О перипетиях судьбы, магии и любви (гет)

Если бы ее попросили описать свои первые четыре дня в Средиземье, она бы ответила коротко — долбаный ад.

И король некоего Леса с самомнением в целый континент был тут почти ни при чем. Просто провал в никуда вычерпал из Гермионы магию почти до донышка. И восстановление было мучительным. Ныл шрам, который она заработала в Отделе Тайн — привет от Долохова. Горела рука — та, что была художественно изрезана сукой Лестрейндж. Гермиона порой чувствовала себя слабее котенка.

Оставалось радоваться, что из посетителей у нее была целительница. Да и вполне нормальный Леголас, с которым они, кажется, даже начали дружить. Отражать словесные и ментальные атаки Его Величества она бы точно не смогла. Отпускать ее этот сид не стремился. Но и добить своим личным присутствием — тоже.

Гермиона убеждала себя, что восстанавливаться лучше в относительной безопасности, В теплых и удобных покоях. Сбежать она не может... Просто нужно перетерпеть. Но плен оставался пленом. На пятый день, когда она проснулась и смогла встать, это была огромная радость. Невыносимая боль в груди ушла. Гермиона чувствовала свою магию — робкий пока огонек. Но она сделала пару шагов и не клюнула носом в пол.

Большая чаша для умывания — синее стекло, и в нем серебристые линии тянутся от дна до краев. Словно ветви, покрытые инеем. Большой кувшин с водой, который ей все еще трудно долго держать в руке. Она умылась и наконец взялась за гребень. До этого ей помогала та самая эльфийка. Серебристые волосы, нежные движения прелестных ручек и голос, словно журчание ручейка. Гвинэт — она все же назвалась, почему-то смущаясь присутствием Леголаса.

Гермиона, конечно же, идиоткой не была и поняла, что ее новый друг, скорее всего, не простой страж. Наверняка у него высокий пост, раз его так легко пускают в комнату заключенной. Только спрашивать она ничего не стала. Каждый имеет право на свои тайны. А без его присутствия было бы невероятно тоскливо. Леголас, несмотря на все секреты Полишинеля, оказался умным, вдумчивым и ироничным собеседником.

Она, конечно, гриффиндорка, но кто откажется от шикарного источника информации о новом мире? О которым ты сама не знаешь ровным счетом ничего? Гермиона собиралась покинуть сии "гостеприимные" стены, как только сможет колдовать полноценно. А до этого неплохо было бы набраться знаний об Арде. Понять, как можно выжить здесь, где она чужая абсолютно.

— Ты, проснулась?

— Доброе утро, Леголас.

Гермиона махнула рукой, показывая что может идти самостоятельно и ловить ее не нужно. Эльф был одет по-другому. Кольчуга и темно-зеленые штаны, туника, на руках наручи. Значит, сегодня страж Леголас покинет дворец и отправится в Лес. Он сам ей говорил, что иногда пропадает в патрулях неделями. В лесу, которым можно было любоваться из окон ее "темницы", не все было ладно.

Леголас не хотел об этом говорить, частично следуя приказу. Кто открывает слабые места вероятному противнику? А статус Гермионы в этом королевстве был уж очень размыт. Частично потому, что эльф не хотел ее тревожить. Кто же рассказывает больной девушке о гигантских пауках, мраке, который наступает, и о том как Великая Зеленая Пуща умирает?

Она была смертной.

Нет, он видел эйдан и раньше. Но ни с кем из них не общался достаточно долго и близко. Недоверие отца ко всему, что лежало за пределами Лихолесья, предопределенность от начала времен, что разделила его, вечного эльдар, и смертных — все это было препятствием. Едва Леголас услышал о смертной девушке, которая появилась из ниоткуда прямо перед его отцом, ему стало любопытно.

Лесной народ, казалось, позабыл песни и пляски под звездами. Их Лес умирал... И они теперь были воинами в бесконечной войне — которую отец не позволял выиграть, почему-то не отдавая приказа уничтожить рассадник зла, чья тень с каждым днем все нарастала, забирая не только жизнь Пущи, но и их свет. Они часто спорили.

Отец будто его и не слышал.

— Вижу, тебе лучше.

Он так и остался у дверей. Хотя, увидев Гермиону на ногах, был готов броситься вперед — ловить. Она была очень слаба, но упорно отказывалась от помощи и стремилась делать все сама. Это неистребимое упрямство, граничившее с тягой к самоубийству, Леголасу кое-кого напоминало. Только наслушавшись далеко не лестных эпитетов из уст смертной девы о собственном отце, Леголас не спешил говорить ей, кого же она ему напоминает.

Для такой крошки леди Гермиона была свирепым созданием.

Хотя Леголас чувствовал свет в ней... Поэтому не понимал, почему отец так подозрительно отнесся к ее появлению. Но истинные мотивы Владыки всегда были секретом для всех, кроме него самого. И спрашивать было бесполезно. Пускай Леголас и пытался поговорить с отцом насчет Гермионы, но ничего не добился. Видит Варда, девушка не могла быть лазутчиком Врага. Это всем понятно, и Его Величеству в первую очередь.

— Да. Леголас, ты ведь уходишь?

