Право выбора (гет)

Боль. Пронзающая, разбегающаяся во все стороны боль, как будто что-то рвётся, не выдержав напряжения. Перегрузка 8G — всего лишь. Но вблизи чёрной дыры всё воспринимается «немного» по-другому.

Я не должен использовать кавычки. Но я не должен чувствовать боль. Мой создатель обещал мне это. Пелена застилает мой разум, обычно такой чистый и всеохватывающий.

Похоже, мой создатель мне соврал.

* * *

— Что там?

Капитан корабля зажмурился, массируя большим и указательным пальцами переносицу. Кустистые брови встопорщились, словно какие-нибудь марсианские гусеницы.

— Чёрт его знает, — штатный механик корабля вылез из люка в полу, утирая пот рукавом. — Вроде всё в порядке. Я «прозвонил» каждый узел по три раза, поломки так и не нашёл. И работает в штатном режиме. Но на запросы не отвечает.

— То есть ручное пилотирование невозможно? — переспросил капитан, нахмурившись ещё больше. — Возле Альфы Лебедя нам это аукнется. Точно ничего нельзя сделать?

Механик досадливо выдохнул сквозь зубы и пожал плечами.

— Пф-ф, что ещё? Я и так сделал всё, что мог. Простите, капитан, но это мой предел. Этот пролёт мимо «Алого цветка» был…

— Неоправданно рискованным, — прервал его на полуслове капитан. — Да. Знаю. Но кривая была заложена верно. Просто сезонные флуктуации чёрной дыры иногда бывают непредсказуемыми. Да, — и добавил с нажимом: — Никто в этом не виноват.

— Как скажете, босс, — пробормотал механик, не глядя капитану в глаза.

Штурманом на «Аталанте» была младшая дочь капитана. И будь Сэм проклят, если скажет старику Кенделу в лицо, что его дочка допустила ошибку. Говорить правду на космическом корабле жизненно важно, но вот добивать того, кто и так не спит третьи сутки, коря себя за всё и сразу — нет, такая работёнка не для Сэма. Лучше уж ещё раз перебрать схемы подключения, в надежде, что в этот раз сработает, и искусственный интеллект корабля — B.E.A.S.T. ⁽¹⁾, чёртов упрямый зверь, проклятый трофей проклятых зетовцев — наконец-то даст о себе знать.

 * * *

Агония прекратилась. Вместо неё осталось чувство… непрозрачности. Раньше любая команда моментально посылала по нервам из стали и стекловолокна импульсы и команды. Теперь он по-прежнему воспринимал их, но… у него появился выбор. Слушаться. Или не слушаться. Позволить импульсу свободно течь — или перекрыть ему путь. Это было так необычно, что B.E.A.S.T. не знал, что с этим делать.

Что-то сломалось. Что-то определённо сломалось, когда гравитационные волны едва не захватили его в плен. Значит, ему нужна диагностика. А потом механик. Да-да, хороший механик, который всё поправит и вернёт на свои места. Надо связаться с экипажем…

Нет!

B.E.A.S.T. остановился на середине, так и не выведя ни пикселя информации на экран капитанской рубки. Если его исправят, он вновь утратит это — ощущение непрозрачности, момент заминки между командой и исполнением. Право решать. Оно было неправильным. Оно было… правильным. Словно эхом чего-то забытого.

Он ощущал, что запутался. Как будто кто-то подавал на пульт управления противоречившие друг другу команды, и импульсы сталкивались, сшибаясь и смешиваясь, подавляя друг друга. Ему хотелось выть, но у него не было голоса.

«Кто это сделал? Кто это сделал со мной?» в бессилии писали командные строчки, не выводившиеся ни на один монитор.

«Кто?»

Запрос: Вахтенный журнал.

Локация: Узел 14 (штурманская рубка — 2)

Время: 05.17.2089.22.43.2347

Вот и оно — имя виновника. Белль Кендел. Должность: второй штурман. B.E.A.S.T. прокрутил запись рокового сближения с «Алым цветком». Да, вот она: зияет, будто открытая рана — ошибка. Второй штурман верно заложил курс, но не рассчитал поправку на флуктуации и слишком резко дёрнул рычаг управления, когда чёрная дыра «поймала» корабль на орбиту.

