Подлинная история Дарта Плэгаса (джен)

Когда мальчик пришел в себя, вокруг был огромный грот, обставленный старинной мебелью. Обстановка была вполне антикварная — покрытый резными звездами зеркальный шкаф, два гобелена, подвешенных над потонувшем во мраке каменистым сводом, допотопный галапроектор и две статуи мудрецов-дварти. Одну сторону грота занимала картотека, изысканно выполненная из металла с вкраплениями розового дерева. Ее ящички были подсвечены датчиками, а рядом стояла стремянка.

Мальчик понял, что не лежит, как полагается пришедшему в сознание человеку, а был подвешен. Его руки и ноги были крепко привязаны к перекладинам выдвижной лестницы. Он понял, что это лестница, когда нащупал пальцами железную перекладину. Другие перекладины упирались ему в спину.

Напротив, на широком красном диване, сидел человек в респираторной маске и длинной атласной мантии надетой поверх оголенного торса. Маска на человеке напоминала своей формой не то нахлобученный до плеч цилиндр, не то распоротый противогаз. На месте глаз были две овальные дыры, а в области рта — большой клапан, к которому по идее должна присоединяться трубка.

— Как тебя зовут? — спросил человек в маске.

— Ультим, — ответил мальчик, с трудом разлепив губы.

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Это очень много…

Ультим не стал ничего отвечать, решив, что это просто шутка.

— Я прошу прощение за некоторую театральность ситуации, — продолжал человек в маске. — Если у тебя болит голова, сейчас все пройдет. Я усыпил тебя специальным газом.

— Каким газом?

— Который применяют против пятнистых пум. Они часто приходят в мои леса. Предупреждаю — не кричать. Кричать нет смысла. Это не поможет. Результат будет один — у меня начнется мигрень, и беседа будет испорчена.

У незнакомца был звенящий металлом немолодой голос. Клапан на его маске подсвечивался, когда он выдыхал.

— Так вы и есть владыка ситх? Это у вас я буду учиться?

— Не будем торопиться.

— А почему на вас маска?

— По многим причинам, — сказал незнакомец. — Но прежде всего это в твоих интересах. Если наши отношения не сложатся, я смогу отпустить тебя без опаски, потому что ты не будешь знать, как я выгляжу.

От этих слов Ультиму стало невероятно страшно. Как оказалось, сейчас он присутствует на своем первом и последнем собеседовании в этой жизни, и если он его провалит, то эта жизнь, как бы ни была она еще коротка, быстро оборвется.

— Я не понимаю, чего вы хотите?

— Для начала я хочу, чтобы в одной очень важной части моего сознания и одновременно моего духа к тебе проснулся живой интерес. Но это возможно лишь в том случае, если в твоей крови достаточный уровень мидихлорианов. Но ты собственно не происходишь из благородного потомственного рода…

«Легенды лгали. Это никакой не ситх, а маньяк, — подумал Ультим. — Главное — не нервничать, отвлекать его разговором».

— А почему именно представителем потомственного рода?

— Качество крови в твоих венах играет большую роль. Те, кто наследуют чувствительность от своих родителей, значительно превосходят всех остальных. Впрочем, таких в Галактике почти не осталось. Джедаи постарались. Так что приходится работать с тем материалом, что есть.

— А что значит «живой интерес»? — спросил Ультим. — Имеется ввиду, пока я жив?

— Смешно, — сказал человек в маске. — Рассказывать об этом бессмысленно непосвященным, здесь нам потребуется демонстрация.

Вдруг это с виду неповоротливое тело двинулось, и, показалось, двинулась вместе с ним вся комната. Ультим страшно поразился тому, что ускользало от его внимания все это время: у его похитителя не было ног. На их месте были только округлые обрубки.

«По своей же воле пришел сюда, — подумал Ультим. — Зачем только, спрашивается?»

— Можно было бы пустить кровь из твоей руки, — сказал он. — Но руки у тебя, к сожалению, связаны и затекли. Поэтому эффект был бы не тот.

— Вы же мне руки и связали.

— Да, — вздохнул незнакомец. — Догадываюсь, что выглядит все это довольно странно и скверно. Но сейчас тебе все станет ясно.

Его массивное туловище вновь подалось на спинку дивана. Он уставился на Ультима, словно тот был картинкой на галопроекторе, и несколько секунд изучал, причмокивая языком.

— Не волнуйся, — сказал он, — я не маньяк. На это счет ты можешь быть спокоен.

— А кто же вы?

— Я тот, кто вечно совершает добро из злых намерений. Я ситх. А ситхи извращенцами не бывают. Иногда они выдают себя за извращенцев. Но на самом деле у них другие интересы и цели.

— А зачем вам тогда моя кровь?

— Это лучше позволяет познакомиться с человеком.

— И как это?

Глаза в овальных дырах маски несколько раз моргнули, и из ротового клапана полилась речь:

— Когда-то два дерева, росших перед моим окном, ракийский гриб и олеандрия, были не просто деревьями, а порталом в иной таинственный мир. А потом что-то случилось. Ворота исчезли и осталась только пропасть желтого неба под сводом их крон. Исчез не только сам портал, но и мир, в который он вел. И даже летающая горгулья-ситх, которая сторожила вход в этот мир, стала просто плетеным веером повешенным на голые ветви.

Ультим был поражен. Эти слова показались бы любому нормальному человеку полной абракадаброй, но не для него. Самым поразительным было то, что сформулировать все подобным образом мог лишь один человек на этом свете — это сам Ультим. Мальчик долго молчал. Потом не выдержал.

— Я не понимаю, — сказал он. — Допустим, я мог рассказать про деревья у моего дома, когда был без сознания. Но про мир, который открывался за ними, я рассказать не мог. Потому что я сам его так никогда не называл. Хотя после того что вы сказали я вижу, что именно так все и было. Так и было…

— А знаешь почему так произошло?

— Почему?

— Потому этот мир придумывала цикада, прятавшаяся в траве. А потом ее съела лягушка. И тебе уже негде было жить, хотя в твоём дворе все осталось по-прежнему.

— Да, — сказал Ультим растеряно, — и это тоже правда…

— Вспомни теперь какую-нибудь другую вещь, — сказал ситх, — про которую знаешь только ты. Любую. И задай мне вопрос — такой, ответ на который знаешь только ты.

— Хорошо, — согласился Ультим и задумался. — Ну вот например… На олеандрии висел веер — вы сами о нем только что говорили. Каким образом он был прикреплен к ветке?

Ситх прикрыл глаза в прорезях маски.

— Когда-то он был подвешен. Но ты привязал его к ветке кучей разноцветных ниток…

— Как…

Ситх поднял ладонь.

— Подожди. И приклеил ты его потому, что веер стал тебе казаться горгульей-ситхом, которая кусает тебя по ночам. Это, конечно, полнейшая ерунда. И даже оскорбительно по отношению к настоящим ситхам. Впрочем, это не удивительно. Родители запугивали тебя рассказами про страшного темного лорда, который живет в глухой лесной лощине неподалеку. И что тебе не в коем случае нельзя ходить в этот лес.

— Как вы это узнали?

— При помощи твоей крови. Ты ее много потерял пока добирался до моего убежища. Вернее сказать, ты думал, что идешь к моему убежищу. На самом деле я нашел тебя очень далеко от него. Ты был весь растерзан пумами. Да еще и получил ранение лазером.

— Я совсем забыл про это. Но я не чувствую никаких ранений. Я должен был умереть.

— Да, — кивнул ситх, — я позаботился об этом. В том смысле, что вернул тебя с того света.

— Это невозможно.

— Для тебя безусловно. Объяснять столь тонкие аспекты бессмысленно. Чтобы их понять ты сам должен стать ситхом.

— Я теперь не уверен, что мне хочется.

Ситх вздохнул.

— Видишь ли, Ультим, — сказал он, — всеми нами управляет Сила. Ты пришел сюда сам. А у меня слишком мало времени.

— Вы собираетесь меня учить?

— Не я, — ответил ситх. — Видишь ли. Учителем выступает не личность ситха, а его природа. Во всяком случае такую практику я ввел в оборот. Я дам тебе свои митихлорианы. Это опасная процедура, но ты подходишь по биологическим показателям.

— Как это — «дадите»?

— В прямом смысле. Физически. Я перелью тебе часть своей крови, чтобы наши митихлорианы вступили в симбиоз. Но хочу предупредить, что будет больно. И сразу, и потом. Ты будешь себя плохо чувствовать, как после укуса ядовитой змеей.

— Меня никогда не кусали ядовитые змеи, — сказал Ультим. — А это обязательно? Вы не можете найти себе другого ученика?

Ситх не обратил на эти слова никакого внимания.

— Ты можешь на время потерять сознание. Твое тело одеревенеет. Могут быть галлюцинации. Впрочем, этого может и не быть, но одна вещь произойдет обязательно.

— Какая?

— Ты вспомнишь всю свою жизнь. Я буду знакомиться с твоим прошлым — я должен знать о тебе все. Но ты не переживай. Ты молодой и в таком состоянии будешь не долго.

— А что в это время будите делать вы?

Ситх как-то странно хмыкнул, и тут к нему подлетел вынырнувший из темноты дроид-медик.

— За меня не ее волнуйся.

