних присутствовал лишь на галстуках, а у этого по всей шкуре. Ах, да. Еще в нем было около трех метров роста, от него здорово воняло, и в руках он держал здоровенную деревянную дубину. Это был тролль.

Гермиона лежала на полу среди разгромленного туалета без сознания, а её неестественно повернутая нога совсем не добавляла оптимизма. Первым среагировал Гарри, послав «сногсшибатель» точно в дубинку тролля, которую вырвало из его руки, не позволив опустить её на беззащитную девочку. Затем был Малфой, угостивший тролля простейшим режущим заклятьем, которое оставило на шкуре тролля рану, больше похожую на комариный укус.

— Дин, Невилл... сейчас мы отвлечем тролля, а вы проскользнете мимо и попытаетесь вынести отсюда Гермиону... — ровно, почти шепотом,сказал Гарри.

Ребята синхронно кивнули.

— Рон... пошуми, — продолжил Гарри.

— Что? — Рон был немного шокирован происходящим.

— Отвлеки его внимание, идиот, — дрожащим голосом, в котором, однако, отчетливо слышалось раздражение, пояснил Драко.

Рон заторможено кивнул, а затем начал очень громко выкрикивать различные кричалки фанатов Пушек Педдл.

То ли троллю не понравился голос Рона, то ли он не был фанатом Пушек Педдл, но он яростно взревел и кинулся в сторону троицы. Дин и Невилл воспользовались этим и проскочили мимо тролля, который сосредоточил все внимание на самом большом раздражителе.

— И что теперь? — спросил Малфой.

— Бежим, — крикнул Гарри, и они побежали к лестнице, ведущей к Большому залу, причем Рон продолжал выкрикивать лозунги Пушек, чем, видимо, доводил яростно рычащего тролля до невменяемого состояния.

Они бежали вверх по лестнице, автоматически перескочив исчезающую ступеньку. Тролль, однако, такой привычкой не обладал, и его нога застряла между ступенек. Гарри не упустил шанса, и сшибающее с ног заклятье сорвалось с конца его палочки. Оно было нацелено в голень, и его силы хватило на то, чтобы застрявшая между ступенями ступня там и осталась, тогда как её бывший обладатель покатился вниз, ломая перила. Тут, видимо, что-то щелкнуло в голове у Рона, который воспользовался тем же заклятьем, которое вытолкнуло тролля через проломленное им же ограждение. Тот с криками ужаса полетел вниз.

Только тут они заметили, что во время поисков Гермионы они почти дали круг, и что, уходя от погони, они почти вывели тролля к дверям Большого зала, где столпилась почти вся школа во главе с Дамблдором. Далее последовали объяснения, что произошло, и как они вообще тут оказались. Снейп был в бешенстве и требовал едва ли не исключить их из школы. Макгонагал промолчала, оставляя последнее слово за директором.

— За спасение ученицы я награждаю каждого из вас десятью баллами, что с учетом мистера Томаса и мистера Лонгботтома добавит в копилку Гриффиндора пятьдесят баллов, — торжественно произнес Дамблдор. — Однако за то, что вы подвергли остальных учеников смертельной опасности — с каждого из вас будет снято по двадцать баллов.

Видя, что толпа не совсем удовлетворена этим решением, он добавил.

— И еще две недели отработок с профессором Снейпом.

Рон не выдержал и воскликнул:

— Но ведь она чуть не погибла!

И почти одновременно Малфой саркастично добавил:

— Вы меряете жизнь Грэйнджер баллами?

Тут из толпы донесся голос пятикурсника Эдриана Пьюси, игрока слизеринской команды.

— Да кого волнует эта грязнокровка?! — практически весь Гриффиндор бросал на него неприязненные взгляды.

А на следующий день Пьюси был найден в кладовке для метел со сломанными ногами. Мир в Хогвартсе царил недолго.

Хогвартс, ноябрь 1991.

Инцидент с троллем не повлек за собой каких-либо изменений в школьной жизни. Меры безопасности усилены не были, да и расследование, о котором объявил директор, не то чтобы не дало результатов — не было даже признаков того, что оно вообще ведется.

Вражда факультетов, как это ни странно, не вылилась в ряд потасовок, как можно было ожидать. После того, как Пьюси был обнаружен в чулане для метел со сломанными ногами, произошла всего пара незначительных стычек. Борьба ушла в подполье. Или точнее, в подземелья, где обитала одна из сторон. Змеи выжидали, готовясь нанести ответный удар... разумеется, когда придет подходящее время.

Руководство школы ждать не собиралось. Чтобы задавить конфликт в зародыше, было решено воспользоваться старым, проверенным методом — измотать зачинщиков с помощью множества отработок, коими, даже по мнению Макгонагал, которая, однако, заявляла, что слова мистера Пьюси, как минимум, неуместны, без сомнения ,являлись гриффиндоцы.

В целом, идея разумная. И, конечно же, директор не хотел слишком уж давить на свой бывший факультет. Но это была его школа. Его порядки. И никто не имел права вот так нагло менять правила игры.

В общем, как уже говорилось, идея была вполне здравой, да к тому же проверенной временем. Но в данном случае был один нюанс. Исполнить волю директора должен был человек, которому тот «полностью доверял», профессор зельеварения Северус Снейп, человек истово ненавидевший Гриффиндор. В принципе, даже этот факт не мог помешать планам Дамблдора, ведь когда учитель наказывает ученика — негативные чувства вовсе не помеха. Но за годы преподавания в Хогвартсе Северус Снейп снискал себе славу некоего злобного, до крайности предвзятого ублюдка. Тот факт, что он всегда и во всем выгораживал своих змеек, не прибавлял ему популярности и учительского авторитета. Таким образом, гриффиндорцы, вычищавшие котлы под градом язвительных комментариев и насмешек, зачастую граничивших с оскорблениями, воспринимали происходящее не как наказание учителя, а как нападку некоего слизеринца-переростка, который умудрился каким-то образом перехитрить директора и обзавестись изрядным влиянием в школе. Младшие готовы были расплакаться, но не на глазах у сальноволосого мерзавца, а старшие лишь крепче сжимали зубы. Гриффиндорцы проявляли еще одно свое знаменитое качество — упрямство.

Между тем, давление все усиливалось. Многие старшекурсники после уроков или отработок у Снейпа жаловались на головную боль. Впоследствии часть из таких потерпевших получила еще большее количество придирок и отработок у профессора зельеварения.

Активизировались и притихшие было слизеринцы, которые начали активно задирать львов. И если Макгонагал и другие учителя старались разобраться в ситуации беспристрастно, то Снейп словно с цепи сорвался, в огромных количествах снимая баллы. И если одной рукой он забирал, то другой столь же щедро давал... отработки, назначения коих сыпались из уст мрачного профессора, будто из рога изобилия.

Напряжение, схлынувшее было после Хэллоуинского пира, снова стало возвращаться в школу. Гриффиндорцы стали ходить по коридорам исключительно группами, своим решительным видом распугивая хаффлпафцев.

По вечерам члены факультета славного дома Годрика собирались в общей гостиной — читали, играли в различные игры, вроде плюй-камней или волшебных шахмат, и просто общались, чтобы наутро ровной толпой идти на завтрак, а затем отвечать на придирки слизеринцев и получать за это отработки. Так что, несмотря на нерадостное положение факультета в школе, внутри башни люди расслаблялись, чувствуя небывалый комфорт и единство с другими членами факультета. А еще все это вызывало у многих гриффиндорцев странные ощущения сродни дежа вю. Они никогда не проходили через подобное раньше, но было ощущение, что они готовы. Что они смогут все преодолеть... Гриффиндор находился в осаде.

В результате той драки, отработки, по соглашению деканов, были назначены всей мужской части обоих факультетов. И вот, одним далеко не прекрасным ноябрьским вечером, виновники торжества получили уведомление, что их отработка будет проходить в самой опасной части школьных земель...

* * *

Группа первокурсников-гриффиндорцев шла по тропинке вслед за школьным смотрителем Филчем к опушке Запретного Леса.

— Эй, Уизли. Готов поспорить, что твоя семья не расстроится, если ты вдруг не вернешься из Запретного Леса — одним голодным ртом меньше! — высокомерным тоном произнес один из них.

— Заткнись! Ты просто трусишь! — воскликнул рыжий.

— А ну, тихо там! — повернулся к ним Филч — В былые времена я бы подвесил вас за ногу в своем кабинете...

Гарри был рад, что перепалка закончилась, не успев толком начаться. В последнее время ссоры этой парочки успели ему изрядно надоесть.

— У этого человека явно нет чувства реальности, — немедленно напомнил о себе Малфой.

— Что? — переспросил только начавший остывать Рон.

— Он сквиб, — пояснил блондин. — Который находится в окружении шести, пусть и необученных, но волшебников. Я бы на его месте поостерегся говорить с нами в таком тоне...

— Ха, это потому что ты трус! — вставил Уизли.

— Вы оба, заткнитесь! Вон уже и слизни здесь, — прервал возобновившуюся перепалку Финниган.

Гарри в очередной раз вздохнул с облегчением.

— А-а-а-а, а вот и вы! — дружелюбно пробасил Хагрид, четверка слизеринцев стояла неподалеку. — Привет, Гарри.

— Не нужно разводить с ними любезности, Хагрид! — вмешался Филч. — Они здесь не на прогулке.

— Ты свое дело сделал, Аргус. Дальше моя забота, — нахмурился лесничий.

— Да, да! Проваливай сквибблер! — раздраженно добавил Малфой. Филч побледнел от ярости. Драко начал вертеть в руках палочку. — А помните ребята, как вопил этот тролль, когда падал?

Филч развернулся и молча ушел. Хагрид неодобрительно смотрел на блондина.

— Это я убил тролля— проворчал Рон.

— Этому... — Драко скривился, — не хватило духу заявить мне это в лицо.

— Так, перестаньте! — скомандовал Хагрид. — Раз уж все собрались, пора перейти к делу... да. Позавчера я заметил, что в лесу стало меньше единорогов. Может быть, отбились от стада или еще что... мы пойдем, поищем следы или еще чего... заодно и единорогов увидите. Профессор Дамблдор послал вас именно за этим — мне, значится, помогать... Великий человек, да! Вон как все серьезно воспринял — медлить не стал!

Он обернулся к Драко.

— Ты ведь Малфой, так? Возьмите Клыка и отправляйтесь с слизеринцами на юг... а мы пока...

— Нельзя отправлять гриффиндорца со слизнями! — неожиданно вмешался Дин Томас. — Они же просто бросят его в лесу.

Остальные львята, включая Рона, невнятно выразили согласие — что да, нельзя. Слизеринцы ухмылялись.

Подобный аргумент отчего-то показался Хагриду резонным.

— Ладно... эээ... ну, тогда Гарри... возьми поводок... вы с Клыком отправитесь... он вас обратно выведет, а мы со слизеринцами пойдем туда — лесничий пальцем указал направление.

— Смотри-ка... с собаками их уравнял... — не особо понижая голос произнес Малфой. Послышались смешки. Хагрид предпочел проигнорировать высказывание.

— Вперед. Встретимся здесь же через два часа.

* * *

— Как-то здесь жутковато... — заметил Дин, перешагивая через здоровенный корень, выпиравший из земли так, будто дерево собралось расти еще и горизонтально.

— Что есть, то есть...— ответил Гарри. Они пробирались по лесу уже больше часа. Многочисленные тени, которые отбрасывали расположенные в хаотично ветки деревьев, выглядели сюрреалистично, а для группы одиннадцатилетних мальчишек так и вовсе жутковато, чего никто из них никогда не признал бы перед остальными учениками их факультета. Однако сгущающиеся сумерки заставили ребят наконец-то признать очевидное.

— Вам не кажется, что нам пора бы отправляться назад? — внес предложение Малфой.

— Что, струсил? — выпалил Рон.

— Да хватит уже! — крикнул Гарри. — Сколько уже можно-то, а?

Мальчик не заметил, как выпустил поводок, и Клык, почуяв свободу, начал обнюхивать ближайшие кусты, удаляясь все дальше.

Компания так и продолжала спорить, пока Симус не заметил отсутствия пса, о чем он и объявил всем присутствующим.

— Преееекрааасно... ну и как мы теперь выберемся? — протянул Драко.

Даже его вечный соперник Рон промолчал. Внезапно они услышали громкие взвизги и поскуливание, а затем и треск ломаемых веток, будто кто-то отчаянно прорывался через кусты. Ребята неуверенно переглянулись и отправились в сторону шума.

— Кажется, мы нашли единорога... — пробормотал Гарри, разглядывая изрядно объеденный труп животного, лежавший на покрытой пожухлой травой поляне. Отсутствовала значительная часть брюха, шею покрывала корка засохшей крови. В общем, неприятное зрелище. А еще заднюю часть корпуса оплетала какая-то странная серая субстанция. На другой стороне поляны послышался непонятный шорох. Сквозь голые кусты Гарри разглядел нечто очень большое и темное, направлявшееся на поляну.

— А еще мы нашли то, что нашло единорога, — на удивление спокойно сказал Симус. Гарри повернулся в сторону говорившего и увидел, что левее того места, куда он недавно смотрел, на поляну выбрался огромный, больше метра в высоту, паук.

— Медленно, не торопясь уходим отсюда, — сквозь сжатые зубы почти прошептал Малфой. Но было уже поздно, паук клацнул жевалками и поспешил в сторону новой добычи. Гарри среагировал мгновенно, его сногсшибатель с огромной силой отправил незадачливого преследователя в кусты, но, как оказалось, на этом дело не закончилось. С разных сторон послышалось зловещее клацанье, перешедшее в единообразный, но очень пугающий клёкот.

— Валим! — не сдерживаясь, закричал Малфой. Однокурсники, за исключением Рона, поспешили последовать его призыву. Драко схватил того за рукав мантии и практически на ухо прокричал «Бежим!» Это привело Уизли в чувство, и он решил последовать весьма разумному совету.

Они бежали уже около десяти минут, но зловеще клацанье так и не думало отдаляться. Их скорости было недостаточно, чтобы окончательно оторваться от преследователей. Каждый раз, когда кто-нибудь из них спотыкался — они теряли время, чтобы помочь упавшему. Клацанье постепенно приближалось, и это нагоняло на них страх. Рон был бледен, как полотно. Точно так же выглядел и Невилл, только на его лице помимо страха отражалось и чувство вины — он спотыкался чаще всех.

— О-оставьте меня...— дрожащим голосом произнес Невилл. — Я обуза. Без меня вы можете убежать...

Воцарилась молчание, прерываемое лишь все приближающимся клацаньем огромных пауков.

— Это не выход, — Гарри наконец собрался с мыслями. — Они загонят нас, как подраненную дичь. В выносливости нам с ними не тягаться.

— Ну и что же ты предлагаешь? — воскликнул Малфой. — Сдаться на милость пауков?

— Мы дождемся помощи, — твердо произнес Гарри. — Дадим бой здесь. Продержимся до прихода Хагрида.

— Хагрида?! Ты предлагаешь положиться на этого полоумного лесника?! Так же, как мы положились на его героическую собаку? — взвился Малфой.

— Будем подавать сигналы, — подал голос Дин Томас. — Так делают в фильмах про людей потерпевших катастрофу... ну вы знаете, пишут там «SOS» на песке, или еще как...

— Мы будем запускать красные искры каждые пятнадцать минут, — внес предложение Симус.

Клацанье все приближалось.

— Решено, — твердо сказал Гарри. — Держим оборону здесь.

— Э-э-э... Бывает трудно выиграть игру на одной обороне... — Пришел в себя Рон.

— И что ты предлагаешь, Уизли? Время, знаешь ли, поджимает! — раздраженно прокомментировал высказывание Малфой.

— Мы... мы заманим их в ловушку! — откликнулся тот. — Можно левитировать сюда побольше веток и травы, пропустить парочку пауков, а затем поджечь траву, отрезая их от остальной... эмм... стаи?

— А что делать с теми, кто прорвется? — спросил Дин.

— Уничтожим, — просто сказал Гарри. — Будем выталкивать в огонь. Это должно, хм, остудить их пыл.

Послышались неуверенные смешки, а Гарри, между тем, продолжил:

— Кто из вас владеет заклятьями посерьезней сногсшибателя?

Малфой задумчиво покачивал головой:

— Отец... научил меня... парочке режущих... ничего особенного, но может помочь.

Гарри одобрительно кивнул.

— Хорошо, целься в глаза, думаю, так можно нанести им реальный урон.

Рон решил не отставать.

— Фред и Джордж научили меня заклятью щекотки... — по недоуменным взглядам он понял, что хвастать подобным знанием в ситуации, когда шансы быть съеденными огромными пауками вполне реальны... в общем, момент был не подходящим, и Рональд поспешил сменить тему. — Еще Грэйнджер здорово подтянула меня в чарах левитации... Могу заняться костром.

Гарри кивнул. Симус, Дин и Невилл сказали, что сверх перечисленного ничего полезного они предложить не могут.

— Ладно, — подвел итог Гарри, — тогда собирайте кострище, подожжем деревяшки, когда они приблизятся, левитируем их в кострища. Может быть, огонь их отпугнет.

Обустройство обороны при помощи магии не заняло много времени. Они выстроились клином с Гарри и Драко на острие и Дином и Невиллом по бокам. Рон и Симус находились чуть впереди, до поры прячась за деревьями, чтобы напасть с тыла, когда придет их время. Пауки показались буквально через пару минут после того, как была закончена оборона. Их было не больше десятка, но их большие черные жвала, мощное волосатое туловище и восемь черных, быстро мелькающих лап, производили угнетающее впечатление.