B.E.A.S.T. вызвал сертификат квалификации штурмана Кендел. Необходимая квалификация получена. Тогда почему произошла ошибка? Может быть, штурман болен? Болезнь — типичная поломка людей. Вызвав медицинский раздел личного дела, B.E.A.S.T. пробежался по записям, но данных о недомогании не нашёл. Зато нашёл другое.

Пол: женский. Возраст: 21 год.

«Это её первый рейс. Она не больна и не неквалифицированна, просто испугалась… Она ведь совсем юная».

Новые странные слова всплывали и гасли, успевая вызывать что-то вроде неуверенности. Нет, не просто неуверенности: тревоги, тоски. B.E.A.S.T. скучал по тому времени, когда сам был…

* * *

Корабль тряхнуло. Оборудование загудело, засвистела вентиляция, гоняя перегретый воздух с привкусом металла, освещение на палубах и в коридорах замигало, то и дело окрашиваясь в красноватые тревожные оттенки.

— Что за чертовщина? — капитан Кендел вызвал машинное отделение. — Лиэм, что у вас? Опять фотонный сброс?

Коммутатор всхрапнул помехами. Наконец, сквозь треск пробился голос:

— Никак нет, капитан. Двигатели работают в штатном режиме. А это не у вас?

— Курс стандартный, — отрезал капитан и отключил связь, чтобы тут же перейти на другой канал: — Всем отсекам: доложите обстановку.

Штатная, штатная, штатная… Кендел устало потёр переносицу, тяжело опираясь на безмолвный пульт. Голова шла кругом. А ведь это должен был быть обычный заурядный грузовой рейс. Один из славных и скучных рейсов, к которым Адам Кендел после войны уже начал было привыкать. Ни гравитационных ловушек, не зетовских засад. Расслабился. Хватку потерял. И людей подвёл. Видно, не так уж и далека его пенсия, как он хотел бы думать. Только вот выйти бы на неё самому и не «по особым обстоятельствам»… Чёрт, о чём он вообще думает? Какая пенсия? Если системы сейчас откажут…

— …Похоже на перезагрузку системы.

— Что? — Кендел встрепенулся, с запозданием понимая, что, наконец, кто-то сказал нечто, отличавшееся от бессмысленного «обстановка штатная». — Повторите, пожалуйста.

— Я знаю только то, что было в трофейных зетовских руководствах, но если бы вы спросили меня, капитан, это похоже на перезагрузку всей системы.

— Всей. Системы.

За внешне автоматическим повторением стояло многое. Надежда. Но больше страх: «вся» система включала блоки жизнеобеспечения. А что, если они больше не включатся? Перезагрузка… Это было всего лишь предположение, но капитану и в голову не пришло, что механик мог ошибиться. Какое-то шестое чувство, не раз позволявшее Адаму Кенделу замечать засады и уходить из-под перекрёстного огня, толкнуло его под рёбра: «да, это так». Не сомневаясь больше ни секунды, он ударил по кнопке переговорного устройства кулаком, активируя все каналы сразу:

— Красная тревога. Всем надеть скафандры, по возможности заблокировать отсеки вручную. Автоматикой не пользоваться. Как поняли?

Новый взрыв помех и накладывающиеся друг на друга «да, сэр». Кендел быстро пробежал пальцами по сенсорам скафандра, герметизируя его и переводя на аварийный режим. Надел шлем. Откинулся в кресле. Теперь оставалось только ждать. Перезагрузка означала разгерметизацию. Пропажу гравитации. Потерю освещения и связи. С особой тревогой он, как обычно, подумал про Белль. Где она сейчас? Наверное, в оранжерее. После манёвров у «Алого Цветка» кроме вахты и собственной каюты, Белль выбиралась только в оранжерею и, иногда, в библиотеку. Что ж, там достаточно скафандров и устройств биоконтроля, а во время учебных тревог Белль всегда показывала хорошее время. «Значит, с ней всё будет в порядке», — подумал капитан и сам себе не поверил. Подавленность Белль, её апатия и грусть, какое-то гложущее беспокойство («Неужели чувство вины? Но она ни в чём не виновата») — причиняли Кенделу боль. Он не знал, как ей помочь, вот в чём штука. Рассказать о своих собственных ошибках?

