Кинг-Кросс (джен)

И нету мне ни отдыха, ни сна,

Я сумасшедш, разбит, уныл и зол.

Сижу напротив грязного окна…

lissius

Это надоевшее, набившее оскомину, завязшее в зубах старое кино мне крутят уже по непонятно которому разу. Я сбился со счёта. Что вы хотите? Там наверху — что вы хотите? Я должен выводы сделать? Я смотрю на свою жизнь от рождения до смерти, снова и снова. Что я должен сказать? Да, я ничтожество. Да, я никчёмен. Я сволочь, я не любил людей; я был мелочен, злопамятен, слеп.

Вы мне слишком часто это показываете, чтобы я уже хоть что-то чувствовал.

Вам нужно моё раскаяние? Я недостаточно мучился, когда погибла Лили? Столько лет жить одним чувством вины. Тот, кто во мне это чувство пестовал, добавил ещё, долил в мою чашу всклень. Да, я знаю, я виноват: слишком мало я придавал значения судьбе её мужа, и судьбе плода чрева её. Я грешен. Эй… Кто там есть? Это так надо, да? Послушайте, вы, так нечестно! Я ведь сожалею, между прочим. Искренне сожалею. Да, я был ревнивым кретином, когда думал: пусть не я, кто угодно, только не Джеймс. Знаю: я должен это как-то прочувствовать.

Но не могу.

Вы скажете: я себя жалею. Не скрою. Жалею. А кто ещё меня пожалеет, кто? Хоть кто-нибудь за мою чёртову жизнь меня хоть раз пожалел?

О, я знаю, кто ко мне приходил под видом чёрного пса! Что, Сириус, совесть заела? Ты-то тут, наверняка, теперь ангел с крылышками, и весь в белом.

И не надо меня тыкать носом в моё желание, чтобы он пришёл опять. Не надо.

О чём я забыл? Да, мальчики были ко мне добры, правда. Они хорошо обо мне говорили. Драко — это я могу понять. А Поттер… Лучше бы он меня ненавидел. Это было бы понятно и объяснимо.

Зачем вы напоминаете мне о Хижине, о моём малодушном «Посмотри на меня»? Не буду отрицать: мне хотелось, чтобы мальчишка понял меня — даже не столько Поттер, а хоть кто-нибудь узнал бы правду и понял меня.

И разве он не понял тебя, Северус Снейп?

Ты хочешь, чтобы тебя пожалели, а сам ты пожалел кого-нибудь хоть раз, Северус Снейп? Ты смотрел на этого ребёнка изо дня в день. Подумал ли ты о нём хоть раз не как о приложении к Джеймсу Поттеру, не как о сыне Лили? Ты платил по счетам, но что стоит такой долг, когда нет любви? Нельзя жить только виной, Северус Снейп. Никому не стало легче от того, что ты любил женщину, потом возненавидел её, потом предал её, потом всю жизнь казнил себя за это. Никому не стало легче от того, что ты, обвиняя подростка в том, что он ведёт себя, как подросток, сам ничуть от него не отличался в своим тридцать с чем-то лет. Вспомни, Северус Снейп, кому ты в жизни сказал хоть одно доброе слово, кому ты посочувствовал, кому ты помог не потому, что так надо было, а потому, что так желала твоя душа?

Не может быть, чтобы этого не было. Не может быть такого!

Я просто не помню. А вы молчите!

И я начинаю хохотать, потому что никаких «их» нет. Это я разговариваю сам с собой.

* * *

Зал за прошедшее время зарос грязью. Дожди почти не прекращались, растения, ломающие плиты, тащили за собой землю. Плиты крошились, почвы становилось всё больше. Вода вымывала её из всех щелей. Я почти не выбирался из своего угла. Стоило пройтись, как под ногами начинало хлюпать и чавкать.

Откуда-то появился мусор: обрывки бумаги, какие-то ржавые жестянки, почему-то магловские пластиковые бутылки. Всё это странно пучится, ползёт в сторону моего закутка. Лениво отшвыриваю ногой то бутылку, то жестянку.

И никакого просвета.

* * *

Он появился неожиданно. Тут всё случается неожиданно — это уже перестало хоть как-то волновать. Он появился неожиданно: молодой рыжий парень, длинноволосый, худой. Волосы стянуты в хвост. На парне мешком висела какая-то футболка неопределённого цвета, в дырки на джинсах выглядывали колени. В руке у него было ведро, под мышкой магловское приспособление для мытья окон. Он что-то насвистывал себе под нос, быстрым шагом направляясь в сторону моего угла.

— Эй! — окликнул я его. — Ты чего надумал?

Парень посмотрел на меня насмешливо. У него были пронзительные голубые глаза.

— Окошко тебе пришёл помыть. А ну-ка, подвинься.

Он только посмотрел на ящик, на котором я сидел, и тот сам по себе отъехал в сторону. Я еле удержался и не свалился на пол.

Парень макнул в ведро с водой щётку и стал мыть окно сверху вниз. Он уже не насвистывал, а вполне отчётливо напевал юношеским баском:

— Ich bin der Doktor Eisenbart

Valleralleri, juchhei!

Кurier' die Leut' nach meiner Art,

Valleralleri, juchhei!

Kann machen dass die Blinden geh'n

Valleralleri, juchheirassa!

