Дело о машине времени (джен)

К концу века мои рассказы о великом сыщике приобрели заметную популярность, и среди читателей распространились слухи о том, что я заметно приукрашиваю наши приключения. Скажу больше: необычность и даже фантастичность иных рассказов заставили многих считать, что я их попросту выдумал. По этой причине я долго не предавал огласке невероятное происшествие, свидетелем которому стал в сентябре 1897 года. Теперь же, наблюдая происходящие в мире изменения, я понимаю, что опасения излишни, и мир готов к любым чудесам, которые может явить человеческий гений.

Шерлок Холмс в тот день завершил некое «крайне деликатное дело», о котором я знал только, что оно как-то связано с членами королевской семьи, и потому с утра умчался на кэбе в неизвестном направлении. Я же, предоставленный самому себе, отправился на публичную лекцию доктора Леру, где все и произошло. Когда часы уже показывали около трех пополудни, уставший и взволнованный, я вошел в гостиную нашего дома на Бейкер-стрит. Холмс привычно сидел в своем любимом кресле, дымя трубкой, и по легкой улыбке на его губах можно было догадаться об успешном завершении дела.

— Друг мой, вы не представляете, что я сегодня видел! — с порога заявил я.

— Неужели доктор Леру? — поднял взгляд Холмс. — Какое несчастье! Я слышал, его лекции пробуждали интерес к науке даже у круглых невежд.

— Да, но способ… — начал было я, но осекся. — Холмс! Только не говорите, что узнали об этом по моей одежде.

— Именно по одежде, мой друг. Видите ли, вчера на вечерней прогулке вы заинтересовались афишей популярной лекции доктора Блеза Леру, посвященной физической природе времени и возможности путешествия в будущее. Даже отпустили скептический комментарий о разного рода выдумщиках. Однако утром, ожидая моего ухода, вы то и дело поглядывали на часы, потому что не желали признать, что тема лекции вас заинтересовала.

— Вовсе я не пытался… — покраснел я.

— Право, дорогой мой Ватсон, в любопытстве нет ничего предосудительного. Не нужно так заботиться о респектабельности. Как бы то ни было, дождавшись, когда я уеду, вы отправились на лекцию. Однако, согласно указанному на афише времени, она должна была завершиться больше двух часов назад. Что могло вас задержать? Судя по состоянию ваших новых брюк, вам пришлось опускаться на колени. Самая очевидная причина для доктора — чтобы осмотреть лежащего человека. Если после этого он дает показания в полиции, это вполне способно задержать его возвращение.

— Разве это единственная возможная причина задержки?

— Конечно, нет. Однако, судя по каплям на вашем пиджаке, вас угораздило попасть под дождь, хотя дождь начался полчаса назад и продолжался не больше двадцати минут. Дорога от театра Леру занимает почти час, и, сидя в кэбе, вы не могли промокнуть. Значит, вы попали под дождь до того, как забрались в кэб, и, следовательно, на дорогу у вас ушло меньше получаса, что согласуется с расстоянием до Скотланд-Ярда. Сам же факт вмешательства полиции говорит о том, человек в театре не просто пострадал, а, увы, умер.

— Но ведь пострадать мог кто угодно из присутствующих.

— Верно, но если бы трагедия произошла в зрительном зале, вряд ли понадобилось бы стоять на коленях: человек, который умирает, сидя на стуле, обычно остается на нем сидеть. Если же вам все-таки пришлось опуститься на колени перед потерпевшим, то брюки вы измазали бы в пыли, а не в машинном масле, пятно которого я вижу даже отсюда. Так кто же стал жертвой, Ватсон? Доктор Леру или его очаровательная супруга? Вроде бы она в этот раз должна была ему ассистировать.

Устав стоять, я повесил шляпу на вешалку и опустился в кресло напротив Холмса. Набив трубку «Аркадией», я неторопливо раскурил ее, сделал глубокую затяжку и проговорил:

— Давайте я расскажу все по порядку, Холмс.

Он кивнул и откинулся на кресле, прикрыв глаза, как делал обычно, желая внимательно выслушать собеседника.