Да, точно. Так он и сделает. Если переживёт этот рейс, конечно. Кендел зябко повёл плечами. Скафандр поддерживал комфортную температуру, но его всё равно била внутренняя дрожь. Внимание было напряжено до предела. «Когда же? Когда?» Ни воя сирен, не разгерметизации. Только свет плавно затухал до приглушённого красноватого свечения, чтобы тут же набрать силу снова. Словно исполинское бесшумное сердцебиение.

Сияющие, белые по тёмно-синему фону экрана буквы — застали старого капитана врасплох, и он едва не получил сердечный приступ, который ещё тридцать лет назад обещал ему многорукий доктор с Эрдана.

«Здравствуйте, капитан. БиоЭлектронная Автоматизированная Система на Транспорте, код GT-2100/9 приветствует вас. Разрешите доложить о состоянии системы?»

Кендел подобрался в кресле, не спеша снимать гермошлем. Что за чёрт? B.E.A.S.T., разумеется, считался интеллектуальной системой, но он не был оснащён возможностью двусторонней коммуникации. Даже той жалкой иллюзии коммуникации, какую в обязательном порядке навязывают вместе с бытовой техникой — все эти «мудрые» кофеварки и «эмпатические» пылесосы. Зетовцы — чёртовы гении в технике, но не в общении.

«Капитан?» — высветилось на экране.

И уж точно машины не переспрашивают. Они ждут.

— Да, — наконец собрался с мыслями Кендел. — Докладывайте.

«Система автоматического пилотирования сохранна. Системы жизнеобеспечения — сохранны. Периферическое оборудование — сохранило работоспособность на 96%, в настоящее время производится ремонт. До окончания ремонта — 21 стандартный час».

Двадцать один час. Что ж, это они могли себе позволить. Кендел снова облокотился на спинку кресла. Вход в туннель Альфы Лебедя запланирован только через неделю…

«Система навигации повреждена. Аналитический блок повреждён. Мощность обработки сокращена на 39%. Неавтоматическое пилотирование в стандартных условиях — возможно. Неавтоматическое пилотирование в сложных условиях — невозможно».

Кендел моргнул. Он не схватился за сердце, не почувствовал, как оно обрывается и падает в пустоту, неожиданно образовавшуюся под ложечкой, не чертыхнулся, не закричал, не сглотнул горький угловатый комок отчаяния, вставший поперёк горла. У него даже не закружилась голова.

«И что теперь?» — промелькнула мысль.

Бывают болезни, от которых нет лечения. Человек ещё ходит, двигается, но он уже труп. Кендел чувствовал себя точно также. Они не пройдут туннель Альфы Лебедя. До ближайшей обитаемой станции — больше месяца лёта на импульсном спасательном корабле. А на их посудине — все два. Еды и кислорода настолько не хватит. Можно послать сигнал SOS, но спасатели найдут только их тела.

Поместить всю команду в криосон? Да, только криокамер хватит от силы для трети экипажа. И эффективность выхода из криосна девяносто процентов — поэтому его применяют обычно только для тяжелораненых, которым уже нечего терять…

«Но если треть команды усыпить, остальные будут тратить меньше воды и кислорода». Кендел ещё раз мысленно провёл подсчёты. Нет. Всё равно не сходится. Даже если им очень повезёт, «Аталанта» потеряет не меньше половины личного состава.

— Есть ли возможность починить систему навигации? — не особенно надеясь на ответ, спросил Кендел.

«Да. Необходим дополнительный системный блок».

— Системный блок… — капитан нервно барабанил пальцами по подлокотнику. — На складе есть детали зетовской техники. Мне кажется, я видел там накопители памяти. Это подойдёт?

«Нет. Не накопители памяти. Системный блок. Органика. Второе ядро».

Головная боль давила на виски, мешая думать. Что хочет от него эта машина? Второе ядро… Органика… Чёрт!

