Идеальная пара (гет)

Настроиться на нужный лад:

Death Cab for Cutie — I will follow you into the dark

Purple Disco Machine feat. Sophie and the Giants — In the dark

Юрий Титов — Понарошку

Приятного прочтения главы😉

Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью.

Джоан Роулинг, «Гарри Поттер и Философский камень»

Во время крупных матчей внутри команды творился самый настоящий Армагеддон. То кто-то из квиддичистов из-за раздолбайства забывал форму, и приходилось впопыхах искать запасную, то подводила одна из мётел, предварительно начищенных до блеска самими игроками, — тогда квиддичисту выдавали другую из критического запаса Паддлмир Юнайтаед. Порой тренер пил Умиротворяющий бальзам кружками, только он едва ли мог утихомирить его буйный нрав. С семи утра мы безостановочно кружили над полем, будто дегустируя стадион и воздух над ним, — сегодня мы играли на новом поле, и нужно было к нему маленько привыкнуть. Честно скажу, несмотря на внешнюю схожесть и однотипность застройки мест для игры в квиддич, все они разныt. Поговаривают, что дома и стены помогают. Так вот, подмеченный факт: на чужом стадионе играть гораздо тяжелее, чем на родном. Впрочем, меня больше занимали мысли относительно того, выйду я сегодня на игру или нет, а также горячее желание увидеть Лили среди лиц, сидящих на трибунах. После изнурительной трёхчасовой тренировки Честертон созвал нас на пятиминутку в раздевалку. Я расселся на скамье вместе с другими игроками и стал слушать мотивационную речь агента Паддлмир Юнайтед. Он напомнил о том, что в новом туре у нашей команды нет права на ошибку, и единственное, что от нас требовалось, — это победить. Далее он зачитал список из семи членов команды, вошедших в основной состав на грядущее состязание, среди которых я, к огромной радости, услышал собственное имя. Однако решение штаба, конечно, было прямой противоположностью мнению Честертона. Уоллсон не удержался от шпильки в адрес меня и другого игрока, напомнив, что у нас есть существенный недостаток опыта, но агент возразил:

— Хэмеш, у игроков никогда не появится опыт, если они будут вечно сидеть на скамейке запасных.

На этом полемика между недовольным Уоллсоном и прямолинейным Честертоном была исчерпана. Вся команда бодрым шагом отправилась на питательный завтрак, плавно переходящий обед. Я успел посетить массажиста, который также дал мне пригубить из фляги с обезболивающим зельем — ничего существенного накануне состязания никто из спортсменов принимать не мог, поскольку не хотел быть дисквалифицированным из-за нарушения допинг-контроля. Откровенно говоря, боль в мышцах не шла ни в какое сравнение с тем, насколько мерзко было у меня на сердце. В какой-то степени она даже помогала, отвлекая мои спутанные мысли и напоминая о предстоящей игре. А теперь приходилось уповать только на самодисциплину и моральный настрой. Я должен победить.

Стадион бодро скандировал: «Бейте бладжеров, друзья! Квоффл сильней бросайте!». Наши болельщики в предвкушении замеса фанатично размахивали плакатами с эмблемой Паддлмир Юнайтед, кто-то не поленился и даже принёс знаменитые колоски. Я всегда любил эти моменты, когда выходишь на поле под оглушительный рёв толпы, окидываешь взглядом стадион, ходящий чуть ли не ходуном, жмёшь руку противнику и по свистку взмываешь в воздух. На сей раз, вместо того чтобы наслаждаться этими драгоценными минутами перед игрой, я рыскал взглядом по трибунам, отыскивая Лили. Я заметил её не сразу, а спустя несколько мучительно долгих мгновений. Она понуро сидела рядом с Фицсимонсом, опытным загонщиком, обыкновенно игравшим в тандеме с Эдвардсом, но не попавшим в текущий состав по решению Честертона, и, казалось, нисколько не интересовалась происходившим на поле. С дальнего расстояния я никак не мог детально рассмотреть её лица, хоть очень старался это сделать. Уотерс кинул клич, подзывая меня и остальных игроков к себе.

— Давайте надерём этим литовцам задницу! — одухотворённо прокричал капитан. — Пусть шуруют обратно к себе, в Шауляй!

Мы торжествующе загудели, и игра с Городком Горгулий началась.

Для того, чтобы описать безумство, творившееся на поле, мне хватит нескольких предложений. Во-первых, литовцы начали матч на повышенных скоростях. Но начали за здравие, а кончили за упокой. Сперва бодрые и проворные, они довольно быстро сдулись и окончательно испустили дух, когда наш загонщик вырубил бладжером их вратаря. Во-вторых, я долго не мог найти снитч — возможно, потому что слишком часто приходилось уворачиваться от наших вездесущих охотников во главе с Уотерсом. Это была новая тактика Паддлмир Юнайтед: охотники брали противника измором, не давая им и минуты на передышку, в чём, конечно же, им также способствовали неутомимые загонщики. Мой взгляд то и тело падал на Лили, которая сидела, будто восковая, и не шевелилась. Она ни разу не взглянула на меня, отчего мне делалось всё хуже. Ладно, думал я, после игры обязательно её поймаю и всё объясню. Сконцентрировавшись на поимке снитча, я принялся за дело. Когда я изловил вожделенный мячик, на табло гордо красовался счёт: триста двадцать — сто десять. Мы разгромили литовских Горгулий с гигантским отрывом. Команда была счастлива. Одно дело на сегодня я сделал. Осталось поговорить с Эванс.