* * *

«Увлекательная лекция о физической природе самой загадочной из стихий — времени! От шумерских календарей до уравнений Лоренца, от ньютоновской механики до современных теорий времени. В финале — демонстрация действующей модели машины времени: доктор Леру первым в истории совершит путешествие в будущее!».

Стыдно признаться, но именно последнее предложение афиши и заманило меня на эту лекцию. Конечно, Блез Леру, чья звезда восходила в последние пять лет, был прекрасным лектором и сам по себе. Он ухитрялся простым языком донести даже далеким от науки слушателям настолько изощренные истины, что пришедшие на его лекцию сидели, раскрыв рты. И все же изюминка каждого его выступления заключалась в публичных экспериментах — неизменно поражавших воображение.

Часто они представляли собой нечто вроде коротких пьес с фантастическим содержанием, и присутствующие знали об этом, безропотно принимая правила игры. То, за что другого лектора могли бы обругать и обвинить в жульничестве, в случае с доктором Леру было лишь поводом похвалить его за смелость. Обычно не знавшие пощады журналисты оставались неизменно благосклонны к знаменитому популяризатору, не позволяя себе ничего острее мягкой иронии. «Доктор Леру лжет, чтобы показать правду», — такие оценки то и дело попадались в их заметках.

Словом, разместившись в пятом ряду от сцены, я, как мне казалось, был готов к тому, что увижу нечто фантастическое. Фонари Эдисона, пылавшие над головой, померкли, и зал погрузился в темноту. Тяжелый занавес из бордового бархата медленно раздвинулся, открыв десяткам любопытных взглядов узкую сцену, освещенную приглушенным светом откуда-то сверху, отчего мое предчувствие нереальности только усилилось.

Я обратил взор на сцену. Чуть в глубине, футах в трех-четырех за кафедрой стояло нечто невообразимое. Блестевшая полированной сталью горизонтальная площадка утопала в переплетении причудливых механизмов, массивных катушек, увитых бесконечными рядами медной проволоки, и длинных графитовых стержней. Вместе со всеми я с минуту созерцал это техническое чудо, едва не пропустив момент, когда доктор Леру неслышно ступил на сцену из темноты.

Редкие разговоры в зале полностью стихли: слышно было только слабое гудение неведомых механизмов где-то за сценой. Доктор Леру встал за кафедрой, выждал еще несколько секунд, пристально глядя куда-то за спины зрителей, и произнес звучным, глубоким голосом:

— Леди и джентльмены! Я уверен: вы навсегда запомните эту лекцию. То, что вам предстоит сегодня увидеть, находится далеко за пределами обыденного опыта, и только человеческий разум, планомерно вскрывающий одну тайну природы за другой, дает нам возможность по-настоящему прикоснуться к величайшей загадке, с которой когда-либо имело дело человечество.

Он сделал паузу и шагнул в сторону кафедры, опустив голову и будто бы собираясь с мыслями, хотя не было сомнений в том, что каждое мгновение его выступления спланировано заранее.

— Время! — неожиданно возвысил голос доктор Леру, обратив к нам глаза, горящие светом неподдельной одержимости. — Самая могущественная из стихий, созидающая и разрушающая, властвующая даже над олимпийскими богами, как верили греки, непостижимая и всеобъемлющая. Наши далекие предки догадывались о том, какая мощь сокрыта в этой сущности, не имея даже ничтожной доли наших нынешних познаний. Некогда, на заре цивилизации…

От моего скепсиса не осталось и капли. Назвать выступление доктора Леру лекцией — все равно, что назвать Шекспира стихоплетом. Блез Леру был мастером. Он, возможно, до сих пор не сделал заметного вклада в науку, но, Бог мой, как он рассказывал! Я забыл обо всем на свете, следуя за ним в мрачные лабиринты истории, глядя на то, как египтяне возводили громадные обелиски, чтобы тень заостренной вершины указывала время в течение дня, как греки совершенствовали и делали все более изощренными водяные клепсидры, как ученые и философы всех времен выдвигали самые безумные идеи о сущности времени и как мерная поступь научного знания обращала в пыль наивные гипотезы прежних эпох.

