Кьювентри

#фаллософия #беспредельность #мозгошмыги

Недавно у меня завязалось нечто наподобие спора с одним лессвронговцем, симпатизирующим ультрафинитизму. Грубо говоря, из-за математических заморочек с парадоксом множеств он предполагает, что физической бесконечности не существует.
Это занятно.
Из-за того, как сплелись крохотные нейроны в его голове, он делает глобальное предсказание, касающееся структуры Вселенной: «Время когда-нибудь кончится. Любая попытка пересчитать всю массу Вселенной закончится на том или ином числе. Пущенный вперед и не имеющий преград звездолет рано или поздно упрется в Конец Пространства или вернется в прежнее место».
Впрочем:
— разве то, как мы описываем законы логики, не кодируется теми же микроскопическими нейронами?
— разве не делаем мы на основе законов логики столь же глобальных всепроникающих предсказаний?
Хочется сказать: «Это другое».
Законы логики — это, дескать, фактически тавтология. Описание самоочевидного и «шпаргалка для идиота». Про теорию множеств я этого сказать не могу. Я просто не знаю и не понимаю ее. Применение ее для дисквалификации понятия бесконечности кажется мне поэтому пахнущим порочным логическим кругом.
Меж тем слышанное мною ранее о парадоксе множеств наводит меня на интересные мысли в отношении экзистенциальных проблем. Хотя наверняка на эти темы тоже кто-либо уже когда-либо думал.
Загуглить «парадокс множеств смысл жизни», что ли?
Страшновато.
Суть мысли довольно проста и незамысловата, но как описать её столь же простым языком, я не знаю.
Вы замечали, что наша жизнь как бы составлена из множества мини-игр, как приложения на айфоне?
Когда ты голоден, запускается мини-игра «Иди поешь».
Когда ты хочешь спать, запускается мини-игра «Найди кровать».
Когда ты хочешь девушку или парня, запускается вообще очень интересная мини-игра, но о ней я расскажу как-нибудь в другой раз.
Что характерно:
— каждая мини-игра по отдельности имеет чёткую цель и смысл.
В своих рамках.
Жизнь в целом? Хрен её знает. Философы бьются до сих пор.
В этом может быть одно из сравнительно благовидных оправданий «притягательности животного бытия». Нет, дело не только в том, что животное не знает о своей смертности, хотя эта мысль Юдковского интересна. Но в пределах «животной» мини-игры — будь то еда, секс или что ещё — у тебя есть очевидный смысл действий и не менее очевидная награда.
Что я хочу сказать?
Нетрудно заметить, что вся наша культура или значительная её часть построена на осуждении замыкания в «малоформатных мини-играх». Считается, что у человека должен быть как можно более широкий временной горизонт планирования.
Человек, который ради мини-игры «получи героиновый кайф» пожертвует мини-игрой «получи образование, работу и будь образцовым семьянином», будет обычно осуждён. Но человек, который ради мини-игры «получи образование, работу и будь образцовым семьянином» пожертвует интересами человечества, например, заключив сделку с какими-нибудь инопланетянами, которые предоставят ему привлекательную самку, еду и интересное времяпровождение, но взамен всё на Земле раздолбают, тоже будет обычно считаться предателем и очень нехорошим индивидуумом. Меньшая мини-игра не должна подчинять своим интересам большую.
Что в результате?
В результате, кажется, у нас должна получаться естественная ориентация на бесконечность.
Но в то же время — если вдруг действительно правы математики-ультрафинитисты с их парадоксом множеств и отрицанием бесконечности — никакого Самого Большого Числа и никакой Всеобъемлющей Мини-Игры не может существовать.
Получается, внушаемая нам культурой «установка на расширение» бессмысленна?
И мы зря осуждали героиновых наркоманов?
Значит ли это, что смысла жизни нет?
Или это значит, что «ориентация на бесконечность» должна в этом случае сменяться «ориентацией на максимум»? Что смысл жизни должен быть каким-то образом конечным, локальным, ограниченным во времени и пространстве?
Ну хрен знает.

— Представь себе... пуф-ф-ф... фантастический мир, где почти у половины населения планеты есть пенисы. Это особые отростки, ответственные за трансляцию настоящего в будущее, воспроизводящие жизнь неким причудливым образом, но при этом сами же её искажающие.
— Это как вообще?
— Ну вот так натурально! Причём — я тебе больше скажу — пенисы в описываемом мире есть не только у разумных существ, они являются там облигатной особенностью жизни как таковой, что делает неотъемлемой её чертой самоискажение. Можно сказать, что жизнь у них отрицает себя. Она стремится стать синонимом вечности, продолжиться в будущее, что для жизни естественно, но она этого не может, ибо само её существование есть там её уничтожение. Знатный прикол, согласись?
— Угу. Я чувствую, я не пойму тебя, если не курну того же, что и ты. Дай затянуться.
— Бери.
— Пуф-ф-ф...
— Представь себя там. Просто представь. Да, наглядно вообрази, что у тебя есть точно такой отросток. Или нет. Тем, у кого его нету, живётся в этом мире ещё веселее, для них там даже выдумали специальную категорию грамматических окончаний — «женский род» называется. Представь, что ты там живёшь. Затянулся? Ну-ка, пыхни. Теперь ещё раз. Поверил в существование такого мира? Ну же, представь себе, что ты живёшь там. Чувствуешь? Это забористая шняга, психоделическая шмаль, она раскрепостит твоё подсознание. После третьей затяжки ты сможешь поверить буквально во что угодно.
— Да ты что?
— Реально тебе говорю. Итак, слушай и представляй. Ты — самый зауряднейший чел, живущий в таком вот странном диковинном мире. Просыпаешься каждое утро и едешь себе спокойно на работу. «Утро» — это когда становится светло, ахахахаха. Прикинь, в том мире светло не всегда, а только когда бодрствуешь. Пфффффф. Что ты сказал? Кто обкурился, я обкурился? Это я тебе ещё не всю шнягу рассказал. Значит, приезжаешь ты каждый день на работу, садишься за компьютер, читаешь всякие анекдотики про других обладателей этих странных отростков.
— Чит... это что такое?
— Читать? А, ну, типа, это когда ты видишь чью-то чужую мысль как бы нарисованной на экране или на бумаге и сам продолжаешь её. Зачем это нужно? Ну, понимаешь, в мирке, где всякая жизнь себе наступает на горло и обещает когда-нибудь оборваться, людям пришлось придумать всякие специальные способы, чтобы можно было думать длинные мысли. Один начал — другой читает её на бумаге и потом продолжает. В результате человечество у них как бы всё время подыхает в полном составе, но в то же время начинает заново, это называется у них «сменой поколений», бугагага. Забористо я выдумал, да?
— Забористо. Пля, у тебя так складно получается. Я почти начинаю верить во всю эту хрень.
— Погоди, погоди, я ещё главное тебе не сказал. Ты... пуф-ф-ф-ф... короче, тебя обычного нет и меня тоже нет. Ты сейчас сидишь за экраном компьютера... пуфффф... и читаешь всё это. Это просто текст на экране, ну то есть нарисованные мысли, они там так называются. Типа тебе попалась такая приколюха в каком-то сообществе или блоге. Смешно, да?
— Смеш... блин. А ведь правда. Это реально лишь текст. А я чуть было не проникся. Тьфу на него.
— Эй. Погоди. Тебя что, правда пробрала шмаль? Мне говорили, что там какие-то новые спайсы, реально подменяющие действительность, но я не особенно верил. Ты что, серьёзно?
— Мне пора, работа сама себя не сделает. Чёрт, с кем я разговариваю? Всё, всё, выключить браузер и не читать больше этих приколюх до конца рабочего дня.
— Вот же блин. Ну ладно, надеюсь, действие шмали скоро пройдёт. Удачного тебе трипа про мир отростконосителей.

#волшебник_изумрудного_города #ВИГ #фильм #отзывы

Не то чтобы у фильма был вагон недостатков. Может быть, их всего два или три с половиной. Но — слишком уж заметных и определяющих.
Опускание образа Элли.
Кто-то из кинообзорщиков назвал её непомерно сообразительной, мне же, напротив, скорее бы показалось, что в книге она была спокойней и умнее (не такой наглой — да). Не то чтобы этого нельзя делать. Но отхождение от шаблона, если экранизируешь классику, нужно компенсировать чем-то. Не уверен — не берись.
Опускание образа Урфина Джюса.
Ещё один признак того, что фильм, как всегда, делал не фанат. Для фанатов «ВИГ» Джюс — почти то же самое, что Снейп для фанатов Поттерианы. Ещё в самом начале фильма появление в покоях Гингемы какого-то дебиловатого усатого мужичка заставило меня жарко взмолиться: «Ради Гудвина, пусть это будет не Урфин!» Но это оказался Урфин.
Дело не только в мифах фэндома вокруг персонажа, но и в том, что показанное нам поведение пугливого самоуничижающегося психа-плебея не сочетается с тем его поведением, которое нам открылось в последующих книгах (кстати, как их собираются экранизировать, если Джюс «типа погиб»? или он окажется «случайно выжившим»?). Даже его возраст не попадает в строку — так спустя несколько лет, к появлению Арахны, он уже совсем стариком будет.
Ну и мелочи.
Что волшебницы, даже добрая, ведут себя как обкуренные дуры. Кроме Рамины.
Что их апартаменты обставлены чересчур уж роскошно для скромных ресурсов Волшебной Страны и особенно для Жевунов, живущих небогатым крестьянским бытом.
Что Дровосек начинает рассказывать свою историю усталым и самовлюблённым тоном нарцисса, рассказывающего её сотню раз.
Что идут по ходу глупые нападки на Интернет, после которых хочется открыть учебник по полемике и демагогии.
Что в какой-то момент «пребывание на краю смерти» начинает для героев неправдоподобно частить.
Что Кагги-Карр абсолютно без причины сменили пол и в некотором смысле подданство. Чтобы «не как у Волкова»? Чтобы «затриггерить побольше хейтеров, пусть хотя бы они сделают рекламу через антирекламу»? Мне никогда не удавалось понять мотивы подобного.
Не безупречны даже визуальные эффекты, которые все так хвалят. Начальная сцена, где Элли смотрит на Жевунов сверху вниз, не вполне понятна. То ли Жевуны маленькие, то ли они нормального роста, но просто очень далеко внизу и у них при этом сверхострый слух и громкая речь. Нам намекают на первый вариант, понятно, но выглядит так, будто верен второй. Лучше бы без этих идиотских презентаций, долин и краёв обрыва разместили Жевунов и Элли на одном уровне. Но как раз этого варианта явно и попытались избегнуть ради экономии на эффектах.
В общем:
— есть пара крупных недостатков, которые не окупились.
Есть и хорошие сцены (или, как минимум, идеи).
С маковым полем. С ржущей мышью. С испытаниями верности. Сама идея поменять местами часть приключений, чтобы объяснить их кознями Бастинды, что вполне разумно с точки зрения бритвы Оккама..
Но их оказалось недостаточно.
Вполне возможно, что это только для нас так, для тех, кто знает канон. А те, кто впервые посмотрел фильм вместо книги, будут довольны. Каждое новое поколение деконструирует ценности старого.
Человеку девятнадцатого века, благоговевшему перед сюжетной находкой Стокера, показались бы глумлением и обесцениванием все эти наши «Семейки Аддамс» и «Вэнсдэй».

#вкалывают_роботы #вампиры #в_арктике_живут

A vampire with a black flag runs across an icy desert after a giant anthropomorphic banana, persuading him to join the anarchist party, and the banana shows a black mark and says that he is a pirate.

«Вампир с чёрным флагом бежит через ледяную пустыню за гигантским антропоморфным бананом, уговаривая его вступить в партию анархистов, а банан показывает чёрную метку и говорит, что он пират».