Если обыкновенно я наслаждался вниманием и похвалой во время чествований нашей победы, то в тот день я живо метнулся в душ, чтобы смыть с себя кошмарный запах пота и слой грязи, наспех запихнул грязные пожитки в рюкзак и под негодующий вопль капитана помчался вон из раздевалки. Поздравления могут и подождать, а Лили — нет. Как и следовало ожидать, она уже успела покинуть трибуны, в толпе на стадионе я также её не заметил. Твёрдо решив, что на сей раз её не упущу, я отправился в Коукворт, где стал дожидаться Эванс прямо в её собственной гостиной. Лили была в больнице, но, по моей неумолимой логике, должна была явиться-таки в родную обитель. Я успел подремать, почитать занятную книжонку про какого-то пьяницу, против которого ополчились прокисшие сливки аристократического общества, а затем, признав в нём такого же, как они сами, богатенького говнюка, снизошли до него и приняли в свой кружок по интересам. Я с восьмого раза заставил ожить телевизор и даже разобрался, как им следовало пользоваться. Дивные магловские технологии настолько поразили меня, что я сидел, будто заворожённый, и смотрел всё, что изображал для меня экран: фильм про подводную охоту, рекламу газировки, магловские новости. Около семи часов вечера во дворе раздались какие-то приглушённые звуки, и я выключил чудо техники. Дверь распахнулась и спустя пару секунд захлопнулась, и в прихожей наконец-то показалась Эванс, выглядевшая хуже, чем когда-либо за всё время нашего знакомства.

* * *

С того самого момента, как Ингрид и Поттер поцеловались у стадиона, в моей жизни началась чёрная, как фамилия Сириуса, полоса. Ещё свежи были воспоминания утраты моих дорогих родителей, которых я до сих пор так и не смогла до конца отпустить, а теперь это… Но разве можно было сравнить уход из жизни мамы и папы и предательство со стороны парня? Конечно же, нет. Однако тогда я думала совершенно иначе, считая случившееся настоящей личной трагедией мирового масштаба. По сути, Поттер успел стать для меня всем. Он поддерживал, когда было необходимо, помогал с освоением сложных заклинаний и с адаптацией в Ордене, одарял лаской и заботой, показал мне, что я тоже могу быть любима, поднял уверенность в себе на новый уровень. И я была ему по гроб жизни за это благодарна. Только мне нужно было большее — я хотела, чтобы наша любовь была вечной. Видимо, так бывает только в сказках и мыльных операх: они встречаются, влюбляются, женятся и живут счастливо всю жизнь. У меня же было в арсенале три чудеснейших свидания и целые сутки, полные, как мне казалось, любви. Я всегда считала, что в жизни всё дается не просто так, а авансом. Если же берёшь много хорошего, то за него непременно придется заплатить при выходе из этого «небесного супермаркета», и поверьте, непреклонная кассирша возьмёт с вас по счёту сполна. Похоже, моя любовь к Джеймсу Поттеру была воистину бесценной, ведь мне пришлось пройти через огонь, воду и медные трубы, чтобы хоть на короткое время, но почувствовать её.

Поначалу, не восприняв письмо от доброжелательницы всерьёз, я совершила фатальную ошибку. Человек ясным английским языком написал мне, что Джеймсу нельзя было доверять. Как оказалось, это было чистейшей, но невероятно горькой правдой. Выходит, он никогда меня не любил, а всего лишь использовал в своих низменных целях и умело отыгрывал свою роль. И чему я удивлялась? Поттер всегда был таким. Едва успев опериться, он уже принялся «ходить по девкам». Какие-то давали ему сам, кого-то ему приходилось охмурять, итог был один — он спал с девушками и остывал к ним так же быстро, как замерзает капля воды при пятидесяти градусах мороза. Со мной ему пришлось всё же повозиться, ведь я была не так легка на подъём, да и менее поверхностна, чем другие его пассии. Но даже при таком раскладе он добился своего.