Полтора часа пролетели незаметно, и за все это время никто из собравшихся не проронил ни звука. Доктор Леру, остановив повествование, перевел дух и промокнул выступивший на лбу пот шелковым платком. Подойдя к кафедре, он все в той же мертвой тишине налил из графина воды в стакан и пригубил его, едва ли сделав больше одного глотка.

— Леди и джентльмены, — понизив голос, сказал он. — С тех пор, как наш выдающийся писатель, мистер Герберт Джордж Уэллс, два года назад опубликовал замечательную книгу о путешествии во времени, мне не перестают задавать вопросы о том, насколько правдоподобно описанное мистером Уэллсом. Конечно же, его книга — художественный вымысел, но вымысел этот не грешит против научных представлений о том, что есть время. Создать машину времени — задача не из простых, но решив ее…

Он повернулся к молодой женщине, одетой в алое платье и длинные черные перчатки, которая тихо вышла на сцену и теперь стояла рядом с таинственным агрегатом.

— Познакомьтесь с моей дорогой супругой и ассистенткой. Миссис Эмма Леру поможет мне совершить небольшое путешествие во времени прямо здесь, на ваших глазах. Не волнуйтесь, я намерен проникнуть в будущее всего лишь на пять минут, и мне ничего не угрожает.

По залу прокатился изумленный вздох и разнесся шепот, который, впрочем, сразу стих. Блез Леру невозмутимо дождался тишины и сказал:

— Эмма, будь добра, подай энергию на главный контур.

Все замерли. Некоторые даже привстали со своих мест, пытаясь лучше разглядеть происходящее на сцене. Эмма Леру, одарив нас уверенной улыбкой, вытянула из-под кафедры толстый шнур с вилкой на конце из пары заостренных медных контактов, и вставила его в гнездо на передней панели машины. Что-то лязгнуло. Механизм низко загудел и осветился рядом ламп накаливания. Свет в зале померк и несколько раз мигнул. Доктор Леру торжественно ступил на стальную платформу и повернулся к нам лицом.

— Теперь, дорогая, пожалуйста… — проговорил он странно глухим голосом, но так и не закончил.

Пространство рядом с ним взорвалось снопом искр, и в гуще их из ничего появился слабо мерцающий серо-стальной цилиндр, оплетенный ослепительными разрядами молний, который без поддержки завис в нескольких дюймах над полом. Поначалу он казался полупрозрачным, но потом обрел материальное наполнение, и ветвящиеся молнии исчезли.

— Что… — еле слышно пробормотал доктор Леру, во все глаза глядя на необычайное явление.

Его супруга, выглядевшая не менее ошеломленной, отступила на шаг и оперлась на кафедру. В цилиндре открылась дверь, бесшумно скользнув в сторону, и я увидел озаренное ярким электрическим светом внутреннее помещение. В его центре застыла человеческая фигура: против света сложно было разглядеть черты лица и одежду незнакомца. Я выдохнул. Мне уже доводилось видеть чудеса науки, которыми пытались произвести впечатление популяризаторы, но такое…

В зале раздались редкие аплодисменты: признаться, я и сам не был уверен, как мне следует реагировать. С одной стороны, я знал, что доктор Леру славится поражающими воображение демонстрациями научных чудес, с другой — он и сам выглядел удивленным и растерянным не меньше моего.

Человек, между тем, вышел из цилиндра, и по залу прокатился шелест разговоров. Прибывший оказался поразительно похож на самого Блеза Леру, однако был моложе, осанист и более крепкого телосложения. В правой руке он держал инструмент непонятного назначения из вороненого металла. Оружие?

— К-кто вы, мистер?.. — слабым голосом проговорил Блез Леру, покинув стальную площадку. Его супруга придвинулась ближе к мужу, не отрывая встревоженного взгляда от визитера. — Откуда вы…

— Доброе утро, доктор Леру, — громко проговорил пришелец и без обиняков провозгласил: — Я ваш внук.

— Что? Но у меня даже детей нет…

— Вскоре должны быть. Я прибыл из середины двадцатого века на машине времени вашей разработки.

— Я же не…

— К сожалению, я вынужден исправить историю и предотвратить ужасное будущее, которое всех вас ждет.

Он поднял устройство, которое держал в руке и щелкнул тумблером. Послышалось тихое низкое гудение.

