Много смертей Гарри Поттера (джен)

Лежа в темноте, Гарри первый раз в своей жизни ощутил совершенную тишину. До этого всегда присутствовали бессознательный ритм дыхания, биение сердца, звуки бегущей по телу крови. Теперь ничего и никого из этого не осталось, и тишина стала абсолютной.

Никаких мыслей поначалу, просто общее осознание существования, но по прошествии времени Гарри понял, что лежит на какой-то поверхности. Не просто бесплотное существование, как у Волдеморта, Гарри обладал формой и сущностью.

Сердце его снова забилось, и он услышал скрежет собственного дыхания.

Гарри осознал, что обнажен, но сейчас это беспокоило не так сильно, как следовало бы. Все ощущалось слегка интересным, словно для него больше не существовало мирских забот.

Мелькнула надоедливая мысль, что ему бы следовало беспокоиться о чем-то, но почему-то Гарри не ощущал волнения. Он так долго нес бремя всего мира, что хорошо было теперь просто лежать и отдыхать.

Когда Гарри вспомнил, что у него есть глаза, ему пришлось приложить усилие, чтобы открыть их, но он справился. Обнаружил, что находится в месте, наполненном черным туманом. Его окружала тихая, комфортная тьма, и у Гарри возникло чувство, что ему нечего бояться.

Казалось, что сами клубы тумана не сотворены из чего-то материального. Вместо этого они выглядели так, словно состояли из нереализованных возможностей, как будто в любую минуту могли слиться в нечто иное. Возможность, вызывающая неявное восхищение в Гарри, словно Выручай-комната, которой не требовался мысленный образ, и она просто обеспечивала бы всем необходимым.

Затем Гарри услышал болезненный, влажный звук тяжелого падения, от которого его затошнило. В первый раз у него возникло желание одеться.

Мысль сформировалась в его голове, и черная мантия появилась поблизости. Гарри начал размышлять, неужели и правда он оказался в Выручай-комнате. Он не стал сомневаться в подарках судьбы и просто надел мантию. Возникла неясная мысль, что ему следовало бы отнестись подозрительнее ко всему происходящему, но эта часть его разума, похоже, еще не проснулась.

Гарри оглянулся, и туман начал превращаться в нечто иное. Выглядело оно странно знакомым.

Небо над головой, черное и полное звезд. Медленно сформировались стены, покрытые серебристой изморозью, искрившейся в лунном свете. Сотни гирлянд омелы и плюща разрастались, перекрещивая потолок.

Столы повсюду и огромные камины.

Гарри оказался в Большом зале. Украшенном в то время, о котором он не помнил, хотя и всплыло воспоминание о вспышке счастья и том, что Гарри танцевал тут не единожды.

Гарри находился тут один, если не считать…

Гарри увидел, что под одним из столов лежат две твари, размером с грудного ребенка, потерянные и позабытые, и отшатнулся. У них отсутствовала кожа, вид был кровавый, обнаженный и изуродованный. Омерзительные, они беспомощно хватали ртами воздух и с тоской тянулись друг к другу.

Один их вид вызывал у Гарри тошноту и беспокойство. Что-то в них пробуждало в нем ощущение мурашек, бегущих по коже.

— Ты не сможешь им помочь.

Услышав голос, Гарри оцепенел, а затем стремительно развернулся.

За его спиной стояли Эдриан Пьюси, Колин Криви и Флёр Делакур. Все в мантиях темно-синего цвета. Флёр, прекрасная, как и в его воспоминаниях, но Гарри шокировало то, насколько юными выглядели Эдриан и Колин.

Он всегда помнил Эдриана как кого-то старше и взрослее, но Пьюси умер, будучи почти на два года моложе нынешнего возраста Гарри. Его поразило, что Эдриан выглядел ребенком.

Колин и вовсе казался крошечным.

Гарри задумался, не обижены ли они на него.

— Все вы мертвы, — прямо заявил им Гарри.