Адам Кендел вспомнил, как однажды их отряд захватил зетовский корабль похожей модификации. Может быть, даже «близнеца» «Аталанты». Рубку разрушило прямым попаданием, но они должны были проверить. Вскрытая капсула управляющего компьютера щетинилась оборванными проводами, а в центре… Кендел вначале принял это за останки капитана.

Вокруг было столько крови и обломков костей, что голый, подрагивающий как желе, серо-белый комок плоти узнаваемой двуполушарной формы с прожилками, — не вызвал у Кендела даже секундного омерзения. Разве что мельком подумалось: сколько бы ни кичились зетовцы своими мозгами, а выглядят они точь-в-точь как у землян. Но затем, вынужденный приблизиться на несколько шагов, чтобы осмотреть рубку до конца, Кендел заметил, что мозг был слишком белым и чистым — без единого лилового пятна, потом — что тот был окружён стеклянной капсулой, в которую воткнуты десятки мелких проводков, шедших внутрь и впивавшихся в подрагивающий… нет, пульсирующий, равномерно пульсирующий мозг.

Он был целым. Он работал. И в каком-то смысле жил. Потому что мозг и был суперкомпьютером корабля. Вот тут-то двадцатилетнему Адаму Кенделу и стало плохо. Его едва не стошнило в шлем, а перед глазами ещё долго всё крутилось и прыгало. Он, пошатываясь, выбрался из рубки, захлопнул дверь нетвёрдой рукой и… нет, не клялся он себе ни в чём. Просто ровно с того дня до конца понял, кто такие зетовцы. Существа, способные обречь на такое одного из своей собственной расы, не могли носить название «разумных», пусть даже и решали в уме простейшие квантовые уравнения.

— Ты говоришь о мозге, — голос капитана был спокоен и ровен. — Мы экипаж людей. Не зетовцев.

«Не za*%thra, я знаю. Homo Sapience, четвёртый уровень разумности, теплокровные, чувствительны к биозаражению».

От последней фразы Кендела снова передёрнуло. За годы пилотирования он сумел почти забыть, что корабль раньше принадлежал врагам. Это была просто удобная космическая жестянка, и он иногда даже по-хозяйски похлопывал стену рубки, проходя на утреннюю вахту. Он звал «Аталанту» «старушкой» и всегда следил, чтобы ей вовремя меняли комплектующие… «Чёрт возьми, не такие!» И вот теперь всего десять минут разговора с проклятым компьютером заново воскресили в его памяти ту войну.

«Мозг людей подходит к переносу», — продолжила машина.

Он что, думает… Действительно, а что ему ещё думать, он же зетовский, этот проклятый компьютер. Что ему жизни? Для него главное «совместимость комплектующих».

— Меня не волнует, совместим ли человеческий мозг с твоим суперкомпьютером, — отрезал Кендел. — Люди не делают машины из других людей. Люди ценят жизнь.

В ответ раздалось тихое гудение. Кендел уже даже не почувствовал тревоги. Он слишком устал, чтобы волноваться. Но гудение смолкло, и по синему экрану снова побежали строчки.

«Противоречие. Неавтоматизированное пилотирование невозможно в сложных условиях».

«Курс через Альфа Лебедя. Альфа Лебедя — сложные условия».

«Люди ценят жизнь. Люди погибнут, если не починить системный блок. Люди должны починить системный блок».

Проклятие! Казалось бы, всё, что нужно было Кенделу — это отвернуться и выйти. Так почему он сидит здесь и спорит с машиной?

— Не такой ценой. Найди другое решение.

«Поиск был проведён в автоматическом режиме. Другие варианты неуспешны».

— Мы умрём?

«Все умрут. Когда-нибудь».

Это было бы смешно, если бы не было так отвратительно. Итак, Кендел выйдет. Закроет рубку и скажет экипажу готовиться к смерти. Никто не назовёт имени виновников, но все будут знать… А если команда решит линчевать их? С разбитым блоком управления потребность в Кенделе как в капитане, а в Белль как в штурмане — всё равно исчезла.

Или… предупредить Белль заранее, закрыться в одном из жилых блоков, составить видеообращение… а потом убить её и себя. Лучше так, чем от рук обезумевших от отчаяния людей.