— О чем вы говорите, мистер? — нахмурившись, спросил Блез Леру, который, похоже, уже оправился от первоначального удивления.

— Вскоре после создания машины времени ваша супруга выкрадет ее чертежи и передаст их германскому правительству. В последующей войне — самой страшной из всех, какие только знала наша история, — Германия, пользуясь вашим творением, поставит на колени весь мир, а наша семья будет навеки покрыта позором. Я не могу допустить этого.

Он протянул оружие — я уже не сомневался в назначении устройства, — нацелив его на Эмму Леру. Она вскрикнула и отшатнулась. Ее муж, раскинув руки, загородил собой супругу и вскричал:

— Нет! Я не позволю! Эмма никогда бы…

— Сожалею, но для меня это свершившийся факт. Отойдите, доктор Леру, или я буду вынужден вас ранить.

— Послушайте… Если вы убьете свою прародительницу, вы не сможете родиться. Вы просто исчезнете, будете стерты из истории!

Пришелец нахмурился и медленно опустил оружие.

— Я… не подумал, — пробормотал он.

Эмма с видимым облегчением выдохнула и вышла из-за спины мужа. Дальнейшее произошло во мгновение ока. Растерянность ушла из взгляда визитера. Он ухмыльнулся и вновь вскинул оружие со словами:

— Лучше исчезнуть!

Доктор Леру отчаянно метнулся к супруге. Оружие вспыхнуло зловещим алым светом, и Блез Леру вдруг страшно вскрикнул, конвульсивно изогнувшись. С секунду он ошеломленно ловил воздух разинутым ртом, а потом беззвучно повалился на пол. Эмма тихо ахнула.

— Боже… — пробормотал пришелец из будущего. — Что же теперь…

Он и его машина времени озарились сиянием и с тихим хлопком исчезли. Освещение в зале вновь задрожало и несколько раз на мгновение угасло вовсе. Потом фонари Эдисона вспыхнули в полную яркость, и мы увидели миссис Леру, которая опустилась на колени перед лежащим на полу мужем. В зале послышались редкие хлопки, которые через мгновение переросли в бурю аплодисментов. Все вскочили: постановка такого уровня превзошла все самые смелые ожидания и оказалась прекрасным завершением лекции. А потом…

* * *

— А потом вы обнаружили, что это отнюдь не постановка, и доктор действительно убит, — проговорил Холмс без тени вопросительной интонации.

Я кивнул.

— Вдова закричала, что нужно вызвать полицию, я побежал на сцену, чтобы оказать помощь, если это возможно. Увы, все было кончено, и я уже ничего не мог поделать.

— Какие-то повреждения на теле? — спросил Холмс, не выпуская изо рта трубки.

— Я ничего не обнаружил. Возможно, коронеру удастся установить больше.

— Шедевр! — проговорил Холмс после недолгого раздумья. — Настоящий шедевр. Преступнику не откажешь ни в фантазии, ни в артистизме. Люблю такие преступления, Ватсон. Как ни ужасна смерть человека, игра ума, которая привела к столь изощренной схеме…

— Вы догадываетесь, что произошло?

— Только гипотезы, мой друг. Чтобы установить истину, мне нужны детали. Много деталей. Вы ведь говорили с Лестрейдом?

— Говорил. Он меня выслушал и, должно быть, решил, что я повредился рассудком, поэтому принялся опрашивать прочих свидетелей из тех зрителей, которые оказались ближе к сцене. Потом отпустил меня, но обещал зайти позже. Холмс… Это нечто невероятное. Фантастическое.

— Совсем, как дело сэра Баскервиля, не правда ли? — задумчиво проговорил он.

— Нет! Можно намазать собаку светящимся составом, чтобы выдать за дьявольскую тварь, но здесь… Я знаю, что видел. Сотни человек рядом со мной видели то же самое! Холмс, я думаю, что на этот раз все по-настоящему. Преступление произошло у нас на глазах, и преступник уже понес наказание.

Шерлок Холмс выпустил из трубки густое облако дыма и поднял сосредоточенный взгляд к потолку. Отвечать он не спешил. Его блистательный ум не мог смириться с необъяснимым, и хотя здесь речь шла о научных чудесах, а не о чем-то сверхъестественном, мой друг не спешил признать столь невероятную возможность.