С этими словами он, облокотившись о поручень, вставил в дроида капсулу с красной жидкостью и ввел в дисплей какие-то комбинации. Дроид приблизился к Ультиму. Из основания его корпуса вытянулось множество клешней, которые моментально зафиксировали голову мальчика и придвинули ее к плечу.

— Не шевелись, — сказал ситх.

Вид крови напугал Ультима, и он подчинился. Дроид продезинфицировал область шеи, а затем без всякого предупреждения между стальных щупальцев вылезла игла и впилась ему под ухо.

Ультим закричал, вернее, замычал — дроид держал его голову так, что он не мог открыть рта. Боль в шее была невыносимой — будто сумасшедший шахтер вонзил ему под челюсть свой электрический бур. Была секунда, когда Ультим решил, что пришла смерть, и смирился с нею. И внезапно все кончилось — клешни разжались, и дроид отлетел от него. Ультим почувствовал в своей шее, под ухом, какое-то странное движение. Больно не было — словно ему вкололи анестезию, — но было противно и жутко. Он уже терял сознание, и происходящее ощущалось все слабее. Ультима неудержимо клонило в сон.

Кругом была кровь. По крайней мере так ему стало казаться. Ситх снял маску. Кровь была и на нем — она текла из его рта по шее, по груди, по его атласному халату, и густыми каплями падала на пол.

Он сказал правду. Ультиму стало грезиться прошлое — словно в голове обнаружился маленький уютный гало-зал, где начинался просмотр спектакля про его детство. Как странно, подумал Ультим, ведь до этого он боялся ситхов…

Планета, на которой родился Ультим, называлась Гессой.

Гессой стал пристанищем для многих беженцев, скрывавшихся от тирании преступных синдикатов и диктаторов, до которых не доходили руки Республики. Это была окраина обитаемого мира. Дальше шли только запредельные системы, остающиеся лишь черными дырами на звёздных картах.

Ультим жил втроем с матерью и дядей Эллой в небольшом поселении с двумя десятками хижин, выстроенных из глины и бамбука на берегу реки, которая мчала свои прозрачные воды по ложу из белых отполированных камней, огромных, как драконьи яйца. Дядя его промышлял охотой и поселился здесь, чтобы добывать вместе с егерями неподалеку редких животных. Правда охотники никогда не ходили в ближайшие леса — они издавна были территорией неподвластной людям. Никто не знает, когда там поселился темный джедай, во всяком случае старожилы говорили, что он там жил задолго до того, как поселенцы воздвигли на берегу первые дома.

Много лет назад поселенцы пытались отвоевать прибрежные джунгли у их хозяина, но эти попытки жесточайшим образом пресекались. Все детство Ультима проходило на глазах этих изуродованных стариков лишенных конечностей. Днями на пролет они сидели перед своими домами на жгучем солнцепеке, от чего их тела со временем покрылись пятнистым загаром. С тех пор поселенцы редко сталкивались с темным джедаем, пока в один прекрасных момент на этот свет не появился Ультим.

Ребенок родился больным, но, очевидно, чувствительным к Силе. И если бы он не родился так далеко от цивилизации, то вероятно был бы примечен джедаями и оказался в храме. Там бы Ультим скорее всего получил достойное лечение и смог бы жить полноценной жизнью. Но Сила избрала для него иной удел. В мир пришел его злейший враг, и мир стремился избавится от него. И когда болезнь младенца обострилась, его судьба уже была необратимо зависима от Темной стороны, потому как поздним вечером, когда луны Эйбо начали свой полугодовой цикл и звезды осветили голубым сиянием прибрежные воды, в деревню явилась темная тень.

Ее влекло возмущение в Силе. Она мелькала на колючих щитах кустарника, на стенах аккуратно подстриженной живой изгороди. Двое стариков-калек, сидя на веранде, приметили ее, когда, распугивая ночных птиц, огромное черное пятно мазнуло по покатым крышам соседних домов, потом над их головами перекликнулись два замогильных голоса, и больше они не видели ничего.

Темный лорд прошел между ракийским грибом и олеандрией вслушиваясь в детский плач из дома напротив; длинный плащ хлопал его по ногам. Входная дверь с шипением поднялась перед ним и осветило его лицо. Вскрикнул женский голос, и о том, что происходило далее знали только мать Ультима и его дядя Элла.

Элла, сохранивший в ту ночь, по словам, полное присутствие духа, кинулся на улицу с лоханью воды и выплеснул ее содержимое за дверь, за которой продолжался ураган криков столь мощный, что против него было трудно идти. Оглушительные стенания (хотя нельзя было догадаться, что орет именно джедай, — поток освещения за распахнутым окошком стал нестабилен, а невыносимые звуки, исходившие оттуда, не носили печати чьей-либо личности), распространились далеко за пределы дома, и в дворовой черноте набирались люди. По одним сведениям, шум длился около четверти часа, по другим, пожалуй более достоверным, минут пять подряд. Пока дядя Элла решал вопрос, взломать ли дверь, приставить ли лестницу извне, или вызвать полицию, крики, достигнув последнего предела муки, ужаса, изумления и того, что никак нельзя было определить, превратились в какое-то месиво стонов и оборвались. Настала такая тишина, что в первую минуту присутствующие переговаривались шепотом.

На всякий случай Элла опять постучал в дверь, из-за нее донеслись женские вздохи, неверные шаги, потом стало слышно, как кто-то пиликает по клавишам переключателя, словно не умея отпереть. Слабый, мягкий кулак ударил изнутри. Тогда Элла сделал то, что мог бы сделать гораздо раньше: достал из связки запасной магнит, и дверь поднялась.

— Света бы, — прошептала сестра Эллы в темноте.

Мельком подумав, что она во время произошедшего разбила лампу, Элла машинально проверил панель управления… но послушно озарились комнаты, и женщина, мигая, с болезненным удивлением взглянула на мужскую руку, давшую свет, точно впервые видела, как это делается.

Элла с группой зевак прошел по прихожей и остановился у порога детской. Ультим лежал в своей люльке, подвешенной к потолку, и тихо посапывал от сладкой дремоты. Шторы трепетали от теплого ночного ветра, но никакого джедая больше не было.

На естественные вопросы брата и егерей мать Ультима ничего не ответила, только надула щеки, отстранила подошедших и, выйдя из дома, стала обильно мыть в лохани руки и лицо. И еще трое суток она почти ничего не говорила, а только лежала в постели и иногда, между сеансами рваных и частых сновидений, вставала в мелком бреду, чтобы проверить люльку Ультима.

То, что сообщал по этому поводу сам Элла довольно разнилось от раза к разу. Сидя на веранде в окружении егерей и стариков-калек, он мог сообщать одну историю, но разболтавшись с кем-то наедине — детали постоянно подвергались им очевидному редактированию. Нельзя было сказать наверняка, дурачит ли он поселенцев, вбрасывая противоречивую информацию, или просто хочет прихвастнуть знанием тайны, доступ к которой на самом деле никогда не имел. Поселенцы понимали только то, что ребенок с тех пор выздоровел и рос полноценной жизнью.

Все свое детство Ультим провел в ореоле этой тайны, но его связь с темным джедаем со временем слабела. Шло время, и казалось, что их пути разминулись навсегда. Тогда дядя Элла и мать Ультима начали понемногу говорить друг с другом о событиях тех лет — сначала шепотом, в тишине ночи, когда ребенок уже спал не в люльке, а в своей кровати, — затем в полный голос, уже не опасаясь возмездия судьбы. Потом они не стеснялись и самого Ультима, когда он заставал их посиделки.

— Вероятно, он уже забыл о нашем договоре, — говорил дядя Элла, усаживая племянника на колени. — Да и нет уверенности, что он вообще до сих пор жив.

— Так почему же вы с егерями не ходите в джунгли? — спрашивала мать, — Значит боитесь его.

— Ну почему же. Иногда ходим, но стараемся не забредать далеко в глушь, а придерживаемся стороны реки. И за эти годы его так никто и не видел. А он разве говорил о сроках?

— Конкретно не помню. Но вообще он должен был уже прийти за ним.

— Значит он нашел себе другого ученика.

Мать Ультима стрельнула глазами в Эллу, а тот, втянув ноздри, приподнял ребенка.

— Золотце, — обратился он к Ультиму, — иди ложись спать.

Ультим спрыгнул с дядиных коленок и выбежал на улицу.

Великолепная звёздная ночь подступала к самому крыльцу, неподвижны были бархатные громады дальних лесов. Огромный ракийский гриб изогнувшись держал зонтом свою широкую бирюзовую шляпу, и навстречу ему тянулись ветви олеандрии. Сквозь их арку, словно из параллельного мира, сияли луны Эйбо, угасающие в своем звездном цикле.

— Возможно нам следует переселить Ультима в город? — доносился голос матери.

— Ему уже удавалось обнаружить его, — отвечал дядя Элла. — Ты думаешь ситху не удастся добраться до Ультима и в этот раз?..

Ультим встал под сень ветвей олеандрии, где были подвешены детские игрушки, и среди них висел плетеный веер в форме сердца. Он был слишком большим, чтобы им обмахиваться. Во впадине между сердечными буграми была круглая ручка, из-за которой веер казалось похожим на гигантскую горгулью с маленькой головкой.