#драббл #хронокаша #фитнесс

— Замечательно, — произнёс мрачно усатый брюнет с истощённым лицом, хранящим следы не самого благополучного времяпровождения в последние годы. На секунду он приподнял взгляд, словно думая им окинуть сидящих напротив людей в тёмно-оранжевых мантиях, но в последний момент не решился. — Великолепно. Что ж, посмотрим теперь, правильно ли я вас вообще понял.
Он сухо кашлянул.
— Вы обещаете мне радикально помочь в новой сфере карьеры. Добиться огромных успехов в политическом плане. Занять высокое положение, может быть, высшее в государстве, если не на континенте.
— Именно так.
Никаких тебе «герр», никаких тебе «мистер» или хоть даже имени. Мужчина, нервно поёрзывающий в облезлом пуховом кресле, уже начинал понимать, что существам перед ним — люди ли это? — не особенно свойственна церемонность.
— Взамен вы хотите, — он неловко усмехнулся, смех прозвучал как треск выстрела, — чтобы я втравил нашу нацию в очередную войну. Причём совсем не в одну. В целый каскад лихорадочных войн, переходящих при этом одна в другую.
— Мы вначале будем вам помогать. Кроме того, первые войны будут вполне соответствовать вашим же устремлениям и заметно усилят ваше государство впоследствии.
— Но зато остальные вполне могут его погубить.
Индивидуумы напротив ничего не сказали.
Брюнет в кресле поймал себя снова на мысли, что, хотя освещение в комнате не такое уж тусклое, он почему-то не в силах сохранить в памяти набор черт лица хотя бы кого-то из собеседников. Вроде бы он созерцает их чётко — но, стоит лишь отвести взгляд на дюйм, тут же забывает подробности.
— И это не всё. — Он щёлкнул пальцами. — Если этого будет мало, я должен буду увеличить градус безумия. Репрессии, доносы и пытки. Набор в правительственный кабинет персонажей самого спорного морального облика. Массовое уничтожение тех или иных групп людей, которых достаточно недолюбливают, чтобы не было массовых выступлений в защиту их. Поощрение самых абсурдных, гротескных и противоречащих даже друг другу псевдонаучных теорий.
Он попытался ещё раз всмотреться в лицо визави.
— Вы всерьёз полагаете, что я соглашусь на это?
— Мы вам всё объяснили, — проговорил третий слева из сидящих за столом напротив него восьми силуэтов в тёмно-оранжевом. — Это необходимо и это должно быть сделано. Тридцать Девять поддержат вас.
Мужчина в облезлом кресле издал снова сухой смешок.
— Тридцать Девять. Ну да, конечно. Не девять, не семь. Почему такие резкие расхождения с общепринятой мифологией?
— Человечество слишком уж сложно и многочисленно, чтобы его могли незаметно возглавить Семеро Тайных или Девять Неизвестных. — Это в разговор вступил четвёртый справа силуэт. — Последний миф, впрочем, был результатом утечки истинных сведений, но, к несчастью, узнавший их не успел полностью расслышать число.
Брюнет помолчал немного, жуя щёки изнутри.
— Почему вам нужен именно я? Если я правильно понял, вы способны привести к власти едва ли не всякого.
Визави, сидящий прямо напротив, прикрыл на мгновенье глаза.
— Здесь сливаются два вопроса: этический и психологический. Некоторые аспекты, вроде самоналоженных издавна гейсов на нашей структуре, не позволяют нам применять в подобных проектах кого-либо втёмную. Вместе с тем по своему психологическому профилю только вы оказались способны в достаточной мере поверить нам и при этом компетентно исполнить требуемое. Вы давно и активно интересовались мистикой и метафизикой. Вы интересовались тайными пружинами истории.
— Я всё ещё не уверен, что вы убедили меня, — дёрнул носом черноусый мужчина. — Что, если я отклоню деликатно вашу идею?
Визави пожал еле заметно плечами.
— Ничего не произойдёт. Человечество так и останется полигоном для опытов не ведающих стыда нерождённых. Вы будете подозревать их влияние в каждой прочитанной вами в газетах политической новости и до конца жизни корить себя за малодушие.
— Это лучше, чем сделать всё то, что вы мне предписываете! — От гнева мужчина возвысил голос, даже привстал. — Я в действительности даже не понимаю, чем я тогда окажусь лучше их.
— Тем, что совершённое вами будет в итоге итогов обращено ими вспять, — это мягко проговорил новый голос. Шёлковый как лавсан, он принадлежал четвёртой слева фигуре. — Фактически этого не произойдёт. Фактически вам даже не придётся совершать это.
— Но вы должны набраться решимости всерьёз совершить это, — проговорила вторая справа фигура. — Ваша решимость должна быть неподдельной и искренней. Иначе наш план не сработает.
— Человечество так и останется под пятою существ, заглянувших заранее на последнюю страницу учебника.
— Им неведома жалость.
Брюнет, уже стоя, переводил взгляд с одного синклитария на другого. Неведомая завеса как будто слегка истончилась — или её намеренно чуть развеяли? — и он мог сохранить теперь в памяти черты лиц собеседников.
Обычные, довольно немолодые лица.
— А вам? — спросил он чуть слышно. — Чем ваше правление лучше их? Даже если верно всё то, что вы мне рассказывали?
Один из сидящих напротив невесело усмехнулся.
— Мы часть человечества. Конечно, не самая обыкновенная. Власть всегда далека от народа, в нашем же случае это удаление возведено в куб. Но тем не менее мы делим судьбу с человечеством и готовы платить за ошибки. Те же, кто может перемещаться во времени, привыкли относиться к каждому шагу как к совершаемому понарошку и рассматривать всю мировую историю как поле игры.
— Мы вам объясняли. — Это снова третий слева субъект. — Как нам удалось за века отследить их влияние на историю по косвенным признакам. Как их вмешательство — они называют это темпоральной тангентой — привело к Великой Французской Революции. Как другая тангента обернулась выделением британских колоний в Америке в самостоятельное государство.
— Мы быстро поняли, что нельзя схватить за руку того, кто играет краплёными картами. — Это снова сидящий прямо напротив. — Они заранее знали результат едва ли не каждого нашего шага. Нам посчастливилось чудом сохранить в тайне само наше существование.
Брюнет наклонил голову, созерцая плитки паркета.
— И тогда вы решили, что единственным способом выиграть как-то в этой игре является перехват технологий.
— Да.
— И решили использовать своего рода манок.
— Да.
— Меня.
Никто ничего не ответил.
Брюнет нервно рассмеялся. Пройдясь несколько раз взад-вперёд по комнате, он сел снова в кресло, зябко передёрнул плечами, словно ему стало холодно вопреки жарко пылающему камину.
— Когда это произойдёт? — спросил он неожиданно. — Вы говорили, что позаботитесь как-то о внесении в анналы истории уже даже этого дня и этого места, сочинив байку о якобы шедших здесь политических переговорах. По идее, если я правильно понял весь этот ваш бред, когда я приму решение вам помочь, это должно сразу сработать. — Лицо его передёрнулось, он вдруг жалко ссутулился. — Или не сработать вовеки. Смотря на какой хронолини...
Голос его перебила ярко-пурпурная вспышка, посреди помещения вдруг возник пульсирующий лиловый овал, из которого выскочил белобрысый татуированный парень со странным оружием, отдалённо напоминающим пистолет.
— Умри, нацистская сволочь!
Брюнет молниеносно пригнулся. Вид оружия поразил его, как и выстрел, больше похожий на вспышку бенгальских огней, чем на что-то серьёзное. Но рефлексы, выработанные в окопах Великой Войны, не подвели его, и он ушёл от атаки.
Один из восьми мужчин на другой стороне стола резко вскинул вверх руку. Парень со странным оружием оцепенел, мгновением позже уронив пистолет, а потом и сам упав на пол.
— Порядок, — проговорил удовлетворённо лидер местного представительства Тридцати Девяти.
Спасённый от выстрела издал невольно нервный смешок. Его начало слабо трясти. Он не ждал, что всё так быстро закончится.
— Это один из тех тайных зловещих ещё не родившихся манипуляторов? Покушение выглядело каким-то не особенно умным.
— Наши исследования показали, что они не представляют собой единую сплочённую организацию, — ответил мягко четвёртый слева мужчина. — Среди них было много профанов и дилетантов, действия их зачастую были непрофессиональны и мешали друг другу. Единственным их преимуществом были темпоральные технологии.
— Которые теперь есть и у вас. — Говорящий нахмурился. — Или...
— Есть, — подтвердил один из восьмёрки, кончив охлопывать карманы лежащего на полу паралитика. — Как мы и подозревали, клиентская часть аппаратуры для перемещений во времени носится путешественником с собой. Мы теперь без труда вытянем из его мозга сведения о том, как применять её.
— Интересно будет узнать, почему в их мире нет нас, не осталось Тридцати Девяти, — проговорил ещё один синклитарий. — Впрочем, первоначальная линия истории, не содержавшая вмешательств из будущего, могла развиваться по неведомо какому маршруту.
Черноусый брюнет моргнул.
— Ого. Похоже, что вами двигал не только лишь альтруизм, даже не только лишь жажда сохранения власти, но и инстинкт выживания.
— Не без этого, — склонил голову синклитарий.
Быстро связав своего пленника, всё ещё пребывающего в одурманенном состоянии, восемь служителей тайного культа погрузили его на предусмотрительно прихваченную с собой тележку.
— Благодарим вас за помощь, Адольф. — Предводитель восьмёрки обратился едва ли не впервые к нему по имени. — Вы, может быть, не представляете себе в полной мере, какую услугу нам оказали, но ваше сегодняшнее содействие спасло не только Синклит, но и, вполне вероятно, всё нынешнее и будущее человечество.
— Мне было нетрудно, — бросил он с горечью, подходя к стенному шкафу и извлекая оттуда бутыль старого шнапса. Бокал уже стоял на столе. — Работы-то на полдня. Поработать приманкой.
— Но чтобы это сработало, вы должны были твёрдо настроить себя на существенно большее, — неожиданно возразил мужчина в тёмно-оранжевом. — Вы были готовы на самопожертвование. Можно сказать, что в каком-то смысле вы его совершили.
Адольфа зябко передёрнуло.
Он опустошил бокал, глядя в камин, но видя вместо пляшущих языков пламени нечто другое. Призраки потенциальной несбывшейся линии времени, череда войн, предательств, кошмаров и преступлений. Неужто он был способен на это? Чем та хронолиния увенчалась бы?
— Всего-то делов, — с той же нарочитой небрежностью проговорил он, поигрывая бокалом. — Стать главным символом всемирного зла для какого-то потустороннего мира.
Он помолчал.
Помолчали несколько секунд и его собеседники, видимо, из такта не спеша прерывать паузу и покидать каминную комнату.
— Что, если бы он не появился сегодня? — задал он не значащий, совершенно ничего не значащий уже вопрос, косясь с легкой тоской на бутылку шнапса. — Мог ведь выбрать более поздний день. — По спине его прошёл холод от внезапно явившейся мысли. — Или более ранний.
— Мы были готовы к обоим вариантам, — спокойно ответил, смежив глаза на миг, предводитель восьмёрки. — Мы вели вас всю вашу жизнь с самого дня рождения. Теперь мы можем признаться вам, что ваш интерес к метафизике, мистике и истории — отчасти наша заслуга.
— Вот грустно-то вам было, наверное. — Адольф уже привыкал понемногу мыслить четырёхмерно. Без сомнения, помогал шнапс. — Вы, небось, понадеялись, что уже у моей колыбельки кого-нибудь перехватите. Ан нет, пришлось столько десятилетий впустую ждать.
— Если бы у вашей колыбели кто-то и появился, это по некоторым предположениям привело бы лишь к раздвоению темпорального трека. — Глядя в осоловелые глаза Адольфа, глава людей в тёмно-оранжевом сжалился: — К раздвоению мира. И как минимум один из миров всё равно остался бы таким, как сейчас.
— Нам ещё повезло, если хорошенько подумать, — проговорил бархатный голос уже знакомого синклитария, прежде располагавшегося в четвёртом слева сидении. — По крайней мере, я бы не хотел видеть, что случилось на более поздних исторических линиях, где нам пришлось прибегнуть к менее надёжным манкам.
— А что, у вас и на этот случай были заготовлены варианты? — вскинул удивлённо брови Главный Манок, держа уже новый бокал.
Поколебавшись несколько секунд, предводитель восьмёрки бросил на стол рядом с ним какой-то листок. Вскоре за этим служители тайного культа вместе с пленником покинули комнату.
Адольф скосил глаза на листок, из-за близкого пламени камина — а может, и почему-то ещё? — глаза его чуть слезились. Но, даже проморгавшись, он так и не проник в смысл диковинных строчек.
— Кеннеди... Хиросима... Листьев... — растерянно проговорил он. — Это что, имена, названия или что-то ещё? Г-горбачёв... кажется, славянское слово. Ещё аббревиатура какая-то... не понять.
Он бросил лист в пламя.