— Где вы сидели, Ватсон? — неожиданно спросил он.

— Почти в центре пятого ряда. Уверяю вас, я все отлично видел, в мельчайших деталях. Это не обман зрения.

— Зал был полон?

— Почти. Пустовали только несколько крайних мест в первых рядах. Неудивительно: оттуда хуже всего видно.

Он спокойно кивнул, как будто предвидел мой ответ, и вновь погрузился в молчание. Не найдя лучшего занятия, я взял сегодняшний «Таймс» и по привычке заглянул на страницу криминальной хроники. О сегодняшнем происшествии там, конечно, ничего не могло быть. Все, что мне удалось выудить — это несколько заметок о мелких ограблениях и убийстве во время драки пьяных матросов в доках. Внизу страницы, должно быть, от нехватки материала, разместили похвальбу начальника парижской полиции о серии успешных облав на притоны Апашей. Какое отношение к нам имела парижская преступность, я так и не уяснил, поэтому с досадой отложил на редкость скучный номер, отыскал на книжной полке нашумевший роман Герберта Уэллса и погрузился в чтение.

Когда я уже добрался до первой стычки с жуткими морлоками, в дверях показался Лестрейд, сопровождаемый миссис Хадсон. Бросив на гостя взгляд, я поразился перемене, которая с ним произошла. Еще недавно самоуверенный, упрямый до твердолобости инспектор теперь казался растерянным и жалким, словно лишился последней почвы под ногами. Увидев обложку книги у меня в руках, он болезненно поморщился и даже отступил на шаг в сторону.

Мы едва ли не силой усадили Лестрейда в кресло. Он закурил, делая глубокие затяжки и не решаясь начать разговор. Первым заговорил Холмс.

— Удалось ли выяснить причину смерти, инспектор? — спросил он.

— Сердечный приступ, — ответил тот с явным облегчением. — Семейный доктор подтвердил, что покойный уже давно страдал пороком сердца. В других условиях я бы даже не счел это убийством.

— А что сказал коронер?

Лестрейд вытащил из внутреннего кармана свернутый лист бумаги и пробежал его глазами.

— Довольно глубокая царапина на указательном пальце правой руки, — сказал он, — но она уже зарубцевалась, ей не меньше недели. Следы старого кислотного ожога чуть выше правого запястья, относительно свежий прокол на левой ладони и, наконец, пара мелких царапин на левом бедре. Он постоянно работал с какими-то механизмами, мистер Холмс, все время что-то изобретал. Ничего удивительного в небольших повреждениях. С его гибелью они вряд ли могут быть связаны.

— Таким путем под кожу мог проникнуть сильный яд, — возразил я, но Лестрейд энергично замотал головой.

— Никаких следов, доктор Ватсон. Да вы и сами все видели: разве похожа была его смерть на действие яда?

— Кого уже удалось опросить, инспектор? — спросил Холмс.

— Вдову и два десятка зрителей. Все рассказывают одно и то же… — дрогнувшим голосом сказал Лестрейд и, вытащив из кармана платок, утер влажный лоб. — Немного поговорил с двумя ассистентами доктора Леру. Мартин и Лоренс помогали ему в мастерской, но от них и вовсе ничего не удалось добиться, их даже не было на лекции. И совершенно никаких улик, не считая этого бутафорского оборудования на сцене.

— Бутафорского?

— Конечно. Доктор Леру просто хотел поразить воображение зрителей эффектным устройством и парой простых фокусов, но вместо этого кто-то поразил его самого.

Холмс вытащил изо рта трубку, вытряхнул остатки пепла и принялся набивать ее новой порцией.

— Что насчет подозреваемых? — неожиданно спросил он. — Кто-нибудь мог желать ему смерти?

Лестрейд только развел руками.

— На этом этапе мало что известно, — сказал он. — Если верить вдове, врагов у него не было. Возможно, что преступление — ее рук дело: наследство ей досталось вполне приличное, в том числе и дом с мастерской. Но на сцене у всех на виду — это что-то новенькое. — Лестрейд смолк, глядя в пол, но после тягостной паузы решился продолжить: — Холмс… Вы же не думаете?.. Я имею в виду, этого просто не могло быть…

— Инспектор, — с легкой улыбкой произнес Холмс, — я уже много раз говорил: отбросьте все заведомо ложные объяснения, и тогда то, что останется — правда. Какой бы фантастической она ни казалась.