Ультиму казалось, что это летающий ситх, который оживает по ночам, а днем отдыхает под олеандрией. Выпитая кровь просвечивала сквозь его кожу, как сквозь брюшко кровососущих мошек, поэтому в центре веера было красное пятно.

Кровь, как догадывался Ультим, была его.

Позже он понял, что эти страхи — эхо историй, которых он наслушался от стариков-калек. Но кошмары регулярно заставляли его просыпаться в холодном поту. Дошло до того, что Ультим стал боятся темноты — присутствие горгульи-ситха была физически ощутима, и следовало в саду включить свет, чтобы заставить ее снова стать веером из пальмовых листьев. Матери или дяде на это было жаловаться бесполезно. Поэтому Ультим ограничился тем, что вскарабкался на дерево и плотно привязал веер к ветке цветными нитками.

Свою первую картину мироздания он тоже построил из тех вещей, что расположились в его дворе. В арке деревьев Ультим видел портал в иной мир, где он был принцем в изгнании. А может принцем, который всех изгнал и остался один. Но между ним и тем миром был этот страшный летучий привратник, который никогда не позволял им соединиться.

По-настоящему Ультим запомнил конец своего детства, когда между олеандрией и ракийским грибом исчезли врата в его волшебный мир. В реальности ничего не изменилось — деревья еще образовывали арку, веер висел привязанным к ветке, — но портала больше не было. И чем больше он узнавал об огромном мире за пределами Гессоя, тем больше ему приходило осознание, что он находится на самом дне социальной жизни и был недосягаем для ее законов.

Но вскоре Ультим понял, что никакая глубина, никакое гетто не спасает от этих законов, поскольку любая клеточка общественного организма живет по тем же принципам, что и общество в целом. Ему представлялось, что где-то на Корусанте некое жуткое перепончатое существо простирает свои крылья над всей Галактикой, а люди ничего не замечают и муравьями ползут по своим делам. Но никаких дел у них уже нет. Они еще не знали, что вокруг уже другая вселенная и действуют новые законы.

Эти законы действовали и в их скромном поселении на Гессое — здесь полагалось правильно (не больше и не меньше) воровать, полагалось бороться за место поближе к невидимому солнцу, но бороться не как попало, а с помощью правильных ритуалов. В общем своя социальная лестница — хотя невысокая и заблеванная, — но была и здесь.

Так поселение жило, промышляя дичью и редкими животными, пока в один прекрасный момент егерей не стали потеснять на этой лестнице успеха.

Как-то охотники вместе с дядей Ультима наткнулись на контрабандистов, которые частенько закупали у них пятнистых пум для проведения своих боев без правил. И те сделали поселенцам предложение, от которого было нельзя отказаться — они рассчитывали на свою долю в добыче в обмен на защиту и покровительство клана. Однако то, что от таких предложений не отказываются, охотники поняли слишком поздно.

Так ранним утром контрабандисты прилетели на своих космических кораблях и окружили поселение.

Ультим проснулся от звона лазера, который обезумившим эхом расходился между домов. Раздались какие-то крики.

Когда Ультим взобрался на крышу своего дома, то увидел у берега три больших конусообразных корабля, из которых входили вооруженные викуэи. Он видел своего дядю Эллу, который стоял в своей белой шляпе с широкими полями и подымал руку, давая сигнал своим людям. Где-то у соседнего дома пролетела и взорвалась граната, подняв большую тучу красной пыли. Последней промчалась в черной шали женщина, неся на руках маленького ребенка. Вдруг Ультим увидел, как после очередного удара ракийский гриб, росший перед его домом с хрустом облокотился шляпой о крышу, где он сидел, и медленно свалился перед крыльцом.

В эту минуту единственным желанием мальчика было увидеть свою маму.

Ультим забрался обратно в чердак. Грудой была навалена здесь многочисленная мебель, запертая на долгие месяцы. Он услышал, что там, внизу, уже выбита входная дверь, коридор наводнен. Шаги быстро завершали обход пустых, гулких комнат. Пока Ультим попытался заблокировать люк на чердак, половицы под его ногами уже дрожали от ударов шипованных сапог приближающихся викуэев. Кто-то стучал. Кто-то громко позвал его. Потом в люк забухал кулак. Два мужских голоса заспорили.

Ультим вновь вылез на крышу, и тотчас ветер налетел и обыскал его одежду. Внизу, на месте, где разлетелись обломки окна, уже собрались контрабандисты. Дяди Эллы нигде не было, но на улице лежало много знакомых трупов.

Ультим побрел по серой черепичной пустыне, по холмам и возвышенностям пологих скатов. Из оконца его чердака один за другим начали выползать пираты. Кто-то снизу начал палить из бластера в его сторону. В левый бок ему вонзилось что-то колючее, болезненное, выбивая, как показалось, все, что было с этой стороны. Ультим покачнулся, но удержался на ногах.

Подобравшись к краю ската одного из домиков, до которого еще не добрались контрабандисты, Ультим спрыгнул на землю и поковылял в сторону леса. Ему в спину уже летел лазерный дождь, посылаемый с вершины домов, где собралась большая группа викуэев. Они истошно кричали и обстреливали землю, подымая столбы белой гари.

Встав под защиту колонны деревьев, высившихся по периметру поселения, Ультим пошел спокойнее. Атака с воздуха прекратились. Он видел, как с противоположной стороны к нему начали стягиваться прочие отряды, оцеплявшие периметр поселения. Но пираты были достаточно далеко.

Углубившись в лес, Ультим заслышал, как над джунглями пророкотал двигатель пронесшегося в далеке байка. Лаяли собаки. Он огляделся и понял, что с этим лаем, с этим нарастающим гарканьем среди чащи остался один на один, и преграда, отделявшая его одиночество от клокочущего в животе животного страха, в одночасье рухнула.

Сердце билось ровно, мокрота была чиста, легкое не задето, однако где-то под мышкой слева неистовым жаром отдавалась боль. Кровь, просачиваясь сквозь одежду, струилась по брючине вниз. Медленно, осторожно он опустился на землю, привалившись на правую руку.

В течении получаса Ультим сидел под деревом, притаившись и стараясь не потерять сознание. Он вслушивался в звуки здешних джунглей, пока в полумраке не разглядел пару красных огоньков, мерцающих в диких зарослях. И прежде чем из этих зарослей на него кинулась огромная пятнистая пума, над опушкой поднялся белый газ. Последнее, что успел увидеть Ультим прежде чем потерять сознание, была фигура человека. В руке у него было что-то похожее на паяльную лампу. Он что-то сделал, и наступила тьма.

Здесь воспоминания Ультима приблизились к настоящему настолько, что он вспомнил, где находится, — и проснулся.

Ультим пришел в себя будучи уже в горизонтальном положении. Лестница, к которой он был привязан лежала на столе прямо над яркой лампой. Ему жутко хотелось в туалет. Кроме того, у него на шее возникла какая-то припухлость, чувствительность к которой он почти потерял.

Кажется, рядом с ним был кто-то, — но Ультим не мог сфокусировать взгляд и видел перед собой просто мутное пятно. Это мутное пятно пыталось привлечь его внимание, производя тихие звуки и совершая однообразные движения. Внезапно его глаза сфокусировались, и он увидел, что над ним висела не лампа, а два ярких глаза дроида-слуги. Тот водил механической клешней перед его лицом, проверяя реагирует ли Ультим на свет. Увидев, что мальчик пришел в себя, дроид отстранился, и глаза его несколько затемнились.

— 4В-22.

Ультим догадался, что это имя.

4В-22 был небольшим дроидом с двумя основными руками и четырьмя тонкими, как бы паучьими конечностями, простирающимися из-за его спины. Там же за спиной ранцем висел репульсионный двигатель, позволявший ему держатся в воздухе на антигравитационной тяге. За всю свою жизнь Ультим ни разу не видел дроида подобной модели, только на гало-картинках. И хотя он выглядел очень древним и потрепанным, но производил впечатление на мальчика, лишенного удобств передового мира.

— Ультим, — сипло выговорил он и перевел глаза к дивану в центре грота.

Ситха там уже не было. Крови на полу тоже.

— А где…

— Ушел, — сказал 4В-22. — Мой господин сейчас занят своими разработками.

— У него не было ног или мне показалось?

— Да, он их лишился лет десять назад.

— А протезы?

4В-22 пожал шарнирами на плечах.

— Насколько я знаю его анализы по отчетам дроида-медика, мой господин болен очень редким заболеванием. Точного названия я не знаю, но можно сказать, что это непереносимость неорганических имплантатов. Так уж устроена его кровь.

Он смирил Ультима внимательным взглядом.

— Теперь ты его новый ученик.

— Я не хочу, — сказал Ультим.

— Не хо-че-шь? — протянул дроид.

Ультим отрицательно покачал головой.

— Это странно, — сказал он. — Ты ведь должен быть счастлив. Ты продвинутый парнишка. Иначе мой господин тебя бы не выбрал. А единственная перспектива для продвинутого парня уж точно состоит не в том, чтобы быть поселенцем на нищей планетке за Дальним рубежом.

На это Ультим не стал возражать. Чувствовалось, что 4В-22 знает жизнь не понаслышке.