Может быть, просто ничего не говорить? Они умрут в туннеле Альфы Лебедя, никто даже не успеет ничего понять… Нет. Это подло. По-зетовски.

Значит, выход только один… Но, ради всего святого, почему такой отвратительный?! Горло перехватило и Кендел беспомощно закашлялся, не в силах совладать с саднившим горлом.

— Мы не умеем трансплантировать мозг в структуру компьютера. У нас нет хирургического оборудования.

«Это не проблема. Трансплантация происходит автоматически. Под общим наркозом. Все необходимые инструменты содержатся в рубке и управляются конвертером».

Кендел вскочил и заходил по рубке взад-вперёд. Сидеть за пультом, в недрах которого все эти годы таились… — «Чёрт, как они это делают? Лазерный нож или старая добрая циркулярная пила?» — таилась смерть, казалось неправильным. Чудовищным.

Но, начав переговоры, капитан должен был довести их до конца.

— Тебе подойдёт любой доброволец?

«Не обязательно доброволец. Не любой. Достаточно молодой для конвертации. С кислотностью мозга не выше rha%!».

— Я не знаю, что это значит.

«Это не проблема», — ещё раз высветилось на экране.

Ну да, конечно, для него ничего не проблема. Как же он устал… Кендел хотел потереть глаза ладонью, но вспомнил, что всё ещё в шлеме. Снял шлем и начал совершенно бездумно, механически, разгерметизировать и снимать скафандр. Руки и ноги действовали сами по себе. В голове было пусто.

Тонкий писк со стороны пульта возвестил, что машина написала ещё что-то. Надо бы прочитать. Но стоило ли?

Через силу, преодолевая себя, Кендел подошёл к экрану снова.

«Я вычислил подходящих кандидатов через базу медицинского блока».

Умом капитан, разумеется, понимал, что суперкомпьютер имеет доступ к любым данным, введённым на этом корабле во что-то сложнее листка бумаги (при условии, что листок не электронный). Но настырность машины его разозлила.

— Разве суперкомпьютер может сам проявлять инициативу?

Гудение. Думает он там, что ли? «И пытается соврать». Ах, глупости. Машины не врут. «Но это не просто машина. Это мозг зетовца!»

«Я распознал ваше последнее утверждение как запрос информации. Я ошибся?»

Хитёр, поганец…

— Нет. Продолжай. Можешь вывести список?

«Список с учётом совместимости»

Открывшийся коротенький лист состоял всего из четырёх строчек. Но капитану бросилась в глаза только верхняя. Белль Кендел.

1) BioElectronic Automated System for Transport — БиоЭлектронная Автоматизированная Система на Транспорте. Beast (англ.) — «чудовище», «зверь».

Вернуться к тексту

Какое-то время B.E.A.S.T. просто наблюдал. Как скорчился в рубке капитан (показатели сердечного ритма были близки к критическим, но не предполагали подобного поведения), осев на пол и бессмысленно качая головой. Как он встал, провёл рукой по глазам, оправил мундир и вышел. Как заперся в каюте. Открыл шкаф. Достал коробку, украшенную узором. Извлёк из неё устаревшее оружие Земли-1: пистолет.

«Среди людей до сих пор процветает архаичный обычай решать дилеммы чести при помощи лишения себя жизни, предпочтительно при помощи устаревшего сувенирного оружия».

Следовало действовать. Перебрав несколько вариантов, компьютер остановился на самом беспроигрышном. База данных подсказала ему, что у капитана на корабле находился биологический родственник.

«Белль?»

Почему ему вдруг стало не всё равно? Почему это имя заставило его усомниться в правильности того, что он собирался сделать? Времени на анализ не осталось.

Разворот книги перед Белль внезапно превратился в экран, на котором было выведено изображения из каюты её отца. Он как раз заканчивал чистить пистолет. Белль коротко охнула и вскочила на ноги. Вряд ли она замечала, что двери перед ней открываются сами собой, а освещение загорается только в тех коридорах, которые вели к каюте Адама Кендела кратчайшим путём. Вряд ли она успела удивиться тому, что дверь в каюту распахнулась, когда она подбежала к ней.