Пауки заметили добычу и значительно ускорились, в их клацанье слышалось предвкушение.

Гарри смотрел, как первая тройка перелазит через поваленное дерево, он аккуратно поправил очки.

— Начинайте! — не выкрикнул, а именно скомандовал он, не замечая, как твердо звучит его голос. Вся его фигура излучала уверенность. Непослушные волосы колыхались на ветру, а зеленые глаза за тонкими линзами очков отражали лишь твердость и готовность идти до конца.

— Вингардиум Левиоса, — хором воскликнули пятеро из них, и пять подожженных загодя головешек устремились к линии костров. Более того, от места, где они до этого лежали, начало весело расползаться пламя. В общем, план удался — за линию костров проскользнули всего четыре паука. Гарри, не левитировавший горящие ветки к кострам, ударил первым. Его сногсшибатель отправил паука в полет прямиком к разгоревшемуся участку, того протащило по земле несколько метров, в результате чего огонь на этом участке затух, а затем поднялся и как ни в чем ни бывало начал приближаться к гриффиндоцам.

«Проклятье! Что же делать?» — думал Гарри. Весь план летел к чертям. Внезапно его взгляд остановился на дереве, под которым должен был пробежать паук. Мощный ствол, тонкие как иголки ветви... Как иголки...

Это было озарение, вспышка в мозгу, которая заставила Гарри навести палочку на ветвь и, сосредоточившись, выполнить нужные движение и произнести заклинание, которое они изучали на самом первом уроке трансфигурации... Гарри, по ощущениям, вложил в заклинание много сил, но нужный эффект был достигнут. Ветвь мгновенно удлинилась. На ее превращающейся в металл поверхности заиграли отблески пламени, а не успевший далеко отбежать паук стал напоминать сильно увеличенный экземпляр из коллекции жуков, которых точно так же накалывают на иголки...

У остальных дела шли не хуже. Несшийся на Драко паук мгновенно лишился глаз, из длинного пореза густо хлестала какая-то бурая дрянь, а насекомое перешло на визг. Малфой решил не терять инициативу и перешел в атаку, поливая противника небольшими режущими проклятьями, которые, однако, не причиняли хитиновому корпусу серьезных повреждений. Тогда Драко перенацелил палочку на раскрытую в очередном визге пасть, и паук тут же им и захлебнулся. Добило чудовище еще одно режущее проклятье, нацеленное туда, где раньше находились глаза. Гриффиндорец понесся на выручку Симусу, которого начал пытался отбить от группы четвертый паук.

Дин и Невилл не могли похвастаться таким же успехом, однако им удавалось с помощью сногсшибателей успешно сдерживать паука, судьбу которого в конечном итоге решил Рон. Он тоже заметил, что у Симуса дела идут не лучшим образом, но будучи вынужденным оббегать огромный экспонат, который все еще дергался на игле, которую сотворил Гарри, он подбежал к тому месту, где Дин и Невилл сражались со своим пауком. Так уж совпало, что Дин и Рон находились по разные стороны паука, и почему то их сногсшибатели угодили насекомому точно в голову, которая, не выдержав давления, лопнула, словно перезревший арбуз, разбрызгивая повсюду какую-то серо-коричневую бурду.

Тем временем, ситуация для Симуса складывалась паршиво. Огромный паук прижал ирландца к дереву и уже готовился к решающему прыжку. Прилетевшее режущее проклятье застигло его уже в прыжке и сразу лишило половины глаз. Паук лежал на земле неподвижно, и из него вытекало то, что можно было принять за кровь или остатки глаз...

Малфой подбежал к привалившемуся к дереву Симусу и поинтересовался, все ли в порядке. Затем он начал осматривать поверженное насекомое.

— Ха, да мы разделали их как... А-а-а-а! — паук внезапно подскочил и укусил Драко за ногу. Он жвалами держал его за ногу и, судя по всему, собирался бежать с добычей.

Драко никогда не испытывал такой боли. Да что там, его даже ни разу в жизни не шлепали... Но если он чему и научился за время пребывания в Гриффиндоре, так это не обижаться и не выискивать тонких путей отомстить обидчику... Теперь он четко знал, что их нужно давить сразу, несмотря ни на что. Он собрал всю свою волю, всю свою боль и ненависть в одно-единственное режущее проклятье, которое он, будучи подвешенным вниз головой, нацелил на то место, где голова паука соединялась с туловищем. Разрез вышел идеальным. Туловище с глухим стуком ударилось о землю, а голова окатилась в сторону без одного из жвал... которое осталось в ноге потерявшего сознание Драко.

Остальные гриффиндорцы немедленно прибежали на место происшествия. Невилл внимательно осмотрел ногу Драко, а затем дрожащим голосом произнес:

— А-к-кромантулы ядовиты... мы не донесем его до Хогвартса...

* * *

Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс Альбус Дамблдор сидел в своем кабинете и предавался мрачным думам. Вражда факультетов зашла слишком далеко. Выплеснувшись за её порог, в будущем она могла принести больше бед, чем Том со своими пожирателями. Старые опробованные методы почему-то не срабатывали, и директор с тревогой наблюдал за переменами, которые происходили на его бывшем факультете. В учениках очень быстро взрастало то, остатки чего он, Альбус, еще успел застать в своей далекой молодости. Идея охладить юных смутьянов прогулкой в Запретный лес казалась ему очень удачной. Кроме того, она таила в себе и второе дно — возможно, его юный герой сможет встретить свою судьбу раньше положенного времени. Альбус не был дураком, так что когда он в первый раз услышал о пропаже единорогов, у него возникла теория, проверить которую он доверил юным ученикам.

Он не был жестоким человеком, но понимал, что всеобщее благо часто требует жестких решений.

Теперь же он сидел в своем кабинете, задумчиво глядя на двух людей, которые пользовались его огромным доверием, а также являлись главами двух враждующих факультетов. И вот сейчас невозмутимый Северус и бледная как смерть Минерва стоят перед его столом, ожидая решения.

— Их нет уже три часа... Начинаем поиски. Если к рассвету найти их не удастся — объявите учащимся, что все они находятся в больничном крыле.

Знал бы он тогда, что это решения лишь приблизит то, чего он так боялся...

Запретный лес, ноябрь 1991 , за двадцать минут до времени встречи с Хагридом.

Как ни странно, решение, что делать с Малфоем, пришло довольно быстро. Невилл напомнил товарищам про первый урок Снейпа, когда он упоминал напиток живой смерти.

— В принципе, корень асфоделя и так обладает нужными свойствами... Он сильно замедлит... все процессы Малфоя, и даст нам время донести его до Хогвартса.

— А зачем тогда нужно зелье, если корень и так работает? — не понял Рон.

— Напиток живой смерти — это все-таки яд, который должен действовать незаметно, — пояснил Гарри.

Невилл кивнул.

— Кроме того, сам по себе корень обладает кучей побочных эффектов... — и тут же поспешил успокоить остальных, — впрочем, современная колдомедицина способна с этим справиться.

— Мы не угробим его? — спросил Симус. — Если честно, выглядит он не очень...

— Все будет в порядке, — отмел все возражения Гарри.

Рон и Симус подхватили бессознательного Малфоя под руки.

— А как же сигнал? — напомнил молчавший доселе Дин.

— Запусти в небо красные искры. Трижды. Когда найдем еще одно открытое место, пустим сигнал и оттуда, а пока нужно убираться, иначе сюда сбегутся твари со всего леса.

— Надеюсь, пауки отужинают трупами сородичей и отстанут от нас, — пробормотал Невилл.

Сноп красных искр взмыл в небо.

* * *

Опушка запретного леса, ноябрь 1991, Хагрид и слизеринцы, время встречи +15 минут.

— Что-то они запаздывают... Как бы не случилось чего, — пробасил Хагрид.

— И что же, мы теперь так и будем тут стоять? — раздраженно сказал Забини.

— Это... думаю нужно пойти поискать...

— При всем уважении, мистер Хагрид, — ровно произнес Нотт, жестом показав остальным, что берет переговоры на себя. — Мы уже закончили нашу отработку... не думаю, что профессор Снейп будет в восторге, если мы вернемся слишком поздно...

— Ну...это... мне нужно найти остальных... я же за них отвечаю, да... — начал оправдываться Хагрид.

— Разумеется, сэр, — вежливо произнес Нотт. — Это очень похвально... но, возможно, стоит предупредить директора, о том, что случилось... — тут Нотт заметил странную красную вспышку вдалеке, догадываясь, что это может быть, он начал лихорадочно думать, как поступить, но его опередил Забини.

— Что это там! — Блейз указывал в сторону школы.

— Где? — обернулся Хагрид. — Я ничего не вижу.

— Должно быть показалось. — сделал вид, что расстроен, Блейз.

Этот маневр дал Нотту время, чтобы собраться с мыслями.

— Предупредите директора, он выделит учителей в помощь, — Теодор выдержал паузу. — К тому же, с ними ваша собака...

— А ведь верно! — воскликнул Хагрид. — Клык-то их выведет!

Лесничий задумался:

— Но все-таки отправиться на поиски надо — Запретный лес это вам... не это! Не шутки, значит!

— Разумеется, а теперь, может быть, уже пойдем? — раздраженно спросил Забини.

— Да, да, конечно! — заторопился Хагрид и повел слизеринцев в замок.

Нотт обернулся в сторону леса и увидел еще одну красную вспышку на фоне древесных крон. Лицо его оставалось бесстрастным.

* * *

Хогвартс, кабинет директора. Время встречи с Хагридом + час.

Альбус Дамблдор считался величайшим волшебником двадцатого века и, пожалуй, был сильно недооценен. Если брать в расчет лишь магическую силу, умения и знания, то сам директор Хогвартса считал, что величайшим все же был Геллерт. Да и Том, если и уступал Альбусу в силе, то совсем немного... Дамблдор не был просто очень сильным магом или хорошим политиком... Он был гением.

У всех окружающих были свои сильные стороны — Северус был отличным зельеваром, Люциус Малфой — великолепным интриганом и манипулятором, а Джеймс Поттер был неподражаем в квиддиче. Если сравнить жизнь с игрой в шахматы — то одни отлично играли в обороне, другие в нападении, делали ставки на разные фигуры или даже могли мастерски провести пешку в ферзи. Но все это в пределах стандартной шахматной доски с раз и навсегда установленными правилами. С Альбусом все было не так — доска виделась ему в десять раз больше и состояла из множества уровней. Он мог перетасовывать фигурки с одного уровня на другой и совершать такие ходы, которые большинство считало просто невозможными. Он никогда не проигрывал просто потому, что не видел поражений. Он видел возможности.

Победа его оппонентов в любой сфере всегда рано или поздно приводила их к поражению из-за совершенно непредсказуемых событий. Непредвиденных ими, но не Альбусом. Возьмем квиддич, если бы Дамблдор играл в эту игру, оставаясь на земле без метлы, в то время, как его соперники были бы снабжены по первому разряду, то в конце игры они бы обнаружили, что, несмотря на пойманный снитч и забитые голы, победа досталась Дамблдору, потому что правила внезапно изменились и засчитывались только съеденные лимонные дольки.

Надо сказать, что, в отличие от того же Волдеморта, директор не строил хитрых, продуманных до мелочей, многоходовых комбинаций. Если можно так выразиться, директор вообще не строил планов. Широта его взглядов, а так же глубокое понимание событий, позволяли ему просто наблюдать за происходящим, когда тенденция их развития соответствовала его планам, или же, дождавшись точки бифуркации, направлять течение событий в нужное ему русло. Могли меняться люди, обстоятельства или сроки — но общий результат в большинстве случаев получался именно таким, какой он и хотел получить.

Со временем Альбус стал замечать, что, переиначивая маггловскую пословицу, за лесом он не видит деревьев. Бывало, что в погоне за нужным результатом или из за опасений сильно повлиять на ход событий, гибли невинные люди .Напрасные жертвы. Очень, очень много напрасных жертв. Но пока удавалось достичь нужного результата, Дамблдор успокаивал свою совесть тем, что все эти жертвы необходимы для общего блага.

В такие моменты он запирался в своем кабинете и перекатывал на языке лимонную дольку, чей кисло-сладкий вкус напоминал ему о том, что за все в жизни приходится платить.

Когда в его кабинет ворвался взволнованный Хагрид, который, то и дело запинаясь, поведал ему о том, что направленные на отработку гриффиндорцы не вернулись к назначенному времени, Дамблдор первым делом спросил у притаившегося в углу кабинета Снейпа, где находится Квиррел. Преподаватель зельеварения заверил директора, что тот находится в своем кабинете и никуда не отлучался. Альбус мгновенно успокоился. Если верить пророчеству, самое страшное не может произойти в принципе.

Ничего не понимающий Хагрид поинтересовался, когда они отправятся на поиски. Директор поблагодарил бледного от волнения лесничего и указал на тот факт, что он поступил весьма разумно, первым делом рассказав обо всем руководству, отчего лесничий немного успокоился.

Дамблдор немедленно отправил Снейпа совместно с Хагридом разыскать потерявшихся учеников. И сейчас чары, наложенные на вход в кабинет, подсказывали ему, что Северус уже вернулся из леса.

— Проходи, мой мальчик.

Профессор зельеварения вошел в кабинет, безэмоциональное обычно лицо было явно омрачено тяжкими мыслями.

Альбус закинул в рот лимонную дольку, готовясь к плохим известиям. Снейп начал доклад:

— Они наткнулись на акромантулов... Даже не знал, что в Запретном лесу их столько...

— Кто-нибудь погиб? — спросил Альбус.

— Непонятно. Мы наткнулись на пожарище... Похоже, мальчишки пытались дать бой... Сейчас в лесу полно кентавров и пауков. Рвут друг друга без жалости. Сейчас мы ничего не найдем, тем более вдвоем. Нужно вызывать авроров, Альбус.

— Не стоит спешить, мой мальчик.

Снейп скривился.

— Вас даже не заботит судьба вашего драгоценного Поттера?

«Кому повешенному быть, тот не утонет» — подумал Альбус, а вслух произнес:

— У меня есть веские основания полагать, что с мальчиком ничего не случится. Хотя я рад, что ты проявляешь такую обеспокоенность.

— Помимо вашего золотого мальчика, с ними находится мой крестник! Что я скажу его матери? — выпалил Снейп.

— Кстати об этом, у меня есть для тебя небольшое поручение.

Дамблдор объяснил декану Слизерина, что ему нужно будет сделать. Альбус не видел поражений. Только возможности.

Уже подошедший к выходу Снейп внезапно спросил:

— Скажите, Альбус, вам с самого начала было известно, на кого работает Квиррел?

— Разумеется, мой мальчик. Какой же я директор, если не знаю, что творится в моей школе, — ответил директор, решивший не рассказывать о своей теории, насколько близко нынешний профессор ЗОТИ сошелся с Томом. — И поторопись. У тебя есть всего час. После этого весь преподавательский состав начнет поиски. К этому моменту ты должен быть здесь.

* * *

Поместье Ноттов, два часа с момента пропажи.

Каким чудом ему удалось организовать эту встречу так быстро, он и сам не понимал. Будучи другом Люциуса, Снейп не рассчитывал, что главный конкурент Малфоя примет его так быстро. Эвдард Нотт ухватил суть довольно быстро. Проклятье висевшее над родом Малфоев, из-за которого его представители не могли иметь больше одного ребенка, относилось к вещам, о которых не принято говорить в приличном обществе, но секретом, в общем-то, не являлось. Если Драко погибнет, если уже не погиб, это означает конец их рода. Сомнений в том, что Люциус будет защищать свой род, у Эдварда не было.

— Действительно... Прекрасная возможность утопить Малфоя... Однако откуда я могу знать, что Он действительно пытается вернуться... Если ты солгал, я буду выглядеть как один из этих жалких магглолюбцев, готовых целовать полы мантии Дамблдора.

— Сомнение в твоем голосе очень не понравилось бы Темному Лорду, — холодно произнес Снейп.

— Я беззаветно ему предан, — лицо Нотта-старшего слегка дернулось. Он взял со столика бокал огневиски и слегка пригубил его. Собеседник хранил молчание. — Хорошо. Я сделаю, как ты просишь. Поговорю с остальными и попробую объяснить им ситуацию. Если они по-прежнему верны Лорду, проблем не возникнет. Но мне нужны подробности — камень и этот Квиррел — понятно, но причем тут Малфой?

— Ответ практически у тебя перед глазами, — разыграл раздражение Снейп. — Этот недоумок Квиррел решил выслужиться перед Лордом и убить мальчишку Поттера... Просто досадное совпадение... кто же знал, что сын Люциуса окажется на Гриффиндоре?

— Да, — произнес Эдвард Нотт, внутренне усмехаясь, — просто досадное совпадение.

* * *

Запретный лес, + три часа.

Дин и Симус выдыхались, несмотря на то, что Малфой был не слишком тяжелым. Наверное, если бы им удавалось сменяться, все было бы намного проще, но выхода не было. Гарри оставался на страже, а Невилл помогал передвигаться бледному от потери крови Рону, который не переставал извиняться:

— Простите парни, я должен был догадаться, что те огоньки — это какие-то твари. Поверить не могу, выродки завели нас в болото!

— Не переживай, Рон. Выбрались живыми — уже хорошо, — пытался успокоить его Гарри, глядя на пропитанную кровью штанину товарища.