— А теперь ты ситх, — продолжал он. — Ты просто еще не понял, как тебе повезло. Забудь сомнения. Тем более, что дороги назад все равно нет… Лучше скажи, как самочувствие?

— Плохо, — сказал Ультим. — Голова болит. И хочется в туалет.

— Что еще?

— Шея распухла.

— Это я вижу, — сказал дроид. — Сейчас мы все проверим. Одна секунда.

Паучьей спицей 4В-22 подтянул вниз выдвижную полку, которая располагалась прямо над столом, достал основной рукой трикодер и провел перед головой Ультима.

— Уровень мидихлориан стабильный, — заключил он. — Поздравляю, операция прошла успешно.

— Что ж. В таком случае, можно ли отвязать меня от этой лестницы? Мне надо в туалет.

— Конечно, — сказал 4В-22. — Я прошу прощения, но мне надо было убедиться, что все прошло нормально.

Когда веревки упали на пол, Ультим попытался встать на ноги — и свалился бы, если бы дроид не подхватил его.

— Осторожно, — сказал он, — возможны проблемы с вестибулярным аппаратом. Ты можешь идти или тебе помочь?

— Могу, — кивнул Ультим. — Где?..

— Налево, по коридору.

В этих потемках трудно было оценить размеры пещеры, так что отдельные детали, выступающие из мрака (на подобии треног и прочих металлических конструкций для подвесной аппаратуры) питали воображение самыми разнообразными фантастическими образами. Ультим двинулся по пути, куда уходили шланги и кабели, проложенные здесь повсюду. Они вывели его в длинный коридор, будто выдолбленный по периметру пещеры. При очередном повороте она открылась ему с новой стороны. Это показалось Ультиму невероятным.

Впереди была огромная пустая полость — подземный зал, освещенный лучами прожекторов (они, однако, освещали не столько саму пещеру, сколько маскировали ее, слепя вошедшего). Потолок был так далеко, что Ультим его едва видел.

В центре зала возвышалась громоздкая конструкция, к которой вел длинный металлический помост. Сначала Ультим решил, что это огромное растение размером с дом. Но потом он понял, что это была ракета на стартовой площадке (так он понял из-за множества труб и кабелей, которые тянулись от нее в темноту). На вершине этой конструкции были два больших кольца, врезающихся в потолок.

Заслышав вдалеке шум воды, Ультим пошел дальше. Тьма вокруг была влажной и теплой, а пол пещеры неровным из-за камней, и приходилось идти осторожно.

Выйдя к водопаду, бьющему из горных пород, Ультим сполоснул лицо и начал обильно мочиться в пропасть. Эта часть грота освещалась естественным светом, поступающим из пробоин, откуда виднелись зеленые верхушки джунглей.

Ультим попытался собраться с мыслями, но мысли совершенно не хотели собираться друг с другом. Они вообще куда-то пропали. Ультим не ощущал ни страха, ни возбуждения, ни заботы о том, что будет дальше.

Еще раз сполоснув руки в ледяной горной воде, Ультим понял, что его никто не держит. В коридоре никого не было. И здесь тоже. Но Ультим не думал о побеге — и это было самое странное. Он знал, что сейчас вернется в пещеру и продолжит разговор с 4В-22.

«Почему я не хочу бежать?» — подумал Ультим.

Откуда-то он знал, что делать этого не следует. Ульим попытался понять, откуда — и заметил нечто крайне странное. В его уме словно возник некий центр тяжести, такой непоколебимо устойчивый, что равновесию Ультмового сознания ничто не угрожало. Именно этим центром тяжести оценивались все возможные варианты действий — принималась или отвергалась. Мысль о побеге была взвешена на этих весах и найдена слишком легкой. Что-то внутри Ультима хотело, чтобы он вернулся назад. А поскольку центр тяжести склонялся к этому решению, к нему склонялся и Ультим.

«Так вот почему он позволил дроиду выпустить меня, — понял мальчик. — Он знал, что я не убегу».

Ультим догадывался, откуда ситх это знал. У него самого был такой центр тяжести.

— Что это такое? — спросил он, вернувшись в пещеру.

— О чем ты?

— Я ощущаю странные вещи внутри себя. И все, что я пытаюсь думать, проходит через какое-то ядро.

— Это шок. Отсюда и чувство потери.

Ультим сел на диван, где совсем недавно располагался владыка ситх. Ему, наверное, было бы жутко сидеть на этом месте, но центру тяжести внутри него было все равно.

— У меня нет чувства потери, — сказал Ультим. — У меня даже нет чувства, что я — это я.

— Правильно, — ответил 4В-22. — Ты теперь другой. То, что тебе кажется ядром — это новые мидихлорианы. Они взывают к тебе. Это второй центр личности, главный. Он и делает тебя восприимчивым к Силе.

— Помню, — сказал Ультим. — Ситх говорил мне об этом.

— Сейчас ты чистый лист бумаги. Мой господин говорит, что родители должны были отправить тебя намного раньше к нему. Теперь время утеряно. Ты пока бесполезен, и должен постоянно учиться.

— Учиться чему?

— Тебе предстоит за короткое время стать высококультурной и утонченной личностью. Значительно превосходящей по интеллектуальным и физическим возможностям большинство людей.

— А как я смогу этого достичь за короткое время?

— У твоего учителя особые методики. И переливание мидихлориан лишь одна из них. Это гений джедайских боевых искусств, революционер в области практической педагогики. Так что за это можешь не переживать. Правда не все ученики выживали после таких тренировок. Но у меня хорошее предчувствие. Ты у него теперь единственный ученик. А в его положении негоже разбрасываться столь редким ресурсом. Однако жизнь у тебя будет все равно трудная.

Ультим встал с дивана и сделал несколько шагов по залу. Каждый шаг давался с трудом, и это мешало думать.

— Что мне теперь делать? — спросил он. — Могу ли я вернуться в поселение?

Дроид отрицательно мотнул головой.

— Это нерационально.

— Но моя семья... — сказал Ультим и осекся.

— Жива она или нет — теперь не имеет значения, — продолжил за него 4В-22. — Твой учитель для тебя и отец, и мать, и зять... Хе-хе. Теперь ты будешь жить здесь. Я уже подготовил комнату для тебя и убрал оттуда личные вещи господина. А пока привыкай к своему новому качеству. И к новому имени.

— Какому новому имени?

4В-22 взял Ультима за плечо и развернул к зеркальному шкафу. Выглядел он страшно. Все его лицо было в каком-то странном боевом раскрасе. Дроид указал пальцем на лоб. Ультим увидел там рассохшуюся голубую надпись, которую ситх написал, пока он был без сознания.

— С-И-Р-А-С, — прочел он по буквам, — нет, С-А-Д-У-С…

— Сидиус, — поправил 4В-22. — Ситхи носят имена богов, таков древний обычай. Но боги есть разные. Подумай над смыслом своего имени. Это лампа, которая будет освещать тебе дорогу.

Он замолчал, видимо ожидая вопроса, но вопросов у Ультима не было.

— Теперь о бытовых проблемах. Деньги мой господин сказал тебе пока не давать. Ты должен заслужить ими пользоваться. Еду я буду готовить сам, а вы с господином будите охотиться. Дроид-медик первое время будет проверять твое состояние. Иногда переливание может приводить к некоторым осложнениям, но мой господин считает риск оправданным, поскольку твои способности могли угаснуть за столько лет. Если что-то нужно — зови меня.

— Почему мне нельзя вернуться домой? — спросил Ультим. — Четыре Би, ты разве не знаешь, что на поселение напали?

— Куда ты пойдешь с такой рожей? Об этом ты можешь поговорить со своим учителем. Но не сейчас. А теперь мне пора.

4В-22 полетел вдоль коридора. Его глаза освещали глубокие периферии пещеры.

— Куда ты?

— Сработали газовые ловушки, — ответил дроид. — Видимо попались пумы.

Ночью Ультима мучали кошмары. Он видел своих знакомых — они оплакивали его беду и извинялись, что не смогли ему помочь. Ближе к утру Ультиму приснилась мать. Она была грустной и ласковой — такой он давно ее не помнил. Прижимая платок к мокрым глазам, она шептала:

— Тим, моя душа стерегла твой сон над твоей кроваткой. Но ты привязал меня нитками к дереву, и я ничем не смогла тебе помочь!

Ультим не знал, что ответить — на помощь пришел центр тяжести, который внимательно смотрел эти сны вместе с ним (для него похоже не было разницы между сном и явью).

— Вы не моя мама, — сказал он голосом Ультима. — Моя мама мертва.

После этого Ультим проснулся.

Он лежал в огромной кровати под расшитым коричнево-серым балдахином. Такая же коричнево-серая штора прятала часть каменистой стены. Обстановка была более чем готической, при этом дизайн хорошо вписывался в окружающую его естественно-каменистую среду. На тумбе рядом с кроватью лежал некий инструмент. Это была черная эбеновая рукоять с пятью углублениями по центру для удобства руки.

Ультим встал и поплелся к водопаду.

