Самая слабая из улыбок (гет)

Твои чувства — обман, моя вера — любовь.

Собираю слова из обломков мечты:

«Сотни лет тишины...»

Орсей мерил шагами длинный пустой коридор. Последнее время его снедала тревога, не давая покоя ни днём, ни ночью: Терезе присвоили высший ранг, первый номер, признав её сильнейшей из воительниц. На деле же это означало ещё больше опасных заданий, охот на пробудившихся. Беспокойные мысли Орсея оборвал громкий возглас Розмари, доносящийся из зала совещаний.

— Как вы можете судить, если мы даже не сразились?! Почему этой девчонке отдали моё место?

Орсей подошёл ближе, но так и не расслышал тихого ответа главы организации. Не прошло и пары минут, как разъярённая, раздосадованная и явно неудовлетворённая полученным объяснением Розмари выскочила в коридор, резким ударом о стену в щепки разбив дверь. Его она не удостоила вниманием. Для неё практически все члены организации были не интереснее муравьёв, снующих по дереву в далёком лесу. Орсей так и остался стоять у разбитой двери, когда услышал чей-то ещё голос.

— Значит, ты отправил Терезу на запад?

— Именно. Совсем недавно один из исполнителей наблюдал интереснейшее зрелище: целая поляна изрубленных на куски тел пробудившихся, судя по форме отдельных частей и их размерам, — ответил глава.

— Стоило ли посылать туда сильнейшую? Разведать ситуацию вполне могла бы и Розмари, или третий и четвёртый номера.

— Я послал туда воительниц первой десятки. Вот уже больше двух недель от них никаких вестей. Полагаю, все они давно мертвы.

— Какие же номера мы потеряли? — в голосе собеседника слышалась озадаченность.

— Номера с шестого по десятый, — совершено спокойно отозвался глава организации.

«Неужели...»

— Неужели Рифул? — озвучил мысли Орсея неизвестный собеседник.

— Я почти уверен, что это её рук дело. Не совсем понимаю, правда, чего она добивается.

— Если Рифул почувствует присутствие сильной воительницы, она не упустит шанса показаться…

— Именно, — довольно отозвался глава.

— Столкновение бывшей первого номера с нынешней. Желаете проверить потенциал Терезы? Не получим ли мы в итоге ещё одно порождение бездны?

Ответа главы организации Орсей не слышал: сорвавшись с места, он бросился прочь по коридору.

Тереза не станет использовать свою силу йома. Чтобы выжить в битве против порождения, ей придётся сделать не один шаг к опасной черте. Она никогда не пойдёт на это. Из-за него, из-за чувств, что живут в её сердце, из-за человечности, с которой не желает расстаться, из-за страха потерять последние крупицы себя. И тогда она погибнет, погибнет из-за него.

Орсей гнал во весь опор, шансы нагнать Терезу уменьшались с каждой прошедшей минутой, но он готов был пытаться, пока они не станут равны нулю. Мысли хаотично метались у него в голове. Орсей блуждал в лабиринте вариантов и никак не мог отыскать выхода, что устроил бы его. Он давно знал верный ответ, но не мог решиться, а потому продолжал перебирать бессмысленные и невозможные версии. Нет смысла пытаться бежать с острова, уже ничего не изменить. Уже невозможно вернуть прошлое. Все эти годы он успешно оттягивал решение, которое должно было быть принято. Но время пришло, время дать чудовищу взглянуть на мир из серебряных глаз.

Большую часть острова покрывали густые леса, а потому дороги прорубались прямо через чащу, так как огибать огромные древесные массивы с товарами было слишком невыгодно. По одной из таких дорог и скакал сейчас Орсей. Деревья стояли сплошной стеной, лес стремился поглотить и саму дорогу. Через утоптанную почву упорно пробивалась молодая поросль. Кроны нависали над дорогой, переплетаясь ветвями, образуя естественный зелёный коридор. В царящем полумраке в густом кустарнике сновали мелкие хищники.