— Вы хотите сказать, что доктор Леру в самом деле был убит путешественником во времени?

— Нет, дорогой мой Лестрейд. Я хочу сказать, что мы еще не отбросили все ложные объяснения. Сейчас уже поздно, и миссис Леру вряд ли обрадуется нашему визиту, но завтра с утра я намерен посетить ее. И, конечно, тщательно осмотреть место трагедии. Однако кое-что можно сделать уже сейчас. Вам следует объявить в розыск подозреваемого.

— Но кого именно?

— Человека, очень похожего на доктора Леру в молодости. Или вы подозреваете кого-то еще?

* * *

При поднятых шторах, в ярком дневном свете зрительный зал старенького театра ничуть не производил настолько таинственного впечатления, как мне казалось вчера: теперь это было самое обычное помещение с многоярусным полом и стенами, выкрашенными в глубокий темно-зеленый цвет. Даже кронштейны с новейшими фонарями Эдисона под потолком уже не навевали мыслей о неумолимой поступи прогресса. Напротив: их ветхое окружение напоминало, что когда-нибудь и нынешние чудеса техники станут всего лишь архаизмом, напоминанием о давно минувших временах.

Вслед за Лестрейдом я поднялся на сцену, где еще вчера осматривал мертвое тело доктора Леру. Сверкающий металлом агрегат по-прежнему стоял за кафедрой. Похоже было, что монтировали его прямо на сцене, потому что я с трудом представлял себе, как возможно затащить сюда эдакую махину. Она уже не издавала мерного гула: должно быть, миссис Леру обесточила ее еще вчера. Холмс внимательно осмотрел конструкцию, стоявшую на гофрированном стальном покрытии, еще хранившем пятна машинного масла. За пределами покрытия пол был застелен плотным клетчатым ковром — довольно уродливым на мой вкус.

— Любопытный рисунок, — нарушил молчание Холмс, вглядевшись в ковер. — Вы обратили внимание, Ватсон?

— Полагаете, это имеет значение? — нахмурился Лестрейд.

— Это мелочи, конечно, — кивнул Холмс. — Однако…

— …Нет ничего важнее мелочей, — подхватил я.

— Верно. Регулярный рисунок на такого рода представлениях нередко используется для того, чтобы скрыть нечто от любопытных взглядов.

— Люк в полу? — оживился Лестрейд. — Мы нашли один. Только не здесь, а под металлической площадкой в этой… «машине времени». Полагаете, убийца подобным образом оказался на сцене?

— Исключено, инспектор, — покачал я головой. — Аппарат появился прямо из воздуха и точно так же исчез. Я не знаю, как это объяснить, но черт возьми! Какое-то время он даже был полупрозрачным, я готов в этом поклясться на Библии.

— Вздор! — заявил Лестрейд, который, похоже, благополучно оправился от вчерашнего смятения и вернул себе былую уверенность. — Я нисколько не обвиняю вас во лжи, доктор, как и всех прочих свидетелей, но вы находились в темном зале. Правильно работая с освещением, можно заставить вас увидеть все, что угодно. Мистер Невилл Маскелайн показывал фокусы и похлеще этого…

— Внутри занавес выкрашен в глубокий черный цвет, — заметил Холмс, остановив нашу перепалку. — Бархат или очень качественный заменитель. Эта ткань обошлась недешево.

Он вдруг поднял голову к потолку. Проследив за его взглядом, я увидел мешанину проводов, кронштейнов с установленными на них мощными фонарями, металлических коробов и прочего оборудования, служившего, должно быть, для демонстрационных опытов доктора Леру.

— Ватсон, где именно появился этот «внук доктора Леру»?

Я указал место, над которым материализовался металлический цилиндр, и Холмс, вооружившись лупой, тщательно осмотрел его, после чего повторил свои манипуляции за правой частью занавеса. Вернувшись к середине сцены, он неожиданно спросил у меня:

— Ничего необычного не замечаете, мой друг?