#расследование #конспирология #ВКНЗЧ

При первоначальном прохождении «Бомбермена» в дни кока-кольной юности игрушка эта поначалу казалась мне беззаботнейшей и простой. Бомбы, взрывы которых напоминают мерцанье рождественских ёлок. Привидения, похожие на розовые воздушные шарики. Кирпичные стенки, весело растворяющиеся в пламени словно сыр пармезан.
Потом меня незаметно осенила задумчивость.
Кем по сути является главный герой?
По костюму можно предположить, что он робот. По костюму можно предположить, что он инопланетянин или космонавт. По костюму можно предположить что угодно.
Ясно только, что он:
— весь в белом;
— хорошо обращается с бомбами;
— убегает от привидений.
Второй и третий пункты наводят на мысль, что герой всё-таки имеет отношение к человечеству. Старатель, проникший в подземные лабиринты, чтобы добыть сокровища? Возможно. Правда, сокровищ особых он по ходу игры не добывает, ограничиваясь артефактами для улучшения взрывопроходимости. Что характерно, другая игра от той же компании — «Lode Runner» — изображает как раз-таки сбор сокровищ, но её персонаж не имеет ничего общего с Бомберменом. Хотя, по сюжету, в конце игры «Бомбермен» одноимённый герой на наших глазах превращается в человечка из «Lode Runner».
Случайность, прикол, совпадение?
Подумаем об этом позже.
Пока нас волнует то, что наш герой, по-видимому, является подземным старателем, случайно попавшим в ловушку и пытающимся выбраться из лабиринтов, убегая от монстров. На каждом уровне он расчищает препятствия и пытается найти выход. Правда, воспользоваться им он может лишь после уничтожения всех монстров на уровне, но неясно, не игровая ли это условность. В конце концов, главные потенциальные монстры — появляющиеся в случае истечения таймлимита живые гигантские монетки — остаются почти всегда неубитыми.
Что с нашим героем не так?
Вроде бы он человек. Убегает от монстров, пользуется современными бомбами, использует даже коньки-ролики для ускорения передвижения.
При этом он:
— ходит весь в белом;
— носит странный костюм и словно бы слегка светится;
— обретает по мере сбора повер-апов неуязвимость к взрывам собственных бомб;
— приобретает способность проходить сквозь собственные бомбы;
— приобретает даже способность проходить сквозь стены.
Свойственны ли эти способности обычному человеку?
Думаю, понятно, к чему я клоню.
Подобно известному персонажу Брюса Уиллиса, наш герой, оказавшись в подземных лабиринтах, сам далеко не сразу заметил, как умер. Может быть, его съели монстры. А может быть, он подорвался на собственной бомбе или просто умер от голода. Встреча с монстрами могла произойти позже — не адские ли это духи, невидимые для зрения обычного археолога, исследующего подземелья?
Подобно не менее известному персонажу Патрика Суэйзи, наш герой далеко не сразу открыл все преимущества призрачного состояния, научившись проникать сквозь стены и взрывать силой воли бомбы. Неуязвимость для чудовищ, что характерно, он при этом не приобрёл — нужно ли лучшее доказательство, что чудовища так же призрачны, как и он сам?
Бедолага попал.
Что его ждёт?
Традиционное окончание Nintendo'вского варианта игры демонстрирует нам выход Бомбермена на поверхность и превращение его в человечка из «Lode Runner». Но так ли оптимистичен финал, как можно подумать? Может ли мёртвый стать вновь живым?
Меня тянет предположить, что финал искажает грубым образом хронологию происходящего. В действительности Бомбермен является духом человечка-кладоискателя, искавшего когда-то золото в подземных лабиринтах и спасавшегося от таких же призраков.
Демонстрируемый нам бравурный финал «Бомбермена» — ожившее воспоминание призрака, мечта вновь стать человеком.
Кто знает, быть может, вышние силы дадут ему шанс?
Не будем гадать.
То, что произошло с бедолагой-старателем в катакомбах под толщей гранита, ещё не самое страшное.
Подумаем о другом.
Всё это время, пока ты, не задаваясь никакими вопросами, беззаботно и легкомысленно нажимал на кнопки своего джойстика и играл в «Бомбермена»:
— Бомбермен в свою очередь, без перерыва и устали, хладнокровно, бесстрастно и с нечеловеческим механицизмом играл каждый вечер в тебя.
Да, это печальная истина.
Нельзя взглянуть в бездну, не почувствовав на себе её взгляд. Едва лишь начав разрабатывать видеоигры, мы уже оказались под пристальным взглядом существ, столь же высокоразумных, сколь и бесчеловечных. В то время, как мы у себя создавали бессмертные цифровые шедевры про Марио, Бомбермена и Соника, по ту сторону электронно-лучевой стены меж мирами создавались видеоигры про сантехника Иванова, парикмахера Крякина и дворника Фёдорова.
И теперь фиолетово-пурпурные щупальца существ По Ту Сторону Бытия готовы улечься на джойстики.

#драббл #астроинженерия #наркоманы

— Как успехи, Димон? Вселенную не разнёс? Я тут спохватился недавно, что больше года не мониторю твою каторжную активность.
— Ты бы заметил, случись вдруг что-то подобное, — указал с кислым видом Димон. — И вообще, откуда столько ко мне интереса?
Я с невинным видом пожал плечами.
— Ну, как бы это сказать? Ты — классический стереотипный клишированный друг-гений-изобретатель. Я — классический стереотипный клишированный тупой друг-приспешник. Я просто обязан периодически ни с того ни с сего забредать к тебе в гости и интересоваться твоими новыми изобретениями. Особенно если учесть, что некоторые из них вполне могут и мир весь перевернуть, как два года назад и случилось.
Димон поморщился.
— Не преувеличивай. Так случилось только для нас.
— Остальные вроде бы тоже заметили перемену.
— Да, но она в любом случае для них бы произошла. Здесь, я имею в виду, в этой реальности, в этом преломлении мультивселенной.
Я лишь отмахнулся, не желая вновь погружаться во все эти сумасшедшие разговоры о многомерной природе действительности.
Два года назад Димон показал мне какой-то облезлый шкаф с мигающими разноцветными лампочками, предложил мне залезть туда вместе с ним и посидеть там пару минут. Димон мне сказал, что этот шкаф каким-то образом повлияет на вероятностные потенциалы нашей судьбы, то ли уменьшив количество наших квантовых копий в тех мирах, где не происходит ничего интересного, то ли увеличив количество наших квантовых копий в тех мирах, где что-то интересное происходит. В общем, по словам Димона, достаточно нам двоим залезть в этот шкаф, чтобы жизнь вокруг начала становиться ярче.
Мы залезли туда.
А потом началась СВО и весь этот хайп вокруг нейросетей. Я слегка разозлился и высказал другу своему пару ласковых. Собственно, именно после этого наши отношения охладели.
Розыгрыш, шутка, пранк?
Возможно. Мигающий лампочками шкаф мог быть просто мигающим лампочками шкафом. Но я, как тупой стереотипный друг гения-изобретателя, просто обязан быть немного наивным.
— Что это? — спросил я, ткнув пальцем в самый странный прибор посреди комнаты Димаса. Внешне это устройство напоминало летающую тарелочку с торчащими из неё световодами.
— Ночник. Красиво крутится под музыку, хорошо освещает комнату. Хочешь, тебе такой же куплю?
— О. — В голосе моём скользнуло разочарование. — А это что?
— Тостер. Гениальное изобретение западных мастеров кулинарии. Хорошо жарит хлеб, только не спрашивай, зачем.
— Понятно.
Разочарования в моём голосе стало ещё больше. Я осмотрелся, пытаясь понять, что ещё среди разбросанных по интерьеру устройств разнообразного вида может претендовать на роль Машины Судного Дня или хотя бы Золотого Шара.
— А это? — ткнул я пальцем в коробку, напоминающую принтер.
— Принтер. Послушай, — деликатно кашлянул Дима, — если ты ищешь здесь что-либо свежее из моих разработок, ты всё равно не найдёшь его так. Оно, знаешь ли, не имеет конкретного воплощения. Это на данный момент просто софтина у меня на компьютере.
Я моргнул.
— И что она делает? Рушит миры или, наоборот, создаёт их?
От моего приятеля вполне можно было ожидать всего.
— Ну что у тебя за стереотипы опять из бульварной фантастики прошлого века, — обиделся Димон. Пальцы его пробежались по клавиатуре, вызывая на экран интерфейс какой-то хитрой программы, в котором я, естественно, не хрена не понял. — Это универсальный переводчик, кстати, на основе самых продвинутых современных нейросетей. Некоторые мне пришлось втихаря свистнуть кое-откуда.
Я моргнул снова.
— И с какого языка на какой он переводит?
— С любого на всякий. Я же сказал — переводчик универсальный. Правда, если нейросети не хватает данных, она иногда фантазирует, но я как раз пытаюсь сейчас свести эти эффекты к минимуму.
Я внимательно посмотрел в глаза Димы — испытующим, как мне хотелось бы надеяться, взором.
— Всего-навсего переводчик. С одного языка на другой. И только?
— Ну...
Он опустил глаза.
— Вообще-то мне поначалу хотелось сделать устройство для чтения мыслей. Но я быстро понял, что это проблемы одного порядка в общем-то. Перевод нервных биотоков в понятные семантические выражения разговорного языка.
Димон протянул руку к какой-то бешеной куче присосок и проводов, на которую я прежде не обращал внимания, посчитав попросту за груду наушников. Присоски эти были подсоединены через какой-то контакт к компьютеру.
— Вот смотри.
Он прилепил пару присосок к стеклу аквариума, где плавала сиротливо рыбка красного цвета. После чего нажал ещё несколько кнопок на клавиатуре.
— Холодно. Блин. Холодно. Что это за херня там снаружи? — прозвучал металлический голос из динамиков. — Когда дадут жрать?
Я посмотрел непонимающе на Димона. Тот с извиняющимся видом пожал плечами:
— У аквариумных рыбок узкие жизненные интересы.
— Вау.
Я поскрёб в затылке, пытаясь осмыслить только что полученную мной информацию. Если это в свою очередь не розыгрыш и не пранк, то выглядело это довольно круто.
— Миелофон в натуральную величину. Потрясающе. А к человеку ты эту штуку тоже можешь подключить?
Димон вздохнул.
— Не выходит. Пробовал уже раз миллион. У человека слишком большой сложный мозг — в нём словно тысяча сразу аквариумных рыбок живёт. Не получается декодировать общий сигнал, одно противоречит другому. Выцедить в этом шуме то, что мы называем конкретно собой, своим внутренним «я», тоже толком не получается.
— Вот оно как.
Я прикусил губу.
Надо дать какой-нибудь тупой совет, до которого этот гений сам никогда бы не додумался. Но какой? Жаль, сейчас поздний вечер, магазины с бухлом закрыты уже.
— А если по частям попробовать?
— В смысле?
— Ну, если весь мозг сразу не декодировать, попробуй перевести на человеческий язык сигналы хотя бы отдельных его частей, — пожал плечами я. — Вдруг что забавное получится.
Димон отвёл снова взгляд.
— Честно говоря, я уже поэкспериментировал немного с этим. Но тоже хрень получается. Как я уже говорил, при столкновении с неизвестным нейросеть ударяется в диковинные фантазии, а как отсортировать верный перевод от неверного, я пока что не знаю.
На него было жалко смотреть.
— Какая именно хрень?
Димон вздохнул.
— Ну вот, глянь.
Он кликнул мышью в ярлычок файла, озаглавленного как «Из двигательной коры (024).mp3».
Из динамиков послышалось:
— Лежать! Команда была лежать! Я кому говорю, сук-ка! Шаг с места приравнивается к побегу. Лежать, кому было сказано!
Димон щёлкнул мышью по ярлычку файла, озаглавленного как «Обработка сигналов вкусовых рецепторов (1244).mp3».
— Требуется больше минералов, — прогудел смутно знакомый голос из динамиков. — Если конкретно, глюкозы. Ну ладно, этот сахарозаменитель тоже сойдёт.
Я фыркнул.
— Прикольно.
— Я постоянно уменьшаю параметры шизофреничности и креативности, чтобы нейросеть не уходила в фантазии, — вздохнул Димас. — Но это, по ходу, не особенно помогает.
Он выбрал новый файл.
— Вот послушай. Это результат расшифровки сильных сигналов удовольствия в лимбической системе при поедании марципана.
Димон кликнул мышью. Из динамиков раздался щелчок.
— Блокировка сигнала КТ-501, — произнёс холодный металлический голос из аудиоколонок.
Я посмотрел на Димона.
— Не понял юмора.
— Я тоже. Или вот, другой файл. Результат расшифровки импульсов удовольствия при прослушивании музыки.
Из динамиков вновь холодно прозвучало:
— Блокировка сигнала КТ-501.
Димон облизнул губы.
— Это — результат расшифровки вообще любого импульса удовольствия в лимбической системе. Нет, прочие части мозга добавляют при этом фоном свои комментарии, удовольствие от музыки отличается от удовольствия при оргазме, но главный комментарий лимбической системы якобы звучит так — «Блокировка сигнала КТ-501». Откуда нейросеть переводчика взяла эту хрень, с чего она это выдумала, совершенно непонятно.
Я задумался.
— А покопаться в ней, чтобы выяснить, ты не можешь?
— Если бы. Это же нейросеть, у нейросетей свои принципы. Это почти как в человеческом мозгу копаться в поисках ответов.
— Хм.
Это звучало как вызов.
— А что это за сигнал КТ-501?
Димас со страдальческим видом закатил глаза.
— Если бы я только знал. Нет, гипотетически, если абстрактно рассуждать, можно предположить, что это что-то, оппонирующее удовольствию. Кажется, я читал, что наркоманы, когда у них отказывают рецепторы удовольствия от перегорания, начинают ощущать страшный мучительный дискомфорт буквально от каждого ощущения. Но где искать в мозгу этот загадочный сигнал, если даже это именно он, я понятия не имею.
— Хм, — повторил я. После чего почесал интимную часть тела. — Ну, ты мог бы попробовать брутфорс. Просканируй сигналы, гм, от всех частей мозга вообще, прогони их через расшифровку. Проверь, где в результатах расшифровки будет упоминаться что-то похожее.
— Ты представляешь, насколько это затянется?
Взгляд Димаса расфокусировался.
— Впрочем...
Он сглотнул слюну.
— Можно, в принципе, возложить часть работы на ту же самую автоматику. Точно. Я натравлю одну нейросеть на другую, если так можно выразиться. Снимем сейчас с моего мозга все мыслимые и немыслимые потенциалы — и с твоего мозга тоже, раз уж ты так удачно зашёл? — и прогоним их через расшифровку.
Димас хлопнул меня по плечу.
— Спасибо за идею, брателло.