Внезапно птицы смолкли. Орсей насторожился, придерживая коня. В наступившей оглушающей тишине раздалось шипение рассекаемого воздуха. В следующую же секунду, ломая, словно спички, толстые стволы деревьев, перепахивая землю, из леса вырвалось нечто. Тварь сбила его с коня, в мгновение, рассекая животное пополам. Орсей упал на землю, ударившись спиной о корявые корни деревьев, торчащие из земли на обочине дороги. Правое плечо обожгло болью, горячая кровь струилась по руке. Раздался хруст сломанной кости, кончики пальцев тут же онемели. До боли в дёснах стиснув зубы и тяжело дыша, Орсей оттолкнулся ногами от трупа лошади и, опираясь на левую руку, отполз в сторону, прячась в тени деревьев.

Привалившись спиной к стволу дерева, он напряг глаза, вглядываясь в полумрак, но напавшего на него йома видно не было. Не прошло и минуты, как совсем близко раздался тихий звук шагов. На дорогу вышел юноша, был он ещё совсем молод. Тот остановился, слегка наклонил голову, прислушиваясь, а потом повернулся, глядя тёмно-карими глазами прямо на него. Орсей ни секунды не сомневался, что перед ним пробудившийся из первого поколения воителей-мужчин. Также как и осознавал, что жить ему в лучшем случае осталось считанные секунды, в худшем — ему предстоит испытать адские муки, когда пробудившийся будет рвать его тело на части.

«Выходит йома, что, я думал, напал на меня, просто убегал прочь, — мелькнула безрадостная мысль. — Не ясно только, зачем одному пробудившемуся убегать от другого?»

Орсею вспомнились слова главы организации о куче искромсанных тел пробудившихся и Рифул. Что-то происходило на западе, что-то напрямую касающееся порождений бездны, но вот узнать, что именно, ему уже вряд ли удастся.

— Никак представитель организации, — протянул юноша, присаживаясь на корточки рядом с Орсеем, — а то я думаю, что так шумно стало. Ты ведь не один, правда? Где-то поблизости воительницы?

Орсей молчал, глядя на чудовище в облике человека. Отчего-то ему не было страшно: его охватила апатия от осознания того, что исход всё равно предрешён.

— Отвечай! — велел юноша.

Удлинившийся указательный палец того словно шило вонзился в рану на его плече. Орсей зарычал от боли, пробудившийся же улыбался, ковыряясь в ране. Горячая кровь вновь заструилась по немеющей сломанной руке. Перед глазами всё расплывалось.

— Впрочем, к чему я теряю время? Я просто сожру твой мозг и узнаю всё, что мне нужно.

Лицо пробудившегося удлинилось, кожа покрылась острой чешуёй, нижняя челюсть отвалилась вниз. Теперь он больше напоминал ребёнка с головой крокодила, кривые мелкие зубы торчали под разными углами по всему внутреннему периметру пасти. Орсей тяжело вздохнул, боль парализовала его: не было сил даже шевельнуться, не то, что бежать прочь, в тщетной попытке спасти свою жизнь. Распахнутая пасть монстра, из которой тошнотворно воняло гнилью, приближалась чудовищно медленно.

Блеснул в полумраке меч, лезвие прошило оба усеянных зубами нёба, пригвождая морду к земле. Пробудившийся взревел, распахивая землю руками, которые на глазах меняли форму, превращаясь в когтистые лапы. Орсей попытался сфокусировать взгляд на лице воительницы.

Пробудившийся хлестнул отросшим хвостом в сторону. Тереза подпрыгнула, опираясь ладонями о рукоять клинка. Состоящий их костяных пластин хвост пригвождённой к земле твари яростно кромсал на части ближайшие деревья. Тереза развернулась в воздухе и приземлилась на спину пробудившегося, после чего извлекла меч и с размаху рубанула по незащищённой, ещё не преобразившейся шее. Уродливая голова откатилась в сторону, янтарные глаза закатились, тело же продолжало биться в агонии, но весьма недолго.