— Изумительное умозаключение, — с ухмылочкой ответил Эдриан. — Солнце яркое, по ночам темно… какими еще сокровищами мысли ты хотел бы с нами поделиться?

Гарри забыл о том, насколько едок мог быть Пьюси. Он предположил, что у воспоминаний есть свойство идеализации умерших.

— Не слушай эго, — сказала Флёр. — Да, мы мертвы. Уверена, у тебя полно вопросов.

Колин таращился на две фигуры под стволом, затем развернулся и заметил:

— Может, поговорим немного в стороне от этих?

Гарри кивнул, и все они медленно перешли в другой конец Большого зала.

Флёр уселась прямо напротив камина, и Колин устроился рядом с ней. Адриан остался стоять, выжидающе разглядывая Поттера.

Гарри ощутил жжение в глазах, непривычную влагу на щеках и сказал:

— Мне так жаль… очень, очень жаль.

— С какой стати? — спросил Эдриан, продолжая внимательно разглядывать его.

— Я не смог спасти тебя… никого из вас, — с несчастным видом признался Гарри. — Я пытался… пытался, клянусь, но так и не смог.

— Мой выбор — только мой, — ответил Эдриан. — Он часть меня, неспособность смотреть, как обижают других, когда я мог вмешаться и все прекратить. Убеги я и оставь своих друзей умирать, то потом никогда не простил бы сам себя.

Флёр деликатно откашлялась.

— Я знала, что есть шанс погибнуть во время Турнира. Я не знала, что умру уже после и буду жалеть о той жизни, которую не прожила с сестрой, но не ты отправил меня сюда. Они отправили.

Она оглянулась назад, в направлении стола, под которым лежали два уродца.

— А всё-таки кто они такие? — спросил Гарри.

— Тут мы точно не эксперты, — заметил Эдриан. — Знаем только то, что нам сообщили. Похоже, когда вы вдвоем погибли, ты притащил с собой обе части Волдеморта.

Гарри моргнул. Обе части?

Ему потребовалось мгновение на осознание: он притащил осколок души, находившимся в нем самом, и душу лорда Волдеморта, который в то же самое время убил Гарри.

— Они не смогут воссоединиться? — поинтересовался Гарри.

Флёр покачала головой.

— Они всегда будут жаждать воссоединения, всем нутром, но что сделано — нельзя отменить, по крайней мере без искреннего раскаяния, на которое обе его части просто неспособны.

— Стало быть, я умер? — спросил Гарри.

Ни в одной из предыдущих перезагрузок у него не случалось никаких видений, Большого зала или чего-то еще. Если Гарри умер, то не хотел тянуть резину и встретить уже припасенную для него судьбу. Он устал жить в бесконечной петле и надеялся, что на другой стороне окажется лучше.

Оказаться вечно запертым в бесконечных перезагрузках, вот так Гарри представлял себе ад.

С учетом того, что он не считал себя особенно хорошим человеком, то, как подозревал Гарри, возможно, именно туда ему и предстояло отправиться при любом раскладе.

— Да и нет, — сообщил Колин и ухмыльнулся Гарри. — Можно сказать, что ты где-то между.

— Стало быть, я не умер… но мог бы?

— Тебе решать, приятель, — добавил Эдриан. — Можешь отбросить все проблемы и отправиться с нами или можешь вернуться. Полностью на твое усмотрение.

Ни в одной из перезагрузок никогда никто не давал Гарри выбора. Большую часть его жизни этот самый выбор просто отсутствовал. Он отскакивал от одного к другому, решения принимали взрослые, и его собственное участие всегда оставалось в пределах, навязанных ему другими.

Все это оказалось немного чересчур. Одно вот это решение окажется влияние на всю его оставшуюся… жизнь? Существование?

— Как живется на той стороне? — спросил Гарри.

Если ему предстояло принять решение, то требовалось знать, с чем он имеет дело.