Его комната располагалась по другую его сторону. Чтобы спуститься к бурной реке, в которую падал водопад, он воспользовался выдолбленными в скале ступенями. Сбросив одежду, Ультим вошел по колено в воду до окоченения холодную и, осторожно ступая по дну, побрел к мерцающей водяной стене. Он собрался с силами и резко вошел под сень прозрачной шторы, быстрыми движениями начиная мыть лицо и подмышки. Стоило Ультиму на секунду открыть глаза, как он увидел большое зеркало, стоящее по ту сторону водопада, и отшатнулся.

Половину его лица в отражении занимали жуткие черно-лиловые синяки вокруг голубых глаз, какие бывают при сотрясении мозга. Еще вчера их не было. Но все остальное было не так уж плохо. Боевые узоры и надпись он смыл еще вчера; на шее под ухом оставалась только черная засохшая дырка, похожая на след проткнувшего кожу гвоздя. Она не кровоточила и не болела — было даже странно, что такая маленькая ранка могла причинить ему такую невыносимую боль.

Но в остальном Ультим оставался щуплым, стройным как ива четырнадцатилетним мальчиком, с короткими рыжими волосами и болезненно белой кожей. Другой была лишь его связь с Силой. Она уже не мешала — хотя и никуда не исчезла. За ночь Ультим почти привык к ней. Хотя временами он делался заложником особой слуховой галлюцинации: в приступе безумия или болевого шока — или того и другого сразу — ему казалось, что весь громадный мир гулко свищет через его бесчувственное ухо: как шумят далекие поля, как зудят насекомые сквозь толщу веток и зелени, как громыхают энергопоезда на стыке составов. Он еще не мог контролировать все, что поступало к нему в поле восприятия, но мог несколько подавлять эти припадки.

Приняв душ, Ультим принялся за осмотр своего нового дома. Он поражал своими размерами и мрачной роскошью. Кроме его спальни и комнаты с картотекой, здесь был гало-зал с коллекцией масок на стенах (там были и твиликийские, и набуанские маски, и еще какие-то, которые Ультим не мог классифицировать), и еще что-то вроде гостиной с креслами и очагом.

Была еще одна комната, назначения которой Ультим не смог понять, — даже не комната, а большой чулан, пол и стены которого покрывали толстые мягкие подушки. Они были драпированы черным бархатом с изображениями звезд и планет (у всех небесных тел были лица — непроницаемые и мрачные). Ультим почувствовал своим центром тяжести присутствие чего-то инфернального здесь, чего-то интимно-зловещего, от чего было трудно дышать…

Основная пещера с картотекой была Ультиму уже знакома. Он провел в ней не мало времени, поэтому чувствовал себя в праве ознакомится с ней детально.

Это, видимо, была библиотека ситха — хотя зачем ситху нужна библиотека, сказать было трудно. Открыв наугад несколько ящиков в картотеке, Ультим обнаружил пластмассовые рейки с обоймами пробирок, закрытые черными резиновыми пробками. В каждой было два-три кубика красной жидкости.

Ультим догадывался, что это такое. Видимо, это была какая-то лабораторная библиотека. Пробирки были помечены номерами и буквами, а на каждом ящике — своя комбинация индексов. Видимо, к библиотеке должен прилагаться некий каталог.

Помимо нескольких скульптур мудрецов двартии, здесь на стене размещался огромный барельеф. На нем изображались некие гуманоиды со свирепой хищной внешностью — характерными для каждого были костные выступы над бровями и челюстью. Некоторые физические особенности их тел различались, но у большинства гуманоидов на лицах располагались кожные отростки, свисающее с высоких скул и на руках висели громоздкие браслеты. Они обладали тремя когтистыми пальцами на каждой руке и ноге. Скульптор изобразил их в атакующей позе и с мечами, занесенными для удара.

Ультиму показалось, что в шею ему дунул легкий холодок.

— Талантливая работа, не находишь? — промурлыкал глубокий, вкрадчивый голос.

Ультим испугано обернулся. На диване, словно в своем гнезде, вновь расположился ситх. В последний раз он видел его в черной маске, и тогда это был величественный господин. 4В-22 предупреждал, что его хозяин давно стал калекой, но к этому он Ультима не подготовил.

Перед ним сидел старик — толстый и сгорбленный под тяжестью черного сюртука. Он тоже принадлежал человеческой расе, как и Ультим, хотя при первой встречи ситх представлялся ему дуросом или еще кем-то подобным. Но это был человек. Седые пряди почти полностью закрывали ему уши. Глазницы, обрамленные густыми бровями, были темны и непроницаемы, только желтые зрачки опасливо рдели из-под них, устало взирая на мир.

— Как твои ощущения? — спросил он.

— Так себе.

— Вид у тебя, прямо скажем, неважнецкий. Но так всегда бывает. Я принес тебе мазь, смажешь синяки на ночь. Утром все пройдет.

— Спасибо.

Ультим понял по рассказам дроида-слуги, что характер у его господина очень переменчивый, поэтому следовало вести себя сдержано и не наговорить чего-нибудь, к чему можно было прицепиться.

— Я вижу, — сказал ситх, — ты не очень-то рад тому, что с тобой случилось. Это нормально. Это просто значит, что ты хороший человек.

— А разве это хорошо?

— Почему же нет?

Ультим хотел сказать, что для того чтобы пользоваться Силой совсем не обязательно быть хорошим, но он побоялся обидеть ситха.

— Ты не понимаешь, кто мы на самом деле, — сказал он.

— Мы ситхи. Разве нет?

— Да. Но все, что ты знаешь о ситхах, неправда.

Он протянул руку, увешенную перстнями, и указал на барельеф за спиной Ультима.

— Перед тобой представители расы ситхов с планеты Коррибан. Это раса была исключительно чувствительна к Силе и воздвигла свою первую Империю задолго до того, как возникла Республика. Когда-то она была рассеяна почти по всей Галактике, а сейчас о них остались лишь небылицы да россказни.

— А почему вы мне это показываете?

Ситх щелкнул пальцами, и где-то сбоку послышался свист мотора. Из темноты вылетел дроид, чем-то напоминавший 4В-22 своими паучьими конечностями. Приблизившись к хозяину, он опустил их на пол и сгруппировал свой корпус таким образом, что тот смог на него взобраться. Ситх уселся на него, как на кресло и на механических спицах приблизился к Ультиму.

— Если послушать сказки, которые рассказывают на Гессое о ситхах, — сказал он, — покажется, что нет существа страшнее на этом свете. Тебе скажут, что это летающая горгулья. Что она может принимать форму человека, чтобы завлечь жертву в чащу. Что стаи этих тварей способны до смерти загрызть заблудившихся в лесу. И массу подобной чепухи. Выискав логово ситха, поселенцы выкуривают его дымом или натравливают хищников. Или вообще взрывают все взрывчаткой…

Он поглядел на Ультима (его глаза на свету сделались зеленоватыми), словно ему следовало что-то сказать в ответ. Но Ультим не знал, что.

— Обычные люди ошибочно полагают себя носителями добра и света, — продолжил он. — А ситхов — мрачным порождением зла. Но если поглядеть на факты… Можешь мне назвать хоть одну причину, по которой люди лучше ситхов?

— Может быть, — сказал Ультим, — потому что люди друг другу помогают?

— Люди делают это крайне редко. А ситхи помогают друг другу всегда. Учитель и ученик — это необходимая дихотомия для выживания ситхов в этом мире. Еще?

Больше Ультиму ничего не пришло в голову.

— Разумный гуманоид, — сказал ситх, — это самый жуткий и бессмысленный убийца во всей Галактике. Никому из живых существ вокруг себя он не сделал ничего хорошего. А что касается плохого… Перечислять надо?

Ультим отрицательно замотал головой.

— Запомни, Сидиус, — сказал ситх, произнеся это странное слово, с которым Ультим едва мог ассоциировать себя, — все представления людей о ситхах ложны. Мы совсем не те злобные монстры какими нас изображают.

Ультим поглядел на барельеф. Лица ситхов на нем действительно не казались угрожающими — скорее умными, нервными и немного испуганными.

— А кто же мы тогда? — спросил Ультим

— Ты знаешь, что такое пищевая цепь?

— Типа быстрого питания?

— Не совсем. Это растения и животные, связанные друг с другом отношениями «пища — потребитель пищи». Как грызун и змея. Или как лань и человек. Ну или как человек и трупный червь. Считается, что гуманоиды — вершина пирамиды, поскольку они могут есть какого угодно, когда угодно и в каком угодно количестве. Но у пищевой цепи есть и более высокий этаж, о котором люди в большинстве своем не догадываются. Это мы, ситхи. Мы высшее звено в этой Галактике.

— А как же джедаи? — спросил Ультим.

— Они промежуточное звено.

— Между людьми и нами?

— Между животным и людьми, — поправил ситх. — Дело в том, что люди поставили на службу себе не только неразумных живых существ, но и хоть сколько-то чувствительных к Силе. И сделали они это при помощи той же самой системы ценностей, в центр которой был поставлен разумный гуманоид. Но об этом чуть позже.

Ультим ничего на это не сказал, а только вжал голову в плечи.

— Ситхи же не только высшее звено пищевой цепи, — продолжал ситх, — но и самое гуманное. Высокоморальное звено.

— Но мне казалось, — отозвался Ультим, — что паразитировать на других не есть хорошо.

— А разве лучше лишать животных жизни, чтобы съесть их мясо?