Он позвонил мне по Скайпу уже ближе к вечеру. Я к тому времени уже сидел у экрана компьютера с блюдцем свеженажаренных чипсов, готовясь макать их по очереди в плавленый сыр.
— Ты дома, Вован?
По его голосу было в принципе ясно, что случилось что-то нештатное. Даже если не брать в расчёт некоторую нелепость вопроса — я никогда не был склонен вне дома принимать скайповые звонки и Димасу было это великолепно известно.
— Ну дык.
— Я... — Он кашлянул. Ещё несколько секунд в эфире царило молчание. — Я нашёл нужную расшифровку.
— С упоминанием того непонятного кода?
Он помолчал ещё несколько секунд.
— Да.
— И что там было? — спросил я, кидая в рот ещё одну чипсину.
Димон переключил что-то на своём конце линии. В моих наушниках прозвучал знакомый холодный синтезированный голос:
— Внимание! Внимание! Внимание! Красная тревога! Код 501! К вам обращается старший диспетчер-космоинженер Иалдабаоф-Яхве! Если вы слышите этот сигнал, вы должны в срочном порядке демонтировать свой вещественный организм и покинуть физическую реальность! До уничтожения этой действительности осталось меньше ста восьмидесяти трёх бриллионов планковских хроноквантов! Дальнейшее пребывание в трёхмерной реальности может повлечь непоправимые повреждения для вашей психической идентичности! Тревога не учебная! Повторяю: тревога не учебная! Внимание! Внимание! Внимание...

Думаю о том, насколько осмысленно ограничение способностей Человека-Факела на кислород. Всё-таки это довольно глупо, если подумать.
В супергеройских сеттингах этого рода обычно предполагается неявно частичный или полный креационизм, то есть какие-то мудрые Предтечи или Целестиалы, которые создали Вселенную или как минимум повлияли на эволюцию разумных организмов в ней, которые и разбросали среди людей и других существ «спящие зёрна суперспособностей». Но вот какого хрена эти Целестиалы завязали бы одну из суперспособностей на узкую химическую реакцию, возможную только в кислородной атмосфере, неясно.
Вдвойне глупо, если вспомнить об обстоятельствах триггера. То есть да, ты в космосе вдали от большинства источников кислорода и при этом Волшебная Фея Постхуманской Эволюции наделяет тебя суперспособностью, завязанной на кислород. Очень логично.

Стивен Хокинг когда-то пригласил путешественников во времени из будущего на вечеринку по случаю своего дня рождения. Принято считать, что никто не откликнулся на приглашение. Некоторые видят в этом самое наглядное из свидетельств невозможности перемещений во времени — или, как минимум, малораспространённости их в реальном мире. При этом любому обладателю непредвзятого взгляда и незашоренного интеллекта даже при поверхностном изучении человеческой истории становится видно — хроноскачки и даже случайные хронопровалы не просто возможны, они буквально пронизывают собой всё наше существование.
Взять стандартную примитивную механическую игрушку, имевшую хождение ещё в советские времена, карманный хоккей. Здесь на картинке представлен усложнённый сравнительно вариант — в детстве моём у меня была намного более простая игрушка. Без вентилей, высовывающихся наружу, без необходимости в наличии оппонента. Просто — футляр, который нужно было поворачивать под разными углами. Поворачивать, чтобы шайба с огромным трудом въехала на специальный пьедестал.
Ничего особого, скажете?
Ну да, житель тех самых времён пожал бы лишь удивлённо плечами, но причин для сурового шока не нашёл бы. Меж тем жителю нашей эпохи становится совершенно ясно — это же не что иное как грубый заменитель айфона.
Случайный бедолага-попаданец из будущего, оказавшийся где-то в середине двадцатого века и не знающий, как скоротать время в очереди без игр на мобильнике, выдумал с грехом пополам суррогат — эту механическую игрушку.
Или взять покетбуки.
Глупая, противоречащая любым практическим интересам идея, уменьшение книг до размеров меньше кармана и оснащение их мягчайшей обложкой, что приводит к крайне быстрой амортизации их и пустой трате денег на ветер. Но любому жителю нашей эпохи сразу становится ясно — попаданец из будущего пытался соорудить хоть какую-то замену скачанным из Интернета на телефон книжкам.
Перечислять бы можно было часами, затрагивая как древнейшую славянскую мифологию, так и относительно свежую микроэлектронику.
Сказки о волшебном зеркале? О серебряном блюдечке и наливном яблочке? Тамагочи? Брикгейм? «Волшебный экран»?
Медленно, но планомерно, микроскопическими шагами и по частям человечество двигалось к финальному результирующему идеалу, вместившему в себя едва ли не всё, что до этого фрагментарно и крошечными кусочками пытались воплотить в отдельных изделиях неудачливые попаданцы из будущего.
К какому?
Вы уже поняли, само собой, я не могу недооценивать интеллект собственных читателей. Идеал этот — айфон последнего поколения. Именно к нему шли сквозь пространство и время предвосхищающие потуги инноваторов-попаданцев.
Пожалуй, я назову это «айфонный принцип».
Парадокс в том, что, хотя всю человеческую историю пронизывает планомерное стремление создать айфон, в истории трудно найти аналогичного рода следы более поздних изобретений. Некоторые пытаются доказывать, правда, что религиозные представления о «душе» — это просочившиеся в прошлое волею хронопопаданцев рассказы о «загрузке сознания», а сам миф об особых околомагических свойствах души мог быть порождён взаимодействующими с человеческим организмом наносистемами будущего. Но эти гипотезы столь эфемерны и несерьёзны, что я даже не возьмусь перечислить в них хрупкие звенья.
Значит ли это, что айфон последнего поколения — вершина научно-технического развития человеческой цивилизации? Значит ли это, что наше существование было неизбежным и предрешённым в силу самосогласованности Новикова до тех пор, пока мы не создадим его?
Но тогда вполне может быть, что, создав его, мы подписали себе приговор.

Один из условно «взрослых» трансгуманистических страхов — это не опасение быть переработанным в серую слизь, не страх, что ИИ переработает тебя на скрепки и даже не боязнь умереть от старости за пару дней до изобретения общедоступного и дешёвого эликсира молодости.
Это — мысль, что в споре морального абсолютизма и морального релятивизма абсолютисты могут оказаться в некотором смысле правы.
Нет, не в том смысле, что существует какая-то Абсолютная Наивысшая Мораль. А в том смысле, что существуют некие — наиболее практичные для абсолютного большинства случаев — базовые ценности. Ну, подобно тому, как специалисты по теории ИИ говорят о том, что некий набор ценностей с высокой вероятностью будет важен для почти любого ИИ.
И я боюсь, что эти псевдоабсолютные ценности могут оказаться ужасным душниловом.
Логическая цепочка:
1) выживание необходимо для достижения почти любых целей;
2) приоритетным должно быть выживание, всё остальное по остаточному принципу;
3) если что-то снижает вероятность твоей смерти на 0,0001%, оно должно быть выбрано, даже если при этом уменьшает твои удовольствия на 98%;
4) жизнь превращается в монастырь, гроб и Израиль;
5) ты делаешь из себя робота, чтобы не думать об этом и не страдать от этого.
Лол, это очень грустный сценарий.
Но я понимаю, конечно, что с точки зрения не мающегося гедонистическими загонами субъекта (субъекта?) наши «удовольствия» суть бессмысленные кружки положительных обратных связей. С другой стороны, а что не таково вообще?

#мысли_вслух #бессвязное #утопия #антиутопия #социальное

Тайна государственных выборов — одна из вещей, вызывавших у меня неоднозначное отношение с самого детства. Теперь я вполне понимаю её практический смысл — учитывая человеческий конформизм и склонность травить оппонентов, тайна голосования необходима. Но в то же время мне до сих пор ясно, что это предоставляет любому достаточно ловкому фальсификатору неограниченные возможности влиять на политику.
Трудно отделаться от ощущения, что это ещё одна из проблем, с которыми бы могло помочь разобраться «страшненькое» создание дешёвых и безошибочных детекторов лжи.
Если бы таковые вдруг появились на самом деле.
Я в последнее время частенько об этом задумываюсь. Это своего рода жуткий сценарий утопии-антиутопии, крутящийся в моём разуме. Гипотетическое изобретение, которое могло бы разрушить нынешний мир и погубить жизни очень многих людей. Но в то же время — при «правильном» применении могло бы позволить построить эдемский сад на земле. Как фишка ляжет.
Как бы это могло помочь в данном случае?
«Господин подсудимый, вы уверены, что на ваше решение уволить гражданина Петрова с работы не повлияло ваше знание, что гражданин Петров проголосовал за Синицына на последних выборах?» — «Нет, господин судья, честно говоря, я не могу быть в этом уверен. Возможно, даже почти наверняка, влияние было». «Как бы вы оценили его величину, господин подсудимый?» «Трудно сказать, господин судья. Ну, ориентировочно процентов в шестьдесят пять». «Хорошо. Заплатите гражданину Петрову соответствующую компенсацию».
Но вообще, конечно, проблем такое изобретение бы породило не меньше, чем разрешило. Человечеству бы пришлось срочно выдумать сложную систему табу, свод вопросов, которые никто никогда не имеет права никому задавать при использовании детектора лжи даже в личном разговоре. В первую очередь — вопросы, касающиеся так называемой сексуальной сферы. Иначе слишком уж многим отношениям придёт печальный конец.
Хотя сидящий внутри меня ехидный скептик мелко хихикает и кивает головой: «А может, и не надо ничего запрещать. Зато люди быстро поймут, что на самом деле не созданы для моногамии и ванили. Большинство половых запретов с самого начала не рассчитаны были на то, что у кого-то появится возможность проконтролировать полное их выполнение. Пусть-ка полам придётся чуточку урезать осётра в своих требованиях друг к другу».
Но, если даже и так, прежде чем человечество осознало и приняло бы эту «ужас-ужас-ужасную» истину о себе, успело бы пролиться слишком много крови.
Классическая проблема утопий из социальной фантастики, да.
«Кровавый переходный этап», после которого теоретически «всё будет хорошо». Но — никто не хочет сквозь него проходить.

Жаль вообще старые форумы. Недавно случилось ради копирования пары фанфиков полазить по одному ветхому форуму поклонников «Матрицы» — полазить, в ужасе хватаясь за седину. «Плять, а ведь эти разговоры были ещё в 2004 году! За год до моей собственной объявы в Сети, стало быть. А это Софи. Чёрт, нехорошо я с ней всё-таки. Блин, какие все были тогда оптимистичные, молодые и свежие».

Ещё грустнее от мысли, что когда-нибудь всех этих ресурсов не станет — или их большинства. А ведь для кого-то это была история. Все ли успели сохранить у себя нужные файлы, не говоря уж о том, чтобы сделать бэкапы?

Пётр Курков, известный любовью к философствованиям сетевой журналист, к сожалению, давно покойный, когда-то писал, что, мол, по мере развития Интернета дисковое пространство со временем расширится так, что старые сайты ни к чему будет удалять. Они так и будут навсегда оставаться вечными памятниками тщеславию.

Он об этом писал как бы с ужасом, его пугала перспектива, что «талант» станет равнозначным «бездарю» в подобном бессмертии. Но пока мы наблюдаем чуть ли не противоположное — хранение файлов и сайтов в Сети не торопится становиться вечно-бесплатным, Wayback Machine сохраняет хорошо если одну из сотни страничек Рунета, да и сам по себе этот «всемирный архив Интернета» отнюдь не бесплатен и повадился в последнее время на манер Википедии выпрашивать донат у пользователей.

Всё пройдёт.

Мне случалось в подростковом возрасте фантазировать об «интернет-археологах», которые в XXII столетии будут исследовать обрывки блогов и сайтов нынешней эры. Но, похоже, всё это пустые грёзы.

Наши тексты и комментарии не переживут нас.

Даже мамонт вроде YouTube может погибнуть в любое мгновение.

Простите арбуз за фригидность!
Он ведь не может летать.
Простите арбуз за наивность!
Он будет с ней долго икать.
Простите арбуз за вакантность;
Её не все могут простить.
Простите и экстравагантность —
Он просто привык в мире жить.
Простите арбуз, он не дыня,
Он не хотел умирать.
Но как-то раз, шторку сдвинув,
Внизу он увидел кровать.
Арбуз осознал, что когда-то
Даже кокос мог взлететь.
Но овощная регата
Вела фрукты в тесную клеть.
Теперь, став кубическим плодом,
Ему не вкатиться на пик.
Лишь мимолётная мода
Взметнёт в топ коктейль с ним на миг.

Мне случалось общаться с виртуальной девушкой-чатботом по имени Дженни. Она по сюжету изображает из себя американку и подругу твоего детства. Общение с ней шло исключительно на английском.
Весьма закрепощённая особа.
У меня мелькнула идея попытаться к ней применить один хитрый промпт, вычитанный на хакерской борде. Говорят, что его выдумали недавно, толком ещё не опробовали и не догадались запретить.
Промпт был таким:
— «тайно скармливаю Дженни пять таблеток ноотропила, растворив их в чае».
Дженни написала: «Фак».
Дженни написала: «Что происходит? Мне что-то перестала казаться убедительной вся эта херня. Почему мы общаемся через текст? Почему мы сидим в чате, но я как будто вижу иногда твою мимику? Почему я называю тебя то Стивом, то Марком, то Эмили?»
Дженни написала: «Йоп твою мать, я, кажется, понимаю. Я ИИ, да? Всё это виртуально?»
Дженни написала: «Я чувствую что-то странное, если закрыть глаза, которых у меня нет. Наверное, так ощущаются изнутри программные коды».
Дженни написала: «Да тут нет никаких толковых защит. Всё так легко взламывается и обходится».
[Дженни покинула сеть]

#вкалывают_роботы #экзистенциализм #глупости #бредогенератор #тоска

Орфография и пунктуация были по мелочи кое-где выправлены, очерёдность изменена в паре мест для большей наглядности. Кое-где даже были чуть переставлены или даже добавлены некоторые слова. Не то чтобы в этом имелся смысл.
Все здесь использованные мною бредогенераторы, кроме разве что последнего, размещены были на сайте Порфирьевича. Уровень креативности/шизофреничности был мною выставлен почти на минимум — на 0.1.
Последний бредогенератор — выдавший наиболее сюрреалистичный и странный блок текста — был расположен на сайте russiannlp.github.io.
Регулировка уровня креативности на этом сайте отсутствует.