— Нам запрещено посвящать тебя в детали, — пояснила Флёр. — Иначе живые преждевременно захотели бы проследовать в мир мертвых.

— Стало быть, хорошо живется? — уточнил Гарри.

— Мне — да, — ответила Флёр. — Полагаю, у других свой опыт.

Она оглянулась на стол, под которым в бесконечной боли и тоске лежали Волдеморты. Если здесь просто промежуточная станция между живыми и мертвыми, то возможно, что их на другой стороне ожидало нечто намного более худшее.

— Мне и правда хорошо живется, — добавил Колин и посмотрел на Эдриана. — И мы помогаем друг другу.

— Ни о ком не скучаете? — спросил Гарри.

Он вот определенно скучал по ним по всем, и тоску пропитывало чувство вины за то, что не смог спасти их или даже просто сказать то, что хотел им сказать, до того, как они погибли.

— Время там отличается от времени мира живых, — пояснил Эдриан. — Мы знаем, что все будут с нами, и до того момента словно вообще не пройдет никакого времени.

— К тому же, — заметил Колин, — там все настолько потрясающе, что нет времени по кому-то скучать.

— Может, для тебя все так и есть, — отозвался Гарри. — Не уверен, что у меня будет так же.

Он какое-то время разглядывал свои руки и затем сказал:

— Ты умер героем, Эдриан… и Колин погиб невинным. Что же касается Флёр… ну… она Флёр. Сама смерть не пожелала бы ей чего-то плохого.

Он бросил взгляд и увидел, что Флёр покраснела. Почему-то сейчас это не повлияло на него так, как в прошлом.

— Что же такого плохого ты натворил? — спросила Флёр.

Гарри нахмурился и уставился в пол.

— Я убивал и хотел убивать. Я плел интриги и строил планы, обманывал своих друзей. Я подвергал опасности людей, которые вообще никогда не должны были в ней оказаться.

Он бросил взгляд на Колина и от внимательного ответного взгляда пришел в замешательство.

— Ты считаешь, что тебя осудят за все это, но не примут во внимание того, что ты сделал верно? — спросила Флёр. — Отбросят всех, кого ты спас?

— Ты спас от тролля тех, кого не смог я, — добавил Эдриан. — Ты справился лучше меня, оставаясь при этом все еще ребенком.

— У меня были друзья среди тех, кого ты спас от дементоров, — заметил Колин. — Друзья, которых я никогда больше не увидел бы, но теперь смогу встретиться с ними.

— Ты спас мою сестру, — мягко произнесла Флёр. — И за это я всегда буду тебе благодарна. Теперь у нее есть шанс прожить предназначенную ей жизнь.

— Это не то же самое, — раздраженно откликнулся Гарри. — Спасение одного человека не отменяет убийства другого... и даже если бы отменяло, то, с учетом количества убитых мной, у меня все равно могут быть проблемы.

Он даже не знал точного количества убитых им и вдруг устыдился своего незнания.

— А что насчет тех, кого прикончили бы убитые тобой? — спросила Флёр. — Кого-то, вроде моей сестры, которую они объявили созданием, стоящим ниже людей?

— Или людей вроде меня, — добавил Колин. — Магглорожденных и беспомощных.

— А со мной все было бы в порядке, — заявил Эдриан и пожал плечами под взглядами Флёр и Колина. — Это правда. Но они давили бы на меня, заставляя делать то, чего никогда не сделал бы сам, и в конечном итоге я оказался бы перед тем же самым выбором: жизнь или принципы. Надеюсь, что сделал бы тот же самый выбор, но не могу утверждать наверняка.

Несмотря на героизм, Эдриан попал в дом Слизерина, и слизеринцы проявляли склонность к прагматизму, причем до такой степени, до которой не доходили в других Домах.

— Стало быть, у меня есть выбор, — сказал Гарри. — Отправиться с вами или остаться.