Они шли уже очень долго. И, по ощущениям Гарри, уходили все дальше от Хогвартса. Но повернуть назад не могли — вдалеке раздавался гулкий топот, яростные крики и уже знакомое клацанье. Гарри боялся представить, сколько пауков там собралось. Усталость и голод медленно подтачивал их волю продолжать движение. Мертвенно-бледное лицо Малфоя тоже не добавляло оптимизма. А потом еще эти болотные твари.

— Нам ведь придется искать обход. Вряд ли мы сможем еще раз пробраться через болото, — внезапно сказал Симус.

— Нужно немного передохнуть. Кажется, там есть подходящая поляна.

И они отправились в направлении, указанном Гарри, который шел первым. Еще на подходе он почувствовал, будто что-то тянет его идти вперед. Он остановился, а вслед за ним и остальные. Они стояли посреди лесной поляны, в центре которой, помимо травы, рос один-единственный цветок. Темно-синие лепестки образовывали бутон, внутри которого находилась алая сердцевина.

Гарри услышал ошеломленный вздох, а затем и возглас Невилла:

— Слеза Кирки!

В следующее мгновение свет померк, и Гарри погрузился в темноту.

* * *

Гарри очнулся и рывком поднялся с земли. Первым, что он увидел, был аккуратный двухэтажный дом, увитый диким виноградом, и с красной черепицей на крыше. Он стоял и разглядывал появившееся неизвестно откуда строение, пока сзади его не окликнул голос:

— Арри ! Так нецесно! Где ты прятался?

Гарри обернулся и увидел перед собой двух детей. Один был мальчиком, удивительно похожим на Гарри, только в отличие от него тот не носил очков, да и глаза были карие. Второй была девочка лет шести с темными волосами и такими же, как у него, зелеными, цвета изумруда, глазами.

— Точно, братишка. Рози же сказала, что сдается. Нужно было сразу выходить из укрытия, — произнес мальчик.

— Дети, оставьте Гарри в покое. Пойдемте обедать, — раздался еще один голос.

Гарри обернулся и увидел тех, кого раньше видел только на фотографиях, каким-то чудом оказавшихся у Вернона и Петуньи. Гарри не мог поверить своим глазам.

— Мама...П-папа? — дрожащим голосом прошептал он.

* * *

Малфой-мэнор, ноябрь 1991 +15 часов.

Люциус Малфой сидел в кресле, пристально разглядывая человека, которого считал хорошим приятелем, но сегодня он был не рад его видеть.

— Поиски не дали результатов. Они перешли болото... не представляю как, но... в общем, дальше следы теряются. Магические методы поиска не дают результатов, словно они накрыты каким-то коконом...

Нарцисса, сидевшая на софе в углу, не выдержала и расплакалась.

— Коконом... — Люциус сделал большой глоток огневиски, а затем буквально сорвался: — Откуда там вообще взялись эти чертовы пауки?!

— Как выяснилось, наш лесничий Хагрид вздумал завести себе акромантулов в качестве питомцев, — произнес Снейп.

— Я убью его, — мрачно произнес Малфой, делая еще один большой глоток, сползая в кресле.

— Он уже пытался наложить на себя руки, — иронично произнес Снейп. — Веревка не выдержала.

— Не его, — Люциус безвольно махнул рукой. — Дамблдора. Если роду Малфоев суждено пресечься, Дамблдоры отправятся вместе с нами.

— Но ты ведь не собираешься...— обеспокоенно спросил Снейп, делая неопределенный жест рукой...

— Нет, — Малфой-старший подобрался. Его голос снова звучал уверенно, и только годами знавшие этого человека люди могли заметить, что холодное безразличие сменила ожесточенность. — Пока нет. Я уже говорил с Фаджем. Разбирательство в Визегамонте назначено на четверг. Председательствовать будет Пий, он из наших. Еще я собираюсь встретиться с Августой Лонгботтом. Такое нельзя прощать.

Лицо Северуса оставалось бесстрастным, хотя в глубине душе он жалел этого человека. Учитывая то, что ему пришлось сделать не так давно... Люциус будет раздавлен.

* * *

Запретный Лес, гриффиндорцы, + больше трех дней.

Жизнь с родителями показалась сказкой. То, о чем он втайне мечтал, оказалось возможным! Его мать была доброй и любящей, а отец мужественным и веселым. Много времени Гарри проводил, играя со своими братом и сестрой в прятки или с братом и отцом в квиддич. Это оказалось настолько восхитительно, что Гарри решил, когда вернется в школу, непременно попытаться войти в школьную команду. Родители говорили Гарри, что гордятся им. Каким он стал, каким он вырос. Это всегда немного смущало Гарри — разве они не видели, как он рос? В их компании он забывал обо всем. Он быстро полюбил семейные ужины и спагетти с морепродуктами, которые готовила мама. С ней Гарри старался проводить как можно больше времени. Иногда они сидели вместе в домашней библиотеке и молча читали или же гуляли в саду, беседуя о школьной жизни Гарри. Мать рассказывала о своем детстве, о том, как они с сестрой жили, до того как она узнала, что она волшебница.

Это был обычный семейный ужин, когда Гарри внезапно почувствовал, что что-то идет не так. Все вокруг стало расплываться перед глазами. Это было странное состояние, он все еще видел в виде размытых пятен своих родных, но в то же время осознавал, что его кто-то тащит по полю.

Когда Гарри затащили под дерево, видение родных окончательно рассеялось. Он увидел нависшего над ним Невилла.

— А где мама? — спросил Гарри.

В ответ Лонгботтом отвесил ему сильную пощечину. Голову Поттера мотнуло в сторону, но он четко слышал слова своего однокурсника, сказанные непривычно резко и жестко.

— Очнись. Все, что ты видел — иллюзия. Этого не существует, — четко выговаривал он каждое слово. А затем с нескрываемой горечью добавил: — Это невозможно.

Гарри все еще пытался осознать происходящее.

— Приготовь палочку и прикрывай. Я за остальными, — с тем Невилл и отбыл, оставив Гарри стоять под деревом и судорожно сжимать палочку.

Малфой-мэнор, ноябрь 1991, вечер накануне слушаний в Визенгамоте.

— Уверяю вас, Эвелина, смерть вашего мужа не останется безнаказанной, — утешал сидевшую перед ним женщину Люциус, Нарцисса сидела с ней рядом на софе, положив руку на плечо свежеиспеченной вдовы. — Если вам потребуется какая-либо помощь, обращайтесь.

Так они провели еще какое-то время. Люциус заверил, что не оставит семью своих верных сторонников без поддержки, а юный Грегори в будущем получит возможность занять подобающее чистокровному магу место. С тем Эвелина Гойл и отбыла.

Семейный ужин проходил в нарочито торжественной обстановке. Домовые эльфы сервировали стол так, будто они готовятся принимать, как минимум, самого Мерлина. Лишь изрядное количество вин, которые хозяева мэнора употребляли весьма умеренно, свидетельствовало о том, что многое изменилось.

— Мы проиграли, — хладнокровно произнес Люциус, накалывая на вилку очередной кусок ветчины.

Нарцисса молчала, Малфой-старший продолжал рассуждать вслух.

— Все указывает на сговор, — он отпил вина из бокала. — Ходят слухи... что Темный Лорд жив и собирается вернуться. Говорят, что появился его эмиссар, который может связаться с ним напрямую, и Драко стал помехой для планов Лорда. Боюсь даже представить последствия для нашей семьи, если слухи окажутся правдой... Но кто мог знать? Наш сын оказался слишком близко к Поттеру, и, скорее всего, они оба уже мертвы. Нас списали, Нарцисса... Чертовы ублюдки уже мысленно похоронили нас...

Люциус приложился к бокалу, допивая остатки вина.

— Дорогой, возможно, ты преувеличиваешь... Слухи могут оказаться лишь слухами, а влияние нашей семьи достаточно велико... — подала голос Нарцисса.

— Ты не понимаешь... Семьи, симпатизирующие нашему делу, отвернулись от нас. Паркинсоны уже отозвали свое приглашение на званый вечер... но у Лестера всегда было туго с мозгами. Уверяю тебя, после завтрашнего разбирательства каждый болван будет рассуждать о том, что Малфои лишились большей части влияния, и остальные влиятельные семьи поступят так же... Идиоты... Думали, я не догадаюсь... — Люциус выдержал паузу, позвал одного из домовиков и приказал подать еще вина. — Хотя, может быть, им уже все равно... Но какова наглость! Убить Гойла — это все равно, что расклеить по всей Англии объявления, что против Малфоев зреет заговор...

— Тогда Крэббы... — догадалась Нарцисса.

— Предательство... — мрачно кивнул её муж.

— Но ведь они обязаны нам всем! Всем! — воскликнула миссис Малфой. Затем до нее дошло. — А как же Драко? Неужели Дамблдору все сойдет с рук...

В глазах Нарциссы стояли слёзы. Люциус заговорил с ней ровным, отстраненным тоном:

— Не волнуйся, я все устрою. Малфои всегда платят по счетам. — Заметив, что его обещание успокоило жену, он, выдержав короткую паузу , продолжил: — Но законным путем мы ничего не добьемся. Мое влияние буквально тает на глазах. Вчера Руквуд пропал прямо из своей камеры в Азкабане. Только мое вмешательство сдерживало невыразимцев от того, чтобы воздать ему по заслугам... Отдел Тайн не та организация, которая позволит выбалтывать свои секреты направо и налево... У Нотта не получилось это предотвратить. Не удивительно, этот жалкий выскочка сам не понимает, что творит...

Люциус слегка усмехнулся.

— Страшно представить, что с ним сейчас делают... — немного придя в себя, произнесла Нарцисса.

— Есть и хорошие новости, — иронично добавил Малфой. — В аврорате крепнет убеждение, что я действительно находился под Империо... До меня доходили слухи, что Скримджер как-то оборонил, что хотел бы принести нам извинения... Видимо, наши бывшие соратники пытаются достать меня еще и через них...

Трапеза продолжилась в молчании. Супруги чувствовали, что завтра их жизнь изменится необратимо, причем не в лучшую сторону. Исчезновение и возможная смерть Драко стали для них тяжелым ударом. Но даже этого было недостаточно, чтобы сломить род Малфоев.

* * *

Несколько часов спустя.

Люциус часто приходил в Лютный переулок, и никогда ему не приходилось скрывать свою внешность за неброским плащом — это был вопрос репутации. Но сегодня все изменилось, поскольку он был одет так же, как и большинство посетителей переулка, разве что трость с головой выдавала своего владельца. Что сразу же бросилось в глаза его собеседнику, о чем тот и поспешил сообщить:

— Ну надо же... Люциус Малфой собственной персоной, — проятнула закутанная в темный плащ фигура. — Хотя да, у мистера Крэбба есть более важные дела... А мистер Гойл и вовсе стал персоной для нас недосягаемой...

— Мне бы хотелось, чтобы кое-кто все же смог в ближайшее время передать привет моему доверенному компаньону...

— Соболезную вам и вашей супруге, мистер Малфой, — уже серьезно отозвался собеседник. — Но сейчас никто, кроме, разве что, какой-нибудь швали, не станет с вами работать. Сейчас для всех серьезных людей в Лютном вы словно больны драконьей оспой. Повторяю, никто не станет на вас работать. Примите добрый совет, отложите свое дело до тех пор, пока страсти не улягутся... Я готов даже предоставить вам скидку за доставленные неудобства.

— Мы говорим о Лютном. Стоит лишь позвенеть монетами, и найдется уйма головорезов, готовых за горстку кнатов придушить собственную мать, — возразил Люциус.

— В лучшем случае, эти люди смоются с деньгами и побегут продавать информацию о вашем заказе всем желающим, — отметил посредник. — Впрочем, если качество услуг и репутация больше не важны для вас... есть кое-кто на примете...

Малфой молчал, и его собеседнику пришлось продолжить.

— Мундунгус Флетчер, или Навозник, как его называют. Занимался перепродажей краденого, в основном. Однако буквально пару месяцев назад куда-то пропал. Объявился пару недель назад, стал заниматься скупкой разного хлама. Парней, которые отправились его прощупать, так и не нашли. Очевидно, что за ним кто-то стоит, но я бы не советовал вам с ним связываться. Он стал каким то странным: помешан на растениях, рассказывает всем, что способен заставить их говорить. На днях попытался покусать вампира в баре. Тот растерялся настолько, что даже не убил придурка. В общем, о какой-либо надежности и говорить не стоит, но решать, конечно, вам.

— Что ж, спасибо за информацию, — Люциус бросил на столик несколько галеонов.

Посредник даже не посмотрел в их сторону, он напряженно следил за тем, чтобы его собеседник не потянулся к палочке. В комнате повисло едва уловимое напряжение.

«И почему все не может пройти гладко?» — подумал Малфой, поворачивая набалдашник трости, который активировал чары, превратившие изящный аксессуар в тонкий изящный клинок, острие которого, мгновение спустя, уже показалось из-под лопатки незадачливого посредника. Раздался глухой стук, заставивший встрепенуться стаю пикси — волшебная палочка выпала из рук мертвеца.

«Хорошая реакция», — отметил Люциус, приводя в порядок свою трость. Сегодня у него еще были дела. И первым был поиск Мундунгуса Флетчера.

* * *

Министерство Магии, Зал предварительных слушаний.

Всем, кто был хоть как-нибудь связан с высшим судебно-законодательным органом магического мира, приходилось бывать в зале заседаний. Меньше было тех, кто мог бы сказать, что присутствовал при рассмотрении какого-нибудь дела в зале №10 на одном из нижних уровней министерства.

Однако мало кто из действующих членов Визенгамота мог бы утверждать, что он побывал в зале предварительных слушаний. Просто потому, что такому человеку делать там было просто нечего...

Причина кроется в самой организации обеспечения магического правопорядка. Всего в волшебной Англии было, предположительно, три силовых структуры. Точности не было, потому что никто доподлинно не знал, имеет ли Отдел Тайн силовые подразделения.

Если перечислить эти структуры в порядке возрастания их значимости, то в конце списка разместится подразделение Ударных волшебников. Изначально они должны были выполнять роль кадровой основы английской волшебной армии и подчиняться непосредственно министру магии. Понятно, что члены Визенгамота не собирались вот так запросто отдавать в руки министра подобную силу, так что в итоге подразделение Ударных волшебников не имело права проводить операции внутри страны без согласия высшего законодательного органа. Кроме того, финансирование отряда осуществлялось по остаточному принципу. И, в данном случае, когда мы говорим «по остаточному», здесь нет никакого преувеличения. Даже отдел, боровшийся с неправомерным использованием маггловских изобретений, финансировался лучше. Таким образом, на сегодняшний день единственная строго специализированная силовая структура имела более чем жалкий вид. Она состояла из тридцати практически необученных волшебников, двадцать из которых составляли гарнизон Азкабана, а еще десять охраняли здание министерства. Как ни крути, но назвать эту структуру влиятельной язык не поворачивался. Тем не менее, именно она, не считая контролируемых достаточно условно дементоров, составляла главную ударную силу министра.

Аврорат представлял из себя странную помесь полиции, спецслужбы и сил специального назначения. Зенит славы этого подразделения пришелся на период окончания войны с Гриндевальдом. Англия не посылала свою волшебную армию сражаться с силами Темного Лорда, вместо этого она ограничилась серией рейдов и диверсий, которые после войны широко освещались в прессе. На авроров посыпался дождь наград . Естественно, увеличилось и финансирование — штат был расширен до трехсот волшебников. Учитывая требования, которые выдвигались к кандидатам... это было внушительно. В последние годы численность авроров значительно сократилась, но несмотря на это, пост главы этой структуры оставался одним из самых желанных в стране. Вообще, славным борцам с тьмой прощалось многое. Теоретически, любой аврор-оперативник мог даже получить лицензию на применение непростительных заклинаний.

В общем, жаловаться им не приходилось. До определенного предела они были практически всемогущи. Департамент магического правопорядка крайне редко проводил расследования обстоятельств смерти задержанных. Единственным сдерживающим фактором было предписание — сначала применять нелетальные заклятия. То есть, в принципе, комбинация «ступефай + бомбарда», пущенная в подозреваемого, не вызвала бы особых вопросов.

Окажи сопротивление — то, что от тебя останется, похоронят в коробке из-под спичек. Аврору показалось, что ты оказываешь сопротивление — итог тот же. На самом деле, в реальности все было гораздо пристойней, и стражи порядка редко действовали настолько грубо, но борьба с Волдемортом породила ожесточенность с обеих сторон, и в итоге аврорат, символом которого для определенных слоев стал Аластор Моуди, недолюбливает определенная часть населения страны.

В общем, что касается оперативной работы — они обладали большой свободой действий, ограниченной лишь приказами собственного начальства. Но стоило только подозреваемому перейти в статус задержанного, статус аврора мгновенно опускался до уровня простого полицейского. Инструкции, отчетность, бумажная работа и никаких вольностей. Если вина была очевидна, документы отправлялись в департамент магического правопорядка, который выдвигал обвинение. Дальше преступника ожидал суд Визегамота. Количество судей зависело уже от тяжести совершенного деяния. В случаях, когда преступление слишком мелкое для Визенгамота, или же степень вины подозреваемого не ясна, дело отправлялось в палату предварительных слушаний, где либо назначалось наказание, в первом случае, либо же дело отправлялось на тщательное расследование в ДМП.

В отличие от аврората, который действовал по принципу «Хватайте их! С сывороткой правды все узнаем», Департамент магического правопорядка был действительно серьезной в плане расследований организацией, однако, в силу того, что данная организация сочетала в себе функции бюро расследований, прокуратуры и, отчасти, конституционного суда, большая часть уголовных дел просто проходила мимо них.