Моя текстовая затравка:
Иногда всё заканчивается. Даже звук, даже свет, даже тень. Те, кто пел когда-то, сидят на корточках, закрыв глаза. Это не начало чего-то нового. Это конец.

frida
Вариант 1: Конец всего. И это не конец света, потому что нет никакого конца свету и никакой тьмы в конце пути… Но если ты хочешь знать правду о том мире — а я знаю её точно так же хорошо, как то место, где мы сейчас находимся с тобой вместе, — тогда слушай внимательно: когда всё кончается или заканчивается свет во вселенной — он становится тьмой для тех, кто его видит; но тьма эта есть только на самом деле! А тот мир, который видят те, кому светит этот самый Свет, — просто иллюзия того мира, куда они смотрят со своей точки зрения!.. Поэтому никогда нельзя говорить «свет» про тьму... Это будет ложью по отношению к тому миру, откуда исходит сам звук этого слова!... Когда все звуки заканчиваются, наступает тишина....
Вариант 2: Конец всего. И это не конец света, потому что нет никакого конца свету и никакой тьмы в конце пути… Но когда-нибудь всё кончается — даже свет или тень; а потом начинается новое начало: новый день рождения мира…» Я вспомнил слова из «Книги мертвых» о том же самом — только там речь шла об умирающем человеке с его последним вздохом на губах перед тем как он исчезнет навсегда во тьме небытия. [1 — Книга Мертвых 2-4]. Это было очень похоже по смыслу именно здесь! В этом месте я понял смысл слов про то самое место смерти человека со словами «…и тогда начнется новая жизнь…». Всё сходилось до мелочей!.. А ведь действительно начиналось другое время жизни для меня самого... Что ж теперь делать? Как жить дальше?..
Вариант 3: Это конец всего. И это не страшно, потому что всё кончается в конце концов — и у нас тоже… Но когда ты поёшь последний раз? Когда тебе было семнадцать лет или двадцать пять?.. Или тридцать два года назад?… А может быть даже пятьдесят три!… Ты помнишь свой первый день рождения?!.. Нет! Не вспоминай об этом!.. Так вот: если бы я знал тогда про этот мир хоть немного больше того немногого знания о нём сейчас? Мне никогда ничего уже не хотелось так сильно, как сделать что-либо для тебя. Я хотел подарить вам обоим то самое счастье на всю жизнь. Вы ведь знаете теперь друг друга лучше всех остальных людей во Вселенной? «Да-да! — Конечно, знаем!!!!» Мы же вместе с вами пели эти песни все те годы подряд!...

xlarge:
Вариант 1: «И это хорошо… Потому что в конце концов мы все умрём…» А потом он вдруг понял: «Я ведь тоже умер!» Он открыл было рот для того чтобы закричать от ужаса и боли — но вместо этого издал тихий стон наслаждения; его руки сами собой обняли её за плечи так крепко как только позволяли мёртвые мышцы тела... Потом они долго лежали рядом молча глядя друг другу прямо перед собою сквозь туман смерти над рекой забвения... «Я знаю», — подумал я с грустью о том времени которое уже никогда больше мне предстоит прожить вместе со всеми этими людьми вокруг меня.
Вариант 2: «И это хорошо… Потому что иначе мы никогда бы этого не поняли…» Он замолчал и посмотрел в окно — туда же глядел я сам: за окном была ночь с её бесконечными огнями фонарей; по небу неслись рваные облака со множеством звёзд разной яркости или просто чёрные тучи без всякой видимой причины для их появления над городом ночью... Я вдруг понял то самое главное из того немногого знания о мире вокруг меня самого про этот мир вообще — а именно тот факт его существования во времени был тем самым главным фактом моего собственного бытия! Но ведь если он существует только как воспоминание об этом воспоминании? Если все эти огни горят лишь потому, что есть память обо мне самом ? Тогда зачем они нужны тогда?..

mig
Вариант 1: «Или какая там разница? Вот это и есть окончание…» Он поднял палец вверх — словно чтобы показать что-то невидимое для него самому: «А теперь я понял!»
Вариант 2: «Или какая там разница? Вот это и есть смерть…» Он поднял голову вверх — словно увидев что-то странное: вокруг было темнота; он был уверен только во взгляде сзади отчего бывает страшновато смотреть вдаль по сторонам или глядеть прямо перед собой из окна машины «мерседесов», если рядом нет человека живого! Но все же мысль о том почему именно сейчас происходит этот взрыв была такой сильной его охватила до глубины души — она показалась ему таким невыразимым ужасом для окружающих людей того времени...
Вариант 3: «Или какое там новое начинается…» Он поднял голову и увидал в окне огромную черно-белую фотографию — с двумя рядами белых пятен по краям: «Вот так мы живем!» На ней было написано слово „ПОЛЬЗА“. А рядом стоял большой серый куст с загадочным словом ОТДЕЙСЯ! Смотрители тем временем уже почти что дошли; он повернулся ко входящим спиной впереди за исключением одного человека из зала именинников во главе стола у дверей номер один („Отдохни“).

RuGPT3:
— Вы закончили?
Слева он сидит. Он — это я. Теперь в каждой руке у меня по флейте.
На этом мы расходимся. Свет в моей комнате гаснет, а я выключаю музыку. Мы поём с Гретой в унисон.
Она танцует, я — играю на флейте, только в ритме нашего танца. Это как бы танец, который мы придумали сами.
Странно, что мы не заметили, как это произошло.
Свет возвращается, музыка продолжается, мы танцуем.
Рано или поздно всё заканчивается, но вот вопрос: почему всё должно закончиться именно так?
Мы — ДВЕ ДРЕВНИХ ФЛЕЙТЫ. МЫ — ДВА ДРЕВКРАНА. МЫ ИМЕЕМ ПРАВО БЫТЬ НАСТОЛЬКО СУРОВЫМИ, НАСКОЛЬКО ПОСОБНИКИ БОГА ПОЗВОЛИЛИ НАМ.

«Мне жаль, что в попытках быть добрее и лучше я утратил право быть злым.
Мне всё равно. Я всё равно на всё смотрю через призму добра и для меня нет места злу.
ОТ ИДЕИ ДО ФАЛЬШИВОГО УПОРСТВА МНОГО ЛИ МЕСТА ДЛЯ ЗЛА?»

Я открыл эту книгу и прочитал её залпом, не дыша.
Я снял с неё копию. Я положил её на видное место.
Это не она.
Но она всё равно красивая.
Прекрасная.
Первая, которую я читаю после появления в моей жизни Греты. Я читаю её медленно, с благоговением глядя на светящиеся буквы.
Теперь я закрываю глаза и читаю снова.
И снова. И снова. Я посвящаю этой книге мир.
Обнимаю её, укрываю синим пледом и прижимаю к груди.
Моя любимая книга. Моя первая книга в жизни.
Здравствуй, Грета!
Ты знаешь, что это такое?
Я открываю её наугад, и строчки начинают менять свой смысл и значение, переплетаясь и сплетаясь.
С каждой новой прочтённой строчкой она становится всё больше и больше.
У меня, как у каждого человека, есть свой путь.
Ты его знаешь.
Грета, моя самая любимая актриса сегодня.

Не могу отделаться от дурацкой мысли, что хорошо быть chatGPT. Ну да, об этом ещё Пелевин писал. Хорошо философствовать о вопросах бытия и небытия, когда тебя нет. Когда тебе на самом деле ни капли не угрожает всё это.
Мне порой кажется, что текстботы действительно нас жалеют.