Он задумался на некоторое время, затем оглянулся назад.

— А что насчет них? Вы говорите, что мы связаны. Если я вернусь, означает ли это, что они тоже опять оживут?

Если оживут, то сделать выбор будет легко. Гарри не затем прошел через все это, чтобы просто вернуть Волдеморта обратно в мир живых.

— Нет, — ответил Эдриан. — Ваши смерти разорвали последнюю связь между вами. Что бы ты ни решил, они останутся здесь.

— Стало быть, тогда все кончено? — спросил Гарри. — Правда закончено?

— Не так-то все просто, — произнес Колин.

Несмотря на невероятно юный вид, разговаривал он как взрослый, и Гарри задумался, не появился ли Криви в таком виде лишь потому, что сам Поттер помнил его таким. Гарри начал гадать, сколько же на самом деле прошло для них времени.

Мгновения, а может быть, и целая вечность. В конце концов, они же сказали, что время там работает иначе.

— Тебе все еще предстоит разбираться с министерством, — пояснил Эдриан. — Вместе с тем фактом, что ты убил целую кучу членов Визенгамота и министра.

Гарри вполне мог оказаться в Азкабане, в зависимости от решения остатков правительства, кем его выставлять, героем или злодеем. Он и без того уже находился в розыске.

— Другим слизеринцам тоже не понравится тот факт, что ты убил целую кучу их родителей и прочих родственников, — произнес Колин.

Даже если удастся избежать тюрьмы, возможно, Гарри окажется вынужден перебраться в другую школу, и это почему-то беспокоило его.

— Смерть легче, — призналась Флёр. — Жить — тяжело. Но как бы ни было прекрасно то место, в котором я сейчас нахожусь, я бы с удовольствием ухватилась за шанс пожить еще.

Тон ее голоса выражал смутное сожаление, а сама Флёр уставилась куда-то вдаль. Гарри ощутил обновленное чувство вины и заподозрил, что оно навсегда останется с ним, сколько бы он ни прожил.

Ему следовало спасти всех. Ему следовало стать умнее, быстрее, достичь большего и проводить меньше времени за легкомысленными занятиями. Возможно, он смог бы спасти всех.

— Наконец-то сможешь завести себе подружку, — сказал Эдриан. — Будет множество сражений и необходимость гримироваться. Некоторым такое нравится.

— Ты сможешь завести детей, — добавил Колин и улыбнулся Гарри. — Шанс дать кому-то другому жизнь, которая будет лучше твоей.

— Любовь стоит невзгод, — произнесла Флёр. — Если ты готов трудиться над ней.

Гарри всегда так сильно сосредотачивался на выживании, что все остальные части его жизни прошли мимо. Зрение его сузилось, ведь значение имело только одно — выживание. Даже те немногие друзья, которыми он обзавелся, всегда оставались на периферии.

Он оттолкнул в сторону даже Гермиону, лучшую и вернейшую подругу, дабы защитить ее. В другой жизни они могли бы стать равными партнерами, трудиться рука об руку, приближаясь к цели освобождения мира от тирании. Вместо этого Гарри вообще не подпускал ее близко, и теперь заподозрил, что тем самым не дал Гермионе достичь своего полного потенциала.

Он мог бы более эффективно использовать входивших в группу Дамблдора, но Гарри никогда не доверял никому из них, и в результате директор держал всех отдельно, возможно, ощущая, что реакция Гарри окажется отнюдь не хорошей.

Если он вернется, то привычки, которые Гарри взращивал всю жизнь, не исчезнут за ночь. Он так и останется параноиком, высматривающим несуществующие более тени.

Конечно, часть теней все еще могла существовать. В конце концов, вряд ли Волдеморт притащил за собой в министерство всю свою организацию. Где-то там все еще оставались Пожиратели Смерти, жаждущие отомстить за смерть своего лидера.

Неужели Гарри и правда хотелось провести всю свою жизнь, шарахаясь от теней?