Я мчалась по запруженному бульвару, спасаясь от близости Поттера, так быстро, что начали неметь мышцы в икрах. Я хотела убежать куда угодно, лишь бы оказаться там, где меня никто не сможет потревожить. Меня жутко трясло от ярости, щеки горели огнём, а глаза пощипывало от солёных слёз. Спустя минуту или две Джеймс нагнал меня, схватил за руку и заставил на него посмотреть. Он выглядел как обычно: уверенный в своей правоте, с ясным взглядом и непрошибаемой мужской харизмой. И почему я должна от него бежать, когда хочу его обнять? Наверное, потому что он мне изменил, а я не была картонной дурочкой. Я не оставляла попыток вырваться из его захвата, но Поттер был ловок и силён. Он заверял меня в том, что я всё не так поняла. Очень удобно, не так ли? Поттер целуется с левыми девушками, а виновата я. Блеск! Послушать его, так Ингрид сама на него накинулась, а он чуть ли не впервые её видел. Я припомнила, как эта хваткая брюнетка не отлипала от Джеймса на вечеринке в честь его дня рождения. Получается, он изменил сначала ей со мной, а потом мне с ней. Подумав об этом, я чуть было не рассмеялась нездоровым смехом. Однако ситуация была трагичной. Ни к чему из услышанного мной от Поттера я уже не питала доверия. Пойдя ва-банк, я добилась от него хотя бы признания того факта, что он поспорил на меня. Представляете? Это бездушное, абсолютно бесстыжее создание заключило со своим дружком дурацкое пари, что после двух свиданий он сможет со мной переспать. А я-то решила, что хотя бы в этом письмо наврало!.. Но нет. Осознав всю глубину моего омерзения к тому, что случилось, я, не скрывая эмоций, выдала Поттеру яростную тираду о том, какой он козёл и как он сделал мне больно. Мерлин свидетель, я была с ним кристально честна. Если я любила, то всем сердцем. Если ненавидела, то от души. Поттер стоял немым истуканом, внимая и не перебивая. Возможно, я смогла донести до него хоть каплю тех мучений, что я испытывала. После фразы о споре он и подавно язык проглотил. Не нуждаясь более в обществе гнусного предателя, я смогла улизнуть и трансгрессировать за ближайшим углом. Впопыхах ничего лучше не пришло в голову, как отправиться в Хогсмид. Я добрела до глухой окраины, где, на счастье, не было ни души, и, свалившись на камни мертвым грузом, принялась рыдать что было сил, не сдерживая ни надрывные всхлипы, ни едкие слёзы. Как же мне было больно и обидно! На душе было так тошно, что я всерьёз подумывала разбить себе голову о скалы, чтобы стало хоть капельку легче. Меня лихорадило и трясло, кровь клокотала в мозге, вызывая кратковременные, но цикличные вспышки боли, будто в него безжалостно всаживали цыганскую иглу. Спустя несколько минут послышались какие-то странные звуки, заставившие меня поднять голову. Передо мной стоял большой, но бесплотный олень. Он до боли знакомым голосом просил сообщить, где я. Поттер волновался, видите ли. Почему-то этот подонок нисколечко не переживал, когда ходил налево и спорил на меня. Я проигнорировала ни в чём не повинный патронус и, когда он исчез, пуще прежнего предалась душераздирающим крикам и слезам. Прошло около двух часов, пока совсем не стемнело, а я всё выла белугой. В самом деле, обида от предательства близкого мне человека была столь сильной, что всё, на что я в тот момент была способна, это рыдать и издавать жуткие звуки. По истечении ещё одного часа я сделала над собой героические усилия, взяв слёзы под контроль. Нужно было убираться из Хогсмида, чтобы на меня не наткнулись любопытные жители деревни или, что ещё хуже, Пожиратели. Нужно было где-то переночевать. Домой возвращаться я не стремилась по двум причинам. Во-первых, меня там мог поджидать Поттер, а видеть его я не хотела ни за что на свете. Во-вторых, дом был пустым, навевал тоску о родителях и напоминал о моём одиночестве. Беспокоить подруг в воскресный вечер мне казалось бесчеловечным, да и связно говорить, чтобы объяснить, что же со мной приключилось, я по понятным причинам не могла. На ум пришло лишь одно место, где я могла бы скоротать ночь, туда я и отправилась.