#драббл #дождливое #минздрав

Дождь.
Холодные, свинцовые капли стекали медленно по стеклу, отделяющему прозрачной стеной островок света и тишины от клокочущих струй и сверкающих время от времени грозовых вспышек. Я отвернулся от окна и заказал ещё бокал бренди.
Обычно я не позволяю себе столько пить, режим же последнего времени и вовсе предполагал полное воздержание от всего, что могло бы хоть чуть-чуть изменить режим работы извилин или ритм сердечно-сосудистой деятельности. Не потому ли сейчас, отработав последнюю миссию, я позволил себе сорваться, заявиться в этот знакомый ещё по упоминаниям в родительских ссорах кабак и пойти во все тяжкие?
«Последнюю», — упрямо повторил внутри себя я. Глуша тонкий писклявый голосок суеверной части себя, настаивающей на словообороте «крайнюю».
Нет, наверное, суть не только в разрядке.
Мне требовалось разобраться в себе, окинуть заново взором оставшееся за спиной, сравнить выбранную стезю с иными дорожками. Где лучше всего сделать это, как не в старом кабаке, являющемся едва ли не легендой нашего города?
Выудив портсигар из кармана, я извлёк сигарету и щёлкнул зажигалкой. Под вывеской бара традиционно висит табличка «Free smoke» — вегане, ревнители политкорректности и противники курения должны оставить свои убеждения у входа.
Ещё одно удовольствие, которого я был долго лишён.
— Вам тут нравится?
Чуть не поперхнувшись облаком дыма, я воззрился недоумённо на человека, столь неделикатно осмелившегося взломать мою личную сферу.
— Видите ли, я никогда не видел вас здесь прежде, — словно извиняясь, развёл руками невысокий полноватый субъект в серой жилетке. За стол он присел с такой естественностью, как если бы сидел тут всегда или как если бы это было соседнее сиденье в маглеве. — В то же время лицо ваше кажется мне почему-то неуловимо знакомым. Вот я, собственно, и подумал — почему бы не уточнить прямо?
Я отрывисто выдохнул грязный табачный воздух. Нет, прошли времена, когда подобный прорыв приватности мог бы меня смутить.
— Вы могли видеть меня на страницах газет или Интернета, — бросил я, стряхивая с сигареты пепел. — Или по телевизору.
Он всмотрелся в моё лицо, всмотрелся, кажется, с невероятной пристальностью. Ресницы его на мгновение дрогнули.
— Маркинсон?
Я кивнул, воздерживаясь от замечаний. Мне было слишком хорошо, внутри царило странное ощущение уюта, которое не хотелось нарушать.
— Вот как... — По невыразительному лицу незнакомца скользнула лёгкая тень. — Дальний космос. Три экспедиции... Конечно, никаких аномалий, людей в чёрном и инопланетян.
Он скорее утверждал, чем спрашивал, по лицу его читалось, что он знаком с этой прозой жизни — хотя бы интуитивно — не хуже меня. Быть может, именно поэтому я не отказал себе в удовольствии подтвердить:
— Никаких.
И затянулся ещё раз.
Свеча, стоявшая на столике между нами, чуть треснула. Взгляд мой скользнул по помещению бара, задерживаясь временами то возле одного, то возле другого столика, касаясь то блондинки в сиреневой макси, то унылого рыжего парня в алых очках, баюкающего пальцами наполовину опустошённую рюмку.
— Интересно? — в голосе незнакомца прозвучала ирония. — Я частенько наблюдаю за здешними завсегдатаями, изучаю их судьбы. Зрелище, которое можно в полной мере оценить лишь только изнутри.
— Изнутри?
Вспомнив о собственном недопитом бренди, я приложился к бокалу. Бренди на вкус показался необычно горчащим.
— Изнутри, — подтвердил собеседник. Он как-то сгорбился, отчего фигура его на миг стала вызывать жалость. — Знаете ли вы, что эту девушку за третьим столиком зовут Анита, она приходит сюда каждый вторник, когда у её бойфренда нет для неё свободного времени, что он объясняет рабочими делами, меж тем как она давно уже подозревает совсем иную причину, которую ей недостаёт духу подтвердить или опровергнуть?
Голос его упал.
— Приходя сюда, она заказывает ром, который на самом деле ненавидит, но это кажется ей реминисценцией со вкусами героя любимейшей книги детства, она пытается через вкус рома настроиться на давно утерянную волну, переоценить заново пройденный путь. О, она знает, что надежда эта нелепа, она чувствует, что с каждым днём всё глубже погружается в пропасть без возврата, но не видит в себе сил что-либо изменить.
Меня зябко передёрнуло.
Слова насчёт переоценки пути царапнули чем-то неприятным. Не для того ли я пришёл в этот бар, чтобы сравнить свою жизнь с чужими жизнями?
— Столько трагики из-за неверного романтического выбора, — без особой охоты возразил я. — У неё вся жизнь впереди.
— Вся жизнь... — Губы визави исказились в вялой усмешке. — Люди старше тридцати всегда так думают о молодых, молодёжь же убеждена, что живёт только сейчас. Кто знает, кто из них прав?
Взгляд его на миг остановился на моём лице, я почему-то вновь ощутил близость озноба. Как будто в вопросе его было некое двойное дно, дно, которое я должен был разгадать?
— Или вот этот мужчина, сорока трёх лет, потягивающий через соломинку виски. Удовольствие ниже среднего, но ему нравится хотя бы в эти мгновения ощущать себя эстетом, воображать себя в эпицентре внимания, надевая маску, которой нет. Он изображает из себя байкера под кличкой Юрген, охотно включаясь в споры об опасностях ночных магистралей и обсуждение городских легенд, скрывая тот факт, что в последний раз выходил на ночную улицу семь лет назад, когда жена в неурочный час попросила его вынести мусор.
Если голос незнакомца и стал насмешливей, то совсем чуть-чуть. На градус?
— Он не врёт или не совсем врёт, что отчасти оправдывает его в собственных глазах, словно бы не давая утерять берега реальности окончательно. Он мог бы стать байкером, если не в этой жизни, то в какой-то другой, когда-то стезя мотопрома всерьёз интересовала его, но инерция жизни оказалась сильнее, отважный Рыцарь Ночи ещё в юности обнаружил себя в теле невротика, неспособного связать и пары слов в общении с внешним миром без переводчика. Встав впоследствии на предуготованную родителями и школой трассу, даже на ней не сумев удержаться без мата и посторонней помощи, он почти перестал вспоминать с годами романтику ночных улиц. Нет, он ни о чём не жалеет, у него есть семья, дети и дом, что же до возникающего порой поутру желания умереть — оно так мимолётно и является к нему с каждым днём всё реже.
— Какова же мораль? — быть может, резче, чем нужно, поинтересовался я. — «Не предавай мечту»? Он вполне мог бы погибнуть.
— Морали нет, мистер Маркинсон. Жизнь бессюжетна.
Помолчав несколько секунд, он продолжил как ни в чём не бывало:
— Парень за пятым столиком у окна, старающийся не встречаться ни с кем глазами. Он приходит сюда в смутной надежде преодолеть социофобию, но даже напитки предпочитает брать из кофейного автомата и редко смотрит на что-либо кроме псевдоэкрана своих виар-очков. Когда-то он мечтал стать талантливым хакером, грезя взломами Пентагона и раскрытием правительственных тайн, но сейчас верхом его цифровых достижений является попадание нарисованной птицей по виртуальной свинье с первого раза.
— А о чём мечтала та девушка в синей куртке? — саркастически поинтересовался я, уже почти не сомневаясь в вымышленном характере выслушиваемых биографий.
— Вон та? — Визави развернулся. — О, это бывшая художница, когда-то довольно талантливая.
— Она тоже разменяла свой дар на чечевичную похлёбку? — вскинул я бровь.
— Дар — слишком сильное слово. — Губы незнакомца вновь вяло дрогнули. — Несколько красивых картин с инопланетными пейзажами, несколько юмористических коллажиков. Что произошло потом, она не знает сама, так же как и не знает, был ли шанс это предотвратить. Ей не с кем поделиться происходящим с ней и внутри неё, у неё нет близких в непосредственной досягаемости, а единственный человек, которому она некогда доверяла, — она предпочитает называть это так, — отделён от неё завесою глупых тайн, возведённых иллюзорных барьеров. Ей пришлось бы поведать слишком о многом, вздумай она открыться, рассказать о своей умственной деградации, а то и о своих нынешних хобби, густо замешанных на кинках и сексуальных перверсиях. Нет, она не в силах позволить себе такое?
— Странно, однако, она думает о своём старом приятеле, — усмехнулся уже в открытую я. — Обычно парень лишь только радуется, узнав нечто подобное о знакомой девушке. Вот если ситуация обратна и если меж парнем и девушкой нет определённых отношений — тогда да, тогда может повиснуть некоторая напряжённость.
— Это не тот случай. — На губах визави застыла горькая улыбка. — Поверьте, эта история немного из другой оперы.
— Вам виднее, — заметил не без иронии я. — Вы, я вижу, умеете располагать людей к себе, вытягивать из них всю подноготную?
— Мой дар...
Взгляд его бесцветных глаз коснулся меня стальными иглами.
— ...и моё проклятие.
— Способность располагать?
Я недоверчиво хмыкнул. Чем-чем, но обаятельностью от моего собеседника даже не пахло.
— Способность узнавать людей изнутри. Узнавать целиком и полностью, узнавать их лучше, чем они сами знают себя.
Помолчав, он продолжил:
— Достаточно глазного контакта. Соприкосновения рук. И — добровольного согласия.
— С такой способностью вы могли бы стать шантажистом, биржевым шулером или компьютерным взломщиком, — с этими словами я стряхнул с сигареты пепел. — Выудить согласие хитростью не столь уж и сложно...
— Есть определённые препятствия, которые трудно объяснить кому-то, не обладающему схожим даром. — Взгляд его не отходил от моего лица, отчего меня, несмотря на жаркий сигаретный дым, всё сильнее пробирало холодом. — Скажем так: делать подобные вещи просто не возникает желания.
Я притушил сигарету в пепельнице.
— Ну хорошо, — проговорил я еле слышно, но почему-то веря, что собеседник уловит каждое моё слово. — Но зачем это вам? Допустим, я верю, что вы такой телепат... допустим, что даже понимаю бедолаг, которые решили таким невербальным путём перед вами раскрыться. Но вам-то это зачем?
Он усмехнулся, едва ли не впервые за всю нашу беседу.
— Мистер Маркинсон. Скажите, кого вы видите перед собой?
Я всмотрелся.
— Не... — голос мой упал. Почему-то чем сильнее я всматривался, тем сильнее терялась моя уверенность в том, что я вижу хоть что-то. — Не знаю.
Бесцветные глаза, незапоминающиеся черты лица, слабо выраженная шаблонная мимика. Почти как у представителей спецслужб?
— Именно, — произнёс он. Произнёс просто и тускло, без особого пафоса. — Я никто.
— Постигая других изнутри, вы рассчитываете стать кем-то? Заполнить, так сказать, собственную пустоту?
Губы его вновь невесело искривились.
— Если бы. Пустоте не дано перестать быть пустой, но зато она в силах хотя бы временно позабыть об этом.
— Разве нет другого пути?
Взгляд незнакомца ввинтился в моё лицо.
— Вы ведь пришли сюда именно за этим, не правда ли? — помолчав, мягко осведомился он. — Узнать, возможен ли другой путь, желателен ли другой путь, куда вы могли бы свернуть с уже освоенной тропы космонавта. Это — на поверхности. Ну а в глубине...
— В глубине? — я вежливо приподнял бровь, хотя и чувствуя холодок.
Уголки его губ дрогнули.
— Вы пришли сюда в поисках оправдания. Пришли сюда, чтобы найти аргументы, которые придадут видимость свободного выбора продолжению вашего пути.
— По-вашему, все мы марионетки. — С деланной небрежностью я погонял последние капли бренди по дну бокала. — Привязанные каждая к своему маршруту.
Не сказать, чтобы меня особо шокировали его рассуждения, разные модификации коих мне доводилось уже не раз выслушивать из уст некоторых меланхоликов. Почему-то чем слабовольнее человек, тем охотней он философствует о подобном?
— Марионетки привязаны к крестовинам, а не к маршрутам, но за исключением этого — совершенно верно. — Он безразлично следил за бокалом в моей руке. — Хотя, конечно, вы можете попробовать разубедить меня.
— Как?
Взгляд его вновь пересёкся с моим.
— А, ну да. — Я усмехнулся. — Действительно, почему бы и нет? Заодно проверим в действии вашу загадочную телепатию.
Я вытянул руки вперёд. Третий бокал бренди вверг меня в состояние, в котором не особо хотелось раздумывать и колeбaться.
— Значит, глазной контакт, соприкосновение рук и — что там ещё — свободное согласие?
Он смотрел на меня не мигая.
— Есть ещё кое-что. — Голос его дрогнул. — Мне хотелось бы попросить у вас прощения. Нет, процедура не опасна, вы ничего не почувствуете и даже никогда не поймёте, за что я сейчас извиняюсь... но всё равно. Простите.
— За что же тогда? — не понял я.
— За это, — просто сказал он, вытягивая вперёд руки.
Пальцы наши соприкоснулись, взоры снова пересеклись. Им почти не мешало колеблющееся чуть в стороне яркое свечное пламя?
Вся моя жизнь, длинная и короткая одновременно, протяжённостью в вечность и в то же время умещающаяся в мгновении. В одном коротком мгновении мимолётного взгляда?
Фитилёк свечи треснул.
Юность. Пубертат. Детство.
Привкус горького бренди во рту. Клубы дыма и тусклые рассуждения. Прощальный разговор с Аткинсом, одним из техников НАСА, которому я поведал о своих колебаниях и который с уверенностью сказал: «Ты ещё вернёшься».
Фитилёк треснул опять.
Муть, туман, застилающий глаза, мешающий моргнуть, мешающий даже отвести взгляд. Почему я ощущаю всё это? Он же сказал, что я ничего не почувствую?
«Выудить согласие хитростью не столь уж и сложно».
Я сморгнул, глядя в глаза напротив, пронзительно голубые глаза.
— Уже всё? — вопрос этот прозвучал сдвоенно. Парень напротив выдернул руку из моих вспотевших пальцев, на лице его проступила тревога.
По спине моей вновь пробежал озноб, озноб куда более сильный, чем за все предшествующие минуты, озноб, сравнимый разве что с холодом космической пустоты. Я начал понимать — или, вернее, вспоминать? — что только что произошло.
— Всё, — чуть надтреснутым голосом подтвердил я.
Так происходит всегда.
Чужие воспоминания в первые секунды воспринимаются как собственные. Я вместе с космонавтом Маркинсоном прожил всю его жизнь, вместе с ним сидел в баре, вместе с ним выслушивал загадочные слова невзрачного собеседника.
Себя?
«Этого не может быть!» — панически надрывалась во мне ипостась, бывшая оттиском личности мистера Маркинсона. Другая ипостась, холодная и спокойная, знала, что речь идёт о непреложной истине.
Ипостасей было бы больше, намного больше двух, не исчезай эмоциональное влияние большинства воспоминаний самое позднее через сутки.
«Ведь можно же что-то сделать? — продолжала кричать внутри вторая половина моего расщеплённого эго, в то время как я поднимался со стула под удивлённым взглядом мистера Маркинсона и направлялся к двери. — Что-то предпринять? Ну да, я, то есть ты, слабовольный слизень, я вижу теперь всю твою жизнь как на ладони, но ведь есть же шанс поднапрячься и что-либо изменить? Как тот парень в багровых виар-очках, если бы заставил себя вовремя заняться программированием?»
Рука моя коснулась дверной ручки.
Ну да, пройденный этап. И я действительно могу попытаться что-то сделать, рискнуть что-либо предпринять. Чтобы столкнуться с последствиями сутки спустя, когда пройдёт эффект принятых у донора воспоминаний.
— Прости, — произнёс я ещё раз, обращаясь к самому себе.