— Да тут все необычно, — пожал я плечами.

— Помимо всего этого оборудования, конечно. Вам не кажется странным, что кафедра установлена в глубине сцены, а не на краю? Вся передняя часть сцены вообще не используется. Учитывая и без того ограниченное пространство зала, это довольно странное решение. Как вы считаете?

Он подошел к самому краю сцены и с видимым усилием приподнял край тяжелого ковра.

— Посмотрите-ка сюда, — сказал он, и мы с инспектором поспешили рассмотреть его находку.

Пол под ковром все еще хранил следы недавнего крепления: два отверстия с резьбой и более светлый оттенок краски рядом с ними не оставлял сомнений.

— Кафедра некогда и впрямь была здесь, — сказал Холмс. — Но доктор Леру зачем-то перенес ее вглубь сцены. Зачем это могло ему понадобиться?

— Такое впечатление, мистер Холмс, — озадаченно проговорил Лестрейд, — что вы подозреваете в преступлении самого погибшего. Не все ли равно? Возможно, он собирался установить сюда какое-то другое демонстрационное оборудование для последующих лекций или что-то в этом роде. Мы можем спросить об этом вдову доктора.

— Я ничего не знаю об этом, инспектор, — послышался мелодичный голос позади нас, заставив меня подскочить.

Обернувшись, я увидел перед собой Эмму Леру. Она была одета в траурно-черное платье и терялась бы на фоне черной стены, если б не приоткрытая дверь у нее за спиной. Я подумал, что в предположении Лестрейда есть резон. Может быть, убийца подкрался к жертве, прикрывшись черной тканью, и в темноте, на фоне черных стен, это сделало его невидимым? Но нет! Я же отлично помню, как материализовался этот аппарат, окутанный электрическими разрядами. Не было там никакой ткани и быть не могло.

— Мы не слышали, как вы вошли, — заметил Холмс.

— Простите, я не хотела вас напугать, — небрежно ответила та, и я обратил внимание на едва заметный немецкий акцент в ее выговоре. — Полисмен передал, что меня хотят видеть.

— Так и есть, миссис, — кивнул Холмс. — Я надеялся, что вы сможете ответить на несколько вопросов.

— Конечно. Пройдемте за кулисы, там можно присесть.

Мы вышли в широкую двустворчатую дверь, расположенную в самом углу сцены и скрытую от зрителей плотным занавесом. В конце короткого коридора обнаружилась дверь, ведущая в маленькую, хорошо освещенную комнату. Вокруг стола по центру располагались четыре кресла — старомодных, но на удивление удобных, как я отметил, заняв одно из них.

— Здесь вы с мужем планировали выступления? — спросил Холмс, когда мы покончили с формальностями.

— О, нет. Я почти не принимала в этом участия, — ответила Эмма. — Блез обычно встречался здесь со своими ассистентами, Мартином и старым Лоренсом. Они вместе конструировали реквизит для выступлений.

— А в чем состояла ваша роль?

— Какая у меня могла быть роль? — пожала она плечами. — Иногда помогала мужу на сцене, как в последний раз…

Ее голос дрогнул, но глаза оставались сухими.

— Однако вы умны и любите читать, — возразил Холмс. — Уверен, вы могли бы внести свой вклад.

Она смерила его долгим внимательным взглядом и тихо спросила:

— Вы так думаете?

— Несомненно. Ваше зрение достаточно острое, чтобы обходиться без очков в повседневной жизни, но, судя по следу на вашей переносице, совсем недавно вы читали в очках. Поначалу я предположил, что это могли быть письма или газеты, однако почту сегодня еще не доставляли. Остаются книги.

— Вы правы, — слабо улыбнулась она, но ее улыбка тут же исчезла. — Но, боюсь, нас с Блезом объединяло совсем не это. Мы оба иностранцы, и всегда чувствовали себя друг с другом комфортней, чем с окружающими, несмотря на то, что он куда старше меня.

— Вы немка, не так ли? — спросил Холмс.

Она кивнула.