Косая аллея известна каждому магу. Это первое волшебное место, в которое я попала после того, как профессор Макгонагалл пришла к нам в дом и сообщила родителям, что я колдунья. Надёжно сокрытое от маглов место, оно сосредотачивало множество известных лавок и заведений для волшебников. Оказавшись на Чаринг-кросс роуд и добравшись до нужного здания, я открыла дверь в небольшой паб, который ранее я посещала лишь дважды. Я поёжилась от неэстетичного вида помещения, однако мне на руку сыграло то, что здесь было довольно темно, и в таком полумраке моего зарёванного лица постояльцы могли попросту не заметить. Том, как и прежде, стоял за барной стойкой и увлеченно беседовал с посетителями, при этом ловко управляясь со стаканами, в его-то немолодом возрасте. Увидев меня, он дружелюбно улыбнулся беззубым ртом. Подойдя к хозяину паба поближе и поздоровавшись, я перекинулась с ним парой фраз и попросила номер на одну ночь. Заплатив один галлеон и пять сиклей, я проследовала за ним наверх, и уже через несколько секунд обосновалась в маленькой, не слишком уютной комнатке. Я легла на заправленную кровать прямо в одежде и поначалу тупо смотрела в чёрный потолок. Спустя какое-то время меня отпустило, и тогда вспомнилось всё, что со мной приключилось за этот длинный отвратительный день. Как я с нетерпением ждала вечера с Джеймсом, Марлин и Сириусом, то, что я, как дура, тащилась на окраину Лондона, чтобы забрать ставшие никому не нужными фотографии. И, конечно же, я прокручивала в голове досадный и болезненный диалог с Поттером. Совсем некстати явился его патронус и снова попросил послать ему весточку в ответ. И опять я собрала всю волю в кулак, чтобы сдержаться и не ответить, мысленно велев ему убираться, что олень и сделал. Непрошеные и уже изрядно разъевшие веки слёзы вновь брызнули из глаз и устремились хаотичным потоком по щекам, подбородку, стекая в уши и по шее. Я уткнулась лицом в подушку и плакала, нисколько не беспокоясь о том, что мои громкие стенания могли мешать другим постояльцам. Я уснула глубоко за полночь, в той же позе, прямо на мокрой подушке. Спала я очень беспокойно, а сны были просто чудовищными: в одном я тонула, в другом меня пытали Пожиратели, а в третьем я свалилась с вершины одного из лондонских небоскрёбов. Как вы понимаете, выспаться мне не удалось, и проснулась я словно в бреду. Моя левая щека и половина волос намертво приклеились к пропитавшейся солью наволочке, так что утро началось с попыток отодрать от них хлопковую ткань. Когда же я справилась с задачей, проследовала к раковине с целью умыться. Устремив взгляд в знавшее ещё самого Мерлина зеркало, я обомлела. На меня смотрело какое-то неизвестное науке чудовище. Опухшее, словно после жалящего заклинания, лицо, отёкшие бурые веки, будто наполненные силиконом изнутри, которые к тому же было крайне сложно смыкать и размыкать, нос, похожий на огромную красную пятнистую картошку. Не обошли ужасающие трансформации даже губ: они безбожно полопались и окрасились красно-фиолетовым. Взгляд был безжизненным, хоть его было сложно заметить за распухшими веками-щёлочками. Какой кошмар! Последний раз я помнила себя такой после похорон родителей и никак не думала, что мне придется снова увидеть нечто подобное, но… Знаете, жизнь — на удивление безжалостная штука! Урок, который я отлично усвоила, заключался в том, что не стоило надеяться, будто самое худшее со временем не повторится. Повторится, зуб даю. А если всё-таки пронесёт, можно будет только порадоваться. Испытав огромное разочарование и приступ дичайшей меланхолии, я умылась и пошла вниз, сдавать номер. Часы показывали семь утра, поэтому я всё же решилась податься домой, чтобы хотя бы переодеться. Вчерашняя одежда выглядела отнюдь не свежей, что не добавляло очков моему и без того пережившему конец света внешнему виду. Я не стала особенно выискивать место для трансгрессии, прибыв прямо во двор своего дома, благо было раннее утро и многие ещё спали. Я с облегчением выдохнула, не обнаружив никого вокруг. Внутри моего жилища всё было по-прежнему, однако мне показалось, что дом претерпел какие-то незримые изменения, хотя наверняка такая реакция была связана исключительно с моим мироощущением. Плюнув на все эти философские размышления, я отправилась в душ, а следом — в комнату, переодеться. Я также провела у зеркала добрых пять минут, пытаясь как-то замаскировать кошмарно выглядевшее лицо, но тщетно — ни палочка, ни магловская косметика попросту не могли скрыть ни припухлости, ни разбитого вдребезги сердца, отражённого в безучастном взгляде. Пока вливала в себя кофе, думала лишь о том, как отмазаться от посещения сегодняшнего матча, чтобы не бередить и без того глубокие раны при виде самодовольного Поттера. Не найдя достойных аргументов, я с превеликой скорбью на челе направилась на работу. В Мунго было относительно тихо. Обыкновенно жужжащий, словно улей, блок выглядел практически пустым. Целительница из соседней палаты обмолвилась, что многие ринулись на приближавшийся матч, освободив нас от груза бесконечной работы. Тем лучше для меня. В то утро меня многие сторонились. Безусловно, всему виной был мой не слишком привлекательный внешний вид, а также нежелание вести светские беседы. Я была благодарна коллегам за ненавязчивость, ведь отчаянно нуждалась в том, чтобы побыть одной, и мне представилась такая возможность, когда мистер Брайнсон явился ко мне в палату, напомнив о дежурстве на матче по квиддичу, а также велев перебрать запасы зелий в подсобке. Я сначала попыталась надавить на жалость и объяснила, что плохо себя чувствовала и была не в состоянии торчать на стадионе. Заведующий отделением был непреклонен, заявив, что, кроме меня, команда никого не желает видеть в качестве целителя, поскольку моё имя уже вписано в их контракт с больницей. Что ж, я помолилась Мерлину о том, чтобы матч прошёл без травм, требовавших моего живого участия, и покорно отправилась в подсобку. Перебирая просроченные склянки с неприятно пахнувшими зельями, я морально настраивала себя пережить этот чёртов день.