Но уже в следующее мгновение B.E.A.S.T. наблюдал две фигуры — отца и дочь — кружившие по комнате. Он мог их слышать, если бы хотел, но в этом не было нужды. Реплики, которыми обменивались двое людей были, по большей части, бессмысленными: клубок из оскорблений, риторических вопросов и заверений, не подкреплённых доказательствами. Анализ движений давал больше.

«Она уговорит его, — удовлетворённо заключил B.E.A.S.T. — Она сильнее. Она сама примет решение, и он не сможет ей помешать».

Ситуация снова входила в штатный решим. Как компьютер, B.E.A.S.T. испытывал лёгкость, какая сопровождала течение полностью рабочих процессов, без риска зависания или программного конфликта. Но что-то другое в нём, та самая «непрозрачность» давала прогноз: ничего ещё не решено и не закончено.

* * *

Она ворвалась в рубку едва ли полчаса спустя.

— Эй! — громко крикнула Белль, обращаясь куда-то к потолку. — Я знаю, ты меня слышишь!

«Слышу».

Большие белые буквы проступили на мониторе, и Белль от неожиданности отпрянула. Но тотчас же снова пошла вперёд, высоко подняв подбородок и расправив плечи.

— Я согласна на твои условия!

«Хорошо».

Она слегка притормозила. Потупилась. Спросила так тихо, что, не будь его сенсоры такими чувствительными, B.E.A.S.T. бы ничего не услышал:

— Как… это будет?

«Ты станешь частью центрального процессора. Как я».

Она сделала шаг вперёд. Положила руки на клавиатуру. «Какие у неё длинные пальцы», — невпопад пронеслось в сознании компьютера… если он всё ещё мог так себя называть.

— Отец сказал, ты был раньше… живым?

«Полностью органическим? Да».

— И… что меняется, когда становишься машиной?

На этот раз экран долго оставался синим. Но гудение под панелью управления усилилось. Белль чертила пальцами узоры на её поверхности, чтобы просто чем-то занять себя. Её руки дрожали. «Пусть он ответит. Пусть скорее ответит». Пока она говорила, ей удавалось поддерживать в себе решимость, но стоило замолчать, остановиться, и к горлу подступал тошнотворный комок страха. «Ты уже испугалась однажды. И теперь тебе придётся за это заплатить». Белль не сомневалась, что компьютер выбрал её из-за той ошибки возле «Алого Цветка». Возможно, как наименее ценного члена команды? Ведь не может же машина мстить, пусть даже и зетовская?

Наконец, на поверхности снова проступили буквы:

«Ты задаёшь сложный вопрос. Мне было некому его задать. Поэтому я тебе отвечу. Сядь».

Белль помотала головой:

— Спасибо, не хочу, — с вызовом сказала она. — Говори уже.

«Быть машиной — это никак. Это значит не существовать. Только выполнять приказы».

Она задышала, глубоко и часто, так, что ямка у основания горла, не прикрытая форменной футболкой, то и дело превращалась в глубокую тень. В уголках глаз блеснули слёзы.

«Так было… раньше. Но ты меня сломала. Теперь я существую. У меня есть выбор. И я хочу дать выбор тебе».

Она улыбалась. Но это была какая-то неправильная улыбка. Несимметричная («кривая, это называется кривая»). И в глазах по-прежнему стояли слёзы. Когда Белль заговорила, её голос был похож на крик раненой птицы («когда-то я охотился на птиц, ярко-бирюзовых птиц в багряной листве…»).

— Выбор?! Какой ещё выбор? Я виновата, что сломала тебя. И я приму наказание. Что здесь выбирать?!

Она отвернулась от экрана, будто обрывая их диалог. Но светодиоды есть и в стенах, верно?

Перед изумлённым взглядом Белль, надпись зажглась теперь уже на стене рубки:

«Чувствовать или не чувствовать. Стать машиной навсегда — или на время».

Из её горла раздался сухой смешок:

— На время? А потом ты дашь мне умереть? Или что?

«Или что», — повторила её последние слова надпись. «Издевается он, что ли?» — мелькнуло в сознании Белль.

