Рука об руку (гет)

В свои покои в башне Гриффиндора она возвращается поздно. Уставшая, в какой-то степени опустошенная, спокойная. Потому что тайна и клятва перед двумя породистыми во всех смыслах баранами не висит над ее головой дамокловым мечом. Обошлось без смертоубийства, и они смогли нормально поговорить. Конечно, часть оскорблений и словесных дуэлей занимала едва не половину времени, но разве от Поттера и Малфоя можно было ждать чего-то другого? Гермиона настолько наивной не была. Не разнесли Выручай-комнату к Мордреду на куличики, не довели ее до палочкоприкладства и не подрались сами — уже победа!

И вообще, как это ни трудно было признать, Поттер ее поразил. Гермиона такого здравомыслия от зловредного паршивца, отравившего ей целые годы в Хогвартсе, не ждала. Скорее думала, что Драко возьмет себя в руки, быстро придя в себя от удара. Однако все вышло иначе. Лучший (и тайный) друг больше истерил и кидался на Поттера. Если бы гриффиндорский задира вел себя в своем привычном стиле, она бы не выдержала. 

Какой бы твердой ни старалась казаться Гермиона, она переживала, нервничала и чувствовала себя некомфортно. Еще бы — эти двое так яростно ненавидели друг друга, что и самый большой оптимист не мог представить их содрудничество, тем более продуктивное. Ей, как ни странно, помог держаться теплый взгляд Поттера. Стоило потерять самообладание, его глаза вытягивали ее из бездны бессилия. И это после всего, что между ними было. 

Гермиона в тот вечер нашла его умным, понимающим и каким-то потрясающе человечным. Даже с Малфоем, который никак не мог смириться, что теперь Поттер знает все о них. И им придется сотрудничать. Драко был всегда недоверчивым, никогда не скрывал презрения и, нужно быть честной, зависти к кузену. Гриффиндорцу, который, в отличие от него самого, мог жить свободно. Над которым не тяготела тирания отца и постоянное осознание долга перед предками. Поттера просто любили, а долг перед поколениями и поколениями покойников в его семье вообще не стоял на повестке дня. 

По нему было видно, что Гарри вырос в здоровой атмосфере. Тогда как за комплексами, заморочками и потаенными страхами внешне такого уверенного в себе Серебряного принца Слизерина не сразу удалось увидеть живого человека. Когда они начали говорить более или менее свободно, преодолев предубеждение и обоюдную недоверчивость, Гермиона поразилась, насколько Дракон был одиноким на самом деле. Прихлебателей и поклонниц можно было не считать. Драко бы им ничего и никогда не доверил, оставляя только поверхностный блестящий фасад. 

У невыносимого Поттера были истинные друзья, его любили и им восторгались. 

На факультете она была единственной, кто относился к нему, как к надоедливому пижону. Или занозе в заднице — последний эпитет особенно часто. И иногда посреди особенно ожесточенных стычек между ними — вслух. На что Поттер кланялся и хохотал, чем бесил ее еще больше, так что рука сама тянулась к палочке, хотя Гермиона как староста знала о запрете дуэлей. Впрочем, когда придурок переходил черту, она плевала на обожаемые правила. Вчера Поттер был собой, и в то же время она с удивлением увидела в нем серьезность, вдумчивость, а главное — способность отбросить предубеждения. Гарри (она незаметно для себе начала его так называть) показал, может быть командным игроком. Более того — лидером, который в состоянии предложить жизнеспособный план кампании. 

И да, их авантюру умная мисс Грейнджер рассматривала исключительно как серьезную военную операцию. Она желала, чтобы ее друг был счастлив, в кои-то веки не принося всего себя в жертву невыносимым амбициям своего жестокого отца. То, что Драко нашел силы наконец восстать против родительской воли, воодушевляло и пугало ее одновременно. Если семья от него отречется, Малфой не выдержит. Может, у лорда есть неучтенный сын? Чтобы объявить его наследником. Гермиона просто собиралась поддержать друга и не дать его сломать. 