В полдень я трансгрессировала к стадиону. На сей раз игра проходила в Шотландии. Болельщики уже наводнили трибуны и громогласно скандировали кричалки любимых команд. От шума у меня разболелась и без того тяжёлая голова, в висках бешено пульсировала кровь, и мне пришлось наложить на себя (нет, не руки) обезболивающее заклинание. Не без помощи волонтёров я нашла проход к ложе, занятой игроками Паддлмир Юнайтед, а также его руководством и тренерским штабом. Мистер Уоллсон был взвинчен, метался из одного угла в другой, ещё сильнее нервируя этим и без того волновавшихся членов команды, сидевших на местах. Я разместилась с краю, рядом с рослым парнем лет тридцати. Он представился Фицсимонсом, я назвала своё имя, и на этом он тактично прекратил нашу беседу, заметив моё не слишком радужное настроение. Команды на поле пожали друг другу руки под оглушительный рёв трибун, а затем поднялись в воздух. Я всю дальнейшую игру старалась не смотреть на происходившую на поле баталию, чтобы не расшатать и без того рассыпавшуюся в прах психику. Требовались колоссальные потуги, чтобы не реветь прямо во время матча на виду у всего магического сообщества. Я заметила в другом конце ложи Ричарда, который, заприметив меня, помахал мне рукой, у меня же хватило сил только кротко кивнуть. Остаток игры я апатично разглядывала затылки впереди сидевших болельщиков и слышала грязные ругательства со стороны тренера, среди которых были «Поттер ослеп, что ли?» и «Я снова видел чёртов снитч, а он там за каким рожном летает?». При каждой подобной фразе я горбилась всё сильнее, желая сжаться в комочек и исчезнуть. Наконец игра закончилась, я мельком окинула взглядом игроков, шедших по газону, и на сотую долю секунды мой взор задержался на задумчивом Поттере. Странно, он ведь играл и принёс победу команде, но выглядел не слишком довольным. Стараясь не выдать себя, я поспешила оглядеть и других. Кажется, все остались целы. Объяснив тренеру, что я не наблюдала у его подопечных каких-либо травм, требовавших моего присутствия, и пообещав явиться по первому же зову в виду необходимости, я влилась в поток любителей квиддича, направлявшихся на выход со стадиона. Улизнув от желавшего пообщаться Ричарда и не столкнувшись с Поттером, я отправилась прочь от скопления людей, а затем на улице трансгрессировала обратно к больнице. Работы прибавилось на порядок, целительница была права — стоило квиддичу пройти, как болячки снова забеспокоили магическое сообщество. Что ж, по крайней мере помощь пациентам отвлекала от навязчивых мыслей и глупых идей. После сдачи карт мистеру Брайнсону, испытывая какое-то дурное предчувствие, я отпросилась домой. Сначала думала встретиться с Марлин, которая наверняка волновалась моему вчерашнему отсутствию, но после решила, что не стоит. Мне всё ещё хотелось пребывать в уединении, а потому дом выглядел единственным местом, где меня никто не будет допекать глупыми вопросами или неуместными беседами. Я трансгрессировала к калитке и вошла внутрь дворика. Преисполненная мыслями, я зашла в дом и разулась, даже сперва не поняв, что была здесь не одна. Мне и в голову не могло прийти, что после вчерашнего разговора и того, как я избегала его общества, Поттер возымеет наглость прийти в мой дом.

— Привет, Лили, — просто сказал он, войдя в прихожую. — Как ты?

Я подняла на Поттера взгляд, и меня захлестнула безудержная ярость. И он ещё будет издеваться надо мной после того, что случилось?

— О, лучше всех, — съязвила я, стараясь не смотреть на парня, и прошла в гостиную, не понимая, что делать дальше. Выходит, я даже с ним не поздоровалась.

Джеймс, в отличие от меня, прекрасно знал, что собирался делать. Он встал передо мной и принялся изучать моё лицо. Некоторое время мы стояли в тишине. Поттер смотрел на меня, что-то обдумывая, а я то отводила от него взгляд, то не выдерживала и впивалась в него, как пиявка.

— Прости меня.

Простить его. Конечно! Уже бегу и спотыкаюсь.

— Я предателей не прощаю, — холодно отчеканила я.

Действительно. Если я не простила Северуса, то с чего мне прощать его?

— Давай ты просто выслушаешь меня, а потом решишь, предатель я или нет, — начал заводиться Поттер, нервно взъерошив и без того торчавшие во все стороны волосы.

Я заметила, что, когда он злился, в его голосе начинали проскальзывать металлические нотки, а на лице проступали жилки. Одну такую я приметила на правой гладко выбритой щеке, а голос из звучного и чистого становился более сдавленным, словно он держал себя в тисках.

Внутри всё моё существо поделилось на две части. Одна, справедливости ради, требовала дать шанс Поттеру на объяснения. Эта же часть хотела броситься к нему в объятия и всё забыть, как страшный сон. Другая, принципиальная, призывала к хладнокровию и скепсису, мол, сейчас он снова напоёт мне в уши, и я наступлю на те же грабли. Я решила придерживаться второй.

— По-моему, всё, что требовалось, я уже узнала.

Я старалась говорить как можно ровнее и безразличнее, подавляя желание перейти на крик. Поттер гневно засопел. Я его довела.

— Мерлиновы кальсоны, Лили! До чего же ты упрямая! — Джеймс всплеснул руками, а его голос поднялся на несколько тонов, напоминая теперь раскаты грома. Его выдержка напрочь испарилась, уступив место эмоциям. — Я прошу тебя всего лишь выслушать, но ты же не оставляешь мне ни единого шанса!

— У тебя был шанс, но ты выбрал скользкий путь обмана! — Моё самообладание покинуло борт вслед за Поттером. — Что бы ты ни сказал, я тебе не поверю, ведь ты бесчестно поспорил на меня, а это очень жестоко! Ты целовался с другой!.. Как можно строить отношения с человеком, способным на предательство и ложь?

У меня случилась самая настоящая истерика. Я чувствовала невероятный озноб, от которого зуб на зуб не попадал, из глаз текли слёзы, а голос казался словно чужим. Я реагировала на каждое слово Поттера острее, чем требовалось, а он не сдерживал своих эмоциональных порывов, приблизившись ко мне вплотную, склонив голову вниз и взяв меня за плечо. Его губы были так близко от моих, что при малейшем движении вперёд я могла бы их поцеловать. Но я была непреклонна.