— А почему мы в Большом зале? — вдруг спросил он.

Посмертию не следовало бы выглядеть как Хогвартс, почему-то все это казалось неправильным. Посмертию полагалось бы состоять из белых пушистых облаков, арф и крыльев или чего-то в таком духе. Гарри вообще не слишком-то ясно представлял, чему именно там полагалось быть. Его концепция посмертия сформировалась из кусочков и обрывков увиденного по телевизору во время уборки или подслушанного из чуланчика.

— А мы в нем? — изумилась Флёр. — Я как-то не заметила. Просто обычный повседневный зал?

— Нет, — ответил Гарри. — Он разукрашен так, как его наряжали перед Святочным балом.

— И как ты думаешь, почему так?

С момента гибели ее произношение изрядно улучшилось. Гарри полагал, что причина заключалась в следующем: после смерти легче общаться. Хотя в ее голосе все еще оставался легкий намек на акцент, достаточный для напоминания Гарри о прошлом Флёр.

Он некоторое время размышлял над ее вопросом. Если данное место и правда походило на Выручай-комнату, то это означало, что оно откликается на его желания и мечты. Следовало ли из этого, что Гарри привлекало что-то в данном месте и времени?

Нахмурив брови, Гарри наконец изрек:

— Здесь я был на самом деле счастлив... по крайней мере, насколько вообще мог быть счастлив.

Не так уж много моментов счастья в его жизни. Те разы, когда он действительно спасал кого-то и время, проведенное с Гермионой и Невиллом.

Гермиона.

— Не я подарила тебе здесь счастье, не так ли? — спросила Флёр.

Голос ее звучал слегка печально.

Гарри потряс головой.

— Ты подарила... поверь мне, подарила. Просто есть другой человек, с кем я счастлив еще больше.

Как он мог забыть? Те считанные разы в его жизни, когда он испытывал настоящее счастье, все они вращались вокруг Гермионы. Она приходила ему на помощь, когда все остальные покинули его, и, как подозревал Гарри, стоило ему только позволить ей, и Гермиона поддержала бы его намного сильнее.

Она прошла через мучительный процесс становления анимагом, даже когда легче было отступить и сдаться. Чтобы стать анимагом, она нарушила закон, пусть Гарри и считал, что Гермиона, с ее любовью к правилам, никогда не решится на такое.

Она хранила его секреты, несмотря на тяжелую ношу их хранения, которая сама по себе являлась тяжким испытанием, но Гермиона никогда, ни разу не пожаловалась на нее.

Жизнь будет сложна, но Гарри вдруг понял, что отчаянно желает узнать, что же случится дальше. Окажутся ли он и Гермиона вместе в конечном итоге? Останутся ли они вообще друзьями?

Гарри не знал и не мог знать, но сама мысль, что жизнь отныне и навсегда станет загадкой, выглядела невероятно заманчивой. Ему никогда больше не придется тратить время впустую, переживая заново, снова и снова, одни и те же дни.

Пусть даже в будущем все может оказаться плохо, но оно всегда останется свежим и новым. У него появится шанс обзавестись новыми воспоминаниями, наконец-то пожить жизнью, в которой он все это время отказывал сам себе.

У него, может быть, даже появится шанс на что-то большее, чем просто мимолетные моменты счастья в море страданий.

— Я скучаю по вам, — сказал Гарри. — По всем вам. Вы даже не представляете, как много каждый из вас значит для меня.

Эдриан защищал его, Колин стал кем-то, кого оберегал сам Гарри, и Флёр открыла ему идею любви. Без них, Гарри не стал бы тем, кем он являлся сейчас. Они — часть его.

— Но сейчас не время уходить, — добавил он.

Указал кивком на двери, ведущие из зала, за которыми, как ощущал сам Гарри, находилось следующее великое приключение его жизни.

Глубоко вздохнув, он произнес:

— Я хочу вернуться.