Происшествие в Хогвартсе было достойно расследования ДМП. Однако влияние директора Дамблдора заставило департамент затянуть с началом расследования, а затем вмешательство Малфоя-старшего и вовсе лишило ведомство мадам Боунс возможности расследовать сложившуюся ситуацию.

Вообще, расчет Люциуса был прост, и на первый взгляд казался беспроигрышным. Нанести удар следовало как можно скорее, не дать Дамблдору времени, чтобы собраться с силами. А для этого требовалось отстранить от дела ДМП, расследование которого могло тянуться достаточно долго. Затем с помощью Фаджа продавить слушание дела в Визенгамоте и дать бой Дамблдору, который будет терять позиции, по мере того как будут всплывать все новые подробности дела. Деньги рода, прочные позиции в Визенгамоте и влияние на министра помогут осветить ситуацию в прессе так, как нужно.

И тут случилось немыслимое. Соратники отвернулись от Малфоя. Вся комбинация, словно карточный домик, рассыпалась в одно мгновение. Уже с утра Люциус получил письмо из секретариата Визенгамота, что дело не может быть рассмотрено без предварительных слушаний. Судилище отменяется. Сегодня будет решаться вопрос, достаточно ли виновен Дамблдор, чтобы тащить его в суд. Абсурд.

Малфой зарегистрировал свою палочку на входе в министерство, а затем спустился на лифте на уровень, где находился нужный зал. Когда Люциус вошел в зал, его маска едва не дала трещину, обнажив перед публикой его истинные эмоции. Председательствовал Амос Диггори, открыто симпатизировавший Дамблдору.

Ситуация, сложившаяся в зале предварительных слушаний, могла показаться курьезной. В комнате, рассчитанной на коллегию из трех судей и подсудимого, собрался полный состав из Визенгамота, за исключением погибшего Гойла. Прибавьте к этому прессу, авроров и зрителей, которым как-то удалось проникнуть, и вы получите не зал суда, а прибежище нелегальных мигрантов. Коллегия судей была расширена до полного состава высшего суда, «в виду исключительности случая», но производство все равно проводилось, как по делу с неопределенной степенью вины подсудимого.

Но даже это было не главным. Люциуса буквально душила ненависть, когда он смотрел, как смерть его сына приравнивают едва ли не к краже медного котла. Первый секретарь министра зачитала обстоятельства дела. Мадам Боунс заявила, что по данному инциденту расследование её департаментом не проводилось. Диггори вынес вопрос о передаче дела в Визенгамот на голосование. Да какая к черту передача дела, когда все члены высшего суда сейчас здесь? Люциус и Дамблдор, естественно, не были включены в коллегию судей. Мадам Лонгботтом попросила слово и произнесла жесткую речь. Она спрашивала, кто же ответит за смерть детей? За смерть наследников трех могущественных родов?

Люциус не стал брать слово. Его переполняли самые разные чувства, и он боялся, что стоит ему открыть рот, и сдержаться уже не удастся. Он не знал, что со стороны его лицо приобретало все более бесстрастное выражение, которое к концу речи мадам Лонгботтом сделало его лицо похожим на абсолютно ровную белую маску. Джереми Кребб поежился в своем кресле, размышляя, не совершил ли он ошибку.

Малфой предполагал, чем закончится голосование. Фадж, первый секретарь Амбридж и часть министерских воздержались. Шесть проголосовали в пользу Дамблдора. Союзники Поттеров также голосовали за него, даже не смотря на то, что этот человек виновен в смерти последнего из рода их союзника. Лонгботтомов поддержали три союзные семьи...из пяти, две оставшиеся также были за директора. Нейтральные семьи, в основном, воздержались, за исключением мадам Боунс, которая голосовала против директора. Так же , к удивлению присутствующих, поступил и Тибериус Огден, давний друг Дамблдора. Морвуды, Линслоу и прочие темные семьи, что традиционно шли за Блэками, проголосовали против директора. Так, а вот и Мэрчбэнкс... конечно, поддерживает свою старую подругу Августу... Ну надо же, Майлз, магглорожденный глава департамента по связям с гоблинами, против лидера света... удивительно. Восемь светлых семей... все за Дамблдора. Четыре темных воздержались, остальные сочувствуют делу пожирателей и проголосуют вслед за Ноттом... Воздержался. Розье. Воздержался. Кребб... мразь. Одиннадцать против двадцати. Дело не пойдет в Визенгамот, и Белый генерал выйдет сухим из воды. Прости меня, Драко.

Диггори зачитал результаты голосования и постановил, что на этом слушанье прекращено, после чего предоставил слово Дамблдору. Тот с грустью в голосе, говорил о неизбежных ошибках, о необходимости прощать... внезапно он остановился. Люциус повернулся и увидел, что у входа в зал стоит Северус Снейп и пристально смотрит в глаза директору.

— Но не время предаваться скорби! — внезапно объявил Дамблдлор. — Меры по спасению детей, предпринятые персоналом Хогвартса, наконец-то принесли плоды! Все дети живы!

Зал взорвался аплодисментами.

* * *

Сент-Мунго, декабрь 1991 года, неделя до Рождества.

Гарри лежал в кровати и читал «Ежедневный Пророк». В первые недели после их возвращения директор Хогвартса не сходил с главных полос газеты. Мальчик заметил, что о встретивших их в лесу аврорах не написано ни строчки.

Они все таки выбрались, у них получилось. Неизвестно, смогли бы они донести Драко, если бы не те парни в алых мантиях, которые углядели их с высоты, а затем доставили самого пострадавшего из них в больничное крыло. Затем были процедуры, многочисленные лекарства... и не многие из них были приятны на вкус. Но все же это было лучше, чем постоянные визиты прессы и различных чиновников, желающих выразить наилучшие пожелания, почему-то только в присутствии все той же прессы. Гарри успел всего пару раз навестить остальных пострадавших гриффиндорцев, поскольку постельный режим был достаточно строгим. Так, Невиллу и вовсе запретили некоторое время выходить из палаты, поскольку он уже несколько раз пробирался в отделение тяжелых магических травм. Поттер так и не понял, что могло ему там понадобиться.

Как-то раз их приходили навестить их товарищи по факультету во главе с профессором Макгонагал. Гермиона с негодованием рассказывала, что в школе сильно увеличилось количество драк, но, к удивлению Гарри, она попыталась оправдать своих однокурсников, заявляя, что слизеринцы стали совершенно непереносимы, будто уверены в собственной безопасности, а Забини и вовсе как-то раз набрался наглости, чтобы заявить компании пятикурсников, что скоро настанет их время, и грязнокровкам и предателям крови настанет конец. Гермиона поделилась мнением, что Забини не стоило этого говорить, а его собеседнику не стоило сбрасывать его ударом ноги в грудь с лестницы.

Близнецы Уизли не смогли прийти, так как очередная шутка кончилась для факультета потерей целых двухсот баллов, и отработками до конца года для самих шутников. Гермиона с горячностью утверждала, что их поступок ужасен — несчастный профессор Квиррел оказался в больничном крыле с тяжелыми повреждениями. Гриффиндорка сказала, что они перешли черту, а их отговорка, что они всего лишь зачаровали флейту Квиррела, которую преподаватель ЗОТИ оставил на столе, издавать звуки пердежа, если кто нибудь попытается на ней играть, никуда не годятся. В общем, много чего произошло.

Новости в большом мире также не радовали. Газеты, которые Гарри набрал, чтобы узнать, что произошло за то время, пока он был в отключке, не радовали разнообразием. Основных тем было шесть. Если привести их в хронологическом порядке, то это будет выглядеть так: речи Дамблдора, странный взрыв в Хогсмиде и убийство Аберфорта Дамблдора, версии некой Риты Скитер касательно убийства, обыски в особняке Малфоев, суд над Люциусом Малфоем за хранение темного артефакта, пропажа темного артефакта из хранилища улик.

«Нужно будет как-то помягче сообщить это Драко», — подумал Гарри, а затем погрузился в сон.

Литтл-Уиннинг, 25 декабря 1991 года.

Сегодня Гарри проснулся раньше обычного. И дело было не только в том, что это было Рождественское утро, у него были большие планы на этот день. Он составлял их с того самого момента, когда услышал от Олливандера причину своей магической неполноценности. Поттер боялся рассказывать кому бы то ни было о своем возможном недуге опасался, что медики из Сент-Мунго смогут его раскусить. Но, по-видимому, их длительное заключение, по-другому и не скажешь, в стенах больницы было вызвано скорее желанием многочисленных официальных лиц лично высказать свои пожелания скорейшего выздоровления перед объективом камер, нежели объективными медицинскими причинами. Единственным исключением, пожалуй, был Драко, который пролежал в коме большую часть времени, которое они провели в больнице. В любом случае, все они были рады увидеться с семьями, и вариант провести каникулы в школе даже не рассматривался.

Вскоре Гарри и Дин распрощались со своими однокурсниками и в сопровождении профессора Макгонагал, которая специально прибыла из школы, отправились к Дырявому Котлу. Дядя Вернон, тетя Петунья и Дадли уже ждали его на выходе из паба, там же была и мать Дина. После горячих приветствий состоялось знакомство с Кэтрин Томас, после чего семьи разъехались в разные стороны. Гарри испытал чувство небывалого облегчения, когда они подъехали к их фиолетовому домику с оранжевой черепицей. Он был дома, где если и не спокойно, то хотя бы нет передвигающихся лестниц... При мысли о том, что дяде эта идея наверняка пришлась бы по вкусу, мальчик содрогнулся. Ну, как минимум, здесь нет гигантских пауков и своры начинающих террористов, которые только и мечтают о господстве над окружающими.

Гарри моргнул, отгоняя воспоминания о возвращении домой, и принялся одеваться. Обязательно нужно успеть. Он уже собирался выйти из комнаты, когда внезапно подумал о подарках... Конечно, у него не было времени что-либо купить, но если вдруг кто-нибудь из магического мира решит послать ему что-нибудь, то доставлять подарки будет, несомненно, сова, а потому следует либо оставить окно комнаты открытым, либо готовить историю для соседей о новом питомнике для сов, который дядя решил вдруг открыть у себя в доме.

Гарри быстро спустился на первый этаж и, коротко поприветствовав тетю и объяснив ей, что он собирается прикупить им хотя бы открытки, вышел на улицу.

Еще летом, перед отправлением в Хогвартс, Вернон договорился об аренде гаража, для того, чтобы Гарри свободно мог перечитывать ограниченную к распространению литературу. Все эти месяцы дядя исправно платил, перечисляя деньги на имя мистера Смита, поручив остальные дела самому Гарри. Мальчик был там всего два раза. В первый раз он забирал ключи у владельца, и прятал «подарки» дяди после их рейда в магический мир во второй.

И вот настала пора воспользоваться тем, что было в сумке. Тем временем Гарри прошел городок почти насквозь и вышел к расположенному на северо-западной окраине, неподалеку от городского парка, владению мистера Смита.

Он подошел к боковому входу в гараж, оглянулся и, позвякивая ключами, стал открывать дверь. С резким щелчком комната наполнилась светом, заставляя окутавший помещение мрак отступить и забиться в дальние уголки меж груд инструментов, коробок и прочего хлама. Гарри подошел к одному из завалов и, немного покопавшись в куче коробок, достал оттуда спортивную сумку. Просматривая находившиеся в сумке книги, Поттер пришел к заключению, что попадись он с таким богатством аврорам, никакая слава ему не поможет. Создавалось ощущение, что подборка была сделана... вернее, не было никакой подборки, в сумку кинули все , что под руку подвернулось. Скорее всего, так оно и было. Если книги по защите разума или «Рунические плетения» выглядели многообещающие, то с такими шедеврами, как «О роли жертвоприношений в тавматургии» или «Кровь — источник силы», Гарри не знал что и делать.

В конце концов, отложив для себя «Рунические плетения» и «Защиту разума для начинающих», он перешел к амулетам, изрядное количество которых было хаотично разбросано на дне сумки. К счастью, многие из них были обернуты кусками пергамента, которые на деле оказались записками с пояснением, как работает тот или иной амулет.

Гарри остановился на медном кольце с нанесенными на внутренней стороне рунами, которое, судя по описанию, должно было отводить внимание от того, кто его носит. Подумав, он присовокупил небольшие деревянные четки с аналогичными свойствами. Все это до поры до времени отправилось в карман, в то время как выбранные книги нашли свое пристанище на дне коробки вместе со всяким хламом, который отправился туда же для маскировки.

По дороге, Гарри завернул в супермаркет, где приобрел три стандартных рождественских набора и открытки — оставлять семью совсем без подарков было бы некрасиво.

Время до обеда тянулось очень медленно. Чтобы хоть как-то занять его, мальчик принялся помогать тете с рождественскими приготовлениями. И вот в три часа дня он отпросился у родственников, поясняя, что ему нужно сходить проветриться. Дадли хотел было увязаться вслед за ним, но Гарри вежливо пояснил, что ему нужно побыть одному, и спросил кузена, не мог бы он одолжить свои солнцезащитные очки. Дадли удивился, но не стал спрашивать, зачем ему зимой очки, а просто принес требуемое. Гарри поблагодарил его и быстро вышел на улицу.

Аптека мистера Бэзила была небольшой и располагалась в десяти минутах ходьбы от дома Дурслей. Гарри свернул за угол и, надев кольцо, принялся рассматривать свою цель. Мистер Бэзил, сколько юный Поттер себя помнил, всегда закрывал свою аптеку около четырех на Рождество. Он был хорошим человеком, и Гарри не нравилось то, что он собирался сделать. Но сумасшедший волшебник может принести людям гораздо больше бед, в этом мальчик не сомневался. Так будет лучше для всех. Прошло уже более получаса, и Гарри решил, что тянуть дальше нельзя. Он нацепил солнцезащитные очки и, не замеченный никем, отправился ко входу в аптеку.

Мистер Бэзил уже подходил к дверям, мысленно предвкушая праздничный ужин со своей семьей, когда он услышал слова «Люмос Максима!», и мощная вспышка мгновенно ослепила его. В следующее мгновение он почувствовал невероятно сильный толчок, который буквально впечатал его в стену. Свет перед его глазами померк, и хозяин аптеки погрузился в беспамятство.

Гарри в спешке покидал место преступления. Трофеи удачной вылазки покоились в прихваченном там же пакете. Мальчик не оглядывался. Палочка с сердцевиной из крыла феи в заднем кармане джинсов придавала ему уверенности.

* * *

Полицейское управление Литтл-Уиннинга, два часа спустя.

— Чертовы нарики решили устроить рождественскую вечеринку! А нам теперь все это расхлебывать! — раздраженно воскликнул полицейский.

Его убеленныйсединами напарник молча прихлебывал чай.

— Давай еще раз... Они ворвались среди бела дня в аптеку, светом фонаря ослепили владельца, а затем... предположительно, из переделанного травматического оружия отправили его в нокаут.

Напарник утвердительно кивнул.

— Похищено...Аминазин... Тизерцин.... и еще куча этой дряни, хрен выговоришь! И что теперь будем делать? Ни свидетелей, ни улик!

— Камеру видеонаблюдения проверили?

— Зафиксирована мощная вспышка, а затем её вырвали с корнем...

— Что тут поделаешь, — произнес пожилой полицейский, отхлебывая из чашки, — будем искать...

* * *

Тисовая улица, дом №4, рождественский ужин.

Дядя Вернон был эксцентричным человеком, но в этот раз он, казалось, превзошел самого себя. Дурсль-старший сидел во главе стола в фиолетовой мантии, усыпанной звездами, а на голове его красовался остроконечный колпак. Все это смотрелось довольно нелепо на полноватой фигуре Вернона, что, однако, совсем не заботило последнего.

— Давайте поднимем бокалы за все эти чудесные события, что произошли с нами в этом году! Пусть счастье, покой и процветание станут неотъемлемыми атрибутами нашей семьи в наступающем году! А также давайте выпьем за то, чтобы некий Вернон Дурсль, — дядя самодовольно вскинул голову, отчего колпак на его голове немного съехал, — стал новым членом совета графства в следующем году. А гребаные консерваторы пусть катятся в ад!

— Вернон! — воскликнула Петунья.

Ужин прошел спокойно, и после обмена подарками все разошлись по комнатам. Гарри закинул свои подарки к парочке уже лежавших на столе. Видимо, совы натаскали. Гарри начал с открыток — их прислали все участники отработки в запретном лесу, так же как и Поттер, оговариваясь, что в связи с известными событиями у них не было времени подобрать что-нибудь стоящее. Сам мальчик поступил так же, разослав поздравления. Он обнаружил на столе полупрозрачную мантию, которая, как выяснилось после пары минут испытаний, позволяла её владельцу стать невидимым. Вместе с ней была записка от директора, который пояснял, что ему её оставил отец Гарри. На хранение. Мальчик пожал плечами и продолжил разворачивать подарки. В одном из свертков оказался оранжевый свитер с вышитыми буквами ГП.

«Неужели от Дадли?» — изумился Гарри, не думавший, что его кузен способен достичь такого прогресса. Однако записка в свертке расставила все по своим местам. Мать Рона, миссис Уизли, слала поздравления от имени всего семейства и отчего-то благодарила Поттера за то, что он не дал её сыну пропасть в Запретном лесу. Гарри вновь пожал плечами и принялся открывать следующий сверток, в котором тоже оказался... свитер... или то, что должно было им быть. ЭТО оказалось ядовито-зеленого цвета, трапециевидной формы, с непропорциональными рукавами, а размер горловины предполагал, что это явно будет носить кошка.