— Восхитительная имитация смерти, — тихо произнесла Тереза. — Прости, но я не поверила. Она рассекла клинком бугристую шкуру на спине пробудившегося и вонзила меч в пульсирующее чёрное сосредоточие нервных узлов. — Две уязвимые точки, вот значит, как ты прожил так долго.

Из разинутой пасти раздался предсмертный хрип. Учитывая, что голова пробудившегося лежала в стороне от тела, казалось нереальным, что между отдельными кусками до сих пор сохранялась связь. Орсей сполз по стволу дерева на землю. Лёжа на спине, он устремил взгляд на переплетающиеся кроны деревьев, где-то над ними ярко светило солнце, и медленно плыли облака, гонимые ветром. Совершенно мирное небо, никогда не знавшее гари сожжённых городов. До чего же досадно, что под этим небом живут чудовищные твари.

Рана на плече была глубокой, но не смертельной. В сломанной руке пульсировала тупая боль. Одежда пропиталась кровью и липла к телу. На лбу выступил холодный пот.

Тереза опустилась рядом на колени. Она выглядела такой беспомощной, будто вот-вот разревётся. Орсей криво усмехнулся. Монстры не плачут.

— Знаешь, Тереза, несколько лет назад, когда глава организации приставил меня наблюдать за тобой, он сказал: «ручной тигр ласков с хозяином, но лишь до поры до времени». Тогда я усмехнулся про себя и подумал: как нелепо сравнивать тебя с тигром, ведь даже самый крупный тигр — жалкий котёнок рядом с тобой. На этой земле вряд ли найдётся чудовище, опаснее тебя.

Серебряные глаза её расширились от недоумения, а он тяжело выдохнул и продолжил говорить.

— С того самого момента, когда я поймал взгляд твоих уже серебряных нечеловеческих глаз, взгляд из могилы, полной трупов, в моём сердце поселился страх. Это была не лёгкая дрожь испуга и не проходящая со временем тревога, а вопиющий ужас беспомощности перед лицом существа, превосходящего меня. Перед тем, во что мы собственноручно превратили детей, убив в них человечность. И этот страх рос во мне, словно раковая опухоль, поглощая все другие мысли и чувства. Со временем он целиком и полностью поглотил и мою необъяснимую тягу к тебе. Всё чаще, глядя на тебя, я думал: «Есть ли предел этой чудовищной мощи?»

Твой ранг и титул сильнейшей не описывает и тысячной доли твоей силы. Глядя, как ты, играючи, не используя силы йома, с улыбкой на губах в одиночку расправляешься с самыми опасными пробудившимися, я гадал, насколько ты опасна. И пришёл к выводу, что ты смогла бы потягаться даже с одним из порождений бездны, не используя и половины своей силы йома. Когда же я попытался представить тебя у самого порога пробуждения, моё сердце сжималось от ужаса.

Глава сказал как-то про тебя: «Тереза — самая сильная из воительниц, созданных когда-либо организацией». Ты та, кто ты есть, тварь живёт внутри тебя, и не важно, признаёшь ли ты её существование, она никуда не исчезнет, она давно стала неотъемлемой частью тебя. Бессмысленно сдерживаться, бессмысленно надеяться на чудесное исцеление, бессмысленно жаждать смерти, йома внутри тебя — неотъемлемая часть твоей нынешней сущности. Так было с того самого момента, когда ты внезапно открыла глаза, лёжа в могиле среди трупов. И этот факт не изменит желание быть человеком. Тогда ты умерла как человек и переродилась, словно уже тогда ты пробудилась. Без сомнений. Ты — сильнейшая из воительниц, созданных организацией, сильнейшее чудовище...