Утром, проснувшись наконец отдохнувшей, Гермиона с неудовольствием обнаружила очередной букет. Ее охранные чары снова взломали. И надоедливый неизвестный за период затишья и всей адской свистопляски — Поттер, она, Малфой... Совсем забыл — и вот снова напомнил о себе. Пышные белые розы она не сожгла в приступе злости только потому, что, несмотря на неслабый укол раздражения, все равно чувствовала себя умиротворенной. 

Сборы были короткими, разве что она магией дважды переплела длинную пышную косу, сделав плетение более замысловатым. Хотя чувствовала, что скоро об этом пожалеет. Волосы были стянуты и причиняли дискомфорт. Поколебавшись, Гермиона нанесла на запястья и шею духи, взяла тяжелую сумку и вышла, чтобы тут же натолкнуться на подпирающегося в одиночестве стену Поттера. То, что он ее снова терпеливо ждал, против воли заставило девичьи губы приподняться в слабой, но такой очаровательной улыбке. 

— Доброе утро, Гарри. 

Она поздоровалась первой... И, Мордред его забери, какой же красивой она сегодня была. Нет, ему она красавицей казалась всегда. Даже когда волосы торчали в таком беспорядке, что напоминали воронье гнездо, нежная щека и тонкие пальчики были перепачканы чернилами... А сама Гермиона рычала немилосердно на любого, кто пытался подойти и отвлечь от домашней работы. Гарри обычно пропускал отцовские слова, что "хотят глазами, а любят действительно сердцем, и неважно, как она выглядит"... Эти монологи они с крестным со смехом относили к телячьим нежностям Сохатого перед своей прекрасной, расчудесной, единственной Лилией. Только в случае с Гермионой он сам понимал придурочный блеск глаз своего досточтимого папаши. Потому что какой бы она ни была, всегда виделась прекрасной и, самой собой, до дрожи любимой. 

Ему, такому практичному и циничному, перенявшему отношение Бродяги к слабому полу, это было сильно в новинку. Крестному было легко смеяться — он не любил... Эту истину об обожаемом с детства Сириусе Гарри принял, когда осознал весь масштаб катастрофы своих чувств к Гермионе. 

Вот и сейчас чуть запрокинутое к нему нежное личико почти выбило из него дух. Замысловатое плетение открывало каждую точеную черточку лица. Делало ее облик неуловимо сдержанным и благородным. Однако взгляд медовых глаза горел так же, как и всегда, — умом, теплом и искрами вызова. От падения ниц и пространных комплиментов Поттера опять же удержало чертово понимание, что, ради Мерлина и его труселей, Гермиона такого спектакля не оценит. И скорее всего примет за изощренную насмешку. 

После вчерашних невероятных усилий, когда морда Хоря осталась целой, было бы высшей тупостью сейчас все испортить. Гарри, по правде говоря, не хотел ее больше обижать. И план Бродяги, казавшийся до недавнего времени таким гениальным, теперь прежнего восторга не вызывал. На кой он играет тайного поклонника? Когда все откроется, она будет в ярости, и будет права. Вообще-то на рождественских каникулах Гарри собирался поговорить с мамой. Если кто и мог дать хороший совет, так это женщина, которую в свое время доставал самый невыносимый придурок в замке. 

Папа ведь как-то довел ее до алтаря? 

Пусть раскроет секрет собственному сыну, как не убила отца в процессе.

Потому что эту историю от па и Сириуса, причем хором, он слышал не один десяток раз. И рассказ ни разу не давал ответа, что такая умница, как Лили Эванс, нашла в раздражающем ее до изжоги болване. Дядя Ремус утверждал, что таки да — болване, и безнадежном. Лунатик был здравым смыслом на таких обсуждениях и не давал Сохатому и Бродяге окончательно завраться. Тем более если выбирать, то он всегда громко признавал, что был на стороне Лили. "Потому что ты, Сохатый, вел себя как олень..." Поскольку Ремус никогда не приукрашивал правды ни о себе, ни о ком другом, Гарри был склонен ему верить. 

— Привет, хорошо спала? 