Und dass die Lahmen wieder seh'n!

Valleralleri, juchhei! (1)

— Ты издеваешься, что ли?! — завопил я, пытаясь встать с ящика, но меня словно приклеили к нему.

— Я? — парень засмеялся. — Да что ты, Северус? Лучше, чем ты сам над собой издеваешься, никто не сможет. Совсем опустился, грязью зарос.

Я невольно посмотрел на свою хламиду.

— И ничего не зарос, — ответил я с каким-то обиженными детскими интонациями. — Я просил, что ли, меня сверху поливать?

— Конечно, — парень перевернул щётку другой стороной и резинкой стал сгонять вниз грязную воду с окна. — Тут ничего не происходит без твоего желания, Северус. Только есть желания высказанные и осознанные, а есть — неосознанные и невысказанные.

— А ты кто такой?

— Я-то? Мойщик окон, как видишь, — ответил парень. — Отработка у меня такая. Хожу и мою окна таким, как ты.

— Каким таким?

Я наконец-то отодрал себя от ящика и пытался подойти ближе, но безуспешно. Теперь ног от пола оторвать не мог.

— Которые в чистилище.

Рыжий домыл окно до половины и занялся нижней его частью, безжалостно смывая прочерченные мной на пыльном стекле линии.

— А я в чистилище?

— Ну а где же ещё-то? — усмехнулся парень. — В раю, что ли? Я вот тоже в чистилище. Работаю, как видишь. Но это у всех по-разному, как и жизнь разная была.

Парень домыл окно и посмотрел на дело своих рук.

— Ну вот. Теперь жить можно, — промолвил он. — Долго тебя пришлось искать, Северус. Очень долго.

Он посмотрел на меня, и я увидел, что глаза его как-то странно блестят.

— Давай-ка, выбирайся отсюда. Тебя ждут и ищут.

Он повернулся и пошёл прочь. Чуть сгорбившись, и походка совсем не молодая. Меня сорвало с места.

— Альбус! — заорал я так, что задрожали ещё сохранившиеся на потолке стёкла.

Мойщик остановился и повернулся ко мне, выронив из руки щётку и ведро. Грязная вода выплеснулась ему на кроссовки.

— Альбус!

Я кинулся к нему, спотыкаясь, поскальзываясь на липкой грязи. И стоял он так странно далеко. Я бежал, падал, и вновь поднимался, и вновь бежал. И наконец налетел на него, повис на шее, разрыдавшись. Он крепко обнял меня, и я завыл от неожиданности, от тоски, от страха. Я чувствовал это объятие, как будто был живым, и это было впервые за всё время, что я находился здесь.

— Узнал, — пробормотал Альбус, поглаживая меня по спине.

Он так и остался молодым парнем — так странно было видеть его таким. Мне даже колдографии времён его юности ни разу не попадались. И всё-таки это был Альбус: его глаза и улыбка. Вот только он тоже плакал сейчас.

А я всё никак не мог опомниться и тискал его плечи, проверяя, не видение ли он.

— Я жив! — прошептал я, наконец.

— Конечно, ты жив, мой мальчик. Смерти нет.

Он погладил меня обеими ладонями по голове.

— Мне пора. Тише… — поспешил добавить он, глядя, как исказилось моё лицо. — Мы обязательно увидимся вновь. Обязательно.

Он улыбнулся, отстранился и поднял ведро и щётку.

— До встречи, Северус, — он неожиданно подмигнул мне и пошёл в сторону несуществующего железнодорожного полотна — просто длинная яма, без рельсов. Дойдя до края, он сделал ещё шаг и пропал.

Оставшись один, я побрёл в свой угол. К чистому окну.

Пора было посмотреть, наконец, что же там, за ним.

Что ж, я привык доверять Альбусу.

Подойдя к окну, я почти прижался к стеклу носом. Сначала я ничего не увидел. И вообще я ожидал увидеть какой-то пейзаж или город за окном. Но всё яснее вырисовывался старый кабинет в Хогвартсе. Директорский кабинет. Удивлённый донельзя, я не мог оторваться от увиденного, подмечая какие-то перемены в обстановке, которую знал от и до. Мне показалось вначале, что кабинет пуст. Но вот я чуть сдвинул голову, и оказалось, что я могу обозревать всю комнату. По кабинету ходила женщина с седыми волосами, одетая в тёмно-синюю, почти чёрную мантию. На плечи её был накинут клетчатый плед. Затаив дыхание, я ждал, когда женщина обернётся, и я увижу её лицо. И вот она обернулась.

Я отшатнулся и схватился за голову.

— Она старая! — закричал я неизвестно кому. — Она старая!

И вновь кинулся к стеклу, стуча по нему кулаками, пытаясь разбить. Но тщетно.

Зато женщина вдруг нахмурилась и поспешила в мою сторону. Она подошла почти вплотную, глядя вроде бы и на меня, и как будто сквозь. На мгновения наши глаза встретились.

— Северус? — осторожно позвала она. — Ты что-то сказал?

Она протянула руку и погладила стекло с той стороны.

— Северус, не молчи.

.................

(1) Я — доктор Железная борода,

тра-ля-ля,

Лечу людей по-своему,

тру-ля-ля,

Могу заставить слепых ходить,

тра-ля-ля,

А параличных — снова видеть!