Ультиму опять не нашлось, что ответить.

— Что гуманнее, — продолжал ситх, — доить дающего молоко парнокопытного или убить его, чтобы пустить на стейки?

— Доить гуманнее.

— Ситхи, мой юный ученик, именно так и поступают. Мы не убиваем никого в гастрономических целях. Деятельность ситхов похожа на молочное животноводство.

Ультиму показалось, что его учитель немного передергивает — как и 4В-22.

— Эти вещи нельзя сравнивать, — сказал он. — Люди специально разводят шааков, которые были ими искусственно выведены. Или вы хотите сказать, что ситхи тоже вывели разумную форму жизни?

— Почему бы нет?

Ультим подумал, что ситх шутит. Но его лицо было совершенно серьезным.

— А как они это сделали?

— Ты все равно ничего не поймешь, пока не изучишь маскировку и манипуляции. Когда ты их изучишь, я сам расскажу тебе об этом и о том, как ситхи используют человеческий ресурс. А сейчас мы просто зря потратим время.

Ультим задумался.

— А почему тогда люди считают ситхов монстрами?

— Это позволяет нам скрывать истинное положение дел. И потом, так веселее.

— Но ведь гуманоидоподобные животные существовали в Галактике много миллионов лет?

— Чувствительные к Силе животные существовали неизмеримо дольше. И гуманоиды — не первое, что служило им пищей. Но сейчас, повторю, об этом говорить рано. У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?

— Есть, — сказал Ультим. — Но я не знаю, может вы опять скажите, что об этом говорить рано.

— Ты не в своем хлеву находишься, и ты больше не невежественный плебей. А ученик владыки ситхов. Поэтому изволь обращаться к своему учителю соответственно.

— Да, мой учитель… — прошептал Ультим.

— Так-то лучше, Сидиус. Ну так?

— Скажите, каким образом вы узнали мое прошлое по крови?

Учитель наморщился, и Ультим опасался худшего.

— Тебя интересует практический метод?

— Нет, — замотал головой Ультим, — я имею ввиду научное объяснение.

Ситх вздохнул.

— Видишь ли, мой юный ученик, любое объяснение есть лишь функция, прилагаемая к существующим представлениям. Если это научное объяснение, то оно проистекает из тех представлений, которые есть в науке на данный момент. Скажем, до изобретения гипердвигателя считали, что при попадании в космос без защитного скафандра человек взорвется, замерзнет или мгновенно потеряет сознание. Сейчас люди знают, что это не так. Меняются представления, меняется и вердикт. Понимаешь?

Ультим кивнул.

— Так вот, — продолжал учитель, — в современной науке нет таких представлений, которые позволили бы, опираясь на них, ответить на твой вопрос. Я могу это объяснить только на примере из другой области, с которой, как мне известно, ты знаком. Представь, что мозг — это просто модем для связи с сетью, где хранится вся информация. Понимаешь, о чем я говорю?

— В общем, да, — кивнул Ультим.

— Ну а дальше все просто. Когда пользователь связывается со своей ячейкой, он вводит пароль. Если ты перехватываешь пароль, ты можешь пользоваться чужой ячейкой так же, как и своей.

— Понял.

Ситх посмотрел на один из железных браслетов на своей руке и ввел какую-то комбинацию.

— Еще вопросы?

— Скажите, а что это за чулан у вас?

— Это не чулан, — сказал ситх, — а комната для медитаций. Так сказать, наше безблагодатное убежище. Но об этом ты узнаешь чуть позже. А теперь мы должны приступить к практике.

— К практике? — удивился Ультим.

— Времени у нас не так много. Ты очень сильно деградировал за эти годы и совершенно не занимался своими способностями. Ты должен держать это в голове, если хочешь компенсировать эту ущербность своими упорным тренировкам. Это вопрос твоего выживания. В твои годы ситх должен уже в совершенстве владеть световым мечом. А его связь с Силой — должна быть еще более крепкой, чем у джедайских падаванов.

Ситх протянул Ультму эбеновую рукоять, которая лежала у него на прикроватном столике.

— Держи.

Инструмент был относительно легок, но углубления для пальцев располагались слишком широко для детской руки Ультима. Внезапно из его основания полоснул яркий свет. Ультим не понял, как он это сделал, но в руке у него уже был клинок из голубой энергии.

— Что это? — спросил он.

Ситх цокнул языком.

— Обучение будет еще труднее, чем я ожидал, — сказал он. — Будь предельно осторожен. Этот меч может спасти тебе твою жизнь, но может ее испортить. Посмотри на меня. Хе-хе…

Ситх старчески усмехнулся.

— У меня нет тренировочных мечей, да и нет времени на работу с ними. Ты должен учиться на опережение. Считай это своим первым испытанием — не поранить себя световым мечем в первый же месяц. Это даст тебе нужный уровень мотивации, чтобы предельно точно выполнять технические задачи, которые я буду перед тобой ставить. Только отточенные до блеска движения в бою позволят тебе рассматривать свое оружие как друга, а не как врага. Пользуйся.

— Этот меч мне велик, — сказал Ультим.

— Детских мечей у меня тоже нет, — ответил ситх. — Работай с тем, что есть. В жизни только так и бывает. А теперь выключи его.

— Я честно говоря не знаю и как включал его.

— Выключатель прямо под твоими пальцами. Предохранитель на мечах очень плавный и органично переходит в ладонь. Это позволяет сразу же упредить внезапный удар противника, даже если меч не находится у тебя в руке. И с другой стороны, если меч выпадет из твоей руки, он тут же выключится и не нанесет вреда всему, что попадётся под него.

Ультим расслабил хватку, и столб голубого света моментально схлопнулся обратно в рукоять.

— Меня вообще удивило, что ты даже не обратил внимания на свой меч, как только проснулся, — сказал ситх. — Я его не просто так положил.

Ультим почувствовал в его словах некоторую раздражительность.

— Но я даже не знал, что это такое!

— Но это просто демонстрирует твою общую нелюбознательность к предмету твоей новой жизни. Это надо исправлять. И я безусловно возьмусь за решение данной проблемы. Но ты должен быть абсолютно послушен. В противном случае я могу слепить из тебя не совсем то, что планировал, а это ведет к жизненной катастрофе. Так что в твоих интересах, чтобы у глины не было своего творческого замысла по отношению к тому, что задумал скульптор. А теперь сядь на ковер.

Ультим двинулся к дивану, где был расстелен ковролин. «Если я буду делать все в точности, как он говорит, то не разозлю его, » — сказал он себе.

— Теперь, — сказал ситх, когда Ультим сел, подложив ноги под себя, — ты попробуешь разобрать свой меч при помощи Силы.

— Но я никогда не пользовался Силой.

— Это не правда. Например, когда ты видил свои сны, часто Сила посылала через них свои ведения. Помнишь, как тебе казалось, что веер перед твоим домом превращался по ночам в горгулью-ситха?

— Да.

— Это я таким образом пытался связаться с тобой. Или помнишь свои сегодняшние сны?

Тут Ультиму стало совсем неловко от происходящего. Он понял, что учитель читает его, как открытую книгу, и что у него нет вообще больше ничего личного принадлежащего ему одному.

— Вы и про это знаете?

Но ситх на это ничего не ответил, и Ультим не стал его переспрашивать.

— Все связывает тебя с Силой, — продолжал ситх. — Но до этого ты сталкивался лишь с бессознательными ее проявлениями и не пытался ни разу вложить свое собственное намеренье. Ты, Ультим, очень пассивен по своему характеру, а это сложно изжить из себя. Я бы не стал обучать человека подобного склада, если бы у меня был выбор. Это очень затратно. Пассивность замыкает человека в себе самом, и он не ищет реализации во вне. Он довольствуется промежуточными результатами своего труда, а это делает его неудачником.

Учитель говорил, как будто о ком-то другом, но Ультим знал, что это относится к нему. И на глазах его почему-то наворачивались слезы. Он сдержал их. Но это стоило ему больших усилий.

— Блок рукояти состоит из двух частей, которые составляют его крайние стороны. Для начала ты должен разъединить их. Приступай.

От этого последнего слова Ультиму сделалось невероятно холодно. Даже его центр тяжести куда-то исчез и ничего не сообщал, как с этим справляться. Ультим положил меч перед собой и прикрыл глаза. Он постарался представить себе эти две части меча, старался почувствовать их соединение. Но это казалось нелепым. Он просидел так минут пять, боясь что-либо сказать. Он надеялся, что ситх сам прекратит его мучения, но он не прекращал.

Тогда Ультим не выдержал:

— Я не знаю, что именно представлять.

Он открыл глаза и увидел, что учитель вновь сидит на диване и что глаза его были тоже закрыты, пока Ультим не нарушил полчанине. Тогда ситх поднял веки, и вдруг голова Ультима утяжелилась вернувшимся центром тяжести. Он почувствовал, что настояние ситха начинает портиться.

— Ты и не можешь ничего по-настоящему представить. Потому что ты не ставишь перед собой такой задачи. Ты ждешь, что твои мозг сам сгенерирует эти представления и покажет тебе их. Но он их не сгенерирует. Тебе лишь кажется, что ты обманул меня, снизив несколько активность своих мыслительных процессов. Ты думаешь, что если не думать ни о чем другом, то ощущения сами должны прийти к тебе? Это не так. На самом деле твой мозг хочет думать на совсем другую тему. Он пускается в свободный полет, и тебе кажется, что ты контролируешь его интенции, потому что освободил место для появления мыслей о реальности. Но твои мысли генерируются не о том, что происходит сейчас и здесь.