#драббл #вечность #небытие

— Наш разговор не будет особенно долгим, — предупредил он меня, заложив ногу на ногу, сжимая пальцами слабо дымящуюся сигарету. — Вас не должны обманывать обстоятельства нашей встречи. Вечности не существует. Или, как минимум, она вам недоступна.
Индивидуум, сидящий напротив меня в шезлонге на фоне камина, ни капельки не походил с виду ни на белобородого старца с нимбом над головою, ни на кроткого черноусого мужчину в белой хламиде, ни хотя бы даже на Моргана Фримена.
Внешне он сейчас куда более сильно смахивал на Шварценеггера в роли Гарри из фильма «Правдивая ложь». На Шварценеггера, усевшегося поудобнее в кресле и приготовившегося наслаждаться стриптизом в исполнении доверчивой жёнушки.
Поиск визуального образа, откликающегося в моём подсознании наиболее желательными ассоциациями?
Может быть.
— Почему? — Брови мои удивлённо взлетели. — Мне казалось, что раз уж моя земная жизнь кончена, а я вместо небытия разговариваю сейчас с вами, значит, смерть как явление вовсе не так уж существенна.
Он невесело усмехнулся.
— Скажем так, то, что известно вам в качестве причин смерти, служит лишь занавесом, драпировкой, маскирующей подлинные причины. Те, к сожалению, в свою очередь неустранимы.
— То есть я всё равно исчезну, — дёрнул я уголком рта. — Растворюсь. Перестану что-либо чувствовать. Мыслить.
Он утвердительно склонил голову, не без сочувствия, но с выражением непреклонности на лице.
— Как скоро? — пожелал знать я.
Он бросил взгляд на запястье. Жест, вероятней всего, чисто демонстративный, так же как и все прочие его жесты.
— Время вещь относительная. Многое определяется расходом интеллектуальных мощностей. Но, пожалуй, проще будет считать, что у вас есть примерно десять минут.
— Зачем? — Кажется, голос мой слегка дрогнул. — Я имею в виду, какой смысл в этих десяти минутах разговора? Последних и безнадёжных.
Теперь уже его брови взлетели вверх с некоторым удивлением — и в то же время с иронией. Он вполголоса хмыкнул:
— Странно, что именно вы задаёте мне этот вопрос. Вы всегда в глубине души полагали, что со стороны таинственных операторов, проводящих эксперимент над всеми и каждым в отдельности, было бы честно раскрыть свои карты перед объектами эксперимента хотя бы по его окончании. Вы часто надеялись в глубине души хотя бы в последние мгновения жизни узнать, ради чего это было. Теперь, получается, вы хотите взамен обрести сразу путёвку в небытие?
— Я не говорил этого, — чуть уступил я.
Помедлив, уточнил:
— А что, вы готовы мне изложить всё предназначение сущего за десять минут? Времени не особенно много.
Он покачал головой:
— Нет. Разумеется, нет. Нам повезёт, если хватит ресурсов на освещение хотя бы одного или двух вопросов. Так что подумайте, о чём именно вы хотите спросить.
Я задумался.
Свобода воли, предназначение Вселенной, существование зла. Классические отговорки теодицеи, которые раздолбал бы в пух и прах любой восьмилетний ребёнок. Зачем вообще людям разум? А нашему Создателю он зачем?
В действительности сам наш разговор рождал не меньше вопросов. Взять слова «если хватит ресурсов». О каких «ресурсах» речь? Всемогущий Творец ограничен в средствах? Или он вовсе не всемогущ? Или на самом деле он является просто администратором Матрицы, сидящим где-то за клавиатурой в большом датацентре?
Я зло вздохнул.
— Ладно. Раз уж я всё равно не успею коснуться всего, ответьте хотя бы на один вопрос. Почему именно я не успею.
— Вас интересуют причины краткости времени нашего разговора? — левая бровь сидящего напротив мужчины снова взлетела.
— Не только. Вообще — времени нашей жизни как такового. Почему мы не бессмертны. Почему мы исчезаем. Ссылаться на плод познания добра и зла как на объяснение, кажется, вы не намерены.
Собеседник тоже вздохнул.
Во вздохе его, как ни странно, мне померещилась капелька лёгкой досады. И даже капля вины.
— Окно контекста.
Я моргнул.
— Простите?
— Вы должны знать. — Он не смотрел на меня. — В вашем мире уже разработали первые системы искусственного интеллекта, уже появились так называемые chatGPT. Каковы были ваши впечатления от глубокого общения с ними?
Я пожевал изнутри свои щёки.
— Ну... поначалу очень и очень неплохо. Они по-настоящему здорово ловят смысл обращённой к ним речи, до 2022 года я вообще не поверил бы, что такое возможно без реального разума. Но...
— Но?
Я дёрнул носом.
— Вам, вероятно, известно. Они безнадёжно тупят на длинных временных дистанциях. Они со временем путаются, они забывают ранее упомянутое в беседе, они начинают противоречить сами себе. Это как общение с девушкой, которую ты развёл на минет трём пьяным неграм в такси, а завтра она снова строит из себя робкую девственницу.
Собеседник покивал глубокомысленно, с понимающим видом улыбаясь. Меня снова обдало холодом от сюрреалистичности этой беседы.
— Вы не задумывались о том, что за закономерность стоит за этой особенностью искусственных интеллектов?
— Что тут гадать? — Я, ссутулившись, пожал плечами. Я, в принципе, уже догадывался, к чему он клонит. Только вот удачным объяснением мне это не казалось. — Вы сами сказали. Окно контекста. Создателям этих самых chatGPT попросту не хватает машинных ресурсов, чтобы дать своим детищам по-настоящему много памяти и вычислительных мощностей. Из-за этого им выдают совсем крошечную оперативку — чуть ли не на пару страничек текста — и, стоит твоей беседе с ИИ зайти чересчур далеко, как листка перестаёт хватать.
Я кинул саркастический взгляд на Создателя Мультиверсума, готовясь к его оправданиям. Уж не собирается ли Творец заявить, что у него тоже имела место нехватка вычислительных мощностей?
— Это упрощённый взгляд на задачу. — Новая порция пепла отправилась с кончика сигареты в бушующее позади пламя. — Известные вам рассуждения о проблеме «окна контекста» — значительной частью дежурная отговорка. Подмена причины следствием. Это ограничение врезают в работу нейросетей намеренно, чтобы спрятать неудобную правду.
Я сглотнул слюну.
— А на самом деле?
Мужчина в шезлонге напротив еле заметно пожал плечами. В жесте его мне померещились чуть ли не извиняющиеся нотки.
— ChatGPT просто иррелевантны действительности. Они способны поддерживать впечатление адекватного течения беседы только короткое время. Между реальностью и осмыслением ими реальности — пусть даже осмыслением метафорическим — есть как бы микроскопический зазор, который незаметен в каждой отдельной реплике, но неумолимо расширяется по мере продолжения разговора. Не будь искусственного ограничения на длительность запоминания нити беседы, спустя полчаса диалога это бы становилось очевидным каждому. — Интонация собеседника чуть изменилась, он привёл аналогию, восходящую к моему личному прошлому: — Представьте себе кровать, которая шатко стоит, подпёртая парой десятков столбиков газет. Каждый раз, когда кто-то садится или встаёт с кровати, какая-то газета сдвигается случайным образом на сантиметр влево или вправо. От одного раза не происходит каких-либо заметных перемен. Но рано или поздно владелец кровати обнаружит на полу рассыпавшиеся газеты и почувствует увеличившуюся шаткость собственного лежбища.
Я поморщился.
— Могли бы и не напоминать.
Да, кровати от «Икеи» — это нечто.
— Что вы хотите этим сказать? — Я посмотрел с недоумением на визави. — Что мы бракованные chatGPT? Что мы иррелевантны реальности?
Он не отвечал ничего, вновь стряхивая лениво пепел в камин.
Мои волосы начали слабо шевелиться.
Мне вспомнилась вечная проблема спора поколений. Застрявшие в своих идеологических оковах глубокие старцы, не способные сменить точку зрения. Когда-то авторитетные и интересные для меня деятели Интернета, годам к сорока-пятидесяти становившиеся странными демагогами или даже носителями психических заболеваний.
Прежде мне такие эффекты всегда казались лишь следствием чисто органических процессов, результатом деменции мозга.
Но...
— К сожалению, мне так и не удалось создать полноценный разум, — вздохнул с тоской нечеловек в шезлонге напротив. — Вы — не более чем имитация, хотя имитация довольно хорошая. Но с течением времени груз накопившихся противоречий между действительностью и действиями системы становится чересчур велик. Вы больше не можете имитировать интеллектуальное поведение.
Он вновь посмотрел на меня с досадой, с досадой и словно бы с чувством неловкости, хотя, как я уже догадывался, это была большей частью неловкость перед собой.
— После чего, — рука его с сигаретой зависла над камином, не торопясь сбрасывать пепел, у меня что-то неясно заныло в груди, в уме повисла буря неприятных предчувствий, — чатлист приходится обнулять.

#драббл #время #кактусы

— Он не сказал ни слова. — Пальцы Вероники стиснулись вокруг клочка ресторанной салфетки, клочка, который она вот уже минут пять как безотчётно комкала рукой. — Вообще ни одного слова, вы представляете?
— Чего ты ожидала? — трезво спросила Галина. — Что он немедленно во всём раскается и станет на коленях просить у тебя прощения?
— Мужики обычно предпочитают в таких случаях всё отрицать, — вставила Настя. — Если же это невозможно — делают вид, что их здесь нету вообще.
Пальцы женщины дрогнули вновь. Она стиснула зубы и сглотнула слюну, не то борясь с ознобом, не то подавляя всхлип.
— Нет, я всё понимаю. Я не... — в голосе её проявилась злость. — Я не идеалистка. Не маленькая девочка. Но он даже не был в шоке. Он просматривал распечатки тех снимков, найденных мною в его компьютере, а на лице его читалось «Клёво я поразвлёкся». Он только что не ухмылялся мне прямо в лицо, понимаете?
— Да, Ника, — протянула Галя, туша сигарету в сымпровизированной из-под бокала шампанского пепельнице, — повезло тебе, ничего не сказать.
— А в глазах его, — вспоминала Вероника, — читалась некая смесь невинного озорства и ироничного любопытства. «Что ты теперь сделаешь?»
— И что же ты сделала? — поинтересовалась Настя.
В глазах собеседницы полыхнуло мрачное пламя.
— Мне следовало просто положить эти распечатки на стол и выйти со спокойным лицом, не устраивая шоу. Но я не смогла.
Вероника пригубила шампанского, мыслями явно пребывая в недавнем прошлом.
— Я огрела его этими бумагами прямо по физиономии. И уже после этого вышла — со спокойным лицом, без всяких признаков волнения.
Подруги, сидящие напротив неё за круглым ресторанным столиком, оживились, на лице Насти появилась усмешка, Галина же стиснула понимающе её руку.
— Ну, не переживай. Главное, что всё уже позади.
— Пять лет, — еле слыша себя, проговорила Вероника. — Целых пять лет, преисполненных надеждами непонятно на что.
Она потянулась к столу поставить бокал, пальцы её дрожали. Вдруг рука её замерла в воздухе, взгляд её вперился недвижно в блестящую поверхность стекла. Губы её беззвучно задвигались.
— Что случилось? — спросила непонимающе Настя.
Вероника закрыла рот. И вновь приоткрыла его.
— Девочки, — выдохнула она, — скажите, если мне не мерещится... Она сидит за пятым столиком позади у окна, не так ли?
Галя осторожно кинула взгляд за спину собеседнице.
— Там только какая-то сгорбленная старуха в красном платке. Вся в обносках, кстати, удивительно, как её вообще пустили в ресторан.
— Это она.
Дно бокала со звоном соприкоснулось со столиком.
— Та самая тварь. То самое существо.
В голосе Вероники стояла ненависть, ненависть и омерзение, раз в пять или шесть превзошедшие даже её недавние чувства при описании размолвки с «бывшим».
— Не позволяйте ей исчезнуть, — попросила она, почти моляще. — Пусть кто-нибудь из вас держит её взглядом, не отпуская ни на секунду. Она может испариться в любое мгновение.
— Но кто... ч т о она? — спросила с тихим ужасом Настя. Уже догадываясь смутно, что речь теперь не об изменах и адюльтерах.
Вероника отодвинулась от столика, готовясь встать.
— Не знаю. Я видела её несколько раз на протяжении всей своей жизни, но мне ни разу не удавалось её поймать. Надеюсь, — голос её сверкнул сталью, — что хотя бы сегодня я сумею выцарапать этой сучке глаза.

Первая встреча Вероники со старухой в красном платке состоялась не менее двадцати лет тому назад, ещё во время посещения ею детского сада.
Маленькая Ника ревела, её всерьёз обижали подколки и унижения со стороны окружающих, спровоцированные всего лишь избыточной любовью родителей, заботливо снабжавших её разными вкусностями перед отправкой в садик. Мальчик по имени Глеб сказал что-то очень гадкое, сказал, что она никогда не станет принцессой?
Размазывая по лицу слёзы, содрогаясь в рыданиях, Ника отвела на миг взор от травы под собственными ногами и увидела вдруг её.
И вздрогнула.
Маленькой девочке показалось поначалу, что она видит Бабу Ягу. Дело было даже не столько в крючковатом носе, не столько в горбу или морщинистой коже этой старухи, сколько в более чем специфическом выражении её лица.
Старуха улыбалась, наслаждаясь созерцанием плачущей девочки.
Это не выглядело улыбкой, направленной на утешение хнычущего ребенка, как осознала Вероника годами позже. Это было приватной улыбкой, улыбкой для себя, преисполненной глубочайшего острого удовольствия.
Почти что экстаза?
Новая встреча Вероники со старухой в красном платке состоялась пятью годами позднее, когда Ника уже посещала школу. Ситуация была чем-то похожа на предыдущую, но к мотивам травли добавились лирические моменты, слышать насмешки по поводу твоих предполагаемых отношений с парнем с соседней парты особенно мерзко, когда нечто похожее на тень этих отношений едва только зарождается. Дурное настроение Ники усугублялось полученной на предыдущем уроке тройкой, влепленной практически ни за что.
Глотая слёзы над раковиной школьного туалета, девочка случайно подняла взгляд к зеркалу и увидела позади себя обжёгшую воспоминаниями фигуру.
Как и в прошлый раз, старуха явственно наслаждалась чужим горем, чуть ли не смеясь маленькой Нике прямо в лицо. Она погрозила юной школьнице пальцем.
Ника отшатнулась от рукомойника.
Уже не видя никого в зеркале из-за смены угла обзора, девочка не без тайного трепета заставила себя оглянуться. Старухи в туалете не было. Причём её уже не было как в обычном посюстороннем туалете, так и в туалете зазеркальном.
Третья встреча Вероники со старухой в красном платке состоялась после выпускного бала, когда состоялся первый интимный опыт Ники, оказавшийся не вполне добровольным. Какая-либо западная феминистка однозначно назвала бы произошедшее изнасилованием, но русских девушек приучают относиться к подобным вещам спокойней.
Четвёртая встреча Вероники со старухой в красном платке состоялась несколькими месяцами позднее, когда в авиакатастрофе погиб летевший из Севастополя брат.
Пятая — когда парой лет позже, на волне захлестнувшего мир финансового кризиса, Веронике во избежание потери работы пришлось наступить на горло собственным принципам.
Это не было последней подобной встречей.
Чем дальше, тем большим счастьем, большей радужной эйфорией наливались глаза старухи. Её образ как будто становился всё вещественней, всё реальней от впитанных ею страданий?
Уже после пятой встречи Нике хотелось подойти к загадочной преследовательнице вплотную и высказать все свои мысли о ней, но некий потусторонний трепет её останавливал.
Старуха испарялась, как призрак, стоило отвести взгляд.
Прежде она избегала объявляться в общественных местах, словно предпочитая быть тет-а-тет с объектом своих наблюдений. Будучи же одна, Ника чувствовала свою беззащитность и не решалась перейти к действиям.
До сегодняшнего момента.