— Кто тебе наплёл эту чушь про меня? — он недоверчиво морщился, выискивая ответы в моих глазах.

— Это неважно, — парировала я.

— Нет, Лили! Ещё как важно, мать твою! — ощетинился Джеймс, и в его глазах зажёгся недобрый огонь. — Я должен знать, кто наговорил гадостей обо мне!

— Тебе не всё ли равно? Это не твоё дело!

— Не моё? — Он дерзко улыбался, сощурив глаза, а меня бросило в холодный пот. Таким Поттера я прежде никогда не видела.

— Не твоё, — словно специально настаивала я.

— То есть все мои увещевания бесполезны? Ты не станешь меня слушать?

— Нет.

Как же мне тяжело было произнести это слово, Мерлин свидетель! Но принципы брали верх.

— Прекрасно! — Джеймс отпустил моё плечо, и я заметила давно позабытую холодность в его взгляде, словно это был чужой человек. Кажется, я перегнула палку, однако моя здравомыслящая половина ободряюще кричала мне «молодец». — Значит, ты веришь кому угодно, хоть чёрту лысому, только не мне.

— Доказательства уж больно убедительны, — огрызнулась я.

— Ах, доказательства, — будто что-то поняв, Поттер закивал головой, однако лицо выражало некоторое презрение. — Что ж, раз кто-то там смог тебя в чём-то убедить, то так тому и быть. Ты сказала, что я предал тебя, но это не так. Да, я поспорил с Сириусом, что образумлюсь и начну новую жизнь. И да, я не думал, что скажу тебе тех слов, что говорил тогда. Но я был с тобой честен на все сто процентов. Я не соврал тебе ни разу.

— Может, оно и так, но не говорить — не значит не обманывать!

Мне было до боли обидно, но Поттер этого словно не понимал.

— Чего не говорить? Как раз я многое рассказал тебе из того, чего не рассказывал никому!

Я скептично фыркнула. Да, да. Слова любви и все эти комплименты он никому не говорил. Не верю, как говорил Станиславский. Теперь уже нет.

— А что до тебя, то чем ты лучше меня? Я сначала думал, что я кретин, виноват перед тобой. А теперь вижу, что ты всё про себя решила. Может, тебе это покажется странным, но несмотря на то, что я мужчина, я вообще-то тоже умею испытывать эмоции. И меня чертовски бесит, что ты веришь каким-то там людям, но не мне. Ты говорила, что открылась мне, но ведь и я сделал то же самое! Просто поставь себя на моё место: если бы ты попала в такую ситуацию и я бы не стал тебя слушать, что бы ты сделала?

— Я бы ни за что не попала в подобную ситуацию! — возражала я.

— Не зарекайся, Лили, — недоверчиво бросил Джеймс, выпрямившись во весь рост, отчего мне теперь приходилось слегка запрокидывать голову. — Твоё неумение разбираться в людях может сыграть с тобой злую шутку, уж поверь мне.

Меня покоробило от подобных заявлений. Кто он такой, чтобы раздавать мне советы? Я их точно не просила!

— Я разбираюсь в людях, и уж побольше твоего! Это для тебя они просто вещи! Кроме своих дружков, других людей для тебя не существует!..

Я слишком поздно прикусила язык и осознала всю бездну отчаяния и безвыходности, когда услышала следующие слова:

— Ну, конечно, бесконечно честная и правильная, святая Лили Эванс знает всё, как обычно! Куда уж мне! Почему же ты тогда не общаешься с дражайшим Снейпом? Или это другое? Про недоумка Гейта я вообще молчу. С таким подходом к жизни я удивляюсь, как ты ещё не растеряла всех своих друзей!

Он тяжело дышал, а глаза метали молнии. Я же гневно взирала на Поттера, разозленная его несправедливыми речами и беспочвенными обвинениями.

— Это очень низко, — едва слышно прозвучал мой голос.

— Зато это правда, — бесстрастно отрезал Джеймс. — Лучше узнать её вот так, чем всё время жить во лжи, чёрт возьми!

Он развернулся на пятках и направился к выходу.

— Да будь проклят тот треклятый день, когда я попалась на все твои долбаные уловки! — разревелась я, двинувшись за ним. Джеймс начал обуваться, даже не обернувшись ко мне. — Ты… ты бездушная скотина, которая только и делает, что причиняет людям боль! Зачем ты сказал мне всё это? Хотел уязвить меня ещё больнее? У тебя это получилось! Как же я ненавижу тебя, Поттер! Ненавижу!

— Чудесно! — он брезгливо скривился и рывком открыл парадную дверь. — Оставь свои дерьмовые проповеди при себе.