Послышался легкий скрип отворяемой двери. Гарри обернулся и увидел кузена, который с радостной улыбкой разглядывал мальчика, державшего в руках его творение.

— Нравится? — спросил он.

Гарри окинул взглядом ставшего еще крупнее кузена и с легкой заминкой ответил:

— Супер, Большой Ди!

Кузен усмехнулся и вышел из комнаты. Поттер перевел дух и вернулся к оставшимся подаркам. Тетя Петунья подарила ему хорошую темно-серую ветровку, а дядя Вернон и в этот раз умудрился удивить. В его свертке лежала книга в кожаном переплете, название которой, вырезанное прямо на обложке, состояло всего из одного слова: «Проклятья».

Записка, приложенная к подарку была, пожалуй, еще короче, чем у Дамблдора.

«Досталось по случаю. Счастливого Рождества. Дядя.»

Гарри отложил книгу в сторону, а затем начал ходить по комнате. Вздохнул, и, успокоившись, отодвинул полую половицу и принялся рассматривать укрытую там стройную колонну пузырьков с таблетками.

«Я не сойду с ума», — повторял про себя Гарри. — «Мама, папа... я отомщу за вас. А все, кто встанут на моем пути... пожалеют...»

Он задвинул половицу обратно, а затем принялся пролистывать подаренную книгу в поисках заклинаний, которые он мог бы использовать в своем состоянии. Не так давно он видел то, чего лишил его Волдеморт, и теперь он знает, что делать... сегодня он получил знак.

* * *

Малфой-мэнор, в тот же день.

В семье чистокровных волшебников было не принято отмечать Рождество, и поэтому ужин в родовом гнезде Малфоев проходил как обычно. Бесстрастные лица, четкое следование правилам этикета и отточенные множеством подобных трапез движения — ничто не выдавало того, что в доме царило счастье от возвращения единственного наследника рода.

После ужина Малфой-старший позвал сына к себе в кабинет для разговора.

— Скажи мне сын, что делает наш род таким влиятельным?

Драко, с ранних лет изучавший историю семьи, не замедлил ответить:

— Наше богатство и политическое влияние в Визенгамоте.

— Верно, — похвалил сына Люциус. — Но, думаю, ты не полностью понимаешь все, что стоит за этими фразами. Подожди, — прервал он, вздумавшего ответить Драко. — Не перебивай меня.

— Да, отец.

— Так вот, традиционно, еще до появления министерства, волшебным сообществом управляли великие семьи. Но, как ты знаешь, достойных семей много. Гораздо больше чем мест в Визенгамоте. Нынешняя система власти служит единственной цели: не дать стране погрузиться в гражданскую войну. В Визенгамоте пятнадцать мест занимают текущие высшие служащие министерства. Именно за эти места ведут борьбу второстепенные семьи... Диггори, Скримджеры... да взять тех же Фаджей... Но не в этом суть — все остальные места передаются по наследству. И лишь древние и влиятельные семьи, такие как Блэки, Поттеры и Лонгботтомы, имеют постоянных союзников. Роды, которые традиционно следуют в фарватере политики, проводимой этими семьями.

— Но у Малфоев ведь тоже... — выпалил Драко, но тут же осекся.

— Верно, — с удовлетворением кивнул Люциус. — Ты никогда не задумывался как такие... не слишком выдающиеся, скажем так, роды, получили наследственные места в высшем органе магической Британии?

Возникла пауза.

— Малфои купили Визенгамот. Дважды, — припечатал Малфой-старший. — Когда наши предки прибыли на эти земли, мы могли рассчитывать лишь на место среди второстепенных семей... как же, жалкие иммигранты. Мой прапрадед отдал более половины богатств нашего рода, чтобы купить место нам и двум средних способностей волшебникам, с тем, чтобы они не могли нас предать... Так мы вошли в число величайших семей Англии. Тот, кто может позволить скупить Поттеров, Блэков и Лонгботтомов, достоин большего, чем быть на вторых ролях. Теперь ты понимаешь, что мы потеряли?

— Но ведь есть же клятвы между родами...

— Клятвы служения магическому сообществу и английской короне гораздо сильнее. Они не позволят тому, кто поклялся, скажем, жизнью, управлять магической Англией... Почему, ты думаешь, Темный Лорд развязал войну? Здесь все держится на договоренностях и союзных обязательствах. Естественно, все должно быть подкреплено силой.

Люциус какое-то время смотрел в пространство. Затем его взгляд стал жестким:

— Запомни, Драко, если наш род устоит... род Креббов должен прекратить свое существование! Малфои всегда платят по счетам.

Драко сглотнул, а затем спросил:

— А... Гойлы?

Люциус отмахнулся:

— На твое усмотрение. Отец юного Грегори остался верен нам... а вот сам мальчик внушает мне сомнения. Впрочем, если они будут угрожать роду... можешь не колебаться.

— Зачем ты все это рассказываешь? — набрался смелости Драко.

— Я отправляюсь в Азкабан, — буднично произнес Люциус. — Хранение темного артефакта, уверен, Артур Уизли обмочился от восторга, когда услышал. Но не волнуйся, всего полгода мне доведется провести в изысканном обществе кузена и кузины твоей матери. В общем, это не важно. Видишь ли, когда авроры пришли в наш дом, я был готов. Все темные артефакты были перепрятаны, кроме одного... О тайнике знали только двое. Я и Темный Лорд. Учитывая последующую пропажу артефакта, думаю ты понимаешь, что произошло...

— Он... он больше не доверяет нам?

— Он списал нас, — поджав губы, ответил Люциус. — По крайней мере, меня. Учитывая, что наша вражда с Дамблдором стала кровной... мне не выпутаться, сын. То, что я прямо сейчас не обживаю камеру в Азкабане, обошлось мне в сто тысяч галеонов. Дали время на реорганизацию благотворительного фонда помощи Сент-Мунго. Впрочем, я не расстроен, нет. Может статься, что тюремная камера для меня — самое безопасное место на земле. Таким образом, я жив только до тех пор, пока Темный Лорд не выступит открыто и не начнет карать отступников... Или до меня может добраться Дамблдор. У старика очень длинные руки. Ты должен быть готов. После моей смерти ответственность за род ляжет на твои плечи. Можешь начать завоевывать симпатии на своем факультете. Старые пути, боюсь, отрезаны наглухо. А теперь ступай.

Драко вздрогнул и чуть сгорбился, будто ответственность уже начала давить ему на плечи.

* * *

Хогвартс-экспресс. Январь 1992.

— Вот и закончились каникулы, — с сожалением протянул Рон. Все «лесное братство», не сговариваясь, собралось в одном купе.

— Это точно, — кивнул Симус. — Как прошло Рождество, парни?

Ребята начали наперебой рассказывать, как прошли их каникулы.

— Бабушка сказала, что гордится мной, когда я рассказал, что случилось в лесу, — вставил свое слово Невилл, и всем в купе стало отчего-то неловко.

Повисла пауза.

— Нам повезло что мы выбрались, — прервал тишину Гарри.

— Это да, — растерянно поддакнул Дин.

— Хватит ныть. Мы выбрались, потому что были достаточно сильны. Потому что действовали вместе, — разгорячился Малфой. — Уверен, что слизеринцы бы просто обосрались, а затем дружно стали кормом для этих мерзких пауков.

В углу что-то одобрительно промямлил Рон, и было непонятно — то ли он согласен с предполагаемым концом слизеринцев, то ли с тем, что пауки мерзкие.

Внезапно дверь распахнулась, и в купе вошел Нотт, сопровождаемый Забини и Креббом. Гойл держался чуть в стороне.

— Вы только посмотрите... герои Запретного леса... — ровно произнес Нотт с маской безразличия на лице.

— Пошел нахер, — ответил Симус.

— Что? — на лице Нотта появилось недоумение.

— Пошел. Отсюда. Нахер. — повторил ирландец.

— Или мы выкинем вас с поезда, — добавил Малфой.

Нотт молча повернулся к нему.

— Не веришь? — спросил Драко, испытующе глядя на слизеринца.

Тот развернулся и вышел из купе. Сопровождающие его слизеринцы последовали за ним. Кроме Гойла, который задержался в дверях, чтобы сказать :

— Это из-за вас, Малфоев, погиб мой отец... Я буду с ними... и вы все заплатите...

В этот момент никто не мог бы усомниться, что Драко — сын Люциуса Малфоя. Жестким взглядом он буквально пригвоздил Гойла к стенке вагона, лицо его будто окаменело.

— Ну что ж... ты сам выбрал... — ледяным тоном произнес Малфой.

Гойл поспешил убраться. Когда дверь купе захлопнулась, Рон спросил:

— Что это было?

— Потом расскажу, — отмахнулся Драко.

Они беседовали до самой станции, когда Гарри внезапно вспомнил:

— Ребята, а вы не видели Гермиону?

— Она с Лавандой и Парвати через два купе слева. Грейнджер выучила кучу косметических заклинаний, и девчонки вцепились в нее мертвой хваткой, — усмехнулся Симус.

Хогвартс, февраль 1992.

Гарри лежал в спальне первокурсников Гриффиндора и размышлял о том, что если события и дальше будут развиваться такими темпами, то этот год принесет в его жизнь еще множество перемен. Все оставшееся до конца каникул время мальчик проводил в изучении того, что он посчитал важным. Подаренная дядей книга проклятий оказалась практически бесполезной. Единственное, что ему оказалось по силам использовать, был темный аналог безобидного жалящего проклятья. Вся разница была в том, что одно заклинание приводилось в действие силой чар, а его темный аналог требовал четко выраженного намерения уколоть соперника. Вот и все. Сам Гарри считал, что различие методик не только ничего не меняет, но и в данном случае разглагольствования о темной магии... несколько лицемерны. Это как «я просто нажимаю на курок» и «я стреляю в человека» — результат один.

Попытки немного разобраться в ментальной магии принесли облегчение, но в то же время и разочарование. Продравшись сквозь языколомные и явно устаревшие речевые конструкции, обильно сдобренные магическими терминами, Гарри уяснил для себя главное — никто не может прочитать его мысли как открытую книгу. Максимум, на что способно единственное условно атакующее заклинание менталистики — позволить заклинателю считывать поверхностные мысли и эмоции. Дальше уже шел высший пилотаж. Следовало установить с жертвой эмоциональную связь , причем эмоции или их комбинации могли быть любыми. Главное — не позволить объекту оставаться равнодушным. В общем, с таким трудом раздобытые книги повествовали о методах психологической раскачки жертвы. Нет, это конечно было очень интересно и наверняка непросто в исполнении, но никаким тайным знанием тут и не пахло. У самого Гарри имелись в коллекции подаренные дядей книги по практической психологии, которые содержали некоторые приемы... Поттер решил, что если он когда-нибудь соберется овладеть менталисткой всерьез, то первым делом начнет с изучения маггловской литературы. Окклюменция была, несомненно, полезна. Гарри прикинул, что хорошо организованный разум будет выполнять многие действия намного эффективнее. Но, поразмыслив, он решил, что игра не стоит свеч. Дело в том, что, перестраивая свой разум в определенном порядке, волшебник буквально стелил ковровую дорожку к своей памяти. Ну а любые ментальные щиты новичка не станут препятствием для опытного легиллимента. В итоге Гарри решил не заморачиваться и до поры плюнуть на все это, понадеявшись на свой уравновешенный характер.

Но были и приятные моменты. Настоящим прорывом стало освоение конфундуса. Заклятья, не изучаемого на младших курсах. Заклятие далось Гарри не с первого раза и даже не с десятого. Безуспешные попытки продолжались до тех пор, пока он не уловил принцип. И самой подходящей аналогией оказался бильярд. Волшебник концентрирует свою волю в один шар и направляет его прямо в «пирамидку» сознания цели. При этом магия играет роль кия. Несмотря на очевидную опасность заклинания, оно не относилось к разряду боевых, и Гарри быстро понял, почему. Стоять на одном месте и концентрировать волю для нанесения одного удара... Не лучшая тактика на поле боя.

Само заклинание выходило у мальчика не слишком хорошо. И дело было даже не в том, что он был слишком юн для подобных заклятий. Продолжая аналогию, у него был надломленный кий и отсутствие постановки удара... Гарри решил довольствоваться тем, что ему удалось условно освоить столь непростое заклинание.

Еще одним открытием стала найденная в сумке книга о рунах. Гарри и раньше увлекали таинственные и красивые магические символы. Но то, что он узнал... До Поттера внезапно дошло, что учебные пособия, которые он начал постепенно изучать, были не более чем азбукой для малышей, с картинками, которые обозначали ту или иную букву. Перед ним открылся настоящий язык магии. Да, палочки позволили творить магию гораздо быстрее и во многом эффективнее. Но это была замена поэтического слога на язык жестов и невнятное мычание. Кроме того, наиболее сложные заклинания требовали движений палочки, очерчивающих определенную последовательность рун. Надо ли говорить, что творить высшую магию без них невозможно вообще? Когда вопросы защиты разума отошли на второй план, Гарри с головой погрузился в изучение кельтского языка магии, забросив ради этого даже изучение новых заклинаний и истории магического мира.

Понимание того, что он слишком оторвался от происходящего в реальном мире, пришло к нему, когда однажды вечером он услышал четкую, произнесенную на всю гостиную фразу Малфоя:

— Тот-Кого-Нельзя-Называть возвращается! — эта фраза мгновенно породила множество испуганных вздохов и переключила внимание на оратора. — По крайней мере, так считают слизеринцы, которые наглеют с каждым днем!

Дальше, пользуясь наступившей тишиной, Драко толкнул речь о необходимости сплотить ряды и вообще держать ухо востро. Для этого он предложил возобновить совсем уж древнюю гриффиндорскую традицию выставлять часовых на подходах к башне и начать совместные тренировки с тем, чтобы быть готовыми, если вдруг события будут развиваться по худшему сценарию. Гарри решил, что идея бредовая, и её никто не поддержит, и был, в общем-то, прав. Старшекурсники были больше озабочены экзаменами, Вуд и остальные члены команды опасались, что предлагаемые нововведения могут помешать квиддичным тренировкам, а остальным вполне хватало того веяния старых традиций, которое привнес Гарри, предложив всем изучить альманах.

Наверное, не стоило удивляться, что Симус, который помнил, что Малфой без колебаний кинулся к нему на выручку, в результате чего пострадал больше всех, решил выразить свою признательность, поддержав идею блондина. Невилл добавил, что если бы они были достаточно тренированы, то события в Запретном лесу могли пройти более гладко...Этого было достаточно для того, чтобы Дин Томас проявил солидарность и утянул за собой Рона Уизли. Гарри неохотно присоединился к ним, не желая подводить тех, с кем сражался бок о бок против гигантских пауков. Даже Грейнджер неуверенно выразила готовность присоединиться... если эти мероприятия получат одобрение руководства школы. Малфой ответил, что не нужно бояться отстаивать свои права, а вымаливать разрешение у Макгонагал было бы совсем не в духе Гриффиндора. Это заявление вызвало горячую поддержку близнецов Уизли, которые, тем не менее, присоединиться к патрулям отказались. Что заставило второкурсника МакЛагена и шестикурсника Дэррела Локсли поддержать затею, оставалось загадкой.

Так проходили дни. Гарри все так же был погружен в изучение рун, перемежаемое совместными тренировками и, в нарушение всех правил, ночными бдениями возле башни. Как ни странно, за две недели дежурств рядом не появлялась ни миссис Норрис, ни её хозяин. Даже Пивз по каким-то причинам был занят где угодно, только не рядом с Гриффиндорской башней.

Гарри стоял на посту уже час, Рон ошивался где-то поблизости, и, чтобы скоротать время, мальчик решил побеседовать с действительным Хранителем Гриффиндора.

— Простите, мадам, — обратился он к портрету полной дамы. — Мне где-то попадалась информация, что портреты в замке... сотрудничают с текущим директором... Почему он позволяет нам делать все это... пошла уже вторая неделя...

— Вы совсем отстали от жизни, молодой человек. Как раз таки две недели директор Дамблдор отсутствует в замке, — полная дама улыбнулась. — Портреты не обязаны подчиняться его заместителю, а мне лестно, что молодежь все еще помнит наши традиции...

Этот момент стал поворотным. Гарри решил на время сбавить темпы в своем обучении и, так сказать, оглядеться вокруг. Как оказалось, пропустил он многое.

Начать с того, что в хижине Хагрида случился пожар. Директор действительно покинул школу около двух недель назад и, по сообщениям Пророка, безвылазно пропадал в Визенгамоте, который после ареста Малфоя-старшего заседал практически непрерывно. Видимым результатом деятельности Дамблдора стало принятие закона о защите магглов, принятом во втором чтении практически без поправок. Судя по количеству статей, посвященных тем или иным событиям в высшем законодательном органе магической Англии, политическая жизнь страны буквально бурлила. Похоже, арест Люциуса Малфоя сдвинул лавину.

