Императрица (джен)

Тёмные женщины с размытыми лицами окружают Диану.

Тела женщин увиты розами. Розы будто растут из их тел, ползут по ним, лениво цепляясь шипами. Розы синие. Или кажутся такими в полумраке.

Женщины поют. Поют тихо, гортанно, страшными словами на мертвом языке. Их увитые розами тела движутся в танце. Каждое — часть единого целого. Часть великого замысла её матери.

Мать берет её за руку, сжимая ладонь, как всегда, до легкой боли. И произносит своим сильным и властным голосом:

— Сегодня важный день, мой воробушек. Сегодня ты станешь одной из нас.

Голос подхватывает эхо, перемешивает с пением и вливает ей прямиком в голову, минуя уши.

Диане страшно.

Мать укладывает её на черный камень, вокруг которого танцуют ведьмы, одетые в синие розы. В изголовье камня поблёскивает серебром человеческий череп, а её ноги касаются изукрашенных рунами китовых костей. Кости тихо и нежно поют, успокаивая её теплом множества мягких голосов. От черепа несёт мертвенным холодом.

Мать отходит и перед глазами остаётся полуразрушенный купол потолка. Купол сжимают длинные черные лианы, похожие на щупальца огромного монстра. Монстр едва заметно шевелится, покачиваясь в такт пению. Голоса ведьм сливаются в единый гул, и за ними больше не слышно пения китовых костей. Земля дрожит, щупальца расплываются в толстые чёрные нити и тянутся к ней с потолка.

Воздух становится густым и вязким, как топлёный китовый жир.

Диана холодеет от ужаса.

К ней опускается лицо матери, белое, с черными провалами глаз. Мать что-то говорит, но у неё закладывает уши, и она не слышит ничего, кроме всё нарастающего гула. Череп в изголовье раскалывается и из трещин на нём течет чёрная кровь.

Темнота становится густой, как воздух. А воздух — чёрным, как темнота. На грудную клетку опускается первое тяжёлое щупальце. Дышать становится невозможно.

Диана резко садится в своей постели, хватая ртом прохладный ночной воздух.

Этот кошмар снился ей третью ночь подряд. С чего бы вдруг, Диана не понимала. Прошло почти одиннадцать лет, остались в прошлом и ритуал — этот оригинальный подарок матери на пятилетие — и кошмары, и страх темноты, и проблемы с дыханием, и постоянный холод в груди.

Кошмары ушли первыми, ещё на корабле из Гристоля. Ушли под мерный шум волн и лёгкий скрип покачивающегося судна. Приступы удушья покинули её уже в Калтане. Возможно этому поспособствовала и простая перемена климата: в Тивии было куда холоднее, но воздух казался легким и свежим, по сравнению с туманным Гристольским. Внутренний холод сбежал, стоило ей познакомиться с первыми морозами в месяце ветра. Страх темноты рассеивался постепенно, вместе с воспоминаниями, под влиянием новых проблем и впечатлений. Осталась только обида.

Понять мать Диана смогла, простить — оказалось слишком сложно. Она выбрала отложить эту обиду как можно глубже и стараться не вспоминать, вместе с этим точно зная, что придёт время — и обида обязательно проявит себя.

И вот, повторяющиеся сны вновь и вновь возвращали её в тот день, почти одиннадцать лет назад.

Уснуть не получалось. Диана отбросила тонкое одеяло и, потянувшись, соскользнула с кровати. Сейчас лучше заняться работой. А завтра она снова ляжет спать пораньше.

Мать была сильной ведьмой, и обладала возможностью открывать колдовство в других женщинах. Как, Диана не знала, но едва ли это был столь сложный ритуал, как в её случае. Впрочем, несмотря на всю сложность, ритуал не удался. Ведьмой Диана не стала, и мать, разочаровавшись, отправила её в Калтанскую школу, на Тивию, как можно дальше от себя. Стоило быть благодарной хотя бы за шанс получить образование, но получалось плохо.

С порта донёсся гудок корабля. Диана зажгла лампу и развернула свой последний эскиз — платье для мадам Нациу. Завтра нужно будет зайти к мистеру Бримзли за отрезом того прекрасного бирюзового шёлка — мадам обожает такие оттенки. И обязательно присмотреть пару ярдов красного льна.

Даже в кошмарах есть польза — теперь она точно уложится с заказами ко Дню рождения и успеет сшить подарок самой себе. Красный лён идеально для этого подойдёт. Красный и белый. Можно даже добавить немного оранжевого, если ей удастся найти ткань подходящего оттенка. И никаких тёмных цветов. Никогда.