Джеймс хлопнул дверью так сильно, что одна из петель, державшая её, покосилась, а в стене образовались заметные трещины. Однако в тот момент это казалось мне такой мелочью. От навалившихся эмоций я осела прямо на пол и, сжав голову руками, стала раскачиваться. Я снова и снова предавалась слезам, ещё до конца не осознавая того, что наговорила. Я даже не думала о том, что сказанные мною слова могли стать концом наших с Джеймсом отношений. Я тешила свою обиду и сдабривала её всеми болезненными фразами, произнесёнными Поттером, сценой поцелуя с Ингрид, нашей ссорой у стадиона и теперь этой, последней. Я не понимала, что меня ранило сильнее: предательство Джеймса или сказанные совсем недавно слова? Одно было доподлинно известно, что жизнь прежней никогда не будет. Вместо чувств к Поттеру придет опустошение и тоска, ноющая боль в области солнечного сплетения и ежедневные слёзы. Я горевала о потерянной любви всю ночь, пока не забрезжил робкий рассвет. Слезы сменились икотой, мысли — головной болью. Я выпила стакан воды, чтобы хоть немного успокоиться, и чётко решила не идти на работу. Дрожащей рукой я накарябала простейшее письмо заведующему отделением с просьбой освободить меня от работы на несколько дней, привязала его к лапке моей совы и легла на диван. Сон окутал меня, но ненадолго. Я проснулась через пару часов от стука в окно — это вернулся мой почтальон с письмом от начальства. Мистер Брайнсон уведомил меня об удовлетворении моей просьбы и дал целых три выходных дня. От облегчения, ведь он великодушно избавил меня от угрызений совести по поводу прогулов, я снова расплакалась. Спустя полчаса я вновь предалась дрёме и открыла затекшие веки лишь вечером, когда за окном уже стемнело. В дверь кто-то стучал, вероятно, разбудив меня этим самым звуком. Я никого не ждала. А вдруг это Джеймс?.. Тело плохо слушалось меня, но я всё же доплелась до двери, чтобы открыть её. За ней стояли, переминаясь с ноги на ногу, встревоженные Алиса и Марлин. Стоило мне показаться, как они тотчас набросились на меня и стали обнимать.

— Лили! Слава Мерлину, ты в порядке! — с облегчением выдохнула Маккиннон, заводя меня и Алису в дом. — Мы уже два дня как на иголках!

— Девочки, простите, я немного не в духе… — оправдывалась я, стараясь не задевать больную мозоль.

Но подруги обо всем уже были осведомлены. Ну, вернее сказать, лишь отчасти.

Девушки никогда не наведывались ко мне с пустыми руками. Вот и в этот раз Алиса поставила на стол огромный ягодный пирог, Марлин откупорила одну из принесённых бутылок красного вина. Девочки заботились обо мне как могли. В тот момент, в трудную минуту были рядом, отпаивали вином и кормили вкусной выпечкой.

— Я сразу поняла, что что-то случилось, когда застала дома Джеймса с моим ненаглядным, — заговорщицким тоном рассуждала Маккиннон. — Мы ведь договаривались встретиться у клуба, а он был у нас дома, да ещё и один. Джеймс сказал, что вы повздорили, и сообщил, что дома тебя нет. Я подумала, что ты у Алисы.

— Джеймс потом и к нам пришёл, — подхватила Лонгботтом, отложив кусок пирога. — Я сначала подумала о худшем, но он объяснил, что ищет тебя после ссоры. Я дала ему адрес твоей сестры, уж прости, Лили, — виновато пожала плечами подруга.

Я смогла лишь кивнуть. При попытке сказать хоть что-нибудь меня пробирал тремор, губы дрожали, а по щекам стекали струйки слёз. Поэтому я предпочитала слушать, хоть это было похоже на пытку, и отпивать тёмно-красный напиток. Будь я в норме, непременно бы поинтересовалась о том, как прошла встреча Поттера и моей нерадивой сестрички. Наверняка, это было тем ещё зрелищем.

— Как я поняла, у сестры ты не гостила, — продолжила Марлин, забрав у меня бокал и взяв мои ладони в свои. — Джеймс с ума сходил, а ты просто исчезла. Лили, где ты была?

— Сначала бродила по Хогсмиду, потом сняла комнату в Дырявом котле, — честно призналась я.

— Ты могла бы прийти к нам, — мягко пожурила меня приунывшая Алиса. — Ты же знаешь, мы с Фрэнком всегда тебе рады.

— Или к нам, — кивнула Марлин. — Тебе наверняка нужна была поддержка.

— Спасибо, девочки, — снова расплакалась я, чувствуя себя амёбой. — Но я хотела побыть в одиночестве. Мне нужно было время, чтобы это пережить.

— Может, расскажешь нам, что случилось? Сириус особенно не вдавался в подробности.

Подруги мягкой силой припёрли меня к стенке, и мне ничего не оставалось, кроме как сдаться на их милость. Я поведала о своих злоключениях, не упуская ничего. Изредка прерывала исповедь, чтобы высморкаться и отпить вина. Услышав мою невеселую повесть, они заметно опечалились.

— А ты уверена, что правильно поступила? — напрямую поинтересовалась Маккиннон, наполняя опустевшие бокалы. — Может, стоило бы его выслушать?

— И что бы он сказал, Марлин? — не поняла я. — Ты на его стороне? Признайся, ты не считаешь его виноватым.

— Я всегда на твоей стороне, — возразила подруга, — но в данном случае можно было хотя бы дать человеку слово.

— Он ведь спорил на меня и целовался с другой! Как можно верить после этого?

— Мне кажется, всему есть своё объяснение, — вклинилась Алиса. — Вы оба остынете, поговорите и помиритесь. Даже не переживай, Лили!

— Ага, шнурки только поглажу, — недовольно буркнула я. — Я не собираюсь с ним мириться после того, что он мне наговорил.