Ультим не знал, что возразить. Это казалось правдой.

— На самом деле, — продолжал ситх, — ты думаешь о своей семье и о том, что происходит в вашем поселении. Не удивляйся. Я видел твою жизнь в мельчайших подробностях и знаю, что твоих близких уже нет в живых. А потому мужайся.

— Но откуда вы это знаете?

Рука с перстнями поднялась над Ультимом, и прежде, чем он успел это осознать, его ударил разряд тока. Это напоминало статическое электричество, только больнее. Как будто тебя укололи одномоментно сотни иголок. Ультим повалился на пол.

— Это заставит твои мысли обратиться к тому, что происходит здесь и сейчас. Смирись мальчишка! Викуэи не оставляют свидетелей. Твоей семьи нет, и думая о том, чего нет, ты тратишь мое и свое время.

Ультим вновь сунул ноги под себя и сосредоточился. Тысяча мыслей пронеслась через его голову, они хотели найти решение этой проблемы, но это решение они искали не в реальности, а где-то за ее пределами и лишь наводили ненужную суету.

Центр тяжести на мгновенье снова вернулся к Ультиму. Он хотел сообщить ему что-то, но ситх уже успел махнуть рукой, и из его пальцев полетели молнии. Ультим этого не мог видеть закрытыми глазами — это вдогонку сообщало ему предчувствие. Но слишком поздно. Удар был обжигающе страшным и заставил выгнуться от боли. Вокруг Ультима бушевали паутинки тока и нервно прорезали воздух мелкими вспышками.

— Теперь ты, кажется, обратил свое внимание на меня! — гаркнул ситх.

Ультим предпринял еще несколько попыток, между которыми учитель то и дело кричал и истязал его. Потом он просто бил его, и Ультиму оставалось лишь отвернуться и считать вспышки боли. Ситх работал размерено с перерывами, раздирая ему спину от лопаток до поясницы, пару раз доставалось и по лицу. Спина уже вся горела адским пламенем, пот тек с мальчика градом, и он из последних сил сжимал зубы, но стоны все равно просачивались сквозь сомкнутые губы. Было больно. Больно и унизительно.

Учитель бился над ним в течении еще трех часов, а под конец страшно разозлился, ругался, кричал. От страха Ультим забился под стол и категорически отказывался вылезать. Ситха тоже понять можно: пытался найти достойного ученика, чтобы можно было его быстро обучить, а получилось нечто противоположное. Потеряв всякий интерес к его мучениям, ситх успокоился и безмолвно отправился в комнату медитации, оставив Ультима лежать на полу в истерике и слезах.

Ультим менял свою сущность не сразу и не легко.

В первые дни он чувствовал себя так, как будто ему сделали тяжелую операцию на мозге. По ночам ему снились кошмары. Ультим тонул в бездонном черном болоте, окруженном кольцами каменных глыб, или сгорал в пасти огромного камина. Но тяжелее любого кашмара был момент, когда он просыпался и ощущал новый центр своей личности, стальную сердцевину, которая не имела с ним ничего общего и в тоже время была его сутью. Так Ультим воспринимал постоянное присутствие Силы и мидихлориан своего учителя, вошедших с его умом в симбиоз.

Кошмары еще какое-то время снились Ультиму, пока он не перестал воспринимать их как кошмары и не смирился с тем, что ему приходилось видеть такие сны. Нечто похожее ему пришлось проделать, чтобы осознать, что его семьи больше нет, хотя где-то подсознательно он еще воспринимал их живыми.

После первого урока, который преподал ему ситх, Ультим еще несколько дней боялся попасться ему на глаза. Он понял, что все равно не сможет впечатлить его импровизацией и что перед порцией новой порки должен предоставить хоть какой-то результат личной работы.

Ультим пытался в одиночку разобрать меч при помощи Силы, но это было так же безрезультатно, как и в день урока. Спина еще отваливалась, и от боли ему было трудно сосредоточиться. Тогда Ультим просто пытался перемещать предметы по воздуху. Мидихлорианы ситха имели свои положительные эффекты — во всяком случае Ультиму это давалось намного проще.

Прежде чем разбирать меч силой мысли, Ультим решил, что должен в точности знать, что представляет собой это оружие. К счастью в гало-зале была обширная библиотека, которая ему в этом помогла. Следуя инструкции, Ультим вручную разобрал меч на запчасти и собрал его снова. В первый раз собрать меч правильно ему не удалось. Так он практиковался пока не выучил название каждой запчасти и ее назначение.

Наконец, детали разобранного меча уже танцевали в воздухе, словно небесные тела вокруг голубоватой звезды (ее роль исполнял кристалл). Ультим, скрестив ноги, сидел на диване в картотеке. Он чувствовал, как матрица эмиттера соединяется с системой линз, как подключается энергоблок, через который пройдет источник света и преобразуется в линзах, и, наконец, кристаллы, встав на свое место, оформят его в непроницаемое лезвие.

Ультим открыл глаза. В ладонь ему вложилась цельная рукоять. Предохранитель сработал, и из основания поднялось голубое пламя.

— В таком виде тебе следовало прийти ко мне на первый урок, — прокомментировал это ситх. Ультим расценил данную реплику как форму похвалы.

В общем, первые дни ситх Ультимом не интересовался, разочаровал он его, но потом, видимо, решил окупить свои вложения. По его мнению, Ультим должен приносить пользу, не за бесплатно же его содержать. Тогда-то и начался для него персональный кошмар.

После часов изнурительной боевой подготовки, у Ультима оставалось свободное время — и он продолжал понемногу исследовать свое новое жилище. Гало-зал с библиотекой ситха с самого начала вызывали у него любопытство. Мальчик не сразу понял, что это не была общественная библиотека, где он мог получить систематические знания, а скорее центр связи на секретной военной базе с кодами доступа и стратегическими разработками.

Впрочем, даже здесь он нашел для себя много полезного.

Больше всего на свете он стремился узнать о том, кем является его учитель. Сам ситх мало что рассказывал о себе. 4В-22 познакомился с хозяином, когда он был куплен им вместе с космическим кораблем — тем самым, что стоял и пылился в их пещере. Но большая часть жизни до их знакомства была окутана тайной.

Сначала Ультим решил выяснить все о ситхах и поискать некоторые их практические уроки, которые могли бы помочь ему в обучении. Так он думал, что сможет избежать наказания, если будет действовать на опережение. И некоторые результаты это давало.

Он читал о Первой Империи на Коррибане и о том, что с ней стало, когда пришли темные джедаи во главе с Аджанто Поллом. Но в этом Ультим не нашел много пользы, скорее просто прояснил для себя историю вопроса. Сведения о гражданской войне между истинными ситхами и реваншистами тоже не дали ничего дельного, но навели его на историю Дарта Ревана.

В последующем Ультим понял, что идеи темных джедаев не были чем-то однородным с самого основания и до сегодняшних дней. Они бродили, воспевали своих мучеников и взращивали сомны своих еретиков. Раннее Сит’ари было революционным. Это учение, которое формировалось в постоянных войнах, где множество идей, мнений бурлило. Этот вулкан извергался на протяжении многих столетий, и магма медленно оформлялась и застывала, уступая место рьяному догматизму.

Иногда этот факт играл с Ультим злую шутку, поскольку учителю приходилось повторно редактировать его картину мира, разрушать некоторые представления, исторически ставшие тупиковыми ветвями развития.

— Чего ты себе этим мозги пудришь? — бормотал он недовольно. — Дарт Реван вообще был не прав по части контроля. Древние учения, Сидиус, следует изучать с предельной долей осторожности, особенно когда мы говорим о ситхах. Никогда не знаешь, в какой момент они скажут очередную глупость. Это порой легче заметить в пособиях джедаев по боевым искусствам.

В общем-то Ультим, после прочтения тонны книг, понял, что его учитель тоже в своем роде еретик. Даже более того. Он заметно расширил сферу деятельности наук Темной стороны, не только большое внимание уделяя алхимии, но и продвинувшись в область генетики. Он походил на продвинутого суперзлодея, который вместо архаичного служения злу встал на путь прагматизма, и не чурался добра, если оно способно быстрее привести его к цели.

Это Ультим понял, когда учитель, видя, что он движется немного не в том направлении, начал сам преподавать ему некоторые основы.

— Маскировка и контроль — это два главных искусства, в которых должен совершенствоваться ситх. Их следствием является власть. Умеешь ли ты маскироваться и контролировать? Умеешь ли ты властвовать?

Ультим отрицательно покачал головой.

— Я тебя научу.

Ситх устроился в своем «гнезде» на диване, а Ультиму было велено сесть на пол.

— Маскировка и контроль — на самом деле одно и тоже, — сказал ситх. — Это два столпа современной цивилизации, которые смыкаются в арку высоко над нашими головами.

Браслетом, висевшим на его руке, ситх включил небольшой гало-проектор, стоящий в комнате. Перед Ультимом возникли фигуры обнажённых твиликек с одного популярного круглосуточного канала.