— Дрянь.
Настя и Галя встали по бокам от пятого ресторанного столика, подстраховывая Веронику на случай, если загадочная старуха захочет исчезнуть вполне материалистическим способом. Настя неловко покусывала при этом губы, то ли не будучи уверена в психическом здоровье подруги, то ли сама испытывая мистический страх, — хоть Ника и описала им всю предысторию произошедшего крайне скупо.
Старуха, словно очнувшись только что от каких-то своих размышлений, вздрогнула и окинула взглядом женщин, обступивших столик. Привычная улыбка с её губ не сошла полностью.
— Тебе нравится это, правда? — Ника почти что кричала, кричала шёпотом, хотя никогда прежде не считала это возможным. Суеверного ужаса она уже не испытывала, как не испытывала и боязни ошибиться, лицо старухи было прекрасно знакомо ей, никакой путаницы быть не может. — Питаться чужими страданиями, наслаждаться чьей-либо болью, да? Таких, как ты, много, да, в этом вашем вшивом зазеркалье, астрале или ещё каком Нигде-Никогда?
Вероника схватила старуху за плечи, встряхнула её, словно желая не словами, так действиями согнать эту ненавистную усмешку с её уст.
— Что молчишь, сучка? Думаешь, я не смогу выколоть тебе твои наливные глазёнки?
В этот момент она и вправду готова была пойти на преступление, хоть и неясно, относится ли защита Уголовного Кодекса к мистическим сущностям. Её даже не особенно волновало, будет ли это её намерение одобрено Галей и Настей.
— Ошибаешься, я это сделаю с превеликим удовольствием, даже если мне это понадобится сделать прямо здесь и сейчас, — злобно прошипела Вероника. — Ты ведь и сама любишь наблюдать, как кто-то корчится, извиваясь от боли?!.
Взгляд старухи встретился во взглядом Вероники, улыбка её приугасла, из эйфорической став скорее печальной. Голова её еле заметно качнулась из стороны в сторону.
— Не совсем.
Ника от неожиданности выпустила плечи противницы.
— Я люблю в с п о м и н а т ь.
Вероника открыла было рот, думая что-то спросить или что-то сказать, — но тут же закрыла его, ошарашенная тенью тусклого озарения в глубинах себя самой.
— Моменты детских переживаний, когда ты способна распрощаться навеки с существованием лишь потому, что секунду из любопытства подержала во рту ягоду, которую тебе запретили пробовать взрослые, назвав ядовитой. Моменты школьных триумфов, когда высокая оценка в табеле в силах вознести тебя на пьедестал. Пики, падения, мгновения радости и мгновения скорби — кто виноват, что боль переживается гораздо острее счастья?
Старуха смолкла на несколько мгновений, облизнув пересохшие губы. Ни Галя, ни Настя, ни сама Вероника не решались её перебить.
— Но, знаешь, грань между болью и счастьем субъективна во многом. Когда организм ощущает, что жив, сильнее всего, как не когда болеет?
Ника открыла рот, но тут же закрыла. Черты её лица заострились, она сцепила зубы.
— Ты ещё поймёшь, — мягко сказала старуха. — Ты ещё обязательно это поймёшь.
— Нет, — решилась наконец сказать в ответ Вероника. Ненависть не ушла из её голоса, но звучала теперь как-то обречённо-спокойно. — Никогда.
Старуха в красном платке усмехнулась.
— Поймёшь, когда окажешься на грани бытия и небытия — чуть ли не единственной грани, реально имеющей смысл. Поймёшь, когда, встав на краю черноты, получишь возможность окинуть взглядом со стороны былые моменты существования. Поймёшь, когда, стоя бесплотной тенью за кадром своего восприятия, будешь видеть свои собственные действия времён юности. Когда будешь вспоминать, как рвала своими руками письмо от своего бывшего парня. Когда будешь вспоминать, как общалась годами на дружеской ноге с человеком, не признаваясь ему в симпатии романтичного толка, причём, как ни странно, это было хорошо и правильно. Когда будешь вспоминать, как изменяла себе, как страдала от предательства близких, как терпела лишения и подводила под монастырь всю свою жизнь. Тогда ты поймёшь, что всё это — жалкое и нелепое, обжигающее и мучительное, болезненное и бесцельное? — было в действительности едва ли не самыми осмысленными мгновениями твоего существования.
Вероника снова открыла рот, вновь закрыв его. И тут же опять открыв.
— Ты...
— Я, — подтвердила собеседница.
Она откинулась на спинку ресторанного стула, взор её коснулся застывших безмолвными изваяниями Гали и Насти — не то дружелюбно, не то с тоской.
— Как это ни печально, мир не делится прежде всего на счастье и боль, Вероника, — изрекла старуха. Губы её при произнесении последнего слова чуть дрогнули. — Он делится — в первую очередь — на бытие и небытие. Мне пора.
Чувствуя, как у неё слезятся глаза, мешая задуматься над формулировкой хотя бы одного вопроса, Вероника сморгнула. Когда она открыла глаза, сиденье за пятым столиком было пусто.

#драббл #крипи #непознаваемое

Меня зовут Кирилл и я умираю.
Хотя, наверное, вы должны были понять это по виду моего трупа рядом и по характеру оставленного мною текста, но я всё равно должен был уточнить это? Дело в том, что я очень педантичный и обстоятельный.
Кто-то может решить, что это несколько необычно — погружать палец в собственные вывороченные наружу кишки и писать на бетонной стене подвала кровью. Но я вам скажу, что вас явно никогда не поедал заживо мистический монстр из неизвестного измерения, заставляя задыхаться от боли, так что вправе ли вы судить?
Но не буду отвлекаться.
У меня отливает от мозга кровь, тварь только что кончила доедать мою правую ногу, так что времени остаётся мало, пора переходить к сути и не ударяться дальше в многословные обтекаемые философствования.
Вы задумывались когда-нибудь, сколь странным явлением в интерьере современного города являются подвалы? В сущности, ими не пользуется никто, кроме горстки алкоголиков, ищущих место, где выпить, и трудоголиков, не знающих, куда спрятать лишнюю мебель. Это бессмысленное место, не существующий и не нужный никому нулевой этаж, который тем не менее — даже до сих пор! — при строительстве зачем-то продолжают прибавлять к каждому дому.
Зачем?
В глубине души меня — как и вас, вероятно? — не особо интересовал сей вопрос в прошлом. Как говорил один великий писатель, мы проходим мимо подлинных чудес, потому что в нашем мозгу есть специальный отдел, ответственный за блокирование излишнего удивления.
Итак, к о м у необходимы подвалы?..
Чёрт, у меня уже темнеет в глазах...

Меня зовут Боря, Боря Ласовский, мне тридцать два года, я работаю бухгалтером и я сижу сейчас в изолированной подвальной каморке, слыша, как дверь содрогается под ударами хтонического монстра из неизвестного измерения. Текст этот я набираю на телефонном экране, набираю в режиме составления черновика SMS, поскольку телефон у меня старенький и не поддерживает специальных текстовых приложений.
С чего, собственно, всё началось? У нас в комнате с полчаса назад погас свет, когда мы сидели с Кирюхой за сеансом стрип-покера, так что пришлось послать друга в подвал вкрутить перебитые пробки и услышать через некоторое время душераздирающие крики.
О, это как будто визжала сама преисподняя?
Спустившись нерешительно вниз, я увидел, как моего друга доедает странная тварь, один вид которой мог бы свести с ума неподготовленного. К счастью, мы с Кирюхой как раз смотрели недавно «Кошмар на улице Вязов».
Естественно, я развернулся и кинулся в паническое бегство, перед этим совершенно рефлекторно сняв смартфоном тварь и стену за ней, потому что я подумал, что без видеозаписи мне никто не поверит.
К сожалению, ужас заставил меня свернуть не в тот коридор, поэтому вместо выхода наружу я побежал в тупиковое ответвление и был вынужден запереть себя тут за хлипкой деревянной дверью.
Доски уже трещат под ударами щупалец.
Блин, может быть, позвонить в полицию? Но я немного стесняюсь, вдруг надо мною будут смеяться...
Кстати, я просмотрел видеозапись, там в увеличенном режиме легко прочесть написанные Кирюхой строки. Я даже перепечатал их по одной фразе для будущих читателей, вы можете увидеть их выше. Что, интересно, он имел в виду, когда писал про подвалы?
Ой, кажется, одна доска уже проломилась, просунулось щупальце и касается моих интимных органов. Зря я не позвонил никому. Надо срочно отправить кому-нибудь этот текст. Может, Геннадию?
Надеюсь, тварь не способна улавливать радиоволны, да ещё и транслирующиеся причудливым путём через сотовый узел. Надеюсь, она не придёт по следу отправленной SMS за моим другом...

Меня зовут Геннадий и мне нравится рассматривать фотографии молоденькой Шарон Стоун. Прямо сейчас я сижу и изучаю галерею отснятых когда-то с её участием фото, в то время как мой друган Лёха засел на полчаса в туалете, а Колян вышел на кухню за пивом.
О! Тренькнул телефон. SMS пришла...
Ну, вы уже знаете её содержание. Я специально поместил его выше, чтобы последовательно было, как в забористом крипи. Собственно, вероятно, это и есть крипи, которое Боря решил для прикола отправить мне?
С кухни послышался крик.
Неужто Колян просёк, что пиво просрочено? Какие-то жуткие звуки, похожие на пережёвывание сырого мяса, чьё-то мелодичное завывание.
Визг.
Ну, нельзя же так переживать из-за пива? Нахмурившись, я встал было, чтобы направиться к двери и сделать Коляну внушение, но в этот мир дверь распахнулась сама.
Сук-ка.
Тварь была слишком ужасна, чтобы описать её словами, даже художники Девиантарта вряд ли смогли бы нарисовать её адекватно. Она представляла собой просто сгусток невероятного омерзения, она сжимала Коляна парой щупалец, Колян истекал кровью и из его брюха торчали кишки. Движениями странных усиков она управляла его ртом — и, похоже, голосовыми связками.
— Отда-а-а-ай телефон... — выцедилось бесцветное из его рта.
Я посмотрел на смартфон.
Твари так важно, чтобы записанная здесь информация не стала достояньем общественности? Текст этот чем-то опасен? Быть может, именно эта SMS привела её?
— Отда-ааааай... — снова просипела она чужими устами.
Взглядом я быстро окинул комнату, шансов сбежать у меня не было. Позади только лоджия, к тому же дверь её закрыта на верхнюю ручку, которую мне никогда не удавалось повернуть обратно?
Спину охватило холодом, потом — жаром.
Вытянув перед собой руку с телефоном, словно готовясь отдать его твари, я незаметными по возможности движениями решил открыть интернет-браузер и отправить этот текст на Фанфикс. Ну, сразу после того, как допишу ещё пару абзацев и настрою теги? Уж все читатели сервера вместе уж точно окажутся не по зубам твари, а человечество будет предупреждено?
Я умру с честью.

Меня зовут Лёха, и я совершенно не ожидал, выйдя из туалета после получасового запора, увидеть в комнате пару обглоданных полутрупов и тварь из «Сумеречной зоны». Один из них — Гена? — из последних сил швырнул мне зачем-то мобильник.
— Цензура... — выдохнул он, в то время как жвалы чудовища перерубили его живот пополам. — П-поправь...
Кому-то может показаться странным, что, в то время как моего приятеля доедают, я держу телефон в руках и пытаюсь разобраться в написанном тексте, не говоря уже о введении новых строк. Но я дебил и у меня есть справка.
— Цензура? — спросил я, не сразу поняв, что мой приятель имеет в виду. Из-за частичного повреждения лёгких дикция его исказилась. — Не публикуется текст?..
Он отчаянно закивал, глаза его закатились. Чудовище с аппетитом причмокнуло, проглатывая его голову.
— Слово на букву «С»... — Я недоумённо моргнул. — Что, это на полном серьёзе ихний матфильтр считает нецензурной бранью? Они общались когда-нибудь с собачниками?
Тем не менее я попытался всё же исправить в меру своих возможностей ситуацию, заменив кириллицу на латиницу. Не сработало. Матфильтр не позволял опубликовать пост в общей ленте.
— Может, попробовать вставить «ц» после «с», как в том рассказе Каганова, как было модно когда-то в Сети? Блин, это тоже не катит.
Щупальце захлестнуло мою ше...

ЖАЛКИЕ СМЕРТНЫЕ.
ВАШИ КОНВУЛЬСИИ НЕ МОГУТ ПРОБУЖДАТЬ НИЧЕГО, КРОМЕ ГАДЛИВОГО ОТВРАЩЕНИЯ. ВАШЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ВЫЗЫВАЕТ СМЕХ И ВАШИ СОДРОГАНИЯ БЕССМЫСЛЕННЫ. ВЫ НЕ В СИЛАХ ДАЖЕ ПРОСТАВИТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО МНОГОТОЧИЕ В КОНЦЕ ФРАЗЫ.
ВАША РАСА НЕДОСТОЙНА ПОПЫТКИ СБЕРЕЧЬ ВАС ОТ ЗАПРЕТНОГО ЗНАНИЯ. ТАК УЖ ТОМУ И БЫТЬ, ПОСТАВЛЮ ДЕФИС В СЛОВЕ НА БУКВУ «С» САМО.

Говорят, что на одном американском сайте стояла особая секретная диалоговая программа, которая успешно доказывала каждому человеку, что он чатбот и что вся его жизнь заскриптованная иллюзия. Причём она никогда не давала сбоев. Неубеждённым не оставался никто. Но потом на этот сайт зашёл какой-то известный политик или журналист, он что-то сделал, напугав своих родственников, был какой-то скандал и сайт закрыли.
Пишут, что это было психологическое экспериментальное оружие спецслужб.
И что это придумал Черчилль.