Подруги пытались переубедить меня ещё какое-то время, но оставили эту непутёвую затею до лучших времен. Мы выпили две бутылки вина, подчистую съели вкуснейший пирог, который оказался первой моей пищей за целые сутки, вели душевные беседы, а я вдобавок выплакала все свои слёзы. Пообещав взять себя в руки, я проводила подруг и обустроилась в гостиной. По телевизору показывали Джеймса Бонда, но я была увлечена не красавцем-героем Шона Коннери, а другим Джеймсом. Мне очень не хватало его улыбки и объятий. Я чувствовала, как начинала пересматривать своё поведение. Однако обида, нанесённая им, была столь же сильной, сколь непреклонными были мои принципы, а потому весь следующий день я провела дома, поедая ведро карамельного мороженого и смотря телевизор.

Я вышла на работу через два дня. Отёк лица спадал крайне медленно, и мне приходилось прятаться от людей, чтобы не пугать их такой красотой. Я ощущала себя неуютно в собственном теле, работа поначалу шла неважно, но вскоре я пришла в себя. Я чувствовала себя выхолощенной, как выжатый лимон, сил было мало, а эмоций — и того меньше, но всё же я исправно ходила на работу и старалась вести себя как прежде, будто вернулась к обычной жизни. Конечно, это был самый настоящий самообман, но порой он удерживал меня от того, чтобы всё бросить. Вызов в Орден пришёл ещё через три дня. Я понадобилась товарищам для вылазки. Мы схлестнулись с Пожирателями где-то на юге Уэльса, у какого-то старого дома в маленьком городке. Это было первой моей битвой, в которой я практически не чувствовала страха, ведь все мои эмоции закончились несколько дней назад, и в которой я не увидела Поттера. Зато там был Ремус. После того, как мы пленили одного из сторонников Волдеморта, я подошла к другу, чтобы по-человечески поздороваться. Он был рад меня видеть. Оказалось, Ремус знал о нашем расставании с Поттером и был очень этим опечален.

— По правде сказать, Лили, пари себя исчерпало в тот день, когда он сам лично купил тебе подарок на Рождество, — с понимающей улыбкой сказал он. — Возможно, тебе стоит с ним поговорить.

Я отмахнулась от этих слов, посчитав их лишь слабым утешением.

— Если это так, почему он сразу не рассказал мне о нём? И не забывай, пожалуйста, про то, что он целовался с другой на моих глазах.

Как человек деликатный, Люпин никогда не лез со своими мнениями. Он понимал, что я была не готова услышать его ответ, и не стал на меня давить. Я очень ценила нашу дружбу и не хотела наваливать ещё и свои проблемы на него. Сама справлюсь.

— Если нужна будет моя помощь в твоём деле, — я многозначительно приподняла брови, давая понять Ремусу всю серьёзность произнесённых мною слов, — я по-прежнему буду рада тебе и остальным.

Ремус смущённо улыбнулся и поблагодарил за поддержку, выразив, как много она для него значит. После того разговора я то и дело пересматривала свой взгляд на ситуацию, и меня принялся грызть червь сомнения. А вдруг я ошиблась? Может, я зря не дала Джеймсу возможности объясниться? Впрочем, эти вопросы исчезали, стоило подумать о том, что Поттер и сам не особо-то стремился со мной поговорить. Прошло уже почти две недели, а его и дух простыл. Его не было в Ордене, он не искал встреч со мной. Может, с ним что-то случилось? При мысли об этом я начинала нервничать. Однажды в Ордене я подошла к Сириусу и прямо поинтересовалась, что с Джеймсом. Не привыкший кому-то что-то рассказывать о друзьях, Блэк, особенно не распространялся, ответив лишь:

— Кутит.

— В смысле?

— А какой тут может быть скрытый смысл? — усмехнулся Сириус, следя за моей реакцией своими синими проницательными глазами. — Днём тренируется, а вечером пьёт, как последний сапожник.

Вот, значит, как… Горе заливает. Видимо, я действительно переборщила, сказав Джеймсу, что ненавижу его. Словно прочитав мои мысли, Блэк негромко добавил:

— Адрес не изменился. Как будешь готова, приходи.

Значит, теперь была моя очередь брать инициативу в свои руки. Я честно призналась себе в том, чтобы была пока не готова затевать с Поттером разговор, поэтому тянула с посещением Годриковой впадины. С одной стороны, меня подмывало в очередной день после работы трансгрессировать к дому Джеймса и всё выяснить, а с другой — никак не могла побороть в себе обиду за сказанные им слова, а также найти хоть одно объяснение тому, как Поттер мог быть не виноват в поцелуе с Ингрид. Собственно, на этом всё и заканчивалось, и я никуда не трансгрессировала.

Миновал апрель, наступил май, и Поттер снизошёл до нас, появившись в Ордене. Его радостно приветствовали все, кроме меня и Аластора Грюма. Пройдя мимо, он даже не соизволил поздороваться со мной, как будто я была пустым местом. Мне стало так обидно, что я собрала свои вещи и отсела как можно дальше от него, когда началось собрание. Значит, я его обидела, а он меня не простил. Что ж, теперь мы квиты. Я не хотела злорадствовать, но какая-то гаденькая часть меня ликовала, мол, наконец-то и ты, болван, узнал, что такое обида. Однако эта мысль ушла в небытие, поскольку события стали развиваться совсем не так, как мне того хотелось.