В карих глазах мелькнула тревога.

— Да, патруль. Поэтому я зашел так рано. Попрощаться...

Девушка была в сиреневом ночном платье. Гвинэт еще не заглядывала с завтраком к своей подопечной и не принесла дневное платье. По очередному бессмысленному указанию отца пленнице-гостье не полагалось на ночь оставаться в дневной одежде. И из обуви у нее были только легкие туфельки, в которых по камням и земле далеко не убежишь. В них только по дворцовым коврам ходить.

Снова предосторожности. Как будто Гермиона могла бежать в своем неутешительном состоянии.

— Патруль — это надолго?

Он различил в ее голосе тревогу. За него?

Гермиона добрела до постели, не беспокоясь, что фактически в пижаме. Пусть сида ее внешний вид смущал. Он держался у дверей, вместо того, чтобы сесть рядом или устроиться на подоконнике, как обычно бывало. Нелюдь-джентльмен, спешите видеть... Хотя нет, он сказочный сильф. Эльф, прекрасный, как свет всех звезд, и теплый, как объятие друга. Гермиона не будет думать о Леголасе плохо.

Нелюдь — это как раз тот ублюдок, что запер ее здесь.

— Около недели, может, больше. Не тревожься, я умелый воин.

Мальчишка... Какой мальчишка. Напоминает ей другого. Тот так же гордо говорил о полетах на метле, победах в квиддиче и радовался победам в сражениях между членами Отряда Дамболдора. Того, так любимого ею мальчика, в Гарри убила война. Неважно, что одному сотни лет и он бессмертен, а другой потерян.

— По кому ты тоскуешь?

Гермиона встрепенулась, неловко перебирая полупрозрачные рукава ночного одеяния, расшитые крохотными золотыми звездами.

Видимо, не только местный осел в королевском венце балуется чтением мыслей. Нет, не совсем верно — Леголас на ее эмоции отреагировал. А ведь она самонадеянно полагала, что научилась держать лицо в любых ситуациях. Только эта боль всегда остра. Словно лишилась части самой себя. Гермиона потеряла родителей... Вернуть память им не удалось. Она спасла маме и папе жизнь, но лишилась их. Тогда поступить так казалось ей правильным. Война не щадит никого.

Тем более, маглорожденной подруге Избранного не стоило ждать снисхождения от Пожирателей.

Но, Мерлин, иногда даже Победа, оплаченная такой кровью, кажется ей бессмысленной. Пусть это кощунство... Но в особенно темные дни Гермиона не верит, что они победили. Потому что — как может выиграть тот, кто всего лишен? Кроме жизни. На что та жизнь, если ты сердцем мертв? Смерти бояться она перестала давно.

— По другу, Леголас, он мне ближе и дороже, чем брат. Я думаю, он здесь, в Средиземье.

Гермиона не хотела думать, что все их беседы становятся достоянием ушей короля. Но даже если это так... то ничего особо секретного она не выболтала. Скорее, напротив, из ее слов становилось понятно, что дурного волшебница не замышляла. Вообще не поняла, как именно перенеслась в другой мир — да еще и прямиком под ноги королю-зазнайке. Этих своих переживаний и мыслей Гермиона не таила.

Пусть Его Величество слышит, если приказывает за ней шпионить и докладывать о каждом слове. С такого самодовольного индюка станется.

У нее была слабость — судить людей раз и навсегда. Свое мнение Гермиона меняла с трудом.

— Он тоже маг, как и я. Зеленые глаза, темные волосы, выше меня на голову... и у него поблекший шрам на лбу.

— В Лихолесье мы такого человека не видели.

Переспрашивать или умолять сказать правду она не стала... Знала, что усомниться в четности эльфа — значит оскорбить его смертельно. Эльфы не лгут, только ведь не всякую правду легко сносить. Жестокость истины незыблема. Ар-Трандуил будет этим пользоваться. Впрочем, мисс Грейнджер будет отвечать ему тем же с не меньшим пылом и страстью. Она ведь не умеет отступить вовремя и не привыкла признавать чужое превосходство.

А на надменность у Гермионы вообще острая аллергия.

— Леди... — постучавший страж заколебался, прежде чем обратиться к Леголасу. — Командир, госпожу желает видеть Его Величество. Немедленно.

Из-за плеча высоченного стража показалась Гвинэт с платьем на вытянутых руках. Эльфийка сердито пыталась обойти сородича, который не понимал, что "немедленно" — это вовсе не значит, что деву эйдан нужно тащить через весь дворец в ночном одеянии. Владыка не любит ждать, это всем известно. И все же он очень изумится, если девушку приведут неподобающе одетой.

— Не бойся.

— Я и не боюсь, Леголас. Тебе лучше уйти, а мне стоит собираться.

Гермиона встала и, забыв про обувь, обняла единственного эльфа, которого могла бы назвать приятным. Правила приличия мало что значили для нее сейчас. Если ей не сносить головы за покушение на короля. Его величество вполне может довести. Или она его взбесит так, что окажется в гораздо менее комфортных условиях, а то и на плахе. Поэтому Гермиона предпочла попрощаться нормально, и черт с ним, с этикетом. И, тем более, с чужими взглядами.