Тем временем, в отсутствие директора, дела в школе шли не лучшим образом. Нет, что касается учебной работы или там хозяйственных дел, то тут все было по-прежнему. Однако вражда факультетов после каникул вспыхнула с новой силой. Напряжение начало копиться сразу же по возвращении школьников в замок, однако открытых проявлений вражды не было. Возможно, дело было в том, что в Слизерине проходили какие-то свои, скрытые от остальной школы процессы, а может быть, присутствие Дамблдора остужало горячие головы. Как бы то ни было, с отъездом директора начались и первые стычки. Не слишком серьезные поначалу, они внесли значительное смятение в умы гриффиндорцев. Все дело в том, что разбор полетов проводили, как водится, Снейп и Макгонагал. Заместитель директора всегда была за справедливость. Снейп за слизеринцев. Справедливость. Слизеринцы. Гриффиндорцы были сами по себе. Столкновения становились все ожесточеннее. Представители обоих факультетов регулярно мелькали в больничном крыле. Понимание ситуации пришло к гриффиндорцам не сразу. Но с каждым днем и с каждым представителем их факультета, отправленным в больничное крыло... с каждой отработкой, с каждым потерянным баллом факультет сплачивался все больше. Альманах , работы, посвященные факультету львов, и труды его выдающихся выпускников зачитывались по вечерам в едва ли не торжественной обстановке. Все стало восприниматься очень серьезно. Есть мы, и есть они. Даже глупая, как считал Гарри, затея Драко с патрулями получила своих сторонников. Очень многие стали присоединяться просто из чувства солидарности. Разумеется, Макгонагал не могла оставаться в неведении вечно, и однажды, видимо, какие-то слухи достигли её ушей, она застала ночной патруль вне башни, лишила факультет около тридцати баллов и разогнала всю эту самодеятельность.

На следующую ночь очередная смена как ни в чем ни бывало охраняла вход в гостиную факультета. Даже Перси Уизли не осмелился пожаловаться декану.

Гарри с удовольствием наблюдал, как дом его предков возвращается к истокам. Но поначалу даже он воспринимал все это скорее как игру, имеющую цель укрепить командный дух. Малфой достиг своей цели, заработав некоторое уважение среди однокурсников, в то время как старшекурсник Локсли формально возглавил их тренировочное движение. И вроде бы все шло не так уж и плохо. До двадцатого февраля.

Элизабет Стоун, магглорожденная пятикурсница-гриффиндорка, возвращалась в башню факультета вместе со своим парнем из Рэвенкло, который решил её проводить, когда они наткнулись на компанию старшекурсников-слизеринцев. Все они были из семей пожирателей и мысль поразвлечься за счет грязнокровки не казалась им противоестественной.

Всего через пару минут рэвенкловец с перебитым носом и сломанной челюстью валялся без сознания, а Элизабет была подвешена в воздухе за лодыжку. Они не делали ничего непоправимого, но издевались максимально жестоко.

Назад в башню Элизабет возвращалась абсолютно голой.

На следующее утро первый урок зельеварения у старшекурсников не состоялся. Одна насмешка со стороны слизеринцев кончилась потоком опасных заклинаний. Трех гриффиндорцев и двух слизеринцев в тяжелом состоянии доставили в Сент-Мунго. Профессор Макгонагал немедленно связалась с Дамблдором, извещая того о ситуации. Тот ответил, что дела особой важности не позволяют ему вернуться в школу, но он приложит все усилия, чтобы ситуация не вышла из под контроля. Заместитель директора поняла, что её шеф имел в виду, когда опознала в одном из прибывших авроров Кингсли Шеклбота. Опрос свидетелей показал, что два факультета видят ситуацию абсолютно по-разному, и показания, где каждая из сторон обвиняет другую, тому свидетельство. Макгонагал начала призывать львов признаться, кто начал драку, и ответить по справедливости. Снейп молчал. Слизеринцы воспряли духом, а гриффиндорцы почуяли, куда дует ветер, и мрачно смотрели на своего декана. Не заговорил никто. В итоге дело решили спустить на тормозах, тем более, что всем более-менее крупным политическим фигурам было не до Хогвартса — в Визенгамоте до сих пор делили политическое наследие утратившего влияние Люциуса Малфоя, а в Совете попечителей не осталось никого, кто взялся бы разбираться в ситуации, поскольку такие люди также кинулись в схватку за власть. Вражда факультетов переросла в ненависть.

Двадцать четвертого февраля Гарри и Рон спустились к завтраку, где за столом собралась уже большая часть их факультета. Как оказалось, несмотря на то, что пришли они довольно поздно, последними первокурсники все-таки не были. Буквально через две минуты в дверях Большого зала показался капитан гриффиндорской квиддичной команды Оливер Вуд, судя по виду, настроение у него было не из лучших. На беду, вслед за ним в зал вошел извечный соперник, капитан слизеринской команды Маркус Флинт, который, пользуясь случаем, толкнул гриффиндорца плечом.

Гарри не слышал их разговор целиком, но, судя по отдельным репликам, обсуждали они отнюдь не тенденции современного искусства. К Флинту на помощь подоспели остальные игроки его команды. К Вуду — Фред и Джордж Уизли, Ли Джордан и несколько старшекурсников во главе с Дэррелом.

Преподаватели не были наивными людьми и, в свете последних событий, понимали, чем может обернуться дело. Гарри видел, как Снейп и Макгонагал поспешили к своим факультетам. Они не успели буквально чуть-чуть. Пьюси воспользовался моментом и послал проклятье в Ли Джордана.

В дальнейшем, когда Гарри вспоминал этот момент, у него возникало ощущение, что все до единого гриффиндорцы и слизеринцы готовились к чему-то подобному. Не было ни замешательства, ни сомнений. Оба стола обменялись залпами, словно военные корабли парусной эпохи. Дальнейшее напоминало тюремный бунт, как их показывают в фильмах. В зале воцарился хаос — хаффлпафцы немедленно сбились в кучу, рэвенкловцы, наоборот, разбежались по углам, полагаясь на свое индивидуальное знание защитных чар. Гриффиндор и Слизерин сцепились в яростной схватке, не стесняясь пускать друг в друга довольно опасные заклинания. Гарри швырял сногсшибатели с максимально возможной скоростью,порой сбивая с ног целые группы слизеринцев, не задумываясь о том, какие попутные повреждения те могут получить. Справедливости ради стоит заметить, что к тому моменту в ход пошли уже костоломы и секо, так что заклинание Поттера было вполне безобидным.

Преподавателям не понадобилось много времени, чтобы сориентироваться в обстановке. Флитвик и Снейп «замиряли» слизеринцев слева, Макгонагал и Спраут — гриффиндорцев справа. Заместитель директора была в ярости, и ей не потребовалось много времени, чтобы смять ближний к преподавательскому столу фланг гриффиндорской линии.

Гарри никогда не нравился Снейп. Но вот чего он не мог ожидать, так это того, что он оставит профессора чар утихомиривать своих змеек, которые не прекращали огня, а сам бросится давить сопротивление гриффиндоцев.

Поттер видел, как плавными отточенными движениями профессор зельеварения посылает заклятье. Рон, Вуд, Дэррел и парочка четверокурсников пали от ступефаев Снейпа за считанные секунды. В этот момент Гарри искренне ненавидел Снейпа.

— Фортитер Вентилабис! — воскликнул он, чувствуя, что вложил слишком много сил. Последнее, что он увидел перед тем, как сознание покинуло его — нескладная черная фигура, расшвыривая слизеринцев словно шары для боулинга, с большой скоростью летит в противоположный конец зала...

Альбус Дамблдор, февраль-март 1992 года.

В жизни пожилых людей бывают моменты, когда неожиданно всплывают воспоминания молодости. И сейчас Альбус Дамблдор переживал именно такой момент — хотелось, как в бурной молодости, навернуть бутылку огневиски и грязно материться, комментируя сложившуюся в школе ситуацию. Но директор был старым и мудрым человеком, и потому лишь откинулся в кресле и, запрокинув голову вверх и сдвинув брови домиком, закинул в рот лимонную дольку.

Дамблдор размышлял. Вообще, в данный момент он, что называется, был на коне. И даже неслыханное происшествие не пошатнуло его позиции. Пришлось всего лишь расстаться с частью плодов его деятельности, которую он развил, пользуясь арестом Малфоя. Итак, законопроект Артура Уизли был принят, однако с запретом на некоторые разделы магии придется повременить. В обмен на эту уступку оппозиция не стала раздувать скандал, а редактор Пророка оказался человеком вменяемым, а главное, хорошо понимавшим, куда дует ветер. И в результате общественность осталась в неведении. Не считать же статью о массовой миграции морщерогих кизляков в Хогвартс, опубликованную в Придире, скандальным разоблачением...

Род Дамблдоров происходил от друидов и, возможно, был гораздо старше, чем древнейшие и благороднейшие роды Британии, но, поскольку, как и полагается друидам, они сторонились властей, да и вообще старались держаться в тени, в разряд благородных так и не попал. Ну а кому интересна родословная невыдающегося простолюдина? В итоге, к тому моменту как Альбус был признан величайшим магом столетия, его биография и происхождение были окутаны мраком,.. Любопытствующим приходилось довольствоваться штампами о великом светлом волшебнике, друге и ученике еще более таинственного Николаса Фламеля. От своих далеких предков Дамблдор унаследовал разве что... взгляд на вещи, который можно было охарактеризовать: «Не зная корней, нельзя сказать какими будут плоды». Дамблдор обладал способностью видеть и понимать очень и очень многое, и потому большинство его планов были долгосрочными. Вернее так, он не строил сложных комбинаций, подобно Тому, но всегда знал, какие «плоды» принесет то или иное предприятие, и что нужно сделать, чтобы получить нужный ему результат.

Да, его предки могли медленно вынимать из бьющейся в агонии жертвы сердце и быть полностью уверенными, что поступают так ради всеобщего блага. Они были терпеливыми людьми, уверенными, что всему свое время. Так же думал и Дамблдор, считая, что все намеченное рано или поздно осуществится. В том числе и месть убийцам его брата.

Мысленно возвращаясь к истокам сложившейся в школе ситуации, Альбус погрузился в размышления о том, кто просто будучи самим собой сделал невозможными множество перспективных планов.

В общем-то, несмотря на все многообразие путей, которыми капризная судьба и участие множества сил могут повести Избранного, вариантов было всего два:

«Ни один из них не сможет жить в мире, пока жив другой».

Эти слова, сказанные задолго до его рождения, определили его судьбу. Гарри должен убить Тома. Первоначально Альбус считал, что после должных испытаний, он может начать готовить мальчика в качестве своего преемника. Но когда он присмотрелся повнимательнее...

Юный Гарри был похож на своих родителей только внешне, в то же время обладая совершенно другим характером. И хотя это никак не вписывалось в его планы, Альбус почувствовал к нему необъяснимую симпатию. Силясь разобраться в происходящем, директор не пытался прочитать мысли ученика. Он чувствовал, что ответ кроется в нем самом.

Будучи опытным окклюментом, он скрупулезно перебрал свои воспоминания, проанализировал чувства и попытался найти причину. И когда Даблдор нашел ответ, он почувствовал себя крайне неуютно. Именно таким, в его представлении, должен был быть одиннадцатилетний Геллерт Гриндевальд...

Ах, Геллерт... старый друг... Они не были похожи, пылкий идеалист из Гриффиндора и холодный по-немецки расчетливый ученик Дурмстранга, но в момент знакомства быстро поняли, что являются людьми со схожим образом мыслей. Как оказалось, их идеи тоже были схожи. Позднее Альбус стыдился своих юношеских воспоминаний, признавая, что тот Дамблдор был в шаге от того, чтобы вступить на путь Тьмы... Он смог удержаться. У Геллерта не получилось. История знала множество Темных Лордов, но то, что произошло тогда... было невообразимо. Идея Гриндевальда набрать пушечного мяса среди маггловских фанатиков, помешанных на мистике, обернулась самой масштабной бойней в истории человечества. Альбус всегда считал, что миры магов и магглов должны существовать раздельно, и на этой почве у них с Геллертом были конфликты. Тот считал, что при помощи запретных искусств волшебники смогут возвыситься над простецами, оставаясь при этом в тени. Дамблдор часто задавался вопросом, почему многие могущественные волшебники приходят к такому выводу. Взять того же Тома, который и вовсе решил, что магглы должны быть полностью истреблены. И вот, однажды Геллерт заявил, что маги должны занимать высшие позиции... среди арийской расы, а остальным недочеловекам, независимо от наличия дара, оставалось лишь место слуг.

Время доказало правоту Дамблдора. Когда танковые части Красной Армии без магической поддержки полностью истребили великанов в Венгрии, специальные силы основательно зачистили многочисленные логова вампиров в Румынии... Иногда Альбус задумывался о том, что, в сущности, спас своего друга от застенков маггловских тайных служб.

В те годы ходили разные слухи...

Это было прозрение. Знак судьбы, что он идет верным путем, и что Всеобщего Блага можно достичь только таким образом. Мягкая изоляция. Нужно просто постепенно отрезать все контакты с маггловским миром. Именно тогда к нему присоединился Фоукс. Это вовсе не был предвестник его победы над Тьмой, как многие считали. Основательно изучив этот вопрос, Альбус пришел к выводу, что фениксов притягивает... жар души. Они готовы следовать за тем, кто, как говорится, живет идеей. Отдает себя борьбе всего, без остатка. Феникс может выбрать как святого, так и безжалостного убийцу. Разумеется, магическая сила тоже играет важную роль.

Альбус помнил, что до шестого курса Фоукс относился к Тому приязненно, однако затем его отношение сменилось на резко негативное. Это был знак — мальчик свернул на путь тьмы. Знак, который он, Дамблдор, проглядел.

Надо сказать, что в то время он был сильно занят — трудился на ниве достижения Всеобщего Блага. И первой целью было развал Департамента отношений с маггловским миром.

Документы, легализация, урегулирование споров... а с начла двадцатого века и передачи писем от английского Министерства обороны, в которых сообщалось о гибели еще одного мага, сражавшегося за Британию.

Альбус никогда не понимал волшебников, которые ради эфемерного долга перед короной отправлялись на мостики маггловских кораблей или на поля сражений. И больше всего таких людей было именно в его родном Гриффиндоре. Он никогда не понимал их. Считал, что они не правы. Ведь они могли внести свой вклад в развитие магического искусства, растить детей... да просто радоваться жизни. Вместо этого они предпочитали отдавать её за королеву и Англию.

Во время Второй мировой у Альбуса было еще недостаточно влияния, чтобы остановить это безумие. Его любимые ученики, недовольные позицией министерства, отправлялись на войну в маггловскую армию, они были на мостиках кораблей, в кабинах самолетов... И гибли, обрекая многие славные роды на вымирание.

После победы на Гриндевальдом, влияния Дамблдора хватило на то, чтобы постепенно преобразовать Департамент отношений с маггловским миром в Отдел по противодействию незаконному использованию изобретений магглов.

С этого времени он держал эту область под контролем — главы отдела зачастую назначались при тайном содействии главы Визенгамота. Семейство Уизли не знало, что они обязаны Дамблдору большим, чем они сами считали.

Изменения в системе образования пошли потом. Альбус надеялся, что повседневных чудес будет достаточно для того, чтобы сделать жизнь в магической Британии приемлемой. Никакой серьезной мощи — никакого искушения истреблять магглов.

Мало кто в магической Британии знал, что отдел обливиаторов занимался, так сказать, оперативным вмешательством. Более серьезные нарушения Статута Секретности курировал Отдел Тайн. Если дело касалось обнаружения волшебного мира перед английскими властями — оно просто передавалось в Ми-5,чьи агенты ловко подчищали любые следы волшебства.

Таким образом, полная изоляция была осуществима, и единственной трудностью тогда казались магглорожденные волшебники. Но Альбус нашел выход — нужно давать детям, вступающим в новый мир, обживаться самостоятельно. Они не должны быть чужаками, котором предоставляют свод принятых здесь правил, но должны получить собственный опыт, справиться с первыми трудностями, а уж Дамблдор позаботится о том, чтобы их первые детские воспоминания были счастливыми. Отдаление от маггловского мира произойдет само собой.

Возможно, в итоге все бы вышло как надо, ведь Дамблдору удалось совершить многое из намеченного... Но судьба в лице Тома Риддла решила вмешаться. Поначалу никто, включая директора, не считал выпускника Слизерина серьезной угрозой. Министерство умудрилось даже прохлопать начало скрытого террора. Только когда противостояние практически перешло в гражданскую войну, власти начали принимать меры. Альбусу пришлось переключиться на противодействие новой угрозе. Потом появилось пророчество, и что-то предпринимать стало бессмысленно.

И вот, теперь перед ним Избранный, который характером здорово напоминает Гриндевальда. В тот вечер старый волшебник решил, что нужно предоставить мальчика его судьбе... а потом, если нужно, самому добить то, что осталось от Тома.

Возвращение директора в Хогвартс совпало с выпиской из больничного крыла профессора Снейпа и возвращением из Сент-Мунго ставшего прислужником Тома профессора Квиррела. Глядя на бледного, все еще местами покрытого бинтами профессора ЗОТИ, Альбус думал:

«Мог ли Волдеморт отыскать большего идиота? Видимо, дела у него совсем плохи».

Дамблдор был удовлетворен тем, что Минерве удалось справиться с ситуацией. Конечно, он нашел бы более изящный выход, но уже то, что конфликт удалось погасить, не могло не радовать. Однако не все обитатели Хогвартса разделяли его настроение. Профессор Снейп бесился от того, что сложный перелом бедра сошел, по его мнению, мальчишке Поттеру с рук. Хаффлпаф и Рэвенкло с напряжением ждали, чем обернется подобное противостояние в будущем, а виновники торжества попали на первые в истории Хогвартса общефакультетские отработки . И теперь в обеденное время можно было видеть работавших попеременно слизеринцев или гриффиндорцев, массово сажавших всевозможные растения на школьной территории. Профессор Спраут была довольна таким развитием событий, чего нельзя было сказать о двух враждующих факультетах, которые помимо бесконечной отработки были отлучены от квиддича и потеряли абсолютно все баллы, накопленные в течение года.