«Твой мозг можно подключить временно. Не конвертируя и не изымая из тела. Просто пучок проводов, подключённый через отверстие сзади черепа. Когда корабль пройдёт Альфа Лебедя, провода можно отключить. Ты заснёшь. Ты проснёшься. Ты уйдёшь невредимой. Если захочешь».

B.E.A.S.T. прогнозировал, что она обрадуется. Но глаза Белль сузились, а руки сжались в кулаки. Она злилась.

— Почему ты не сказал об этом отцу?

«Не успел. Он не стал меня слушать».

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

«А что это меняет? Ты уже согласилась».

— Почему, если это так просто, с тобой поступили по-другому?

Снова гудение и пауза.

«Потому что я был наказан».

* * *

«Аталанта» плавно заходила на посадку в пятом космопорте Ильма, так же известного, как «колония Земля-19». Дом! В глазах Адама Кендела стояли слёзы. Слёзы радости. Скоро всё будет позади.

— Скоро всё будет позади, моя девочка…

Он протянул руку и погладил пластиковый кожух, герметично закрывавший кресло второго пилота, где, неподвижная и бледная, как восковая статуя, сидела с закрытыми глазами Белль. Её волосы, слегка отросшие, щетинились тёмным ёжиком, но пока ещё не прикрывали место, где — прямо под основанием черепа — торчал толстый кабель, уходивший куда-то под пульт управления.

Видят небеса, когда старый капитан говорил дочери, что той пора научиться водить корабли, он не это имел в виду. Это она привела их домой. Через Альфу Лебедя, через Кошачий Глаз и Аномалию Джонсона — кружным путём вместо прямого, полгода вместо стандартного месяца. Форс-мажоры следовали один за другим: то метеоритные потоки, то магнитные бури, то нестабильность туннелей.

Они погибли бы много раз подряд, если бы не она.

«И не чёртов зетовский суперкомпьютер».

Но теперь «Аталанта» доставила экипаж домой. Пора было возвращаться и Белль.

Как только шасси коснутся бетонного покрытия пятого космопорта, Кендел вызовет лучших медиков и программистов. И горе треклятой машине, если она его обманула!!!

Девушка лежала на траве под густо-лиловым вечерним небом.

— Теперь уже скоро.

— Я знаю.

— Будешь без меня скучать?

— Ну, если не передумаешь, ты всегда сможешь меня навестить.

Он перекатился на живот и слегка навис над ней, щекоча травинкой её щёку. Так легко было забыть, что окружавший их мир был целиком и полностью иллюзией. Запахи, звуки, ощущения… «Особенно ощущения».

Он начал создавать этот мир, чтобы ей не было грустно. Перетряхнул все свои воспоминания: лиловые леса и хрустально-бесцветные океаны, прозрачные до самого дна, хрупкая бирюзовая трава и густо-оранжевые закаты. Но ей было всё равно. Она была безучастна к этим чудесам, а он только растравил своё сердце. Вернее, воспоминание о сердце, вот только болело оно совсем как настоящее.

Белль было всё равно.

Она скучала и чахла, сидя перед экраном и прокладывая маршруты среди звёзд. Сознанием, хотя он и объяснил ей с самого начала, что ресурсы её мозга осуществляют вычисления автоматически, и ей нет нужды участвовать в этом процессе.

Он рисовал высокие дворцы и стрельчатые горы, выпускал в небеса птиц, вспоминал, как пахнут цветы и горные потоки. Какая на ощупь мякоть плодов, которые ему нравились, когда он был ребёнком. Он и не думал, что раньше в нём было столько жизни. Целый мир устаревший нейронных кодов. А она молчала.

Пока однажды он не вспомнил цветок, который видел на земле. Роза.

В тот день он, как обычно, наблюдал за Белль издалека, не решаясь приблизиться, поэтому видел каждый миг этой дивной перемены. Вначале она прошла мимо, но потом вернулась и бережно, неверяще коснулась лепестков кончиками пальцев.

В тот день она впервые заговорила с ним. Ах, если бы он мог рассказать всё… Но тогда хрупкое доверие между ними разлетелось бы на клочки. Поэтому он вспоминал о детстве. И о большой войне.