— Из Мюнхена. Я была единственной дочерью в довольно состоятельной семье. Свою мать я почти не помню: она умерла во время вторых родов, когда мне едва исполнилось два года. Позже, когда я подросла, мой отец решил открыть свое дело в Британской империи, но увы, вскоре после переезда он умер. Скажите, мистер Холмс, вы ведь не думаете, что?.. Этот человек, убийца… Он сказал, что я собираюсь шпионить в пользу Германии.

— Успокойтесь, миссис, никто и не думал обвинять вас ни в чем подобном.

— Зато это наверняка придет кому-нибудь в голову после газетных публикаций, — с горечью в голосе ответила она.

— Мы не допустим, чтобы вас преследовали за то, что вы не совершали, после чьих-то абсурдных обвинений, — заверил ее Лестрейд.

Я встретился взглядом с Эммой, пытаясь понять, что она чувствует через день после гибели мужа. Ее взгляд наполняла печаль, но и только: мы определенно имели дело с сильной женщиной, способной выдержать удар судьбы. Потерять не просто мужа, но единственного человека, способного тебя понять, в одночасье став изгоем, — это по-настоящему тяжело.

— Расскажите, миссис Леру, — заговорил Холмс, — каков был первоначальный план выступления? В афише говорилось о путешествии во времени…

— Мы просто собирались показать пару простых трюков, — пожала она плечами. — Мой муж становится на площадку в «машине времени», держа в руках часы, и вокруг Блеза начинает вращаться металлическая конструкция. Второй рычаг — и открывается потайной люк, куда Блез быстро спускается. Мы проверили на репетиции — это почти незаметно. В течение пяти минут я пытаюсь нагнетать напряжение в зале, говоря о том, что машина времени может иметь дефекты, на шестой минуте изображаю беспокойство, после чего незаметно поворачиваю рычаг. «Машина времени» вновь приходит в движение, и мой муж поднимается из люка с часами, отстающими на пять с половиной минут. Поймите, мистер Холмс, мы же не иллюзионисты. Блез придумал все это просто для оживления лекции…

— Так это была всецело его идея?

— Возможно, кто-то из ассистентов натолкнул его на мысль. Я не знаю.

— Судя по описанию моего друга, доктора Ватсона, человек, вмешавшийся в ваше выступление, выражал намерение убить именно вас, а не вашего мужа. У вас есть догадки о том, кто мог желать…

— Откуда же мне знать? — воскликнула она, впервые утратив самообладание. — Нет, мистер Холмс. Если я и перешла кому-то дорогу, то не имею о том ни малейшего представления, клянусь вам.

— Может быть, это случилось еще в Германии? Простите меня, я не имею намерения лезть в вашу личную жизнь, но если кто-то из ваших прежних знакомых пожелал свести старые счеты таким необычным способом…

Эмма взглянула на Холмса едва ли не с испугом, помедлила и покачала головой.

— Скорей уж такие знакомые могли быть у Блеза.

— Вот как?

— Он рассказывал про то, как лишился семьи в возрасте пятнадцати лет. Им тогда принадлежал большой дом в тихом районе Парижа. Должно быть, он выглядел особенно привлекательным для местных грабителей. Однажды ночью мерзавцы ворвались к ним, выбив входную дверь. Отец Блеза успел схватить револьвер и убил их главаря выстрелом в голову. Тогда они пришли в неистовство и…

Она глубоко вздохнула и покачала головой.

— Отец, мать, младший брат и сестренка, совсем маленькая. Не пощадили никого. Блезу удалось спрятаться в камине, он оттуда все видел. Уходя, бандиты подожгли дом, и он едва успел выбраться.

— И вы думаете, что спустя столько лет бандиты решили закончить начатое? — воскликнул Лестрейд. — Ну, миссис Леру, право, это уже ни в какие ворота…

— Я просто рассказала то, что мне известно, — перебила его она. — Конечно, я не имею представления, кому и зачем это понадобилось. И все, что мы видели на сцене… Мистер Холмс, что вы-то думаете? Могло ли это быть просто иллюзией? Я ведь стояла совсем рядом. Находись там потайной люк, о котором мы не знали, я бы что-то увидела.

— Мы проверим все возможности, миссис, — ободряюще улыбнулся Холмс. — А сейчас… Не подскажете ли, где я могу поговорить с ассистентами вашего мужа?