Поначалу обе стороны, винившие другую сторону в своих злоключениях, кидали друг на друга многообещающие и далеко не ласковые взгляды. Но с возвращением директора все как-то поутихло. Хотя, возможно, директор был и вовсе не причем, поскольку разъяренный Снейп навел в своем серпентарии просто таки казарменную дисциплину. Слизеринцы знали, что бывают моменты, когда лучше не высовываться.

Гриффиндорцы же подобным умением не обладали, вместо этого проявляя одну из своих характерных черт — упрямство.

Караулы возле гостиной все также продолжали стоять, несмотря на еженощные визиты Макгонагал, которая щедро раздавала дополнительные часы отработок.

Надо сказать, что декан Гриффиндора также не была лишена качеств своего факультета, и потому противостояние грозило затянуться до полного поражения одной из сторон. Недостаток сна, вызванный необходимостью разгонять эти нелепые караулы, и постоянные акты неповиновения со стороны учеников ее факультета вовсе не добавляли ей доброжелательности. Так что к моменту возвращения Дамблдора, когда даже Перси Уизли напрямую заявил, что не может ей помочь, не будучи подвергнут обструкции, Макгонагал уже готова была послать письмо в Совет попечителей, чтобы восстановить телесные наказания.

Решение нашел Альбус, подтвердив тем самым свою репутацию чрезвычайно мудрого волшебника.

* * *

Директор вслед за другими деканами прошел в гостиную своего старого факультета. Завидевшие его школьники мгновенно расслабились и расформировали то подобие строя, которое едва ли не инстинктивно построили при виде преподавателей. Альбус негромко откашлялся, а затем начал свою речь, в которой он убеждал школьников следовать правилам, которые возникли не на пустом месте, укорял их за драку со слизеринцами, в результате которой пострадал даже профессор, и под конец предложил свой вариант решения. Он завершил свою речь словами:

— Я всегда был против любого вида привилегий... но если вы считаете, что в своем праве — боритесь! Составьте прошение в Визенгамот! Добивайтесь своего. Но делайте это цивилизованным путем. Я не потерплю выходок, подобных той драке, в моей школе. Все в ваших руках.

Альбус смотрел на восторженные лица гриффиндорцев. Видел задорные искорки в их глазах.

«Прямо как в сороковом», — с грустью подумал Альбус. Тогда в магический мир не вернулось три четверти магглорожденных студентов и множество чистокровных из старых родов военной аристократии. Они навсегда остались в мире маггловском в виде имен на мемориальных досках.

«Ничего. Побьются о бюрократические препоны. Затем неповоротливость Министерства... а там уже... нет, так далеко они не дойдут. Это немного охладит их пыл. Глядишь, разочаруются и оставят эту идею. А там, пока время пройдет, и обстановка в школе нормализуется».

Даже лучшим из нас свойственно ошибаться. Скрупулезный подход Перси Уизли, хороший слог Гермионы Грейнджер, связи и деньги семьи Малфоев, а также почерпнутое от дяди знание Поттера, как делаются такие дела, породили эпичный манифест, опубликованный в середине марта в Пророке. В нем выражалось желание гриффиндорцев возродить славные традиции, заложенные основателем. Для этого, по мнению учащихся, было необходимо вернуть внутрифакультетское самоуправление, вернуть обособленный запрет на телесные наказания, даже несмотря на то, что они уже давно не применяются и разрешить выставлять традиционный караул у входа в факультетскую гостиную. Остальное — вроде поддержания должного уровня успеваемости и факультетского духа, они обязались взять на себя.Несмотря на немного вычурный слог, суть манифеста была проста. Это был призыв, адресованный всем, кто когда-то учился в Гриффиндоре, поддержать их требования. Неизвестно, думал ли о такой возможности Дамблдор, но такого исхода он точно не мог ожидать. В конце марта манифест снова был опубликован в Пророке, но уже на первой полосе. Следующие две занимали подписи. Среди подписавшихся под манифестом были Руфус Скримджер, Аластор Моуди, Тибериус Огден, мадам Малкин, братья Нимбус, два члена английской национальной сборной по квиддичу и Гилдерой Локхарт. Их было множество — члены Визенгамота, служащие Министерства, авроры, разрушители проклятий и укротители чудовищ, лавочники и бродяги.

Проигнорировать такое было невозможно. Гриффиндорцы снесли бюрократический барьер, словно мощный таран гнилые ворота. Внеочередное заседание Визенгамота было назначено на пятнадцатое июня.

* * *

Крэбб-старший был хитрым человеком. И глупым. Достаточно опасное сочетание. Когда встал выбор между Темным Лордом и патроном Крэбба, он недолго колебался. Предать Волдеморта было равносильно самоубийству. К удивлению предателя, Люциус все так же носил на лице маску холодного безразличия. Вот тут-то он и начал осознавать в полной мере, что он сделал. Малфои не простят. Ни ему, ни его семье, ни его правнукам, если таковые будут. Пока существует род Малфоев, род Крэббов находится под угрозой полного уничтожения. У него не возникло вопроса, что делать.

Но вместо того, чтобы пойти простым путем, Крэбб-старший решил по полной реализовать свою то ли унаследованную, то ли впитанную в Слизерине хитрость. Предавший раз, предаст и в другой.

Эдвард Нотт никогда не думал, что Крэбб после разрыва с Малфоями решит пойти против Темного Лорда, и потому ничего сверх необходимого от него не скрывал, рассчитывая, что вместе с положением Малфоя получит и его слугу, не учитывая, что тот может посчитать, что, подставляя Эдварда, он вовсе не предает интересов Волдеморта. Тем и опасны дураки. В общем, Крэбб, как и многие другие Пожиратели, знал, что человек Лорда приказал изъять из тайника Люциуса одну вещь. Он хорошо знал преступный мир магического Лондона, часто сопровождая Малфоя на переговоры. По иронии судьбы, высокомерный Нотт, начавший относиться к нему как к ручной собачонке, поручил Крэббу передать взятку нечистому на руку сотруднику Министерства. Вещь Лорда была благополучно изъята, а Люциус Малфой отправился обживать камеру в Азкабане. Все шло по плану. Но вот однажды газеты сообщили о пропаже темного артефакта из хранилища улик, что, в общем-то, соответствовало планам Пожирателей. Однако смерть подкупленного чиновника в их планы не входила. Зачем убивать того, кто еще может пригодиться? В их среде поселилось смятение и страх. Что сделает Лорд, когда вернется? Нотт железной рукой сплотил колеблющихся Пожирателей и делал вид, будто все идет по плану.

В марте тысяча девятьсот девяносто второго года Крэбб-старший изнывал в ожидании. Артефакт Волдеморта, оказавшийся на вид обычной книжицей, уже несколько месяцев жег ему руки. Нужно запастись терпением. Когда придет время, род Малфоев прервется. Высокомерный Нотт тоже получит сполна.

Хогвартс, апрель-май 1992 года.

Представьте себе кукольную постановку. Фигурки движутся в такт музыке, раскрывая задуманные кукловодом элементы сюжета. Такая работа требует определенного уровня мастерства.

Альбус Дамблдор обладал необходимыми навыками, доказательством чему были долгие годы политической карьеры и практически безупречная репутация. Но именно сейчас он оказался в ситуации кукловода, которому приходится управлять древнегреческой пьесой в ритме speed-metal. Дела Визенгамота и подготовка к грядущим слушаниям настолько занимали его, что он едва не пропустил возросшую активность Квиррела. К счастью, Северус обратил его внимание на происходящее, доложив, что один из его учеников — Теодор Нотт, сын нынешнего главы бывших Пожирателей, стал получать большое количество отработок у профессора ЗОТИ.

Директору это сильно не понравилось — Том решил привлечь детей своих сторонников, и, разумеется, он не слишком заботился о их безопасности. Но решение все же нашлось — детям должны противостоять дети, и тогда их стычки не выйдут за пределы обычной школьной схватки. Может быть, очень серьезной, но трупов, скорее всего, не будет.

Ухватившись за эту идею, директор уже на следующий день пригласил к себе в кабинет Рональда Уизли.

— Проходи, мой мальчик. Присаживайся, — поприветствовал он изрядно робеющего первокурсника. — Лимонную дольку?

— Спасибо, сэр, — Рон взял из вазочки на столе одну конфету.

— Не стесняйся, если хочешь, бери еще, — радушно предложил директор.

Наблюдая, как младший сын семейства Уизли понемногу адаптируется в его кабинете, Даблдор решил прояснить для себя кое-что.

— Рональд, не мог бы ты удовлетворить мое любопытство и подробнее рассказать о вашем пребывании в лесу?

Читать пылкого и эмоционального ребенка было легко. Яркие впечатления наложились на арахнофобию мальчика, и схватку с пауками он запомнил в мельчайших подробностях. Воспоминания вызывали в Рональде такие чувства, что директор, использовавший легилименцию, практически пережил всю схватку вместе с ними. Нельзя сказать, что увиденное ему понравилось, но он признал, что для текущей задачи способность этих первокурсников преодолевать трудности может оказаться очень кстати. Директор начал забрасывать удочку.

— Ах, мой мальчик. Я рад, что ваше поколение растет столь мужественным и преданным идеям света, — он глубоко вздохнул. — К сожалению, не все ваши сверстники обладают столь прекрасными качествами. Многие готовы совершать плохие поступки уже в столь юном возрасте...

— Слизни! — не удержался Рон. — Ой, простите, сэр!

— Ничего страшного, мой мальчик. Хотя я и не одобряю межфакультетской вражды, — Альбус мягко покачал головой, — должен признать, что некоторые из подопечных профессора Снейпа ставят свои амбиции выше не только школьных правил, но и закона и, что более важно, Рональд, морали.

Младший Уизли молчал. Директор же, точно выдержав паузу, продолжил:

— Ты умеешь хранить секреты, Рональд? Я очень доверяю твоим родителям и надеюсь, что ты очень похож на них.

— Конечно, сэр! — пылко воскликнул Рон, вскакивая из кресла. — Вы можете мне доверять!

Директор сделал успокаивающий жест рукой, призывая мальчика сесть на место.

— Видишь ли, Рон... Мой друг, Николас Фламель оставил мне на хранение одну вещь... Философский камень, — Альбус многозначительно замолчал.

— Философский камень? — на лице Уизли легко читалось недоумение.

Дамблдор вздохнул и пустился в объяснения.

— Так значит... эта штука может превращать любой металл в золото и дарить вечную жизнь? — прокомментировал услышанное Рон. — Многие захотели бы им владеть.

Дамблдор отчетливо услышал в голосе мальчика нотки, которые свидетельствовали, что тот сам был в числе тех, кто очень хотел бы владеть философским камнем.

— Именно так, мой мальчик, — развел руками директор, наталкивая Рона на мысль.

Тот не замедлил оправдать ожидания Дамблдора.

— Получается... — медленно произнес он, — слизеринцы узнали о камне и хотят заполучить его! Мы должны остановить их!

— Я рад, что ты так думаешь, Рональд. Приятно знать, что ты растешь человеком, достойным своих родителей. Именно поэтому я выбрал тебя, а не кого-то из твоих братьев...

Альбус видел, что мальчик тщетно пытается сдержать улыбку. Завершая беседу, он произнес:

— Но все, что ты сейчас услышал, должно остаться между нами. Помни, Рональд, это секрет!

— Разумеется, сэр, — твердо произнес мальчик. — Никто не узнает от меня ни слова!.

Две недели спустя мысли Альбуса снова занимал Рон Уизли.

«Мальчик меняется в лучшую сторону, — отстраненно думал старый волшебник. — А ведь раньше он был другим. Это, в общем-то, хорошо... но плохо для моих планов».

За две недели, прошедшие с момента разговора в кабинете директора, Рон не проболтался ни одной душе.

Время уходило. До заседания в Визенгамоте оставалось чуть меньше месяца, и действовать нужно было сейчас. Несмотря на то, что Уизли проявил себя с лучшей стороны, директора он все-таки подвел.

Альбусу пришлось прибегнуть к помощи Северуса, попутно объяснив ему часть плана. Тот определенно не был в восторге, но перечить не посмел. И сейчас они направлялись в сторону теплиц, делая вид, что просто прогуливаются по окрестностям.

Невилл Лонгботтом любил работать с растениями. Для него суровые отработки под руководством профессора Спраут не были таким уж тяжким испытанием. И даже когда решением директора «полевые работы» для враждующих факультетов были отменены, мальчик все равно в свободное время приходил к теплицам и с разрешения профессора гербологии работал с растениями. Работа была очень спокойной. Позволяла отвлечься от разных мыслей и просто наслаждаться тишиной. Но сегодня все пошло не так.

Когда он услышал негромкий разговор за стенкой теплицы, первым его порывом было узнать, кто это. Но, узнав голос профессора Снейпа, Невилл решил, что разумнее будет оставаться на месте. К удивлению мальчика, его собеседником оказался сам Дамблдор.

— Директор, вы уверены, что это разумно — обсуждать подобные вещи... здесь?

— Здесь никого нет, Северус. Не беспокойся, — голос директора звучал успокаивающе.

— Я все еще считаю, что это Квиррел охотится за философским камнем. Более того, ему как-то удалось втянуть в это нескольких слизеринцев. Я боюсь представить, что будет, если они попытаются пойти за камнем. А если в этот раз цербер не ограничится Квиррелом, а? Что, если погибнет кто-нибудь еще? — повысил голос профессор зельеварения.

Невилл зажал рот ладонями, чтобы не дать вздоху изумления вырваться наружу.

— Я в очередной раз повторяю, все под контролем. Профессор Квиррел доработает этот год, а затем я откажусь продлевать с ним контракт. Только и всего. Не зачем вносить в школу смуту, — голос Дамблдора казался абсолютно безмятежным.

— Как знаете, — пробурчал Снейп. — Но что будет, когда вы уедете на заседание Визенгамота из-за этого идиотского манифеста, организованного гриффиндорскими недоумками?

— Северус, — голос директора стал строже.

Затем они ушли, оставив взволнованного Невилла приходить в себя.

Тем же вечером Лонгботтом рассказал об услышанном остальным первокурсникам-гриффиндорцам. Всех ошарашило известие о спрятанном в замке философском камне. Рон, казалось, хотел что-то сказать, но, видимо, передумал, просто махнув рукой. Обсудив возможные варианты, они решили обратиться к шестикурснику Локсли, который к этому времени прочно удерживал лидирующие позиции на факультете, возглавляя тренировки, к которым время от времени присоединялась большая часть факультета.

Дэррел малость ошалел от свалившихся на него новостей, но быстро взял себя в руки и предложил следующий план.

Пятнадцатого июня он, парочка шестикурсников и Оливер Вуд будут ждать в гостиной, ожидая сигнала, который должны будут подать близнецы Уизли, которым будет поручена разведка. Тем временем Перси Уизли и Гермиона Грейнджер, как самые ответственные студенты факультета, побегут предупреждать учителей. Перси отправится к Флитвику, а Гермиона к Макгонагал. Первокурсникам тоже было разрешено участвовать. Во-первых, потому что это именно они принесли столь важную информацию, и, во-вторых, потому что слизеринские первокурсники тоже наверняка там будут. Как шутил Локсли — они сыграют роль застрельщиков в битве.

Когда план был готов, Дэррел посоветовал всем не дергаться и заниматься своими делами.

Вообще, настроение в Гриффиндоре, поднявшееся на небывалую высоту после публикации манифеста, стало неуклонно стремиться к уровню подземелий. Каждый день Пророк публиковал статьи, критиковавшие положения манифеста. Что примечательно, их критиковали все политические силы, присутствовавшие в Визенгамоте. Рупором для сторонников гриффиндорских традиций стал Тибериус Огден. И, очевидно непрошено, Гилдерой Локхарт, разразившийся целой серией хвалебных статей в адрес факультета и себя, как его давнего выпускника. В основном, конечно, он расхваливал себя.

Статьи Локхарта имели ошеломляющий успех среди домохозяек среднего возраста и юных девиц, которым западали в душу красивые рассказы о рыцарстве. В среде политической элиты эти публикации имели скорее противоположный эффект, поскольку многие считали репутацию знаменитого писателя дутой.

В общем, все были заняты своими делами в ожидании очередной разгромной статьи и неофициальных новостей из коридоров, которыми их снабжал ведущий постоянную переписку Малфой.

Много лет спустя Гарри часто вспоминал это время. Тот самый первый раз, когда все они работали как команда. Составление манифеста заслуживало отдельной истории.

После выступления Дамблдора, позиции «лоялистов» в Гриффиндоре упрочнились. К этой группе относились старосты во главе с перси Уизли, ярая ревнительница правил Геримона Грейнджер и еще несколько ребят с пятого по седьмой курсы.

Предложение идти стандартным путем, подав прошение сначала администрации, потом в совет попечителей, и так по возрастающей, к негодованию лоялистов, было отвергнуто сразу же. Гарри заявил, что для начала нужно искать сторонников и завоевывать общественное мнение. Малфой с нотками иронии в голосе прокомментировал, что, может быть, его дядя что-то и смыслит в политике, но здесь все же не маггловский мир, и правила другие... Впрочем, с предложением опубликовать манифест в Пророке он все же согласился и тут же заявил, что знает, как надо все организовать. Грейнджер, знакомая с концепцией четвертой власти, также в итоге одобрила подобный план действий. Для Перси подобные действия в обход официальных каналов были как серпом... Но все-таки он, хоть и кривясь, взял на себя составление всех необходимых документов.