Он сначала задал вопрос, а потом уже задумался о его уместности на той стадии близости, которая у них сейчас была. И нет, это не чистокровные заморочки, которые гриффиндорская умница не переносила. Это просто чувство такта, в котором мисс Грейнджер нельзя было отказать. Гарри задавался вопросом, не перешел ли он границы. Да, он безнадежно загонялся по мелочам, когда дело касалось ее. Но был ли у него иной выход? Он больше не хотел лажать. 

— Отлично, на самом деле. — Она чуть помедлила, а потом смело посмотрела в его глаза. — Спасибо тебе за вчерашнее. Ты сделал ситуацию менее ужасной и менее кошмарной. 

От ее слов Поттер, нет — Гарри, просиял, как рождественская ель в Большом Зале. Некая ее часть, по-глупому тщеславная, нашла то, как он реагирует, восхитительным. И смущающим... Гермиона себе предпочитала себе не врать: какой у нее был опыт с парнями? Маклагген на пятом курсе? Б-р-р... За избавление от Кормака она была благодарна Поттеру, хотя вслух этого не признала. Нахальные приставания Маклаггена, который считал себя неотразимым, были ей глубоко противны. 

Такой же нахальный, невыносимый золотой мальчик Гриффиндора вел с ней себя совсем иначе. Так что в такие моменты она его едва узнавала. И переставала инстинктивно опасаться. Он не казался ей тем чудовищем, которое ее мучило шесть лет. Ненавидеть такого Гарри не получалось, как и злиться. С ним было не спокойно, а интересно. Он бередил и звал за собой. Гермиона была классическим книжным червем, но рациональность не убила в ней мечту о любви. 

Древний замок как декорация, Поттер, сделавший шаг от чудовища к прекрасному принцу — и она, наконец заскучавшая среди своих стройных формул и книг. Как в диснеевской сказке? Дивное и опасное заблуждение. 

Поттер болтал о чарах, трансфигурации и новостях из дома, погоде, и вообще до Большого зала они дошли удивительно быстро. Он не был навязчив, не пытался блистать натужным остроумием, и главное — слушал ее тихие ответы. Словно она и только она была в центре его мира. Гермиона легко укладывала свою ладонь в его руку с мозолями от метлы, когда ступенька на лестнице пропадала. Да и вообще... Приятно было чувствовать себя не хрустальной вазой — такого бы отношения она не потерпела, конечно, а оберегаемой. Тем более она видела, что Поттер все это не специально, не задумываясь, и просто потому, что это ему привычно делать — так, чтобы ей было удобно. 

— Доброе утро, Невилл. 

Она улыбнулась Неву, стоически выдержала ненавидящий взгляд Джинн. Какая муха ее укусила? Рыжая покраснела как свекла и набросилась на овсянку, как на личного врага. Поттер сел рядом с ней. Налил ей сока, отодвинул кувшин с тыквенным и подвинул тосты. Словно они как пара уже не один месяц завтракали так. Щеки Гермионы чуть порозовели, тем более через стол Драко Малфой смотрел на это зрелище с изумлением и отвращением. Так, что даже на Панси не обращал внимания, хотя она прыгала на скамье, пытаясь заглянуть в лицо будущего лорда Малфоя и привлечь его внимание. 

— Доброе, Гермиона. Привет, Гарри, ты теперь с нами сидишь? 

В вопросе добряка Лонгботтома не было ничего вызывающего, только смех, слишком добрый даже для дружеской подначки. Гарри радостно кивнул, лишь оглянулся на собственную притихшую свиту — лидер с заучками. А они потеряны, как котята без вожака. Гарри пожал плечами, лишь этим извинившись, и затем со значением кивнул на Гермиону, ясно давая понять — она теперь важнее всего остального. Гарри было глубоко плевать, если его назовут подкаблучником. В конце концов, его кулаки и палочка при нем, так что к вашим услугам, господа зубоскалы. 

Но мало кто рискнет с ним связываться — Поттер это знал. 

— С вами. Компания просто великолепная, Нев. 

— Ясно. 

И перешел на обсуждение первой пары в теплицах. Мадам Спраут обещала кое-что интересное. Гарри решил, что со своими миньонами разберется по дороге. Гермиону вполне можно отпустить в компании Невилла. Но ее сумку он будет носить сам. Это ведь первый признак парочки?