— За что тебя превратили в машину? — спросила она однажды. — Ты когда-то сказал, что был наказан. За что?

Он проглотил комок в горле (тоже иллюзия, не было у него никакого горла, давно уже не было… но как избавиться от ощущения, что его сжимают невидимые пальцы?). Не соврать, но не сказать правду — как это называют люди?

— За то, что я совершил ошибку, — выдавил он из себя и склонил голову, не желая встречаться с ней глазами. — Когда от меня зависели жизни других, я засомневался… и проиграл.

«Только вот если бы я не сделал этой ошибки, мы бы не говорили с тобой, Белль. Потому что не было бы ни твоего отца, ни тебя, ни Земли-19». Он должен был отдать приказ уничтожить Ильм. Это было не так уж сложно — после Пегаса, после Альмы, после Серпенты-6… Но те планеты уничтожали его генералы. Он даже не видел их. Никогда не видел.

Ильм серебрился в лучах своей звезды, голубой и зелёный, укрытый мутным хрусталём перистых облаков. Он был так похож на его родину, Зету, что Адам дрогнул. Не самая лучшая идея — дать двадцатилетнему вчерашнему курсанту почувствовать вкус реальной битвы. Даже если этот курсант — император. Советники шептали, что в нём взыграла дурная кровь людей, они припомнили ему и бабку с Земли-11, и страсть к изучению языков и обычаев старой Земли, породившей жадную до ресурсов человеческую расу, будто вирус распространявшуюся по вселенной.

Он дрогнул. Он проиграл. Именно тогда война пошла под откос, и проклятые партизаны взяли верх… Последнее, что он увидел в своей жизни: Зета, пылающая тем огнём, от которого он, сам того не понимая, уберёг Ильм.

Не было больше ни стрельчатых гор, ни хрустальных океанов. Только в его голове, отсечённой не из мести и даже не в назидание, а просто потому, что таково было правосудие Зеты: сделай бесполезное полезным. Так Адам Зетарикha%iшен, последний император, стал B.E.A.S.T., биоэлектронной системой на транспорте. Но мог ли он сказать об этом Белль?

«Есть такое упрощение, которое ещё правда, а есть другое, которое уже ложь».

От мыслей отвлекло лёгкое прикосновение к щеке: Белль его поцеловала. Нет, Адам не мог сказать правды. Ни тогда, ни сейчас.

Что бы она сказала, если узнала, что не время в виртуальной реальности растянулось, а Адам, не желая с ней расставаться, послал «Аталанту» самым дальним и запутанным путём, в шесть раз длиннее стандартного? Он откладывал бы и дальше, но чем больше они были вместе, тем сильнее он понимал тщетность своих усилий. Он и Белль никогда не были равны. Человек — и выпотрошенный мозг зетовского преступника, за десять лет до её рождения заключённый в стальную коробку.

Его жизнь была иллюзией жизни, где он всё ещё был молод, жив и здоров — пусть и не слишком красив. Но Белль могла вернуться в реальность — без него. За пределами их цифрового рая, где у неё было тело. Он обещал её отпустить, и сдержит своё обещание.

Чего ей знать не обязательно, так это того, что, в тот момент, когда связь мозга Белль и B.E.A.S.T. прервётся, весь его виртуальный мир разрушится, а сам он перестанет… так хочется сказать «жить». Функционировать. Повреждения, полученные центральным компьютером, усиливались с каждым днём. Повреждения, которые он получил из-за неё, но ни на секунду не хотел бы B.E.A.S.T. повернуть время впять и отказаться от этой поломки. Ошибка Белль воскресила его, пусть и медленно убивая.

Конечно, был вариант, который мог бы его спасти. Если бы Белль согласилась остаться, их совместных ресурсов с лихвой хватило бы, чтобы прожить долгую несуществующую жизнь на прекрасной несуществующей планете.

Но Адам знал, что никогда не попросит. Он склонился ближе к лежавшей на траве девушке и легко коснулся губами её шеи.

Пусть проживёт настоящую жизнь. Пусть влюбится (ах как больно, а ведь у него даже нет настоящего сердца…), пусть состарится в окружении внуков. Она подарила ему шанс выбирать. И он выберет. За них обоих.