Малфой предложил придержать бумаги до тех пор, пока он не выяснит, кому их следует передать с тем, чтобы все сложилось наилучшим образом. В итоге, они подняли такую волну, что Гриффиндорский Манифест стал одним из значимых событий тысяча девятьсот девяносто первого года и даже вошел в учебники современной магической истории.

Гарри вспоминал эти моменты с удовольствием. Эти жаркие споры, бескомпромиссные позиции... Все они были такими молодыми. И все они еще были живы.

* * *

Хогвартс, 15 июня 1992 года.

— Профессор Макгонагал! Вы должны меня выслушать! — кричала Гермиона. — Профессор Квиррел хочет украсть камень!

— Философский камень? — изумленно спросила Макгонагал. Затем в её глазах появилось понимание, а затем и ярость: — Что вы опять затеяли?! Уж от вас, мисс Грейнджер, я такого не ожидала! Две недели отработок с профессором Снейпом!

— Но, профессор! Там слизеринцы, и их много! — воскликнула Гермиона.

— Профессор Снейп заверил меня, что все его ученики находятся под контролем, — хладнокровно парировала Макгонагал.

Гермиона не знала, как заставить декана поверить ей, но затем она нашла решение:

— Будет драка! Большая, как тогда в зале...

Ноздри Макгонагал раздувались от гнева.

— Ждите здесь, мисс Грейнджер. Я схожу проверю.

* * *

Хогвартс, третий этаж.

Гермиона не врала, слизеринцев действительно оказалось намного больше. На первый взгляд там собралась едва ли не треть факультета. Они шли не таясь с другого конца коридора, указывая пальцами на небольшую группу гриффиндорцев.

— Что будем делать? — спросил один из шестикурсников.

— Держаться до прихода преподавателей, — сквозь зубы процедил Локсли. — Первокурсники, бегом отсюда.

— Вам нужна будет любая помощь, — агрессивно заметил Симус.

— И что вы можете? Обжечь слизеринцев искрами? — спросил все тот же шестикурсник.

— Это не ты провел три дня с акромантулами в Запретном лесу, — лениво процедил Малфой.

— Хватит болтать, — нервно произнес Локсли. — Они идут. Так, первокурсники отвлекают внимание, мы бьем. И пошлите кого-нибудь за подмогой.

— Дин уже отправился в башню предупредить остальных, — вставил Невилл. — А Гарри пошел в коридор проследить за Квиррелом.

— Твою ж мать! — выругался Дэррел. — Рассредоточьтесь.

В группе слизеринцев было около двадцати человек. Не доходя нескольких метров до гриффиндорцев, они остановились. Вперед вышел Нотт. Локсли вышел навстречу и небрежно бросил:

— Сгинь, мелюзга.

Лицо Нотта оставалось на удивление спокойным, лишь только заалевшие кончики ушей выдавали, что он находится то ли в смущении, то ли в ярости. А может, и то и другое. Сухопарый семикурсник— слизеринец отодвинул Нотта в сторону, Дэррел не знал его имя, но, кажется, его фамилия была Розье.

— Мы не хотим лишних жертв, — начал слизеринец. — Как и копошения в чертовых грядках, а потому предлагаю вам просто уйти с дороги.

— Мы никому не мешаем. Просто решили пообщаться, — ответил Дэррел.

— В запретном коридоре?

— Почему нет?

— Вы здесь лишние, — припечатал Розье.

— Кто сказал? — притворно удивился Локсли.

Собеседник не ответил. Вместо этого он быстро выхватил палочку.

— Секо! — воскликнул слизеринец, и на правой руке Локсли появился глубокий порез. Теперь он не мог быстро достать палочку. Последовавшее со стороны слизеринцев костоломное проклятье вывело Дэррела из игры окончательно.

Первыми среагировали близнецы Уизли, отправив парочку заклятий в сторону оппонентов. Они были эффективны. Их командная работа была на высоте. Но... их заклинания не были по настоящему действенными. Конечно, когда ноги противника сами собой пускаются в пляс, или он сам начинает блевать слизнями, ему становится не до нападения. Но когда Фред получил костоломное проклятье в ногу от одного из наседавших слизеринцев, было уже поздно что-то менять. После того, как выбыл его близнец, Джордж продержался меньше минуты.

Из двух однокурсников Локсли только один успел запустить костолом в сторону противника. Дикие крики боли показали, что результат был достигнут, но уже в следующее мгновение от боли в переломанных костях мучился уже он сам. Второй шестикурсник не успел даже вынуть палочку.

Симус применил сногсшибатель, которым отбросил в сторону аж троих. Но не прошло и секунды, как сам он был оглушен ступефаем. Рона Уизли постигла та же участь. Малфой решил не размениваться на мелочи, применив самое мощное из доступных ему режущих проклятий. Он целил в Нотта, но не попал. Впрочем, отсеченное ухо Гойла его тоже устроило. Костоломное проклятье Пьюси стало для него полной неожиданностью. А затем он просто потерял сознание от боли.

Невилл, к собственному удивлению, не колебался. Он не пытался оттолкнуть противника, а вместо этого применил заклятие для гербологии, действие которого походило на работу садовых ножниц... а упавший на пол палец Флинта — на ненужную садовнику ветвь. Два костолома — в руку и нижние ребра — сильно изломали его тело.

На ногах оставался лишь один гриффиндорец — Оливер Вуд. Он был прекрасным вратарем и, как оказалось, был чрезвычайно хорош в защите. Он успевал останавливать щитами заклятья, словно квофлы в квиддиче, но в конце концов его просто задавили числом. Своим отчаянным сопротивлением он выиграл три минуты. Три минуты из пяти. Ровно столько удерживали дверь гриффиндорцы против двукратно превосходящего противника.

* * *

Гарри аккуратно перешагивал лежавшие повсюду лианы дьявольских силков. Вопреки расхожему мнению, растение не было ни злым, ни даже разумным. В нем не было ничего особенного, кроме зачаточного инстинкта — жить. И развитых рефлексов, способствующих выполнению главной задачи. Помнится, Невилл как-то рассказывал, что у дьявольских силков всего два рефлекса. Первый — держаться подальше от огня и света, который воспринимается как признак огня. И второй — хвататься за любую поверхность. В случае гибели главного корневища лианы смогут пустить корни и, переплетаясь, образовать новое. Оно было чрезвычайно опасно для любого живого существа. Но было ли оно злым? Однозначно нет. Просто таков закон выживания.

Поттер считал, что ему очень повезло, что он вообще узнал об этом растении. При его познаниях в гербологии ему однозначно настал бы конец, если бы не рассказы Невилла, которыми тот время от времени развлекал их после случая с тем цветком на лесной поляне.

Наконец-то комната была пройдена. Но его радость быстро угасла, когда он вошел в следующую. Она была значительно меньше, и повсюду были какие-то странные птицы. Приглядевшись, мальчик понял, что это ключи. Ключ от двери должен был чем-то отличаться от остальных. Немного времени понадобилось ему, чтобы понять, что единственный ключ с серебряными крыльями и есть то, что нужно. Короткий полет на метле, которая была в комнате, и отбитая атака летающих ключей завершились победным приземлением.

Но стоило ему только начать движение в сторону двери, как сзади послышались негромкие хлопки.

— Браво, браво, мистер Поттер. Признаюсь, ваши способности к полету значительно превышают ваш магический талант, — произнес профессор Квиррел, сбрасывая с себя остатки чар невидимости. — Уверен, что вы не ожидали меня здесь видеть.

Гарри быстро отошел от шока.

— Да, вообще-то мы ждали вас несколько позже.

— Ждали? Меня? — Квиррел был неприятно удивлен. — Ладно, к делу. Мой Господин не счел вас достойным волшебником и приказал убить вас... Но сперва он хотел бы попрощаться...

С этими словами Квиррел развернулся и начал постепенно, слой за слоем, разматывать свой тюрбан. Гарри , конечно, не ожидал увидеть торчащее из затылка профессора уродливое лицо. Но после просмотра множества фильмов это не было чем-то из ряда вон выходящим. Тем временем, рожа начала хриплым голосом издавать какие то звуки. Прислушавшись, мальчик понял, что затылок Квиррела произнес :

— Хааааррри... Поттееер...

Гарри внезапно осознал, что лицом к лицу столкнулся с Волдемортом. При этом его магический арсенал был, мягко говоря, не впечатляющ, и слушать завывания из затылка Квиррела, после которых последует неизбежная смерть — не лучшая идея.

— Тхыыы... схлуушаеешь... мхееня?

Вместо этого Гарри, мгновенно вытащил палочку и с помощью сногсшибателя отправил один из ключей прямо в затылок Квиррела. Брызнула кровь.

Поттер бежал, перепрыгивая через лианы, в надежде отыскать путь наверх. Любой человек на месте профессора ЗОТИ наверняка потерял бы сознание, но Гарри надеялся, что у того хотя бы сотрясение будет. Все-таки Волдеморт в голове — это не просто модный аксессуар.

Как он и предполагал, профессор очухался быстро, и очень скоро они вдвоем играли в догонялки среди пытающих ухватить хоть что-нибудь лиан.

В итоге Квиррелу удалось зажать его в угол.

— Последнее слово, Гарри? — сказал профессор, поднимая волшебную палочку.

Поттер и в правду начал думать о том, что же такого сказать напоследок, когда краем глаза заметил уцепившуюся за неровность в стене относительно тонкую лиану над головой. Подстегнутый опасностью мозг немедленно выдал, что нужно сделать, чтобы продлить свое пребывание на этой земле.

— Люмос! — крикнул Гарри.

Он не поднимал волшебную палочку над головой, но получившейся вспышки хватило, чтобы напугать жизнелюбивый отросток дьявольских силков. Как в замедленной съемке он видел, как конец лианы отцепляется от стены и, видимо, на большой скорости отправляется к главному корневищу. У дьвольских силков всего два рефлекса. Бежать от света. И цепляться за все, что только возможно. К большому сожалению Квиррела, лиана, находившаяся над головой Гарри, была расположена на уровне шеи профессора. И когда поддавшись инстинкту отросток дьявольских силков встретил на своем пути шею одержимого, сработал второй рефлекс. Лиана обхватила шею профессора, как петля висельника. Впрочем, эффект получился как раз, как в случае с последним. Продолжавшая движение лиана с легкостью переломала шейные позвонки Квиррела. Гарри отчетливо слышал противный хруст.

Затем все внезапно закончилось. Из тела мертвого профессора вылетела зеленоватая дымка, в невнятном шепоте которой мальчик отчетливо расслышал «Поттер».

«Либо я, либо он», — думал Гарри, глядя на Квиррела.

После этого он отправился за лежавшей в соседней комнате метлой.

Выбравшись наружу, Гарри увидел группу слизеринцев и тела своих однокурсников, которых профессор Флитвик левитировал в больничное крыло. Кроме того, здесь находились профессор Снейп и Макгонагал.

Последняя обернулась к Гарри и спросила:

— Мистер Поттер, потрудитесь объяснить, что тут происходит?

«Ну просто пиздец», — думал Гарри, вспомнив употребляемое дядей в трудных ситуациях выражение.

* * *

Наверное, впервые за много лет праздничный пир проходил в довольно мрачной атмосфере. Трое шестикурсников из Слизерина бросали обучение, отказавшись от ЖАБА. Не было ни исключения, ни переломов палочек. Инцидент с профессором ЗОТИ авроры официально признали несчастным случаем. Какое совпадение.

Большой зал был украшен знаменами Рэвенкло, но, похоже, даже они не радовались победе. В конце пира директор произнес короткую речь, а затем начал подсчет баллов:

— Первое место — Рэвенкло, четыреста семьдесят девять баллов, второе место — Хаффлпаф, двести семьдесят баллов. Гриффиндор и Слизерин разделят последнее место. По нолям.

Гарри не слушал речь директора, он вспоминал два очень важных разговора, которые произошли через день после того, как он убил Квиррела. Первый состоялся в кабинете директора, где Альбус Дамблдор обстоятельно расспросил Гарри о произошедшем. Напоследок он посоветовал ему избегать легких решений, а на вопрос, почему Волдеморт хочет его убить, ответил:

— Мы поговорим об этом, когда ты будешь готов, Гарри.

Второй разговор, который имел гораздо большее значение, состоялся с... сэром Николасом.

* * *

Гарри бежал по коридору в крыле, где располагалась башня их факультета.

— Сэр Николас, подождите!

Привидение медленно направилось к мальчику.

— Аааа... Гарри...ты что-то хотел?

— Простите, сэр... я хотел спросить... как духам... удается оставаться в мире живых?

Призрак застыл в воздухе.

— Об этом не принято говорить... Но это страх смерти...

Мальчик нетерпеливо мотнул головой.

— Нет, я не об этом. Меня интересует практическая сторона... процесса....

Сэр Николас поправил съезжающую голову.

— Точно так же, как ты творишь магию, Гарри. Требуется волевое усилие. А еще нужен якорь, который будет удерживать тебя в этом мире. Мы, призраки, называем это незаконченным делом. Нельзя исчезнуть, не выполнив его.

— То есть... если бы вы сейчас каким-то образом обрели плоть... то первым делом отправились свергать королеву Елизавету во славу вашего сюзерена?

Де Мимси выглядел задумчивым.

— Скорее всего, Гарри. Скорее всего.

В небольшом ухоженном садике прогуливались крупный мужчина и мальчик лет двенадцати.

— Знаешь, Грегори, мы с твоим отцом были друзьями. Как ты с Винсентом. Я рад, что ты согласился погостить у нас на каникулах, — мужчина сделал паузу, а затем, не дождавшись от мальчика реакции, продолжил. — Как ты думаешь, кто виноват в смерти твоего отца?

— Малфои... — мрачно ответил Грегори Гойл.

— Скажи, а ты бы не хотел поквитаться с ними?

— Я убью их, как только смогу, — все так же мрачно произнес мальчик.

Крэбб-старший, а это был именно он, перешел к главной части разговора.

— У меня есть кое-что для тебя, Грегори, — он протянул ему не слишком толстую книжечку в черном переплете.

— Что это? — мальчик принял подарок и принялся его разглядывать.

— Осторожнее, Грегори. Это весьма могущественный темный артефакт.

Грегори едва не выронил книжицу из рук.

— Черт, я же сказал — осторожнее, — вспыхнул Крэбб.

— С помощью... этой... вещи... я смогу отомстить Малфоям? — догадался Гойл.

— Да, именно так, — облегченно сказал Крэбб-старший. — Но не пытайся использовать его до прибытия в Хогвартс, Министерство может отследить значительный выброс темной магии. С помощью этого артефакта ты, Грегори, убьешь Малфоя-младшего... а о старшем мы позаботимся. Не буду лукавить, Грегори. Скорее всего — погибнет не один только Драко... да и для тебя самого это будет очень рискованно.

— Я готов, — с мрачной решимостью произнес Гойл, прижимая к себе книжицу.

— Ну вот и хорошо, — удовлетворенно сказал Крэбб, а затем, положив руку мальчику на плечо, добавил: — Твой отец гордился бы тобой, Грегори.

* * *

Не только в доме Крэббов проходили значимые события. В доме Малофев царила радость. Люциус вернулся, отсидев полгода за хранение темного артефакта. После торжественного ужина, Люциус отозвал сына в кабинет.

— Вы с Поттером не враждуете? — сходу спросил он.

— Нет, — ответил Драко, недоумевая.

— Это хорошо. Меньше препятствий формированию полноценного союза между родами.

Драко молчал.

— Видишь ли, на верхних уровнях Азкабана все не так плохо, и кое-какой полезной информацией можно разжиться даже там. Например, один из заключенных посоветовал мне не попадать в маггловские тюрьмы с моей прической... Но суть не в этом. До меня дошли кое какие интересные слухи о Сириусе Блэке...

— Правой руке Темного Лорда?

— Нет, правой рукой всегда была Беллатрикс. Будь ты постарше, я бы рассказал тебе и про другие обязанности этой... правой руки... хм. Оказалось, что Сириус Блэк — крестный Поттера. Такая новость — отличный фундамент для переговоров.

— Я понял, отец, — ровно произнес Драко. — Что я могу ему предложить?

— Пять миллионов галлеонов, при условии полноценного родового союза и ряда нерушимых клятв.

Драко был ошарашен. Сумма была колоссальной.

— Держи себя в руках, Драко. Это инвестиции в будущее для рода. А это не то, на чем стоит экономить. Кстати, о будущем. В ближайшие дни я начну переговоры о заключении брачного контракта для тебя и Астории Гринграсс. В нынешних обстоятельствах это единственная достойная партия, и одна из очень, очень немногих возможных.

* * *

Маленькое существо в рваном замызганном полотенце, которое было для него чем-то вроде тоги, стоял возле кровати и разглядывал своими огромными, на пол-лица, глазами спящего мальчика.

Существо вытянуло одну руку и осторожно потыкало тоненьким пальцем в лицо спящего человека.

— А? Что!? — спросонья выкрикнул мальчик, подрываясь с кровати. Затем он заметил существо.

— ТЫЫЫЫЫЫЫЫЫ?!?! ОПЯТЬ?! — яростно закричал он и принялся искать волшебную палочку.

Большие уши существа опустились, а затем снова вернулись в прежнее положение. Оно изящно поклонилось:

— Хозяин Драко, сэр, велел передать, что мистер Рон Уизли глуп как осел.

Один из учебников влетел прямо в стену комнаты, пролетев через то место, где находилось это нелепое существо. К моменту, когда разъяренный Рон швырнул свой учебник, домовик уже исчез.

— РОН!!! Дай поспать! — послышался крик Джинни из соседней комнаты.