— Все, что ты видишь на картинках — это маскировка, — сказал ситх. — А столбики из букв между ними — это контроль. Понял?

Ультим кивнул.

— Можно сформулировать иначе, — продолжал учитель. — Все, что человек говорит — это контроль. А то, как он при этом выглядит — это маскировка. На стыке этих понятий возникает вся глобальная культура.

Ультим развивался быстро и без особых усилий, но одновременно теряя свою внутреннюю ненаполненность. Учитель предупреждал, что эти занятия сделают его старше, так как реальный возраст человека — это объем пережитого. Воруя чужой опыт, Ультим платил за него своей неопытностью, которая и есть юность. Но в те дни происходящее не вызывало у него сожалений, потому что запасы этой валюты казались ему безграничными. Расставаясь с ней, Ультим чувствовал себя так, словно он сбрасывал балласт, и невидимый воздушный шар подымал его в небо.

— Люди считают, что в современном глобальном обществе нет идеологии, — говорил ситх, — потому что она не сформулирована явным образом. Но это заблуждение. Идеологией анонимной диктатуры является маскировка.

На словах у ситха все выходило гладко, но Ультиму трудно было понять, как это картинки полуголых теток с бриллиантами на грудях или дорогой космолет могут быть идеологией режима. Учителя, казалось, совсем не волнует, что перед ним все лишь мальчик. Он говорил заумными словами, не столько стремясь объяснить ему что-то, сколько пустить пыль в глаза.

К счастью, был эффективный способ прояснить вопросы такого рода. Если Ультим не понимал чего-то, что говорил учитель, он спрашивал об этом 4В-22, и получал альтернативное объяснение. А если что-то неясно в объяснении дроида, он спрашивал ситха. В итоге Ультим двигался вверх, словно альпинист, поочередно хватавшийся за колья то с одной стороны, то с другой.

— Почему учитель называет маскировку идеологией? — спросил он у 4В-22.

— Идеология, — отвечал дроид, — это описание невидимой цели, которая оправдывает видимые средства. Маскировку можно считать идеологией, поскольку это ответ на вопрос «во имя чего все это было».

— Что «все это»?

— Открой один из своих учебников по истории и перечитай оглавление.

К тому времени Ультм узнал уже достаточно концепций и терминов, чтобы продолжить разговор на достойном уровне. Так, на одной из боевых тренировок, он решился заговорить об этом с учителем снова.

Тренировки проходили в ангаре, где стаял космический корабль. Ситх сидел в стороне, только его алый меч рассекал воздух. Ультим защищался, напор алого пламени пугал, яростные быстрые удары, были нацелены на поражение уязвимых мест: горло, живот, кисти рук. Шипение клинка о клинок. Ультим успевал лишь ставить блоки и больше ничего. Он отскакивал, чтобы получить передышку, но меч ситха снова рядом, снова нападал. Удар — блок. Искры с лезвий. Лицо ситха вдалеке выражало азартный оскал, глаза желтые и циничные.

— А как тогда сформулировать центральную идею маскировки? — спросил Ультим.

Он отпрыгивал, атаковал. Ситх сверкал глазами, как сумасшедший. Он, не прерываясь, парировал все его удары без усилий, росчерк клинка — и на запястье Ультима уже дымилась рана.

— Очень просто, — отвечал ситх. — Переодевание.

— Переодевание?

— Только понимать его надо широко. Переодеванием может быть переезд из деревни в столицу, с Кристофсиса на Корусант, пересадку кожи с ягодиц на лицо, покраску волос, пирсинг и все такое прочие. Весь современный дискурс тоже сводится к переодеванию — к новой упаковке тех нескольких тем, которые разрешены для публичного обсуждения. Поэтому я говорю, что контроль разновидность маскировки, а маскировка разновидность контроля. Понял?

— Не слишком весело. Мне казалось, маскировка обещает чудо.

— Да, — согласился учитель, — маскировка обещает чудо. Но это обещание чуда маскирует полное отсутствие чудесного в жизни. Переодевание и маскировка — не только технология, но и единственное содержание идеологии. И контроля тоже.

— А зачем нам, ситхам, это изучать?

— Чтобы успевать за пульсом времени.

— А если выяснится, что пульс времени совсем не такой?

— Какой пульс времени на самом деле, — ответил ситх, — никто знать не может, поскольку у времени нет никакого пульса. Есть только рекламные вывески и модные редакторские колонки о пульсе времени. Но если они скажут, что пульс времени такой-то и такой-то, то все начнут это повторять, чтобы идти в ногу со временем. Хотя ног у времени тоже нет.

Клинок ситха погас и стрелой вернулся в руку господина. Ультим понял, что раунд закончен. Пот заливал ему глаза. Дыхание сбилось, руки болели, болели заживающие раны!

— И так во всей Галактике? — спросил Ультим.

— Это везде. Проследи за тем, что происходит во время человеческого общения. Для чего человек открывает рот?

Ультим пожал плечами.

— Главная мысль, которую разумный гуманоид хочет донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к более престижному потреблению, чем они могли подумать. И что их тип потребления гораздо менее престижен. Этому подчинены все социальные маневры. Более того, только эти вопросы вызывают у людей стойкие эмоции.

— Мне казалось есть и другие люди, — сказал Ультим.

Ситх кротко посмотрел на него.

— Потребление — это не только еда и одежда, — ответил он. — Но и интеллектуальный труд. Ничего другого в людях ты не встретишь. Меняться будет только конкретный тип потребления. Это может быть потребление вещей, культурных объектов, концепций, состояний ума и так далее.

— Отвратительно, — сказал искренне Ультим.

Ситх поднял палец с громоздким зеленым камнем на нем.

— Но презирать за это человека ни в коем случае нельзя, — сказал он. — Для ситха это так же постыдно, как для гунгана — смеяться над шааком из-за того, что у него между ног уродливое жирное вымя. Мы должны жалеть их. Кроме нас их не пожалеет никто.

— Хорошо, — сказал Ультим. — А как ситхи контролируют людей?

— Именно при помощи маскировки. У маскировки есть два аспекта. Во-первых, это жгучий, невероятно мучительный стыд за нищее убожество своего быта и телесного безобразия. Во-вторых, это мстительное злорадство при виде нищеты и убожества, которое не удалось скрыть другому человеку…

— Но ведь маскировка, — отозвался Ультим, — это что-то привлекательное. Где оно тут?

— Ты думаешь, как человек, — поморщился ситх. — Ну-ка, скажи мне сам, где оно тут?

Ультим задумался. Он понял, почему ситх постоянно сетовал на его слишком большой возраст. Человеческие привычки и стереотипы мышления очень глубоко прошили его мышление.

— Я не знаю, — сказал Ультим.

— Ничто не бывает убогим или безобразным само по себе. Нужна точка, с которой можно себя соотносить. Чтобы девушка поняла, что она нищая уродина, ей нужно включить один из каналов на гало-проекторе, где ей предъявят богатую красавицу. Тогда ей будет с чем себя сравнить.

—А зачем это девушке?

— Объясни мне это сам, — сказал ситх.

Ультим задумался.

— Это нужно… — и вдруг ситская логика правильного ответа стала ему очевидной, — это нужно, чтобы те, кого рекламные стенды превращают в нищих уродин, и дальше финансировали их из своих скудных средств.

— Правильно, — кивнул учитель. — Но это не главное.

— Маскировка движет вперед экономику?

— Это слишком человеческая логика. Ты не муун и не представитель Банковского клана, Сидиус. Ты ситх! Сосредоточься.

Ультим молчал — ничего не приходило ему в голову. Подождав с минуту, ситх сказал:

— Цель маскировки, чтобы жизнь людей проходила в облаке позора и презрения к себе. Это — прямой результат потребления образов успеха и красоты. Эти качества, конечно, относительны. Но заставляют страдать они по-настоящему.

— А зачем это нужно?

— Чтобы поставить человеческое мышление в жесткие рамки и скрыть истинное его место в симбиозе человечества и ситхов. Если мы хотим скрыть какой-то объект, достаточно сделать так, чтобы о нем никто и никогда не думал. Для этого нужно всегда держать мышление гуманоидов под надзором, то есть контролировать маскировку. Когда границы установлены, за их приделами можно спрятать целый мир. Именно в нем ты сейчас и находишься, мой юный ученик. А ситхи очень хорошо спрятались.

Ультим кивнул.

— Кроме того, — продолжал ситх, — маскировка дезориентирует в пространстве. Например, в мире много зла. И это знают все. Но о том, что именно является источником зла, каждый день спорят новостные каналы. И это самое поразительное. Люди способны понимать природу зла без всяких объяснений, одним инстинктом. Сделать так, чтобы она стала непонятна — сложный магический акт.

— Да, — с грустью согласился Ультим, — это похоже на правду.

— Культура служит нам, ситхам, чем-то вроде колючей проволоки с пропущенным сквозь нее током — ею мы контролируем не человеческое тело, а человеческий ум. Она отделяет территорию, на которую нельзя попасть, от территории, с которой нельзя уйти.

— Поразительно, — сказал Ультим.

Учитель ответил на это молчанием.

Так постепенно Ультим становился Сидиусом.