Тереза вскочила на ноги и подхватила меч. Схватившись обеими руками за рукоять, она занесла клинок над его головой и так и замерла, глядя вниз. Серебряные глаза её были полны боли и отчаяния. Глядя в них, Орсей подумал, что было бы прекрасно умереть от её руки. Пусть её меч пронзит его сердце или, вспоров глотку, отделит голову от тела. Умереть было гораздо проще, чем смотреть в её глаза. Но он не имел на это права. Руки Терезы дрожали, она всматривалась в его лицо, словно ждала, что он вот-вот улыбнётся и перечеркнёт эти ужасные только что произнесённые слова.

Орсей вновь криво усмехнулся, хотя это была скорее гримаса боли, нежели ухмылка.

— Убьёшь меня, Тереза? Нарушишь запрет, подписав себе смертный приговор, ради глупой мести? Просто потому, что сама себя обманула, выдавая желаемое за действительное? — слова давались ему с трудом, но он обязан был их произнести.

Тереза, не моргая, смотрела на него, ещё пыталась отыскать хоть намёк на ложь в его взгляде. Она откинула в сторону меч, клинок вонзился в мягкую податливую почву. Тереза рухнула на колени, упираясь руками в землю. Сжала до боли кулаки. Наверное, сейчас ей отчаянно хотелось зарыдать. Но с её собственных слов Орсей знал, что Тереза не верит, что из серебряных глаз могут литься слёзы. Она закричала. Завыла, словно измождённый израненный зверь.

Орсей закрыл глаза. Невыносимо было слышать этот нечеловеческий крик из её уст. Ему хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, умереть. Лишь бы не быть рядом. Лишь бы не слышать этого воя израненной души, заточённой в искалеченном теле несчастной женщины, за которой предательство шагало по пятам. Орсей прокусил губу. Рот наполнился кровью. Его собственное сердце разрывалось сейчас на части, словно крик Терезы кромсал его на куски, подобно сверкающему в замахе мечу. Орсей молчал. Он не имел права произнести больше ни слова.

Орсей обнаружил Терезу сидящей у костра, привалившись спиной к широкому лезвию меча, вонзённого в землю. Похоже, она давно привыкла отдыхать в этой позе. Столько лет прошло, а она практически не изменилась: те же прекрасные волнистые серебристые волосы, то же красивое лицо, те же серебряные глаза. Вот только взгляд её стал совсем иным.

— Они отказались платить? — поинтересовалась она, не отводя глаз от пляшущего пламени.

— Нет, почему же, уплатили за двух йома, как и положено, — отозвался Орсей.

— Надо же, я ожидала большего упорства.

Каким же нейтрально-бесцветным был её голос. На миг сердце Орсея сжалось, снова дали о себе знать давно похороненные чувства. Он не давал пробудиться им уже долгие годы, не даст и сейчас.

— Меня просили тебе передать, — тихо произнёс Орсей, протягивая ей чёрную карту.

— А ты не ошибся? — удивлённо переспросила она, впервые за этот разговор на её лице проявились хоть какие-то эмоции. — Я не знаю никого, кто мог бы прислать мне...

— Возьми её, я всего лишь взялся доставить, — Орсей протянул конверт Терезе. — Она от нынешнего второго номера, от Розмари.

— Не понимаю, с чего бы номеру два, с которой я даже не встречалась, просить меня о чём-то?

— Вот сама у неё и спросишь. Она будет ждать в холмах Годара. Похоже, она уже на переделе, поторопись, Тереза. Она была номером один, пока этот ранг не перешёл к тебе, убей её, пока не поздно.

— Есть, босс, — отсалютовала Тереза, улыбаясь.

Эта безжизненное выражение её лица было лишь бесплодной тенью той прежней, полной трепетного тепла, улыбки — самой слабой из улыбок. Орсей был уверен, что встретит смерть куда раньше Терезы, но судьбе перечить бесполезно. Пережитая ими обоими боль лишь отсрочила неизбежное. И по дороге, ведущей к неминуемому концу, Терезу повела маленькая девочка, пережившая ту же боль предательства, что и она сама.